— Ага, испугались! — окружили фанаты стойку.
И тут послышался новый призыв.
— Бей голубых!
На место происшествия явился патрульный наряд милиции — два ППС-ника. И были сами тому не рады. Им противостояла целая толпа фанатов.
Явилось очередное подкрепление в лице иного наряда на патрульно-постовой машине. И пешие ППС-ники бросились в салон авто, едва успели закрыться. Как на них нахлынула бесчинствующая толпа фанатов, и опрокинула автомобиль.
Наряд принялся просить подкрепления, передав сведения о бесчинствах на вверенной им территории.
— Кажись, пронесло, девки, — молвила старуха, выглянув из укрытия.
— Тебя, ба? Или уже нас? — затараторила Надя.
— Ой! — прильнула к полу та. — Беда!
— Подставила себя и нас? — дошло до Веры.
Серафим ничего не понимал, как и не мог взять в толк, что заставило людей выйти из себя и стать злыми.
— Неужели я всему виновник?
— А то кто же, — заявил бармен.
— Молчи, — погрозили ему кулаком спутницы Серафима.
— Милиция-А-А...
На крик бармена отреагировал один из вновь прибывших сотрудников правоохранительных органов. Спутницы Серафима огорчились, а он напротив радовался и улыбался.
— Так ведь дали машину и едем!
— Ага, дали. Как же! Ещё и не начали, — обиженно произнесла Надя. — Нас менты загребли в свой "бобик". Теперь посадят за решётку в "обезьянник"!
— Вот и погуляли, — прибавила бабуля.
— Ага, — согласилась Вера. — Как и обещал священник: муки только начинаются.
Она точно в воду глядела. Их загнали в одно КПЗ с фанатами той троицы, которую оприходовала одним ударом Люба.
— Ой! Ох... — признали они их.
— А, явились, — порадовался верзила, выступая среди временно задержанных паханом "обезьянника". — Пора платить по долгам!
— А может, удастся откупиться? — предложила Вера деньги. И даже драгоценности. Но нет — фанат жаждал мести — крови.
Тут и закричал Серафим истошным голосом подобным на вопль. То был крик души, рвущийся наружу из-за вопиющей несправедливости. И затряс прутья решётки, став в одночасье невменяемым.
— Да он бешенный! — отскочил верзила от женщин, боясь заразиться.
— И не только, а ещё псих, — припугнула вдобавок Надька. — Куси их, Серафим! Куси-и-и...
Тот упал на пол и забился точно умирающий в предсмертных конвульсиях.
— Испугались! — продолжала донимать девчушка фанатов.
— Надька, прекрати! — бросилась Вера к Серафиму. — Что с тобой, родной мой? Успокойся! Я здесь — рядом! С тобой! И моя семья! Мы не бросим тебя — не оставим! Поможем всё пережить! Ну же, уймись! Угомонись!
Вера обняла Серафима — голову руками — и прижала к груди, поцеловав в лоб. Тот прекратил трястись, и просто нервно дрожал.
— Похоже, припадок прошёл.
Пришёл надзиратель.
— Чего шумим? Мало вам вломили? Ещё хотите? — ударил он резиновой дубинкой по прутьям решётки.
— Это не мы, сержант! А они! Это всё бабы-ы-ы... — зароптали фанаты.
— Будет заливать!
— Это голубой — провокатор!
— Что? Кто? Я не ослышался? Это кто кого обозвал голубым? — ударил ещё раз сержант дубинкой для острастки по решётке, добиваясь желаемого результата. — Чтоб ни звука мне! А то мешаете смотреть кубок страны по телевизору!
— А какой счёт и тайм идёт? — робко вопросил верзила.
— А, спартач!
Фанат промолчал.
— Дуют ваши, а наши им задают жару! Кубок наш! Не сомневайся! Не зря же мы победили вас перед началом поединка! То был знак свыше!
Сержант удалился.
— Час от часу нелегче, — готов был перегрызть прутья решётки верзила. Но вместо этого зарыдал словно малое дитя.
— Не плачь, — приблизилась к нему без боязни Надя. — На вот — держи...
Она протянула ему конфету.
— Спартак, — счёл верзила название с обёртки.
