Мастер Ветра-2(общий файл)

Лонгнаф присел и принялся кончиком ножа чертить на льду. Он надувал щеки и морщил лоб, но дальше разных комбинаций рун из главного круга дело не шло. Венцом его творчества стали кое-как соединенные знаки огня и силы.

— Пойдет? — самодовольно поинтересовался он. И тут же отпрыгнул на сажень, когда наполненная силой конструкция полыхнула короткой, резко ударившей по ушам и глазам вспышкой.

Пока он хлопал глазами, избавляясь от плавающих перед глазами черных пятен, я соединил руны "плен" и "свет". На посеченную каменной крошкой, ноздреватую поверхность льда упал небольшой, с яблоко, светящийся шарик.

— Пойдет?

— Издеваешься, да? — Лонгнаф присел на корточки и осторожно протянул руку к рунному факелу. — Почему он не летит?

Я пожал плечами. Откуда мне было знать, что ему требуется летающий фонарик?

— Поразительно, — чужак поднялся, держа шар на ладони. — Он прохладный. А говорил — не умеешь...

Пришлось вновь пожимать плечами. Еще минуту назад я и не умел.

Тени трусливо попрятались по углам большущей комнаты, а их хозяйка — тьма — отступила к дальней стене.

— Он долго продержится? Не хотелось бы остаться без света на половине пути.

— Зажгу новый, — улыбнулся я. — Пошли?

Лонгнаф, словно герой из детских сказок, несущий на ладони свет, шагнул внутрь пещеры. Я высвободил меч от остатков ткани, в которую его заворачивал для удобства, пристроил клинок на сгибе локтя, и последовал за чужаком.

Шаги, шорох ткани, поскрипывание кожи. Звуки отражались от купола потолка, от совершенного, невероятно ровного полированного пола. Смешивались, раздваивались, множились, наскакивали один на другой, создавая невообразимую какофонию. Пугая наши жмущиеся к ногам тени, что тянули, звали назад, к серому небу, к воротам, к вертикальному разрезу оставленного позади привычного мира.

Чужак осторожно, будто по зыбкой болотистой почве, двигался вперед. Поворачивал светящийся шарик в стороны, вновь и вновь вглядывался в отшлифованные до зеркального блеска каменные покатые стены. Приговаривал, словно заклинание от сглаза:

— Ничего не понимаю, — и тут же, с секундной паузой, отвечая самому себе невнятной абракадаброй: — Аналогично!

— Что? — начал было шепотом спрашивать я, но вздрогнул, примолк, потрясенный до холодка по спине грянувшими со всех сторон свистящими "щщщщтоооооо".

— Что ты ищешь? — проглотив комок застрявших в горле слов, все-таки спросил я.

— Ничего не... понимаю... Где, мать его... привратник?

— Кто? — удивился я. Моей фантазии не хватало, чтоб представить себе человека, добровольно бы согласившегося жить в этом месте, только чтоб открывать двери редким путникам. Слой пыли на тускло поблескивающем полу не был потревожен ни единым следом. — Здесь никого не было, по меньшей мере, с лета.

Спутник раздраженно дернул плечом и зашагал быстрее. Пришлось поторапливаться, чтоб не отстать. Идти вне освещенного круга было жутковато.

— Ага! — торжествующе вскричал Лонгнаф и поднял рунный фонарь повыше. — Вот и он!

А я одним, не сохранившимся в памяти, движением сдернул меч с руки и выставил острие в сторону пары глаз полыхающих алым во тьме. Чем вызвал целый взрыв смеха у чужеземца.

Прямо по центру удивительной, явно рукотворной пещеры стояло огромное — под потолок, чудовище. Бронзовое, кое-где отсвечивающее зеленью, перевитое ужасными вздутыми мышцами тело. Сверкающие огнем глаза. Жуткие, размером с кинжал, когти на лапах. Из-за не плотно сжатых губ виднелись клыки с палец длинной.

— Эй! — продолжая веселиться, гаркнул Лонгнаф. И трудолюбивое эхо разнесло его залихватский призыв по всей утробе Низамийских гор. — Болван! Просыпайся! Не видишь, кто перед тобой?!

