Время Крылатых. Часть первая. Серый холм

Вскоре Рохом, или Рох, как теперь звали барса, знал всех наёмников по именам.

Грозный с виду леопард Мерро угодил на службу всего шесть дней назад и особой радости от этого не испытывал.

— А всё Карис... — вздохнул он и облизал намоченный в бурне нос.

— Карис? — переспросил барс.

— Сунаф. — пояснил Мерро, — леопард и Владыка Центральной усары, чтоб ему камышовый кот хурку пометил! И главное, не собирался я охотиться в его землях — мимо шёл... Прячусь теперь.

— А мои земли попали как раз в новые владения Мигроса! — влез в их разговор лис по имени Хизаг, — Я и решил, уж лучше здесь, чем голодать.

— Сыт и здесь не будешь, Хизаг. — вздохнул песец, — Скоро зима, лирги откочуют на плато, и будешь ты, мой друг лис, грызть запасённые для оленей и кабанов жёлуди да ветки. Как Офар. Но...

— Я не ем жёлуди... — холодно возразил самец кабарги и снова почесал клык.

— Но, — песец ухмыльнулся, показав Рохому красивые белые клыки — поскольку в нашем отряде два лиса, я и Хизаг, то у нас не будут переводиться вот такие замечательные рябчики с диким чесноком и улитками! — он торжественно, под благоговейные вздохи, водрузил на стол большую исходящую паром миску, — Кстати, меня Нугыл зовут. — песец протянул барсу свою изящную мягкую ладошку.

От рябчиков вскоре остался лишь острый чесночный дух, да груда костей, которые немедленно поделили между собой волки — братья Ильнар и Унал.

— А мы с братом со вчерашнего дня здесь, — младший Ильнар сыто икнул и почесав концом кости свой широкий серый лоб, кивнул на молчаливого и угрюмого Унала, — За Серыми холмами нас не очень-то любили...

— Не очень-то... — невесело ухмыльнулся Унал и нагнулся подобрать упавшую кость. Рохом разглядел длинный белёсый шрам на его шее.

— ... вот и решили податься к Мигросу. Всяко научат секирой махать. Офар, ты ешь улиток?!

— Угу... — кабарга задумчиво облизала пальцы, — а ещё кусаюсь как волк. Что ж, о себе я уже рассказывал. Тяжело это, да и опять не поверите.

— Поверишь тебе! — фыркнул лис, — ты такого про Рамир наплёл.

— Да, так что там тебе Огрид рассказывал? — песец придвинулся поближе к оленю и навострил уши.

— Не сейчас. — отмахнулся Офар, — Позже... Вот вернётся Ругард. Он мне яблок принести обещал.

— А Ризо сказал, что бурна раздобудет. — мечтательно сощурился Хизаг.

Ризо и Ругард заявились после полуночи.

Ругардом звали мощного молчаливого оленя марала с грубой красно-бурой шкурой и красивыми, покрытыми нежным мхом, пантами. Ругард молча сдавил ручищей запястье Рохома, так, что у барса в глазах побелело, передал кабарге полмешка мелких яблок и подсел к огню.

Красный волк Ризо, узнав, что в деце новичок, тут же выкопал из своей постели побитую железную флягу с черничным бурном, крепким и кислым, от которого у наёмников вскорости стали заплетаться языки и ноги.

Рохом с трудом отвалился от стола, влез на скамью и выглянул в отдушину. Ночь была холодной, ветреной, и барс с удовольствием вернулся к уютно сбившейся вокруг очага, компании — пить подогретый бурн, вдыхать запахи раскалённых камней и влажной шерсти, слушать долгие истории о далёких землях, охоте на диковинных тварей, о разбойниках, певцах и воителях. О жизни, которой он, как сказал Перк, не знал.

Вскоре, изнурённый долгим походом, утомлённый новыми впечатлениями, осоловевший от принесённого красным волком бурна, барс свернулся калачиком под ондатровым пледом и тотчас провалился в тёплый омут сна.

Когда его растолкали, было ещё темно. Тускло горел масляный светильник. У его тюфяка, на корточках сидел Хизаг, за его спиной толпились остальные. Морды у собравшихся были торжественные и суровые.

