— А вот и я... — подал голос Аким, взбираясь на частокол — запросил у меня помощи. — Шаляй... Валяй! Да не меня...
Еле втащил его, бугая.
— А как же Конь?
— Скопытился, — отмахнулся Аким в сердцах от участкового.
Пока я на пару с ним разоружил стражей жихарей, Дока осмотрел погост в оптический прицел карабина.
— Много их тут, — намекнул он: соваться дальше нам не с руки, сами можем оказаться рядом с "водоплавающим".
И угораздило же "ихтиандра" заплыть за "буйки"? Вот же где амфибия!
— А если отпереть ворота и влететь на "бэтээре", бригадир? — предложил я отбить столь незатейливым способом подводного охотника у жихарей, а их застращать, как давеча разбойный люд в лесу
— Что влетим — точно, — сомневался Дока: стоит ли вступаться за "рыбака". — Не мог утонуть или сдохнуть раньше?
— Если б не он, сами оказались на его месте, — пояснил я: он выручил нас, послужив жертвой на заклание языческим богам жихарей.
Мой довод подействовал на Доку, мы двинули по частоколу к вратам, охраны там не оказалось, а сами врата оказались заперты взгромождённым поперёк бревном приличных размеров. Но пару ударов топора в такт ору толпы Акимом, и бревно развалилось, рухнув к нашим ногам, покатилось в сторону. И всё равно нам пришлось приложить немало усилий, сдвигая одну из двух запиравшихся створок врат погоста с прохода.
От Доки последовал условный сигнал, и из леса, ломая заросли, выкатил "бэтээр".
Веди себя жихари чуток тише, а их стражи наблюдай не за казнью страхолюда, а за периметром, нам не застать их врасплох. А так вломились на "бэтээре" на погост и двинули дальше к сборищу подле "водоплавающего".
Конь был среди нас, сумев доковылять — стрела угодила ему (срамно сказать) в то самое место, располосовав ягодицу. И его выход намечался первым, как тогда, у сруба. Вновь не подкачал, однако стрелять не стал — запретил Дока.
Надо было видеть лица жихарей, когда из жуткого порождения выскочили страхолюды — мы из "бэтээра".
— Исчадие! Порождения!.. — взвыли дикари, и нам даже не пришлось разгонять их и валить кого-то замертво — сами разбежались, прячась по землянкам. А может, кто-то и вовсе сбежал с погоста — лично я не видел, не обращая больше внимания на дикарей, успевших подпалить хворост под "водоплавающим".
По ушам эхом резанул выстрел. Дока, мать его! Никак пристрелил бедолагу, уяснив: нам не спасти его.
Но нет — его ласты мелькнули надо мной, и он шлёпнулся, выскочив из огня — Дока перебил путы.
Сорвав маску с трубкой с лица, "водоплавающий" кинулся обнимать на меня.
Вот не люблю я этого — телячьих нежностей — с детства не приучен к ним.
— Отвали, ихтиандер, блин!
Его сорвали с меня Дока и Аким.
— Муж-Ик-и-и... — не унимался "водоплавающий". Его переполняли чувства радости. Он сразу нас заметил, твердя, что мы услышали его мольбы, да Папаня напомнил о Боге, и то, что Он направил нас сюда спасти его.
А у нас Он спросил: готовы ли мы пожертвовать собой ради обезумевшего страхолюда в ластах и маске?
Кому что, а Папане, как лысому расчёска. Право слово — праведник. А скорее проповедник.
Итого — нас уже семеро таких вот страхолюд. Пора бы поднять жихарей, укрывшихся от нас в своих землянках, точно партизан, и объяснить им популярно, кто мы такие есть на самом деле, и что сами не собираемся их есть. А там они, как в бункере — крыши сложены из брёвен, и торчат из земли одна на другую накрест. Не выкуривать же нам их — гранат на вооружении не имеется, а что — то лучше приберечь для иных целей и "бэтээра", нежели палить. Да и не оккупанты мы, хотя, кто знает, чем закончится наш спонтанный налёт на жихарей.
