Гиан

— Миу, кто это? — спросил он на языке катов.

Но Миу только дышал у него за спиной. И тогда он спросил на об-щезвёздном.

— Ты кто?

Р'хнехрр включил висевший у него на шее переводчик и затрещал.

— Я р'хнехрр, — услышал он мёртвый, чем-то похожий на голос Айи, голос механизма. — Что вы здесь делаете?

— Мы играем, — ответил он на общезвёздном.

Эти слова ему приходилось говорить часто, и он знал их хорошо. Р'хнехрр протянул к ним длинную усеянную шипами руку, и он в ответ протянул свою усвоенным с раннего детства жестом приветствия. Р'хнехрр коснулся его ладони подогнутыми внутрь, остриями к себе, ши-пами и протрещал что-то, а переводчик что-то сказал. Он не понял ни треска, ни слов, но запомнил.

— Нулевая ксенофобия!

— Что? — переспросил он.

Миу уже перестал бояться и осторожно выглядывал из-за него, впив-шись когтями в его плечо. Правда, теперь он носил поверх комбинезона перешитые Миуау курточку и штанишки Миу, и потому было не очень боль-но. Когти Миу не могли пробить кожу курточки.

— Идите за мной, — сказал р'хнехрр.

Ослушаться им и в голову не пришло, и р'хнехрр привёл их в цент-ральный зал. Прямо к Фьорьфьу, которому Миуау уже сообщила, что малыши удрали из сада. Дальше всё было как во всех цивилизациях, на любом уровне развития...

...Гиан улыбнулся, не открывая глаз. Нулевая ксенофобия. Второе его достоинство. И достояние. Если бы он обладал только памятью, пусть даже высокого разряда, его бы, скорее всего, отправили в Резерв, а отту-да на усыновление в какую-нибудь из цивилизаций гоминидов. Возможно, и на ранний, даже более ранний, чем Арла, уровень. Очистив его память от прошлого гипноизлучателем. И вставив новую информацию, нужную для но-вой жизни. Он бы забыл и катов, и Айю, и Арлу, лорда Гаргала, отца, мать, Дядьку, замок, — всё. Он знает теперь, как это бывает...

...Он перешёл во второй круг школы, сравнявшись со сверстниками, начавшими учиться, как и положено, в шесть лет. Он их нагнал, перестав отличаться по возрасту, да и всему остальному, перейдя со специальной корректирующей программы на общестандартную.(форумный вариант ...Он перешёл во второй круг школы и одновременно со специальной корректирующей программы на общестандартую, и теперь учился в одной группе с ровесниками, начинавшими учёбу, как и положено, в шесть лет.)

— Я теперь как все? — спросил он Наставника.

— Каждый неповторим, — серьёзно ответил Наставник и сам спросил. — А ты хочешь быть как все?

Он пожал плечами.

— Непохожих не любят. Так везде.

Наставник кивнул и ничего не сказал. Но ему стало легче. Настав-ник мало объяснял, но почему-то разговоры с ним давали больше понима-ния, чем объяснения учителей. И становилось спокойно и легко. И безо-пасно. Как под меховым одеялом рядом отцом или на коленях у Миуау. Он регулярно писал ей и Миу. И получал ответы. В их группе он единствен-ный знал язык катов. И учил дорсайский. И не боялся купаться в бассей-не с кракеном из негуманоидной группы. Тот попытался, конечно, для на-чала его утопить, но он сумел перехватить под основание щупальцев и выкинуть кракена за бортик бассейна, где тот сразу стал беспомощным и почернел, прося пощады. Конечно, он столкнул кракена в воду, правда, оказалось это намного сложнее. А тренеру они сказали, что всё вышло случайно. И кракен потом научил его отличать съедобные раковины и водоросли от технических, но это уже в старшем, третьем круге, когда им разрешили плавать в океане. А тогда, во втором, получив разрешение на пешие прогулки в любом направлении и на любое расстояние — всё равно за световой день из школьного парка не выйти, а на ночь тебя отправят в спальню в любом случае — он забрёл на территорию Резерва. Там были такие же жилые корпуса, и дети разных рас и разного возраста, и игровые и спортивные площадки. На одной из них играли в земной волейбол. Он подошёл посмотреть. Все гоминиды. Мальчики были его возраста, и он стал играть с ними. Тренер или, может, их Воспитатель не мешал им. С одним из мальчиков он потом пошёл в бассейн, плавали, играли в водный волейбол, не как кракены, конечно, но для гоминидов неплохо. И пока обсыхали на бортике, тот рассказал о себе. Что землянин, с одной из земных колоний, называл её Терра-Три. Там была то ли эпидемия, то ли ещё что, он не совсем понял, на общезвёздном мальчишка говорил плохо, и Дик — да, именно так его звали — остался один. И как-то попал сюда. В школе Дик не учился, ни там, ни здесь, там непонятно почему, а здесь...

