— То-то же, а то упёрся, точно козерог и...
— Поговори у меня...
Мы едва не схлестнулись с гномом.
— Мальчики, не ссорьтесь!
— Хэх, мальчики! Сама ещё девчонка!
Желанна повергла в шок меня. И ладно бы только меня, Чудака! А то отчебучила сейчас такое, на что бы даже я сам не сподобился — ударила гнома перчаткой, запустив ему ей в лицо.
Это что ж получается — дуэль?!
Нет, я запрещу — не допущу, как и в моём мире, дабы не гибли достойные воины перед битвой с врагами. У меня этот фортель не пройдёт!
Яр-Гонн поступил много умней и мудрей.
— Мы втроём пойдём за арахном!
Шарахнул, так шарахнул — пусть и на словах.
— По-моему здесь я — голова...
— Два уха! — хмыкнул Яр-Гонн.
Бунт! Это уже слишком!
— Как я скажу, так и будет, а никак иначе! Моё слово — закон! Ну и приказ соответственно! Кто-то что-то хочет ещё сказать или оспорить, а? Не слышу радостных возгласов и рукоплесканий!
Конфликт практически удалось урегулировать, сведя нервозность перепалки на словах до уровня плинтуса, кои, кстати, не были предусмотрены в берлогах морфов. А ещё люди, эти йети...ть их, когда право-слово — нелюди! Да лишний раз убедился: ими проще управлять, чем даже себе подобными, из числа бродяг. А тут ещё эти названые "братья".
Короче, я стал собираться, пихая за ремень шашки, изъятые частично у бродяг атаманами-мастерами по моему настоянию. И огнестрел с подзорной трубой зарядил, в том числе пистоль, показавшись себе, как и своим помощникам — Рэмбо местного разлива, поскольку на терминатора точно не тянул, хотя и был облачён в доспехи. Даже в шутку изобразил из себя робота.
— Доспехи жмут или скрипят от ржавчины? — переполошился Яр-Гонн, подумав: я намерено бросил камень в его огород. Но у меня и мысли такой не было.
Не мог же я сказать ему правду — всю, какая есть: мол, дурачусь, а по жизни чудю.
Вспоминаю про тех, кому обещал зрелище, отписывая в СМС. Вот и сейчас отсылаю на свой номер, как абонент 256-19-76 из "вне зоны доступа": зрелище будет — аж закачаетесь. А, поди, уже заждались? Так что не говорите потом при нашей встрече, будто не видели — не поверю! Второй раз я этот смертельный номер повторять не собираюсь, да и вряд ли получиться — сдохнуть два раза подряд! Иначе уже сам не пойму вашей шутки! Или это ухмылка судьбы — злодейки? Так сам покажу ей, и всем, кто против меня — зубы!
Ваш сэр Чудак! Он же голова — два уха! И два глаза — пока! А гляну в логово арахна одним, ну и как водится, шарахну "динамитом"! Чай не рыба, а паук, да больно громадный! Иначе не оглушу!
* * *
Пустошь. Шакальи Земли.
— Не замай! Не зам... Ай... — закричал Хват, глядя на то, как шакалы рвут халдеев.
Опутав одного из них за руки и за ноги хлыстами, они закрепили их на поводьях шакров** — рванули в разные стороны.
Хруст разрываемой плоти и вывернутых костей из суставов, а также брызги крови фонтаном в разные стороны, заставили Хвата умолкнуть на мгновение. И он снова заорал вне себя от испуга:
— Слово и дело! Мы притащили для вас хабар! Переговоры! Я требую переговоров!
Шакалы ответили ему на это в свойственной им манере — перебили ещё одному халдею конечности, чтобы рождённый ходить, мог ползать на пузе точно червь и грызть в беспомощности зубами землю с травой. Затем кто-то из шакалов вбил в землю кол, и на него насадили третьего халдея.
Что происходило далее, Хват уже не видел, но слышал, как орут его люди, забиваемые шакалами до полусмерти, заставляя испытывать их неимоверные муки.
— Смотри, гладкомордый, что мы делаем с теми, кто без дозволения вторгается в наши земли, — прорычала сука**, верховодившая в стае шакалов.