— Вы что? Знакомы? — не рискуя оторвать взгляд от рубиновых глаз чудища, краешком губ спросил я.

— Вроде того, малыш, — небрежно отмахнулся чужеземец. И снова заорал во всю силу:

— Образина, подъем!!!

Верное традициям духа-хранителя нашего мира, подгорное чудовище не обращало ни какого внимания на крики демона. И, если до Басры чужак так и не смог добраться, то бронзовый исполин был вот он, прямо напротив. Покраснев от гнева, следопыт выхватил два длиннющих кинжала, прыгнул вперед и одновременно ударил в живот и в грудь недвижимого монстра.

На древней бронзе добавилось царапин. Упавший на пол и подкатившийся под ноги чудищу светящийся шарик четко высветил изъеденную временем поверхность металлической статуи. Глаза, теперь недосягаемые для света за высокими скулами, потухли, и стали видны большие красные кристаллы вставленные в незрячие зрачки статуи.

— Хоть раз получилось? — невинно поинтересовался я.

— Чего? — неохотно отозвался Лонгнаф.

— Хоть одна статуя выполнила приказ? Ты, главное, не опускай руки... Пробуй еще. Рано или поздно — получится...

— Заткнись, — рыкнул чужак. — Без тебя тошно.

9

Лонгнаф, раскорячившись в нелепой позе, пытался одной рукой стравливать веревку, а другой поддерживать сползающие штаны. Непокорная деталь одеяния не добавляла ему хорошего настроения, но и мне шутить над его нелепым видом в голову не пришло. И все потому, что другой конец той самой веревки петлей охватывал искалеченную левую руку, а за поясом снятым с чужака примостился громоздкий, неудобный и слишком тяжелый, единственный имеющийся у меня меч.

В шаге за спиной бронзового истукана полированный пол пещеры обрывался совершенно ровным, словно обрезанным по нитке, провалом. Сброшенный с обрыва светящийся шарик скрылся в глубине нагромождения каких-то корзин, мешков и свертков на глубине не более пяти или шести саженей. Так что пришлось воображать новый — не хотелось оставаться без света в гулкой пустоте таинственного туннеля.

Решили спускаться. Чужака гнало вперед любопытство, а меня мысль о поджидающем внизу, у спуска с тропы, отряде Нарата. Даже ограниченная каменными сводами свобода показалась привлекательней почетного плена.

— Ну что там? — Лонгнаф полностью отпустил привязанную к ноге статуи веревку и склонился над обрывом, подсвечивая себе рунным фонарем.

Ноги не доставали до дна, и как бы ни выворачивал шею, рассмотреть — что же ждет там внизу, у меня не получалось.

— Не вижу...

— Погоди. Я сейчас, — заторопился следопыт, и лег на живот, хватаясь за натянувшийся трос. Потом стало темно — он спрятал шарик за пазуху. И только по дрожанию веревки я понял, что чужак спускается следом.

Сначала он пребольно заехал мне в ухо пяткой, потом проехался шершавыми сапогами по руке и встал ногами на плечи. Хихикнул, шумно почесался и полез ниже.

— Вроде бы тут не высоко, — сообщил следопыт, придерживаясь за мою поясницу.

— Ну, так прыгай, — веревка впилась в кожу многострадальной руки, выдерживая тяжесть сразу двух человек.

— Ага, щас. Не видно же ничего...

Не знаю, как долго бы мы еще препирались. Точку в споре поставил бронзовый красноглазый красавец, у которого попросту оторвалась та самая нога, к которой чужестранец привязал трос. Тяжеленная бронзовая штуковина подпрыгнула на самом краю с колокольным перезвоном и ухнула следом за нами. Через секунду с истеричным визгом рассыпалась и вся остальная скульптура.

Тьма наполнилась треском сминаемых нашими телами и конечностью истукана корзинок, шипением невидимых тварей и воплями следопыта, который приземлился неудачно — точно на задницу. Я свалился сверху, так что была моя очередь хихикать.

— Блин, твою мать... Блин! — заорал чужак прямо мне в ухо и умудрился подпрыгнуть прямо из сидячего положения. — Подомной что-то ползает!