Я гляжу на Доку, пока Папаня охаживает "водоплавающего", успокаивая его и вызнавая: кто он, и как попал сюда. Да тут к гадалке не ходить: нырнул в одном месте, а вынырнул в том самом мире, где мы уже неслабо успели покуролесить. И дальше собираемся, особенно в этом стараются Аким с Багром, донимая Коня. Я бы тоже заржал, услышь то, чем они застращали его. Ведь видеть не мог, что там ему и как разворотила стрела, прилетев точно в зад.
— Да тут без "допинга" никуда и никак!
— А мне... Мне налейте, мужики!
— Да тя проще пристрелить, — выдал Багор вслед за Акимом.
— Не, не будем... тратить на него патроны, так прирежем, чтоб не мучился сам, ну и нас не напрягал.
— А-а-а... Дока-А-А...
Подошёл бригадир и одним рывком, безо всякой анестезии, выдернул стрелу, напомнив, где аптечка, и чем следует продезинфицировать рану, а заодно остановить кровь "засранцу". "Допинг", оно же топливо для "бэтээра", универсальное средство от всего и пригодное для всего, чего ни коснись.
— Вот ещё! Неча топливо переводить на него! — возмутился Багор. — Да ещё наружно!
Тогда как Конь требовал влить ему внутрь.
— Не раньше, когда меня потащишь! А то ведь пристрелишь, или бросишь, окажись я на твоём месте! — также мстил за что-то его "братии" Багор.
— Отставить, — гаркнул Дока. — Всем смотреть в оба, иначе жертвы неизбежны... с нашей стороны!
А вот на жертвы со стороны жихарей, он плевать хотел. Мы, того не желая, неожиданным образом оккупировали погост здешнего люда. И жихари сами виноваты в том, что мы не люди для них, а страхолюды. Хотя в сравнении с "водоплавающим" особо ничем таким не выделялись — ластами и маской.
— Будет валяться, амфибия, — заставил я взяться спасённого за подводное ружьё.
М-да уж, много с его арбалетом не навоюешь. Вот и сунул ему лук в довесок со стрелами, не спрашивая: умеет стрелять или нет — жить захочет не такому ещё научиться на раз, если вспомнить, как выскочил из костра.
— Опомнитесь, братья! — вступился Папаня за жихарей.
— Поздно, — Дока опередил меня. — Шаляй — Валяй.
И опять я должен идти впереди всех и рисковать собой. И намёк бригадира на автомат в моих руках — не убедил меня. Это отнюдь не довод, и не такой уж веский аргумент. А с другой стороны, коль всё так обернулось, то, где тут халупа вождя или местного знатного жихара?
Одно строение на фоне землянок выделялось — не хоромы и не терем, но выглядело довольно громоздким и массивным.
Туда, откуда нам могли оказать достойное сопротивление жихари, мы и двинули. Дикари — дикарями, а стрелы имели к лукам и даже копья с металлическими наконечниками, но железными или стальными — не в курсе. Я ж не кузнечных дел мастер. И кто у нас вообще за него — бригадир.
Я уже предвкушал монолог из любимого мультфильма детства (Кто там?) или излюбленного анекдота Акима с Багром про сто грамм и огурчик, когда дверь распахнулась и на высоком крыльце с ведущей к нему лестницей из брёвен, возник тощий тип, напоминавший шамана. Одно отличие — в бубен не бил, но зато стоял с посохом и не опирался, а стукнул им предупредительно.
Я бы, ей Богу, выстрелил, да Папаня вмешался, изъявив желание пообщаться с родственной душой из мира дикарей. Ну и флаг ему в руки, коль даже Дока уступил, пропустив вперёд себя.
Помимо словесной дуэли, нам предстояла ещё и с применением оружия — из-за распахнутой двери торчали частоколом копья. Жихари приняли нас в "штыки". Им же хуже, но и нам не сказать: будет лучше от этого.