У них царил матриархат.
Хвату пришлось открыть глаза, пока эта тварь не отрезала ему веки, грозя проделать сию экзекуцию с ним, после чего переговорить с глазу на глаз, лишая дополнительно ещё и ока.
Как говориться: око за око, а глаз за глаз. У самой не было одного — мохнатую морду прикрывала повязка.
— Что ты хошь? Токмо скажи! И получишь тотчас! Я всё сделаю для тебя! И я знаю тебя: ты — Шака — предводительница шакалов! Я узнал тебя!
— Значит, ты в курсе, чего ждать от меня!
Когда последний из халдеев за исключением Хвата был изувечен и забит до смерти, Шака заговорила несколько иначе с "парламентёром".
— Добей моих людей, — потребовал Хват, — дабы никто из них не ведал, о чём мы станем толковать с тобой! И своих шакалов отведи!
— Жаждешь сразиться со мной — один на один? — подумала Шака: гладкомордые подослали к ней наёмного убийцу, что ни раз пытался проделать Орден.
А тут ещё соответствующая находка — знак отличия. И...
— Откуда у тебя это? — заинтересовалась Шака ярлыком*.
Вот сука! — подумал Хват про себя: его ждёт незавидная участь.
* ярлык — глаз, выбитый на металлической пластине, и заключённый в треугольный символ Ордена.
— Не скажу до тех пор, пока мы не останемся одни!
Гыркнула на нелюдском наречии шакалам, Шака заставила их добить тех, кого они изначально стремились покинуть калеками до скончания века, и умчаться — недалеко.
— Меня к тебе направил Орден! А зачем — самой виднее!
Хват совсем позабыл про дары, прихватив в мешках шакалам живой товар в лице девиц, коих ему преподнёс Орден. Они подслушивали, затаив дыхание, старались не дышать: одна по причине не хватки воздуха задохнулась, а иная, пребывая в полуобморочном состоянии, готовилась последовать за соратницей по несчастью, уловила в бреду, о чём шептались, огрызаясь друг на друга, халдей и сука шакалов. Она требовала у посланца Ордена точную карту местности, но не той, где нынче базировался корпус Атрия, перекрывая прямой доступ псовым ордам из шакальих земель на Окраину Империи, а много севернее — тундры с горными массивами в вотчине морфов.
— На кой вам сдались эти нелюди?!
— Поговори мне, и не уйдёшь живым! А без увечий всё одно не отпущу!
— Сам знаю, что придётся немного пострадать, но я готов пролить свою кровь тут, и даже ей скрепить наш союз, Шака!
— Гр-р, — огрызнулась сука. — Гладкомордое ничтожество! Даже и не мечтай о союзе! Так и передай своим "обезьянам" в Ордене! Договор — и токмо — и ничего боле! Не поможете вы — это сделают морфы!!!
— Договорились, — согласился Хват на выдвинутые условия, лишь бы поскорее покинуть шакальи земли и вернуться на Окраину живым, а что невредимым не получится — и без того очевидно, как и то: из воды не выйти сухим. — Но я сам нанесу себе раны!
— Даже хлыстом отметину? — не удержалась Шака и одарила его ударом по лицу.
— Сука-А-А... — взвыл Хват, не взирая на то, чем могло это закончиться для него.
Та показала клыки, бросив напоследок:
— Не прощаюсь, ещё свидимся, гладкомордый гамадрил!
— Чтоб тебя... твои же шакалы задрали во время гона*, сука...
* гон — брачный период у псовых видов животных.
Глава 4
Застава. Ущелье "Горные врата".
Проводив Чудака, Ёр-Унн не находил себе места. Сразу, по виду, этого и не определишь, но брата не провести.
— Тормози... — молвил Брех-Унн. — Мы оба знали, на что шли!
— Рано собрался нас хоронить, Брех!
— Не рано — в самый раз! Я бы собрал ватагу отъявленных бродяг и вышел за стены заставы, покуражившись ещё разок напоследок над морфами! Чтоб их... будь им пусто!..
— Морфы... — прорычал Эй'Грр. — Штурм!
— Что-то йети припозднились, — ехидно заметил Брех-Унн. — Чудака уже давно нет на заставе!
