Новатерра. Часть 4. Хранитель

Пристав ответил после длинной паузы.

— Погоди, погоди, я никого, вроде, в известность не ставил... Ты не ясновидящий?

— Ну, по совести сказать, даже самый паршивенький гетман всегда отличался этим грешным делом, особенно с утра, и что уж тогда говорить о гетманах вели... Что?! Что ты сказал?! Поймал вражеского агента?!

— Ну, я бы не стал так скоропалительно...

— Отставить сомнения! — рявкнул гетман, да так, что, совершенно того не желая, разбудил супругу. — Немедленно Кучинскому под нож!

— Ух, как оно царя-батюшку накрыло-то! — саркастически заметил Коробицын. — А как же гуманизм, законы и обычаи войны, рыцарская честь?

— Я Женевских конвенций не подписывал. А рыцарская честь — понятие взаимообязывающее, обоюдостороннее.

— Так с рыцарями же воюем, вот как раз и выходит...

— Не факт, что с рыцарями! — отрезал гетман. — Во-первых, наши теоретические выкладки требуют подтверждения. А во-вторых, рыцари в своё время не травили водоёмов, рыцари не вырезали безвинных крестьян.

— А псы-рыцари...

— А если это псы-рыцари, то о какой чести речь?! Кобеля-дворняжку можно обозвать Адольфом, но благородным волком он от этого не станет. Так что дрекольем их да кнутовищем!.. Ладно, всё это лирика. Я бегу.

— Так уж не торопись, клиенты без сознания.

— Клиенты?!

— Саня, это не телефонный разговор. Очнутся они не так уж скоро, позавтракать, во всяком случае, успеешь. Я — в штабе.

— Как я тебе завидую! Шести нет, а ты уже в штабе, — сбрасывая нахлынувший кураж, ухмыльнулся гетман.

Настроение было прекрасным, ибо даже тех, кто упрямо звал контрразѓведчиков 'бериевскими палачами' и лично управлял подъёмным краном, свергавшим с постамента Феликса Лубянского (десятки тысяч по стране плюс Ростропович с Новодворской), — а гетман к таѓковым если и относился, то с брезгливостью, — всегда манили и влекли известия спецслужб.

Вынужденный 'жаворонок' быстро поднялся, чмокнул в оголённое плечо жену, выслушал, куда ему идти вместе с тем, кто звонил, широко распахнул окно, взъерошил свалявшиеся волосы и смело двинул в сторону прихожей. Благо ещё, вовремя опомнился — их стало больше! А господин полковник — пёс с ним, что без погон и портупеи, но даже самых чахлых... хм, эполет. Среди философов античной Эллады одно время бытовало запредельно лаконичное определение Человека — дескать, это живое существо без перьев. Опроверг его знаменитый бочкожитель Диоген Синопский. Он ощипал петуха и воскликнул: 'Вот человек!'. Примерно таким человеком выглядел сейчас Полковник всея Руси.

Молодцеватый гвардии полковник облачился в кимоно, с минуту покрасовался перед зеркалом, представляя, как будет геройски молотить рыцарей с их наймитами тяжёлым кулачищем, ножищами, кнутовищем, дрекольем народного гнева и булыжниками — оружием возмущённого пролетариата, — после чего на пике боевой готовности вышел в прихожую. Где с изумлением буквально напоролся на Алёнку.

— ...штыком — коли! Прикладом — бей... Хм! Вот те раз! Привет, малыш! Чего не спится?!

— Доброе утро, Алексан Саныч! — пробормотала смутившаяся девушка. — Дэн отпросился погулять, я дверь отперѓла. Алина Анатольевна говорила, что ему можно выходить без присмотѓра, просила лишний раз не баловать его... этим, как его... сопѓровождением. Простите, если что не так... я...

Наблюдая за растерянной девчонкой, Александр просто млел. Чёрный цвет невесомого её халата изумительно контрастировал с небесной лаѓзурью очей и высочайшей пробы золотом волос. Он приблизился, крепко обнял Алёнку и буквально окунулся в эти волосы.

— Малыш... мой сладкий малыш, ты всё сделала абсолютно верно, и незачем передо мной оправдываться. А вот мистер Дэн со своими утѓренними пожеланиями гулять мог бы держаться чуточку скромнее, не будить людей с утра пораньше. Перетерпеть какое-то время он, взрослый пёс, вполне способен. Так же как и обнаглеть в один момент. К примеру, завтра поднимет тебя в четыре.

