Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Вся наука по карманам шарить у мужиков? Такая наука? Этому научился? Задавить бы тебя прямо здесь.
Никто ничего толком не понял. На рожах удивление, а потом злорадство. Волк проиграл! Надо же!
— Мессир Вирхофф? Мессир Вирхофф? Это вы? Вы?— только и произносил Олл раз за разом, пытаясь заглянуть мне в глаза.
— Давай, Олл! Своим коронным! Давай! — подзуживали его кроловцы, очевидно не раз наблюдавшие лихость Волчонка в драке. Раздались хлопки в предчувствия зрелища. Пикар не упускал из вида ни одного нашего движения. Меч доставать не спешил. Слушал наш разговор. С интересом слушал.
Я отпустил Волчонка и повернулся. Только два шага и я у повозки. Меч... С черной руной Грам. Он мне нужен.
— Мессир Вирхофф, это вы? — загородил мне дорогу Олл.
— Я Вирхофф? Карманы вывернуть?
Волчонок покраснел от стыда. Уже не плохо. Совести побольше, чем у меня.
— Эй, Пим, помоги мальчишке, — проорал Крол. — Видишь, не по волчьим зубам боец.
Здоровенный детина, вышел со второго ряда, отбросил не доеденный кусок. Обтер руки о штаны, с хрустом повел плечами. Здоровья у Пима на десятерых.
Делаю шаг. Остается еще один. Я успею. Мне не зачем волноваться.
Пим отличался житейским здравомыслием. Раз противник не торопится бежать, значит следует обеспечить себе больший перевес в схватке. Он на всякий случай отцепил от пояса чекан.
Олл оглянулся на Пима и встал, прикрыть меня.
— Место освободи, коли кишка тонка, — пробурчал Пим.
— Сейчас увидим, у кого какие кишки, — огрызнулся Олл и вытянул меч.
Пацаны сопровождавшее Олла, тут же оставили потрошить барахло и, не сговариваясь, присоединились к нему.
— Буза! — кликнул своих Крол. — Непорядок парни. Буза!
Кроловцы зашевелились, с неохотой оставляя промысел и подтягиваясь к центру двора. Стало тесновато.
— Ты чего взбеленился? — недоумевал Пим.
Он едва успел отпрянуть, уходя от выпада Олла. Клинок чиркнул по одежде, не дотянувшись до горла.
— Руку тверже, — посоветовал я ему. — И зря не махай, не позорь Ваянна. Бьешь, значит бей. Их тут вон сколько, умаешься.
Олловы пацаны покосились на мои слова. В глазах нескрываемое уважение и решительность не отступить. Они не отступят.
Делаю шаг к оружию и, не глядя, нашариваю мешок.
— Прямо Глисонское противостояние, — расхохотался кто-то из таскаров.
Смех тоненький, гаденький. Сам весельчак в задних рядах. В бою всякое случается. Лучше уж подальше от передовой линии.
Рядом треснуло сухое дерево, и к нам присоединился дед Еня. В руках обломыш оглобли.
— Языком то не мели, о чем не знаешь! — в сердцах произнес дед.
Крол развеселился. Ох, и боец из тебя, старый! Просмеялся, махнул пикару. Приступай. Мне тут восстание ни к чему.
— Ты много знаешь, — прохрипел пикар. Взгляд у него нехороший. Если до этого был любопытствующий, то теперь злой.
Его парни ловко охватили нас в кольцо. Хлипенькое, но не упустят. Знают что делают. Придется впрягаться.
"Это тебе не в гареме сунул-вынул," — припомнил я вчерашние баллады.
На сердце пусто. Никаких переживаний. Развязал вязки, растянул горловину.
— Ты бы отошел дед, — тихонько попросил я.
Еня не обратил на мои слова внимания.
— А чего мне знать, — заворчал дед на пикара. — Вот так же против гюйров стоял, как против тебя сейчас стою.
— Не путаешь, старый? — выкрикнул кто-то со смешком. — С памятью как? Порядок?
— Не путаю. С ополчением был, — пояснил Еня, прилавчиваясь к дрыну. — У моста. И сыны мои со мной стояли.
Пикар полинял в лице. Злоба ушла, осталось растерянность.
— Это когда? — тянет речь пикар.
