Ярко-синей рамкой были выделены пять окон — пять собственных подопечных Ивик. Остальных семерых трансляторов она отслеживала за другого наблюдателя, который сейчас отдыхал. С ними проще, смотри только, чтобы не было непосредственной опасности. И кажется, ничего такого сейчас произойти не могло. Ночь. Большинство подопечных спали. Кто-то сидел за компьютером, как и сама Ивик. Кто-то занимался любовью. Ивик старалась не смотреть. Нет, это только поначалу смущает. Неэтично, некрасиво. Дома она, занимаясь с мужем этим же самым, то и дело вздрагивала и замирала от мысли, что кто-то вот так же мог бы смотреть на нее. Но сейчас давно привыкла. Это необходимо. Это ее работа.
Ивик просмотрела окна собственных подопечных.
Дмитрий Жаров, известный писатель-фантаст, крепко спал в городе Москва. Его жена, как белое привидение, сидела на краю кровати и сонно похлопывала ребенка, дремлющего в кроватке рядом. Девочке полтора года, она простыла. Ничего опасного, но из-за насморка все время просыпается.
Иван Калинкин, больше известный как Штопор, восходящая рок-звезда, сидел на кухне со своими друзьями — ударником и басистом. Вторая бутылка водки уже заканчивалась. Басист тихо перебирал струны. Ивик нахмурилась. Может быть, сегодня они ограничатся двумя бутылками на троих...
Юлия Полторацкая, малоизвестный писатель, крепко спала, отработав смену уборщицей в роскошном офисе, переведя восемь страниц идиотского любовного романа и выругав сына за регулярное невыполнение домашних заданий. Ивик вздохнула, мысленно перебирая варианты, как высвободить женщине хоть немного времени для творчества.
Спала и Женя Светлова, девочка из провинциального далекого городка, нигде не печатавшаяся, бесперспективная и неустроенная, худое лицо вздрагивало во сне, белесые длинные пряди падали на бледный лоб.
А вот Илья не спал. Взгляд Ивик сначала скользнул по окну равнодушно, но ощутив опасность, она всмотрелась внимательнее. Увеличила окно на полэкрана, не закрывая, впрочем, остальных.
Илья Надеждин, двадцати двух лет, студент Международной Экономической Академии, факультет "Менеджмент", сидел на краю расправленной постели. Илья Надеждин был хрупок телом и худ, на лбу его залегла напряженная складка, глаза блестели. Он слегка покачивался из стороны в сторону, длинные, сильные пальцы художника сцеплены на колене. Собственная комната в родительской квартире — Илья был единственным сыном довольно обеспеченных людей — мультимедийный центр с высокими напольными колонками, Макинтош в изогнутом серебристом корпусе, новенькая мебель из салона. На стенах висели картины. В комнате царила полутьма, но Ивик могла бы мысленно воспроизвести каждую деталь этих картин. Они уже давно тиражировались в Дейтросе. Она даже использовала их для иллюстрации собственного романа "Дорога в Космос" (наверное, по здешним понятиям это было бессовестное ограбление). Илья писал отчасти в манере полузабытого художника советской эпохи Соколова. Хотя скорее о Соколове напоминала не манера, не стиль, а только сама тема — Илья писал космос. Временами его увлекало что-то другое — пейзажи, портреты. Но космос был его слабостью. Алые туманности, черный бархат провалов, бриллиантовые дороги, синие планеты. Звездолеты самых странных и футуристических очертаний. Люди в скафандрах и шлемах. Изредка — Чужие. На одной из стен висел плакат "Звездных войн" — Люк Скайуокер, Дарт Вейдер. За последние двадцать лет Голливуд совершенно отошел от космической темы, оно и понятно — исследование Космоса велось очень вяло, можно сказать — практически никак. Да и кому этот Космос на земле нужен? Но Илья смог уловить через классику — "Звездные войны" — все еще работающий фантом, давно созданный оператором из американского сектора, известным гэйном Феланом иль Тони. Пути восприятия фантомов порой причудливы. Русский мальчик бредил космосом. Талантливый художник, он выкладывал свои картины в интернет, там их смотрели, ими интересовались — но Илья вообще редко бывал в интернете. А о том, чтобы заняться живописью всерьез, не шло и речи — у родителей были совершенно другие планы на будущее Ильи.
