Часть вторая. Искусство вязать узлы

— "Бумеранг", примите код Трехстороннего Комитета: код...

— "Бумеранг" код доступа Трехстороннего Комитета подтверждает, прием...

И в наушниках, разом прорезав всю неразбериху, раздался железный, чуть брезгливый голос человека, который даже не допускает возможности, что его могут ослушаться:

— Послушайте, Подкидыш, это не мы, это чья-то самодеятельность... У вас там отмахнуться есть чем?

— Найдется.

— Так сбивайте их всех к чертовой матери! Слышите? Не вздумайте жалеть, бейте в кровь, бейте в душу. Это не наши люди, это оборотни, которым нет пощады. Продержитесь, сколько сможете, а я сейчас спущу на них всю свору. И вот еще что... Как бы там ни кончилось, — примите мои извинения. Слышите? Великий Князь приносит извинения и клянется неукоснительно разобраться со всеми. Вы слышите меня, воры?

— Делайте свое дело, делайте! Это не Его Высочество, это провокация!

Тут в многоголосый хор вплелся спокойный голос пассажира:

— Хозяин, "пятнадцатая" повернула к нам, на таких скоростях уже минут через пять здесь будет.

— Пять минут! — Тихонько взвыл Дубтах. — Это целая вечность! Будем расходиться на встречных. Держись!

— Всеми конечностями. Очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь. Впрочем — одобряю.

Компенсаторы — на максимум, форсированная тяга! И вот вам, в соответствии с августейшими пожеланиями, — две "Дану" в рожу! На таких скоростях он разминулся с перехватчиками быстрее, чем ошалевшие от такой наглости, разогнавшиеся гончие что-либо успели предпринять. И неожиданно, как это обычно и бывает в подобных невразумительных ситуациях, нападающие дружно развернулись и направились в каком-то абсолютно неинформативном направлении. Впрочем, так поступили не все: один из перехватчиков явно отставал, хромал и вообще чувствовал себя, судя по всему, плохо. Кажется — все, и на сем это небольшое недоразумение, кажется, следует считать исчерпанным... И железный голос в наушнике сказал:

— По— моему — уже все. Рекомендую далее следовать по исходному варианту. И лучше поскорее, потому что четыре часа утра — не лучшее время для шуток...

— Здравствуйте, господин десятский, — проговорил после минутной паузы, во время которой он пристально вглядывался в стоящего перед ним человека со шрамом, высокий, худощавый человек в идеально пошитом жемчужно— сером костюме — тройке — и зевнул, деликатно прикрыв рот ладошкой, — вас, воистину, довольно-таки мудрено узнать.

— Так и было задумано, — поклонился названный десятским, — так что все правильно, Ваше Императорское Высочество.

— Я и сам-то до смерти хочу спать... Чер-рт, до чего ж я ненавижу бессонные ночи... Так что вполне могу себе представить, насколько устал ты, — но увы! — Он, встав во весь свой немалый рост, развел длиннопалыми, жилистыми руками. — Получилось так, что при данных обстоятельствах все наши дела являются исключительно только срочными, неотложными, экстренными... Так что прежде всего, разумеется, — кто? Это тот, о ком я думаю?

— Увы, Ваше Высочество... Кстати, — в отношении него у меня как раз не было доказательств. Так что, если бы не его безобразная выходка, я, скорее всего, никому бы и ничего не сказал.

— Да, это он, — по лицу великого князя мимолетно скользнула улыбка такого свойства, что даже Дубтаху, которому со стороны этого человека ничего не грозило, все равно стало неуютно, — немного погорячился. Не понимаю, — и чего, спрашивается, ему не хватало? Впрочем, — он и всегда был дураком, и у меня просто— напросто не доходили до него руки... К его, как это ни парадоксально, несчастью, потому что сейчас процесс дохождения рук будет выглядеть по— другому... Что, Ансельм, прямо сейчас поедем?

— Пусть еще малость поварится. Где тут?

— Что, не терпится?

— Нет, — устало покачал головой Анслам — Насла — граф Ансельм Мягкой, — просто-напросто это довольно-таки много, и я просто боюсь что-нибудь упустить.