— Это хороший знак, дядя. Твоей команде ещё повезёт. Ведь я — Надежда!
— Пы-правда?
— Я же просил тишины! — явился сержант. Он был злым.
— А чё случилось? — заинтересовалась Надя, приняв удар "тюремщика" на себя, веря: её, как ребёнка, он не тронет. — Ничья?
— Погодите у меня! Я ещё поквитаюсь с вами! Сейчас перерыв. Но после "Динамо" порвёт "Спартак", а я — вас здесь всех!
— Вот это да, — удивился несказанно фанат. — Спасибо, деточка. Ты и впрямь подарила надежду.
— А то! Не зря же моя мама меня ей и нарекла, а бабуля её — Верой, а сама — Любовь!
На том дрязги, казалось бы, и улеглись. Но нет — по истечении часа — окончания финальной игры за кубок по футболу — явился сержант темнее грозовой тучи с лица.
— Кубок наш! — обрадовался фанат "Спартака". — Я сохраню твою конфету на память о тебе и твоих родных, Надежда! А взамен подарю...
Верзила на миг призадумался, чем бы таким отплатить ребёнку, и нашёлся. Он снял с себя майку "Спартака" и одарил ей...
— Эй, голубой!
— Я-а-а... — взревел сержант.
— Не ты!
Верзила подошёл к Серафиму и надел поверх женской рубахи свою майку.
— Носи и помни мою доброту. Если ты мужик — то негоже ходить в бабских тряпках!
— А у нас иных и не было, дядя. Мы ж подобрали его на дороге. Он бомжом был, — заверила Надя.
— Так-так... — порадовался сержант.
Теперь он знал, как мог достать людей в КПЗ. Не тут-то было. Вера заступилась за Серафима.
— Кто в участке старший? Позови офицера, сержант!
— Чё...
— Слышал! — ввернула старуха-мать.
— Если не хочешь проблем! — завернули фанаты.
— Ща! Будет вам офицер!
Явился следователь. Ему Вера и продемонстрировала свои документы.
— Почему ребёнок за решёткой? — заорал тот на сержанта, признав в женщине знаменитую личность, которая — её имя — не сходило с первых полос СМИ, и мелькала часто на телевидении перед экранами телезрителей.
Сержант не нашёлся, что ответить. И следователь приказал ему освободить всех, кто находился в "обезьяннике".
— Мы в долгу перед вами, дамы, — заметил в продолжение верзила. — Теперь просите, чего хотите.
— У вас имеется машина? — подсуетилась Надя.
— Сделаем, — заверили фанаты. И позвонили по мобильному. К РОВД подкатили байкеры на мотоциклах.
— Господи! — перекрестилась бабуля. — Опять нехристи! Вот черти рогатые!
— Прошу вас, — взял её верзила под руку и усадил в коляску, подав шлем.
— А без рогов есть?
— Только каска.
— Немецкая?
— А вы, стало быть, воевали с ними.
— Нет, против фашистов!
— Понял. Тогда обойдёмся шлемом танкиста.
— Другое дело, — отлегло у старухи на душе.
— А можно мне сесть за руль? — поинтересовалась Вера.
— А то! Ведь этот стальной конь — байк — мой! — заверил верзила.
Надя прыгнула к бабуле в коляску, а Серафим расположился позади Веры на заднем сидении.
— Айда с нами, девчонки! Обмоем кубок!
— Нет, мы домой.
— Не проблема! Заедем!
Верзила оказался лидером байкеров. И кавалькада мотоциклистов устремилась за женщиной.
— Класс! Вот это прогулочка получилась у нас! — радовалась Надя.
— Угомонись, проказница! А то опять в отделение милиции загремим!
Но нет — водители им уступали дорогу, а гаишники и вовсе делали вид, будто слепы. Они знали: лучше пропустить кавалькаду байкеров, чем связываться с ними.
Всю дорогу они сигналили и дурачились, поднимая передние колёса мотоциклов и пуская дым с рокотом и рёвом из выхлопных труб без глушителей, пока не доставили по назначению спутниц с Серафимом.
— Бывай, Надежда. И вы, Вера, Любовь и...
— Серафим, — подсказал тот, назвав своё имя.
— А отчество?