— Давай, Папаня, уболтай их, — рассчитывали мы на перемирие, пускай и временное. Уж очень не хотелось нам переводить патроны на них. Да и на всех жихарей не хватит — лично у меня и Коня. А всех, Дока не успеет пострелять — пока будет перезаряжать, и до него доберутся жихари с копьём или много раньше стрелой из лука. А все повылезли из "землянок", вроде как окружают — зрительно. И кто знает, что отмочит их староста-шаман? Не зря же посохом стукнул угрожающе, и грозился подать им очередной знак.
— Скажи этому косматому чудаку на букву "м", — предупредил Дока не столько Папаню, сколько вожака жихарей. — Ещё раз стукнет костылём по крыльцу, и я враз снесу ему бестолковку!
— Мир вам, добрый люд, — озадачил Папаня нас своим заявлением при обращении к старосте жихарей. — Мы пришли к вам с миром!
Ну да, так обычно и говорят все оккупанты, а чаще других в нашем мире "америкосы", захватывая и убивая людей, что в Азии, что в Европе, если вспомнить Балканы. Нет, чтоб прямо сказать: либо вы не трогаете нас, тогда и мы не тронем вас, а нет, какие проблемы, дикарь, — давай воевать здесь и сейчас, тогда о мире сами речь не заводите. Пора уже Папане уяснить: прав тот, у кого сила, а у кого сила, у того и прав больше. Свобода — это миф, как и демократия с лозунгами о том же. Диктатура с тиранией сплошь и рядом. И этот мир ничуть не лучше нашего прежнего, зато много проще — тут никто не скрывает за красивыми словами истинные намерения. Да и кто много говорит долго не протянет — раньше ноги.
Мир дикарей прост до безобразия — их и творят они. Ну и мы тоже не лыком шиты и не пальцем деланы, а кое-что умеем и на многое способны. Поэтому я и не питал особых надежд на мирный исход переговоров. Тем более что нам требовалось диктовать свои условия, а жихарам либо принять их и смириться (что мы сильнее их), и подчиниться, либо сдохнуть всем погостом, поскольку и нам терять кроме собственных жизней нечего.
* * *
— Лети, моя птичка! Лети, — сунув кусок кожи в зоб птаха, Шишига отпустил его.
Харя следил за ним издалека, видя, как атаман отправляет куда-то некое послание. Один раз егеря родовитов наткнулись на их сруб, и тогда там шайка потеряла двух знатных разбойничков, что, поди, гнили заживо на каторге. Всё же доверял атаману, но решил доглядеть и за ним, опасаясь предательства с его стороны или кого бы то ни было ещё (а раз удалось выявить вражину) — встретил Шишигу с рогатиной в руках.
— Охотился, атаман?
— Ага, силок проверил. А тебе что за дело?
— Да так спросил, из любопытства. И птаху упустил, али отпустил?
— Не твоего ума дело, разбойник!
— А ежели я спытаю, да не один?
Шишига оглянулся. Позади него вырос Карачун.
— Да я братов призвал на подмогу — поохотится на страхолюд! А вы чё удумали?..
— Стал быть, Блуда?
— Его... его, разбойничка... — оскалился Шишига. — Одним нам со страхолюдом не совладать! А поживиться там, сами видели, есть чем — куш велик, даж ежели опосля придётся делиться с Блудом и его людом на равных!
Глава 4
"Курить — здоровью вредить!"
Папаня представился — в хорошем смысле, тогда как для жихарей было бы лучше, если б мы все представились, и не по имени, а в ином роде.
— Мы такой же люд аки вы!
Вот с "вы" — это он явно переборщил, поскольку историки утверждали: издревле на Руси-матушке все славные воины и князья ратились с врагом, обращаясь: иду на вы. И "вы" — означало враг!
Нас и видели врагом жихари, считая и дальше страхолюдами.
— Ласты сбрось, амфибия, пока тебе не помогли их откинуть, и нам, из-за тебя, — заставил я сотворить очередное чудесное преобразование "водоплавающего" на глазах у старосты жихарей. — Маску тоже долой, иначе и её снимут с вместе головой!
Папаня видел: убедить словами жихара, пожившего своё, о чём свидетельствовала пробивавшаяся седина в косматой пряди не то старика, не то ещё довольно крепкого мужика, не удастся. Терять ему всё одно нечего, и кто знает, чего он способен сотворить своим посохом? Не волшебник же? Ну и бороться с ним в руках вряд ли умел. Хотя не факт — не опирался, а держал так, словно это был символ власти!