Светлячок не зажегся с первого раза. Пришлось зажмурить глаза до багровых кругов, до искорок, до боли, чтоб забыть, отрешиться от темной пещеры и неведомой твари, что ползала под ногами. Наконец упругий шарик появился на ладони. По глазам ударило светом, по ушам — каким-то особенным, совсем уже злобным шипением.

И тут же выхватил из-за лонгнафова пояса такой неуклюжий, дрянной прежде, и такой любимый, обнадеживающий меч. Потому что прямо передо мной — рукой дотянуться — танцевала на хвосте здоровенная, в руку Велизария толщиной, зубастая змеюка.

Я тут же атаковал. Слишком тяжелое для руки оружие пронеслось мимо цели, вынудив потянуться плечом следом. Гад, как мне показалось, коварно блеснул глазом, показал отвратительный раздвоенный язык и прыгнул вперед. Пришлось, как щитом, прикрываться зажатым между большим и мизинцем светящимся шаром. Веревка, все еще опутывающая запястье, натянулась, едва не вынудив меня грохнуться на бок. Вынудила шагнуть, запнуться о какую-то рухлядь, припасть на колено.

Змей торжествующе кхекнул и кинулся к левому плечу. А у меня совсем не было пространства для замаха. Хрустнув непривычными к клинку суставами, я вывернул запястье и что есть мочи рубанул по металлом блестевшему телу твари.

Остроты припаянной к грубой бронзовой заготовке стальной полосы хватило, чтоб добраться до позвоночника гадины. Змеюка сломалась и рухнула в нагромождение плетеных коробов и корзинок.

— Забавно, — прохрипел я пересохшим горлом.

— Охренеть, — легко согласился Лонгнаф, выпутываясь из веревочной ловушки. — Башка с два кулака. Расскажи кому — не поверят.

— Возьми собой, — фыркнул носом я. — Станешь показывать.

— Ага, — снова согласился чужак, но к умирающей в конвульсиях гадине не спешил. — Какой дурак навалил сюда все это?

— А что там? — в предательские коленки пробралась дрожь. Пришлось усесться спиной к скале.

— Тряпки какие-то, мышиное дерьмо, кости...

Следопыт взял у меня с ладони фонарь и принялся пинками расшвыривать корзиночный завал, сторонясь, тем не менее, подрагивающей туши змеи.

— Ха! — вскричал он, остановившись вдруг. — Я, кажется, знаю — что это такое!

— Степняки строили гнездо для гадюки?

— Степняки? А, ну да. Кто же еще... Они это все притащили в дар нашему одноногому истукану — вот что я думаю.

— Зачем статуе тряпки и мышиное дерьмо? — удивился я.

— Затем же зачем и обглоданные кости, — оскалился Лонгнаф. — Нахрен не нужны. Только, похоже, туземцы об этом имеют свое собственное мнение. Может они считают краснорожее чучело Богом...

— Насколько мне известно — нет, — как бы я не морщил лоб, ничего такого из разговоров с ойонским шаманом я припомнить не смог. — Может быть раньше. Не похоже, что сюда ходят часто.

— Это точно, — усмехнулся чужак. Все его попытки усесться на серые от старости корзины заканчивались гибелью плетенок. — Прежде чем пойдем дальше... Ты понимаешь, что назад больше дороги нет?

— Конечно, — кивнул я, поднимаясь на ноги. — Надеюсь, у пещеры есть другой выход.

— Должен быть... Давай фонарик, — заросший волосами по самые глаза следопыт потянул меня за все еще привязанную к запястью веревку, помогая подняться. — Иначе придется его проделать... Верни мне пояс и пошли. Пока остальные твари не решили, что степняки вернулись с новыми жертвоприношениями.

И снова Лонгнаф пошел впереди, подсвечивая путь зажатым в кулаке рунным факелом. Пещера больше не казалась тронным залом князя-грязнули. На полу попадались глубокие выемки — оступись, и ноги вмиг переломаешь. То и дело встречались странные влажно поблескивающие наросты. Некоторые из них доставали до пояса, и было мерзко даже думать о том, как к ним притрагиваешься, не то, что прикасаться к этим каменным слизнякам. Так что приходилось больше внимания уделять тому, куда ступаешь, чем сомнительным красотам окружающего пейзажа.