— Займись стрелками, брат, — вернулась былая удаль к Ёр-Унну при виде новых орд нелюдей надвигающихся лавиной через ущелье к полуразрушенным стенам первого яруса обороны заставы. Уцелели лишь бастионы. — А я — орудиями!
Подле мастера столпились особо отъявленные бродяги — Чичух, Грош и иже с ними. Один их вид разил наповал, а уж запах — подавно. И сами были ничуть не лучше морфов — тоже своего рода звери, а убийцы, каких среди горных джигитов ещё поискать.
— Слушать меня, — грянул раньше орудия мастер-атаман, — мои команды!
Те же приказы торопливо раздавал Брех-Унн. Оба гнома-брата держались вместе, и к ним старалось примкнуть как можно больше народа, даже из числа вольных поселенцев, коих не пустили в крепость, откуда с одной из башен продолжал взирать за баталией вздорный старик.
Дорн Балдрик время от времени припадал к подзорной трубе, стараясь разглядеть, когда же в прибывающих реках горных йети образуется обрыв, но они всё стекались и стекались сюда кодлами, оравами и ордами. Морфам не было числа, и подсчитывать их поголовье также казалось занятием бессмысленным.
По прикидкам командора заставы у гарнизона было где-то день-два до полного уничтожения — при худших раскладах, а если постараться, и очень, то можно попытаться продержаться с недельку, во всяком случае, дня три-четыре — определённо.
Данной целью и задался изначально старик.
— Не сдюжат, командор, — отметил Клавий — старый ветеран, оставшийся при хозяине, пройдя с ним долгий путь от обычного оруженосца при нём, до гвардейца, став, в конечном счёте, грандом; получил право выбора, вот и остался с Балдриком. — Не сдюжат!
— Сдюжат — и ещё как... — нисколько не сомневался дорн. — Деваться-то им всё одно некуда — в крепость не пущу! Пущай и не мечтают!
Спорить с ним, Клавий не помышлял, а кое о чём своём, как гранд-ветеран; сказал витиевато:
— Поживём — увидим! А подольше — узнаем побольше!
Про донну ни словом, ни намёком. Клавий понимал: сердце старика не выдержит долгой разлуки с ней, знать пришёл их черёд погибать. А раз так, то прежде чем морфы ворвутся в крепость, он станет плечом к плечу с дорном Балдриком, и оба, укрывшись привычно круглыми щитами, выставят сариссы* и примут последний бой со словами: "Гвардия навсегда!". Это будет прекрасная смерть — ни о чём лучшем и мечтать нельзя — награда найдёт своих героев.
* сарисса — копьё с наконечниками с обеих сторон древка.
Рассчитывать, что у герцога заиграет совесть, тем более под нажимом магистра северной диктатории — даже не стоило. Должно случиться из ряда вон выходящее событие, чтобы Ромуальд погнал рать к заставе через тундру как ошалелый. Если, конечно, не постарается Кесарь. А он способен заставить его выполнить свои обязательства перед Империей, ибо присягал на верность Короне. Но одно дело говорить, и совсем иное — делать. У герцога как раз слова расходились с делом с завидным постоянством — на него большое влияние оказывал Орден, нежели Гвардия во главе с Кесарем — для него диктат был превыше всего. А если знать наверняка, что он состоял в родстве с магистром Ордена северной диктатории, то и вовсе надеяться можно разве что на чудо.
Клавий чувствовал боль Балдрика — старик опасался за племянницу больше, чем за всё остальное на свете.
— Как думаешь, дружище, — обратился он к оруженосцу. — Я поступил разумно, отправив донну с сэром Чудаком?
Намёк на клеймо — вне всякого сомнения.
— Думаю, дорн, мы этого уже никогда не узнаем, — обескуражил поначалу ответ Клавия. Однако он и не думал останавливаться. — Но одно знаю наверняка: парень — не промах! Она с ним точно не пропадёт!
— Уверен? — возникло у Балдрика нехорошее предчувствие.
— Голову даю на отсечение, командор!
Легче от этого дорну не стало.
— Погоди её терять — ещё пригодится мне здесь — да и тебе!