Теперешнее состояние парня, безусловно, было связано с последним вечерним скандалом. Ивик подумала, что в следующий раз надо будет обязательно прекращать такие вещи. Пусть у них хоть трубы прорвет. Но этого допускать нельзя.
Илья и так дней пять даже не брался за кисть.
Скандал разразился не из-за картин, впрочем. Родители не имели ничего против безобидного хобби, разве иногда ворчали, что пора стать взрослее. Повод для скандала был постоянный — Илья не хотел учиться менеджменту. Он справедливо предполагал, что деловой человек и руководитель из него не получится никогда. В этом был резон, Ивик не всегда с восторгом относилась к поведению своих трансляторов, но здесь признавала правоту Ильи.
Парень хотел стать веб-дизайнером. Он уже занимался этим на пробу, потихоньку, делал оформление сайтов, пока бесплатно. Он не мечтал зарабатывать деньги картинами, он хотел всего лишь иметь ходовую профессию, которая нравилась ему и оставляла хоть чуть-чуть времени для любимого дела. В конце концов, в этой профессии он был талантлив.
Но родители разбирались в жизни гораздо лучше, чем он. Папа Ильи был руководителем средней, но преуспевающей фирмы. Подобрать сыну хорошую должность для него не составляло труда. Нужно только правильное высшее образование. Илью вообще вели по жизни на помочах — сам он был безвольным и витал в облаках. Такое случается с талантливыми людьми, половина будущих гэйнов при поступлении в квенсен в 12 лет — именно такие. Но Илья никак не мог бы оказаться в квенсене. Даже здесь родители легко отмазали его от обычной армии, да он и не горел, конечно, желанием попасть туда. Родители легко отсекали внезапно возникающих на горизонте красоток, желавших захомутать Илью, по их мнению. Илья не особенно протестовал. Его устраивала спокойная, сытая жизнь в доме, где его обслуживали и кормили, где он мог беспрепятственно рисовать. И вот теперь, после двадцати, у мальчика вдруг появились собственные идеи и желания. Собственные взгляды на жизнь. А между тем он был уже на третьем курсе...
Ивик поморщилась, вспоминая скандал. Это было мерзко и отвратительно. Ей было больно за Илью, она прекрасно понимала парня — все это напоминало ее собственное детство. Отец Ильи говорил хлестко и уверенно, при необходимости повышая голос, Илья сжимался и смотрел на него с ненавистью, но ответить было нечего. Все верно. Он нахлебник, живущий на деньги родителей, все, что у него есть — дали ему родители. Да, он волен делать, что угодно — но не здесь, не в этом доме. Пусть идет, снимает комнату — на какие шиши, интересно? — переводится в любой институт, словом, живет самостоятельно, тогда к нему не будет претензий. Только и на порог этого дома он больше не ступит. Он может считать, что у него нет родителей. Вступала мать и говорила с надрывом о неблагодарности, о том, какого сына они вырастили, прилагая столько усилий, жертвуя собой, и как он теперь им за все это платит... Ивик меняла ракурс и видела большие, почти безумные глаза Ильи. Родители были правы. Правы железно, стопроцентно. Он точно знал, что один не выживет. Он не сильный. Он боялся этого мира за стенами — и боялся не без оснований. Это ведь не Дейтрос, где каждый человек имеет право на работу и жизнь... Кроме того, он действительно неблагодарная тварь, которая на всю заботу, все жертвы и труды, на всю родительскую любовь отвечает такой гадостью — желанием быть собой.