— Тогда — прямо перед тобой. Исповедуйся, мой ключ уже введен... Слушай, Желан, — ты не организуешь кофе мне, господину графу и нашему многоуважаемому гостю? Можно? — Человек в сером комбинезоне молчаливо поклонился. — Благодарю, любезный мой...

То, что последовало за этим, вызывало нечто вроде мистического ужаса: вызвав на экран огромного дисплея карту, человек со шрамом попеременно то печатал на клавиатуре, то, отхлебывая кофе, негромко диктовал что— то в микрофончик, то растыкивал значки прямо на экране, услужливо увеличивавшем в подобных случаях масштаб. Сотни названий и имен. Тысячи цифр и кодов. Какие-то кошмарные комбинации того, другого и третьего. Два с половиной часа к ряду, ни разу не сбившись, без остановок, за исключением коротких, тихих консультаций со здешним грозным хозяином. Тот тоже потихонечку пил кофе и с чуть брезгливым видом, который, очевидно, и был для него самым обычным и ни к чему конкретному из окружающего его, как правило, не относящимся, искоса поглядывал на согнутую перед экраном могучую спину. Потом не выдержал и он:

— Послушай-ка, — у тебя и всю жизнь была такая память?

— Разумеется, Ваше Высочество. Как и у всех мало-мальски нормальных и сравнительно молодых людей. И так же, как все, я абсолютно не умел ей пользоваться. Другое дело, что теперь я просто не понимаю — как можно забыть то, что необходимо запомнить? Вот этого вот — не помню, как нельзя доподлинно вспомнить себя — трехлетним... Вас, надеюсь, именно это интересовало?

Работая, он машинально ковырял свой фирменный шрам, а потом, когда уже под завязку нафаршировал "Киклас — 6", и многострадальный агрегат приступил к формированию вариантов и педантичному представлению их на предмет критики, сказал:

— Вот интересно, — когда сидел на островах, то мне и в голову не приходило теребить эту гадость, а как вернулся — так впору пальцы поотрубать... Чер-рт... Простите, Ваше Высочество, — нельзя ли тут откуда— нибудь добыть лекаря?

Великий Князь поперхнулся кофе:

— Разумеется! Сейчас— сейчас... Тебе плохо?

— Ваше Высочество, — укоризненно прогудел Ансельм, разводя своими жуткими жилистыми лапами, — вам часто приходилось видеть, чтобы офицерам лейб-гвардии становилось плохо даже после полутора литров? Уверен, что попросту никогда... Вот эта вот штука надоела за все эти годы, так надоела, что сил никаких нет...

— Шуточки у тебя, гляжу, — проворчал князь, бросив на собеседника обиженный взгляд и набирая номер на клавиатуре телефона, — и впрямь все те же остались...

— Увы! Попросите его, чтобы зажим приволок обязательно. С зубцами такой...

— Господин лекарь? — Ехидно проговорило Его Высочество. — Я вас не разбудил? Нет? Ну я рад... В таком случае будьте любезны незамедлительно пройти к моему личному терминалу... Да. Нет. И обязательно захватите такой зажим с зубчиками. Знаете? Как зачем? Пытаю тут одного. Пы-та-ю, говорю... Да, самолично, и просто-напросто не могу понять, что вас тут так удивляет? Ну и все, что к этой... зубчатке положено, тоже захватите...

Мягкой сидел перед экраном полуобернувшись, глядел на картинку — искоса, и только изредка, лениво тыкал толстым указательным пальцем в клавишу "Указ", когда в зале показался невысокий, плотненький военлекарь с до крайности взволнованным лицом.

— А— а, принесли? Вот спасибо, давайте сюда...

И, подойдя к зеркалу, висящему над раковиной (Дубтаха просто поражала сугубо имперская манера растыкивать рукомойники в самых немыслимых местах), он страдальчески сморщился и зверски подковырнул толстый, бугристый край шрама.

— Да вы что, с ума сошли? Давайте я!