— Спартакович, — присовокупила Надя.
— Ты ж после священника в церкви окрестил его майкой во второй раз.
— Удачи вам, женщины. И тебе, мужик! Оставайся им в любой ситуации! И держись!
Верзила подмигнул напоследок, и, заняв место с иными своими двумя подопечными на байке, погнал кавалькаду мотоциклистов праздновать победу любимой футбольной команды в кубке с надеждой заполучить ещё и чемпионский титул.
— Я думала: блаженный только Серафим. А оказывается ещё и Фома.
— Как ты его назвала, Надька?
— Его именем. Он сам мне о том по секрету сказал. Не зря же не верил, что его команда выиграет. А я дала ему Надежду. И вон как всё вышло: лучше и придумать нельзя.
Поблизости вновь промелькнула невидимая тень. Ей не удалось досадить прежней жертве. Серафим при помощи своих заступниц сумел выйти сухим из воды. Оглянулся по сторонам, точно чувствовал присутствие бесплотного духа, витающего над ними. Не мог осознать до конца происходящего действа.
— Ну, вот мы и дома, — облегчённо выдохнула Вера.
— Да, прогулочка у нас получилась ещё та, — согласилась бабуля. — Закачаешься!
— Чего и говорить — отпад, — выдала Надя.
— А тебе как, Серафим?
— Нормально, — пытался заверить он. Хотя было видно: что-то всё-таки тревожило и беспокоило его. Это и пожелала выяснить Вера, предложив уединиться.
— Лучше бы для начала умылись с дороги, поросята, а затем пообедали, а то время к ужину подходит, — вмешалась бабуля, настояв на собственном мнении.
Вера не хотела перечить маме, уступила.
— А с Серафимом пока я посижу. Угу? — предложила Надя.
— Если пообещаешь не донимать его и не приставать.
— Не буду, ма!
— Поклянись!
— Чем?
— То, что тебе дороже всего на свете!
— Не могу.
— Почему?
— Потому что ты с бабулей дороже мне всего на свете. И подвергать ваше здоровье риску не собираюсь!
— Ясно. Задумала очередную проказу?
— Нет.
— Хорошо. Поверю. Буду надеяться, ибо больше ничего не остаётся.
— Вот и ладненько, — помахала ручкой Надя. — До встречи, бабоньки.
И хитро улыбнулась.
— А может пускай, Сима, то есть Фима, посидит на кухне, пока мы будет заниматься приготовлением еды?
— Сама же, ба, говорила: нож — опасная вещь, и вилка, — вмешалась Надя. — Что если он захочет воспользоваться ими? И мало чем ещё! Например, кипятком!
— Да ну тя, проказница!
— Ура-а-а... — подпрыгнула Надька.
Она осталась одна с Серафимом. Тот стоял у стены в старой комнате и трогал руками твёрдую поверхность.
— Чего задумал, мужик? Пройти сквозь неё? Так не получится! Мы — люди, а не ангелы — бесплотные создания, и не призраки! Телесные существа!
— А... — откликнулся Серафим.
— Б...
— Что ты сказала?
— Я? Ты про что?
— Про бесплотных существ.
— А, мы — не ангелы, люди мы! Человеки! Я — девочка, а ты — мужчина...
— И что это означает?
— Хм, сказала бы я тебе как любит отвечать мне бабуля: когда подрастёшь — узнаешь! Да и так взрослый человек на вид, а по уму — даже и не знаю.
— Что?
— Сказать тебе. Видать и впрямь амнезия!
Гость придвинулся к шторам и окну, ударился о прозрачную основу стекла.
— Невидимая преграда!
— Ага, — подтвердила Надя, поясняя, что такое стекло, и: оно бывает разным — разных цветов.
— Цветы?
— Нет, цвета — оттенки. А цветы — растения с бутонами, и мы, женщины, любим, когда мужчины вроде тебя дарят нам их в букетах. Вот бы и подарил один "веник" маме!
— Ой... — вдруг воскликнул Серафим, схватившись за живот.
— Тебе плохо?
Ответ Надя получила незамедлительно. Серафим заметался по комнате в поисках укромного места, очутился за шторой.
— Ты хочешь в туалет? — догадалась Надя.