Дно каменного прохода устилали мельчайшие каменные чешуйки — крупнее песка, но недотягивающие размером до прибрежной гальки. Они шуршали под ступнями, хрустели, переламываясь и сдвигаясь с места. Было немного не по себе создавать столько шума при ходьбе, но что я мог поделать? Тем более что в тенях скрывались и другие существа, не менее шумные, чем мы с чужестранцем.

— Помнишь, какая толстенная была та змеюка? — изо всех сил скрывая озабоченность, выговорил я.

— Ну да, — непонятно чему обрадовался следопыт. — Как бревно! Ты молодчина, что смог угробить ее с одного удара!

— Я тут подумал...

— Пещера поворачивает. И уклон появился. Похоже, мы все-таки можем выйти к берегу реки...

— Хорошо бы... Так я подумал: а что едят гады такого размера?

Лонгнаф остановился, словно наткнувшись на невидимую стену. В его руке, золотом в свете рунного шара, блеснул длинный кинжал.

— Вот зачем ты это спросил, а? — сквозь сжатые зубы процедил чужак. — Так хорошо шли... Вряд ли я обрадуюсь, если зверушка, не попавшая на обед к змее переростку, придет благодарить нас лично.

— Поздно, — и действительно — нашего мнения ни кто не спрашивал. Из темных углов отчетливо доносились цокающие звуки — коготки по каменной крошке.

— Бежим! — выкрикнул следопыт, и широкими шагами, высоко подняв руку с шаром, побежал во тьму. Я не отставал — откуда только силы взялись. Несся так, что чувствовал левой, изуродованной шрамами, стороной лица тепло тела своего спутника.

Стены прорытой безумной землеройкой каменной кишки то сходились, то терялись во мраке. Мимо пролетали призраки мокрых каменных шишек. Потолок то терялся в вышине, то норовил скинуть шапку с головы. Изломанные, истерзанные светом тени метались под боевой марш наших шагов.

Пещера, порадовавшая нас напоследок довольно крутым спуском, стала забирать вверх и уменьшилась до неприличного лаза, по которому иначе как на четвереньках не пройти. Сходу нырнувший в теснину Лонгнаф через минуту уже, что-то энергично выговаривая на демонском языке, катился вниз.

— Фууух, — утирая лицо и бороду от каких-то белесых волокон, выдохнул он. — Не убежим. Придется встречать их здесь...

— Надеюсь, это не собаки, — чуть отдышавшись, поделился я. — Не люблю убивать собак.

— Не собаки, — прислушавшись к топоту лап, решил следопыт. — Собаки бы лаяли. А эти молча бегут... Да и откуда здесь собакам взяться?

— Демоны знают, откуда они все время берутся, — пожаловался я. — В самой что ни на есть глухомани и то встречаются.

— Я вижу, ты здорово разбираешься в повадках собак, — хлюпнул носом чужак. — Но это, все-таки крысы!

Они теснились на самой границе освещенного шаром круга. Огромные — с крупную кошку, грызуны с отвратительными подвижными розовыми носами, толстенными безволосыми хвостами и лапами, так похожими на ладонь человека. Сзади, из тьмы, прибывали все новые и новые твари, но ни единая из них не решалась преступить невидимую границу. Так, словно стая поджидала команды дрессировщика. Или приказа крысиного воеводы. Или просто, пока исчезнет раздражающий, режущий глаза, слишком яркий свет. Я не чувствовал этих животных, как ощущаю любую живую тварь в лесу. Эти звери не принадлежали открытому всем ветрам миру.

— У тебя на одежде кровь, — развеял мою надежду Лонгнаф. — Они не уйдут. И осторожнее! Я слышал, эти твари здорово прыгают...

Похоже, больше всего на свете, крысы не любили, когда кто-то выдает их секреты. Потому что, стоило чужаку закрыть рот, как грызуны вполне организованно расступились, пропуская вперед трех не самых крупных особей. Я не успел хорошенько рассмотреть, но мне показалось, что одна из них даже прихрамывала на переднюю правую лапу. Даже удивиться не успел — три посланные в разведку боем крысы атаковали.