— Не-ет, господин военный лекарь, у меня с ним свои счеты... Кроме того — я знаю, как эта пакость лежит... Ваше Высочество, — вы, может, отвернетесь все— таки?

— Почему же? — Холодным голосом осведомился тот, поднимая фирменные Костиничевские брови. — Мне очень интересно. Вдруг пригодится. Кроме того, — я ведь тоже некоторым образом гвардейский офицер. Так что не стесняйтесь.

Аристократ, не оборачиваясь, кивнул и заново начал терзать верхний, не раздвоенный край своего украшения, потом раздалось довольное: "Есть!", — и каким— то одним, по— звериному плавным движением выдрал весь свой жуткий шрам целиком. На его месте осталась только обширное, причудливой формы пятно тонкой, розовой, депегментированной кожи, усеянное редкими кровавыми точками, а сам Ансельм выпрямился с торжествующим видом подняв над головой зажатый в инструменте бугристый, серо-желтый кривой клок омертвелой плоти. Лекарь глядел на редкостный образец с явным интересом:

— Не позволите ли полюбопытствовать?

— Да отчего ж? — Он протянул зажим собеседнику. — Пожалуйста!

— М— м— м... Может быть, — заодно поделитесь, как сотворили этакое? Что— то вот так, сразу, не соображу...

— А-а, производит все-таки впечатление? Не знаю, как бы это проделал истинный специалист, но я первым делом вырастил по книжке культуру собственных фибробластов. Потом — дождался, пока не появятся признаки асинхронных митозов и атипичного роста...

— О, атипичный а-плант? Очень, надо сказать, рискованная выходка!

— Да, — кивнул головой бывший человек со шрамом, — вот и я решил, что слишком рискованная. На последнем этапе перед подсадкой я добавил в культуру дельта— псевдопорфирин, — разумеется, — по избытку. Вы бы видели, лекарь, какой до— вольный вид был у культуры: она была красная, как губы упыря, как... Как не знаю что. Потом, — скарифицировал кожу, потом — посадил себе эту пакость на рожу. И, знаете, — хор-рошо принялась! Пошла эдакими бульбочками и почечками красненькими... В общем, — выждал я это два приблизительно митоза по расчету, устроил себе восьмиминутную гипервентилляцию чистым кислородом а прямо по ходу ее шарахнул по импланту гелий— неоновым, с двадцатью пятью выходной и четвертью часа экспозиции. К счастью — изделие, как видите, сдохло все целиком. Потом осталось поверх всего одну там сеточку особую аккуратно наклеить — и все.

— Да. Очень, очень остроумно... Только вот не слишком ли того... Сложно?

— Уважаемый лекарь! Вы попросту не представляете себе, с какими людьми мне там приходилось иметь дело... По некоторым параметрам они будут поопаснее любых контрразведчиков, потому что, в отличие от этих последних, они ничего не проверяют, заподозрив, а всецело полагаются на свое звериное чутье. Потом, заподозрив, просто— напросто, не приводя никаких резонов, пришибают... В такого рода действиях не то чтобы вовсе не было логики, — просто эта самая логика совсем-совсем иная, для нормальных людей непредставимая. Как будто из другой вселенной с совсем другими законами физики. Там все должно быть не как настоящее, а попросту настоящим...

— И вы...

— И я, — кивнул головой Ансельм, — был самым настоящим пиратом. Весьма. С сертификатом качества. От подробностей, с вашего разрешения, воздержусь...

— Ладно, пират, — зато геля такого вот вы не знаете с гар-рантией... Извольте несколько повернуть рожу... Вот та— ак... К утру заживет, а потом настоятельно рекомендую крем для загара и сеанс УФО... Непривычно себя чувствуете?

— Ужасно. Даже кажется, что глаз полностью не раскрывается...

— А вы как хотели! Мышцы — ж того... — он издал звук, напоминающий таковой от пробки, вылетающей из бутылки, — атрофировались! Так что, ко всему прочему, — непременно нужен массаж лица...

— Непременно, — почти пропел, перебив его, Мягкой голосом манерной девицы из пригорода, — и еще подтяжку кожи сделаю! Чтобы уж совсем уж как старая шлюха из высокородных ...