Но и согласиться с родителями, как это делал всегда, он не мог. Потому что перед ним была простая и ясная перспектива — быть никем. Из него не получится менеджера. Он много лет просидит на синекуре под присмотром отца, он женится на той, которую одобрят, а может быть, и подложат ему в постель родители, и он всю жизнь будет накормлен, устроен, обласкан... И сейчас он не мог объяснить, что мешало ему согласиться с этим. Он только чувствовал, что так жить — невозможно, что это — хуже, чем смерть. Для него — хуже.
Но и выхода не было...
Ивик лихорадочно размышляла, чем помочь Илье. Ей было жаль парня. Почему он не родился в Дейтросе, почему? Простая вроде бы деталь — в Дейтросе судьбу человека определяет государство. Не родители. Правда, в Дейтросе значительно сильнее развита практическая психология, в частности — профориентация. Очень редко бывают недовольные решением комиссии (а ведь комиссии распределяют детей по кастам и профессиям уже в возрасте двенадцати лет), эти недовольные потом могут сменить специальность. В Дейтросе исключены родительские амбиции. Да и ошибки, неизбежные при "собственном выборе" — в выборе человек может руководствоваться самыми разными мотивами — тоже исключены. Почти каждый работает на своем месте. Почти каждый доволен своей работой и судьбой. Такая вот простая деталь — а как много она меняет...
Илья встал и быстро подошел к окну. Ивик напряглась. Парень задергал ручкой — ее заело. Свежий холодный воздух хлынул в комнату, Илья чуть поморщился от холода. Непроизвольно. И полез на подоконник — неуклюже, неловко.
Двенадцатый этаж...
Ивик вскочила, хватая оружие и келлог. Надо успеть. Если бы у него хоть был включен компьютер! Она бы отвлекла... Ивик перешла в Медиану. Мгновенно сотворила стандартную летающую "лошадку" — что-то вроде мотоцикла без колес — и понеслась по туманной долине, глядя на келлог, сияющий белым светом.
На каждом из подопечных Ивик стоял поводок, позволяющий выходить из Медианы в непосредственной близости от человека, пробивая как бы временные врата. Поводок — штука энергоемкая и не дешевая, но командование шло на эти расходы. Собственно, он же позволял и постоянно следить за человеком через Медиану. В основном, конечно, выход нужен для того, чтобы защитить парня, если появятся дарайцы.
Ивик оказалась на месте через минуту. Вышла из Медианы, контролируя себя по келлогу, в соседней комнате. Гостиная. Теперь она не видела Ильи, надеялась только, что он не настолько решителен, чтобы прыгнуть из окна вот так сразу. В то же время и раскрываться ей нельзя, парня надо просто отвлечь. Ивик подошла к стене в том месте, где — она помнила это точно — с другой стороны висела картина Ильи "Иная жизнь". Хорошая картина. Сине-серая планета, странные темные тени. Человек в скафандре, склонившийся над маленьким лупоглазым существом — причудливым не то растением, не то животным. Чужое — и это ощущается — солнце, сочащееся из-за скалы. А стенка здесь тонкая. Ивик отошла в сторону, развернулась, ударила в стену ногой. Стена дрогнула. Ивик ударила еще раз — раздался грохот с противоположной стороны. Задребезжал хрусталь в шкафу. Что-то загремело в родительской спальне — видно, предки проснулись.
Ивик метнулась в угол, в простенок, закрытый шторой, за шкаф, сжалась там. Еще несколько минут придется выждать — она не могла сразу уйти в Медиану. Ничего страшного, конечно. Но встречи с семьей подопечного нежелательны. Вспыхнул свет. Отец Ильи громко выматерился. Шаги простучали по гостиной. Скрипнула дверь в комнату Ильи. Ивик услышала голоса. "Что случилось?" — "Ничего. Картина упала". — "Картины эти твои... ты что, окно открывал? Почему дубак такой?" — "Н-нет... не знаю" — "Спать надо ночью, тебе завтра на лекции. Картины эти дурацкие все поснимаю, в следующий раз она тебе на голову упадет".