— Перед отступлением. Мы к мосту подошли, из-за леска, а капитан Дарешка войско свое стал отводить на другой берег.
Пикар резко, гарда клацнула, вбросил меч в ножны.
— Они уходят, — произнес он низким срывающимся голосом.
— Ты чего? — вылупил на него глаза Крол-боров.
— Сказано они уходят. Все вернуть что взяли, — орал пикар. В голосе не гнев — боль, обида и стыд. Он повернулся к деду. — Не отступали мы отец. Драпали. Спасибо тебе. И сынам твоим спасибо, — и в пояс поклонился старику.
Никто не посмел ослушаться. Все что забрали, вернули. Тем из кроловцев кто воспротивился, ясно дали понять, их вонючие жизни не дороги никому на этой земле.
Крол побледнел от гнева, но ничего поделать не мог. Против пикаровских его ребятишки луговая трава против косы.
Двор оживился движением. Люди, вдохновленные внезапным спасением, стремительно разъезжались. Не дай бог передумают, как тогда обернется?
Собрались и мы. Быстро как могли. Вик юркнул в фургон и наблюдал за двором в дырочку в тенте. Гутти проявив сноровку, не стесняясь, подобрала подол и, блеснув ляжками, заскочила следом. Дед Еня осуждающе скривился. Что скажешь? Баба есть баба.
За Гутти в повозку загнали Рауфа.
— А ты чего тянешься? — рассердился на меня дед.
Только подождав меня, сел сам.
— Пошла родимая! Пошла! — подгонял Еня лошадку, но хлыстом не разу не приложился.
Олл увязался провожать. Шел обок фургона, придерживаясь рукой.
— Я ведь с вами хотел в поход, в разведку. Подрался. В каталажку засунули. Я их просил, мол, отпустите, вернусь, хоть повесьте. Нет, и слушать не стали. А всего-то одному гаду в морду въехал. Барончику..., — сбивчиво рассказывал Олл. — Чуть-чуть опоздал. На денек. А потом никуда и не взяли. Сказали вы без приказа ушли, — и едва улыбнулся. — Я так и знал, что вы вперед них пойдете...
Он косится на мой медальон.
— А у меня такой отобрали...
Обойдется без моих сочувствий. Не маленький.
— А как там Джако? — пытается разговорить меня Волчонок. Ему важен этот разговор.
— В Роше командует, — отвечаю я. Как ни зол, а все-таки мой парень. А по жизни всякий может споткнуться. Главное не упасть. Подниматься тяжелее. Да и не многие поднимутся.
— Вместо вас!? — восхитился Олл. Его переполняет радость. Обыкновенная радость. От того что встретил меня, оттого что может поговорить о своих. Мы из одного логова! Это до сей поры часть его сущности. Лучшая часть. Несмотря ни на что.
Киваю. Так и есть.
— А Ален? Он как? Он из нас первый на мечах. Его капрал Ли хвалил. И Ваянн. Обещал, помирать будет, клинок ему свой отдаст.
Они дружили. Олл и Ален. Не то чтобы не разлей вода, но Олл из немногих, кто сошелся с молчаливым парнем, желавшим всем сердцем воевать и отдавшим свое сердце за взгляд черных глаз. Что рассказать, тебе Олл? Соврать?
— Погиб Ален. И капрал. И Ваянн. И Линье.
Волчонок останавливается, провожает меня долгим взглядом. Ему не вериться в услышанное. Сам бы не верил сколько жил на белом свете. Да вот беда, был я там. Был.
Олл делает шаг, второй. Переспросит? Нет. Останавливается. Не хочет, не может услышать еще раз моих слов.
Да, Олл, Волки, даже если они из одного логова, гибнут. Они не заговоренные. Нет, к сожалению. А война. Война она свое забирает всегда. Худших, лучших.... Лучших чаще. Тех, кого любишь и кто тебе дорог... дороже дорогого... почему-то обязательно первыми.
— Вот так вышло парень, — прощаясь, говорю ему.
Или самому себе....
0-6.