Серафим не понимал, о чём идёт речь. И Надя силой завела его туда.
— Спусти воду в бочке. Нажми кнопку и закрой сверху крышкой унитаз.
Серафим растерялся.
— Ты хоть штаны надел? — сначала вопросила Надя, а после того, когда новый друг семьи сорвался на крик, боясь: его замуровали; выпустила. — А ты вообще-то снимал их?
— Что происходит, родные мои? — подала голос Вера.
— Учимся ходить на горшок в туалет, ма. Приспичило ему.
Надя зажала нос и наведалась в уборную комнату. Зашумела вода.
— Всё в порядке, Серафим? Моя проказница не донимает тебя? Ещё не допекла?
— А ты — еду? — отреагировала Надя, уловив запах пирога в духовке.
— Ой... — опомнилась мама. И удалилась.
А Надя занялась инструктажем, объясняя Серафиму, что такое туалет и для чего предназначен, как и все предметы там.
Вновь появилась Вера.
— Еда готова. Прошу всех к столу.
— Давно бы так, — поспешила дочь в ванную мыть руки, а Серафим замешкался, пытаясь умыться из сливного бочка. Всё-таки начудил.
Надя с бабулей застали Веру с веником в руках.
— Это чё, а? — заинтересовались они.
— Вроде сама к столу звала, ма, — продолжила дочь. — А как я вижу: прибраться собралась?
— Да нет, — растерянно ответила мама.
— Тогда веник для чего взяла?
— Не я — не сама...
— Чего?! — не дошло до её родных — бабули, что произошло.
А вот Надя кое-что смикетила.
— Только не говори нам: его тебе вручил Серафим!
— Ага.
— Ой, не могу! Ух-ху-ху... — зашлась дочь от смеха.
— Чего это с ней, Верка? — продолжала недоумевать бабуля.
Когда Надя успокоилась, то всё объяснила — подоплёку с веником.
— Это ж я голословно в общих чертах обозначила букет цветов. И объяснила, что их дарят женщинам мужчины, и... всё на этом!
— Неужели? — уловила Вера: дочь утаила от неё кое-что и не договорила, соврав.
— Ну, почти.
— Колись, проказница, — настояла бабуля.
— Сказала просто так — без задней мысли к слову ему: было бы неплохо, если б Серафим когда-нибудь в будущем подарил маме цветы.
— Ох-хи-хи... — зашлась бабуля. — Ой, не могу! Ух-ху-ху! Сейчас от смеха помру-у-у...
Вера повела себя несколько иначе. У неё навернулись слёзы на глазах, и она побагровела.
— Я не хотела обидеть тебя, доченька! Прости меня дуру старую и грешную! Ну, прости и извини! Я больше не буду! Хочешь куплю цветы — настоящие — и дам Симочке, чтобы он подарил тебе их от своего имени? Ну, будет, девочка моя!
Вера вдруг улыбнулась.
— Успокойся, ма. Действительно глупо получилось с этим веником.
Серафим не знал, как реагировать, осознав: хотел сделать как лучше, но получилось, как и всегда в таких случаях...
— Хуже некуда, — отметила Надя.
— Ничего, бывает. На ошибках учатся. Идёмте к столу, — позвала Вера.
Стол оказался праздничным. Главным блюдом на нём явился пирог.
— По случаю чего праздник, бабоньки? — проглотила Надя слюну.
— По случаю крещения Симы, — выдала бабуля. — Разве не повод?
— А то! И ещё какой!
Надя обожала мамин пирог, и ту научила печь бабуля. Однако Вера превзошла её в данном кулинарном изделии. Надя готова была вкусить мамино кондитерское изделие, но вместо выпечки пришлось для начала хлебать щи.
— По старой русской традиции, — заметила бабуля, поясняя Серафиму.
— Нет, — воспротивилась Надя, отодвинув тарелку. — Это я не ем! Я не козёл!
— Конечно, козочка моя, — придвинула Вера тарелку к дочери. — Щи свежие — из свежей капусты! И очень полезны для здоровья и фигуры.
— Скажи это какой-нибудь толстой дуре или бабуле... — всё ещё упиралась Надя.
— Чего?! — отреагировала старуха-мать. — И кто дура в доме у нас?