— Он хороший, жалко его, — прошептала девушка Александру на ухо, да так, что душу обожгла. — А я очень люблю раннее утро. Знаете, по утрам всегда было тихо и спокойно, потому что эти двое...

— Брейк!

— Что, Алексан Саныч? — не поняв, всё же осеклась она.

— Есть такой вид спорта, бокс, где состязание атлетов судья останавливает этой командой, иначе говоря — стоп, разошлись... Не было 'тех двоих', моя хорошая! Ты умерла в День нашествия Чумы, а воскресла у нас дома. Поняла?

-Я... я... я... я поняла. Если бы это ещё было возможно!

— В нашем невозможном мире, девочка, возможно всё...

... — Кроме одного — познать Будущее, — протявкал пёс-хранитель...

— ...А ты молчи!

— Молчу, Алексан Саныч!

— Ой! — осёкся в этот раз уже гетман, аж зажмурился, сконфуженно пряча глаза. — Что ты, милая, это я — не тебе. Показалось, Дэн залаял.

— А разве он может вас отсюда услышать? — лукаво поглядела на него Алёнка.

— Конечно! Я ведь уже четыре года учу и воспитываю его.

От краткой перепалки с бестактным ангелом-хранителем гетман ощущал себя полным идиотом. Необходимо было срочно перевести разговор на другую тему, пусть даже запредельно идиотскую.

— Кстати, девочка, давным-давно хочу тебя спросить, — замялся он. — Ещё с позавчерашнего вечера. Кое о чём. О чём же..? Ах, да! Ты сказала: Завтра обязательно наступит. Ты, что, умеешь предсказывать будущее?

Вопрос получился идиотским даже сверх ожидания. Пожалуй, следовало бы ещё спросить, не состояла ли Алёнка в рядах дивизии СС 'Галичина', умеет ли играть в стоклеточные шахматы и не приходится ли бабушкой Борису Моисееву...

Куда более, однако, гетмана сразил ответ. Во взгляде девушки как будто развернулась ширь Вселенной.

— Да, умею, — ответила она без тени колебания. — Правда, не всегда и не во всём. Честно говоря, довольно редко.

— А как это происходит? — насилу выдавил ошарашенный Александр.

— Не знаю, Алексан Саныч, просто чувствую. К примеру, то, что Завтра обязательно наступит. Так было всегда. Но этого может и не случиться.

— А перед Тем Самым Днём, когда..?

— Я поняла, батюшка, — на глазах Алёны выступили слезы. — Я всё помню... я знала... чувствовала... просила папу быстро уехать из города... у нас был домик... далеко-далеко... мама не хотела...

— Прости, малыш! Не нужно об этом.

— Ничего, батюшка, всё хорошо...

'Батюшка!' — сыронизировал про себя гетман, умилённо наблюдая за шевелением её губ.

— ...А ещё иногда прилетает белый леѓбедь. Очень красивый и добрый. И спрашивает: наступит ли Завтра?.. Это он рассказал мне о вас. Только он говорил: хорошо бы вам встретиться. А я сразу почувствовала — мы встретимся! Даже видела вас. Всадником Апокалипсиса на коне белом. Я никогда никому не говорила об этом. О вас. И не скажу, — тут она снова прижалась к щеке Алекѓсандра. — Не бросайте меня, батюшка! Умоляю вас! Я не причиню вам зла и хлопот! Просто не смогу без вас! И не захочу! Я люблю вас!.. Нельзя, наверное, такие вещи говорить... но я не могу, больше не могу!!!

Алёнка плакала, а он молчал. Не мог прийти в себя. Вот это уже был не морок! Это — просто... Вообще..!!!

— Малыш! Милый мой малыш! — прорвало наконец Александра. — Я всегда буду рядом с тобой, клянусь! Я ведь тоже люблю тебя.

Единственный процент сомнений будто испарился. Гетман решил однозначно: если Алёнка уйдёт из этого дома, то однозначно вместе с ним. Но — нет! Она останется. Алина понимает. Алина, кажется, сама желаѓет этого. А кем останется — не суть оно и важно. Решат они — второй супругой, так завтра новороссы узаконят многоженство; а скажут 'нет' — пусть ищут себе нового соседа, друга и Верховного Главнокомандующего!..