Лошадка без понуканий тащит наш фургончик. Переезжая ручей, не потянулась мордой хлебнуть холодной водицы. Животное, а понимает, неприятности имеют способность повторяться. Так что лучше убраться подальше. Вот и торопится скотинка. Однако лошадь не Т-90, рано или поздно пристанет. Тем паче никто особенно пешком идти не старался. Дед Еня правил, Гутти смирненько сидела рядом с ним. Они в полголоса переговаривались. Рауф листал талмуд с чертежами и формулами. Наверно по рассеянности держал его низом вверх, а может талант у него и образование, все равно как книгу читать. Их что с начало в конец, что поперек читай, толку мало. Вик из солидарности тоже уткнулся в какую-то брошюру. Я глянул. Не про Любовные Ристания ли? Слава богу, нет. А то сильно ушлый. Про таких говорят, на муравейнике деланный.
Смотрю на тянущийся позади нас пейзаж. На золотые поля, залитые щедрым солнцем. Тепло, светло, а я хочу зимы. Представляете, не к душе мне эта благодать. Хочу снега и морозов.
Сколько бы не ехать молчком рано или поздно завяжется разговор. Найдется самая пустяковая причина его начать. Надоедливая муху, тряская дорога, дождик, старая сплетня... Мало ли. Главное, каждому предоставят слово. Выскажешь ли свое суждение или выдашь чужое за собственное, его примут, поддержат, оспорят, не согласятся или осмеют. Полный плюрализм!
Рауф отложил фолиант, почесал внизу, потеребил нос. Вздохнул. Поморщился. Может мыться пора?
— Вот вы давича мессир Лех грозились мемуары писать...
— Это я погорячился, — признаю ошибку.
— А сами-то как книгам?
— Предпочитаю где бумага помягче, букв поменьше, а картинок побольше.
Рауф поманил Вика и забрал у него брошюру.
— Вы мудры, — похвалил меня энциклопедист. — А некоторые, по молодости лет, тратят драгоценное время на.... , — и Рауф принялся читать*.
...Ты суди хоть так, хоть сяк,
Вещь хорошая кабак!
Вот устало, входишь внутрь,
Сразу чарку подают.
Выпьешь, крякнешь как гусак,
Особливо натощак.
Глядь по глядь — кругом народ,
Кто напился, а кто пьет.
Пьют, скажу все без разбору,
С закусоном или без,
До соплей иль до позору,
Для сугреву иль по спору,
В общем, пьешь, коли залез!
Пьет боярин чин по чину,
Аж, икает всем нутром,
Заедает осетром,
И косится на купчину,
Здоровенного мужчину.
А купчина парень хват,
Без закуски лупит, брат!
Кружек десять опрокинул,
И ему все нипочем!
Да купчине не почину,
Что б валятся под столом.
— Это что? Реклама злачных мест? — спросил я удивленный чтивом.
— Мемуары некоего Глуза Сарандина.
— В одном он прав. Без кабаков не обойтись. Тем паче они на каждом углу.
— Конечно! Обедать где? — влез в разговор Вик. Ему горело поучаствовать во взрослом споре на равных.
— Дома питаться не пробовали молодой человек? — строго выговорил ему Рауф.
— Дома дрянью всякой кормят. То каша на молоке, то суп овощной.
— А в кабаке?
— Там весело, — резонно заметил Вик. — И шашлык.
— Это да, — согласился полный сарказма Рауф и продолжил чтение.
Босота вовсю гуляет!
Пляшут, весело орут!
Тут ребята не зевают,
Того гляди чего сопрут.
Тот сидит без выходного,
Пропил все, что смог пропить,
Но не хочет уходить!
Раз уж масть ему идет,
Он хозяина зовет,
И грозится, что пропьет,
Хочешь руки, хочешь ноги
Или лысину в пуху!
Или то, что там в паху!
Словом коли деньги есть,
В кабак смело можно лезть.
— Про деньги — справедливо! — отдал я должное наблюдательности рифмача.
Вик победно глянул на Рауфа. Получалось я на его стороне.
— А нет ли там чего-нибудь о благородном обществе, о рыцарях и прекрасных месс? — попросил я энциклопедиста.
Он нашел.
Уж обедня миновала,
Все утихло, улеглось.
Все, от крыши до подвала,
Забавлялись, чем моглось.
Графский повар молодой,
Лечит тестом геморрой.
В светском обществе у дам
Случился подлинный бедлам.