...Он ещё не знал, что в Резерве нет занятий...

...Он ещё несколько раз встречался с Диком, а потом как-то закру-тился и декаду не ходил в Резерв. А когда пошёл, Дика нигде не было. И увидел он его ещё декаду спустя. Дик шёл с двумя мужчинами в странной, невиданной им раньше форме, бойко болтал на незнакомом языке и погля-дел на него, явно не узнавая, и даже неприязненно. Он шагнул к ним, но его остановила рука Наставника. Он оглянулся.

— Он не помнит тебя, — сказал Наставник. — Он уверен, что всегда жил на Эрдее, а сюда приезжал на экскурсию, но заболел и отстал от своих. И теперь он возвращается домой. Это теперь его отец и старший брат. А тебя он теперь не знает. И прежней жизни тоже.

Он кивнул, глядя вслед Дику.

— Эрдея... это далеко?

Наставник грустно улыбнулся.

— Они не любят контактов... с другими расами.

И он понял, что Дик потерян навсегда, как будто умер...

...Потеря памяти — потеря личности. Та же смерть. Тело живёт, но для сапиенса не тело важно.

Золотинка сонно вздохнула и перевернулась на другой бок, проехав-шись мохнатым телом по его щеке.

Да, он — Гиан Арландон, Барс из Арлы, и другим не будет, не хочет быть. Ему повезло, что он попал в Центр уже семилетним, когда на усы-новление и корректировку памяти требуется согласие сапиенса. Мадуа не спрашивали...

...Он поехал верхом и был уже у границы школьного парка, но в конце второго круга запреты не так строги. Конь шёл то машистой рысью, то ровным га-лопом, хорошо слушался повода и шпор, не первый раз они вместе. И недалеко от иссиня-чёрного камня на вершине холма, где он всегда отпускал коня пастись, а сам залезал на камень и сидел там, разглядывая облака и от-крывающуюся сверху равнину, его вызвал сигнал. Вместо маячка-медальона он уже второй год носил браслет связи, но мог связываться только с Наставником и одноклассниками. И включив связь, он удивился не голосу Наставника, а его словам. И тону. Будто тот сразу и встревожен, и сму-щён чем-то.

— Гиан. Нужна твоя помощь.

— Я готов, — сразу откликнулся он.

— Подъезжай в Резерв, к пятому корпусу. Я тебя встречу.

— Еду, Наставник.

Он выключил связь и развернул коня. Что могло случиться, если Наставнику нужна его помощь? Перед ним вспыхнула красная светящаяся точка маршрутной наводки, и он направил коня к ней. Точка стремительно уда-лялась, и он гнал коня за ней наиболее оптимальным маршрутом. И вскоре лес поредел, открывая игровые и спортивные площадки, бассейны, декоративные и плавательные пруды, разноцветные кубики жилых корпусов. Он и не знал, что Ре-зерв так велик. Точка привела его к большому сероватому зданию из ли-того камня и погасла. Этого здания побаивались, и говорить о нём не любили. На крыльце стоял Наставник. Он остановил коня, спешился и взбе-жал по ступенькам.

— Я здесь, Наставник. Что случилось?

Наставник оглядел его, задержавшись на мгновение взглядом на его поясе с кинжалом, который он всегда надевал, отправляясь на верховую прогулку, и кивнул.

— Это хорошо. Твой... оберег с тобой?

— Да, — недоумённо кивнул он. — А... что?

— Идём, — ответил Наставник.

Он оглянулся на коня.

— Идём, — повторил Наставник. — Им займутся.

Светлая гладкая дверь без ручек раздвинулась перед ними, и он с замирающим сердцем вошёл следом за Наставником в "то здание". Пока ни-чего необычного, тем более страшного, не было. Длинный коридор с гася-щим звук шагов полом, одинаковыми безномерными дверьми и ровно светящимся потолком. Занятый своими наблюдениями, он упустил первые слова Наставника.

-...всё произошло неожиданно. Вывести её из шока на месте не су-мели и доставили сюда. На контакт она не идёт. Мы очень надеемся на тебя, Гиан. Ты помнишь язык и обычаи. Может, у тебя получится.

Начиная догадываться, он кивнул.

— Там произошла трагедия. И на один шок наложился другой. Ты всё-таки не видел, как убивали твоих...

— Да, — ответил он спокойным голосом, — я этого не видел.

И про себя закончил: "Но знаю, как это было". Наставник искоса посмотрел на него и промолчал. Коридор стал ветвиться. Они свернули налево, потом направо, снова налево. И он увидел троих — двух дорсайцев и землянина — у одной из дверей. Все трое молча и спокойно смотре-ли на него и Наставника, но он ощутил напряжение и... пожалуй, расте-рянность. Они подошли, и он вежливо поздоровался на общезвёздном. Ему ответили столь же вежливо. Один из дорсайцев даже попытался изобразить улыбку, что у дорсайцев всегда получается плохо. И он не стал терять время.

— Она там? — спросил он, показывая на дверь.

— Да, — ответил дорсаец.

А землянин добавил.

— Она боится нас, называет демонами и духами.

"А чего вы ждали в лабораторных костюмах", — мысленно усмехнулся он и шагнул к двери.

— Сейчас, — второй дорсаец достал пульт и щёлкнул выключателем замка, — иди, мы будем здесь.

Дверь плавно и бесшумно отползла вбок, и он шагнул вперёд. В обычный лабораторный бокс, с приборами по стенам, кроватью для обсле-дований... где же она? Стоя в шаге от закрывшейся за его спиной двери, он медленно оглядывался по сторонам. И увидел. В дальнем углу съёжив-шийся, вжавшийся в стену грязный, несмотря на светлую больничную ру-башку, дрожащий комок. Девчонка, лет... шесть, а то и меньше, растрёпанная, и не плачет, а скулит, подвывая и причитая что-то неразборчи-вое.

— Не реви, коза болотная, — сказал он на родном языке.

Она выпростала из-под сплетённых над головой рук заплаканное лицо и потрясённо уставилась на него. Маленький пухлый рот округлился.

— Господин... — пискнула девчонка.

Он удовлетворённо кивнул. Так и думал — мужичка. Замковая, даже служанка, выла бы по-другому.

— Иди сюда, — властно скомандовал он ей.

И она подчинилась. Встала и, путаясь в длинной, до щиколоток, ру-башке, подошла к нему. Остановилась, глядя на него снизу вверх. И он как бы увидел себя её глазами. Высокого, в одежде из тонкой дорогой кожи, с серебряным поясом и кинжалом в блестящих ножнах, волосы, прав-да, короткие, у настоящего господина до плеч... но для деревенской дев-чонки много ли надо...

...Гиан улыбался и хмурился сразу. История оказалась простой и обычной. Деревня, оставшаяся без замкового прикрытия. И налетевшие не-понятно откуда и непонятно чьи воины. Грабёж, насилия, убийства, по-жар. И всё сразу. Она оказалась слишком мала, чтобы её забрали с собой рабыней или наложницей. Так, потешились наскоро и бросили, даже добить побрезговали. И караван Сумеречных с холодным научным интересом — как он уже и тогда понимал — пронаблюдал и отснял очередной эпизод из жиз-ни дикарей. Для статистики проверили, когда налётчики убрались, соотношение мёртвых и раненых. И кто-то решил взять её как, хотя и попор-ченный, но ещё пригодный материал. Вот и всё. От радости, что среди страшного и непонятного хоть что-то знакомое, она осмелела и не только отвечала, но и сама спрашивала...

— Ты замковый?

— Да.

— А это что?

— Это замок, — нашёлся он.

И его ответ сразу объяснил ей всё. Про замковые чудеса она и раньше слышала.

— Ты откуда? Как деревня звалась?

— Мы М'хад'у'хани,— ответила она.

— Мадуа, — кивнул он, сразу откидывая трудные для чужого выговора придыхания, и повторил, — будешь Мадуа.

Она радостно кивнула и старательно выговорила формулу послушания.

— Как скажет господин.

Вошли Наставник и землянин. Мадуа ойкнула и уцепилась за него, пряча лицо, и он невольно накрыл ладонью её голову.

— Всё хорошо, — быстро сказал Наставник. — Ты молодец. Побудешь с ней?

— Декаду, не больше, — сказал землянин, — а то и меньше.

— Хорошо, — согласился он.

— И... не учи её общезвёздному, — вдруг сказал Наставник.

Он внимательно посмотрел в глаза Наставнику, землянину, обернулся к стоявшему в дверях дорсайцу. И понял.

— Что? Будут трудности при стирании?

— Да, — жёстко ответил землянин. — А в остальном решай сам, — и тут же добавил. — С Наставником.

— Да, конечно, — подчинился он и посмотрел вниз, на Мадуа.

Вцепившись обеими руками в его штанину, прижавшись к его ноге, она уже чуть-чуть, искоса, но подсматривала.

— Пойдём, Мадуа.

Он пошёл к двери, и она послушно семенила рядом, держась за полу его куртки, и даже без визга прошла ну почти вплотную к молча посторо-нившемуся дорсайцу...

...Гиан вздохнул, и рядом так же вздохнула Золотинка, будто видела свои сны. Хотя, наверное, видит, только не может рассказать о них. То-же, наверное, к лучшему...

...Он отвёл Мадуа в сад и накормил фруктами прямо с дерева. Тём-но-красными сочащимися соком пухлыми персиками и мелкими жёлтыми, но очень вкусными яблоками. На своих планетах они, разумеется, назывались по-другому, но для него тогда это были персики и яблоки. Мадуа уже не так боялась, вертела головой, разглядывая всё вокруг и робко улыбаясь пошедшему с ними Наставнику. А когда они отошли к ягодным кустам, оставив Наставника у яблонь, шёпотом спросила.

— Господин, а он кто?

— Он мой Наставник.

Хорошо, что в его, нет, их родном языке есть это слово, так что ничего объяснять не пришлось...

...К катам за ним прилетела целая команда. Айя, двое дорсайцев, трое землян, айв, ещё двое, чью расу невозможно было определить, то ли метисы, то ли земные мутанты, но все гоминиды. Миуау сбилась с ног, готовя разнообразное, чтоб каждому пришлось по вкусу, угощение, даже заставила девчонок стереть с коготков позолоту и помогать ей, хорошо ещё, что о визите предупредили, и явилась толпа родственников помочь. Его с Миу и другими мальчишками — многие захватили с собой ради такого случая сыновей — выгнали гулять на луг за домом, строго наказав не вы-ходить из зоны видимости.

— Сам исполосую, — внушительно помахал перед ними выпущенными ког-тями самый старый, а значит и старший в семье кат, у которого не только волосы на голове совсем почернели, но и на руках отросли редкие чёрные волоски.

Стайка светлоголовых мальчишек, у некоторых волосы были совсем белыми, с почтением выслушала старца и улепетнула на луг...

...Детские игры одинаковы во Вселенной. Как войны, оккупации и революции, школы и магазины, подлость и героизм. Сапиенс всегда сапи-енс, а количество или наличие ног, цвет и форма глаз, даже диапазон акустического и визуального восприятия... В старой притче о короле и конюхе недаром сказано: "Такие мелочи как пол и масть не должны засло-нять сущности". Впервые он услышал это ещё в отцовском замке от Книжника. И запомнил. Как запоминал всё подряд. И не подозревал ещё, что жизнь будет упорно и даже грубо подтверждать древнюю истину, тыча его в неё лицом, как оскандалившегося зверёныша, взятого в человеческий дом...