Наконец Ивик ощутила готовность облачного тела и скользнула в Медиану. Еще через минуту она нашла врата. В ее собственную комнату постоянный выход из Медианы пробит не был. Это энергоемко и в общем-то не нужно. Ближайшие врата располагались сейчас в центре, недалеко от Суворовского проспекта. Едва выйдя на Твердь, Ивик ощутила порыв ледяного питерского ветра, внутренне сжалась от нестерпимого холода и резво припустила в сторону дома, на ходу включая мобильник, закрепленный на ухе. Она нажала кнопку и коротко поговорила, не сбив дыхания. У закрытой уже "Площади Восстания" у поребрика затормозила неприметная "опель корса", цвета "во тьме все кошки серы". Ивик узнала лицо водителя, нырнула на переднее сиденье, захлопнула дверцу, сказав по-дейтрийски пароль "Эрти-Шан. Привет".
— Шари-вен, — парень тронул машину с места, — что-то ты легко оделась, шехина.
— Торопилась, — объяснила Ивик. Гэйн понимающе кивнул. Ночью проспект был полупустым, это днем куда проще добраться до дома на метро и бегом.
Вскоре Ивик уже открывала своим ключом дверь. Войдя, первым делом глянула на монитор. Воткнула кипятильник в стакан с водой, заварила чай. Все двенадцать окон были в порядке. Даже Штопор завалился дрыхнуть. Илья не спал, он сидел, тупо глядя в собственный монитор. Ивик усмехнулась, включила аську и вызвала Илью.
В аське она была для него парнем по кличке Тукан, старше, умнее, сильнее — и поклонником картин Ильи. Женщинам Илья не доверял и побаивался их.
Luz01: Тукан?
Toucan: Привет :) Что, не спится?
Luz01: Не
Тут фигня такая
Землетрясение что ли
Toucan: То есть?
Luz01: Картины валятся О_о
Слушай меня предки достали совсем (((((( Не знаю че делать
Ивик вздохнула, бросила взгляд на окна остальных трансляторов и придвинула к себе стакан горячего чая. Ей предстояла долгая психотерапевтическая беседа с Ильей Luz01 по аське.
Ивик тренировалась в одиночестве, в соседнем леске. Форму надо поддерживать. От этого может зависеть жизнь, и не только ее собственная. Это все абсолютно правильно и понятно. Только не хочется заниматься.
Просто погулять бы по городу, по заснеженному уже в ноябре лесу. Погода дивная, безветренно, светло на удивление для этого времени года. Ивик подтягивалась на одной руке, уцепившись за высокую ветку березы, и незаметно халтурила при этом, не дотягивала. Вздохнув, перехватилась левой рукой и снова стала подтягиваться. Где-то рядом послышалось веселое фырчание. Опять собачники. Воспользовавшись поводом, Ивик спрыгнула вниз, в сугроб. Ноги уже давно промокли насквозь в легких местных кроссовках, но холодно ей не было. Из-за куста выскочил громадный иссиня-черный пес с брылями. Мастино. Ивик присела на корточки и протянула руку. Поцокала языком.
— Иди сюда, маленький!
Мастино это обращение не понравилось, он фыркнул, развернулся и убежал, ломясь сквозь чащобу. Ивик проводила взглядом прыгающий черный зад.
Можно завести собаку. Бегать с ней на тренировки... Земные животные спокойно проходят через Медиану, в отличие от людей. Дети очень обрадуются, если она приведет домой песика. Редко кто в Дейтросе держит собак — мало места в жилых блоках, еды тоже маловато. Разве что служебные есть, в питомниках. Но семья Ивик может себе это позволить — детей трое, две комнаты, почему бы и нет. Хотя бы небольшую собачку.
Ивик вздохнула и стала приседать на одной ноге.
Дома она переключила трансляторов на себя. У нее было уже 16 окон — еще кто-то завалился спать или ушел, передав ей своих подопечных. За чужими, впрочем, надо только приглядывать — лишь бы не появились дарайцы, лишь бы не случилось чего-то совсем уж из ряда вон выходящего. А такое бывает не часто.