Нервное напряжение не спало, напротив возросло. Конь всё ещё больше усугубил. Не выдержав, он закурил, выпустив облако дыма при выдохе.
Не зря Минздрав предупреждал, нанося соответствующую надпись на пачку сигарет: "Курить — здоровью вредить!", а в последнее время: "Курение вызывает рак лёгких!"
Что-что, а второе Коню не грозило, скорее первое — получить стрелой в грудину.
Родовитый жихар отскочил от Папани, и с криками проклятий, посылаемых на наши головы, скрылся за дверью, запертой жихарями за ним. Не он один укрылся — последовали хлопки прочих дверей на погосте — жихари повально запирались от нас, как в первый раз по "землянкам".
— Да что же это такое, — выругался Дока, и не удержался, съездил Коню по морде. — Чтоб тебя твари задрали! Курец, твою мать! Не мог потерпеть пары минут?
Пока участковый брыкал ногами, зажимая разбитый нос, Дока нашёл у него сигареты и бросил в костёр.
— Уходим! Ну, живо-живо, пошевеливайтесь!
— На ночь глядя? — кивнул я на солнце, опускавшееся за те самые дебри, из которых мы выбрались на погост. — Тут бы не мешало погостить до утра, командир.
Это я сильно сказал — по старой привычке. И поначалу, когда только влился в коллектив "гастарбайтеров", так к Доке и обращался, путая с бригадиром. Почти убедил его, заставив усомниться в правильности принятого в сердцах решения; помог подняться Коню на ноги.
— Ничего личного, служивый.
Конь повозмущался, больше для приличия по привычке, но здесь его статус участкового не катил — не наш, прежний мир — другой. И кругом дикари. Для них всё, что нам привычно, в диковинку. И сами для них диковинные страхолюды.
Стучать и ломиться в громоздкую избу погоста не помышляли, понимая: жихари следят за каждым нашим шагом. И для нас было важно не спровоцировать их на стрельбу из луков — зыркали на нас сквозь узкие оконца, явно используемые ими в качестве бойниц.
Накаркал — вскрикнул Папаня. Стрела ударила священника в грудь, отскочив рикошетом от массивного нагрудного креста.
— Ложись! — закричал Дока. — Падай...
Я мгновенно присел, припав на одно колено, выискивал бойницу, из которой некий "смелый" жихар выпустил стрелу.
В борт "бэтээр" ударилась ещё одна. Жихари видели: мы засуетились. А значит, сами способны запугать нас, и пусть не так, как мы их при налёте, но всё же быстро уяснили: и с нами, при определённых усилиях, можно совладать.
Под летящими со всех сторон стрелами, мы отступили к технике, и я уже по "новой" привычке залёг под днищем, отказавшись мелькать на крыше, где послужил бы прекрасной мишенью для жихарей.
Ко мне свалился Конь — не на крышу полез или в салон, а именно сюда под "бэтээр". Ну да, ведь сидеть долго не сможет, разве что лежать на животе тем самым больным местом кверху.
И смех, и грех.
А с Папаней что?
Обошлось, наверное, Бог спас его или просто чудо, в которое он был склонен верить сам, заставляя и нас поверить: Высшие Силы, в его лице, уберегли нас в очередной раз.
Искренне хотелось бы поверить в них, но на то и пословица народная одна есть: "На Бога надейся, а сам не плошай!"
А никто из нас и не сплоховал, правда, Аким вскользь схлопотал стрелой по ноге, сейчас лежал подле нас и держался рукой за рану, заливая кровью землю под "бэтээром". И надо заметить: кровотечение было неслабым. Жгут наложили, но кровь всё равно не остановили — продолжала сочиться.
Побелев, как простыня, Аким чах на глазах.
Мы искали, где бы нам укрыться на время перестрелки с жихарами, поскольку на ночь глядя покидать погост, памятуя, какие твари приходят во тьме, было бы в большей степени неосмотрительно и смертельно-опасно.