Лекарь обиженно надулся, а Его Высочество, уже несколько минут с наслаждением наблюдавшее за развитием событий совершенно змеиными глазами, вдруг став серьезным вмешалось совершенно змеиным, мертво шелестящим голосом:

— Между прочим — лекарь прав. И чем меньше физиономия вашего сиятельства будет напоминать того... с сертификатом — тем лучше. Считайте это моей настоятельной просьбой. Вы, надеюсь, еще не забыли, как следует интерпретировать просьбы начальства?

— Такое — не забывается, Ваше Высочество. Ответственно говорю. А что, — эта штуковина уже все усвоила?

— Увы. Как ни удивительно. Так что... Сколько времени вам нужно на бритье и переодевание? С учетом того, что гардероб вам заказан и уже находится здесь?

— Ежели чтобы уж совсем роскошно — десять минут. Насколько я понимаю, — мы направляемся с визитом к нашему общему знакомому? Прямо сейчас?

— А что? Ему, как исправному служаке, по всем правилам надлежит быть на службе...

— А не ударился ли знакомый в бега? Или, паче того, — не застрелился ли сдуру?

— А если я, — задумчиво проговорил Великий Князь, — возьму, — да и позвоню ему? Сурово, но все-таки не до смерти распеку за бардак и нераспорядительность? Как вы считаете?

— Подождите, сейчас вызову образ... — он замолчал и замер с полузакрытыми глазами, — ага... Так, исходя из психотипа следует предполагать, что он почувствует очень большое облегчение и расслабится. Очень может быть — что выпьет глоток чего-нибудь крепкого прямо из горлышка.

— Так я — звоню, а ты — собирайся. Сразу подходи к выходу, там будет ждать машина. И вы, — словно вспомнив о его существовании, князь поворотил свое, враз ставшее холодным, лицо к Дубтаху, — тоже поезжайте с нами. Хоть удовольствие получите...

Глянув в отблескивающие тусклым, змеиным блеском глаза Его Высочества, глаза, в которых только изредка вспыхивали искорки адского огня, Дубтах усомнился в том, что предстоящее доставит ему удовольствие, но спорить все-таки не стал. Ансельм — исчез, хозяин лениво взял со стола аппарат и своими длинными пальцами буквально выколол на клавиатуре какой— то номер.

— Соедините меня с воеводой... А это кто? Теперь понял. А беспокоит вас, уважаемый старшина, некто Адриан Кавич, слыхали о таком? И воеводу тут же стало можно? Замечательно! Господин воевода? Что у вас там творится, откуда здесь взялась "Одиннадцатая"? Что — "ни сном, ни духом"? Как — "абсолютно не причем"? Да? А тех, кто причем, — я на эти места ставил? Я держу на ответственнейших постах олухов, не способных расстегнуть ширинку на штанах? Уж конечно — разберетесь! Да? А я сегодня, по вашей милости, имел пренеприятнейшее объяснение, — знаете, с кем? Сказать, или сам догадаешься? Вот вы не поверите, воевода, — я ведь вас и до этого случая неоднократно хотел выгнать! Ничего подобного. Просто не нравились — и все. Чутье такое на людей, вот и сейчас не ошибся. В общем так, — жду с докладом у себя в канцелярии ровно в два. Если успеете до этого времени высосать из пальца что— нибудь приемлемое, напечатать красивым и разборчивым шрифтом, положить в красивую папку и перевязать розовой ленточкой, — я не выступлю с инициативой относительно вашей отставки. Исключительно в память о вашем родителе. Но и защищать вас, если что, тоже, разумеется не буду... И вот еще что, господин воевода... Вы позволите пару слов в неофициальном порядке? Спасибо. Весьма тронут. Так слушайте: твое счастье, старая с— свинья, что все кончилось более— менее благополучно!

А. правду говоря, — и прилично же у них Великих Князей готовят. Пожалуй, на месте того воеводы он бы после такого разговора тоже усиленно сосал бы палец... Нет, все— таки — не сосал бы. Пожалуй, — все— таки застрелился бы, пока не поздно...