Разговор получился довольно короткий, морфы снова пошли на штурм заставы и немалыми силами, действуя по принципу: задавим "мясом", да пока что-то у них получалось не очень. Но на этот раз подготовились основательно. Случилось нечто невероятное, раз они решили, во что бы то ни стало, именно сейчас смести заставу с лица земли, и опрокинуть гарнизон в пропасть, стремясь в земли равниной части северных Окраин Империи все как один.
— А вот это уже серьёзно!.. — сомкнул забрало дорн Балдрик, и опёрся не на двуручный меч, а боевой топор гвардейца.
Подстать ему сейчас выглядел Клавий, сорвав парадное убранство со шлема, и нацепил гриву гранд-ветерана.
— Давай, как в старые времена, Балдрик...
— Гвардия навсегда! — грянули они разом. И напоследок прибавили: — Гвардия умирает, но не сдаётся!
* * *
Пустошь. Шакальи Земли.
Дракхи неслись подобно вихрю, оставив позади себя вдалеке турагов с гвардейцами, зато валькирии на серангах держались на небольшом удалении, хотя и казались с высоты птичьего полёта, скачущими блохами по лохматому телу громадного зверя.
Плащ позади Атрия не развивался, как это было всегда с завидным постоянством, когда он стоял крепко ногами на земле, в небе — это непозволительная роскошь — может запутаться сам в нём или дракх крыльями. Поэтому был облачён исключительно в нагрудный панцирь, и без щита, зато "юбка" из кожаных полосок с металлическими пластинами-заклёпками и наручи с наголенниками при нём, стянутые ремнями. И шлем, но безо всякого изъяна. Он ничем не отличался от гвардейца, за исключением золотого обрамления, присущего исключительно командору корпуса не знавшего поражений, если не брать в расчёт то первое и единственное, но тогда он был простым легионером и выжил в схватке с теми, как и Гектрий, кому сейчас мчался мстить.
По совету Киринэ, валькирии с Атрием на дракхах летели от солнца, оставаясь незаметными для псов и шакалов, тогда как валькирии на серангах разделились на три колонны: центральная рассыпалась длинной шеренгой, а крайние — на турмы, охватив большую площадь, сжимали тиски, почуяв близость добычи, едва наткнулись на следы, оставленные беззаботными халдеями. Нисколько не сомневались: это разбойники, пусть и переодетые гвардейцами.
Лазать по Пустоши меньше чем турмой, в дозоре запрещалось, за это обычно следовало наказание — изгнание из корпуса безо всякой возможности остаться на службе легиона.
А когда удалось обнаружить следы шакалов, валькирии центральной колонны не сдержались, понимая: позади них идут две колонны гвардейцев на турагах, и им тоже нечего мешкать, если они желают добыть трофеи, а в качестве них то, что принято называть у наёмников хабаром. Затеяли соревнование меж собой: кто, сколько хвостов добудет.
В том, что охота будет славной, никто из "охотников" не сомневался — ни валькирии на дракхах с Атрием, ни воительницы на серангах, ни тем более гвардейцы на турагах. Шакалы никогда не бежали от битвы, и всегда принимали бой, другое дело: предпочитали нападать из укрытия внезапно. Но не сейчас — сейчас преимущество на стороне загонщиков.
— Вон они... — сорвалась в крик Киринэ, бросив дракха в крутом пике камнем вниз.
— Стой! Остановись! — закричал Атрий, да словами предводительницу валькирий не пронять, даже если они будут означать приказ. Чувство мести у любой амазонки впитывалось с молоком соплеменниц, куда по слухам (не проверенным) добавлялась кровь врага. Прямо как у псов и шакалов. Отсюда у них такая ненависть друг к другу.
И отмазка со стороны Киринэ после свалки с "собаками", не прокатит — дескать: ветер в ушах свистел, поэтому не услышала.
Стараясь не отстать от валькирий, Атрию пришлось приложить немало усилий, да и то он плёлся за ними в хвосте. Однако под ним не простой дракх, а сам — командор корпуса — не только нагнал их, но и предводительницу; поравнялся. Вместе они и обрушились на стаю шакалов.