Всё это время девушка, словно в бреду, шептала: 'Любишь меня...', но тут внезапно осеклась.

— Ой, батюшка, вас ведь ждут на работе!

— Откуда ты знаешь? — чуть расслабившись, улыбнулся Александр.

— Чувствую...

Пока он брился в ванной, то хмурясь, то улыбаясь самому себе, в душу тихонько постучали мягкой лапой. Войти, конечно, разрешил, но только для мужского разговора.

— Пришёл, бродяга?! И даже постучался! Удивительно!

— А чего ты..?!

— А ты?! Какого чёрта лезешь, когда мы разговариваем с... ну, с девушкой?!

— Ой-ой-ой, какие мы чувствительные!

— Да уж почувствительнее многих!

— Это уж точно, — вздохнул хранитель, как-то вдруг утратив свой апломб. Гетману даже стало жаль его. — Ты не подумай, я ведь только прикиѓдываюсь наглецом и хамом. Я чурбан, сынок, можно сказать, урод по сравнению со всеми вами, а уж с Нею — и подавно! Рад, в смысле — хо-рошо, что вы объяснились, что ты принял верное решение. Береги Её. Возможно, Ей нет равных во Вселенной. Дарую тебе пост Хранителя!

— Хранителя? — гетман опешил. Собственно, он и не выходил из этого состояния. Уже который день. — Хранителя... и что я должен делать?

— Хранить. Её. А остальное — на твой вкус, меня это не колышет, — в посланнике Всевышнего на миг проснулся прежний хам.

А в Александре — гетѓман и полковник.

— Хранителя, говоришь? А ты имеешь на это право, ангелочек? Ну, должности раздаривать.

И Запределье отвечало. Да таким Голосом, что усомѓниться ему не пришло и в голову.

— Мы имеем право, сынок!

— Я понял! — гетман вытянулся перед зеркалом. — Благодарю за доѓверие, Господи! Не подведу!

— Уж постарайся! Господи, говоришь... Какой профан! Ну, ничего, коль доведётѓся встретиться, поговорим.

— Все у Вас будем, Ваше Высоко... э-э, Господи!

— Ой, только молчи, профан! И внемли: к тебе идёт человек со злыми намерениями. Не верь ему. Он совершил великий грех. Впроѓчем, возможности разобраться у тебя есть.

— Благодарю Вас, Господи! А кто он?

— У тебя очень умная жена...

— Я понял Вас, Господи, не утруждайте себя и простите, что переѓбил! Разрешите еще вопрос?

— Валяй, сынок!

— Что нужно от нас противнику, какова его цель?

— Вот тут я ничем тебе помочь не могу. Он, великий интриган и конспиратор, прикрыт мощным ментальным экраном, а я не всесилен, поверь. Одно скажу: хоть вы и часто ошибались в эти дни, но шли в целом правильным путём. Дерзайте, думайте и чувствуйте. В чувствах главная человеческая сила. А мне пора, сынок, дела. Желаю тебе удачи! Всем вам.

— И вам того же, Господи! Огромное спасибо!

— Да иди уже! — тявкнул в ответ нахальный ангелочек. — Разрешите покинуть вашу чахлую душонку?! Цалуйтеся со своей миленькой! Без ушей, гы-гы-гы-гы!..

И зазвучал в голове гетмана перезвон сорока сороков...

Господи, единый мой!

Слышу звон малиновый...

Рваную холстину я

Сделаю картиною!..

И не услышал он за благовестом крайне важного, если не главного:

— Да вот только я — совсем не тот Господь, какого ты имеешь в виду. Ну, или не совсем тот. Впрочем, лично для тебя сегодня это не особо существенно. Придёт время — узнаешь (авт.: Вы, уважаемый Читатель — в следующей книге). Если, конечно, доведётся... Дерзай, Александр!..

— ...Аль! Аль!!! Что с тобой?! Тебе плохо?! — услышал он сквозь пелену из Ничего, Нигде и Никогда.

Открыл глаза. И обнаружил, что стоит, уткнувшись головой в зеркало ванной комнаты. Наверное, давно.

— Который час? — прохрипел, не оборачиваясь.

— Семь десять.

Давно! Почти что час...