Юный паж за рубль двадцать
Дает за яйца подержаться.
Фрейлин Нюра тет-а-тет,
Графу делает минет.
В столицу тянет так молодку,
Вот и тренирует глотку.
Стоны старого скопца,
Повергают в слезы камень.
Он ведь банщик
Моет барынь!
И заходится тоской
От судьбинушки лихой.
— А чего? Нормально, — заявил Вик.
— Надо говорить темная вещь, — подучил я его.
— Простите, не понял? — навострился Рауф.
— Темная. От слова тема.
Вик мне подмигнул. Рубишь в жизни, старый!
Я чуть с повозки не выпал. Старый?! Хотя для него Тутанхамон и есть. Или младший брат Тутанхамона.
— А дальше про любовь, — предупредил Рауф, перелистывая страницу.
— Лучше не надо, — отказываюсь от услуг чтеца.
— Подумаешь, новости — скорчил обиженную мину Вик. — Нам школьный дворник уже давно про все рассказал.
— То есть ты теперь во взаимоотношениях полов человек подкованный. Может нас просветишь? В сходстве и различиях.
— Люди они, что пиво в кеге, — приосанился Вик. — Только о женщинах судят по плотности, а о мужиках по градусу.
Гмм... Верно подмечено, ничего не скажешь.
Рауф счел возможным подкрепить разговор подходящей цитатой.
...У неё такая грудь
Ну не грудь, а просто жуть!
Будто... О! Два каравая
Опрокинул кто-нибудь!
Ну, а попа! Мать родная!
Что обнять!? Не обойти!
Ох, братва с ума сойти!
Белотела, белокожа,
Правда, конопата рожа.
И такая бородень
Прикрывала ей мандень!
Охо— хо.... Не к худу ль вспомнил?
— Ты бы лучше гербарий собирал, читарь, — посоветовал я пацану.
— А мне в школе на лето задали, — заметил мне Вик.
Есть, есть у учителей манера испортить людям отдых. Летом погода, рыбалка, гульбища, игрища, а они тебе — прочитать Анну Каренину и сделать выводы. А какие выводы? Не ходите по железнодорожным путям. Там и знаки весят на каждом столбе. Или о чем думал Болконский подъезжая к дому Ростовых. Да о чем он мог думать? О том же что и поручик Ржевский. О скользком рояле.
Рауф вернул книжку Вику. Перехватил посмотреть. Я конечно в свое время с большим удовольствием изучал ,,Луку Мудищева", чем ,,Евгения Онегина", а рассказик ,,Баня" (или ,,В бане", не помню уже) не в пример занимательней истории любви Ромео и Джульетты, так что слишком порицать Вика не имел морального права.
Листнул пару страниц, прочел размышления автора.
...С неба дождик мелко сеет,
Сырость тянется с низин.
Кто спит с бабою своею,
Кто чужой приладил ,,клин".
Кто в пуховую подушку
Потихонечку сопит.
Кто в трактире за кадушкой
Беспробудно пьяный спит.
Кто с молодкой на свиданье
Тешит бойкий язычок.
Ну, а кто в судьбе печальный
Лечит йодом трипачек.
И чему научит такая книга, попав в руки сопливого пацана? Ничему. Или у мамки денег украдет на геройские дела или, разбив копилку, которую собирали всей семьей с момента его рождения, завалит в бордель. И там на всю катушку. Хорошо если обманут и будут два часа голову дурить, а если к делу допустят?! Такие таинства откроются! Всем педсоветом страны потом не переучить!
— Хорошо, что не Любовные Ристания, — резюмировал я наш диспут.
— Пройденный материал, — снисходителен к моей отсталости Вик.
— Меня утешает, что у вас пока нет интернета, — вернул я книгу владельцу. — Куда бы тогда от грамотеев вот таких бежать?
— А что это? Интернет?
— Это картинная галерея, куда переехали бордель, помойка, библиотека и школа.
— Элитная гимназия, — опечалился Вик. Из простонародья в высшие учебные заведения не берут. По расовым и сословным соображениям.
— Самые безобидные из книг — поварские. От них только жрать охота. А в остальном нейтральные, — озвучил свой взгляд на проблему чтения и досуга Рауф. К его мнению стоило прислушаться. Как никак ученый человек. Голова!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |