Гиан

ГИАН

Человек привыкает ко всему. Это животное тоскует, отказывается от незнакомой еды, бестолково мечется, шарахаясь от безобидного и не за-мечая опасности. Животное приживается долго и трудно, ему нужны специ-альные условия, особый уход, а человек... Самое беззащитное, самое беспомощное и самое приспосабливающееся существо во Вселенной. Хочешь жить — приспособишься. А жить он хотел. Очень хотел...

...Пламя в очаге неровно освещает грубую каменную кладку. Он ле-жит у очага, завернутый в остро-пахнущие, щекочущие кожу шкуры и смот-рит в щелку между ними на огонь. А над ним голоса.

— Я не могу.

— Другого выхода нет. Он последний.

— Может быть, его пощадят.

— Кто?

— А откупить?

— Не на что.

— Его можно спрятать в монастыре.

— Святейший не станет из-за него ссориться с Властителем.

— Хорошо, не спрятать, отдать.

— В слепцы и кастраты? Ты хочешь ему такой жизни?

— Да, лучше смерть. Но... но и это смерть.

— Он умрёт для нас. Для всех. Но будет жить.

Как это: он умрёт, но будет жить? Либо мёртвый, либо живой. Непонят-но. Он перестает слушать. Но слышит. И запоминает.

— Но почему? Он младший из младших. Он никому не опасен.

И усталое.

— Поздно уже обсуждать. Посмотри на него, и я его заберу.

Он поспешно зажмуривается. Ему ещё раньше приказали спать, а не-послушание опасно. Он чувствует, как с его лица откидывают край шкуры, и ощущает горячее, пахнущее ароматной смолой дыхание. По этому запаху он узнаёт отца, но глаз не открывает.

— Всё, — дыхание исчезает, и на его лицо опускается темнота мехо-вого одеяла.— Забирай его. И да не оставит его Творец свей заботой.

И тишина...

...Гиан усмехнулся. Банальный сюжет. Цивилизация раннего уровня, борьба за власть, все проблемы решаются оружием. Последний отпрыск бо-ковой младшей ветви. Не соперник, но может им стать, если перебьют всех, кто старше и родовитее его. И верный друг семьи, спасающий невинного ребёнка. От столь же невинных палачей. Ибо у борьбы за власть свои правила. И нарушающий их терпит поражение.

Даже странно, что он так хорошо, без активатора, помнит события двадцатилетней давности. Хотя... почему странно? Ему сразу сказали, что у него хорошая память, и что это его достоинство. И достояние...

...Дорога была долгой. Он уже знал, что вопросы бывают опаснее ответов, и ни о чём не спрашивал. Что ему нужно знать, ему скажут. Он ещё помнит, как его несли, по-прежнему завёрнутым, поднимали, потом он ощутил мерное покачивание вьючного коня и заснул по-настоящему. А ког-да проснулся, вокруг не было ничего знакомого. И никого. Если не счи-тать лорда Гаргала. Он его видел до этого раза два, нет, три. В первый раз, ещё сидя на руках у кормилицы, когда все в замковом дворе встре-чали знатного гостя, и потом, спустя год или два из окна замка, как гость и отец во внутреннем малом дворе рубились на мечах, и... да был и третий раз. Его с матерью позвали к отцу, в оружейную. Отец и гость разглядывали и обсуждали оружие и словно не замечали ни его, ни мать. Они стояли у двери, пока отец жестом не велел им уйти. Но он запомнил, что отец называл гостя лордом Гаргалом, а тот отца не по имени, а по роду — Барсом. И вот лорд Гаргал везёт его теперь куда-то. С ними маленький сухонький человечек без имени, просто Книжник, и десять воо-руженных всадников охраны. Как и положено охране, те ехали в отдале-нии, охватывая широким кольцом двух всадников и трех вьючных лошадей. С ними он тем более не разговаривал. Иногда лорд Гаргал коротко спра-шивал его, не называя по имени, не устал ли он, не хочет ли есть или пить и, выслушав столь же краткий без обращения отказ — он уже не ма-ленький, два года как покинул женскую половину, и может терпеть поход-ный ритм — возвращался к беседе с Книжником. Книжник, как и положено, ехал рядом с лордом, но не на боевом коне, а на маленьком пони, и поч-тительно говорил снизу вверх. А он, полулёжа во вьючной корзине, слу-шал или не слушал, но слышал и запоминал. На привалах он бегал, плескался в мелких холодных ручьях. Ел и спал у одного костра с лордом Гаргалом и Книжником — охрана ела и спала у другого костра. Иногда во-ины пели протяжные, похожие на молитвы песни с совсем не молитвенными словами, и он засыпал под их пение. Лес редел, дно ручейков станови-лось каменистым, все чаще выступали из травы валуны, а сама трава ста-ла редкой и сухой, коням ее не хватало, и в ход пошли запасы кормового зерна из вьюков. А потом лес кончился, и они выехали на равнину, где трава росла редкими жёсткими пучками, а деревьев не было вовсе, и кусты совсем не походили на привычные, высокие, нависающие над лесными тропинками. И дул ветер, холодный и резкий. Охрана сдвинула, сжала кольцо, а потом перестроилась и поехала сзади, но, не прикрывая их, а прячась за ними. И он чувствовал страх воинов. Странно, в лесу, где и звери, и враги, не говоря уже о лесных духах, воины были увереннее. А здесь... Здесь так далеко видно, никто не подкрадётся, а они боятся. Почему? Но он не спросил, а значит, ему и не ответили. А на следующий день он впервые увидел ярко-белый куб переходника. Но он ещё не знал, что это переходник, а просто... белый камень странной формы. В замке у него были похожие, но вырезанные из дерева, а каменных он никогда не видел. Они приближались к нему, а камень рос им навстречу и был уже с деревенскую хижину, когда лорд Гаргал остановил их отряд и велел охра-не ждать, спешился и снял его с вьючной корзины. Суетливо спешился Книжник, и они втроём пошли к странному камню. Лорд Гаргал вёл его за руку, а с другой стороны и на полшага сзади семенил Книжник. И когда они перешагнули через полоску белых камней — вошли в Зону безо-пасности, он ещё этого не знал, но что-то почувствовал и спросил.

— Мы идем к Сумеречным Торговцам? Они здесь живут?

Рука лорда Гаргала дрогнула, он посмотрел на него сверху вниз и ответил.

— Да, — и тут же спросил. — Как ты догадался?

— Не знаю, — честно ответил он.

— Творец открывает малым скрытое от великих, — сказал Книжник.

Лорд Гаргал ничего не ответил.

А он уже думал о Сумеречных Торговцах. Высокие, закутанные в длинные плащи цвета ночи с капюшонами, скрывающими лица, они приходили на рассвете, торговали днём и уходили в сумерках. Их потому и звали Сумеречными. Ведь ни один человек не рискнёт идти ночью. От дневных врагов можно отбиться, а ночь — время духов и только огонь защита человеку. Ночью все люди братья, потому что духи всем людям враги. А Сумеречные Торговцы не боялись духов. Они привозили удивительные невиданные вещи. И брали за них дорого, но иногда можно было и сторговаться. Он не боялся их как другие дети и взрослые, пытался подойти поближе, хотя его ловили и отводили подаль-ше. Но однажды ему удалось подобраться к одному из торговцев вплотную и заглянуть под капюшон. Там было лицо, не морда зверя, не череп мерт-веца, а лицо, только очень белое и неподвижное. Торговец, видно, заме-тил его взгляд, и белые губы раздвинулись в улыбке, не показав зубов. Нянька — он ещё жил на женской половине — схватила его, увела в дом, и там его долго обмывали и окуривали от сглаза.

— А если они откажут? — вдруг спросил Книжник, нарушив все прави-ла, запрещавшие ему обращаться к лорду первым и без положенного обра-щения.

Но лорд Гаргал словно не заметил дерзости, словно Книжник был ра-вен ему, и ответил как равному.

— Тогда я исполню свой долг.

— Да смилостивится над нами Творец, — пробормотал Книжник.

Сухая трава хрустела под ногами, белая гладкая стена закрыла го-ризонт. А где же дверь?

— Мы не торгуем.

Сухой холодный голос прозвучал сверху. Он завертел головой, отыскивая говорившего. Стоит на крыше, как воин на башне? Но стена уже слишком высока, он не видит её края, даже запрокинув голову. Книжник торопливо и тихо шепчет молитву. Рука лорда Гаргала железными тисками сжимает его ладонь.

— Жизнь человека! — выдыхает криком лорд Гаргал.

И в гладкой сплошной стене вдруг открывается дверь. Только что её не было, и вот... чёрный прямоугольник, узкий, на ширину одного воина, и высотой точно под рост лорда Гаргала.

— Слава Творцу, — шепчет лорд Гаргал и шагает в темноту, увлекая его за собой.

Недолгая темнота на несколько шагов, и они в светлой комнате. Но второй двери не было?! Он озадаченно озирается по сторонам, оглядывая гладкие стены и такой же пол. Ни стола, ни стульев, ни ложа или лавок, ни даже сундуков вдоль стен. И непонятно откуда свет, а стены белые как будто здесь никогда не разводили огня.

— Лорд Гаргал приветствует и желает здоровья и удачи.

Он вздрогнул и растерянно уставился на возникших перед ними трёх мужчин в странной одежде. И по их белым неподвижным лицам догадался — Сумеречные Торговцы. Но без плащей. Их белая одежда словно обтекала их тела без завязок и заколок, выделялись только серебряные пояса, браслеты на запястьях и лодыжках и плотно охватывающие шею ожерелья.

— Мы приветствуем лорда Гаргала и желаем ему здоровья и удачи.

Говорит один, стоящий посередине и на шаг впереди. Он главный?

— О чьей жизни говорил лорд?

— О его, — лорд Гаргал отпускает его руку и слегка выталкивает его вперед. — Возьмите его, ибо здесь он должен умереть.

— Почему?

— Он болен?— спрашивает стоящий слева.

— Он здоров, — лорд Гаргал говорит спокойно и словно равнодушно. — Он последний из рода Барсов.

Он вскидывает на лорда Гаргала глаза: до сих пор он был младшим из Барсов, но последним? Лорд Гаргал замечает его взгляд и продолжает, обращаясь к Сумеречным, но говорит и для него.

— Властитель повелел уничтожить все младшие семьи и ветви, чтобы никто не помешал ни сейчас, ни потом его старшему сыну и его потомкам. Род Барса уничтожен. Он последний.

Отец убит? И мать? И все в их замке? Он знает, что такое — уничтожить род. Убивают всех живущих в замке и разрушают замок. И когда его увозили, там уже убивали. Поэтому с ними только десять воинов, осталь-ные исполняют волю Властителя, Властитель повелел...

— Мы должны посоветоваться. Ждите здесь.

Сумеречные — он уже не называет их торговцами — уходят, словно растворяются в стене, и лорд Гаргал переводит дыхание.

— Слава Творцу, — вздыхает Книжник, — когда они отказывают, то от-казывают сразу.

Откуда-то, можно подумать прямо из стены, появляется... женщина? Да, это женщина, и она... Сумеречная, но другая: её одежда так же об-лепляет тело, но не белая, а золотистая, браслеты, пояс и ожерелье ук-рашены мелкими цветными камушками, и белое лицо не такое неподвижное, она улыбается, и у неё волосы, короткие как у согрешившей служанки, но у Сумеречных совсем нет волос. В руках у нее поднос, она наклонилась поставить его... на пол? Но у подноса вдруг выросли ножки, и он стал столиком. Блюдо с фруктами, кувшин и три чаши.

— Угощайтесь, — её голос мягче и не такой безжизненный.

Лорд Гаргал кивает, благодарит, и она уходит, опять в стену, а они... на что они сядут? Когда они входили, не было никакой мебели, а сейчас у столика-подноса стоят три трёхногих табурета. Откуда они взя-лись? Не сами же по себе выросли. Непонятно. Лорд Гаргал садится пер-вым и сам наливает себе в чашу из кувшина густую тёмно-красную жид-кость, бесстрашно отпивает.

— Настоящее снитское. Садись, Книжник, выпьем, — и кивает ему, — са-дись, Барс. Очисти ему яблоко, Книжник.

Он Барс? Уже? До Испытания и Посвящения? И тут же понимает: да, он последний и потому уже Барс. Он садится за стол, и Книжник подаёт ему тёмно-зеленое, сочащееся соком яблоко, а лорд Гаргал наливает вина ему и Книжнику. Книжнику полную чашу, ему на один глоток.

— Властитель может и не поверить, — тихо говорит Книжник.

— И ты, и десятник расскажете всё, как было. Тебе не придётся лгать. Пей. Что бы они ни решили, я выполню свой долг. Я обещал Властителю, что ни одного Барса не останется. Гаргал верен своему сло-ву. Хорошее вино, пей, Барс.

Он осторожно касается губами вина: до Посвящения вино запретно. Хотя... если он мертвец, то что ему запреты живых? И он глотает уже смело. Рот и горло сразу начинают гореть, на глазах выступают слёзы, и он даже не видит, кто ему даёт другое яблоко, уже оранжевое, чтобы за-есть, Книжник или сам лорд Гаргал.

— Выпил? Молодец, Барс. А теперь съешь это.

Мелкие розовые ягоды кажутся терпкими и невкусными, но от них проходит жжение в горле и проясняется в глазах.

— Богатое угощение.

— Да, Книжник, они торгуют со всей Равниной, и с горными племена-ми, и с Озёрным королевством. Да где их только ни видели.

— Говорят, они похищают людей.

— Нет, — лорд Гаргал усмехается, — но иногда они берут плату людь-ми. И взятых ими никто уже никогда не видел.

Книжник кивает.

— А заспоривший с ними быстро умирает. Без ран и болезни. Но в муках.

— Верно, — кивает лорд Гаргал. — Как-то Хранитель дворца решил зах-ватить одного из них и посадить в подвал. Не знаю уж зачем. Но воинов просто обожгло, а Хранителя раздуло, а через три дня на нём полопалась кожа и потёк гной. Властитель смилостивился и приказал опоить его сон-ным настоем.

— Я слышал об этом, — соглашается Книжник.

— Да, — лорд Гаргал смотрит на дно своей чаши, — если внимательно слушать, можно услышать многое.

Книжник, похоже, опьянел. И лорд Гаргал тоже. Они говорят как равные, не думая, что он их слышит.

— Не самое мудрое решение.

— Властитель боится за сына.

— Лучше бы он боялся за страну. Внука нет, и неизвестно когда будет. Трон крепок, когда есть кому занять его по праву.

— Да, если что... начнется грызня. А замков теперь мало. Если Озёрный король захочет расширить свои земли, мужикам негде будет пря-таться от его мясников. А без мужиков земля запустеет.

— У Властителя пять дочерей.

— Зять не сын. Он думает о своем доме, а не доме тестя. Если с наследником что-то случится, они разорвут страну. Неужели Властитель не понимает этого.

Лорд Гаргал негромко смеётся.

— Властитель слишком хорошо помнит сказания о Великой Смуте. Он боится прошлого.

— И не думает о будущем, — вздыхает Книжник.

— Будущего он боится ещё больше, — пренебрежительно машет рукой лорд Гаргал. — Твой отец был моим другом.

Он вздрагивает и смотрит на лорда Гаргала. Это уже ему? Да, гово-рят ему. Но... зачем?

— Он знал, что никогда не станет Властителем. И никогда не жалел об этом. Барсы всегда были хорошими воинами. Он хорошо рубился на ме-чах, и, если бы Властитель доверил ему держать границу с Озёрным коро-левством, я уверен, там было бы намного спокойнее. Но для этого надо было ездить во дворец и низко кланяться. Слишком многим и слишком низ-ко. А он был слишком горд для этого.

— А... мать? — рискует он спросить.

— Она была красавица. И хорошо пела.

Откуда лорд Гаргал знает, как пела его мать, она же никогда не ходила на пиры, и... Зачем лорд Гаргал ему это говорит? Но он не спрашивает.

— Я мог забрать только одного. Они отказались расстаться.

Он медленно кивает.

— Умершие рядом, рядом и на небесах?

— Верно, Барс, но...

— Но если я умру здесь, они все равно найдут меня там, — заканчи-вает он за лорда Гаргала и встаёт, поворачиваясь лицом к вошедшим в комнату Сумеречным.

На этот раз они не застали его врасплох. Он расслышал еле замет-ный свист, вспомнил, что он его уже слышал сегодня, и понял его значе-ние. Встают лорд Гаргал и Книжник. В руках стоящего впереди Сумеречно-го свиток. Книжник с поклоном принимает его и начинает читать. Это до-говор. О безвозмездной и безвозвратной отдаче. Между лордом Гаргалом — зачитывается его полный титул — и другой стороной, Звёздным Миром. Лорд Гаргал отдаёт, и Звёздный Мир забирает... во веки веков и до скончания времён... и отданное никогда не вернётся, ни на землю, ни в воду, ни в воздух... никаких известий, вопросов и претензий с обеих сторон... Его имя нигде не упомянуто, просто: лорд Гаргал отдаёт, и Звёздный Мир забирает... Он — нечто. Или ничто? И разве Сумеречные и Звёздный мир одно и то же?

— Если лорд Гаргал согласен, пусть приложит свою печать.

А вместо столика с угощением высокий пюпитр. Книжник расправляет на нем свиток, открывает висящую на поясе чернильницу и почтительно чернит перстень на правом указательном пальце лорда Гаргала. И лорд Гаргал твёрдо, без заминки и раздумий, впечатывает его в свиток. И во второй, лежащий рядом. Их что, два? Сумеречный касается пальцем свит-ков рядом с печатью лорда Гаргала, и дважды вспыхивает голубая искра, оставляя след в виде многолучевой звезды. Лорд Гаргал забирает один свиток, Сумеречный берет другой, они обмениваются ими, лорд Гаргал по-ворачивается к нему, хочет что-то сказать, но не успевает. Потому что другой Сумеречный берёт его за руку и говорит.

— Отныне и до скончания времён он наш. Его для вас нет, — и легонько подталкивает его к стене. — Иди.

В стене перед ним ниша. Как раз по нему. Его замуруют заживо?! Но договор подписан, и шаг назад — это шаг под меч Гаргала — он уже не называет его лордом, как и Сумеречных торговцами — и он Барс, Барсы не отступают. Он шагает в нишу, и его охватывает темнота...

...Гиан много раз представлял, что было там, за его спиной. Он знал: для Гаргала и Книжника в нише вспыхнуло ослепительно-голубое пламя, а когда через мгновение пламя погасло, ниша была пуста, даже ни горсточки пепла. И если Книжник испуганно спросил:

— Где он?

Ему ответили равнодушно бесстрастным голосом одного из Сумеречных.

— Ушел к свету.

И после этого Гаргалу и Книжнику указали на выход. И они ушли. На продуваемое холодным ветром плоскогорье к ожидающей их охране. И не задерживаясь, чтобы до ночи убраться подальше, погнали коней. Вниз, через лес, мимо разрушенных замков к столице, во дворец Властителя, мелкого отсталого монарха карликовой империи неразвитой цивилизации, возомнившего себя владыкой мира, чтобы доложить и предъявить договор. Будем надеяться, Властитель поверил и не приказал пытать Книжника и десятника, проверяя правдивость лорда Гаргала. Он никогда этого не уз-нает. Звёздный Мир соблюдает договоры. А для него началась новая жизнь. В новом мире...

...Гиан встал со скамьи, потянулся, расправляя мышцы, и призывно свистнул. Ворохнулась листва над его головой, и к нему на плечо спрыг-нула Золотинка. Маленький гибкий зверёк, его эниф — животное-друг. Из-гибая шею, Золотинка потёрлась теменем и затылком о его щёку, нежно куснула за ухо.

— Понял, — рассмеялся Гиан.

Золотинка хотела есть, да и он тоже. Значит, прогулка закончена и пора домой. Хорошо иметь свой дом. Интернаты, общежития, казармы... он быстро обживался, легко приспосабливался, но свой дом, где не он подстраивается, а под него, где его желание, его вкусы — закон... ну не совсем закон, с Золотинкой тоже надо считаться. Ради неё он отка-зался от хрустальной занавеси — Золотинке не нравился шум бусинок. Но в основном... да почему бы ему и не сделать мир под себя. Хотя бы раз-мером в одну квартиру, но это его мир. Нет, разумеется, он не станет восстанавливать по памяти родительский замок. По многим причинам. И, прежде всего потому, что слишком хорошо его помнит. Дело не в деньгах, он может позволить себе хорошую имитацию. Но имитаций полно в экспеди-циях, а дом должен быть подлинным. И все блага всех цивилизаций. Ран-ний уровень без водопровода и канализации, не говоря о прочем, живо-писен и хорошо смотрится в фильмах, но жить так... спасибо, у него уже это было. Что такое ранний уровень, доиндустриальное общество и теде и тепе, он знает не по фильмам и экскурсиям, а изнутри. Спасибо, не на-до...

...Темнота ощутимо стискивала его, покалывала, толкала. Страха не было. Чего уж тут, бойся, не бойся, с тобой сделают всё, что захотят. Тебя отдали, даже не в рабы продали, а просто за так, задарма, как ненужную, даже без названия, вещь. Ещё один более сильный толчок уже в спину, он, поддаваясь ему, шагает вперёд и зажмуривается от ослепи-тельно яркого света. И над ним голоса, больше похожие на щебет и чириканье птиц. Но он запоминает и потом, вспоминая, понимает сказанное.

— Еще один дикарь.

— Спасёныш?

— Конечно. И зачем их столько?

— Спасаем разум?

— Ну да. С вшами, блохами и прочими заразами.

— Разума не наблюдается, но зато вони...

— Не говори так. Он ещё ребенок. И напуган.

И вдруг среди щебета и чириканья человеческие, произносимые с яв-ным напряжением слова.

— Не бойся, открой глаза.

— Я не боюсь, — отвечает он и открывает глаза.

Большая как пиршественный зал комната. Стены в светящихся разноц-ветных узорах, пол гладкий и блестящий как лёд. И Сумеречные, сколько их... Кто же из них сказал ему, чтобы он не боялся? Кто умеет говорить по-человечески? Он оглядывает их и вдруг узнаёт. Вот этот, этот был тогда во дворе их замка и улыбнулся ему. Он помнит эту вмятину на под-бородке снизу. У других — он быстро обводит их взглядом — такого нет. Сказать? А почему нет? Сказать.

— Я тебя помню. Ты был в нашем замке.

Сумеречные молча стоят вокруг и смотрят на него, и он продолжает.

— Вы продавали чаши из вечного льда.

Быстрое щебетанье и снова внимательная тишина. Он понимает, что должен продолжать.

— Я совсем близко подошёл. Если смотреть снизу, то лицо и при спу-щенном капюшоне видно.

— Я заметил тебя? — медленно, старательно выговаривая слова, спра-шивает Сумеречный.

— Да. Ты улыбнулся.

— Как ты узнал меня?

— У тебя вмятина на подбородке. Снизу.

Сумеречный стал ощупывать свой подбородок. Остальные зачирикали и защебетали так быстро, что он и потом, вспоминая, не мог вычленить год-ных для понимания слов. Потом, гораздо позже, он узнал, что Сумеречных на самом деле зовут дорсайцами, их планета — Дорсай, а дорсайский язык один из самых сложных в Звёздном Мире, можно научиться читать и писать на нём, можно, правда, с трудом и не полностью понимать, но говорить на нём правильно могут только сами дорсайцы. А тогда он не понял, но почувствовал, что в чём-то победил.

— А меня ты узнаёшь?

Он смотрит на женщину с короткими волосами в золотистой одежде с узорчатыми браслетами, поясом и ожерельем и качает головой.

— Нет, я тебя не видел.

— Я угощала тебя.

Но он уже уверенно настаивает на своём.

— Нет, там была другая.

— Умён, — чирикает тот, что с вмятиной.

— Наблюдательность и память ещё не ум, — возражает другой.

— Дикари наблюдательны, — поддерживает его ещё один.

Он внимательно вслушивается в их голоса, но женщина берёт его за руку.

— Идём.

Его возвращают на женскую половину? Но спорить, он понимает, нельзя, и он послушно следует за женщиной к стене. Ни двери, ни ниши, но женщина входит в стену, и он следует за ней. Еле слышный свист, на мгновение перехватывает дыхание, и он уже в другой комнате. Тоже боль-шой, но совсем другой. Узорчатый пол, колонны, лестницы...

— Здесь мы живём.

— Это ваш замок?

Она смеётся почти по-человечески.

— Да, можно сказать и так. Идём.

Но он выдёргивает руку и бежит обратно, к тому месту в стене, где они прошли. Она не пыталась остановить его, хотя отлично знала, что произойдет. А может, поняла, что это не попытка побега, а проверка. Он хотел проверить: пропустит ли его стена одного, без неё, по его воле. И он не бился о стену, как пойманный зверёк или птица, а просто похло-пал ладонью по холодной твёрдой как камень стене и спокойным шагом вернулся к ней. Она ни о чём его не спросила, и он ничего не стал объяснять...

...Гиан достал ключ и открыл дверь. Дорсайцы мастера фокусов и игр с пространством, он с удовольствием пользуется их мембранами, да и установка такой мембраны не самое дорогое удовольствие, но ему нравится ощущать рукой тяжесть и холод ключа, теплоту натурального дерева дверной ручки, вещественность мебели и утвари. В чём-то он остался, конечно, дикарём. Но это необременительно для него и терпимо для окружающих.

В квартире тихо, пахнет свежей листвой и цветами. Золотинка спрыгнула с его плеча и золотой молнией унеслась на кухню, откуда сразу послышалось мелодичное позвякивание: Золотинка нетерпеливо била мордочкой по диску опознавателя над кормушкой. И когда он, привычно сбросив в утилизатор у входа уличную обувь, босиком вошёл в кухню, Золотинка уже ела, аппетитно, как в рекламе, хрустя тёмно-бордовыми шариками "Универсума N5 для периода малой активности". В экспедициях он кормил её "Универсумом-динамик", или собственным пайком, или всем, что попадалось под руку. Золотинка недаром всеядная. И если чувствует предстоящую голодовку, то и ненасытная. Как раз в их первой совместной экспедиции она вдруг начала есть, есть и есть, выжрала за день весь запас, а через три часа полетели обогреватели и контейнером из-под "Универсума" пришлось пожертвовать, пустив его на ремонт обогревателей. Не сожри она корм, он бы пошёл туда же. Энергию можно получить, только пожертвовав веществом. С тех пор он доверяет её аппетиту как ещё одному индикатору. Но надо и самому поесть.

Готовить он умел. В рамках учебной программы самообеспечения. Не гурман, хотя поесть любит, и не страстный кулинар, поэтому полуфабрикаты его вполне устраивают.

Золотинка поела и теперь сыто умывалась и чистилась на этажерке у окна. Обычно на таких ставят цветы или безделушки, но он приспособил для Золотинки. Сейчас она лежала на верхней полке и чистила хвост, распушив его и перебирая передними лапками шерстинки.

Гиан поставил жариться отбивные — еды должно быть много — и взялся за салат. Конечно, он дикарь, причём хищный, и мясо предпочитает всему остальному. Когда у него есть выбор...

...Сумеречная снова взяла его за руку и повела по украшенному синими узорами коридору. Он шёл, легко приноровившись к её шагу, и разглядывал узоры. Вскоре он заметил, что узор повторяется, описывая большие круги. Может, это... он не додумал, потому что она остановилась у одного из таких кругов. Они опять пойдут в стену? Нет. Она положила ладонь на узор, и в центре круга возникла чёрная точка, стремительно расширилась и стала... проходом. Дверью, только круглой. Она отпустила его руку и слегка подтолкнула вперёд.

— Входи. Здесь живу я. Сейчас ты вымоешься и сменишь одежду. Потом поешь.

Он послушно вошёл в комнату, показавшуюся в первый момент полутёмной. Мягко колыхались большие, от пола до потолка, полотнища узорчатой ткани, образуя шатёр. Похоже на парадную, увешанную гобеленами и коврами спальню в замке, там стояла большая кровать под балдахином. Когда он был маленьким, ему как-то разрешили поиграть в ней. Он помнит: занавеси опущены, мать и отец лежат рядом под тканевыми одеялами, так натоплено в спальне, а он бегает вокруг них по кровати. Пока мать не позвала кормилицу, и та не унесла его. Он помнит: отец смеялся, глядя на него.

— Иди сюда.

Он повернулся. Ещё одна комната? Сколько же их здесь. А снаружи замок Сумеречных не такой уж большой. Почему? Думая об этом, пошел на её голос и оказался в ярко освещенной комнате. Но это...

— Здесь моются?

— Да. Раздевайся. Сними все и брось сюда, — она показала ему на непроницаемо чёрный квадрат на полу. — Я дам тебе другую одежду.

Он не знал, не мог знать, но как-то догадался, что брошенное на квадрат исчезнет бесследно. Жалко: одежда совсем новая, не сношенная, у рубашки даже цветные завязки засалиться не успели. Но он послушно развязал горловой узел, снял рубашку и бросил её. Рубашка задрожала и исчезла. Видно, провалилась. Он сел на пол и снял сапоги, мягкие детские сапожки, штаны, бросил их туда же и встал. Теперь на нем были только пояс с ножом и на шее шнурок с оберегом.

— Это я не отдам.

Она внимательно смотрела на него. Её лицо оставлось неподвижным, и молчание было долгим. Потом она медленно кивнула.

— Хорошо. Положи это пока сюда. Потом заберёшь.

Она открыла сундучок у стены, и он сложил туда пояс — полоску кожи с набитыми на нее металлическими бляшками, нож — детский кинжал в простых безузорчатых ножнах и шнурок с мешочком оберега.

— А теперь иди сюда.

Он встал на плоский металлический диск, шершавый от множества дырочек, успел удивиться, что тот тёплый, и вдруг его окружила вода. Как сильный дождь, но струи со всех сторон, снизу, сверху, и капли бьют отовсюду. Вода сразу и горячая, и холодная, пахнущая чем-то незнакомым. Она всюду, бьёт по лицу, в глаза, в рот, по голове, по телу. Он бестолково замахал руками, будто это не капли, а мухи или пчёлы. Но вода била, щипала, щекотала его, заставляя подпрыгивать в безнадёжных попытках увернуться...

...Дезинфицирующий бактерицидный душ и сейчас не доставляет ему удовольствия, а тогда... странно, а почему он не боялся? Логично, если бы он бился в истерике от страха и непонимания. Почему он был так спокоен и уверен? Эмоциональный ступор? Или преобладание ориентировочного инстинкта над самосохранением?

Золотинка отпустила свой хвост и, по-прежнему лёжа на спине, повернула голову к столу. Вокруг её носа стремительно вырос и развернулся веер обонятельных волосков. Гиан невольно рассмеялся. Как бы ни была сыта Золотинка, чёрные груши она не пропустит. Нарезая тонкими ломтиками угольно-чёрные продолговатые плоды с его кулак величиной, он смотрел, как Золотинка, вытянувшись длинной змейкой, крадётся к столу, трепеща обонятельным веером. Добравшись для стола, она коснулась носом его края и застыла в безмолвной мольбе и ожидании.

Чёрные груши — их подлинное название на дорсайском он так и не освоил — удовольствие недешёвое, но он помнит их вкус ещё с того первого вечера и старается, по возможности, не отказывать себе в этом удовольствии.

Сделав салат и десерт, он снял с плиты отбивные, быстро накрыл на стол и достал из шкафчика маленькую синюю мисочку. Увидев её, Золотинка тонко засвистела от предвкушения. Положив в мисочку понемногу из каждой своей тарелки, он посыпал получившуюся смесь чёрными грушами, подвинул мисочку на край стола и кивнул. Золотинка втекла на стол, прижала обонятельные волоски и уткнулась в мисочку.

Гиан ел и смотрел, как Золотинка ловко вытаскивает из-под ломтиков груш и заглатывает кусочки мяса и овощей. Закончив с ними, она кончиками зубов ухватила ломтик груши, подтянула его к краю мисочки, взяла его передними лапками и выпрямилась. Сидя на краю стола на задних лапках и вытянувшись столбиком, Золотинка держала в передних лапках чёрный бархатисто-блестящий от выступившего сока кружок и быстро вгрызалась в него мелкими жевательными зубами. Судя по раздувшимся щекам, хватательные клыки она сдвинула, чтобы те не мешали наслаждаться.

Гиан так же наслаждался грушами, оставив их напоследок. Положив кружок в рот, он языком прижимал его к нёбу, чтобы мякоть рассыпалась и заполнила рот мелкой сладкой крышкой. И тогда...

...Вода внезапно кончилась. Он стоял на прежнем месте и дрожал. Тело горело и чесалось.

— Иди сюда, — позвала его Сумеречная.

А когда он подошел, указала ему на маленький бассейн с прозрачной чуть зеленоватой водой.

— Можешь поплавать. Ты умеешь плавать?

— Умею, — кивнул он.

И хотя рядом была маленькая лесенка, он по-мужски спрыгнул в воду. В одном из дворов замка был колодец и бассейн. Он много раз из окна женской половины видел, как купаются воины, а, перейдя на мужскую половину, получил разрешение купаться в бассейне, до этого его только мыли в лохани. Но впервые он плавал один, без Дядьки. Вода была какая-то плотная, плавать было легко. А она молча сидела на краю бассейна, скрестив ноги, и смотрела на него. Как он плавает и ныряет, пытаясь достать дно. Она не звала его, но он сам подплыл к бортику, уцепился за него и, подтянувшись, выбрался наверх. Она кивнула и встала.

— Хорошо. Держи, — и дала ему большое полотенце.

Потом он узнал, что дорсайцы предпочитают обсыхать под воздушными струями, считая полотенца варварством, но относясь к этому достаточно снисходительно. Она молча смотрела, как он вытирается, не пытаясь помочь ему. Значит, его не считают совсем уж маленьким, хотя и отправили к женщинам — подумал он.

— А теперь надень это.

Рубашка, штаны и сапожки были сшиты вместе, и он не сразу понял, но всё же сам догадался, что нужно влезать через горловину. К его удивлению, приятно-шелковистая ткань легко тянулась и тут же сжималась, плотно, но, не давя, облегая тело, и была ярко-оранжевой, а пояс, браслеты и воротник-ожерелье — белыми. Потом он узнал, что это детские цвета...

...Комбинезоны дорсайцев удобны и многофункциональны. Недаром они разошлись по всему Звёздному Миру, став стандартной экспедиционной одеждой и основой для любой формы вообще. Дорсайцы много дали Звездному Миру, но их самих не любили и не любят. За непонятный трудный язык, за снисходительное презрение ко всем остальным и заносчивость... По заносчивости с дорсайцами могут поспорить только земляне. Они это знают и предпочитают впрямую не контактировать, а Звёздный Мир, особенно его негуманоидная часть, нетерпеливо ждёт, когда, наконец, эти две расы вцепятся друг другу в горло и избавят остальных от своего присутствия. Но и земляне, и дорсайцы слишком умны, чтобы так сойти в небытие. И их приходится терпеть.

Доели они одновременно, и Гиан собрал посуду. Золотинка облизнулась, провожая глазами мисочку. Гиан засмеялся.

— Хорошего всегда мало. Вот попадём на Дорсай, там и поедим.

Золотинка снова облизнулась и одним прыжком прямо со стола перепрыгнула на свою этажерку к окну, где продолжила вылизывание и чистку шерсти. А он занялся посудой: дома он предпочитал не разовую, растворяющуюся или испаряющуюся после использования, а фарфор, стекло, металл, даже дерево. Такую посуду приходилось мыть и чистить, она не трансформировалась, но в её неизменности было что-то такое... что заставляло многих пользоваться ею, или даже коллекционировать...

...Оглядев его, Сумеречная кивнула.

— Идём.

Он шагнул к шкафчику, куда положили его нож и оберег, но она покачала головой.

— Это потом.

Выходя из ванной — он уже на следующий день узнал, как называются разные помещения — он оглянулся на шкафчик. Она улыбнулась.

— Это не пропадёт. Не бойся.

И он послушно последовал за ней. Большая комната изменилась. В ней стало светло и просторно. А откуда свет — непонятно. Одна из стен словно затянута полупрозрачной тканью — отец как-то купил матери у Су?меречных такой платок, и она надевала его только по очень большим праздникам. А три другие стены в узорах, и двери, через которую они вошли, даже не найти. Посередине стол и два табурета. На столе тарелки и миски. Выглядели они вполне привычно. Он сел за стол и, не дожидаясь её слов, принялся за еду. Ведь он уже два года на мужской половине, а мужчина ест первым. Поэтому он вежливо съедал из каждой тарелки и миски ровно половину и отодвигал к ней. Но она не ела, а молча смотрела на него.

— А ты почему не ешь? — не выдержал он.

— Ты оставил это для меня? — удивилась она.

— Ну да, — удивился он её незнанию и стал объяснять. — Я уже два года на мужской половине. Мужчины едят первыми. Если женщина рядом, ей оставляют.

Она кивнула.

— Я поняла. Спасибо. Но здесь другие обычаи. Это всё тебе.

Он пытливо посмотрел на неё.

— У Сумеречных по-другому? Почему?

— Так устроен мир. У всех свои обычаи. Так что доедай. Или тебе не нравится?

— Нравится, — не очень уверенно ответил он и стал доедать.

И тут он вспомнил, что не спросил главного.

— А кто ты?

Она чирикнула и улыбнулась его попытке повторить.

— У тебя всё равно не получится. Но... можешь называть меня Айей.

— Айя? — повторил он.

Она кивнула.

— Правильно. А как тебя зовут, я знаю. Ты Барс.

Он с невольным удовольствием отметил, что и его имя у неё совсем правильно не получилось, и кивнул. Значит, в её семью его не берут, тогда бы дали новое имя. Но он и не раб, рабу не оставляют имени. Так кто же он? Додумать она ему не дала.

— Доел? Больше не хочешь?

Он оглядел опустевшие тарелки и миски и покачал головой.

— Нет.

Она встала.

— Пойдём. Я покажу, где ты будешь спать.

Идя за ней, он оглянулся через плечо и успел увидеть, как стол с посудой и табуреты ушли сквозь пол вниз, и даже следа не осталось.

— Ну же, иди.

Она за край сдвинула полупрозрачную ткань, открывая маленькую комнату. Он послушно вошёл, потрогав по дороге ткань, чуть шершавую и приятно прохладную. Мать ни разу не разрешила ему потрогать свой платок. Какая же богачка Айя, у нее целая занавесь такая. Интересно, все Сумеречные такие богатые или только семья Айи? Эта комната заметно меньше, у стены ложе, покрытое пушистым одеялом из тёмно-коричневого меха. Горный козёл? Кто же у Айи такой охотник? И тут же сообразил, что Сумеречные — торговцы, им охотиться незачем, они что угодно себе наменять могут. Круглый табурет на трёх ножках. Пол тоже пушистый. Это такой ковёр? Да, яркий, узорчатый.

— Смотри. Одежду сложишь сюда.

— А она не исчезнет?

— Нет, — улыбается Айя. — А теперь смотри. Видишь?

В углу комнаты ещё занавеска, а за ней... Да, такого он никогда не видел...

...Свое первое знакомство с уборной Гиан вспоминать не любил. Уже тогда понимал, каким дураком и дикарём выглядел. И потом, когда уже ему приходилось кого-то знакомить с этим, старался сделать процедуру как можно короче, а если позволяли условия, то и нагляднее. Этот вариант, кстати, давал наилучший результат, но, к сожалению, был не всегда применим. Айя, надо отдать ей должное, справилась неплохо. Он всё по-нял и запомнил с первого раза.

Гиан оглядел убранную кухню и пошёл в комнату. Спрыгнув с этажер-ки, Золотинка последовала за ним.

В комнате светло, просторно, пахнет цветами. Пушистый ковер на полу, живые вьюнки, оплетающие окна и двери, усыпаны мелкими нежно-ро-зовыми, голубоватыми и белыми цветами, широкая низкая тахта застелена блестящим, приглашающим поваляться покрывалом, на полочке у изголовья две изящные статуэтки с Дорсая и грубый необработанный камень с одной из безымянных планет, где он проходил практику. Камень иск-рится, бросая цветные блики на статуэтки, и они кажутся шевелящимися. Ещё две картины, не голографии, а написанные по-настоящему, молекуляр-ными красками на натуральном холсте-паутинке — подарок одноклассни-ка. Его подлинного имени никто выговорить не мог: в слишком многих языках оно походило на ругательство, и мальчишку прозвали Глазастым. Подружились они не сразу, но потом несколько лет составляли неразлуч-ную пару. На углублённый курс изображений ходили оба. Но он остался хорошим ремесленником, а Глазастый стал Художником. Теперь-то его род-ная планета согласна, да что там, жаждет его возвращения, Глазастый в его прошлый приезд рассказывал, как к нему засылали визитёров...

... — А ты?

Глазастый смеётся.

— Максимально вежливо выставил за дверь. Во-первых, мне не нужны судебные споры. А во-вторых, я не хочу.

— Это во-первых, — поправляет он Глазастого.

— Верно понимаешь, Гиан, — Глазастый салютует ему стаканом. — Сколько звёздочек на воротник прибавил?

Теперь смеётся он.

— Ни одной.

— Чего так? — искренне обижен за него Глазастый.

— Слишком многих верно понимаю.

— Бывает, — понимающе кивает Глазастый, — посмотри, — и показывает очередную картину, — решил попробовать в этой манере. Как тебе?

Он рассматривает чёрное в разноцветных крапинках небо и несоот-ветственно ярко-белую землю. Посередине сложный многогранный непра-вильный кристалл, от которого разбегается множество теней.

— И многих он сожрал?

— Ты увидел! — радуется Глазастый, — ты увидел, что он живой! Пони-маешь, я хотел...

— Заткнись, — перебивает он Глазастого, — изображаешь ты лучше, чем говоришь.

— Это верно, — совершенно не обижаясь, соглашается Глазастый. — Как думаешь, если я это предложу к продаже...

— Предложи императору с Кирцефы, денег у него много, и решит он, что это портрет его тёщи. Доставь ему удовольствие.

— А его тёща, — с ходу подхватывает Глазастый, — решит, что это портрет зятя, и доплатит мне за эту тварину. У-у, кровопивец!...

...Уточнять, кого имел в виду Глазастый, рисуя живой хищный кристалл, он не стал. Зачем? У каждого он свой.

Золотинка сосредоточенно возилась в своем домике-дуплянке. Вы-таскивая какие-то обрывки и обломки, трясла их и запихивала обратно или взмахом головы отбрасывала на середину комнаты. Устраивала она та-кое только в условиях полной безопасности. Гиан подозревал, что это как-то связано с гормональными циклами размножения, но углубляться в эту проблему не хотел. Да и Золотинка сердилась, когда её отвлекали от столь волнующего занятия. Сегодня она не стала шипеть и фыркать в от-вет на его взгляд, а только распушила кончик хвоста, показывая, что просит не смотреть.

Гиан кивнул.

— Ладно, у меня свои дела.

В углу стоял обыкновенный рабочий стол с клавиатурой и монитора-ми. Придать ему какой-то маскирующий его сущность облик Гиан не хотел. Вещи хороши, когда их внешность не противоречит сущности. В Звёздном Мире это противоречие настолько часто, что у себя дома он старался его избегать.

Гиан сел к столу, тронул клавиатуру. Сначала... как всегда прове-рим резервы. Временные и финансовые. Итак, время. Следующая экспедиция через двадцать дней. Если, конечно, не возникнет что-нибудь срочное и экстраординарное. Тогда могут дёрнуть. Отчёты... он, в основном, сва-лил. Здесь главное не запускать. Впритык возвращаться не стоит, ещё день туда-сюда, пятнадцать дней в полном его распоряжении. Теперь фи-нансы. Девиз цивилизации: "Денег не хватает!". Гиан вздохнул, вглядыва-ясь в аккуратные строчки на мониторе. Что он может себе позволить?...

... — Зачем ты копишь, Гиан?

Рыжие брови топорщатся ветвистой щетиной над белыми в красном крапе глазами. Жгуч нарывается на ссору. Но ему ссориться, тем более драться неохота. Да и Жгучу ссора нужна для последующего примирения с выпивкой. А пить тоже неохота. Поглаживая свернувшуюся на его коленях в клубок Золотинку, он отвечает.

— Поурт тоже копит.

— Он хочет вернуться домой богачом, — Жгуч презрительно кривит нос-хоботок, — а ты? Ты же звёздник, тебе некуда возвращаться. Зачем тебе деньги?

— А ты надеешься умереть в экспедиции?

Жгуч хмуро шевелит рубчатыми губами. Это его больное место. Он старше их всех, и мысль, что однажды медико-физиологический контроль выдаст предупреждение, а значит, не наймут, и экспедиция, где полное обеспечение, плата за работу, премии за находки и прочее, уйдёт без него, конечно, тревожит Жгуча. Пенсии Звёздный мир выплачивает только звёздникам, а остальным по страховке, а Жгуч свою регулярно пропивает или проигрывает. Но... не задевай других и тебя не тронут. Он Жгуча за язык не дёргал.

— А ты думаешь, богатому умирать легче? — наконец язвит Жгуч.

— Богачу легче жить, — вмешивается Поурт, — и неважно где.

— Да, — кивает маленький сморщенный Кьен, — с деньгами везде родина.

С троими сразу Жгуч связываться не будет. К тому же Поурт и Кьен сохранили свое гражданство, их планеты всегда примут их, а у Жгуча, похоже, и с этим проблемы. Вредный характер — не скафандр, не снима-ется...

...Так, сколько он может выделить на поездку? Ехать надо обяза-тельно. В это его возвращение Лиа не связалась с ним. И на мониторе в видеопосылке были только изображения Малыша. Хотя... всё понятно и объяснимо. Надо ехать, и не выяснять, а услышать и сказать то, что давно понятно им обоим. И решить судьбу Малыша.

Он снова тронул клавиатуру, убирая расчёты и вызывая линии связи. "Линия перегружена, ждите обходного канала". Подождём. И дело не в до-роговизне прямого соединения, просто пока ждёшь, успокаиваешься и го-воришь тогда уже обдуманно, а не сгоряча...

...Первая ночь на новом месте. И в одиночестве. До этого с ним всегда кто-то был. Ночь — время духов, и ребёнка нельзя оставлять од-ного. Даже взрослые старались лечь вместе. С ним была кормилица, нянь-ка, Дядька, один раз отец взял его с собой на охоту и тогда он спал с ним. Даже лорд Гаргал, который должен был убить его, не оставлял его ночью одного. А здесь... он один и в постели, и в комнате. Айя подож-дала, пока он разденется и ляжет, и ушла, сказав ему.

— Спи. Завтра утром я приду к тебе.

Она вышла, и сразу стало темно. И у него ни оберега, ни кинжала. Ему нечем защититься от духов. Огонь, металл и оберег. Воины, ложась спать у костра, кладут с другого бока обнаженный меч и вытаскивают из-за ворота обереги, чтоб лежали на груди, сверху. А у него ничего нет. Он залез под одеяло и свернулся там, хотя холодно не было. И как здесь тихо. Как... как в могиле. И тут он сообразил, что для того мира он умер. Здесь мир Сумеречных, и духам до него не добраться. Сумереч-ные сильнее. Если бы его хотели отдать духам, то уже бы сделали это и не дали бы ему ни одежды, ни еды. Подумав о еде, он сразу вспомнил чёрные сладкие кружки в одной из мисочек. Сначала он подумал, что это просто сгоревшее мясо, но все-таки попробовал. И они оказались такими вкусными, что он обрадовался её отказу доесть. Конечно, его бы не ста-ли кормить такой вкуснятиной, если бы хотели убить. Зачем-то же он ну-жен Сумеречным? А Сумеречные сильнее духов. Это хорошо, а то он поче-му-то не может вспомнить ни одного заклинания от духов. А он их знал много, заучив со слуха от нянек и Дядьки. И молитву Творца он забыл, а учил его ей отцовский Книжник. "О Ты, Создавший твердь и сушу..." А как дальше, не помнит. Что это с ним? Почему он всё забыл? Он не хочет забывать, он хочет помнить. Всё-всё. И всех.

— Ничего нельзя забывать, — Книжник бережно разворачивает на пю-питре свиток, — вот, это самое главное сокровище мира. Немногие им вла-деют. Но ты научишься этому.

Книжник учил его читать и писать. Было смешно и странно смотреть на значки и... и будто какой-то голос у тебя в голове произносит сло-ва. А когда уничтожают род, свитки тоже сжигают? Или их вместе с ору-жием мужчин и украшениями женщин забирают в сокровищницу Властителя?...

...Гиан улыбнулся. Конечно, забирают. А как же иначе создаются королевские богатства. Если королевство доживает до цивилизации сред-него уровня, сокровищница становится музеем, а если нет, то гибнет вместе с королевством, в лучшем случае растекаясь по сокровищницам по-бедителей.

Как там со связью? Время ещё есть. Удивительно, как быстро в воспоминаниях проходит информация...

...Чья-то рука тронула его за плечо и откинула одеяло.

— Просыпайся, Барс. Ночь кончилась.

Он оторопело заморгал и сел, протирая кулаками глаза. Значит, он всё-таки спал? И щёки почему-то мокрые, а ресницы слиплись. Он плакал во сне? Хоть и во сне, а все равно стыд. Он не маленький. Мужчины не плачут. Он отвернулся от Айи и вылез из-под одеяла. Тот же, непонятно откуда берущийся свет, но ярче, чем вчера. Уже без её помощи он спра-вился со всеми утренними делами. Она только ему сказала.

— Не забудь вымыть руки и лицо.

Но это он и без неё знал, что дыхание ночи надо смыть. И уже без затруднений натянул комбинезон. Она оглядела его и кивнула.

— Пойдём.

В большой комнате, как и вчера, стол и два табурета. На столе посу-да. Белое, похожее на молоко питьё, кусочки варёных овощей, маленькие круглые лепёшки. И опять Айя сидела рядом и смотрела, как он ест. Он уже не предлагал ей еды и, допивая, спросил о другом.

— А вы так и живёте под землёй?

— Почему под землёй? — удивилась Айя.

— А окон нигде нет, — объяснил он, облизывая пальцы.

Овощи плавали в соусе, и, доставая их, он испачкался. Айя спокой-но протянула ему белую чуть влажную тряпочку.

— Вытри руки. А для соуса возьми вот это.

Удивительно, но когда он вытер руки, они сразу стали чистыми и сухими, испачканную тряпочку Айя отбросила на пол, и та сразу исчезла, пройдя сквозь него без следа. Он взял странный, но похожий на обычную ложку черпачок, подобрал соус и повторил вопрос.

— Мы под землёй?

— Нет, — улыбнулась Айя.

— Окон нет от врагов? — решил он уточнить.

— У нас нет врагов, — ответила Айя. — Мы никого не боимся.

Он недоверчиво посмотрел на неё.

— Так не бывает.

Она улыбнулась.

— Чего не бывает? Что никого не боятся?

— Что врагов нет. И вы боитесь, раз без окон живёте, — закончил он убеждённо.

У неё слегка дрогнула кожа у переносицы. Потом он узнал, что у дорсайцев это высшее выражение удивления. Когда его не демонстрируют чужакам, а испытывают на самом деле...

...Пискнул сигнал налаженной связи, и Гиан включил программу ви-деосвязи. На той стороне медлили, и экран мерцал россыпью зелёных и изумрудных точек. Гиан терпеливо ждал. Наконец, там решились, и точки расплылись и запестрели, складываясь в изображение.

Лиа. В бело-жёлтом элорском платье, красиво оттенявшем её зелено-ватую кожу и жёлтые глаза. Тёмно-зелёные до черноты волосы уложены фи-гурным с причудливыми заколками узлом.

— Я рад видеть тебя, Лиа, — первым нарушил молчание Гиан. Он уже всё понял и продолжал очень спокойным ровным голосом. — Надеюсь, ты здорова.

Лиа молчала, но это просто из-за отставания звука от изображения на линии.

— Да, — наконец ответила она. — Я рада, что ты вернулся живым и здоровым.

— Когда я могу приехать за Малышом?

— В любое время...

— Но лучше не затягивать, — закончил он за неё. — Что знает Малыш?

— Он будет знать то, что ты ему скажешь. И... тебе не надо его забирать. Он остаётся с тобой. И я не вправе... — она запнулась, подбирая слова, — влиять на него.

Они говорили на общезвёздном языке, хотя Гиан владел элорским вполне достаточно для разговора на таком уровне, и она знала это. Но...

— Хорошо. Я буду завтра вечером.

Лиа кивнула.

— Я скажу Малышу, что ты приезжаешь, — и, помедлив, закончила. — До встречи.

— До встречи, — кивнул Гиан.

Выключили связь они одновременно.

И только сейчас Гиан ощутил живое тепло на шее и плечах. Золотин-ка незаметно и неслышно подкралась и легла на его плечи, ободряюще ут-кнувшись носиком в его висок. Гиан поднял руку и погладил её по голо-ве...

... — Одному тяжело.

Он поднимает голову и внимательно смотрит на Вьера.

— В экспедиции одиночества нет.

Вьер качает головой в общепринятом жесте отрицания.

— Каждый из нас одинок в своём теле.

Они вдвоем в своей каюте. Редкое время отдыха, и тратить его на пустые разговоры он не хочет. Но Вьер — его сосед и напарник: надо уживаться. Вьер кат, у катов очень сложная система отношений и родства, и к простоте звёздников Вьеру приспособиться сложнее, чем ему к Вьеру.

— И какой выход, Вьер?

Вьер улыбается, показывая клыки.

— Каждый ищет его сам, Гиан. Для многих эниф, для ещё многих друг, для ещё ещё многих семья. Жена, дети, родители, родичи... Одино-чество тяжелый груз, Гиан. Он ломает многих.

— Но не всех.

Вьер улыбается ещё шире.

— Всех, Гиан. Но некоторые успевают умереть раньше осознания своей сло-манности. Я правильно сказал?

— Главное, что я понял. Но я не согласен.

Вьер удовлетворённо фыркает, усаживаясь поудобнее.

— Давай поспорим. Люблю формальную логику.

Он смеётся в ответ.

— А чем тебя не устраивает ассоциативная?

— На ассоциативную не хватит времени. Не успеем выспаться.

— Ладно. О чём спорим?

Вьер выпускает на левой руке длинные загнутые когти и задумчиво оглядывает их.

— Ну, хотя бы... Ладно, предлагай ты.

Он кивает и описывает рукой фигуру, означающую у катов благодар-ность. Конечно, неуклюже, у него нет когтей, но Вьер понимающе кивает...

...Вьер был прав. И ошибался. Эниф, жена, сын... и с чем он остаётся?

Гиан ещё раз погладил Золотинку и встал. Надо собираться и ехать, если он хочет поспеть к завтрашнему вечеру. А мужчина всегда держит слово. Смешно, что по планете перемещаешься медленнее, чем между звёз-дами. Но ни звёздолётом, ни переходником не воспользуешься. Только пешком, верхом, в "капле", ну, в крайнем случае, в винтолете. Даже махолё-ты здесь не в ходу.

— Ну что, Золотинка? В дорогу?

Золотинка, по-прежнему сидя у него на плече, изогнулась, загляды-вая ему в глаза...

...Когда он доел, Айя встала.

— Идём. Я тебе покажу...

Она сделала паузу для вопроса, но спросил он о другом.

— А мой нож?

Она понимающе кивнула, но спросила.

— Зачем он тебе?

У него задрожали от обиды губы: неужели она считает его таким маленьким, но ответил он ей спокойным терпеливым тоном, как объясняют непонятливому. Да и Сумеречные же торговцы, откуда ей знать, что такое оружие.

— Я мужчина. Если кто нападёт, я тебя защищу.

— Никто не нападёт, — возразила она.

Но отвела его в ванную и достала из странного сундучка его пояс с ножом и мешочек с оберегом. Но сказала, что брать это с собой не надо. Пусть лежит у него в комнате.

Они вернулись в комнату, где он спал. Странно, но постель была на месте, а он уже привык к мгновенно исчезающей мебели. Айя прямо из стены вытащила полочку у его изголовья, и он положил туда пояс, нож и оберег.

— Идём, — повторила Айя.

И на этот раз он послушался. У выхода она взяла его за руку, при-косновением ладони открыла дверь-дыру, и они вышли в коридор. Как и вчера, пустынный. Идя рядом с Айей, он оглянулся, пытаясь запомнить узор вокруг быстро затягивающейся дыры, и не сразу заметил, что сегод-ня они пошли в другом направлении. Прошли между блестящими колоннами — он ещё не знал, что это аэраторы, — потом через небольшую ярко-красную арку — его на мгновение обдало холодным колючим воздухом, чем-то похо-жим на "злую" воду в душе — и новая стена, к которой Айя приложила ла-донь. Уже знакомая чёрная расширяющаяся дыра.

— Идём.

Он шагнул за Айей, и на него обрушились свет, краски, запахи, свисты, чириканье... Он даже зажмурился на мгновение, но тут же — Айя даже не заметила ничего — открыл глаза. Они были... в саду? Или это лес такой? Но в лесу не бывает таких аккуратных песчаных дорожек. Тра-ва, деревья, кусты, цветы и надо всем небо! Ярко-синее, без облачка, светящееся. Он закинул голову, подставив лицо небесному свету. Отпустила его Айя, или он выдернул руку, но вдруг он оказался один среди зелени и птичьих голосов. Кажется, он кричал и бегал между стволами, не разбирая дороги. Айя не мешала ему, да он бы сейчас и не заметил чьей-то помехи. Но потом он отдышался и стал оглядываться уже по-ино-му, уже не только смотря, но и видя. И первое, что он подумал: где Айя? Её он нашел сразу. Она сидела прямо на траве под деревом и, улыбаясь, смотрела на него. Её улыбка ему казалась уже совсем человеческой, видно, привык. Он подошёл и сел напротив.

— Айя, где мы?

— Это сад, — сказала она, внимательно глядя на него.

— Всё другое. Где мы? Это твой мир? Сумеречные здесь живут, да?

— А что другое? — помедлив, спросила Айя.

— Всё, — пожал он плечами, — трава, цветы, листья...

— Это другой мир, — Айя говорила медленно, явно стараясь, чтобы он её понял. — Тебе здесь нравится?

— Да, — сразу ответил он, разглядывая севшую на носок сапожка Айи бабочку, чёрную и пятикрылую.

Айя заметила его взгляд.

— Это грушевая бабочка, — объяснила она и удивилась. — Как она здесь оказалась?

— Грушевая? — переспросил он.

— Да. Ты вчера ел чёрные груши. Помнишь?

— Это как сгоревшее мясо? — уточнил он.

— Разве они похожи на мясо? — удивилась Айя.

— С виду. А так они вкусные, А она, — взглядом он показал на бабочку, — она тоже их ест?

— Нет. Она такого же цвета.

Он кивнул и осторожно потянулся к бабочке, но схватить её не успел. Айя рассмеялась.

— Не пытайся. Ещё никто не поймал грушевую бабочку руками.

— А чем их ловят?

— Их приманивают приятным запахом.

— Приманка — это надежно, — солидно кивнул он и вскочил на ноги не в силах больше сидеть.

Айя не удерживала его...

...Так он начал знакомиться с новым миром. Малышу будет легче. Все-таки... звёздник во втором поколении. Этот мир его с рождения.

За всеми этими рассуждениями и воспоминаниями Гиан переоделся для дороги с верховой ездой и отправил посылку-пакет с парадной формой — что бы ни было, но хотя бы из вежливости он предстанет перед Лиа в надлежащем блеске. Золотинка, сидя на своем домике, внимательно наблю-дала за ним.

Гиан застегнул замшевую куртку, оглядел себя в услужливо выдви-нувшемся из стены зеркале и лёгким щелчком отправил его обратно. Золо-тинка в один прыжок пересекла комнату, оказавшись на его плечах.

— Поехали, — весело сказал Гиан.

А чего грустить? Он знал, что этим закончится, знал с их первой встречи. Ну не совсем с первой, но до их свадьбы точно. Лиа из Старой Семьи. Не королевских кровей, но несомненной аристократии, высших каст Элора. А он... безродный чужеземец, звёздный ублюдок, спасёныш. Разу-меется, Семья не возражает, чтобы молодежь развлекалась. Экспедициями, любовью, даже семьёй, вернее, игрой в семью. Пока Семья, подлинная семья, не призовёт исполнить долг. Ей и так дали шесть лет. Малышу уже пять, может учиться в подготовительном круге. Весьма благородно.

Добираться он решил на "капле". Быстро и необременительно. На стоянке как раз на его глазах опустилась одиночка, из которой легко выпрыгнул молодой с ещё не почерневшей шерстью на голове кат.

— Свободна? — окликнул он ката на общезвёздном.

Кат утвердительно фыркнул в ответ и на неплохом общезвёздном по-желал лёгкой дороги.

Все движения знакомы и привычны до автоматизма, не требуют ни внимания, ни раздумий...

...Айя не мешала ему, но как-то всё время оказывалась рядом и молча внимательно смотрела на него, и по её неподвижному белому лицу было не понять, одобряет или осуждает она его. Он не знал, сколько они пробыли в саду: чувство времени у него ещё не было развито, но долго, а свет... свет оставался прежним, и почему-то не было теней. Он не сразу обратил на это внимание, а, заметив, обернулся к Айе.

— Айя, почему?

— Что почему?

— Светло, а тени нет, — он огляделся, — ни у чего нет.

Нянька бы ему ответила, что раз так, значит так и надо, Книжник — что такова воля Творца, Дядька — что воину нечего об этом думать, это хорошо, что тень тебя не выдаст, а почему и думать нечего, а что ответит она?

— Это...

Следующего слова он не понял и переспросил.

— Что-что?

— Ну... здесь всё небо светится. Не одно солнце светит, а всё небо.

Он кивнул и попытался повторить непонятное слово: аэрофлуоресцен-ция. Она будто не услышала его попытки и не поправила, хотя он и сам слышал, что ошибся. И тут ему пришла в голову новая мысль.

— Айя, а бывает не одно солнце?

Она улыбнулась.

— Бывает.

— Ты мне покажешь?

На этот раз она ответила с явной заминкой.

— Может быть...

... Теперь он понимал, что именно тогда решалась его судьба, и заминка Айи была как раз и вызвана тем, что она не знала решения. Не знала, куда его отправят из Резерва. И её отчёты значили очень много, но не всё. И хорошо, что он тогда не знал этого. А просто жил.

Гиан заложил лихой вираж, выруливая на скоростную трассу: передви-жение в любых измерениях и плоскостях должно регулироваться и подчи-няться правилам. Впереди несколько часов лёта над океаном, а потом, потом верхом. Выигрыш не так во времени, как в удовольствии. А ездить верхом он любил...

...Высокий боевой конь с сединой на морде неподвижно стоит, опустив голову. Дядька подхватывает его под мышки и поднимает.

— Цепляйся.

Он сам ухватывается за седло и, подтянувшись, усаживается уже плот-но. Берёт поводья.

— Пошёл.

Молодой воин берёт коня под уздцы и ведёт по двору. Дядька идёт рядом, чтобы подхватить его, если он начнет падать.

— Я сам, — протестует он.

Дядька кивает, и воин, ухмыляясь, отпускает повод. Конь сразу оста-навливается. Он пытается послать его вперёд, дёргает повод, бьёт пят-ками, но конь, не обращая на его усилия внимания, начинает дремать. Воин хохочет от души, ухмыляется и Дядька, смеются — он знает это — глазеющие из окон слуги. Ну почему пони его слушаются, а боевой конь, хоть и старый, а не хочет? Наконец удачным ударом ноги, но, кажется, помог и Дядька, пнув коня в зад, ему удается сдвинуть коня с места.

— Давай, давай, — кивает Дядька. — Заворачивай.

Он дёргает поводом, пытаясь отвернуть коня от дверей конюшни, и опять Дядька, шлёпая коня по щеке, помогает ему...

...Связавшись с конюшней и договорившись об аренде, Гиан выключил связь. Верховая прогулка совсем не плохо. И Малыш будет в восторге. Его самого посадили верхом намного раньше, но здесь всё-таки не там...

...Сильный хорошо выезженный боевой конь идет ровной рысью. Он уже не клонится в седле и не сползает на бок. Стремена подтянуты ему под рост почти к седлу, но он уже упирается в них и может достать пят-кой бок коня. В бою руки заняты оружием, и надо управлять только нога-ми, но бросать повод нельзя: конь должен чувствовать руку всадника. Дядька едет рядом на своём коне.

— К тому дереву. Быстрей.

Он уже знает сигналы и сразу переводит коня в галоп. И Дядька от-пускает его на полкорпуса вперёд. На вершине холма с приземистым раскидистым деревом он с первого рывка останавливает коня.

— Что видишь? — требует Дядька.

Он добросовестно перечисляет, но Дядька сердито мотает головой.

— Не то. Смотришь, а не видишь. Что в деревне не так?

— Всё так.

— Не всё! — сердится Дядька. — Куры где?

— Да, — удивляется он, — не видно.

— А где ж они?

— Загнали?

— А может, отловили?

— Нет, — соображает он, — мы б кудахтанье слышали.

— То-то. А чего их днём загнали?

— А! — наконец находит он решение. — Торговцы едут!

— А может, проехали? — смеётся Дядька.

Дороги к замку отсюда не видно, но он отвечает уверенно.

— Ещё нет, — и сам объясняет, — мы б услышали, как воротную цепь крутят.

И Дядька удовлетворённо кивает...

...Гиан улыбался воспоминаниям. Дядькина наука не раз потом выру-чала его. Смотреть и видеть, слушать и слышать, лишнего не спрашивать, узнанное держать при себе, пока не понадобится, — всему этому Дядька учил. А ещё владеть ножом и мечом, стрелять из лука, метать каменные шары и ременную петлю, прикрываться щитом и уворачиваться от чужих ша-ров и стрел. Воинская наука сложна и жизненно необходима. Даже Звёзд-ному Разведчику. И он, ещё не зная о грядущем, стремился овладеть этой наукой как можно скорее. И случалось, в своем усердии подставлял Дядь-ку...

...На воинском дворе толпа, шум, гомон. Приехали посланные вперёд предупредить, что поход был успешен, убитых совсем нет, и раненых нем-ного, а добыча большая. Пусть в замке готовятся к радостной встрече, будет большой пир и раздача наград. Он вертится среди воинов, жадно слушая разговоры. Отец возвращается! С победой! А он... он поедет ему навстречу. Но его конь в конюшне, а Дядька выспрашивает про своих пле-мянников. Он внимательно рассматривает бродящих по двору, отфыркиваю-щихся боевых коней, выбирает одного из них и подходит. Конь как раз подбирает клочок рассыпанного по двору сена, и ему легко удаётся ухва-тить его за узду. Конь удивлённо, но, не сопротивляясь, идёт за ним к водопойной колоде. И пока конь пьёт, он с колоды взбирается в седло, ухватывает поводья и усвоенным сигналом посылает коня вперёд, к воро-там. Кто-то сзади вскрикивает, свистит, конь шарахается, несётся к воротам, и сам вылетает наружу. Дорога одна, и он направляет коня по ней. Крики сзади подгоняют коня, и он, крепко держась за повод, впервые ощущает бьющий в лицо ветер полного боевого хода. Впереди появляется тёмная надвигающаяся громада боевого отряда с трепещущими на ветру гордо вздыбленными флагами. Кто-то отделяется от отряда и скачет навстречу, прямо к нему. Его конь пугается и, шарахнувшись в сторону, скачет по полю. Не в силах ни завернуть, ни остановить коня, он крепко держится за поводья, упираясь животом в высокую для него переднюю луку и думая только об одном — не упасть. Конь несётся бешеным галопом, но сзади нарастает ровный топот, и вот уже поравнявшийся всадник властно хватает его коня за узду и подчиняет себе, заставляя уравнять скорость. Он осторожно поворачивает голову. Отец?! Забрало поднято, и ли-цо отца в обрамлении шлема строго и невозмутимо, но, встретившись с ним глазами, отец кивает ему и говорит.

— Держись.

Описывая широкую дугу, они уже рысью приближаются к воротам зам-ка, откуда высыпали встречающие. Отец останавливает своего коня, и вы-нужденно останавливается рядом и его. Он гордо выпрямляется в седле. И так, вдвоём, под крики — отец продолжает держать его коня за узду, и тот стоит спокойно — они поджидают остальной отряд. Всадников, пехотинцев, телеги с добычей. В толпе он видит свою кормилицу с сестрой на руках, и няньку с младшим братом, и Дядьку. Подходит отряд, и они въ-езжают под воротной башней во двор. Там уже стоит мать, она склоняет перед отцом голову и принимает повод его коня. Отец спешивается, за ним спрыгивает и он. Конюший забирает их коней. Отец мимоходом кивает матери и оглядывается, находит взглядом в толпе Дядьку, и тот, винова-то понурив голову, подходит к отцу и встаёт перед ним на колени. Становится очень тихо, даже ласточек не слышно.

— Ложись, — негромко говорит отец.

Дядька, стоя на коленях, вытаскивает из штанов рубаху, задирает её себе на голову, оголяя спину, и ложится ничком. Отец взмахивает плетью. В полной тишине плеть с чмоканьем ложится на спину Дядьки, оставляя багровую, сразу вспухающую полосу. И ещё одну, и ещё, и ещё, и ещё... После пятого удара отец командует.

— Встань.

Дядька встаёт, не заправляя рубахи.

— Это за то, что не доглядел, — говорит отец и снимает с пальца золотой перстень, — а это за то, что выучил в седле держаться, — и отдаёт перстень Дядьке.

Дядька, кланяясь, берёт перстень и целует отцу руку. И сразу радостный шум и гомон, и в общем ликовании отец идёт в замок. Начинается суета подготовки к пиру...

...Отец был строг, но справедлив. Как и положено главе рода, хозяину родовых земель, судье и полководцу. Наказывали в замке нечасто и всегда за дело, строго соблюдая обычаи. Согрешившей служанке наголо остригали волосы, но совратитель женился на ней или платил виру, которая шла в приданое грешнице. Провинившегося воина наказывал только отец, а дере-венского мужика мог выпороть и Управитель. Пойманного на воровстве би-ли обкраденные им, если ловили на месте, но семья за него не отвечала. Не вернувший в срок долга отрабатывал его, а задолжавший замку отдавал в счёт долга кого-то из детей, который становился потом слугой или во-ином. И ещё, и ещё, и ещё... Обычное право характерно для раннего уровня цивилизации. Раз в год паломничество в Храм Творца. Но если недосуг, или нет сил, или ещё что, то надо заплатить. Раз в год в замок приезжает монах, собирает паломников и плату с тех, кто отказывается от паломничества. Дети не в счёт, а увечные и параличные платят поло-вину. Говорят, старший в роду Медведей выстроил свой храм в замке и держит трёх монахов. Но Медведи следующие по счёту на власть, вот и чудят...

... — Еще Властителем не стал, а уже норов показывает, — укоризнен-но качает головой Дядька.

— Узнает Властитель когда, не поздоровится Медведям, — соглашается один из десятников.

— Если ополчение созовут, — подхватывает брат Управителя, — то и нам перепадёт. Медведи богаты.

— Не будет Властитель из-за этого ополчение созывать, — отмахива-ется Дядька. — Пошлёт своих сотни три, и всё.

— И Святейший не заступится?

— За кого? Монахов-то не тронут.

— Медведь Властителем станет, посчитается.

Он лежит на ложе за спиной Дядьки, закрыв глаза, будто спит, и слу-шает неспешный разговор. Десятники — друзья Дядьки, а брат Управите-ля... ну, брат тоже кое-что может.

— Вот помню, Цапли тоже зачудили. Ещё при старом Барсе было. Тог-дашний Властитель ополчение созвал. И где те Цапли теперь? Нам-то от них только Голубое болото перепало, но помню...

— Вспомнил! Тогдашний Властитель рубиться любил. И другим дозво-лял. А нынешний...

— Цыц! — командует Дядька, — разбудите ненароком, а он памятливый.

И все сразу начинают говорить о другом. О Кривом, что не сумел отбрехаться и должен теперь жениться на сапожниковой уродке.

— Он Кривой, она Уродка! — хохочет брат Управителя, — то-то детки пойдут.

— Ты-то сам которой уже приданое сделал? — ехидничает кто-то из десятников.

И дружный негромкий гогот...

...Ночной полёт над океаном даже по автоматизированной трассе не самое простое дело, особенно в безлунную декаду. Приходится включать радары и отслеживать маршрут. Заблудиться не страшно, но у одноместной "капли" невелик запас энергии, и болтаться на плаву до прибытия техпо-мощи — лишняя трата времени.

Внизу играло цветом, переливалось большое бесформенное пятно: кормился рыбный косяк. Значит, надо взять на три градуса к восходу, а то снесет на рыбные пастбища. Но почему сносит? Ветра нет. Или регули-ровка баланса, или... похоже, давно не чистили контакты. Нет, вот оно что. Сбит один из верньеров. Кат его, что ли, когтем от нетерпения ско-вырнул. Скомпенсируем снос левым двигателем. Есть. Теперь и автоматику можно подключить.

Золотинка, удобно устроившись на его плечах и свесив хвост ему на спину, чтобы не мешать управлению, безмятежно рассматривала звёздное небо и искрящийся океан внизу...

...Они долго пробыли в саду. Айя не торопила его. Но наступил мо-мент, когда он сам подошел к ней и сел рядом. Она посмотрела на него и кивнула.

— Хочешь есть?

Он пожал плечами.

— Можно и поесть.

— Тебе здесь нравится?

— Да. Почему вы не живёте здесь?

— Почему? — удивляется Айя. — Мы живём.

— А почему никого нет?

Она кивает.

— Я поняла. Мы приходим сюда отдыхать. А сейчас все работают.

Он непонимающе хмурит брови. Работают в одном месте, а отдыхают в другом? Как это так?

— Как это? — повторяет он вслух.

— Это долго объяснять.

— Сумеречные торгуют, — начинает он рассуждать вслух, — а торговцы не отдыхают, чтобы выгоду не упустить.

Она не соглашается и не возражает, и он продолжает.

— Или все в поездке сейчас? А где же остальные? Ну... семьи их?

И смотрит на неё, ожидая ответа. Но Айя, не отвечая, встаёт.

— Идём. Нам пора возвращаться.

Он, не споря, встаёт и сам берёт её за руку, уже понимая, что без неё он не пройдёт сквозь стену...

...Убедившись, что автомат справляется, Гиан отыскал в путанице звёзд, сигнальных огней и спутников крохотную, ничем не примечательную звёздочку. От неё в одном пространственном переходе База N307, где вы-ход на землю. Его Землю. Под его Солнцем. Где лорд Гаргал, спасая последнего Барса, отдал его Звёздному Миру. Отныне и до скончания вре-мён. Зачем он это сделал? Почему выбрал его? И почему дорсайцы сразу согласились его принять? Что они увидели в нём? Дорсайцы не сентимен-тальны, особенно по отношению к чужакам, варварам. Это объект наблюде-ний, в лучшем случае. Почему они взяли его? Ни тогда, ни сейчас он не знает ответа. И хочет ли знать? А кем он был для Айи? Забавным зверь-ком? Нет, Айя профессионал, работа, дело — превыше всего. Она наблюда-ла, не мешая ему проявить себя. Что ж, он себя проявил в полной мере.

Гиан улыбнулся. Немногим удаётся вывести дорсайца из себя. Ему удалось. Шуму было... ну не на всю Вселенную, но на треть-то уж точ-но...

...День за днём по заведённому порядку. Завтрак, прогулка в саду, обед, странные игры с картинками, ужин и сон. И с каждым днём он чувствовал себя в саду всё увереннее, открывая всё новое и новое, ни на что не похожее. Айя всё время была рядом. Спрятаться от неё он не пытался, хотя и подумывал об этом. Но, увидев цветную паутину, забыл обо всём. Даже о недавнем открытии, что у сада есть стена. Он играл сам с собой в охоту, был сразу и охотником, и оленем. И перепрыгивая через распластавшийся по земле колючий куст, налетел на дерево, проле-тел сквозь него и врезался в стену, больно ударившись лбом. От крика он сумел удержаться и немного посидел на земле, соображая. Перед ним была чёрная сплошная стена. Непонятно из чего сделанная, не камень, не глиняные кирпичи и не дерево. Гладкая холодная, он чувствует, как от неё тянет холодом. Он встал, шагнул назад и оказался перед деревом. А стена исчезла. Деревья, кусты с переплетёнными, усыпанными цветами ко-лючими ветвями. Он опять шагнул прямо в дерево и оказался перед сте-ной. Как это? Как это сделано? И если это не как остальные двери, то почему оно его пропускает? Айе он тогда ничего не сказал, а она не спросила. И теперь он стоял перед цветной переливающейся всеми цветами паутиной, затянувшей проход между двумя деревьями. Деревья были настоящими, он уже потрогал их, а паутина? Он осторожно протянул руку. Паутина заколыхалась, загудела, а его ладонь наткнулась на невидимую плотную, но не твёрдую стену. Он попробовал нажать, и стена поддалась, но чуть-чуть, а когда он захотел убрать руку, не пустила его. Испугавшись, он рывком выдернул руку, осмотрел ладонь — ничего. И уже смелее ударил паутину кулаком. Рука ушла в паутину по локоть. Ага, значит, только ломом пройдёшь. Ну-ка... Он выдернул руку, отошёл и с разбега прыгнул прямо в центр паутины. И полетел в темноту...

...Везёт дуракам и пьяным. Что ж, его вполне можно было считать дураком. Вот так наобум ринуться в подпространственный переход, ничего не зная и не понимая. И самое интересное — не испытывая страха. Сейчас бы он не рискнул, не стал бы бездумно рисковать, а тогда...

...Его крутило и переворачивало. Каким-то образом он не так понял, как догадался, что сопротивляться опасно, и только с интересом разглядывал окружавшую его темноту. Иногда в ней появлялись пятна, то более, то менее тёмные, или крохотные разноцветные точки и чёрточки. Но они проскакивали мимо так быстро, что он ничего не успевал рассмот-реть. Его ещё раз перевернуло, и он довольно ощутимо ударился обо что-то очень плотное, как пол с толстыми новыми циновками, и упал на спину. Он перевернулся на живот и вскочил на ноги. Здесь тоже было темно, но не так. Что-то смутно светилось, вернее, отражало свет, как щиты на стенах в оружейной. И он пошёл на этот отблеск. Это и в самом деле бы-ла стена. Чёрная, твёрдая и холодная. А блестели круглые и светлые как посеребрённые пятна. Он тронул такое пятно, небольшое, размером с его голову, и низкое — не надо тянуться. Пятно было тоже холодным, но мяг-ким. Ладонь входила в него и выдёргивалась с лёгким усилием. Легче чем с паутиной. При каждом рывке что-то негромко и приятно звенело. Он пе-решёл к следующему пятну. Но оно было слишком высоко. А это маленькое, ладонью закроешь, и он ткнул его пальцем. И это... он шёл вдоль стены, шлёпая ладонью или тыкая пальцем в серебристо-блестящие пятна и слушая звон, пока не остановился перед большим, больше его роста, и не круг-лым, а вытянутым в высоту пятном. И походило оно не на щит, а на зер-кало. У матери было такое, только маленькое. Но в материнском он мог рассмотреть себя, а в этом... что-то оранжевое, вытянутое, с неразли-чимым пятном лица. Он протянул руку и тронул странное зеркало. Рука встретила уже знакомую упругую силу, поддающуюся не нажиму, а удару. Придётся прыгать, как в паутину. И тоже в серёдку. Дядька говорил.

— В край щита не бей. Соскользнёт. И отбить легко. В самую серёд-ку цель. Не пробьёшь, так повалишь.

С паутиной так и вышло. И здесь должно выйти. Он отступил для разбега и прыгнул. Не свист, не звон, а чмоканье. Как будто — успел он подумать — его заглотали. Темнота, странный синий сумрак, и он опять па-дает, скользит, как по деревянному жёлобу для воды после зимней ночи, он с замковыми мальчишками катался так зимой. Было не больно, не страшно, а даже весело. Как и тогда. Он попытался повернуться, чтоб не на животе головой вперёд катиться, а сидя, но только заскользил силь-нее. Стены странного желоба были рубчатыми. А почему же он тогда скользит? И свет синий, снизу. Если там костер, он прямо в него плюх-нется, но синих костров не бывает, огонь красный. Но костра не было. Было что-то большое, теплое и мохнатое, на которое он налетел, и даль-ше они немного прокатились вместе и упали на пол, по-настоящему твёр-дый. Он оказался снизу и больно ударился, а сверху его придавила тёплая мохнатая тяжесть. Но только на мгновение. Тяжесть тут же исчезла, свет стал ярче, сильные большие руки подхватили его и подняли на воз-дух. Совсем близко он увидел... не лицо, а морду. Круглую, щекастую, с маленьким носом, покрытую коротким рыжеватым мехом. Большие ярко-зелёные глаза с верти-кальной чёрточкой зрачка. Треугольные оттопыренные уши, и между ними на темени светло-коричневая топорщащаяся, а не гладкая как на... всё-таки лице шерсть...

...Так он впервые увидел ката. Теперь уже трудно представить, что он не знал ни общезвёздного языка, ни языка катов. Он помнит свое не-понимание, но, вспоминая, слышанное, понимает...

...— Мышь летучая! — фыркнул кат и продолжил на общезвёздном, — откуда ты здесь?

Он молча болтался в его лапах, слишком удивлённый, чтобы бояться. Кат поставил его на пол, и он впервые увидел, как из круглой мягкой лапы выскакивает длинный загнутый коготь. Этим когтем кат провёл по его шее, поясу, запястьям, фыркнул нечленораздельной смесью удивлённо-го ругательства и спросил на общезвёздном.

— Кто ты?

Он покачал головой.

— Я не понимаю тебя. Говори по-человечески.

Кат повторил вопрос на языке землян, потом айвов. Но он только мотал головой. Кат снова фыркнул, убрал коготь, мягкой лапой взял его за руку и повёл по коридору. Оглянувшись, он увидел чёрный круг люка, из которого они выпали, и на его глазах чернота сменилась серебристым свечением "мягкого зеркала"...

...Как он теперь знал, Айя к тому времени в который раз методично прочёсывала сад, отыскивая его под кустами и в ветвях, предполагая, что он просто спрятался и не хочет откликаться на её зов. Прорванная им сетчатая мембрана уже самозатянулась, но Айе и в голову не пришло проверить этот канал. Она была уверена, что гудение, световые сигналы и общий непривычный вид отпугнут его. Он ведь даже не варвар, а ди-карь. Страх перед неизвестным и непонятным должен у него превалировать над другими эмоциями и, резонируя с инстинктом самосохранения, вызвать паническое бегство, истерику, парализующий ступор, наконец. Но не исчезновение.

Гиан улыбнулся. Он не хотел Айе неприятностей. Просто... чувство-вал её чуждость, скажем так, и платил таким же отчуждением. Не споря, но и не открываясь. Странно, что он так легко поладил с катами. Хотя, может, и не странно. Каты славятся душевным отношением, заботой о де-тях и слабых, эмоциональной теплотой. Готовы всегда помочь, при-ласкать, утешить. И очень обижаются, когда их порывы отвергают. Может, эту душевность он и ощутил, идя рядом с озадаченным его появлением Фьорфьом, техником-наладчиком, пошедшим проверить канал перехода, ведь почему-то же загудела вся транзитная камера! И вот. Явный гоминид, не дорсаец, но в дорсайском детском комбинезоне, без опознавателя и автомаяка, не знающий языка... Всякое бывает во Вселенной, но с таким Фь-орфь не сталкивался, даже не слышал о подобном и потому сделал то, что сделает любой кат, обнаружив заблудившегося малыша. Отведёт домой, на-кормит и сунет в тёплое логово, к своим детёнышам, а уже потом начнёт отыскивать его родителей, чтобы располосовать когтями морду нерадивой мамаше и как следует куснуть отца. Не могут следить за ребёнком, пусть отращивают хвосты и отправляются в лес, на деревья, летучая мышь чтоб на голову им нагадила! Каты любят ругаться, и хотя в переводе многое теряется, но и так весьма сочно и образно.

Начинался ветер, и Гиан приподнял "каплю", чтобы её не сбило шальной волной. И вдруг отдыхающий в здешних водах кракен-отпускник захочет в шутку щёлкнуть по одинокой "капле" боевым щупальцем. Чтобы потом вылавливать пассажира и изображать смущение. Юмор у кракенов сильный. Но неизысканный. Любимый всеми анекдот, как встретились в ба-ре землянин с кракеном, как шутили и гуляли, и что осталось от бара, города и планеты после их пирушки. Хорошо, что такая гулянка только в анекдоте и возможна. А юмор р'хнехрров вообще только им и понятен. Но инсекты самые... негуманоидные из негуманоидов. При всей их телепатии их бывает очень трудно понять. Но работать с ними возможно, а бывают ситуации, когда они незаменимы. С юмором, кстати, очень интересно. Есть анекдоты, понятные всем: гоминидам, приматам и даже негуманоидам. В хорошем переводе, разумеется. А есть... непонятные никому, кроме сочинителей. Настолько они насыщены местной экзотикой.

Небо ясное, звёздное, курс держать легко. Настоящее не вызывает никаких сомнений, о будущем, о встрече с Лиа, думать не хочется, зна-чит, можно снова уйти в прошлое...

...Они долго шли по какому-то непонятному коридору, и вдруг ему в лицо ударил холодный влажный ветер, и, закинув голову, он увидел тём-но-синее небо и три большие ярко-белые луны. Но так не бывает! — уди-вился он.

— А почему их столько? — спросил он, показывая на небо.

Но кат понял его иначе и взял на руки.

— Конечно, холодно, — пробурчал кат, пряча его под свою меховую куртку. — Держись, малыш, здесь недалеко.

И побежал мягкими длинными прыжками. Вцепившись пальцами в перекрещивающиеся на груди ката ремни, укрытый от ветра так знакомым теплом и запахом меха, он даже задремал. Было тепло и безопасно...

...Да, безопасность — это не физические условия, а душевное состояние. Он это всегда, нет, не понимал, а чувствовал...

...Отец впервые взял его с собой на охоту. Правда, маленькую, с ними всего пять воинов, из деревни не пригнали мужиков-загонщиков, нет стягов и обоза, так, по-простому. И отправились не так уж далеко, в лес за болотом, пострелять чёрных лесных птиц, они перед зимой разжирели и взлетают шумно, но медленно, а ещё их можно бить из засады, но это весной, когда он квохчут и топчутся на проталинах, а осенью жируют на поздних ягодниках. Все это он рассказал отцу, пока они неспешной рысцой — по болоту вскачь не гонят — проезжали по узкой, на два коня, тропке. Отец кивнул.

— А что ещё Трепло рассказал?

Он удивился: откуда отец знает, что Трепло, бродячий охотник, третьего дня ночевал в замке и допоздна трепал в кухне об охоте и всём прочем, что только на язык пришлось, ведь отца в тот день не было. Но ответил.

— Красного оленя только заговорённая стрела берёт.

Отец улыбается.

— А белого?

И не дожидаясь его ответа, весело хохочет. Смеются воины. И он тоже заливается радостным от понимания причины смехом. На белом олене Творец объезжал новосозданную землю и взял его с собой на небо. Кто же охотится на небесного оленя?...

...Золотинка шевельнулась на его плечах, Гиан увидел впереди зуб-чатую черноту берега и ритмичное мигание маячков. Чисто вышел на створ, даже подправлять не нужно. Прозвучал сигнал встречающей автома-тики, и Гиан сбросил управление с ручной клавиатуры. Теперь его дове-дут и посадят. Полная безопасность...

...Они заночевали прямо в лесу у костра, расстелив на земле попо-ну и укрывшись меховым одеялом. Отец высвободил из-под ворота рубахи замшевый мешочек с оберегом, положил под правую руку меч, не боевой, правда, расхожий, но всё равно, а он оказался между телом отца и живым огнём. С другой стороны костра легли четверо воинов, а один остался на страже. На своей земле и одного хватит. Тёплое сильное тело отца, тепло огня от костра. Ни с какого бока духи к нему не подберутся. А с рассветом они пойдут на ягодник. Совсем рядом что-то зашумело в кустах, и кто-то жалобно пискнул.

— Повезло филину, — сонно сказал отец, — и нам завтра повезёт. Спи.

Он послушно закрыл глаза, но успел увидеть бесшумно взмывшую из кустов крылатую тень...

..."Капля" замедлила ход и плавно опустилась на ярко освещённую платформу стоянки. В последний раз мигнул и погас огонёк контроля на пульте. Гиан коснулся пульта браслетом, фиксируя конец занятости "капли", и вышел.

От ярких фонарей небо здесь казалось особенно чёрным и мало звёзд-ным. На платформе никого, только в мерцающем шаре диспетчера смутно различим силуэт дежурного. Гиан помахал ему и пошёл к шумящему листвой парку.

Станция проката была недалеко, дорогу он помнил, да и сбиться с подсвеченной тропы сложно. Золотинка с удовольствием спрыгнула с его плеча на дерево и бежала теперь рядом по ветвям, вспугивая спящих птиц.

Гиан шёл легко, скользящим шагом привыкшего много ходить, когда со стороны посмотреть — не спешит, а не угонишься, нога встаёт мягко и плотно, без лишнего шума и надёжно удерживая сцепление тела с грунтом. И всё это без малейших усилий с его стороны, на полном автоматизме...

...Он и в самом деле заснул и проспал всю дорогу, проснувшись от того, что кто-то высвобождал из его стиснутых пальцев ремни, что-то приговаривая непонятно, но ласково. Он недовольно вздохнул и открыл глаза...

...Гиан улыбнулся. Миуау — мамочка на языке катов. Конечно, она была удивлена и растеряна, даже кисточки на ушах встали дыбом, но в том, что надо делать, Миуау не сомневалась ни секунды...

...Он сидел за столом, табурет оказался слишком низким для него, и ему подложили три подушки, ел рыбу и мясо и пил горячее густое моло-ко. Кружка была без ручки, вся в маленьких несквозных дырочках для когтей, но его пальцы были толще когтей, и чтобы он не обжёгся, кружку обернули шершавой, не пропускающей тепло тканью. Потом он узнал, что это особо обработанный асбест. Мясо и рыба, нарезанные кубиками, с хрустящей корочкой и сочные внутри, ему очень понравились. И что их можно брать прямо руками, тоже. Миуау любовалась его аппетитом, гладила его мягкой пухлой рукой по голове и выясняла у мужа, сообщил ли тот о находке по сети оповещения. И он с наслаждением, хотя и не понимая тогда ни слова, слушал её голос, чем-то похожий на голос Няньки.

— Миуау! — прозвенел за его спиной голосок.

Он обернулся и увидел маленького ката. И сразу догадался, что это сын Миуау. И подвинулся, давая тому место рядом.

— Миу! — строго сказала Миуау, наливая молоко в ещё одну кружку.

Маленький кат сел на табурет с одной подушкой и, выпустив когти, взял кружку. Покосился на него и профыркал что-то дружелюбное. Он от-ветил таким же фырканьем, и получилось у него очень похоже, потому что все засмеялись. Миуау погладила его по голове и плечу и взяла у него кружку налить ещё молока. И пока она наливала, он показал на неё паль-цем и сказал.

— Миуау, — потом показал на сидящего рядом, — Миу, — и молча ткнул пальцем в большого ката.

Каты переглянулись и... поняли его.

— Фьорьфь, — сказал кат, приложив руку к груди, на перекрестье чёрных блестящих ремней.

Он кивнул и повторил.

— Фьорьфь, — и так же, приложив руку к груди, назвал себя. — Барс.

Первым отозвался с интересом глазевший на него Миу. Но получилось.

— Гиан.

Он поправил его, но у того не получалось, и, устав, он махнул рукой. Пусть будет Гиан...

...Он оставил это своим именем, догадавшись, что настаивать на правильном выговоре глупо. А Гиан — удобно для любого произношения, и ни в одном языке нет похожего по звучанию ругательства. А подлинное имя... ему не от кого услышать. Даже Айя произносила нечётко, сглаты-вая придыхания. Нет, Гиан совсем неплохо звучит...

...Спать его уложили вместе с Миу. Странное, плетёное из прутьев сооружение, большое — в пол его роста, полукруглое сверху и плоское снизу. Внутри мягкая обивка и ещё тканевое одеяло. И туда надо было влезать как в трубу, что ему очень понравилось. Потом он узнал, что это называется логовом. Миуау отвела его и Миу в ванную и уборную, где, в общем, было всё так же, как у Айи, во вся-ком случае, он справился. Потом он снял комбинезон, оставшись голым, и вслед за Миу влез в логово, Миуау всунула им ещё одно одеяльце и опустила закрывающую отверстие логова шторку. Они с Миу немно-го повозились, заворачиваясь в одеяла, подёргали друг друга за уши и волосы, похихикали неизвестно над чем — смеялся Миу ну совсем по-человечески — и заснули. Странно, но в логове не было душно...

...Ночной путь всегда таинственен, даже если он подсвечен, выровнен и безопасен до пределов возможности. Впереди показались белые кубы и пирамиды станции, и Золотинка спрыгнула к нему на плечо, потёрлась мордочкой о его щёку.

Конечно, если очень нужно, лошадь дадут и ночью, но он договорился, что выедет на рассвете, и потому прошёл сразу в гостевую комнату. Здесь было пусто и тихо, под потолком горела синяя ночная лампа.

— Помощь нужна? — спросил дежурный, судя по внешности, землянин, в обычном универсальном комбинезоне.

— Спасибо, я справлюсь. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил дежурный и ушёл на свой пост.

Из спальных ниш заняты только две. Гиан вошёл в первую же свобод-ную и включил радужную завесу входа. Из стены автоматически выдвину-лись стандартная койка и стеллаж для вещей. Для Золотинки он вызвал полочку у изголовья, которую она, без особого восторга, и заняла. Гиан разделся, развесив одежду, и шагнул в открывшуюся рядом со стеллажом ванную. Обычный гигиенический набор — чтобы не возиться с полотенцем, обсыхал по дорсайски — и можно ложиться спать. Как только он лёг, свет погас, и Золотинка, бесшумно соскользнув со своей полочки, улеглась клубком у его головы. Он не стал спорить. Лежал, закрыв глаза и распустив мышцы. Сон как отдых, физиологическая необходимость, но не удовольствие. И снов ему не надо. Хватает воспоминаний...

...У катов он провёл декаду. Играл с Миу, дразнил его старших сестёр-близнецов, длинноногих и гибких с яркими цветными кисточками на ушах и позолоченными коготками. Позолотить коготь так, чтобы позолота не мешала ему втягиваться, непросто, и девчонки полдня гробили на ювелирную, в полном смысле этого слова, работу. А он с Миу, прячась в листве или за углом, выжидали момента, когда краска подготовлена и набрана на мазилку, чтобы крикнуть и заставить от неожиданности ляпнуть на ко-готь слишком толстую каплю, которую тут же придётся стирать, а краска быстро загустевает, и её снова надо разводить, а девчонки, забыв про краску, гонятся за ними, и тут только успевай уворачиваться. А над го-ловой два солнца, и в их лучах листва кажется фиолетовой, и Миуау зо-вёт их обедать и беспокоится, не холодно ли ему в его тонком комбине-зоне, у него же совсем нет шерсти, он гоминид. И слова сразу двух язы-ков — катов и общезвёздного — как сами собой укладываются в память...

...Он потом долго говорил на общезвёздном с акцентом ката. И его учителям в школе пришлось повозиться с таким нестандартным феноменом...

...Гости, знакомые, родственники, ещё кто-то. Как круги по воде расходилась отправленная Фьорьфьом в сеть оповещения информация, и поглядеть на него съезжались издалека. И пока эта волна не пересеклась с запросами Айи, он перезнакомился с массой катов, айвов, землян и да-же р'хнехрром. Р'хнехрр, правда, прибыл не из-за него, а по своим де-лам. Просто он в тот день вместе с Миу удрал из сада, и они отправи-лись на работу к Фьорьфьу. Дверь в диспетчерскую была закрыта, но Миу, цепляясь когтями, залез на карниз и спустил ему канат, завязав его за какую-то скобу, о чём они ещё раньше сговорились. А с карниза они про-лезли в вентиляционный люк и между гудящими цилиндрами аэраторов проб-рались к технической лестнице. И пошли гулять по внутренним переходам и пролазам, пока — ну, совсем случайно — не вломились в приёмную камеру, куда только что вошёл из подпространства р'хнехрр. Увидев р'хнехрра, Миу пискнул и оцепенел от страха. Загородив собой Миу, он с изумлением рассматривал странное существо, похожее на жука-богомола, но ростом вдвое больше взрослого воина. Р'хнехрр, видно, удивился ещё больше и молча рассматривал их выпуклыми чуть ли не больше головы глазами. Его настолько поразило, что глаза р'хнехрра состоят из множества крохотных глазков, что на страх времени совсем не оставалось.

— Миу, кто это? — спросил он на языке катов.

Но Миу только дышал у него за спиной. И тогда он спросил на об-щезвёздном.

— Ты кто?

Р'хнехрр включил висевший у него на шее переводчик и затрещал.

— Я р'хнехрр, — услышал он мёртвый, чем-то похожий на голос Айи, голос механизма. — Что вы здесь делаете?

— Мы играем, — ответил он на общезвёздном.

Эти слова ему приходилось говорить часто, и он знал их хорошо. Р'хнехрр протянул к ним длинную усеянную шипами руку, и он в ответ протянул свою усвоенным с раннего детства жестом приветствия. Р'хнехрр коснулся его ладони подогнутыми внутрь, остриями к себе, ши-пами и протрещал что-то, а переводчик что-то сказал. Он не понял ни треска, ни слов, но запомнил.

— Нулевая ксенофобия!

— Что? — переспросил он.

Миу уже перестал бояться и осторожно выглядывал из-за него, впив-шись когтями в его плечо. Правда, теперь он носил поверх комбинезона перешитые Миуау курточку и штанишки Миу, и потому было не очень боль-но. Когти Миу не могли пробить кожу курточки.

— Идите за мной, — сказал р'хнехрр.

Ослушаться им и в голову не пришло, и р'хнехрр привёл их в цент-ральный зал. Прямо к Фьорьфьу, которому Миуау уже сообщила, что малыши удрали из сада. Дальше всё было как во всех цивилизациях, на любом уровне развития...

...Гиан улыбнулся, не открывая глаз. Нулевая ксенофобия. Второе его достоинство. И достояние. Если бы он обладал только памятью, пусть даже высокого разряда, его бы, скорее всего, отправили в Резерв, а отту-да на усыновление в какую-нибудь из цивилизаций гоминидов. Возможно, и на ранний, даже более ранний, чем Арла, уровень. Очистив его память от прошлого гипноизлучателем. И вставив новую информацию, нужную для но-вой жизни. Он бы забыл и катов, и Айю, и Арлу, лорда Гаргала, отца, мать, Дядьку, замок, — всё. Он знает теперь, как это бывает...

...Он перешёл во второй круг школы, сравнявшись со сверстниками, начавшими учиться, как и положено, в шесть лет. Он их нагнал, перестав отличаться по возрасту, да и всему остальному, перейдя со специальной корректирующей программы на общестандартную.(форумный вариант ...Он перешёл во второй круг школы и одновременно со специальной корректирующей программы на общестандартую, и теперь учился в одной группе с ровесниками, начинавшими учёбу, как и положено, в шесть лет.)

— Я теперь как все? — спросил он Наставника.

— Каждый неповторим, — серьёзно ответил Наставник и сам спросил. — А ты хочешь быть как все?

Он пожал плечами.

— Непохожих не любят. Так везде.

Наставник кивнул и ничего не сказал. Но ему стало легче. Настав-ник мало объяснял, но почему-то разговоры с ним давали больше понима-ния, чем объяснения учителей. И становилось спокойно и легко. И безо-пасно. Как под меховым одеялом рядом отцом или на коленях у Миуау. Он регулярно писал ей и Миу. И получал ответы. В их группе он единствен-ный знал язык катов. И учил дорсайский. И не боялся купаться в бассей-не с кракеном из негуманоидной группы. Тот попытался, конечно, для на-чала его утопить, но он сумел перехватить под основание щупальцев и выкинуть кракена за бортик бассейна, где тот сразу стал беспомощным и почернел, прося пощады. Конечно, он столкнул кракена в воду, правда, оказалось это намного сложнее. А тренеру они сказали, что всё вышло случайно. И кракен потом научил его отличать съедобные раковины и водоросли от технических, но это уже в старшем, третьем круге, когда им разрешили плавать в океане. А тогда, во втором, получив разрешение на пешие прогулки в любом направлении и на любое расстояние — всё равно за световой день из школьного парка не выйти, а на ночь тебя отправят в спальню в любом случае — он забрёл на территорию Резерва. Там были такие же жилые корпуса, и дети разных рас и разного возраста, и игровые и спортивные площадки. На одной из них играли в земной волейбол. Он подошёл посмотреть. Все гоминиды. Мальчики были его возраста, и он стал играть с ними. Тренер или, может, их Воспитатель не мешал им. С одним из мальчиков он потом пошёл в бассейн, плавали, играли в водный волейбол, не как кракены, конечно, но для гоминидов неплохо. И пока обсыхали на бортике, тот рассказал о себе. Что землянин, с одной из земных колоний, называл её Терра-Три. Там была то ли эпидемия, то ли ещё что, он не совсем понял, на общезвёздном мальчишка говорил плохо, и Дик — да, именно так его звали — остался один. И как-то попал сюда. В школе Дик не учился, ни там, ни здесь, там непонятно почему, а здесь...

...Он ещё не знал, что в Резерве нет занятий...

...Он ещё несколько раз встречался с Диком, а потом как-то закру-тился и декаду не ходил в Резерв. А когда пошёл, Дика нигде не было. И увидел он его ещё декаду спустя. Дик шёл с двумя мужчинами в странной, невиданной им раньше форме, бойко болтал на незнакомом языке и погля-дел на него, явно не узнавая, и даже неприязненно. Он шагнул к ним, но его остановила рука Наставника. Он оглянулся.

— Он не помнит тебя, — сказал Наставник. — Он уверен, что всегда жил на Эрдее, а сюда приезжал на экскурсию, но заболел и отстал от своих. И теперь он возвращается домой. Это теперь его отец и старший брат. А тебя он теперь не знает. И прежней жизни тоже.

Он кивнул, глядя вслед Дику.

— Эрдея... это далеко?

Наставник грустно улыбнулся.

— Они не любят контактов... с другими расами.

И он понял, что Дик потерян навсегда, как будто умер...

...Потеря памяти — потеря личности. Та же смерть. Тело живёт, но для сапиенса не тело важно.

Золотинка сонно вздохнула и перевернулась на другой бок, проехав-шись мохнатым телом по его щеке.

Да, он — Гиан Арландон, Барс из Арлы, и другим не будет, не хочет быть. Ему повезло, что он попал в Центр уже семилетним, когда на усы-новление и корректировку памяти требуется согласие сапиенса. Мадуа не спрашивали...

...Он поехал верхом и был уже у границы школьного парка, но в конце второго круга запреты не так строги. Конь шёл то машистой рысью, то ровным га-лопом, хорошо слушался повода и шпор, не первый раз они вместе. И недалеко от иссиня-чёрного камня на вершине холма, где он всегда отпускал коня пастись, а сам залезал на камень и сидел там, разглядывая облака и от-крывающуюся сверху равнину, его вызвал сигнал. Вместо маячка-медальона он уже второй год носил браслет связи, но мог связываться только с Наставником и одноклассниками. И включив связь, он удивился не голосу Наставника, а его словам. И тону. Будто тот сразу и встревожен, и сму-щён чем-то.

— Гиан. Нужна твоя помощь.

— Я готов, — сразу откликнулся он.

— Подъезжай в Резерв, к пятому корпусу. Я тебя встречу.

— Еду, Наставник.

Он выключил связь и развернул коня. Что могло случиться, если Наставнику нужна его помощь? Перед ним вспыхнула красная светящаяся точка маршрутной наводки, и он направил коня к ней. Точка стремительно уда-лялась, и он гнал коня за ней наиболее оптимальным маршрутом. И вскоре лес поредел, открывая игровые и спортивные площадки, бассейны, декоративные и плавательные пруды, разноцветные кубики жилых корпусов. Он и не знал, что Ре-зерв так велик. Точка привела его к большому сероватому зданию из ли-того камня и погасла. Этого здания побаивались, и говорить о нём не любили. На крыльце стоял Наставник. Он остановил коня, спешился и взбе-жал по ступенькам.

— Я здесь, Наставник. Что случилось?

Наставник оглядел его, задержавшись на мгновение взглядом на его поясе с кинжалом, который он всегда надевал, отправляясь на верховую прогулку, и кивнул.

— Это хорошо. Твой... оберег с тобой?

— Да, — недоумённо кивнул он. — А... что?

— Идём, — ответил Наставник.

Он оглянулся на коня.

— Идём, — повторил Наставник. — Им займутся.

Светлая гладкая дверь без ручек раздвинулась перед ними, и он с замирающим сердцем вошёл следом за Наставником в "то здание". Пока ни-чего необычного, тем более страшного, не было. Длинный коридор с гася-щим звук шагов полом, одинаковыми безномерными дверьми и ровно светящимся потолком. Занятый своими наблюдениями, он упустил первые слова Наставника.

-...всё произошло неожиданно. Вывести её из шока на месте не су-мели и доставили сюда. На контакт она не идёт. Мы очень надеемся на тебя, Гиан. Ты помнишь язык и обычаи. Может, у тебя получится.

Начиная догадываться, он кивнул.

— Там произошла трагедия. И на один шок наложился другой. Ты всё-таки не видел, как убивали твоих...

— Да, — ответил он спокойным голосом, — я этого не видел.

И про себя закончил: "Но знаю, как это было". Наставник искоса посмотрел на него и промолчал. Коридор стал ветвиться. Они свернули налево, потом направо, снова налево. И он увидел троих — двух дорсайцев и землянина — у одной из дверей. Все трое молча и спокойно смотре-ли на него и Наставника, но он ощутил напряжение и... пожалуй, расте-рянность. Они подошли, и он вежливо поздоровался на общезвёздном. Ему ответили столь же вежливо. Один из дорсайцев даже попытался изобразить улыбку, что у дорсайцев всегда получается плохо. И он не стал терять время.

— Она там? — спросил он, показывая на дверь.

— Да, — ответил дорсаец.

А землянин добавил.

— Она боится нас, называет демонами и духами.

"А чего вы ждали в лабораторных костюмах", — мысленно усмехнулся он и шагнул к двери.

— Сейчас, — второй дорсаец достал пульт и щёлкнул выключателем замка, — иди, мы будем здесь.

Дверь плавно и бесшумно отползла вбок, и он шагнул вперёд. В обычный лабораторный бокс, с приборами по стенам, кроватью для обсле-дований... где же она? Стоя в шаге от закрывшейся за его спиной двери, он медленно оглядывался по сторонам. И увидел. В дальнем углу съёжив-шийся, вжавшийся в стену грязный, несмотря на светлую больничную ру-башку, дрожащий комок. Девчонка, лет... шесть, а то и меньше, растрёпанная, и не плачет, а скулит, подвывая и причитая что-то неразборчи-вое.

— Не реви, коза болотная, — сказал он на родном языке.

Она выпростала из-под сплетённых над головой рук заплаканное лицо и потрясённо уставилась на него. Маленький пухлый рот округлился.

— Господин... — пискнула девчонка.

Он удовлетворённо кивнул. Так и думал — мужичка. Замковая, даже служанка, выла бы по-другому.

— Иди сюда, — властно скомандовал он ей.

И она подчинилась. Встала и, путаясь в длинной, до щиколоток, ру-башке, подошла к нему. Остановилась, глядя на него снизу вверх. И он как бы увидел себя её глазами. Высокого, в одежде из тонкой дорогой кожи, с серебряным поясом и кинжалом в блестящих ножнах, волосы, прав-да, короткие, у настоящего господина до плеч... но для деревенской дев-чонки много ли надо...

...Гиан улыбался и хмурился сразу. История оказалась простой и обычной. Деревня, оставшаяся без замкового прикрытия. И налетевшие не-понятно откуда и непонятно чьи воины. Грабёж, насилия, убийства, по-жар. И всё сразу. Она оказалась слишком мала, чтобы её забрали с собой рабыней или наложницей. Так, потешились наскоро и бросили, даже добить побрезговали. И караван Сумеречных с холодным научным интересом — как он уже и тогда понимал — пронаблюдал и отснял очередной эпизод из жиз-ни дикарей. Для статистики проверили, когда налётчики убрались, соотношение мёртвых и раненых. И кто-то решил взять её как, хотя и попор-ченный, но ещё пригодный материал. Вот и всё. От радости, что среди страшного и непонятного хоть что-то знакомое, она осмелела и не только отвечала, но и сама спрашивала...

— Ты замковый?

— Да.

— А это что?

— Это замок, — нашёлся он.

И его ответ сразу объяснил ей всё. Про замковые чудеса она и раньше слышала.

— Ты откуда? Как деревня звалась?

— Мы М'хад'у'хани,— ответила она.

— Мадуа, — кивнул он, сразу откидывая трудные для чужого выговора придыхания, и повторил, — будешь Мадуа.

Она радостно кивнула и старательно выговорила формулу послушания.

— Как скажет господин.

Вошли Наставник и землянин. Мадуа ойкнула и уцепилась за него, пряча лицо, и он невольно накрыл ладонью её голову.

— Всё хорошо, — быстро сказал Наставник. — Ты молодец. Побудешь с ней?

— Декаду, не больше, — сказал землянин, — а то и меньше.

— Хорошо, — согласился он.

— И... не учи её общезвёздному, — вдруг сказал Наставник.

Он внимательно посмотрел в глаза Наставнику, землянину, обернулся к стоявшему в дверях дорсайцу. И понял.

— Что? Будут трудности при стирании?

— Да, — жёстко ответил землянин. — А в остальном решай сам, — и тут же добавил. — С Наставником.

— Да, конечно, — подчинился он и посмотрел вниз, на Мадуа.

Вцепившись обеими руками в его штанину, прижавшись к его ноге, она уже чуть-чуть, искоса, но подсматривала.

— Пойдём, Мадуа.

Он пошёл к двери, и она послушно семенила рядом, держась за полу его куртки, и даже без визга прошла ну почти вплотную к молча посторо-нившемуся дорсайцу...

...Гиан вздохнул, и рядом так же вздохнула Золотинка, будто видела свои сны. Хотя, наверное, видит, только не может рассказать о них. То-же, наверное, к лучшему...

...Он отвёл Мадуа в сад и накормил фруктами прямо с дерева. Тём-но-красными сочащимися соком пухлыми персиками и мелкими жёлтыми, но очень вкусными яблоками. На своих планетах они, разумеется, назывались по-другому, но для него тогда это были персики и яблоки. Мадуа уже не так боялась, вертела головой, разглядывая всё вокруг и робко улыбаясь пошедшему с ними Наставнику. А когда они отошли к ягодным кустам, оставив Наставника у яблонь, шёпотом спросила.

— Господин, а он кто?

— Он мой Наставник.

Хорошо, что в его, нет, их родном языке есть это слово, так что ничего объяснять не пришлось...

...К катам за ним прилетела целая команда. Айя, двое дорсайцев, трое землян, айв, ещё двое, чью расу невозможно было определить, то ли метисы, то ли земные мутанты, но все гоминиды. Миуау сбилась с ног, готовя разнообразное, чтоб каждому пришлось по вкусу, угощение, даже заставила девчонок стереть с коготков позолоту и помогать ей, хорошо ещё, что о визите предупредили, и явилась толпа родственников помочь. Его с Миу и другими мальчишками — многие захватили с собой ради такого случая сыновей — выгнали гулять на луг за домом, строго наказав не вы-ходить из зоны видимости.

— Сам исполосую, — внушительно помахал перед ними выпущенными ког-тями самый старый, а значит и старший в семье кат, у которого не только волосы на голове совсем почернели, но и на руках отросли редкие чёрные волоски.

Стайка светлоголовых мальчишек, у некоторых волосы были совсем белыми, с почтением выслушала старца и улепетнула на луг...

...Детские игры одинаковы во Вселенной. Как войны, оккупации и революции, школы и магазины, подлость и героизм. Сапиенс всегда сапи-енс, а количество или наличие ног, цвет и форма глаз, даже диапазон акустического и визуального восприятия... В старой притче о короле и конюхе недаром сказано: "Такие мелочи как пол и масть не должны засло-нять сущности". Впервые он услышал это ещё в отцовском замке от Книжника. И запомнил. Как запоминал всё подряд. И не подозревал ещё, что жизнь будет упорно и даже грубо подтверждать древнюю истину, тыча его в неё лицом, как оскандалившегося зверёныша, взятого в человеческий дом...

...Айю он узнал сразу и обрадовался. Теперь-то он сможет всё узнать и рассказать. А то он как недоумок только пальцами тычет. Отбросив мяч, он дёрнул Миу за курточку и побежал к перламутрово-розовой переливающейся "миске с крышкой", медленно опускавшейся перед домом. Он такие уже видел и знал, что это такие чудные повозки. Значит, ещё гости приехали! А из "миски" вышли люди, и среди них — Айя!

— Это Айя! — крикнул он на бегу Миу.

Миу бежал следом, а остальные хоть и прервали игру, но остались стоять на лугу.

— Здравствуй, Айя! — крикнул он, подбегая, на языке Арлы и попытался чирикнуть по-дорсайски.

Но получилось, видимо, что-то другое, потому что дорсайцы перегля-нулись и не ответили ему. А остальные поздоровались на общезвёздном, и он им ответил так же, уже зная, что эти слова говорят при встрече...

...Еле слышно щёлкнул предупредительный сигнал будильника. Гиан открыл глаза, но остался лежать. Спал не спал, но тело отдохнуло, а голова у него всегда в рабочем состоянии...

...Миуау пригласила всех в дом, где уже накрыли огромный стол, такой длинный, что его загнули квадратом. Прилетевшие, видимо, знали, что каты любого, вошедшего в дом, прежде всего кормят, и потому не споря сели на указанные им места. Старейшина произнёс прочувственную речь на общезвёздном, и все принялись за еду. Он сидел рядом с Миу, среди остальных мальчишек, но столы стояли так хитро, что все прилетевшие видели его. И он их...

...Пора вставать. Золотинка подняла голову и зевнула, показав все три двойных ряда зубов. Гиан рассмеялся и рывком вскочил. Пора.

Обычные утренние процедуры, лёгкий завтрак стандартным рационом, отделив половину Золотинке, и на конюшню.

Выбор оказался весьма приличным: сейчас не сезон. И плата, кста-ти, тоже соответствует. Он выбрал похожего на боевого крупного верхо-вого коня, оформил аренду на трое суток.

С конём он поладил быстро. Стандартная выездка даёт возможность вариантов, и с его, скажем так, особенностями, усвоенными в детстве нюансами посадки и управления, у коня затруднений не было. Золотинка заняла своё место у него на плече, и, сделав ещё круг по загону для окончательной слаженности езды, Гиан выехал со станции.

Восход светила красив на любой планете, как бы они — светило и планета — не назывались. Звучит по-разному, а суть одна. Земля и Солнце. Предутренний туман, первые голоса птиц, и несравнимый совсем особый запах соснового леса. Мягко, без звука ступают копыта по толстому хвойному ковру, барха-тисто-зелёные папоротники, ещё по-ночному сизые в полутьме. И красно-ватые, словно раскалённые стволы...

...Он провёл с Мадуа, как и обещал землянин, меньше декады. Шесть дней. Им отвели комнату в одном жилых корпусов Резерва. Две кровати, стол, два табурета и сундучок-укладка. Нашлись и кое-какие необходимые для жизни мелочи. Если не с Арлы, то очень похожие. Мадуа перестала бояться Наставника, охотно рассказывала ему всякую всячину, даже пела и плясала под собственное пение. Отбивая ритм ладонями, он старался не думать о скрытых камерах, что снимают Мадуа или напрямую показывают будущим усыновителям. Он надеялся, что Мадуа никому не приглянется, и её поневоле оставят в Звёздном Мире. Ну и что, что мужичка, выучится. Но Мадуа, румяная, с тугими чёрными косами ниже плеч, с лукавыми гла-зами, в белой рубашке с вышитыми рукавами и красной сборчатой юбке, смотрелась хорошо. Её выберут — понимал он. Срок выбора — полгода, а потом реше-ние комиссии, а могут и принудительно внедрить, если сочтут, что никак не годится для Звёздного Мира. И её выбрали.

— Вы уже позавтракали?

Он удивлённо посмотрел на Наставника. Раз они в саду, значит, по-завтракали. И вдруг понял.

— Уже? — глухо спросил он на общезвёздном.

Наставник молча кивнул, погладил Мадуа по голове. Она протянула ему три сорванных под деревьями голубых цветочка. Они дикие, сами по себе растут, их можно рвать.

— Это тебе!

Наставник взял цветы, улыбнулся Мадуа и сказал ему.

— Идём.

Он взял Мадуа за руку.

— Пошли.

Так втроём они дошли до "того" здания, вошли. Мадуа притихла, крепко держась за его руку. Вырваться и убежать она не пробовала: так доверяла ему.

— Сюда.

Приборы по стенам, посередине... не кровать, плоский стол.

— Она должна раздеться.

Он кивнул и сказал ей.

— Раздевайся.

Мадуа удивлённо посмотрела на него.

— Зачем?

— Надо, — строго сказал он.

Смотри, и декады не прошло, как мужичка по-замковому заговорила. Но его строгость подействовала.

— Ага, — сказала Мадуа, развязывая шнурок на юбке.

Наставник молча стоял рядом. Он не видел его лица, потому что смотрел на Мадуа. Когда она стащила через голову рубашку и осталась стоять перед ними совсем голой, он, не зная, но, как-то догадываясь, что это надо, расплёл ей косы, потом поднял и посадил на стол.

— Ложись.

Она послушно и бесстрашно легла, высвободив волосы из-под спины.

— Удобно?

— Ага. А теперь чего?

— Теперь ты заснёшь. И увидишь сны.

Краем глаза он поймал одобрительный кивок Наставника.

— Ага, — обрадовалась Мадуа и зажмурилась.

Он отступил на шаг. Наставник положил руку ему на плечо, увлекая назад. Но он мягко высвободился и остался стоять. И смотреть. Как вспыхнул фиолетовый свет, окружив оперативный стол прозрачным, но непро-ницаемым барьером. Лицо Мадуа становилось всё спокойнее и бессмыслен-нее. Ей стирали память. Всю. До конца. Не только его, сад с персиками и яблоками, их комнату, не только пожар и разгром её деревни, убийство родных и соседей, насилие, боль и страх, но и язык, лица родителей, запах свеженадоенного молока, писк вылупившихся цыплят, скрип колёс на разбитой дороге, зимний холод, хватающий за ноги под рваной юбкой... Всё. До конца. Вычищая кору до абсолютной пустоты.

— Идём, Гиан, — Наставник снова взял его за плечо.— Сейчас начнётся загрузка.

И он уступил нажиму. Мадуа всё равно уже нет, и в новой жизни этой девочки его быть не должно.

— Да, Наставник.

Наставник вывел его из "того" здания и, по-прежнему держа за пле-чо, повёл к их жилым корпусам, домой. Домой? А другого у него нет.

— Я пойду к морю.

— Конечно, — согласился Наставник, — отдыхай сегодня. А завтра нач-нём нагонять пропущенное.

Наставник отпустил его, и он побежал к морю, лагуне, в которой второй круг плавал и купался без присмотра...

...Золотинка с ходу прыгнула на ветку и через несколько секунд догнала его уже с шишкой в зубах. Устроившись на его плечах и держась за него тремя лапами с выпущенными коготками, а четвёртой придерживая добычу, Золотинка быстро шелушила её, отбрасывая чешуйки и выбирая се-мена. Столкнув вниз опустошённую растрёпанную шишку, Золотинка прижа-лась раздутой щекой к углу его рта. Гиан повернул голову, подставляя губы, и Золотинка ловко, не выронив ни одного семечка, поделилась с ним добычей. Крохотные смолистые семена наполнили рот запахом аромат-ной смолы для жевания, памятной по дыханию отца. Смолу жевали только мужчины, воины. Конечно, это не то, не совсем то, но запах... почти тот же...

...После пира большинство родственников разъехались. Остались все не каты, Миуау, Фьорьфь, ещё два ката, бывавшие у них и раньше, но не родственники, и он. А Миу отправили спать. Большой стол свернули, и он теперь сидел между Миуау и Фьорьфьом, напротив Айи. Его расспрашивали, и он отвечал, а Айя переводила, ведь он так мало слов знал, ну только самые расхожие. У Айи мелко дёргалась кожа на переносице, а под глазами выступили маленькие розовые пятнышки — так она нервничала, но голос её оставался тем же, ровным и, по сравнению с голосами катов и землян, безжизненным. Айв большей частью молчал, рассматривая его тёмными, отливающими то синим, то зелёным блеском глазами. А он рассказывал, как прошёл сквозь цветную паутину и играл с мягкими зеркалами.

— И ты не боялся? — спросил его землянин,

— А я не знал, что этого надо бояться, — ответил он.

Фьорьфь одобрительно фыркнул, а остальные, кроме Айи, засмеялись.

— Но ты был без оберега, — сказал мутант, смуглый, похожий на землянина, но с полуприкрытым третьим глазом над переносицей.

Он с интересом посмотрел на глаз мутанта.

— Ну да. Но оберег от духов. А днём духи к человеку не лезут, — и не удержался. — А зачем тебе третий глаз спереди?

— А где надо?

— Сзади, — сразу ответил он и объяснил. — Ну, чтобы со спины никто не подобрался.

К его удивлению, этому рассмеялись как шутке. Но тут Миуау спросила его о родных. Его и раньше о них спрашивали, но он или не понимал, или мог отвечать кратким: "нет", а теперь Айя переведёт, и он стал рассказывать.

— Брат и сестра в детский мор умерли, а отца с матерью убили, когда весь род убивали.

Миуау ахнула, а Фьорьфь спросил низким, не слышанным им раньше, похожим на рычание голосом.

— Это как?

— Ну, Властитель, — стал он объяснять, — велел все младшие рода истребить. Старшие рода ещё его отец истребил. Чтоб только его род правил. А меня лорд Гаргал увёз и Сумеречным, — он указал на Айю, — отдал. Так что я сразу и живой, и мёртвый.

Когда Айя перевела, Миуау обняла его, прижав к себе, а Фьорьфь неопределённо фыркнул. Фыркнули и за дверью. Совсем тихо, но он услышал и обернулся на дверь. Миуау сразу отпустила его и побежала загонять девчонок и Миу спать. А один из катов осуждающе сказал.

— Какая дикость!

— Наши предки были не лучше, — возразил ему другой, — но это прошлое. А мы собрались решать будущее мальчика.

Вернулась Миуау, села на своё место и взяла его на колени. Он прислонился к ней и, видимо, задремал, потому что голоса спорящих стали доходить до него глухо, как через стену...

...Сейчас он не может сообразить, то ли Айя продолжала переводить, то ли он просто запоминал и уже потом, вспоминая, осознавал слышанное...

...— Раз его родители мертвы, а его родине он не нужен, мы можем обеспечить ему всё необходимое.

— Он передан Звёздному Миру!

— Каты равноправные члены Звёздного Мира! Это дискриминация!

— Опомнитесь, он гоминид. У него совсем иная физиология.

— Однако в нашем доме ему хорошо!

— Успокойтесь. Мы должны исходить из его интересов.

— В его интересах быть лабораторным животным у дорсайцев? По меньшей мере, оригинально!

— Вы несправедливы. Мы делали только должное.

— Да, и строго по инструкции.

— И следуя инструкции, не распознали разум!

— Мы опять говорим о прошлом.

— Да. Мальчик активный, контактный, безусловно, приживётся в любой цивилизации.

— Да, согласны. Поэтому оставьте его у нас.

— Ему сейчас... сколько ему лет?

— Примерно семь.

— Ну вот. Сейчас всё хорошо. А через десять лет? А через двадцать? Трудно представить, какие могут возникнуть проблемы и конфликты...

...Становилось всё жарче. Гиан перевёл коня на шаг, расстегнул и снял замшевую куртку и рубашку из тонкого льняного полотна, Золотинка ловко переступала на нём, не мешая раздеваться. Аккуратно свернув одежду, он уложил её в заседельную сумку. Золотинка повозилась и спрыгнула с его плеч, устроившись на передней луке седла. Вокруг её носа вздувался и опадал обонятельный веер: так её волновали лесные запахи. Всё-таки, в основе её генотипа — лесные беспощадные хищники, только дополнявшие свой рацион орехами и грибами. Доместикация и генная инженерия сделали их всеядными, но основа есть основа...

...Вдруг повеяло холодным ветром с еле уловимым, чуждым, но чем-то знакомым запахом. И разом смолкли спорящие голоса. Он открыл глаза и увидел стоящего в дверях р`хнехрра. А за ним второго. Того, что тогда поймал его и Миу.

— Привет, — улыбнулся он ему. — А я тебя помню.

Дрогнувшим голосом Айя перевела. Сидевшие за столом быстро переглянулись.

— Я же говорил, — сказал второй р`хнехрр.

— Можем ли мы войти? — вежливо обратился к присутствующим первый р`хнехрр. — Просим прощения за опоздание. Приглашение где-то затерялось, и мы узнали о собрании из третьих уст и слишком поздно.

Он заметил, что земляне покраснели, и догадался, что никакого приглашения не было и р`хнехрры приехали сами. Неужели тоже за ним?...

...Гиан улыбнулся. Семилетний дикарь из наблюдаемой цивилизации раннего уровня — яблоко раздора Звёздного мира! Чего только не бывает во Вселенной. Горячий был спор. Теперь он понимает, что, конечно, сам он такой уж большой ценностью не был, но схлестнулись амбиции служб и цивилизаций. Появление р`хнехрров делало предложение катов более приемлемым...

...— Но он гоминид, гуманоид.

— Он сапиенс, — механический переводчик скрадывает интонации, но у р`хнехрра возбуждённо трепещут радужные крылья за спиной, выдавая его состояние. — И с нулевой ксенофобией.

— И кем он будет? Экспонатом?!

— Не оценивайте всех по себе. Это вы ставили ему диагноз: заторможенность и даже отсталость. И только потому, что он не совпадал с придуманными вами стандартами.

— Неправда!

— Ну, значит, из предубеждения. Что не менее непрофессионально. И наша цивилизация достаточно развита, чтобы обеспечить ему комфортные условия роста и развития.

— И кого вы будете растить? Разведчика?

— Неплохая идея. Непременно воспользуемся.

— А его личная жизнь?! Об этом вы подумали?

— А наши девочки находят его симпатичным.

— А он их?!

— Ну-ка, — смеётся айв, — что ты думаешь о девочках?

— Каких? — уточняет он.

— Ты же декаду общался с ними.

— Аа, — и искренне отвечает. — Дуры они. Только и разговоров о кисточках и коготках. Ну, красят они их. И задаются!

— Нормальная половозрастная реакция, — удовлетворённо кивает кат.

— Наши девочки ему тоже понравятся, — обещает р`хнехрр...

...Когда что-то нужно многим, это забирает себе самый сильный. Даже если ему самому это и не нужно. Просто, чтобы показать свою силу, подтвердить власть. Звёздный мир забрал его себе. Уже окончательно. Не собираясь отдавать такую ценность кому-либо из своих членов. И хотя всё было всем ясно, ещё сидели за столом и уже не спорили, а просто расспрашивали его об Арле, прошлой жизни. Миуау принесла его рисунки. Как-то в дождь они с Миу не пошли гулять, а сидели дома и рисовали...

...— А это что?

— Это барс. Я Барс.

— Это твой герб?

— Ну да.

— А снизу что нарисовано?

— Это и написано. Барс.

— Ты умеешь писать?

И быстрый обмен взглядами. У Айи прибавляется несколько пятен под глазами.

— Да. И читать, — гордо заявляет он.

— И кто тебя учил? Отец?

— Нет, Книжник.

— А твой отец умеет читать и писать?

— Да, — и объясняет, — воину это необязательно, но отец умел. Даже мать знала буквы. Когда она вышивала молитву Творцу в Храм, Книжник ей ничего не писал. Она сама всё делала.

— А ещё чему учил тебя Книжник?

— Ещё? — удивляется он. — Он не учил, а рассказывал. Как Творец создал мир, как пришёл в мир первый Книжник, и научил людей буквам, и дал всему названия. А с Книжником были его братья, Воин, Кузнец и Пахарь, они научили всему остальному. И ещё он летописи читал, и рукописи. Мать и сама читала, и любила, чтоб ей читали, когда она вышивает. А монах говорил, что это разврат, а отец сказал, что на земле Барсов его слово главное.

— Монах всегда жил в замке?

— Не-ет, — смеётся он, — зачем он в замке? У отца Наставником не монах был.

— А считать ты умеешь?

Он смущается. Счёт — торговое дело, но... но он уже во всём им признался. И Миуау знает, как он с Миу в камушки на счёт играл.

— Умею.

Ему дают листок и палочку для письма.

— Напиши что-нибудь.

Писать сидя ему неудобно, и он встаёт коленями на стул, наваливаясь на стол грудью и животом. Миуау незаметно и ловко подсовывает ему под колени подушку. Он берёт палочку, нажимает на красный кружок и рисует заглавную букву.

— Первая буква красная, — объясняет он всем сразу и нажимает на чёрный кружок, чтобы дальше писать чёрным, и пишет, шёпотом проговаривая буквы. — Те и ве и о, тво, эр и е, и це, рец, творец, эс и о, со, зе и де, и а, зда, и эл, создал, ве и эс и йо, всё. Вот. Творец создал всё. Ой, Творец весь красный должен...

— Ничего, — успокаивает его один их р`хнехрров, — очень красиво. И нарисуй рядом.

— Творца? — удивляется он. — А Книжник говорил, Творец образа не имеет.

— Нарисуй что хочешь, — говорит один из землян.

Он рисует, меняя цвета и приговаривая.

— Это я, это Миу, это дерево, это дом, это он, — и показав на р`хненхрра, рисует и его, — а вокруг вот, — он заштриховывает края тёмно-синим, — это море-небо. Снизу море, сверху небо, снизу рыбы, сверху птицы. Вот.

— И это всё создал Творец? — улыбается трёхглазый.

— Ну откуда-то же оно всё взялось, — рассудительно отвечает он.

— Удивительно. Ведь вполне стройная космогония.

— Ну, как же вы не заметили, что он грамотный?! Это же совсем иной уровень мышления!

— Само наличие института книжников предполагает кастовую локальность грамоты, — защищается Айя.

— Посмотрите на рисунок. Все сапиенсы одного размера.

— Да, весьма характерно.

— И мир не замкнут.

Они говорят между собой, а он продолжает рисовать. Коней, воинов и битву.

— А это что?

— Это битва.

— И кто с кем бьётся?

Он с сомнением рассматривает свой рисунок и начинает пририсовывать стяги с гербами.

— Это Барсы. А это Цапли.

— И кто победил?

— Мы, конечно, — гордо отвечает он, — Барсы. Барсы смелые. Мы считаем не врагов, а добычу.

— Барсы всегда побеждают?

— Когда по-честному — всегда, — убеждённо отвечает он и отодвигает рисунок, на котором уже трудно что-либо разобрать за чёрточками летящих стрел.

Он почему-то почувствовал себя очень усталым и задремал, привалившись к тёплому мохнатому боку Фьорьфьа или Миуау. Голоса стали совсем далёкими и непонятными. Потом мужской голос сказал на языке Арлы.

— Пора, малыш. Путь долгий, а время позднее.

Сильные руки подняли его на воздух и понесли. Как когда-то, из замка, а он уже спал и не попрощался с Миуау и Фьорьфьом. И проснулся уже в школе Звёздного Центра...

...Потом Наставник сказал ему, что за сутки изучил под гипноизлучателем язык Арлы, чтобы облегчить ему переход к общезвёздному языку, и потому приехал к концу собрания, а как он узнал ещё намного позже, запись того собрания ещё долго прокручивали по психологическим институтам и центрам.

Сосны впереди поредели, и блеснула ослепительной голубизной вода. Уже Озёра?! Быстро он сегодня. Или это за воспоминаниями дорога незаметна.

Гиан направил коня в просвет между стволами. Сейчас он выкупается, даст коню отдохнуть, перекусит сам и накормит Золотинку. В график он пока укладывается.

Озеро было почти круглым с травяными берегами и небольшой песчаной отмелью. Загорай хоть на траве, хоть на песке. Гиан дал коню напиться, спешился, стреножил и отпустил пастись. Быстро разделся, пристроив одежду у раскидистого, как живая вешалка, куста и вошёл в воду. Глубина начиналась через два шага от берега, и он поплыл в верхнем прогретом слое, ощущая нижний, холодный от донных ключей, но не опускаясь в него, а приберегая это удовольствие на потом. Золотинка, увлечённо обшаривая прибрежные полузатопленные пещерки и подводные норы, не последовала за ним. Доплыв до середины, Гиан нырнул. Не до дна, дно здесь, похоже, специально заглубляли, но до ключевой струи достал. Кожу обожгло, стянуло холодом, и он, перевернувшись в воде, так же стремительно поднялся вверх к показавшейся даже горячей поверхности. Полежал, распластавшись четырёхконечной звездой и согреваясь под солнцем, и снова вниз, в тёмный грозный, но не коварный холод. И вверх, к солнцу и теплу. Вертикальному движению, отталкиванию от холодной более плотной воды его ещё в Учебном Центре по-приятельски научил кракен...

...Добежав до лагуны, он на ходу разделся, швыряя, как попало, одежду, и прыгнул в воду, даже не поглядев по сторонам. Он нырял и плыл то поверху, то на глубине, хотя был без маски, и глаза быстро начало щипать. Плыл и плакал, окуная мокрое лицо в воду. И вдруг ощутил, что не один. Рядом колыхалась тёмная, переливающаяся всеми оттенками синего и бирюзового огромная клякса. Кракен плыл рядом, вежливо подобрав под себя щупальца. Так, бок о бок, они доплыли до пролива в океан и поднялись на поверхность. Кракен повернулся, показывая, что на нём нет коробки автопереводчика, расправил одно из своих щупалец и протянул к нему. Он кивнул и лёг на мускулистый, умеющий быть сразу и твёрдым, и гибким отросток. Очень плавно кракен отвернул от океана. Правила одинаковы для всех, и хотя кракену океан как ему луг или лес, но пока не закончен второй круг, выход из лагуны без старших закрыт...

...Наплававшись до приятной ломоты в мышцах, Гиан вышел на берег и лёг на мелкий горячий песок. Охота Золотинки закончилась успешно: ей удалось ухватить за клешню и вытащить на берег большого рако-краба, и теперь она упоённо разламывала его бугристую броню. Рако-краб ещё щёлкал клешнями, пытаясь защемить противника, но исход борьбы предрешён. Добравшись до белой мякоти, Золотинка посмотрела на Гиана. Он покачал головой.

— Ешь сама, — и лёг на спину.

Наверху глубокая голубизна небесного свода, небесного купола. Если долго и пристально смотреть в небо, можно увидеть тень Творца, когда тот обходит мир, как рачительный хозяин свой дом...

...— Только чистые сердцем узрят Творца.

Он с интересом смотрит на Книжника.

— А ты его видел?

Книжник улыбается.

— Нет, я не сподобился этой чести. Я суетен и слаб.

Отец насмешливо хмыкает, и тут он понимает, о чём идёт речь. В комнате Книжника теперь живёт третья дочка старшей сестры Управителя. Она вошла в брачный возраст, и отец решил отдать её Книжнику. Теперь Книжнику не уйти из замка, а Управителю не надо думать о приданом для племянницы. И все довольны. Отец сидит у стола, рассматривая присланные в замок из Столицы свитки и книги. Он сидит рядом, а Книжник почтительно стоит перед ними.

— Красиво написано, — отец разворачивает бледно-жёлтый свиток с чёрными и красными вычурными буквами. — А что на словах?

— Дурной дух из воды можно изгнать огнём, — говорит Книжник. — Если болотную воду в чаше из вечного льда поставить над огнём в очаге и прочесть две большие молитвы, вода очищается.

Отец задумчиво кивает.

— А вечный лёд не пострадает?

— Он принимает в себя огонь и долго держит его, но не любит холода и трескается.

— Знаю. Её выпороли, теперь запомнит.

А, это уже о Косенькой, кухонной служанке, что стала мыть чашу из вечного льда холодной водой сразу, как её принесли на кухню, а в чаше подавали горячий мёд матери. И чаша растрескалась и распалась на острые осколки.

— Осколки собрали, — отец всё ещё рассматривает свиток, — потом решу, куда их. Это убери к книгам, потом почитаю. Что ещё?

— Вот, — Книжник подаёт отцу неприметный маленький свиток.

Отец быстро просматривает его, вертит в руках.

— Иди к Дядьке, — вдруг говорит отец.

Он неохотно слезает со стула и идёт к двери. Книжник провожает его поклоном, и он слышит, как за его спиной лязгает засов...

...Гиан со вздохом потянулся и встал. Огляделся. Конь спокойно пасся в десяти шагах, Золотинка пила воду из озера, а на месте её пиршества валялись осколки панциря и туда уже сбегались местные чёрно-красные муравьи-падальщики. Самоочищающийся природный цикл. Планету делали тщательно и продуманно, выстраивая биосферу под существование разных кислорододышащих рас. Сам по себе такой соразмерный, гармоничный и в то же время толерантный мир сложиться не мог. Как правило, сложившаяся биосфера активно отторгает любых чужаков или гибнет. Но этот мир делали сапиенсы. Для сапиенсов.

Он подошёл к коню и достал из заседельной сумки свёрток с едой. С хрустом вскрыл запаянный пакет пищевого концентрата. От озера обернулась на хруст Золотинка, но тут же вернулась к воде. Она уже напилась и теперь умывала мордочку.

Зернистая, умеренно сухая плитка легко насыщала, не вызывая жажды. Доев, Гиан скомкал обёртку, отбросил её в траву — пищевая плёнка поедается теми же муравьями, так что ущерба биосфере он не наносит — и стал одеваться. Пора. И конь, и он с Золотинкой отдохнули, теперь ещё один переход и он... дома?

Гиан невольно нахмурился. Дом Лиа не был его домом, но там жили его сын и женщина, которую он несмотря ни на что считал своей женой. И которая была его женой. Целых два года. Настоящей. И уже пять лет она мать его сына. А дом? Его квартира, экспедиционные каюты, комнаты в казармах и интернатах, отцовский замок...

Он уже ехал, привычно направляя коня по навечно впечатанному в мозг маршруту, а мысли крутились всё вокруг того же. Дом. Где его дом?...

...Проснувшись, он не сразу понял, где находится и как сюда попал. Тканевое, тонкое, но почему-то тёплое одеяло. Плоская, открытая сверху кровать, а не плетёное логовище катов, нет Миу, но это и не у Айи, совсем другие запахи и... и чьё-то дыхание? Он осторожно высунулся из-под одеяла и огляделся. Комната светлая, с большим, во всю стену, окном. У Айи такого не было. А дышит кто? Он высунулся сильнее. И увидел у дальней стены ещё одну кровать, а на ней сидит мужчина в комбинезоне — он уже привык к этой одежде — и читает книгу. Кто это? Почувствовав его взгляд, мужчина поднял голову и улыбнулся.

— Выспался?

Язык Арлы заставил его вздрогнуть, а мужчина продолжил.

— Вставай, Барс. Уже утро.

"Барс" у мужчины получился неплохо, но он уже привык к имени Гиан.

— Я Гиан, — поправил он. — А ты кто? Ты не из Арлы.

— Я твой Наставник, Гиан. Вставай.

Он вылез из-под одеяла и подбежал к окну. У катов окна длинные, узкие и высоко, чтобы выглянуть надо вставать на табурет, а здесь широкое, во всю стену. А там подступающие вплотную кусты, усыпанные цветами, и деревья, и синее небо, лёгкие облака.

— Но это не Арла, где это?

— Это не Арла, — согласился Наставник, отложил книгу и подошёл к нему, встал рядом, как и он, глядя в окно, — это...— прозвучало незнакомое слово.

— Что? — поднял он на Наставника глаза.

Наставник повторил. Так он узнал название планеты. А потом названия вещей и звёзд, букв и математических символов. К осени он говорил на общезвёздном достаточно, чтобы начать ходить к Учителям в школу. Три года первого цикла за один год, и три года первого круга за два, а дальше уже как все...

...Сосновый лес стал смешанным, выбитая копытами тропинка петляла между холмами. Жилой пояс, посёлки и отдельные усадьбы, живут кому как нравится, в этом округе только гоминиды, Лиа не захотела жить в смешанном, и он, разумеется, не настаивал: дом делает женщина. Это её право. Солнце высоко, но лёгкий ветерок сдувает жару. И безлюдно. Но не пустынно. Мир жилой, но жильцы друг другу не мешают. И можно часами, а то и сутками никого не видеть, а можно окунуться в многолюдье большого города. Это уже опять же кому что нравится. Лиа выбрала уединение маленького посёлка.

Вдалеке промелькнул всадник, потом ещё один. Гиан автоматически отметил их, не обращая внимания. Сытая Золотинка спокойно спала, ловко свернувшись в маленький пушистый комок и потому уместившись на седле.

Спокойный благополучный мир. Красивый, удобный, приспособленный. Да, во всех мирах сапиенс приспосабливается, становясь гоминидом, или приматом, или инсектом или... да мало ли форм? И только здесь мир приспособлен под сапиенса. Потому что искусственный. Здесь можно создать любые условия. Для отдыха, для работы, для развлечений, для всего...

...— А это что? А это?

Наставник терпеливо отвечает на его вопросы, поправляет, чтобы он говорил правильно.

— А что это?

— Это Учебный Центр, — и сразу объясняет, — здесь учатся. Ты знаешь, что такое школа? — спрашивает Наставник на языке Арлы.

— Школа? Это при Храме, там монахов делают. Ну, молитвы учат, и всё такое. И здесь такое?

Наставник смеётся.

— Нет. Ты будешь учиться всему. И когда вырастешь, сам решишь, кем ты станешь.

— В монахи я не хочу, — решительно заявляет он.

— Значит, не будешь, — кивает Наставник, становится серьёзным и переходит на общезвёздный. — Всему надо учиться. Решение должно быть осознанным.

— Как это?

— Со знанием. Когда ты знаешь разные решения, то можешь выбрать самое лучшее.

Он прикусывает на секунду губу от напряжения и медленно повторяет слова Наставника на языке Арлы.

— Я правильно понял?

— Да, — кивает Наставник. — Ты не хочешь забывать язык, но...

— Это мой язык, — перебивает он, — это... это... ну, это я. Я то, что я помню, — выпаливает он на общезвёздном.

Наставник кивает.

— Я понял. Хорошо, Гиан, пусть будет так...

...Конь идёт ровной хорошей рысью. Хороший конь, был бы славным боевым, если бы... но как он поведёт себя, услышав скрежет металла о человеческую кость, ощутив запах горячей крови? Вздыбится, выйдет из повиновения... наверняка, так. Боевой конь — особый конь. Не каждый может быть воином.

Гиан привстал на стременах, оглядывая окрестности. Да, совсем немного осталось. Вон виднеется еле заметная сеть антенны над посёлком. Надо очень тщательно приглядываться и знать, что искать, чтобы заметить её. А вон и крыши показались.

Лиа сидела на террасе в кресле-качалке. Малыш играл за домом. Тихо и спокойно. Ещё не вечер, а... предвечерие, время тихого семейного отдыха. Он обещал приехать вечером. Но... но что-то заставило её встать и подойти к опорному столбу, откуда хорошо видны приозёрные холмы. И почти сразу увидела всадника. Да, конечно, иначе он и не смог бы. Всадник, воин, воинственный варвар, звёздник, звёздный разведчик и всё равно...

...— Вам предстоит стать единой командой.

Искоса она быстро оглядывает сидящих за столом. Слава Чхартуйе-Создательнице, все гоминиды, приматов она не любит, хотя и умеет это скрывать. А негуманоидов просто боится. Нет, действительно повезло. Земляне, дорсаец, айв, с Элора она одна, но это даже к лучшему, ведь мог попасть из другой касты, а зачем ей ещё и эта головная боль. И Старший — землянин. Но, видно, с одной из земных колоний.

— Вылет через три дня. Будете жить вместе в гостиничном комплексе. Корпус три — ноль — пять, ваш отсек А — семь. Комнаты двухместные.

Сидящая напротив землянка вопросительно улыбнулась ей, и она сразу согласно кивнула. Конечно, лучше вдвоём с девушкой. А в их десятке... но те две сразу сели рядом, видимо... да, похоже, одной расы, понятно, что держатся вместе.

— Эти три дня режим свободный, в полёте обычный, на месте определимся по обстановке. Мои позывные...

Она быстро вводит в браслет код вызова Старшего.

— Ваши позывные...— и выразительная пауза.

Они встают по очереди, представляясь: имя, планета, код. Девушку напротив зовут Лиз Каупфер, и она не просто с Земли, а с Земли-матери, без порядкового номера...

...Которым он встал, до или после Лиз? Этого она не помнит. Помнит голос. Очень правильный выговор...

...— Гиан Арландон. Звёздный Мир. Код...

Она невольно вздрагивает. Почему он не назвал планету? Он звёздник? Безродный? И с неожиданным для себя интересом оглядывает его. Он почувствовал её взгляд и, назвав свой код, прежде чем сесть, посмотрел на неё. Она почему-то смутилась и отвела глаза. Отвернулся и он...

...Всадник стремительно приближался, и Лиа позвала сына.

— Малыш! Иди сюда.

— Иду, мам, — сразу откликнулся из-за дома тонкий голосок.

Но появился Малыш, когда всадник уже шагом въехал на лужайку перед домом.

— Папа! — взвизгнул Малыш, бросаясь навстречу.

Не спешиваясь, Гиан быстро нагнулся и ловко подхватил Малыша, поднял его над собой, подбросил и поймал. Малыш упоённо, восторженно визжал.

Так было всегда, в каждый его приезд, и Лиа всегда тоже смеялась, радуясь их счастью. Засмеялась она и сегодня, но тут же осеклась, вспомнив предстоящее.

Гиан спешился и поставил сына на землю, приветливо кивнул стоящей у опорного столба красивой женщине, одетой с таким вкусом, что дороговизна платья и украшений выглядела естественной.

Золотинка, уже радостно побегавшая по Малышу и нежно укусившая его за оба уха, подбежала к Лиа, села перед ней столбиком, шевеля оттопыренными обонятельными волосками. Помедлив, Лиа протянула к ней руку. Золотинка понюхала её, слегка коснулась носом её пальцев и убежала за дом, где Гиан с Малышом устраивали коню отдых и ночлег в загоне. Лиа вздохнула: понятливость и чуткость Золотинки иногда пугали её. Поэтому она и не завела себе энифа. Энифа невозможно обмануть или уговорить. Он всегда знает правду, видит ядро сквозь скорлупу.

Лиа оттолкнулась от столба и пошла в дом. Солнце уже садится. Сейчас они поужинают, потом Гиан немного поиграет с Малышом и уложит его спать. И тогда... да, тогда и начнётся их разговор. Гиан должен её понять, вернее, он уже понял, остались одни формальности...

...Стандартный гостиничный комплекс. Общая комната и пять двухместных спален. Минимум мебели, интерьеры безличны и стандартны. Лиз критически оглядела их комнату и тряхнула рыже-золотистыми короткими — длинные волосы неудобны под шлемом, и потому все гоминиды, у кого волосы длиннее мочек ушей, стригутся — волнистыми волосами.

— Ничего, обживёмся. Давай устраиваться.

В багаже Лиз, маленьком, как и положено курсанту, были голографические наклейки с видами Земли, но их решили приберечь для корабельной каюты, здесь же есть окно с видом на гостиничный парк, и Лиз ограничилась ярким покрывалом на свою кровать, а она достала и повесила на стену переливчатую вуаль, задрапировав её красивыми фестонами.

— Очень мило, — одобрила Лиз, — она ведь живая?

— Нет, живую мне нечем будет кормить. Это имитация.

Лиз понимающе кивнула. Живые вуали с Элора славились по всей Вселенной. Затягивая окна и двери, они отлавливали насекомых, не впускали в дом птиц и зверьков, но опознавали и, собираясь складками, впускали людей. И не переносили перевозок. Выросшие в одном доме так и жили в нём и с ним, зачастую умирая вместе с домом.

— Очень мило, — повторила Лиз и заторопила её, — пойдём, посмотрим, как устроились остальные.

Она замялась, но Лиз, лукаво улыбаясь, сказала, смешно копируя Старшего.

— Мы должны стать единой командой.

И она согласилась...

...Лиа оглядела накрытый стол. Не праздничный, не ритуальный, обычный ужин. Фрукты и овощи с разных планет, любимая Малышом рубиновая каша, пухлые нежно-золотистые лепёшки с Айви, фигурные шоколадки с Земли, запечённые грибы для неё и жареное мясо для него. В Звёздном Мире каждый получает то, что хочет. И... и это их последний ужин...

... Двери всех комнат открыты, и все ходят, заглядывают, рассматривают. Знакомятся. Посмотри, как устроился сапиенс, и ты поймёшь, откуда он и кто он. Сувениры, пейзажи родных мест, покрывала и коврики на кроватях, стульях или на полу. То, что легко свернуть и убрать, что не занимает много места и всегда напоминает о доме. В его каюте Ирэк прилаживает на стене так, чтобы видеть, лёжа на кровати, панораму Айви, а над его кроватью у изголовья... нож? Настоящий кинжал в узорчатых ножнах, с красивой удобной рукояткой. Он из касты воинов? Но у звёздников нет каст, профессия не наследуется. Интересно...

...Шумный плеск и визг Малыша возвестили об их умывании. Лиа подошла к зеркалу проверить, не выбились ли пряди из-под фигурных заколок. Сегодня она одета по-элорски, и так теперь будет всегда.

Гиан и Малыш вошли в столовую, оба весёлые, смеющиеся. Следом вбежала Золотинка и, когда все заняли свои места за столом, чинно уселась у стула Малыша, который немедленно сунул ей кусок яблока. Что Золотинка ест всё, он знал и твёрдо намеревался не дать ей умереть с голоду.

Гиан никогда не мешал ему кормить Золотинку, зная, что как только ей надоест, она сама уйдёт. Лиа никогда не одобряла этого, но сегодня промолчала. Чтобы не омрачать последнего семейного ужина.

И ужин прошёл очень хорошо. Спокойно и даже весело. С пустячными необременительными разговорами, похвалами еде, рассказами Малыша о его занятиях, он уже начал ходить в поселковую группу нулевого цикла, и прочей атрибутикой семейной жизни.

Лиа не могла понять: Гиан играет для Малыша или действительно... искренен, искренно не думает о предстоящем. Он может быть очень сдержанным, она знала это, нет, знает, но и на какие взрывы он способен, она тоже знает. И что решений своих не меняет — тоже. Разрыв будет окончательным. Они уже давно играют в семью для единственного зрителя — Малыша. Любовь ушла, с этим ничего не поделаешь, она думала... а теперь всё... всё...

И после ужина всё было, как положено, как во всех семьях, во всей Вселенной.

Гиан с удовольствием возился с сыном. Они посмотрели вечернюю передачу про Весёлую Пантеру, поиграли в "найди, чего не хватает" и "составь новое", и, наконец, Малыш сказал.

— Уже поздно, да?

— Верно, — кивнул Гиан. — чувствуешь время, молодец.

Малыш оглядел разбросанные игрушки. Гиан с улыбкой наблюдал за ним. Малышу явно хотелось всё оставить как есть, но... но надо убрать. Золотинка, деятельно помогавшая ему во всём, сидела столбиком, свесив передние лапки на живот, и с интересом ждала решения: разбрасывать карточки по полу или складывать их в коробки. Оба занятия ей нравились одинаково. Малыш посмотрел на отца, вздохнул и стал собирать карточки, машинки и фишки-фигурки. Золотинка засуетилась, забегала по комнате, отыскивая и подтаскивая искомое.

Наконец, процесс уборки и подготовки к ночи завершился. Малыш лежал в постели, всё убрано, всё на своих местах. Золотинка решительно улеглась на тумбочке у изголовья Малыша, сдвинув хватательные клыки так, чтобы кончики торчали наружу, дескать, я на страже и никого не подпущу.

— Спокойной ночи, — улыбнулся им обоим Гиан и вышел.

Автоматика послушно выключила свет.

Лиа ждала его в гостиной. Общий свет погашен, только в углу небольшой костёр, обрамлённый маленьким ручьём с водопадом и крохотными причудливо изогнутыми деревьями по берегам. Такие мини-пейзажи были в моде пять лет тому назад. И устраивая себе дом, они, конечно, сделали всё по последней моде, только вместо вулкана просто костёр. Мода давно прошла, но Лиа не убирала устаревшую игрушку, зная, что значит для него живое пламя. Сейчас она сидела в кресле, рассматривая огонь, слушая треск поленьев и журчание воды. Гиан сел в соседнее кресло. Наступило молчание. Играть больше не для кого и незачем.

— Я должна вернуться.

Гиан кивнул.

— Я так и понял.

— Малышу уже пять, ты ему теперь нужнее, чем я.

Гиан быстро посмотрел на неё и отвёл глаза. Лиа поняла, что он хотел сказать, и вспыхнула.

— Да, я знаю, я в любом случае не могу взять его с собой. Но не думай, что я его не люблю. И моя семья... они за все эти годы ни разу...

— Не были здесь, — перебил он её.— Незачем, Лиа. Это будет завтра?

— Да. Регистратор приедет в полдень.

Гиан кивнул. Регистратор — значит, всё официально и бесповоротно.

— Ты уходишь из Звёздного Мира.

Он не спрашивал, но она ответила.

— Я нужна моей семье. И... завтра приедет мой брат. Он будет сопровождать меня. Домой.

Ну да. Девушки высших каст Элора не путешествуют в одиночку. То, что она мать пятилетнего ребёнка, ничего не значит, ведь ребёнок от безродного чужака не считается. Для семьи, для своей касты, для Элора Лиа — девушка. И раз приезжает брат... Проверяя даже не догадку, а своё знание обычаев Элора, Гиан спросил.

— Ты выходишь замуж?

Лиа молчала. Её щёки потемнели от прилившей к ним крови. И всё же ответила.

— Да. Как ты догадался?

Гиан пожал плечами.

— Я читал об Элоре. И ты своего мужа не увидишь до первой брачной ночи. И он тебя. Ваши семьи договорились о вашем браке ещё до вашего рождения.

— Да, — прервала она его, — и нет. Моя старшая сестра оказалась бесплодной. А я...— и совсем тихо, — проверена. Свадьба должна была состояться ещё четыре года назад. Но он согласился подождать. Он... он поступил благородно.

— Вот почему тогда ты разлюбила меня. Ты готовилась.

Он говорил спокойно, глядя не на неё, а в огонь.

— Я не могла тебе сказать, пойми. Ты бы стал ревновать, а у тебя экспедиции.

— Так это ты обо мне заботилась? — рассмеялся с невольной горечью Гиан и перешёл на элорский. — Благодарю, милостивая госпожа.

— Не надо, — попросила она на общезвёздном. — Не надо, Гиан, ведь ты не жестокий.

— Я? — переспросил он тоже на общезвёздном, как того требуют правила вежливости. — Не знаю. Не проверял. Но у меня ещё не было случая, когда нужна жестокость.

— Да, — покорно кивнула Лиа, — жестока необходимость. Она не оставляет нам выбора. Я не могу отказаться от семьи, от касты, от Элора, наконец. И я женщина, Гиан, я хранительница жизни. Без меня кончится целый род. И мне было нелегко, не думай. Ты очень хороший, Гиан. Я никогда не забуду тебя.

— Забудешь, — перебил он её. — Забудешь, Лиа. Так же как разлюбила. Память помешает твоей новой жизни. Нет, Лиа, не спорь. Ты справилась тогда, справишься и сейчас.

Она молча смотрела в огонь, и он отражался в её наполненных слезами глазах.

— Гиан, — наконец заговорила она. — Ты никогда не говорил мне... Почему ты покинул свою планету? Почему ты стал звёздником? — он молчал, и она продолжала спрашивать. — Откуда ты, Гиан? Как называется твоя планета? Кем ты там был?

Гиан медленно оторвался от огня и повернулся к ней. Улыбнулся. Легко и свободно, как когда-то.

— Ты никогда меня об этом не спрашивала. Не надо, Лиа. Это ничего не изменит. А меньше знаешь, легче забывать.

— А ты? Ты тоже забудешь? — запальчиво спросила она.

— Нет, — уверенно ответил он. — Я ничего не забываю.

И она сразу поняла, о чём он, потому что тоже вспомнила...

...Красное раскалённое светило стоит над самым горизонтом, и длинные тени кажутся бесконечными. Оплавленный ступенчатый спуск к морю.

— Неужели здесь была жизнь?

— И даже разумная, — он показывает ей на еле заметную трещинку, слишком ровную, чтобы быть естественной, — это стык.

— Да, я вижу.

Она достаёт планшет и старательно с подробным описанием отмечает находку. Он стоит в двух шагах от неё, с методичной настороженностью оглядывая окрестности. Хотя какая опасность может быть на мёртвой оплавленной планете. Даже сейсмоактивность на нуле. Странно, что сохранилась атмосфера. Она повторяет это вслух.

— Значит, что-то её вырабатывает, — спокойно отвечает он. И уточняет, — или кто-то.

— Это их ищут Ирэк и Катриона?

— Нет. Они обследуют седьмой сектор.

Она смущённо кивает. Их цель — общий осмотр, и с ходу менять цель и характер исследований им нельзя.

— Мы... мы должны нанести береговую линию, да?

— Да. Идём.

Они спускаются к, судя по взятым уже экспресс-пробам, воде, но непрозрачной и тяжело колышущейся, и медленно идут вдоль самой кромки.

— Странно. Камень оплавился, а вода есть. Вторичный конденсат?

— Похоже. Я возьму донные пробы.

Она остаётся на берегу для страховки, а он идёт в воду. И с первым же шагом погружается по пояс. Ещё шаг — по плечи. Донные пробы берутся в пяти шагах от берега.

— Ныряю. Выход на счёт пять.

— Счёт пять, — повторяет она, принимая тонкую упругую нить страховки и закрепляя её на то ли скальном выступе, то ли на оплавленном остатке колонны. Незаметным мгновенным движением, даже не оставив кругов, он ныряет, исчезая под тёмной гладью.

— Есть один...

Тяжёлая непрозрачная вода как расплавленный металл.

— Есть два...

Что там может быть на дне?

— Есть три...

Если это самоуничтожившаяся цивилизация, внизу может быть не сработавшее оружие. Если оно сработает... Но дёргать страховку раньше срока нельзя.

— Есть четыре...

После пяти она пойдёт следом. Нет, сначала вызовет Базу, но ждать никого не будет. Каждая секунда на счету.

— Есть пять...

И сразу гораздо дальше пяти шагов колышется, разбегаясь медленными кругами, вода, неохотно выпуская фигуру в ярко-оранжевом глухом экспедиционном комбинезоне. Он вплавь добирается до берега и выходит, на ходу прикрепляя к поясу контейнер с образцами. Щёлкает, отцепляясь от камня, страховка.

— И что там? — спрашивает она, стараясь не выдать своего волнения.

Он улыбается ей.

— Вторичный конденсат, как ты и сказала. На дне развалины. Я заснял.

Она кивает. Конечно, он всё успел, но она так волновалась... А вслух спрашивает.

— Уровень высокий?

Он усмехается.

— Достаточный для самоуничтожения.

Она уже совсем спокойно пожимает плечами.

— К сожалению, явление распространённое.

— Да, этот рубеж не каждая цивилизация преодолевает.

Серьёзный разговор специалистов. Эмоции — помеха исследованию, но... но ей кажется, что его спокойствие и объективность внешние, это не обычное презрение звёздника к низшим цивилизациям, а что-то иное, и что он... он понял и принял её волнение. И ей не кажется, нет, она знает: они объяснились, всё сказано...

...Лиа вздохнула.

— Я тоже помню. Мы тогда...

— Да, — перебил он её и встал. — Спокойной ночи, Лиа.

Она тоже встала.

— Спокойной ночи, Гиан.

У себя в спальне она разделась, убрала украшения и платье, распустила волосы. Кажется, Гиан даже не заметил её стараний быть красивой, а ведь это знак уважения, её уважения к нему. Или заметил, но не подал виду? Вежливое равнодушие, она безразлична ему. Но... но ведь она этого и хотела. Хотела избежать сцен и бурных объяснений. И вот всё так и произошло. Как она и хотела. И чем она теперь недовольна?

Лиа легла. Гиан не придёт, не может прийти, но она легла не посередине большой широкой кровати, а сбоку, как... как в первые года их совместной жизни. Это она настояла на двух спальных. Чтобы хоть в этом повторить родительский дом, Элор. Он согласился. Он ни разу ни в чём не возразил ей, когда они, нет, она, когда она делала дом. Но так и должно быть. Она жена и мать, её слово в доме главное. И разве она не заботилась о нём? И о сыне? Малыш так похож на него, ничего от элорца нет. И... и это к лучшему. Если бы он походил на элорца, то... то ничего бы не изменилось, но ей было бы тяжелее.

Ей вдруг стало обидно. Да, и ещё раз да, она была инициатором их не разрыва, тогда, охлаждения, но почему он так легко согласился с ней! Почему отдал её? Ведь, ведь так хорошо начиналось...

...Шумная и внешне бестолковая суета кают-компании. Формирование общего отчёта ещё не слишком привычно, многие пытаются отчитаться напрямик Старшему, а тот безжалостно отсылает их к Стиву. А Стив, похоже, совсем растерялся под градом сыплющейся на него со всех сторон информации. Стив — землянин и то, что у него не всё сразу получается, приводит его в злое отчаяние. И она никак не может пробиться и сдать свой отчёт. А время идёт, и если они не уложатся в норматив, то никому зачёта не поставят. И у Старшего насмешливая улыбка. И что делать?

— Лиа.

Тёплая сильная рука легко берёт её за локоть. Она вздрагивает и оборачивается.

— Давай сядем, — улыбается ей Гиан, — и сделаем свой блок.

— Давай, — сразу соглашается она.

А он уже подзывает Ирэка и Катриону, усаживает Лиз с Франхом и Миарной, и возле Стива остаются только Рой и Кройд с их уже сделанным блоком. Сразу становится тихо, и она может сосредоточиться...

...Да, они справились, уложились в норматив, и она помнит, как Старший похвалил не Стива, а Гиана. Стив обиделся и потом всячески пытался задеть Гиана, а Гиан ему не проигрывал, ни в чём. Стив злился. И ничего не мог сделать. Но они тогда всё-таки стали единой командой, и практику засчитали всем.

Лиа медленно, словно нехотя, потянулась к стакану на тумбочке у изголовья. Кисловатая холодная жидкость приятно обожгла рот. Надо успокоиться. Завтра приедет брат, и если ей не хватит спокойствия, он начнёт задирать Гиана, а тогда... Гиан его не пощадит...

...Отработав на тренажёрах, она и Лиз идут к душу, и останавливаются, услышав звук, не то чтобы странный, а непривычный, и тут же решают посмотреть, что там. Они же исследователи, будущие разведчики. Тренировочных залов несколько, чтобы каждый мог устроиться с максимальным комфортом и эффективностью. Входная мембрана серая, значит, зал занят, но вход открыт. И они входят. Зал пуст, жёсткий пол, голые стены, и в центре Гиан. Полуголый, с длинным чуть ли не в половину его роста... мечом! Свист рассекаемого мечом воздуха и был тем самым, удивившим их звуком. Они молча стоят у входа и смотрят на него. А он, словно не замечая их, продолжает свой бой с невидимым противником. Меч сверкает, отбрасывая мгновенный блики на стены. А они стоят, как заворожённые...

...Тогда они ушли, не дождавшись конца его тренировки. И потом она, как говорят разведчики, видала его во всех видах. Главное — завтра не расплакаться, не опозорить свою семью и касту. Надо готовиться к этому. И больше ни о чём не думать. Гиан, наверняка, спит, и ей надо собраться и заставить себя, заставить...

Раздельно они спали давно. Даже ещё когда были настоящей парой. Лиа нравилось готовиться и встречать его. И он не спорил с ней.

Войдя в свою спальню, Гиан быстро оглядел её: да, ничего не изменилось. А что должно было измениться? — одёрнул он себя. Последние два, нет, даже три года Лиа ничего не меняла в доме. Только в комнате Малыша прибавлялось игрушек, да "подрастала" мебель. Так что... он знал с самого начала, что этим закончится. Элор — полноправный член Звёздного Мира, но свою "чистоту" блюдёт. Даже странно, как это при высоком уровне техники сохранилась кастовая структура. Хотя... и это для него не новость...

...— Так что, всё развивается само по себе?

Вопрос Глазастого невнятен, но Учитель понимает и оглядывает их весело блестящими глазами.

— Ну-ка, кто ответит?

Они быстро переглядываются. Можно попытаться, но Учитель новый, и страшно осрамиться, ведь как себя в начале покажешь, так всё потом и пойдёт, но и трусом показаться тоже неохота.

— Ну что? Чего не хватает? Смелости? Информации? Ума? — дразнит их Учитель.

Он хмурится и — была не была, кто-то же должен быть первым — начинает рассуждение.

— Есть биологическое время, а есть социальное. Они разные, и различаются скоростью процессов.

Учитель, улыбаясь, ждёт продолжения. И, конечно, Поль тут как тут.

— Высшая цивилизация во всём высшая! Даже то, что у неё отстаёт.

— Нет, — вмешивается Роман, тоже землянин, — это не отставание, а сохранившаяся архаика.

— Архаика высшей цивилизации выше достижений у низшей, — победно заканчивает Поль.

— Ахь-ха! — выдыхает голубокожий Эвик, — а чья цивилизация выше, кракенов или р`хнехрров?

— Да, — кивает он. — Какие критерии? И кто их устанавливает?

Землян осаживают всей группой, загоняя в логические тупики. А пока идёт спор, Глазастый быстро рисует карикатуры на всех спорящих и Учителя. Он смотрит на листок и невольно фыркает как довольный кат. И вот уже все вместо спора рассматривают карикатуры и хохочут, даже Учитель. Спор прекращается сам собой...

...Как-то непривычно не ощущать рядом Золотинки, её тепла, но Золотинка уверена, что сейчас нужнее Малышу, и, пожалуй, она права. Завтра... нет, о завтрашнем дне можно не думать. Важнее, что будет послезавтра. Малыш ещё слишком мал, чтобы остаться без матери. Пять лет... да, он сам с пяти лет был на мужской половине, но мать-то оставалась. И что с того, что Няньку он видел куда больше и чаще. И Дядька тоже был с ним и днём, и ночью, а отец... но он знал, что они есть. Без отца полсироты, без матери сирота.

Гиан резко, так, что отлетела подушка, крутанулся на постели. Дьявол с демонами, у него же нет никакого выбора. Малыша ждёт интернат Учебного Центра, а его... его ждут экспедиции. Другой работы у него нет и не предвидится. И думать об этом — только время терять. И душу травить. Лучше уж вспоминать...

...Элорцев в Учебном Центре не было. Или было, но настолько мало, что он с ними до сих пор не контактировал. Но на практику группы подбираются так, чтобы каждый мог встретиться со всеми расами Звёздного Мира. Вот с айвами ему уже приходилось контактировать и довольно плотно, и потому он легко согласился поселиться с Ирэком.

— Я повешу картину, ты не против?

— Нет, конечно.

Ирэк разворачивает и закрепляет на стене напротив их коек панораму Айви. Море и скалистые, покрытые лесом острова. Если смотреть под нужным углом, появляются объёмность и глубина.

— Красиво, — искренне говорит он.

— Правда? Тебе нравится? — радуется Ирэк. — Это Северный пояс. Знаешь, как там здорово?! Да, ты бывал на Айви?

Он кивает.

— Во втором круге, на экскурсии.

У Ирэка удивлённо вздёргиваются брови.

— Ты уже во втором круге был в Звёздном Мире?! — и тут же смущённо, — извини, я не хотел.

— Ничего, — улыбается он и ставит всё на свои места. — Я с семи лет в Звёздном Мире.

Ирэк понимающе кивает и переводит разговор.

— Как тебе девчонки? Сгодятся?

— Смотря для чего, — хохочет он в ответ...

...Сгодились для всего. Шесть парней и четыре девчонки. Обучение толерантности сразу на двух уровнях: расовом и гендерном. Их группа выдержала испытания с честью. Всякое, конечно, бывало, как во всех экспедициях, но закончилось всё хорошо: общим зачётом, великой гулянкой в Парке Развлечений и двумя союзами. Правда, Ирэк и Катриона договорились на год и честно выдержали свой срок, оставшись хорошими знакомыми, почти друзьями, а он с Лиа... год, ещё год, свадьба, рождение Малыша. И вот теперь конец. Что ж, он — Разведчик, почти воин, так и будем держаться, как подобает воину.

Гиан вытянулся на постели, тщательно распуская мышцы. Сон — физиологическая потребность. Неудовлетворённость может тормозить работу высших функций. Этого допустить нельзя. Засыпать по приказу легко, когда этот приказ внутренний...

...Парк Развлечений всегда и всем казался бесконечным. Рассчитанный на любые возрастные, социальные, физиологические и финансовые потребности и возможности, он мог потрясти кого угодно. И потрясал. В первый раз его привёз в Парк Развлечений Наставник. Чтобы отметить окончание первого круга. И потом, не сказать, чтоб регулярно, но во втором круге он ездил. С Наставником, с одноклассниками, один. Нет, один — это уже в третьем круге. Копил, откладывал карманные деньги. А сейчас после удачно завершённой практики, когда они все совершеннолетние, получившие стипендии от Звёздного Мира и своих миров и свою первую премию по первому отчёту, где и растрясти эти денежки, как не в Парке? У него денег меньше, только "звёздная" стипендия и премия, но как устроиться, чтоб не ломать компанию, и не одалживаясь получить максимум удовольствия, он знает и умеет. Не в первый раз. Прилетели они все вместе и в Парк вошли вместе через сияющую огнями и переливающуюся всеми цветами трубчатую мембрану, мимоходом проводя карточками по опознавательной камере.

— А теперь куда? — весело спрашивает Миарна.

— Сначала выпьем, — предлагает Стив.

С ним никто не спорит, а вспыхнувшая перед ними стрелка указывает на уютно оплетённый вьющимися растениями вход в погребок и круто уходящую вниз лестницу.

— Ой, — смеётся Лиз, — сейчас навернёмся.

— Я поймаю, — отвечает спустившийся первым Франх

И его клыки вампира весело поблескивают в сумраке подвала. Со смехом и шутками сваливаются в подвальчик остальные. Официант в костюме непонятно какой, но явно ранней цивилизации усаживает их и выставляет на стол из массивного дерева кувшины с холодным пощипывающим язык вином. По кувшину на пирующего. И рядом с ним Лиа, весёлая зеленокожая элорка, с которой ему так хорошо и легко, даже когда он её не видит, а только слышит её голос или думает о ней. Конечно, она не первая девчонка в его жизни, но ещё ни с одной у него такого не было.

— Ой, какое холодное!

— В желудке согреется.

— Давай без физиологии, ладно?

— Да ну тебя!

— Живём, братья по разуму!

— Живём!

Пьём прямо из кувшинов, захлёбываясь и обливаясь. Лиз и Стив в обнимку пьют вдвоём из одного кувшина, целуясь после каждого глотка. Ирэк с Катрионой наливают вино в пригоршни и так, с ладони, угощают друг друга. Франх вовсю со всей вампирской прямотой и непосредственностью ухлёстывает за Миарной. А Рою и Кройду так хорошо вдвоём, что им уже никто не нужен, но они оба из звёздных странников, а те всегда держатся обособленно от остальных. Всё нормально, всё правильно. И он обнимает Лиа за талию, привлекая её к себе, и она с готовностью поддаётся его движениям...

...Гиан улыбнулся во сне, не открывая глаз.

Из подвальчика тогда они выбрались ещё все вместе, а дальше путаница огней, листвы, музыки, цветов, пряных, душных и волнующих запахов,— и всё это мимо, всё это неважно. А важно гибкое горячее тело, узкие ладони с длинными тонкими пальцами, прохладный запах её волос. И, конечно же, драка, курсанты без драки не гуляют. Главное, чтобы повод хороший был, чтоб душа горела. И повод нашёлся, лучше не придумаешь...

...Курсанты разных отделений дрались часто, но "разведчиков" редко кто рисковал задевать. Разве что рейнджеры из "военки", но тогда уже дрались Звёздной Академией против Военной. Такие масштабные драки были редким и запоминающимся событием. И никогда не раскручивались в Парке Развлечений, чтоб не портить жизнь другим и не нарываться на слишком неприятные последствия. А этот рыжий дурак с Лётного факультета, видно, сильно перебрал, когда стал распространяться о зелёных лягушках, что в своём болоте не сидят, а всюду лезут и воздух портят. Он предложил летуну заткнуться. Тот ответил руганью. Он и Лиа были уже только вдвоём, а летунов оказалось пятеро. Он быстро переставил Лиа за себя к стене, увернулся от кулака рыжего, быстренько ткнув того в печень, и схватился с остальными. Когда в ход пошли кружки и стулья, а остальные посетители вот-вот начали бы из зрителей-болельщиков превращаться в соучастников и пострадавших, опытные официанты выкинули всю драку наружу, как раз навстречу патрулю и пришлось спасаться бегством врассыпную, забыв о драке. Убедившись, что погони нет, они остановились привести себя и форму в порядок.

— Подожди, — пальцы Лиа мягко касаются его воротника и шеи, — у тебя нашивка перекошена.

Она долго оправляет ему воротник, волосы, одёргивает рукава. Он терпит, понимая, что ей просто приятно трогать его.

— Ну вот, всё в порядке. А я?

Он оглядывает её, снимает несуществующие соринки с её плеч и груди.

— Отлично. Пойдём потанцуем?

— Пойдём, — соглашается она и лукаво просит, — только без драк, ладно?

— Тебя не заденут, и драться незачем будет, — пожимает он плечами.

— Так ты из-за меня дрался? — её удивление смотрится совсем искренне.

— Ну да, — удивляется он её удивлению, — ты что, не слышала?

Она пренебрежительно поводит плечами.

— Я этого диалекта не знаю.

Н-да, назвать общеземной язык, один из самых распространённых и основных языков Звёздного Мира, второй после общезвёздного, диалектом — не верх толерантности, но его этот вариант устраивает...

Конец первой тетради 14.04.2001

...Утро было ясным и тихим. Но в жилом поясе в этот сезон другими рассветы и не бывают. Проснувшись, Гиан полежал немного, слушая пение птиц, и встал. Обычный утренний ритуал не занял много времени и тем более внимания. Теперь ещё отдать пару распоряжений, и порядок.

Предоставив автоматике убирать спальню, Гиан пошёл к сыну. Малыш спал, уткнувшись черноволосой головой в подушку, а рядом спала Золотинка. Почувствовав его взгляд, она подняла голову, зевнула, показав все три ряда зубов, и мягко, не потревожив Малыша, соскользнула на пол. Гиан улыбнулся и вышел. Золотинка заспешила за ним.

Уход за лошадью вполне может заменить утреннюю зарядку. Особенно, когда нет автоматики. А её нет потому, что он бывает здесь редко, а без него и лошадей здесь нет...

...— Коня своего сам корми и обихаживай. Чтоб тебя знал, а не конюха, — строго говорит дядька.

— Мг, — он старательно водит щёткой по тёплому шерстяному боку коня и, конечно, не удерживается от вопроса. — А отец?

Дядька ухмыляется, но голос становится ещё строже.

— Сыну отца не судить, запомни. А боевого своего перед походом он завсегда сам делает.

Дальше спорить уже опасно: уж больно суров стал Дядька. А на языке так и вертится. У отца только боевых три, да ещё охотничьи, да ещё выездные, всех чистить и обихаживать дня не хватит. И мать своего выездного не кормит. Разве только когда ей подведут уже осёдланного, даст посоленный ломоть и всё. Но что воин должен с конём сам управляться — это правильно...

...Гиан похлопал коня по шее и пошёл в дом. Если разбудить Малыша, то до полудня они успеют съездить к ближайшему озеру, поплавать и вернуться.

Беспокоить Лиа он не собирался, но когда они с Малышом вошли в кухню, стол был накрыт к завтраку, и Лиа сидела на своём обычном месте.

— Мама! — обрадовался Малыш, — а мы сейчас на озеро поедем. Поедешь с нами?

— Нет, милый, — улыбнулась Лиа, — у меня дела, — и вопросительно посмотрела на Гиана.

— К полудню мы вернёмся, — спокойно ответил он на не прозвучавший вопрос.

Малыш внимательно посмотрел на них, сунул сидевшей рядом Золотинке половину своей зерновой плитки и поднял на отца глаза.

— А я уже всё.

— Тогда поехали, — встал Гиан.

Лиа вышла за ними и с задней террасы смотрела, как Гиан поднимает и сажает Малыша на коня, ловко вскакивает сам и направляет коня прямо на изгородь, уверенный и в коне, и в Малыше, и в себе.

Конь лёгким прыжком преодолел загородку и быстро исчез за деревьями. А она всё стояла и смотрела им вслед. Если бы она могла запомнить их такими. Но даже в этом ей отказано.

Лиа повернулась и ушла в дом. Складывать и собирать вещи, переодеваться и вообще готовиться...

...Свод пещеры теряется в клубах жёлтого удушливого газа, но когда луч фонаря находит просвет между клубами, он высвечивается искрящимися разноцветными огнями бесчисленных кристаллов.

— Как красиво! — не выдерживает она.

— Да, — отвечает, не оборачиваясь, низкорослый, уродливый даже в скафандре Ви'х'н.

Пренебрежительно фыркает, видимо, ругаясь, Арьфь. Они совсем нечувствительны к красоте. Но ясно и другое: работать с негоминидами она не может. Удивительно, как Гиан непринуждённо ладит со своими напарниками, а с катами он просто дружит и даже ухитряется говорить на их языке. И как-то обмолвился, что в школе дружил с кракеном. Ей даже представить неприятно, что она входит в бассейн, а там плавает кракен. Сразу холод по коже, и руки дрожат. А для Гиана... он ничего не боится, смотрит на всё с любопытством прирождённого разведчика и всё, она уже убедилась в этом, всё запоминает.

— Осторожней, — скрипит в наушниках голос Ви'х'на.

Задумавшись, она не заметила, что он остановился, и едва не налетела на него.

— Извини.

Но её извинения, похоже, не нужны и даже раздражают. Ви'х'н нетерпеливо отмахивается от неё и застывает, то ли прислушиваясь, то ли вглядываясь. Впереди тот же газовый туман, от которого вся пещера кажется пульсирующей, будто она живая и пытается заглотать незадачливых разведчиков.

— Нас заглатывают, — говорит она вслух.

Ей отвечает басовитый смех ката. Из тумана выныривает Арьфь.

— А ведь похоже. Впереди водопад как глотка, отметь на схеме.

— Спуск длинный? — деловито спрашивает Ви' х'н.

— Длиннее нашей страховки. Возвращаемся.

— Возвращаемся, — кивает Ви'х'н.

Ну и отлично. Лезть в эту глотку ей совсем не хочется. Она отмечает на схеме их маршрута точку поворота, ещё раз проверяет лучом сканера контуры стен и свода. Да, только один проход, который Арьфь назвал глоткой, а им и по времени пора возвращаться.

— Идите, я догоню, — говорит Арьфь.

— Ты далеко? — недоволен Ви'х'н.

— Коготь обкусать не успеешь, — смеётся Арьфь.

У расы Ви'х'на когти утратились в самом начале эволюции, и он немедленно вскипает.

— Раньше ты себе хвост оближешь.

Но Арьфь уже исчез в дымном тумане, а они идут обратно по своему маршруту. Каким-то образом Ви'х'н, не пользуясь никакими приборами, точно держит направление. А она тоскливо идёт следом, уже зная, что любая её попытка выйти вперёд или задержаться вызовет поток скрипучих окриков и замечаний. Арьфь нагоняет их уже у выхода.

— Всё сделал? — скрипит Ви'х'н.

— А то! Долго ли умеючи, — смеётся Арьфь. — Это ты бы год примеривался и два делал.

— Я не жаба-подёнка, мне спешить незачем.

Конечно, раса Ви'х'на отличается долголетием, четыреста лет — минимальная норма, не редкость и вдвое больше. Но симпатичнее они от этого не становятся. Конечно, их горб со вторым сердцем и четырьмя дыхательными мешками обеспечивает выносливость, по-крабьи вывернутые ноги дают большую устойчивость, восемь пальцев на руке расположены по кругу, что очень удобно для мелких операций, — всё это она знает, но это удобно, а не красиво. Даже каты, с их мохнатыми и чуть приплюснутыми мордами рядом с Ви'х'ном смотрятся лучше. Чхартуйя-Создательница, она с гуманоидами не срабатывается, а следующая практика в команде с негуманоидами. Она не выдержит, а это позор и отчисление. Но дымная пещера уже позади, они спускаются по каменистой осыпи к катеру, их шустро нагоняет шарообразный на трёх ножках робот-контейнер для образцов. Они забираются в катер и связываются с Базой.

— Рапорт принят. Возврат, — чеканит безжизненный как у дорсайца голос.

А может, и впрямь дорсаец на связи — устало думает она, усаживаясь на своё место. Возвращение, дезинфекция, дезактивация, сдача первичного отчёта, размещение собранной информации по файлам и дискетам, сдача образцов в лабораторию, и, наконец, она в своей каюте. Гиан ещё на маршруте, и она быстро переодевается, приводит себя в порядок, чтобы в кают-компании на общем обеде быть на уровне...

...Одежда, украшения. Всё не элорское придётся бросить, вещи любят, чтобы ими пользовались, а там они так и будут лежать в контейнерах. Подарки Гиана, друзей... их тоже не стоит брать. Мужчины ревнивы к прошлому женщин. Пожалуй, только снимки, обычные, студенческие: курс, группа, практика... где Гиан — один из многих и ничто не говорит об их отношениях, а здесь Гиана вообще нет, это можно. Снимки Малыша и где они втроём тоже лучше оставить. Пусть Гиан сам решает, куда их. Выбросит, наверное. Ну и пусть. Раковины, кристаллы — память об экспедициях. Но... но это её студенчество, она же училась на Разведчика, нет, это она сохранит, женщина её касты имеет право на тайный ларец. Конечно, его содержимое должно быть безобидно, но...

...Не одна она, к общему обеду переодевались многие, почти все. И её элорское платье и полная парюра были не просто на уровне, а почти парадом. А Гиан только сменил рабочий комбинезон на домашний, но очень нарядный, переливчатый. В общей толчее она сразу увидала его. Он о чём-то говорил с двумя катами и дорсайцем, увидел её и, не прерывая разговора, улыбнулся ей. И тут её кто-то взял за локоть. Мягкой и короткопалой рукой-лапой. Она вздрогнула и обернулась, оказавшись лицом к лицу, вплотную к Арьфьу.

— Хороша-а, — тянет Арьфь и, удерживая её за локоть, обращается к стоящему рядом Ви'х'ну, — вот смотри, все девчонки обвешиваются, красятся, а на иных раз посмотришь и второго раза уже не хочется. А здесь, вроде немного, а всё на месте и поглядеть приятно.

Ви'х'н кивает и скрипит.

— Когда женщина умеет себя подать, результат оптимален.

Вырываться и спорить, когда тебе говорят комплименты, глупо, краем глаза она видит, что Гиан уже идёт к ней, и старательно изображает улыбку.

— Спасибо, ребята...

Но Арьфь перебивает её.

— Держи, — и протягивает большой неправильной формы, но очень чистый алмаз, — я его уже продезинфицировал.

— Это...— теряется она. — Это ты там, в пещере...

— Ну да, — хохочет Арьфь, — ты всё твердила, "красиво, красиво". Я и отколупнул.

— Мог и отполировать, — скрипит Ви'х'н.

— Природу подправлять только портить, — фыркает Арьфь и подмигивает подошедшему к ним Гиану. — У нас его ночным пламенем называют.

— А у нас дарят на свадьбу, — скрипит Ви'х'н, — чтобы супружество было таким же крепким и чистым.

Щекам становится жарко от прилившей крови, тёплая сильная рука Гиана обнимает её за талию.

— Спасибо, — говорит Гиан, — спасибо за пожелания. Мы не подведём...

...Лиа рассматривала большой неотделанный кристалл и никак не могла решить: достаточно ли безобидны вызываемые им воспоминания, когда зазвенел вызов связи. Она вздрогнула, выронив алмаз, и подошла к монитору. Брат? Уже?!

Да, это брат. Обмен приветственными фразами.

— Ты хорошо выглядишь.

— Да, спасибо. Регистратор будет в полдень.

— Я буду раньше.

— Конечно, — Лиа улыбнулась брату. — У тебя всё в порядке?

— Да, о да, — он судорожно вздохнул. — Лиа, не беспокойся ни о чём, теперь всё будет хорошо.

— Да, — Лиа заставила себя улыбнуться, — конечно, я жду.

И выключила связь.

Озеро для купания с мелкой заводью для детей было им хорошо знакомо. Каждое возвращение Гиана из экспедиции отмечалось ими поездкой к этому озеру и купанием. Плавал Малыш неплохо. Во всяком случае, тренер, как он сразу доложил отцу, его хвалит. Но одно дело бассейн для малышей, а другое — дикое лесное озеро. Но рядом с большим сильным и всезнающим отцом Малыш ничего не боялся. Бесстрашно вошёл в воду и выплыл из заводи в большое озеро. Дав Малышу немного проплыть самому, Гиан поднырнул под него так, что Малыш теперь лежал у него на спине.

— Плывём на тот берег?

— Ага! — восторженно выдохнул Малыш.

Золотинка плыла рядом, легко скользя в воде вытянутым плавно изгибающимся телом. Так втроём они добрались до противоположного, густо поросшего травой берега. Малыш и Золотинка бегали и валялись в траве, и Гиан с удовольствием присоединился к ним. После долгой погони с засадами и другими военными хитростями Малыш изловил отца и, удачно дёрнув за ноги, повалил в траву.

Задыхаясь от смеха, Гиан лежал на спине, а Малыш по праву победителя сидел у него на груди. Золотинка, ожидая продолжения игры, сидела рядом и теребила перистые кисти травинок, выбирая семена.

— Пап, а я честно победил, или ты поддался?

Гиан, улыбаясь, глядел на сына.

— И так, и этак.

Малыш кивнул.

— Ну да, ты же вон какой большой.

— Ничего, — утешил его Гиан, — ты скоро вырастешь.

— Я знаю, — серьёзно ответил Малыш и, закинув голову, стал рассматривать небо.

Гиан ждал вопроса о звёздах, почему они не видны днём, или, скажем, о птицах, но вопрос Малыша заставил его вздрогнуть и посмотреть на сына по-другому.

— Папа, а мама совсем разлюбила нас?

Он молчал, а Малыш ждал его ответа.

— Ты...— наконец, после долгой паузы смог выговорить Гиан, — почему ты так решил?

Малыш слез с его груди и сел рядом, скрестив ноги совсем по-воински, хотя его этому никто не учил, не мог учить.

— Она смотрит и прощается. Она хочет уехать от нас.

— Должна, — поправил его Гиан, — должна уехать к себе на родину, на Элор.

— А нам туда с ней нельзя?

— Нельзя, — вздохнул Гиан. Он говорил уже совсем серьёзно, не думая о возрасте собеседника.— Её семья не хочет этого.

— Они нас не любят?

— Да.

— Потому что мы звёздники? Я звёздник, папа?

— Да, — твёрдо ответил Гиан и сел, не заметив этого, так же по-воински. — Мы остаёмся здесь, в Звёздном Мире.

— Но мама хорошая. Это... это обстоятельства, — старательно выговорил трудное слово Малыш.

— Правильно. Поплыли обратно, сынок.

Золотинка, уже давно бросившая поиск семян и сидевшая столбиком рядом с ними, потянулась, лизнув Малыша в щёку, и побежала к воде.

По пути поиграли в морского коня и всадника, и Гиан с удовольствие убедился, что глубины Малыш не боится. На песчаном берегу ещё раз поиграли в догонялки и ловитки, потом Малыш учился, цепляясь за гриву и стремя, подтягиваться в седло, Гиан только чуть-чуть подсаживал его, потом ещё раз выкупались и отправились домой. О матери Малыш больше не заговаривал.

Лиа надеялась, что Гиан с Малышом вернутся раньше, и она тогда сможет ещё раз поговорить с ними, но брат успел первым.

Изящный элорский винтолёт с эмблемой их касты и гербом семьи опустился на лужайку прямо перед домом. Вообще-то это не одобрялось, в посёлке была специальная посадочная площадка, откуда до любого дома пять долей медленным шагом. Но делать брату замечания бесполезно. В лучшем случае он выслушает и пренебрежительно улыбнётся: дескать, с безродными и их обычаями считаться не стоит. Лиа вздохнула и рассердилась на себя: ей тоже пора отвыкать от норм Звёздного Мира.

Пилот-элорец низшей касты откинул трап, и брат, привычно не заметив услуги, а потому и не поблагодарив, подошёл к ней.

— Рад тебя видеть, сестра.

— Я тоже, брат. Ты вырос, возмужал.

— Ещё бы!

Они обнялись по-родственному, потом совершили полный ритуал приветствия, и Лиа повела брата в дом. Ей пришлось сделать усилие, чтобы не обернуться и не позвать пилота, но слуг и вообще низших замечают только, чтобы приказать или наказать, да, ей надо заново привыкнуть к этому. Она совсем... одичала?

— Вот здесь ты жила?

Брат оглядывал гостиную.

— Да.

— Достаточно мило.

Она рассердилась.

— Ты стал настоящим снобом! Это некрасиво.

Брат сразу изобразил бурное раскаяние.

— Ну что ты, сестра, просто я считаю, что ты достойна лучшего. Ты похоронила себя в этой глуши, в одиночестве, без единой родной души, вне общества и ради чего? Нет-нет, сестра, я всё знаю и понимаю, ты сейчас начнёшь его защищать, расписывать его подвиги и достоинства, не надо. Это был твой выбор, но я считаю, что игра затянулась. Что это?!

Она повернулась за его изумлённым взглядом и рассмеялась. Робот-уборщик втащил в гостиную пакет и замер в ожидании приказа. Ну да, наверняка доставили подарки Гиана Малышу, а возможно, и ей, и робот не знает, куда их убрать.

— Три-семнадцать, отнеси во вторую спальню и оставь на кровати.

Пискнул сигнал принятого распоряжения, и робот выкатился из гостиной.

— У тебя нет прислуги? — подчёркнуто изумился брат.

— Ты же знаешь, — устало сказал Лиа, — здесь это не принято.

Брат стал серьёзным.

— Да. Именно поэтому... Ты слишком долго жила здесь. Поэтому... поэтому семья требует полной формулы.

Лиа качнулась как от удара.

— Это... это так серьёзно?

— Да. Мы не можем рисковать. Пойми, сестра, за этим браком стоят силы... нам они не по зубам. Любое... любой конфликт, скандал будет губительным для семьи. И мы не можем помешать ни ему, ни его ублюдку...

— Брат!

— Ублюдку, — жёстко повторил брат, — когда-либо показаться на Элоре. Мы не можем ссориться со Звёздным Миром из-за двух... гоминидов. Повода для запрета, чтобы закрыть для них Элор, у нас нет. Но мы должны обезопасить себя и наше будущее. Полная формула, сестра.

— А моя учёба в Звёздной Академии?

— Мы, наши семьи договорились, что этого не было, — он ободряюще улыбнулся, — никто ни о чём тебя не спросит, не беспокойся. Но...

— Но ни одной вещи из Звёздного Мира я не должна брать, — спокойным до безжизненности голосом закончила за него Лиа, — я поняла.

— Да, — кивнул брат. — Сестра, поверь, я всё понимаю, но так надо. Пойми и ты.

Лиа кивнула и приглашающим жестом показала на столик в углу с необильным, но изысканным угощением.

— Располагайся, а я займусь вещами.

— Конечно, сестра.

Он что-то ещё сказал ей вслед, но она уже не обращала на это внимания. В своей спальне она быстро, будто за ней гнались, вынула из контейнера свой "тайный" ларец, милую чепуху — студенческую память, теперь — одежда и украшения... только то, что она когда-то привезла с Элора и ещё... это покупал ей Гиан, но она скажет, что покупала сама. Всё. Ни одной вещи с другой планеты, из другого мира, только элорское.

— Три-семнадцать, — позвала она автомат, — отнеси это к машине перед домом, оставь там и возвращайся.

Увозит она... совсем немного. А ведь Гиан ни в чём не отказывал ей. Она сама понимала, что на заработок разведчика, даже удачливого, многого себе не позволишь.

Лиа оглядела себя. Строгий официальный наряд, он же дорожный костюм. Цепь — знак её касты с гербовым медальоном семьи, обычные серьги и перстни. Всё. Сколько там до полудня? Если Гиан с Малышом задержатся, Регистратору придётся их ждать, это невежливо, да, ей же надо будет назвать Малыша полным именем...

...— Чудесный ребёнок.

Доктор-айв вынимает из-под экрана сканера нечто тёмное сморщенное и весело сообщает.

— Физиология норма.

— Какая? — не выдерживает она. — Он... элорец?

— Нет, — доктор внимательно смотрит на неё, — фенотип не Элора.

И она невольно облегчённо вздыхает...

...Да, она уже тогда понимала, чем это закончится. И то, что Малыш похож на Гиана, обрадовало её по многим причинам. И Гиан был счастлив...

...— Он похож на тебя, Гиан.

— И на тебя, Лиа. Он же не клон.

— Конечно. Но он будет как ты. И имя ему должен дать ты.

Она кладёт Малыша на колени Гиану. Малыш уже не сморщенный и страшный, а очень даже симпатичный и уже сейчас видно, как он похож на Гиана и... на кого-то ещё, кого знает Гиан и не знает она, потому что глаза Гиана влажно блестят, он говорит что-то клокочущее, гортанное, и потом она слышит.

— Сэнир, Сэнир Арландон. Вот твоё имя. Отныне и до скончания времён...

...Сэнир Арландон, сын Гиана Арландона и... нет, её имени уже не будет. Семье нужна полная формула. Не развода, а отречения. Она должна. Это её долг.

Подъезжая к дому, Гиан издали заметил на лужайке нарядный элорский винтолёт и невольно нахмурился. Но Малыш, сидевший впереди него, сразу поднял на него глаза, негодующе фыркнула Золотинка, и Гиан заставил себя успокоиться. И Малышу, и Золотинке он нужен спокойным. Таким и будет.

— А что это, пап?

— Это винтолёт с Элора.

— Красивая машина.

— Да, — не стал спорить с очевидным Гиан.

Возле винтолёта стоял контейнер, и пилот затаскивал его в грузовое отделение.

— Пап, а почему он не позвал робота?

Гиан усмехнулся.

— Сейчас исправим.

Остановив коня в шаге от винтолёта, он спешился, ссадив Малыша, и громко позвал.

— Три-семнадцать, сюда.

Кубарем подкатившись к его ногам, робот застыл в ожидании приказаний.

Гиан улыбнулся изумлённому до немоты пилоту и сказал по-элорски.

— Командуй ему. Язык он знает. Обращение три-семнадцать.

И не оглядываясь, повёл коня в загон. Золотинка побежала было за ним, но тут же вернулась к Малышу, который остался у невиданной машины, чтобы поговорить с пилотом, не знавшим, к изумлению Малыша, общезвёздного, а элорских слов Малышу для разговора о машине не хватало.

Поставив коня в загон, расседлав его, обтерев и задав корма — всё быстро и ловко, ни одного лишнего движения Гиан вернулся на лужайку, где терпеливо ждал новых приказов робот, а Малыш что-то обсуждал с сидящим на корточках пилотом. Золотинка сидела рядом, бдительно наблюдая за ними, особенно за руками пилота.

— Ну, — подошёл к ним Гиан, — поговорили? — весело спросил он по-элорски.

— Поговорили, — улыбнулся пилот, — смышлёный. А ты не элорец. Работаешь здесь?

— Нет, я звёздник.

Лицо пилота исказилось гримасой ужаса, он вскочил на ноги и отшатнулся от Гиана и Малыша. Малыш ухватился за руку отца, не так от испуга, как от неожиданности, а Золотинка, распушив хвост, приготовилась к прыжку. Гиан рассмеялся.

— Я здесь живу. Это мой дом, — и перешёл на общезвёздный. — Пошли, Малыш, надо успеть приготовиться.

Он видел, что Лиа и её брат из окна гостиной следили за ними, но когда он с Малышом вошёл в дом, Лиа в гостиной не было, а её брат стоял у двери в её спальню.

— Мама! — позвал Малыш, — мы вернулись, ты где?

— Иди к себе, Малыш, — Гиан отпустил руку Малыша и слегка подтолкнул его в спину. — С мамой мы увидимся позже.

Но Малыш медлил, глядя на стоящего у двери спальни элорца в непривычной одежде.

— Здравствуйте, — сказал он на общезвёздном, — а вы кто?

Гиан усмехнулся. Родню Лиа он знал по снимкам и её рассказам, когда она ещё рассказывала ему о них. Этого задаваку он видел.

Резко распахнув дверь, вошла Лиа.

— Прекрати! — бросила она брату по-элорски. — Я ещё мать ему! — и повернувшись к Гиану и Малышу заговорила на общезвёздном. — Иди, приведи себя в порядок, милый. Вы хорошо поплавали?

Она улыбалась, но Малыш почему-то не подбежал к ней, хотя Гиан его не удерживал. Застыла и Лиа, глядя на них, таких похожих сейчас.

— Отлично выглядишь, — сказал Гиан на общезвёздном, — ты не хочешь представить нам своего гостя? Сам он, видно, не помнит, что вежливость предписывает первым представляться гостю. Или он не знает?

— Это мой брат, — Лиа старалась говорить спокойно.

— Мой дядя? — удивился Малыш.

— Нет! — не выдержал тот. — Не смей меня так называть, ты, маленький...

Он не закончил фразу под холодным взглядом Гиана. Золотинка, припав к полу, готовилась к прыжку, выставив клыки, и Гиан решил остановиться, да и времени мало.

— О да, вежливость элорцев, особенно высших каст известна Вселенной. Или это индивидуальная характеристика? Как думаешь, Лиа? Пошли, Малыш. Золотинка! Иди с Малышом.

Лиа помнила этот властный тон ещё по экспедициям. Но ни разу за все годы Гиан не говорил так дома. Её брат почти одного роста с Гианом, но... откуда у Гиана этот взгляд, под которым брат сразу стал съёжившимся нашкодившим мальчишкой. Гиан... властная уверенность в своём превосходстве, снисходительная насмешка... Как... как король из древних легенд — изумилась Лиа.

Гиан с Малышом и Золотинкой уже ушли, а она так и стояла неподвижно, не в силах посмотреть на брата.

Гиан помог Малышу умыться и переодеться.

— Есть очень хочешь? Или потерпишь до обеда?

Малыш серьёзно смотрел на него.

— Потерплю.

— Тогда поиграй сам во что-нибудь тихое.

— Я визор посмотрю.

— Хорошо. Что тебе поставить?

— Я сам.

Гиан улыбнулся и потрепал сына по голове.

— Молодец, сынок, — продолжил он на языке Арлы, — держись, воин, — и в ответ на вопросительный взгляд Малыша спокойно сказал опять на общезвёздном. — Потом я научу тебя этому языку.

Взглядом остановил побежавшую за ним Золотинку и ушёл.

У себя в спальне Гиан быстро, как в экспедиции, вымылся и вскрыл лежавший на кровати пакет с парадной формой. Если бы не этот надутый задавака прощание с Лиа было бы совсем другим. А так... весёлая злость наполняла его, требуя выхода.

Негромко хлопнула на посадке маленькая серебристая "капля" Регистратора. Гиан услышал этот хлопок и пошёл за Малышом.

На экране визора разноцветные кракены играли с рыбками в догонялки и танцевали под весёлую ритмичную музыку, а Малыш, сидя на полу, увлечённо смотрел и даже подпевал. Золотинка лежала рядом, задумчиво пожёвывая пластикового слона с двумя хоботами. Вернее, когда-то хобот был один, но в прошлом году Малыш и Золотинка совместными усилиями разорвали его вдоль от кончика до основания. Как можно без специального оборудования разорвать литой пластик, да ещё по оси литья, Гиан не понимал. Но недаром говорят, что это создать звездолёт долго и сложно, а чтобы его разобрать до невосстановимого состояния достаточно оставить в нём на сутки без присмотра подготовительную группу нулевого цикла. Слон — не звездолёт, но и Малыш трудился только на пару с Золотинкой и всего-то полчаса. С тех пор Золотинка слона любила и жевала так, чтобы он оставался целым.

— Пап, а живые кракены тоже цвет меняют? — спросил, не отрываясь от экрана, Малыш.

— Тоже, — ответил Гиан. — Пора, сынок, потом досмотришь.

— Скажи, как в полёте, — попросил Малыш. — Ты же в форме.

— Как поняли, приём, — улыбнулся Гиан.

— Вас понял, выполняю манёвр, конец связи, — отчеканил Малыш, выключая визор.

Гиан взглядом велел Золотинке, чтобы она оставалась здесь, и взял сына за руку.

— Пошли. И ничего не бойся, я с тобой.

Малыш молча кивнул.

В гостиную они вошли одновременно с Регистратором.

Обмен стандартными приветствиями. Стороны встают напротив друг друга. Лиа, окутанная тяжёлым переливчатым плащом, и Гиан в чёрной с серебром парадной форме Звёздного Флота. Рядом с Гианом Малыш в детском комбинезоне. За спиной Лиа её брат в пышном костюме элорской знати. И посередине маленький, чуть выше Малыша, краснолицый и морщинистый альтаирец в серебряной форме Звёздной Администрации.

Брат Лиа не смог или не захотел скрыть брезгливого отвращения при взгляде на Регистратора. И потому тот, помимо официального приветствия, ещё и кивнул Гиану как равному, улыбнулся Малышу и тоненьким негромким, но хорошо слышным голосом начал процедуру.

— Стороны на месте?

— Да, ваша честь, — ответил Гиан.

— Гиан Арландон...

— Я, ваша честь.

— Несовершеннолетний первого уровня Сэнир Арландон...

— Я, — сказал Малыш.

— Ваша честь, — подсказал ему Гиан.

— Я, ваша честь, — повторил Малыш.

Регистратор ещё раз улыбнулся Малышу и стал холодно официальным.

— Лиа Кон'Трес...

— Я, Ваша честь.

Лиа старалась держаться.

Регистратор задумчиво посмотрел за её спину, потом уже вопросительно на Гиана.

— Это сопровождающий, ваша честь, — спокойно объяснил Гиан.

— Аа! — изобразил понимание Регистратор, — вы возражаете против присутствия посторонних?

— У меня нет возражений, ваша честь.

— Принято. — Лиа он не спросил, ведь это её... сопровождающий, даже не свидетель. — Приступим. Инициатор, первое слово ваше.

Лиа кивнула.

— Я, Лиа Кон'Трес, гражданка Элора, в здравом уме и доброй памяти, по своей воле и без принуждения заявляю...— у неё перехватывало горло, глаза застилала плёнка слёз, но голос не дрожал, и слова формулы супружеского разрыва, отказа от прав и прекращения обязанностей звучали одно за другим без пауз. И, наконец, последние, самые страшные слова. — Гиан Арландон и Сэнир Арландон, вас больше нет в моей жизни. Отныне и до скончания времён.

Когда она закончила, Регистратор невозмутимо повернулся к Гиану.

— Ваш ответ.

И зазвучал твёрдый, так знакомый ей, памятный по экспедициям командный красивый голос.

— Я, Гиан Арландон, гражданин Звёздного Мира, за себя и своего несовершеннолетнего сына Сэнира Арландона, в здравом уме и доброй памяти, по своей воле и без принуждения, заявляю...

Дальше она не слушала, напряжённо ожидая конца. Что он скажет? Примет её отречение или оставит ей... шанс. Неужели... неужели принял?

Принял!

— Лиа Кон'Трес с Элора, тебя больше нет в нашей жизни. Отныне и до скончания времён.

Регистратор кивает и смотрит на неё. Зачем? А, она должна повторить сказанное на своём языке. Да, запись пойдёт на Элор. Она говорит машинально, уже ни о чём не думая и желая только, чтобы это закончилось. Всё? Что ещё?

Зазвучала гортанная клокочущая с придыханиями и прищёлкиваниями речь. Гиан говорил на родном языке. Он никогда не думал, что речь Арлы понадобится ему так, для такого. Что он сам лишит сына матери, но... но и никогда ничего Элор не предъявит ни ему, ни Сэниру Арландону, сыну Гиана Арландона, у Элора нет теперь на них прав, а у них обоих нет обязанностей перед Элором. Отныне и до скончания времён.

Регистратор кивнул и жестом пригласил их к столу, где стоял его раскрытый компьютер, для фиксации кодов сторон. Первым это должен сделать инициатор. Лиа высвободила из складок плаща правую руку и коснулась браслетом приёмной панели, потом сняла браслет, положила его рядом на стол и отошла. Гиан привычным движением сдвинул рукав, открывая браслет. Ещё щелчок. У Малыша браслета нет, его детский код записан в медальоне-маячке. Гиан помог ему достать из-за ворота медальон. Ещё щелчок. Всё?

— Претензии сторон? — спрашивает Регистратор.

— Претензий нет, — сразу отвечает Гиан.

— Претензий нет, — безжизненно ровным голосом говорит Лиа.

Регистратор закрывает свой компьютер. Информация передана. Процедура зафиксирована.

Лиа повернулась к двери, но Регистратор остановил её.

— Заберите это, — сморщенный как засохший корешок палец Регистратора указывает на её браслет. — Личный код сапиенса неповторим и неуничтожим. Элор ещё член Звёздного Мира.

Его тон не допускал возражений, и Лиа повиновалась: взяла браслет и надела его. Остановилась в дверях, глядя на Гиана и Малыша. Она ничего, ничего не может им сейчас сказать. Даже, что Малыш любит рубиновую кашу и ему давно пора обедать, даже попросить Гиана быть осторожней, чтобы Малыш не остался совсем один. Она потеряла, она отказалась от всех прав. Даже от права хоть как-то, урывками узнавать об их судьбе. Даже попрощаться.

— Выпьете чего-нибудь? — предложил Гиан Регистратору.

— Не откажусь, — кивнул альтаирец. — Вы слышали об экспедиции на Денеб?

— А что, не уладилось там? — спросил Гиан, выставляя бокалы и кувшины, — хотите земного?

— Благодарю, а когда спорят о власти, то само по себе не улаживается, приходится, — Реистратор хихикнул, — вразумлять.

Малышу Гиан дал большой пупырчатый голубой синп, и тот теперь сосредоточенно расковыривал кожуру, чтобы добраться до хрустящей тёмно-синей мякоти. Прибежавшая на звон посуды Золотинка обнюхала Регистратора, дала ему себя погладить и теперь вертелась вокруг Малыша, намекая на свою неизбежно скорую голодную смерть.

Стоявших в дверях элорцев никто не замечал. И голов не повернули на стук закрывшейся двери и шум взлетевшего винтолёта.

Когда винтолёт взлетел, Лиа закрыла лицо ладонями.

— Безродное хамьё, — выругался брат, — проклятые звёздники. Успокойся, сестра, всё позади.

Лиа бросила ладони на колени. Глаза её были сухими, а голос ровным.

— Да, всё позади. А теперь молчи.

Брат пожал плечами и отвернулся.

Выпив бокал земного вина за болтовнёй о последних новостях Звёздного Мира, Регистратор улетел, сказав на прощание:

— Отличный малыш. Весь в вас и ничего от элорца.

Проводив Регистратора, Гиан озабоченно посмотрел на сына.

— Очень есть хочешь?

Малыш кивнул. Синп он уже доел, и Золотинка на полу выгрызала последние молекулы мякоти из кожуры.

— Так, — Гиан оглядел гостиную. — Это потом. Сейчас я переоденусь, и будем обедать.

— Хорошо, — согласился Малыш. — Я с тобой, да?

— Конечно, — сразу согласился Гиан.

Конечно, они теперь будут вместе. Всегда. А в экспедиции... Стоп, об этом потом. Проблемы решаются по мере их возникновения. Сейчас надо накормить Малыша и, наверное, уложить спать. А об остальном он подумает потом.

В спальне он быстро переоделся, не забыв уложить парадную форму в пакет, потом отправит обратно на квартиру, а дом...

— Пап, у тебя три звезды. Это много или мало?

— Мне хватает, — рассмеялся Гиан.

— Пап, а мы полетим в космос?

— Через два года, ты же знаешь.

— Ага, — вздохнул Малыш.

Дети до семи лет на звездолёты допускались лишь при исключительных обстоятельствах. Поездка в Парк Развлечений или экскурсия такими обстоятельствами не были.

— Пап, а живые камни бывают?

— Бывают.

— А как живое может быть неживым?

— Ну, — пожал плечами Гиан, включая кухонный комбайн-автомат, — если его убить, то станет неживым, конечно.

Так, какая стоит программа? Детская... оставим без изменений. Взрослая... на одного, значит, всё знала, да, запущена новая, сегодня, номер семь, его программа, что ж, тем лучше, тоже не меняем. Запуск. Память проверим потом. А до обеда... ага, вот оно. Он налил в два стакана сока из овощной смеси.

— Выпей.

— А ты?

— И я. Только Золотинке корм закажу.

Пока кухонный автомат, пощёлкивая и изредка вздрагивая, готовил им обед, а Малыш пил сок, Гиан через домовую связь вышел в торговую сеть и заказал пакет "Универсума-минимал", всё равно и Малыш её кормит, и сама она себе рацион пополняет.

Обед и пакет с кормом поспели одновременно. К пакету прилагались мисочка и мерный стаканчик. Гиан отмерил Золотинке её порцию и поставил мисочку на пол. Золотинка радостно приступила к трапезе. Потом он достал из автомата два подноса, запаянных в прозрачные футляры, поставил их на стол и вскрыл.

— Садись, Малыш. Будем обедать.

Сам он не осознавал ни вкуса, ни количества еды, но Малыш ел с аппетитом, и потому Гиан счёл обед вкусным и сытным. Он старался ни о чём сейчас не думать, кроме самого простого и нужного именно сейчас, в этот момент. Накормить Малыша и Золотинку. Поесть самому. Посуда разовая, значит её вместе с подносами в утилизатор. Мисочка выдержит ещё несколько кормлений, пусть стоит. Малыша умыть и уложить спать. Дневной сон ему положен по возрасту.

Малыш лёг спать охотно: видно, устал от событий. Золотинка заняла, как и ночью, место у его изголовья. Гиан одобрительно кивнул ей и вышел.

Дом был пуст и тих. И требовал неотложных решений. И решать некому, кроме него. А воспоминания и переживания потом.

Войдя в спальню Лиа, Гиан в первый момент растерялся. Открытые дверцы шкафов, разбросанные вещи. На полу уже подготовленный, но не запечатанный контейнер. Зачем? Или в последний момент передумала? Нет, не забыла, решила отказаться, отбросить. Он стоял в дверях, разглядывая вещи и узнавая свои подарки и памятные по их совместным экспедициям сувениры. На постели разбросаны снимки. Ни одного не взяла. Ну... ладно, это тоже потом.

Перешагивая через вещи, Гиан прошёл к изящному "под старину" туалетному столику, сел и легко тронул инкрустированную столешницу. Она послушно сдвинулась, открывая клавиатуру, мягко засветилось зеркало, становясь экраном. Ни кодов, ни паролей доступа. Память открыта. Войдём.

То ли Лиа не слишком любила готовить, то ли она, заботясь об остающихся без неё, изменила программы, но всё домашнее хозяйство подчинено автоматике, и по идее живущему в доме достаточно запустить её, и ни с питанием, ни с уборкой проблем не будет. Почта и переговоры... чисто, всё стёрто, даже разговоры с ним. Восстановить? Возможно, но незачем. Финансы... У Лиа был свой счёт, и с Элора ей регулярно, насколько он знал, кое-что переводили, свой счёт она аннулировала, а дом... дом на его счету, так было с самого начала, долгов нет, надо объединять. Гиан вошёл в сеть, вызывая свой домашний компьютер. И пока шло соединение, думал.

Дом придётся продать, а деньги... сразу открыть счёт на Сэнира, и все вырученные туда, пусть лежат и растут. Квартира... жалко менять, но придётся, Сэниру нужна своя комната. А когда он в экспедиции... Учебный Центр, нулевой цикл первого круга. Жалко Малыша, но... но сам он в те же пять лет перешёл на мужскую половину, он и сейчас помнит обряд...

...В очаге горит большой огонь, зажжены и все факелы на стенах. В зале светло как никогда. Он стоит рядом с матерью. За ними толпятся, служанки, Нянька, Кормилица. А напротив так же, но не толпой, а ровным строем стоят воины в полном вооружении, а впереди отец. Тоже в броне, с мечом и боевым топором у пояса. А на матери её лучшее платье из пушистой как мех дорогой привозной ткани, полупрозрачный платок поверх надвинутого на лоб золотого обруча с драгоценными камнями и длинными звенящими подвесками. У отца поверх брони плащ, но из настоящего меха. Это шкура барса. Передние лапы связаны на груди, а голова на шлеме, будто огромный барс обнимает отца. Гнусаво поёт и читает молитвы монах, специально приглашённый из Храма — отец посылал туда гонца с возком и тремя воинами в знак уважения. Мать держит его за руку. Пальцы у неё холодные и чуть дрожат. А ему не страшно, а только интересно. Монах поёт молитву Творцу, и все подхватывают, женщины хлопают в ладоши, а воины отбивают ритм рукоятками мечей по щитам. Поёт и он, не слыша своего голоса в общем шуме, и словно какая-то новая властная сила отрывает его от матери и несёт навстречу блестящему, сверкающему бронёй строю. Большая рука отца ложится ему на плечо. И снова крики, шум, плач Няньки и Кормилицы, звон оружия...

...Гиан улыбнулся, глядя на экран, где медленно проступала знакомая картина...

...А потом был пир. И он сидел уже рядом с немолодым воином — его Дядькой. А матери и женщин не было. Только девушки-плясуньи, но они не пируют, а веселят пирующих...

...Что ж, будем считать, что и Малыш покинул женскую половину, и не Малыш теперь, а Сэнир, Сэнир Арландон. Он сам тогда и до обряда видел мать не часто, больше Няньку и Кормилицу, а потом и вовсе... Он выжил. Выживет и Сэнир. Жаль, не начал его учить языку раньше, хотел, чтобы хорошо усвоил общезвёздный, но наверстаем. И всё остальное тоже.

Гиан тряхнул головой, словно отбрасывая волосы — неискоренимая с детства привычка — и занялся делом. Финансы — проблема серьёзная, тут всё побоку.

Связаться с жилищным фондом и дать заявку на продажу дома. Когда осмотр? Послезавтра. Как раз за завтра отберёт и отошлёт вещи, которые нужно сохранить. Квартира... посмотрим выбор. Стандарт на две спальни. Пока он в экспедиции, Сэнир в Учебном Центре, а когда он здесь... им должно хватить. Если старую он продаст... мебель перевезти, кухню... перевозка дороже оборудования, значит, только посуда, этажерка Золотинки... ещё всякие мелочи. И поближе к Учебному Центру, чтобы когда он здесь, Сэнир был приходящим. Это... проверим по карте...

— Пап...

Он вздрогнул и обернулся. В дверях стоял Малыш.

— Выспался?

— Ага.

Малыш ещё раз протёр глаза и пошёл к нему, пробираясь между коробками и вещами.

— Пап, а мама когда вернётся?

Гиан взял его и посадил к себе на колени.

— Никогда, сынок.

— А почему? — легко спросил Малыш, словно не понимая, что это такое: никогда.

— Так получилось.

Более вразумительного ответа Гиан придумать не смог.

— А когда мы к ней поедем?

— Никогда, — твёрдо ответил Гиан.

Малыш кивнул и задумался. Гиан молча ждал.

— А ей там хорошо? — наконец спросил Малыш.

— Да, — убеждённо ответил Гиан.

Ведь ответь он по-другому, Малыш скажет, что они должны ехать её спасать. И возразить будет трудно. А так... и там, среди своих, может, ей и впрямь будет лучше.

— Там другой мир, да, пап?

— Да, правильно.

Здесь он может отвечать честно. В самом деле, Элор — другой мир.

Золотинка лежит у его ног, вытянувшись и распластавшись ковриком. Очень тихо, и слышно, как за домом фыркает конь.

— Пап, а я сегодня в группу не пошёл, ничего?

— Ничего.

Раз не связались узнать, что с ребёнком, значит, Лиа предупредила. Но надо будет связаться и поговорить с воспитательницей.

Малыш сидит у него на коленях, прислонившись к его груди, и думает о чём-то своём.

— Пап, а ты научишь меня ездить верхом?

— Научу.

— А рубиться на мечах?

Гиан улыбнулся. В свой прошлый приезд он взял Малыша на тренировку в фехтовальный зал. Лиа была недовольна, но смолчала. Она никогда не мешала им с Малышом вытворять всякое. А Малышу понравилось. И отлично.

— Конечно, научу.

— Разведчик должен всё уметь, да?

— Да. И знать, и уметь.

— Я научусь, — серьёзно пообещал Малыш, — я уже решил. Я буду Разведчиком.

— Кем захочешь, тем и будешь, — улыбнулся Гиан.

— Разведчиком, — упрямо повторил Малыш, сползая с его колен. — Я к коню пойду.

— Так и пойдёшь? — засмеялся Гиан, — без трусов?

Спал Малыш в обычаях Звёздного Мира голышом, так и пришёл к нему.

— А почему нет? — спросил Малыш.

— В своём доме ходи как хочешь, — серьёзно ответил Гиан, — а выходишь как положено. Надень трусы или комбинезон.

Малыш со вздохом кивнул и отправился к себе в комнату. Золотинка побежала следом. А Гиан повернулся к экрану. Всё не так страшно. Любая проблема решаема, когда её решают. Может, дом оставить, а продать квартиру? Нет, первое решение вернее. Дом был нужен Лиа, она хотела жить отдельно. А ему, им двоим, квартира будет удобнее. Дом, это когда у него кончатся экспедиции, а до этого ещё надо дожить...

...Разведчики и рейнджеры не часто, но иногда работают совместно. И тогда все споры, стычки и анекдоты о неженках и тупарях откладываются на будущее, а девиз: "Ты сначала доживи", — становится общим.

— И что?

— С чем?

Они сидят в диспетчерской, разбираясь в завтрашнем плане и сегодняшней путанице.

— Что с Центром?

— Каша. Всё всмятку.

Роман Дрёмов, землянин, командир группы рейнджеров, устало кивает.

— И что там надо найти?

Он пожимает плечами и отвечает не менее ходовой фразой.

— Идём неизвестно куда, ищем неизвестно что и находим одни неприятности.

— Они там, — Роман движением головы показывает наверх, на подразумеваемое начальство, — опупели с этим искусством. Тут цивилизацию в щебёнку перемалывают, а им картины и прочую хренотень спасать приспичило, — Роман замысловато ругается на родном языке.

Он не так понимает, как догадывается, потому что сам думает так же, и, выругавшись уже на языке Арлы, спрашивает.

— Мне тебе напомнить, что такое приказ?

Роман хохочет и показывает ему оттопыренный большой палец.

— Ни хрена не понял, но завернул ты крепко. Как с Музеем?

— Его разворовали ещё до всего, но, — он показывает на карте, — здесь и здесь подземные хранилища. Можно пошарить, но твоим парням придётся туго.

— Рейнджеры не отступают.

— Но незачем пробивать головой стену рядом с дверью.

Роман хмыкает.

— Найди дверь, разведчик, а уж мы пройдём.

— Проблема всегда не на входе, а на выходе. Нас здесь не любят, — напоминает он.

Роман смеётся.

— Нас нигде не любят. И никто, кроме уголовного кодекса. И он тоже нас не любит. Не трусь, разведчик.

— Не нарывайся, рейнджер, — машинально отвечает он, разглядывая карту, — здесь должны быть мины.

— Должны или могут? — становится серьёзным Роман.

— Смотри сам. Я бы поставил.

Роман кивает.

— Я тоже. Думаешь, проход здесь?

— С минами мы справимся. Пока ничего концептуально нового не было. Но оглядываться будет некогда. Прикроешь нам спину?

— Нет проблем.

Роман решительно встаёт...

...Тогда они сделали. Прошли, вошли, взяли и вернулись без потерь. Вернее, сумели вытащить всех раненых, а что трое, да, трое уже не вышли из госпитального отсека, ну так... кто в какого бога верит, тот под тем и ходит. А возвращение потом отметили как надо, грандиозной пьянкой с драками в Парке Развлечений. Редкий случай, когда рейнджеры и разведчики дрались вместе против... вот против кого, как-то тогда не понял и потом не выяснял.

Гиан оглядел ещё раз экран, сбросил подсчёты и рассуждения в компьютерную память и встал.

Стараясь не отвлекаться на воспоминания, он сложил в одну из коробок снимки и сувениры. Это надо сохранить. Вещи... Ну, вещи они и есть вещи, мёртвые сгустки материи. Продать... это вряд ли, здесь ношеная одежда никому не нужна. Ну, это потом. Была бы девочка, оставил бы украшения, а так... ни ему, ни Сэниру они ни к чему. Надо пойти посмотреть, как он там с конём. Гиан оттолкнул ногой стоящую на пути коробку и пошёл на задний двор.

Там всё было благополучно. Малыш кормил коня сорванными тут же пучками травы, а Золотинка упоённо кувыркалась на жердях загородки, играя в поиски жуков под корой.

— О, пап, — обрадовался Малыш, — смотри, он меня слушается.

— Это как? — поинтересовался, влезая между жердями в загон, Гиан.

— А вот!

И Малыш гордо ему продемонстрировал, как конь по его слову поворачивает голову налево и направо, следуя за зажатым в кулачке пучком травы.

— Это ты молодец, — охотно рассмеялся Гиан.

— А теперь подсади меня, — попросил Малыш, — я поеду.

Гиан не спросил о цели поездки. Не уверен в ответе — не спрашивай, а то ещё такое услышишь... Он подхватил Малыша подмышки и поднял на коня.

— Держи повод. Возьми на себя, вот так.

Держался Малыш неплохо. Для пятилетнего, конечно. Разумеется, сил натянуть, а тем более дёрнуть повод у такого всадника нет, и Гиан повёл коня за узду вдоль загородки. Сделав круг по загону, он снял Малыша и поставил на землю.

— Хватит на сегодня.

— Ну, пап. Я могу ещё.

— Собьёшь с непривычки ноги, — улыбнулся Гиан, — потом долго верхом не сядешь.

Теперь они вдвоём стояли у загородки и смотрели, как конь, не спеша, переходит с места на место, ощипывая губами пучки травы по своему выбору.

— Пап, а хищные кони бывают?

— Бывают.

— А дикие?

Гиан засмеялся.

— Ещё как бывают.

Малыш ненадолго задумался.

— Пап, а есть что чего не бывает?

Гиан озадаченно посмотрел на сына. Надо же, до чего додумался.

Малыш терпеливо ждал его слов, и Гиан честно ответил.

— По-моему, нет такого. Вселенная большая. В ней всё может быть.

— Всё-всё?

— Всё-всё, — серьёзно кивнул Гиан.

— И ты это всё видел?

— Не всё, но многое.

Малыш снизу вверх глядел на него очень серьёзно, и Гиан отвечал так же серьёзно.

— А я увижу?

— А почему нет? — ответил вопросом Гиан.

Оставив коня пастись, они пошли в дом. На кухне уже верещал и заливался сигнал кухонного автомата, извещая о готовности еды для Малыша.

Накормив Малыша, Гиан отправил его играть с Золотинкой на задний двор, где было всё для самых разнообразных игр, а сам занялся вещами Лиа. Конечно, он поторопился, вызывая оценщика, но и задерживаться здесь незачем. Сэниру надо привыкнуть к новой группе и жизни в большом многоквартирном доме.

Сложив одежду и украшения Лиа в коробку, он отослал её на склад случайного востребования. Там переберут, что-то отправят на переработку, что-то в магазин случайных вещей, что-то на благотворительные раздачи. Его это уже не касается и не волнует. Теперь снимки, сувениры из экспедиций, безделушки. Их совсем мало, последние годы Лиа ничего не меняла в доме. Готовилась к разлуке. Это он укладывал уже не навалом, а по порядку. Пусть лежат. Когда-нибудь он вместе с Сэниром вскроет этот контейнер и расскажет сыну что откуда и почему. Это вместе с его формой на квартиру. Вещи Сэнира он разберёт завтра, а сейчас...

— Добрый день, — прозвучало за его спиной.

Гиан вздрогнул и обернулся. В дверях стояла молодая девушка, похоже, смесь землянина и айва, в костюме воспитательницы.

— Добрый день, — встал Гиан.

Нравы Звёздного Мира отличаются простотой и гибкостью, и незакрытая дверь означает разрешение войти, почти приглашение. Да и её форма всё объясняет. Но он всё-таки спросил.

— Сэнир ходит в вашу группу?

— Да. Сегодня его не было, и я решила узнать, что случилось.

Гиан улыбнулся.

— Ничего особого. Просто я вернулся из экспедиции, а она, — и выговорилось очень легко, — решила вернуться к себе, на Элор. Навсегда.

Девушка кивнула.

— Я понимаю. И что теперь будет с Сэниром?

Он пожал плечами.

— В Учебном Центре есть нулевой цикл.

Она снова кивнула.

— Я Вийна. Хотите, я расскажу вам про Сэнира?

— Да, конечно, — обрадовался Гиан. — И мне будет нужна его карта.

— Разумеется.

Они перешли в гостиную.

— Сока или вина? — предложил Гиан.

Вийна смутилась.

— Воды, если можно.

— Конечно. Хотите обогащённую минералку?

Она рассмеялась, когда он открыл створки бара.

— У вас выбор на любой вкус.

— Да, — согласился с очевидным Гиан, выставляя на стол кувшин с пузырящейся прозрачной жидкостью и стаканы.

— А вы, — она уверенно налила себе воды и теперь смотрела на него, — тоже воды? Если из вежливости, то не стоит.

— Почему же, — улыбнулся Гиан. — Я тоже люблю воду из вулканов.

Она отпила и кивнула.

— Спасибо. Сэнир говорил, вы — Разведчик.

— Да, — и отвечая на не прозвучавший, но вполне ожидаемый вопрос, — и менять работу не собираюсь.

— Я понимаю. Но мне жаль расставаться с Сэниром. У него высокая восприимчивость, и с ним интересно работать.

— Как он ладит с остальными?

Вийна кивнула.

— В посёлке только гоминиды, а по тестам у него высокая толерантность. Но в его возрасте это норма.

— Норма уже хорошо, — усмехнулся Гиан.

— А по двигательным навыкам он идёт даже с небольшим опережением, — тон Вийны деловито объективен, — есть некоторая агрессивность, но не злоба.

— Стремление к единоборству?

— Да, — улыбнулась Вийна. — Ну конечно, вы — Разведчик, у вас это входит в профессиональную норму.

Гиан кивнул.

— У него есть друзья?

— Сверхпривязанностей нет. Обычные для его возраста. Он очень... нормален в социальном плане.

Гиан удовлетворённо улыбнулся. И Вийна понимающе улыбнулась в ответ. Конечно, мальчику жить в этом обществе, и любые отклонения будут помехой.

— Спасибо.

— Не за что. Когда вы его увозите?

Гиан ненадолго задумался.

— Думаю, послезавтра.

— Тогда предупредите его, и пусть завтра он придёт в группу попрощаться.

— Это нужно? — с сомнением спросил Гиан.

— Да, — твёрдо ответила Вийна. — И ему, и остальным. Разлуке тоже надо учиться. Процесс социализации многогранен, и есть ситуации, которые трудно или даже невозможно смоделировать. Поэтому надо использовать спонтанно возникающие жизненные.

— Хорошо, — кивнул Гина. — Он должен прийти в обычное время?

— Да. По времени никаких изменений.

Вийна допила воду и поставила стакан.

— Мне нужно идти. Было очень приятно познакомиться.

— Мне тоже, — улыбнулся Гиан.

— До завтра, — попрощалась Вийна.

Гиан вежливо проводил её до дверей, вызвал робота убрать со стола и вернулся в спальню Лиа. Любое дело надо доводить до конца. И ничего не забывать. Забытое теряется, а что помнишь, то всегда с тобой...

...— У Айи остался мой нож и оберег, — он смотрит снизу вверх на Наставника. — Она их отдаст? Скажи ей, чтобы отдала.

Наставник смотрит на него как всегда очень внимательно.

— Зачем они тебе?

Он не понимает вопроса. Как это? Это же... оружие, без оружия нельзя.

— Это оружие, — повторяет он вслух.

— Зачем тебе? — спрашивает Наставник. — Ты в безопасности.

— Да, — вынужденно соглашается он. — Но... но это моё, Наставник.

— Тебе так дороги вещи?

Он задумывается. Воин не дорожит вещами, но...

— Оружие не вещь...

...Наставнику пришлось с ним нелегко. Он упорно не хотел признавать себя ребёнком, которому не дают в руки нож. Он довольно быстро понял, что в этом мире к оружию относятся очень серьёзно, но своего он всё-таки добился. Ему вернули нож и оберег, и он сам решил не носить их с собой, а держать в своей комнате. И добился разрешения на тренировки по единоборствам. Он долго был там самым младшим, в отличие от общеучебных групп, где из-за цивилизационного отставания был старше, сначала намного, потом, переходя из группы в группу, слегка, потом чуть-чуть, а потом и сравнялся. И копил карманные деньги на настоящее оружие. Отец был хорошим мечником. Он не хуже. И даже лучше. Потому что знает приёмы, неизвестные на Арле, и его меч сделан в наилучшем для Звёздного Мира варианте, недоступном не только ранним цивилизациям, но и цивилизациям среднего уровня.

Гиан оглядел спальню. Порядок. А как там Сэнир?

Из окна отлично просматривалась игровая площадка. Малыш качался на качелях, что-то рассказывая лежавшей у него на коленях Золотинке. Гиан постоял, глядя на них...

...— Куда поедешь на каникулы?

В конце второго круга он уже имеет право выбора. Правда, обязательно согласие Наставника, но и его слово теперь кое-что значит.

— К катам. Я уже написал Фьорьфьу и Миуау. Они меня ждут.

Наставник кивает.

— Это декада. А потом?

Так, значит, его отпускают к катам на декаду. Одного?! Но Наставник ждёт ответа. Он пожимает плечами.

— Не знаю. Коур зовёт на регату, но...

— Регата — это интересно, — соглашается Наставник, — но ты не очень любишь море, так?

— Почему? — удивляется он, — люблю. Мне, — он задумывается, подбирая слова, а Наставник терпеливо ждёт, — мне не нравятся приятели Коура. С ними... неинтересно.

— Тогда откажись, — твёрдо говорит Наставник. И объясняет: — Команда должна быть единой. Жить заодно.

— Понял, — кивает он. — Съезжу к катам, а потом что-нибудь придумаю.

— Хорошо, — кивает Наставник. — К катам полетишь сам. Я буду ждать тебя здесь...

...Он и сейчас ощущает свою радость за избавление от Наставника на целую декаду и стыд за эту радость. И только потом он узнал, что Наставник тоже следовал методике. Как и Айя. И его радость не обидела Наставника...

...Его первый самостоятельный — почти самостоятельный — перелёт. Сумка с самыми необходимыми в путешествии вещами, походный комбинезон и карточка маршрута. В Звёздном Мире путешествуют налегке. Он столько смотрел, читал, ездил с Наставником и на экскурсии, что чувствовал себя вполне уверенно, зная что где и как. Большой грузопассажирский лайнер, отлично обученная и сработанная команда, накатанный маршрут, где не может быть никаких неожиданностей, и появление подростка-гоминида, совершающего своё первое самостоятельное путешествие, не было не только экстремальной, но даже нестандартной ситуацией. Для него, кстати, тоже. Он уверенно прошёл на пассажирский терминал, предъявив автомату на входе свою карточку. Перед ним вспыхнула бирюзовая — цвета карточки — искра указателя, и он пошёл за ней по переходу к приёмнику лайнера. Стюард у входного люка улыбнулся ему.

— Привет. Первый полёт?

— Да, здравствуйте,— ответно улыбнулся он, протягивая карточку.

Стюард проводит ею по объективу приёмника и возвращает ему.

— Вперёд, парень. Счастливого пути.

— Спасибо.

Он шагает прямо на радужную плёнку входной диафрагмы, и та с мягким чмокающим звуком пропускает его. И снова перед ним бирюзовая искра. Теперь она ведёт его по корабельным коридорам к его каюте. Интересно, кто будет его соседом? Одноместную ему не дали, не положено по возрасту. Он хоть и без Наставника, но совсем без присмотра его не оставят. Да и слишком дорогое удовольствие — одноместная каюта. Вот когда у него будет свой заработок...

...Гиан улыбнулся. Сейчас он может себе это позволить, да вот незадача — не путешествует он теперь пассажиром, а на экспедиционных кораблях другой расклад. Не по деньгам, а по делу.

Соседом тогда оказался курсант Лётной Академии, изо всех сил старавшийся быть выдержанным и степенным, как и положено опытному космическому летуну. Но его покровительственный тон не так обижал, как смешил. Странно, но он чувствовал, что его опыт хоть и другой, но не меньше, чем у курсанта...

...— Гиан Арландон, — представился он, войдя в каюту.

Навстречу ему встал высокий худой гоминид в форме курсанта Лётной Академии.

— Скрант. Первый полёт?

— Да, — кивнул он.

— И далеко?

— В Фьерьфрьакс.

— К катам? — изумился Скрант. — Тебе что, больше на каникулах заняться нечем?

С первого взгляда Скрант походил на землянина, но второй взгляд, более внимательный, отмечал слишком длинные руки и ноги, непропорционально длинные для землянина.

— У меня там друзья, — ответил он, закидывая свою сумку на пустую койку, и решил перехватить инициативу. — А ты? В Раундингору?

Скрант оглядел его уже более уважительно.

— Да. Неужели сам догадался?

Он улыбнулся.

— Список пассажиров мне не показывали.

Скрант кивнул, но попробовал снасмешничать.

— И много рас опознаешь?

Он подчёркнуто серьёзно ответил.

— Р'хнехра от кракена я всегда отличу.

И они оба с удовольствием посмеялись над старым анекдотом. А потом пошли на смотровую палубу посмотреть отчаливание. Говорят, этой традиции не одна тысяча лет. И кстати, во всех цивилизациях...

...Гиан заметил, что Малыш, продолжая раскачиваться на качелях, смотрит на него, и улыбнулся. Ничего, проживём. Преимущества цивилизации в том и состоят, что чем выше её уровень, тем легче выжить, и ему не надо срочно жениться, чтобы кто-то шил и чинил одежду, готовил еду, ухаживал за домом и скотиной и грел ему по ночам постель. Это там, на ранних уровнях, вдовец или вдова остаются беспомощными и беззащитными...

...Из-под снега торчат острые, заточенные ветром камни, тонкий предательски хрупкий лёд скрывает усеянные столь же острыми осколками ямы-ловушки. Поэтому они идут медленно, растянувшись в редкую цепь и тщательно прощупывая почву перед собой лучами гравиискателей. Ветер дует им в спину, но может в любой момент перемениться, и потому они не скатывают защищающие лица маски.

— Как здесь живут? — удивляется Вуйрн.

— На то он и сапиенс, чтобы везде жить, — откликается Аюй.

— Заполонили сапиенсы Вселенную, — смеётся Эндивий, — обычной плесени и смутировать негде.

Да, жизнь везде. Он замечает и спутанные ветром стебли высохшей к зиме травы в укромном уголке между камнями, и сглаженные тем же ветром цепочки следов на снегу, и... да, а эта ловушка сделана не природой, вернее, подправлена уже вполне разумными действиями. Он поднимает руку, привлекая внимание остальных, и воздушной струёй из распылителя сдувает снег. Да, травяная заслонка сплетена, с краёв плотная, а к центру редеет, и яма на экране сканера имеет чёткий, расширяющийся ко дну контур. Но почему дно гладкое? По логике ловушки там должны быть колья, или те же каменные осколки, почему дно чистое?

— Интересно.

— Да, нестандартное решение.

— Но это нерационально.

— Почему? Если цикл обхода ловушек большой, то рационально именно такое. Добыча сохраняется живой до прихода охотника.

— И ослабевшей от голода и попыток выбраться.

— Или замёрзшей. Глубина достаточная, чтобы разбиться и о гладкое дно.

И пока идёт обсуждение, приборы обмеряют, фиксируют, берут пробы и посылают сигнал на орбитальную станцию: найден след разума.

— Будем ждать прихода охотника?

— Слишком много неизвестных.

— Мы можем вычленить его след?

— Попробую, при таком ветре органика плохо дифференцируется.

Эндивий, лучший следопыт в их группе, осторожно водит лучом искателя, крутит верньер настройки. Застыл Аюй в напряжении прощупывания пространства. Органику можно взять техникой, но разум зачастую только сенсорным ощущением, а Аюй сильный сенс, хотя и молодой. Но они все молоды, и это их вторая совместная экспедиция, а группа становится стабильной командой только после третьей экспедиции, в лучшем случае.

— Чувствую...

Они все поворачиваются к Аюю.

— Очень слабо... но там...

Аюй показывает направление, и он, проверяя себя, смотрит на нарукавном экранчике карту.

— Там работает третья группа. Это их сектор.

Третья группа — звёздные странники. Даже участвуя в совместных экспедициях, они создают свои группы, держатся всегда вместе и не любят, когда к ним лезут даже с помощью, в уж при таких условиях... может закончиться конфликтом.

— Свяжешься с ними?

— Конечно, — и невесело усмехается, — если получится.

Со связью на этой планете сплошные аномалии. По вертикали на орбиту проходит чисто, но только односторонне, а на поверхности то искажения, то полная глухота.

— Идём, — решает он. — Аюй, вперёд.

Группа перестраивается в клин. Аюй впереди, а они с боков и сзади страхуют его. Когда сенс идёт по ощущению, он уже ни под ноги, ни по сторонам не смотрит. А раз здесь есть разум, то есть и опасность.

— Гиан, что странники?

— Молчат. Полная немота.

Аюй резко останавливается.

— Там, впереди, но... но...

Он шагает вперёд, вглядывается... да, затруднение Аюя понятно.

— Это землянка. Подземный дом.

— Остроумно, — замечает Вуйрн. — Аюй, их там много?

— Пятеро, — после долгого молчания отвечает Аюй, — и они умирают. Гоминиды. Женщина... одна. Остальные... дети.

Никто не высказывает ни особого удивления, ни жалости. Они — исследователи, а не спасатели. Сколько уже такого или аналогичного было, а будет ещё больше. Ранние цивилизации отличаются высокой смертностью. Самая распространённая причина — голод. И здесь, скорее всего, он и есть. Они спускаются в тесную тёмную хижину — яму, крытую рёбрами какого-то местного огромного животного. Поверх рёбер натянута сшитая из шкур покрышка и сверху насыпана мелкая галька. Крыша давно нуждалась в починке и, видимо, плохо держала тепло. Топили... углём, да, уже отмечались примитивные открытые разработки, но это далеко отсюда, запасов возле дома нет, в погасшем очаге только зола. Съестных припасов нет. В одном из каменных чанов на дне несколько замёрзших капель воды. Двое из детей ещё живы, но уже ни на что не реагируют.

— Заберём? — нерешительно предлагает Эндивий.

Вуйрн водит перед лицом девочки рукой с выпущенными когтями.

— Она уже не сознаёт.

— Да, — кивает Аюй, — мозг мёртв.

И все смотрят на него: старший группы должен решать.

— Оставляем.

Всё ясно. Мужчина-охотник однажды не вернулся. И когда припасы кончились, то они легли и просто застыли. Мальчики ещё слишком малы, чтобы охотиться, женщина этого не умела.

— Почему они не ушли к другим? — уже на Базе спросил Эндивий.

— Вторичное одичание разрушает социальные связи. Мы не видели ни одного поселения, — ответила Таша из группы аналитиков. — Отдельные семьи, и всё.

— И какие перспективы? — спросил Чёрный Ветер из группы звёздных странников.

— Смотря для кого, — пожала плечами Таша. — В этих условиях вероятность выживания на порядок ниже вероятности вымирания. Генофонд наверняка засорён мутагенными факторами, первичная цивилизация практически утрачена, приспособиться к новым условиям не успеют. Максимум ещё два поколения, и ни одного сапиенса на планете не останется. Тогда... скорее всего, планету переведут в разряд используемых и выставят на аукцион. Колонизировать её... надо подождать, пока стабилизируется биосфера, — и с интересом посмотрела на странников. — Вас кто-то заинтересовал?

Странники дружно и молча покачали головами в общепринятом жесте отрицания...

...Ещё одна умирающая планета, убившая сама себя. И тоже не первый и не последний случай...

Гиан ещё раз улыбнулся Малышу и отошёл от окна. Проверяя себя, поглядел на часы. Да, "Слава Элора" стартовала. Чистой дороги тебе, Лиа, заботливого мужа и здоровых детей...

...Отчёты сданы, и они, соответственно программе, должны отдохнуть друг от друга, разлетаясь по родным планетам.

— Почему бы тебе не слетать на Айви?

— Приятный мир, — кивает он, — я во втором круге ездил на экскурсию.

— Да, ты говорил. Но экскурсия — это одно, а я зову тебя пожить.

Ирэк лукаво щурит глаза.

— Ты чего-то хочешь?

Теперь Ирэк изображает обиду.

— Показать другу свою родину. Чисто благородно.

— Слишком благородно для айва, — дразнит он Ирэка.

Ирэк становится серьёзным.

— В накладе ты не останешься. Слово айва.

Помедлив, он кивает.

— Когда летим?

— Через два часа прямой рейс. Мы успеем.

В конце концов, не всё ли ему равно, где проводить положенный после экспедиции отпуск? А Айви — приятная планета, с хорошим разнообразным климатом, богатыми природными зонами и редкостной терпимостью к чужакам. Особенно, если из чужака можно извлечь пользу. Айви — старая "двойная" цивилизация, возродившаяся после планетарной катастрофы, и потому старается всё использовать. Особенно живой материал. Непревзойдённые биологи, медики, генетики, заново создавшие биосферу от микрофолоры до сапиенса, айвы славятся в Звёздном Мире своей терпимостью, уважительным интересом к жизни в любых проявлениях и прагматичностью. Так почему бы и нет?

— Так почему бы и нет? — повторяет он вслух.

Ирэк радостно улыбается.

— Ты не пожалеешь.

— Никогда не жалей о сделанном, — отвечает он расхожей, но от этого не менее верной фразой...

...Гиан вышел на задний двор, и Малыш сразу спрыгнул с качелей, уронив мгновенно проснувшуюся Золотинку, ловко изогнувшуюся в полёте.

— Пап, а они не подкручиваются, сделай, а?

— В двух плоскостях хочешь? — усмехнулся Гиан. — Через год.

— Ну, пап, ну я уже на полный оборот могу, отрегулируй.

— Нет, — твёрдо ответил Гиан. — Только на руках.

— Ладно, — согласился Малыш и встал в исходную позицию, старательно изобразив готовность.

Гиан взял его за руки, плотно обхватив маленькие запястья так, чтобы Малыш мог держаться за края рукавов.

— Взял?

— Взял! — радостно ответил Малыш.

— Держать!

— Есть держать!

Крепко упираясь в землю, пружиня телом, Гиан крутанулся на каблуке. Первый оборот — полёт по горизонтали, второй — горизонталь с перепадами по вертикали, и третий — с подкруткой вправо-влево по продольной оси. А молодец Малыш, нет, Сэнир, держит тело, не дрыгается лягушкой, как в прошлый раз, в ниточку вытянулся.

— Всё, — Гиан бережно перехватил и поставил сына на землю. — Молодец, хорошо держался.

— Я ещё могу, — заявил, глядя на него снизу вверх, Малыш.

— Можешь, — согласился Гиан, — завтра и попробуем.

— Ладно, — согласился Малыш. — А теперь что?

Из дома донёсся мелодичный сигнал: кухонный автомат извещал, что ужин готов, и Гиан улыбнулся.

— Пойдём ужинать, а потом ты ляжешь спать.

— А завтра?

— Завтра будет завтра, — не очень вразумительно ответил Гиан, но Малыш его понял.

Вместе они вошли в дом, где на кухне их уже ждала Золотинка возле своей мисочки.

В отличие от обеда Гиан уже замечал вкус, отметив умелый подбор блюд для них обоих. Да, программу стоит скопировать и переслать на свой компьютер.

После ужина передача о Весёлой Пантере, немного "тихой" игры, ритуал подготовки ко сну, и вот уже Малыш лежит в кровати, а Золотинка, как и вчера, устроилась на тумбочке у его изголовья. Как и вчера, Гиан пожелал им спокойной ночи и ушёл в гостиную. Как и вчера, включил костёр, выключил верхний свет и сел в кресло, глядя в пламя. Кресло рядом пусто.

Что ж, Лиа сделала свой выбор, но и он сделал его. Он знал, что такое Элор. Тогда, после первой их совместной экспедиции, ещё перед поездкой в Парк, он заказал в Центральном Информатории диски по Элору. И программу обучения языку. Хотя она хорошо владела общезвёздным. Но он уже тогда понимал, насколько важно владеть языком собеседника. И чтобы Малыш, да нет, уже Сэнир, учил элорский, настоял он, она не хотела, но не спорила с ним. Согласилась. Но не участвовала, разговаривая с Малышом только на общезвёздном. Не хотела, но не спорила. Они вообще редко спорили. И это ничего не изменило. Встать и убрать её кресло? Зачем? Всё равно завтра, ну послезавтра утром они уедут. Коня заберут вечером, перегонять его самому уже нет времени, так что надо связаться со станцией проката, вызвать фургон-перевозку. Завтра большой день, и надо многое успеть.

Бесшумной тенью подкралась и вспрыгнула к нему на плечи Золотинка, потёрлась, потыкалась мордочкой в его щёку. Гиан невольно тихо рассмеялся.

— Что, Золотинка? Малыш спит, так? Теперь он Сэнир, привыкай. Поняла? Малыш — это Сэнир, запомнила? — Золотинка снова потёрлась о его щёку, очень нежно укусила за ухо. — А меня, значит, пришла утешить, так? Так-так...— приговаривал он, гладя и щекоча её гибкое сильное тельце.

Золотинка каталась по нему, тёрлась о его руки и колени, выворачиваясь и изгибаясь самым невероятным образом...

...Айви встретила его мелким тёплым дождём, перебиравшим листья деревьев и гладящим кожу. Он невольно запрокинул голову, подставляя лицо небесной влаге. Ирэк засмеялся.

— Ну, как?

— Хорошо, — ответно засмеялся он.

— То-то, — с подчёркнутой гордостью сказал Ирэк. — А теперь пошли. Устроимся и на Розовый остров. В это время он особенно хорош.

— Тебе виднее, — улыбнулся он. — Но я слышал, что Розовый остров весьма недёшев.

— Точно, — весело согласился Ирэк, — но можно заработать.

— Наконец-то! — он от души расхохотался.— И что я должен сделать за Розовый остров?

— Доберёмся до места, и всё обсудим. Я хочу тебя кое с кем познакомить.

— Родственник или Наставник?

Ирэк смущённо улыбнулся.

— У нас генетическое родство. Дело в том, что мои родители, — Ирэк заговорил медленно, тщательно подбирая слова, — их геномы плохо соединялись, и, понимаешь, у нас это нормально. Они мои родители, но генетического родства у меня с ними нет. Они любят меня, а я их, я действительно им сын, но их генотип бесперспективен.

— Ладно, — остановил он Ирэка. — Я читал об Айви и всё понимаю, не старайся.

— Отлично, — повеселел Ирэк. — А есть цивилизация, о которой ты не читал?

— Наверняка есть, — улыбнулся он. — Не все же они известны Звёздному Миру.

— Логично,— кивнул Ирэк.

За разговором они уже добрались до маленькой стоянки и сели в один из стоящих наготове махолётов. Ирэк, по праву и обязанности хозяина, активизировал управление своим браслетом и назвал адрес. Летели не спеша, рассматривая медленно плывущую под ними гладь океана с россыпью островов, покрытых лесом и голых, с песчаными пляжами и каменными обрывами, крохотных на один дом и огромных, где нескольким городам не тесно... Островной жилой пояс, продуманный и выверенный под человека. Разумного и помнящего, что он только часть биосферы. Ирэк сначала болтал, называл острова и их достопримечательности, но потом замолчал, напряжённо вглядываясь и подавшись вперёд, подёргивая плечами, будто хотел этим помочь махолёту. Он вежливо сделал вид, что не замечает волнения Ирэка, и ни о чём не спрашивал.

— Вот он! — наконец выдохнул Ирэк.

Махолёт плавно снизился и опустился в центре маленького острова перед домом из серого ноздреватого камня. Когда махолёт коснулся травы, открылась дверь дома.

— Вот он, — повторил Ирэк уже тихо, — пошли, я вас познакомлю.

Высокий ещё не старый айв ждал их на крыльце.

— Привет, — весело поздоровался Ирэк на общезвёздном. — Это Гиан, мой напарник.

— Очень рад, — улыбнулся айв, — я Аорт.

— Я тоже рад, — вежливо улыбнулся он в ответ.

На общезвёздном Аорт говорил не просто чисто, но без малейших признаков вынужденности, как на родном.

— Ну, как прошла экспедиция?

— Отлично, — Ирэк слегка подтолкнул его плечом, предлагая идти сразу за Аортом.

В просторном и одновременно уютном зале их ждал уже накрытый стол.

— Вошедшего в дом надо накормить, — улыбнулся Аорт, жестом приглашая их занять места за столом, — это наша древняя традиция, Гиан. Ты бывал раньше на Айви?

"Интересно, у какой цивилизации нет такой традиции?" — мысленно усмехнулся он, а вслух ответил:

— На экскурсии во втором круге, но я много читал об Айви.

Аорт кивнул.

— Понятно.

Экскурсии по другим мирам во втором круге проводят только в Звёздном Мире, одной фразой он дал понять, что является звёздником, но следующая фраза Аорта показала, что он мог и не стараться.

— Ирэк сообщил мне, что ты с семи лет в Звёздном Мире. А как называется твой мир?

— Арла, — ответил он и, предупреждая дальнейшие вопросы, уточнил. — Наблюдается без контакта.

Новый кивок.

— Попробуй вот это. Ирэк, подвинь пряности.

Ирэк подвигает ближе к нему чашу с растёртыми в порошок сухими травами. Сами по себе они безвкусны, но усиливают вкус всего, с чем будут смешаны.

— Поэтому ты Арландон?

Он невольно насторожился: Ирэк назвал только его имя, и... и что ещё знает о нём Аорт?

— Аорт, что ещё обо мне известно?

Аорт улыбается.

— Ты догадлив. Да, я проверил. С Арлы в Звёздном Мире ты один. А саму Арлу контролируют дорсайцы.

Он уже понимал, зачем Ирэк затеял эту поездку, и спрашивал, проверяя свою догадку.

— Нужен мой генотип?

— Честный вопрос — честный ответ. Да. Твоя медкарта очень интересна. Если ты согласишься на полное обследование...

— И донорство, — перебивает он Аорта, — и тоже полное. Так?

— Да, но это сугубо добровольно. Ты полноправный гражданин Звёздного Мира и можешь остановиться на любой стадии. И ещё... это не безвозмездно.

Он кивнул.

— И кто назначает цену?

— Донорства — ты, — последовал чёткий ответ. И уточнение. — В зависимости от результатов обследования.

— Цена обследования?

— Неделя на Розовом острове. Или эквивалент по твоему выбору. Твои условия?

— Я получу результат обследования?

— Разумеется, — Аорт искренне обижен. — Это же твой организм. Ты будешь знать о себе всё.

— Согласен, — кивает он. — Обследования, а там по результатам.

— Значит...

— За обследование зелёная карта, — твёрдо говорит он.

— Согласен,— кивает Аорт, глядя на него с уважительным удивлением, и переводит взгляд на Ирэка. — Налей вина.

Ирэк берёт фигурный графин, у которого и не сообразишь с первого взгляда, за что хвататься и откуда наливать. Тёмно-красная густая жидкость медленно наполняет подчёркнуто простые шарообразные бокалы. Тоже древний обычай скреплять договор особым ритуальным вином.

— Когда едем? — спрашивает он, ставя бокал на стол.

— Завтра на рассвете, а сегодня отдыхай. Ирэк покажет тебе остров. Ты хорошо плаваешь?

Улыбка Аорта лукава: разумеется, звёздник умеет плавать, но айвы — жители островного мира — считаются лучшими пловцами среди гоминидов. Но ему есть что ответить.

— В школе я дружил с кракеном.

Ирэк невольно присвистывает, что по правилам Айви безусловно запрещено. Аорт бросает на Ирэка строгий, но не сердитый взгляд, а его с интересом спрашивает:

— Дружите и сейчас?

— Да, — твёрдо отвечает он.

— Отлично, — искренне восклицает Аорт. — С кракенами ладить непросто.

Он кивает: кто же спорит с очевидным, и с Красным Облаком он ссорился куда чаще, чем с одноклассниками, но и положиться на Красное Облако он мог всегда. Те были его приятелями, а Красное Облако — другом. И остаётся им...

...Гиан погладил свернувшуюся у него на коленях Золотинку, прислушался к тишине в доме и выключил костёр. Золотинка бесшумно соскользнула на пол и исчезла. Побежала к Малышу — улыбнулся Гиан и встал.

Время позднее, пора ложиться. "Слава Элора" уже вошла в переход, так что... а чего он ждал? Звонка с борта? Не глупи, всё уже сказано, ни добавить, ни изменить ничего нельзя.

Он пришёл в свою спальню, безликую как гостиничный номер, хотя и картины на стенах, и всякие мелочи, создающие интерьер, на своих местах. Но как тогда, обустраивая свой дом, они сделали его по каталогам, так и не меняли. Здесь и оставлять нечего, сплошной стандарт, к тому же устаревший.

Вторая ночь сна без удовольствия, по необходимости. Гиан вытянулся на постели, включил аэромассаж и, пока воздушные струи обдували его, думал. И вспоминал...

...Белый, зелёный и синий, в различных оттенках и сочетаниях — общепринятые цвета врачей. И Айви — не исключение. Аорт привёз его в Медицинский Центр рано утром, и в первый момент Центр не показался ему чем-то сверх... обычные коробки корпусов, все коммуникации упрятаны, пышная, но не мешающая растительность. И приёмная ничем не отличалась от виденных с детства. И первые процедуры тоже. Антропометрические данные, визуальный осмотр, пробы тканей на анализ. Всё как обычно, только чуть более... тщательно и серьёзно. Или нет, пожалуй, это он так воспринимает. Аорт, а он сразу по приветствиям встречных догадался, что тот занимает в местной иерархии весьма высокое место, весь день сопровождал его и сам проводил, когда всё кончилось, в отведённую ему одноместную палату с автономным выходом в сад.

— Отдыхай. Завтра продолжим.

Он улыбнулся.

— Я думал, что увижу результаты.

Улыбнулся и Аорт.

— У тебя полное обследование, в три цикла. Ирэк полетел навестить родителей, как раз к твоим результатам вернётся.

Он понимающе кивнул и остался один. Маленький контейнер с его вещами был уже разобран, вещи разложены так, как он сам бы сделал. Хотя об их назначении догадаться нетрудно: стандарт везде стандарт. А на столе поднос с ужином. В нравах Айви обильно ужинать, небрежно перекусывая утром и днём. Так что блюд много, но подобраны они применительно к вкусам Звёздного Мира, без излишней местной экзотики и с разумными вкраплениями чужезвёздного. И приготовлено всё очень хорошо, лучше, чем в обычном общем стандарте. Он с удовольствием поел, спустил поднос с опустошёнными тарелками и мисочками в утилизатор и вышел пройтись по вечернему парку, прихотливо изрезанному каменистыми дорожками и песчаными тропинками, с каскадами из декоративных прудов с водопадами, маленькими горами и лощинами. Сумерки на Айви долгие, небо полосатое от облаков, которые ночью прольются освежающим и питательным дождём. Поют птицы, стрекочут и цвиркают насекомые, важно пролетела большая с мохнатыми крыльями ночная бабочка. Три луны неспешно поднимаются над горизонтом, сменяя дневной свет ночным. Он знает: одна из этих лун — искусственная. Там остатки первой цивилизации айвов пережидали гибель и возрождение экосферы. Сейчас эта луна давно пуста, но её заботливо поддерживают в законсервированном состоянии. На всякий случай. Гуляющих в парке немного, но он заметил, что все встречные — гоминиды и ни одного айва. Больными они не смотрелись, видимо, как и он, на обследовании...

...Незаметно отключился аэромассаж. Сна нет, но нет и ощущения бессонницы. Тело отдыхает. Спокойная пустота в мыслях. Да, спокойствие.

Гиан лежал неподвижно, расслабив мышцы, и уже не вспоминал и не думал. Началась его новая жизнь, и он должен быть готов к ней.

Ночь прошла спокойно. Малыш ни разу не проснулся, иначе бы Золотинка уже прибежала с известием. А сам Гиан проснулся на рассвете. Он всегда, на любой планете, чувствовал момент, когда местное светило поднимается над горизонтом, и ночные опасные, но бесплотные духи уступают место вполне зримым и ощутимым тревогам и проблемам.

Проснувшись, Гиан немного полежал, мысленно размечая предстоящий день и дела: обязательные, необходимые и желательные. И предусмотреть зазоры для экспромтов и прочих неожиданностей. Хотя всего предусмотреть невозможно.

— Пап, ты спишь?

В дверях возник Малыш, держа на руках Золотинку. Гиан улыбнулся.

— Нет, не сплю.

Малыш подбежал и залез к нему на кровать, по-прежнему прижимая к себе Золотинку.

— Пап, а я сегодня пойду в группу?

— Конечно.

— А зачем? Мы здесь останемся жить? Без мамы?

Гиан помолчал, обдумывая ответ. И начал с середины, проигнорировав третий вопрос. Потому что он не требовал отве6та.

— Нет, мы уедем в город. А в группе ты попрощаешься с остальными.

Малыш кивнул.

— А город — это тоже другой мир?

— Нет, — рассмеялся Гиан, — этот же.

— А тогда зачем уезжать?

— Так надо, — ответил Гиан с невольным вздохом.

— А там интересно?

— Да, — убеждённо сказал Гиан. — Давай, Сэнир, уже утро. Ты умылся?

— Ага-а, — ответил Малыш.

Гиан внимательно посмотрел на него. Малыш покраснел и потупился.

Гиан рассмеялся и рывком встал.

— Иди, умывайся, одевайся, и начнём день.

Малыш уже повернулся было к двери, но вдруг остановился.

— Пап, а день начинается, когда солнце встаёт или когда умоешься?

— По-всякому, — улыбаясь, но серьёзно ответил Гиан.

Да, день начинается тогда, когда нужно. И положение светила над горизонтом имеет к этому весьма косвенное отношение, или вообще никакого не имеет. Когда их — светил — слишком много, или наоборот, они вообще отсутствуют.

Гудел, щёлкал и временами подвывал со свистом кухонный автомат, бегал, выполняя приказы, робот-уборщик. Радостно металась по дому Золотинка, стараясь не упускать из виду ни Гиана, ни Малыша, ни даже робота. Но вот они втроём привели себя в порядок, позавтракали, оставили задание всем автоматам и, наконец, вышли на улицу.

Малыш шёл, держась за его руку и рассказывая обо всём сразу. И слушая его болтовню, Гиан с радостью убеждался, что Сэнир наблюдателен и умеет рассказать об увиденном. Очень даже неплохо. Учиться ему будет легко. Наблюдательность, память, умение передать свои впечатления — всё это высоко ценится в Звёздном Мире. Нет, всё будет хорошо.

* * *

89