Барс, тревожно заёрзал под пледом, поморгал, отчаянно вспоминая, где это он, а вспомнив забеспокоился всерьёз.

— Готов ли к рати, воин? — строго спросил его лис.

— Готов хоть в Хорт! — припомнил барс слова из старинной, с детства памятной 'Ароги о Вулфе Буром'.

Ответ понравился Хизагу, и лис дружески хлопнул барса по плечу.

— Бери топор, о серый брат! — ответил он ему словами из той же песни.

Правда, топор не понадобился. Все были безоружными, но, судя по непреклонной решимости на мохнатых мордах, собирались кого-то бить.

С каждым поворотом узкого тёмного коридора, затея эта нравилась Рохому всё меньше и меньше, тем более, что слава о жестоких побоищах между наёмниками Рамира долетала даже до склонов Ташигау. Впрочем, барс, напрашиваясь на службу, отчётливо себе представлял, что его ждёт. Не ожидал, правда, что ломать носы и выцарапывать глаза придётся так скоро.

Шедший впереди Хизаг замер, подняв руку. Все остановились. Лис, затаив дыхание, прокрался за угол и исчез, но тотчас вернулся. Жёлтые глаза его горели хищным огоньком.

— Спит. — прошелестел он, — бурнутый конечно... Офар, готовь верёвку! Ругард, поможешь ему.

— Мы с братом в южную галерею. — поспешил сообщить Унал, — Мало ли...

— Ну ладно... — скривился лис, — трусишки... — Хитро прищурившись, Хизаг оглядел оставшихся — барса, леопарда, красного волка и песца.

— За мной! —

Они свернули за угол. Прямо на лестнице ведущей в последний ярус крепости, спиной к ним, сидел стражник. Крупный волк в тёплом буром салакаше, мирно дремал, пристроив длинное копьё на коленях. Он лишь вяло пошевелил рваным ухом, когда они, не дыша, проскользнули мимо.

— Уф! — с облегчением вздохнул песец, когда стражник остался далеко позади, — Вот его-то я больше всего боялся. Проснулся — Каррах бы шкуры с нас спустил.

— Ага. — согласился леопард.

— Пустяки! — пренебрежительно отмахнулся лис, — Мы с Ругардом заранее его напоили.

Лис обернулся к барсу, внимательно всмотрелся в его настороженную физиономию и радостно сообщил:

— А сейчас, пятнистый, начнётся самое интересное! Мерро, пошли, добудем оружие! —

'Оружие?!' — забеспокоился Рохом. Внутреннему взору барса, отчётливо явился длинный коридор, сплошь устеленный окровавленными волками леопардами и лисами.

Но и здесь его ждал сюрприз.

— На... — вернувшись леопард протянул Рохому тяжёлое кожаное ведёрко, до краёв наполненное...

— Тьфу! Ой! Да это же...

— Точно! — дружно закивали песец и лис, — Дерьмо!

— Зачем? — пожал плечами барс. Драться ведром полным дерьма он не умел. Лис загадочно улыбнулся и погасил светильник.

Шли долго. За это время, глаза Рохома полностью привыкли к темноте, а разум свыкся с возмутительной догадкой, что не воевать придется, а пакостить.

— Нугыл! — гневно раздувая ноздри, барс обернулся к песцу, — если вы задумали накормить из этого ведёрка короля, то... —

Песец испуганно замахал руками.

— Ух ты! — вытаращил глаза Хизаг, — А ты мне нравишься, Рох!

— Накормим и короля, дай срок! — сурово прошептал леопард.

— Спятил, Мерро?! — песец втянул голову в плечи, — В Котёл захотелось?!

— В котёл?

— Потом, Рох! Пришли...

Лис подтолкнул Рохома к мощной, обитой железом двери.

— И что мне делать?

— А то ты не догадываешься!

— А кто там?

Из логова доносился не то громкий храп, не то тихий рык.

— Кто там, Хизаг?! Говори, иначе я это тебе на голову одену!

Вместо ответа лис выудил из-под салакаша длинный тонкий нож и принялся ковырять им в щели, между дверью и дверным косяком. Очень скоро ему удалось подвести клинок ножа под запирающую дверь стальную скобу.