Гетман, пошатываясь, развернулся, как учили, через левое плечо. Рядом с ним стояла взъерошенная, обалдевшая Алина, из-за косяка двери выглядывала Алёнка с похожим выражением лица.

— Что случилось? — спросил, безуспешно пока что пытаясь прийти в себя. — Отчего паника на корабле?

— Идём ко дну ударным темпом, — без тени улыбки на лице прошептала жена. — Это я, дорогой, хочу спросить тебя, что случилось. Алёнка почуяла неладное и подняла меня, а я...

Как вдруг Алина осеклась. Стоя к зеркалу боком, гетман не видел своего лица, но ощущал, как все черты его в буквальном смысле каменеют.

— Ты был Там... — одними губами произнесла она.

— Я был... Нигде, — ответ пришел без воли Александра.

— Щенок?

— Нет, Алька. САМ!

— Боже!

— Вот именно...

— И что?!

Лицо Алины, несмотря на бронзовый загар, сейѓчас немногим отличалось от мелованной бумаги.

Из кухни долетел шипящий звук, Алёнка ойкнула и унеслась, оставив их наедине. Как вовремя! Твои проказы, Боже?..

— Что? То, что ночью ты была права.

— В чём, Аль?

— Возможно, мы ещё при жизни увидим собственные лики на иконах.

— Она?!

— Она... ОНА! И ты.

— Что я, Аль? Что я? Простая баба, — супруга чуть не плакала. — В Священном Писании есть такая фраза: оставь, что тебе до нас, Иисус Назарянин!

— Не знаю, Алька, не читал. Но тебе... тебе большой привет. От Самого, поняла? И от меня — спасибо.

— За что, Аль?! Оставь...

— Нет, Алька, это ты оставь! Я говорю чистую правду... Конечно, если не сошёл с ума, и встреча не пригрезилась. Я знал, что мне необычайно повезло с тобой, Он только подтвердил. А спасибо — за сказѓку. Бедный рыбак на подходе. И, кажется, я точно знаю, кто это.

— И я догадываюсь...

— Вот-вот... Всё, Алька! Тема закрыта и забыта.

В дверном проёме снова появилась девушка. И гетман, улыбнувшись, переключился на неё:

— Малыш, мне стало плохо, видимо, устал за эти дни. Ты очень вовремя подняла Алину, иначе я не удержался бы на ногах и ходил с шишкой.

— А великому гетману это категорически запрещено, — съязвила Алина. И этот тон был правильным для создавшейся ситуации. — Пошли кофе пить, хворый ты наш. Алёна сама готовила, только отвлеклась на тебя, не обессудь, если что не так.

— Вчера Алексан Санычу мой кофе не понравился, — горестно вздохѓнула девушка и опустила ресницы.

Гетман с удовлетворением отметил, что кофе у Алёнки 'мой'. Между тем даже завуч гимназии, 'Промокашка' Куракина, в быту относила его к среднему роду, за что однажды удостоилась нелицеприятного разговора с правителем — задача сохранения русского языка в эпоху Новатерры возлежала прежде всего на учителях.

— Из чего ты заключила, моя прелесть, что не понравился? — гетман бережно обнял её за талию.

— А вы оставили почти половину в чашке.

— Только лишь потому, что спешил. Кофе был прекрасен.

А про себя — именно про себя, то бишь о самом себе — подумал: болван, ведь мог же выплеснуть!

— Наверное, вы... это... ну, преувеличиваете.

В глазах её мелькнули первые лукавые искорки. И это впрямь было прелестно!

— Больше тебе скажу, малыш, я вру, — признался гетман, усаживаясь за стол. — Твой первый, я подчеркиваю, первый в жизни заваренный тобою кофе, причём без помощи Алины, был по качеству довольно средним. Но я знаю мноѓгих общинников, которые в течение... Мать, когда мы надыбали кофе?

— Лет пять, мне кажется, назад, — предположила супруга.

— Спасибо! Так вот, многие из нас в течение пяти лет практически ежедневно занимаются этим, и выходит у них гораздо хуже, поверь. А сегодня, — он сдеѓлал маленький глоток, посмаковал и дал правдивую оценку. — М-м! Он еще не прекрасен, но вполне хорош. Ты очень способный человек, моя маленькая спасительница! Вероятно, ты сама ещё не знаешь всех своих качеств и способностей.