Все затаили дыхание.

Тихий металлический щелчок показался всем чересчур громким, однако, на мерности и раскатистости храпа, по ту сторону двери, он никак не сказался.

Хизаг осторожно потянул дверь на себя. Петли, видимо заранее смазанные предусмотрительными наёмниками, не выдали их своим скрипом. Лис посторонился и церемонно отвесил поклон, предлагая Рохому войти.

Больше всего сейчас барсу захотелось со всего размаха надеть проклятое ведро на эту ухмыляющуюся остроносую рожу. Наградив лиса многообещающим взглядом, Рохом переступил порог берлоги. 'Оружие' грозно оттягивало ему правую руку.

Прокормить почти двухсотенную армию, более чем на две трети состоящую из хищников, было непросто, хотя окрестности Рамира и кишели кроликами, дикими утками, глухарями да рябчиками. Клан охотников пользовался уважением всех наёмников, и всевозможными привилегиями, когда дело касалось службы. Однако два года назад Фархад наложил свою пятнистую лапу и на эту вольницу.

Бурый медведь Аргал был здоров и чрезвычайно вонюч, но как ни странно последнее качество, ни чуть не мешало ему считаться лучшим охотником и следопытом от границы ледника до пустоши Тарна. В знании охотничьих угодий короля Мигроса ему и вправду не было равных. Не случалось, что бы отряд Аргала вернулся без битых уток, пары-тройки лирговых туш или рыбы. Аргал с точностью до дня определял кто, когда идёт на нерест, становится на крыло, садится на яйца или кочует на юг. Тайными тропами выводил он охотников то к затерянному в зарослях ольхи озеру с неподъёмными золотыми линями, да непугаными утками, то в сырой бурелом, весь заросший опёнком, то на свежую лиргову тропу.

Охотники Аргала ненавидели.

Мало того, что их закрытое для чужаков и неподвластное Фархаду братство вдруг обрело командира вольного на своё усмотрение карать и миловать. Не проходило и дня, что бы кто либо не получал от медведя затрещину или оплеуху то за промах на охоте, то за порванную сеть, то просто за то, что подвернулся пьяному Аргалу под лапу. А уж лапа у Аргала была...

Дважды медведя собирались бить. В первый раз, в колоду пьяный Аргал не вышел из своей берлоги, а во второй...

Во второй раз медведь играючи расшвырял восьмерых смельчаков, одного при этом убив, и двоих покалечив.

— Я кровь с камней лизал в холмах Калеи!!! — будучи во хмелю, орал медведь, бродя в одиночестве по пустынным галереям Рамира. Кое-кто поговаривал, что Аргал и вправду сражался на той войне. Медведю с той поры не перечили, тем более что лужа крови из расколотого волчьего черепа четыре дня мозолила наёмникам глаза, пока кто-то не догадался присыпать её песком. Ситуация изменилась год назад, с появлением в Рамире Рашми.

Удивить наёмников Мигроса очередной воительницей было не просто, но наёмники всё же удивились, так как антилопы нильгау появлялись на севере, прямо скажем, не часто.

Высокая, ростом под потолок южной галереи Рамира, широкоплечая, невероятно спокойная, даже немного отрешённая от сего мира Рашми, мгновенно приглянулась многим воякам. Особенно тем, кто считали себя травоядными. Впрочем, и некоторым хищникам хотелось приласкать её гладкую бурую шкуру.

Захотелось и Аргалу.

Неизвестно, куда смотрел бывалый охотник, видимо в кроткие чёрные глаза Рашми. Приглядись медведь к её набитым до каменных мозолей кулакам, шраму изуродовавшему верхнюю губу и ожерелью из двенадцати тигриных клыков, он наверное бы передумал. Но привыкший получать всё и сразу Аргал подкараулил антилопу в южной галерее у колодца. Жадно всхрапнув, медведь навалился на Рашми и тут же получил кулаком в кадык. Затем, антилопа, по-особому зажав пальцами ноздри, коротко свистнула. На свист из малого юго-западного коридора выскочили наёмники её деца — олень-марал Гаррот и тарпан Адаро.

Превратить медведя в фарш и костную муку помешали гепард Фархад и четверо из старших 'львят' Мигроса. В итоге, Рашми отделалась пятью ударами палкой и лишилась звания децара, Гаррот и Адаро получили по три удара, Аргал же, два месяца поправлял здоровье у себя в берлоге за надёжно запертой дверью, сращивая шесть рёбер, голень и левое ухо (ухо срослось криво), а поправив, снова попытался исполнять обязанности королевского лесничего. Вот тут то медведь и понял, что помимо здоровья он лишился ещё чего-то очень важного.

Его перестали бояться. Охотники совершали вылазки без него, разрозненными группами, и что самое обидное, неизменно возвращались с добычей, видно хорошо усвоили его, вбитую зуботычинами науку. Аргал принял меры — поймал и избил двоих непокорных, вдребезги разругался с децарами и саталами войска, и был сурово допрошен Фархадом, после того, как напился и подрался в очередной раз.

После разговора с гепардом Аргал окончательно скис. Он всё чаще разглядывал дно своей кружки для бурна и всё реже пытался заявить о себе, поскольку все попытки неизменно заканчивались, прямо скажем, неважно.

В берлоге тлела лучина и в её свете, громоздящаяся под бурым пледом, туша, выглядела устрашающе. Мысленно воззвав к покровителям рода, барс перешагнул через валявшийся у порога табурет и вплотную подобрался к изголовью ложа, где над краем пледа, вздымался чёрный конус медвежьей морды.

Тщательно взвесив в руке ведро, Рохом окинул прощальным взглядом засаленный ковёр на стене, развешанное на нём оружие, перевёрнутый бочонок, служивший Аргалу столом, пожелал про себя Хизагу скорее сдохнуть, и широко размахнулся.

— Ага! — уловил барс чей-то осторожный шепот, когда карающее ведро с гулом вознеслось к потолку, — то-то медведь удивится...

— Влурбл?!! — удивился медведь.

Досматривать обещанное лисом, 'самое интересное', Рохом, естественно не стал, тем более что геройский дец уже благополучно чесал по коридору, да так, что подошвы чукашей дымились. И Рохом полетел сквозь тьму спящего Рамира, как сапсан, поскольку сзади, назревало то, что и неприличным словом описать страшно.

У второго поста, воителей догнала ударная волна со щепой от разбитой двери.

Затем, из недр четвёртого яруса пришёл дробящий камень и задувающий факелы рёв:

— У-у-у-бью-у-у!!!

Звякнуло оброненное дремавшим стражником-волком копьё. Испуганно пискнула за одной из дверей, приглашённая на ночь, каким-то ушлым наёмником, самка.

Недалеко от поворота к лестнице, что вела в пятый ярус, кто-то поймал Рохома за пояс и утащил в пыльный простенок.

— Что...

Узловатая ручища Ругарда моментально залепила ему морду.

— Тс-с! — оборвал его олень, — и торжественно объявил, — А сейчас, бревно!

Оказалось, что верёвка понадобилась Хизагу вовсе не для того, чтобы вязать спящего стражника, как было решил барс.

Пронёсшийся мимо подобно буре Аргал, под ноги разумеется, не смотрел, а зря. Запнувшись за растянутую поперёк коридора верёвку, королевский лесничий покатился по крутой лестнице, гремя как мешок набитый костями. Вслед Аргалу считать ступени отправилось тяжёлое бревно, привязанное к другому концу верёвки. Догнало оно медведя в конце лестницы и, судя по вою, догнало как положено.

Ругард удовлетворённо фыркнул.

— Ну вот, ещё одна ночь не прошла в пустую. — выдохнул олень, — Ну что, Рох... По кружечке и спать?

Рохом молча кивнул.

Возвращались не спеша.

В длинном коридоре второго яруса гулял холодный ветер, тревожно мигали почти прогоревшие факелы. За надёжно запертыми дверьми своих децов, злорадно перешёптывались наёмники.

— Ругард! Рох! Скорее... — нетерпеливо топтавшийся на пороге песец Нугыл, распахнул перед ними дверь деца. В полной темноте, его плотно обступили наёмники, и каждый из них крепко стиснул Рохому запястья.