Самотоп из нового мира

Впрочем, нас с Тулузьеном никто обижать не стал: не углядев, вероятно, ничего угрожающего в фигурах двоих идущих по дороге вооружённых мужчин. Да в этом мире так или иначе вооружены все, кроме дошколят и, возможно, священников (в последнем не уверен). Удовлетворившись ответом по поводу наших личностей, караульщики преспокойно открыли проход внутрь усадьбы. А что вы хотите? Это же деревня, пусть и радиофицированная: местные всех своих знают, включая солдатиков из маленького гарнизона, а о том, что с моря пришли торговцы, в гасиенде знали ещё до того, как 'Севастополь' приткнулся к хлипкому причалу. Соответственно, радировали сюда и о мирном нашем поведении — и сообщили не по служебной необходимости, а попросту в виде очередной сельской новости. Постовыми оказались трое подростков со свешивающимися с плеч затёртыми местами до тускло-серебряного блеска АКМ. Если из автоматов ещё и палили так же интенсивно, сколько таскали в руках, то, подозреваю, стволы у них расстреляны вусмерть. Как и следовало ожидать, ни по-русски, ни по-английски пацаны не понимали. Однако наш Тулузьен выказал себя полиглотом и сумел на смеси испанского, португальского, французского и, подозреваю, аквитанского и арабского разъяснить, что нам желательно увидеть здешнего 'гранд сеньора'. Старший поста переговорил с кем надо по 'ходиболтайке' и выделил в качестве сопровождения паренька в выгоревшей до светло-голубого колеру некогда синей безрукавке, вооружённого самым затёртым автоматом. Причём спину одёжины украшала нашивка с каким-то худым дядькой в сюртуке, при усах и эспаньолке, а исцарапанный приклад — переводилка с Че Геварой. Я и не знал, что такие ещё производят: если вдруг замечу в продаже — надо бы купить в память о романтике советского детства. Я мелким тоже норовил обклеивать картинками что попало, от гитары до школьной сумки. Правда, портретики Че у нас не попадались: всё больше цветы, мультяхи и очаровательные фройлян родом из Германии.

Компаньеро Теодоро Моралес обнаружился внутри самопального ангара со стенками из палаточной ткани оранжевого колеру, укреплённой при помощи столбов из того же гигантского бамбука. Ввысь они поднимались метров на семь, и я даже затрудняюсь определить, какой глубины ямы для их установки пришлось копать. Крыша из гофрированного кровельного железа была окрашена в ярко-красный цвет для того, чтобы не слишком нагреваться от солнца. Занимался самый богатый человек округи делом что ни на есть пролетарским: возился с двигателем высокого колёсного трактора с надписью 'Massey Ferguson' на боку. Тут же крутилась и подсобница: рыжеволосая девушка-подросток довольно плотного сложения в зелёном комбинезоне.

Поскольку моё знание испанского, помимо традиционного 'хола!'85 ограниченно лишь несколькими широко употребимыми фразами, предполагалось, что переводчиком станет наш 'белорусский тулузец'. Однако выяснилось, что Моралес приемлемо знает русский язык, поскольку в молодости прожил три года у нас на Кубани, обучаясь по агрономической части.

Предложение приобрести остатки черепашатины компаньеро Теодоро не заинтересовало:

— Мы здесь живём один коллектив, хотя и много семей. Как пчёлы, понимаешь? Вместе работаем, вместе планы делаем, как лучше работать, вместе распределяем, кому сколько надо продуктов, а сколько надо продавать. Кооперасьон, понимаешь? Просто так денег нет. Продал боб, продал овощ, авена 86, сентено 87: деньги немножко есть. Покупали электрик панел, динамо, металл, патроны, газолина 88, книги, тетрадь — опять денег нет, понимаешь? Немножко есть, да. Но это, как у вас говорят, для чёрного дня. Если люди сами твоё мясо купят — пускай. У них есть немножко... эээ... прибыль, да. На вкусное зачем не потратить? Детям конфеты, всем матэ, кафа, кто как хочет. Там, раньше, люди из разных стран приезжали. Кто-то что-то любит, понимаешь? Я у вас жил, русские много пиво, водку пьют, но много и чай любят. А в Альянсе чай мало любят, любят другое. А оно не растёт здесь, надо импортасьон... Да, привозить с той Земли. Дорого. А мясо здесь поймать можно. Само приходит. Дешевле, понимаешь?

— Чего не понять. У нас говорят: 'деньги счёт любят'. И что — делаю жест, как бы охватывая рукой владения 'кооператора' — вот это всё хозяйство самоокупаемо, с нуля на трудовые копейки построено? Здесь одни укрепления не меньше миллиона стоят, не говоря о минах, электроснабжении и прочем-разном. Хорошо живёте, приятно посмотреть!

Моралес блеснул стальной фиксой на месте верхнего клыка:

— Хорошо живём, да. Ещё у нас амбуланс 89 есть, там тоже денег много. Но нет, не миллион. Кредит брали в Корпорации, триста семьдесят тысяч талеров, когда решили кооперасьон делать. Отдать надо восемьсот тысяч, но не миллион. Немного уже отдали. Форталеза 90 делали все вместе, когда два года назад приехали. Нельзя было без. Анималес мигран, большие сильно, дома ломали, людей били, надо было лечить. А здесь жунгля, понимаешь? Трудно рубить, чистить жунгля. Потому стали анималес стрелить и делать форталеза. Сначала много мяса приходило, сейчас не столько много. Но приходят. Тогда из асьентаменто люди сюда бегут, а солдадос остаются. У них... как это... Пулеметальник есть. Два. И у нас есть тоже.

— Пулемёты?

— Да, правильно. Давно по-руску не говорил, немножко забываю.

Тут в разговор вмешалась рыжая девчонка:

— А с мамой ты говоришь, и мной тоже!

В её речи чувствовался акцент и некоторая неправильность построения фраз, но нам всё было вполне понятно. Латифундист-кооператор неодобрительно сверкнул глазами:

— Брыс, Кошка! Кто учил в разговор мужчин говорить? — и вновь обратился к нам с Евгением:

— Правильно говорит: немножко по-руску говорю. Но это амор, семея, нам про пулемёт не нужно говорить. Нам про другое нужно.

— На русской девушке женились?

— Не очень так. Казачка, не совсем руска. Как это говорят — интернасьональ, компренде?

И тут же сменил тему беседы:

— Скажи, газолина продать есть? Газолина мы купим. И книги эспанол... на испанском, да. Можно инглиш и португал. Сельское хозяйство, медицина, учебные и новые... эээ... фиччион, да?

— Фантастика, что ли? — Проявил грамотность Тулузьен. — Про космические полёты или про всякую магию и демонов с эльфами?

— Нет, не так. Не космос, не демон. Как это сказать? Вот я был в России: там Толстой, Чехов, Симонов, Шолохов — кто про жизнь делал книги. Вот такие надо, только не те, они все давно умерли, а такие, которые сейчас. Про жизнь, про людей — на испанском, понимаешь?

Увы, нам осталось только развести руками. Не то, что ввозимые и в бумажном, и в электронном виде из прежнего нашего мира были особым дефицитом, но вот о том, что они годны на продажу испаноговорящей публике, я как-то не подумал. И уж тем более не озаботились этим пассажиры 'Севастополя'. В моём рундучке, помимо учебников по судовождению и различных инструкций, облегчающих эксплуатацию матчасти, хранился только здоровенный красный том 'Порт-Артура'91, подаренного дедом по окончании мной первого класса, так сказать, 'на вырост' и того же альбомного формата 'Героические корабли российского и советского Военно-морского флота'92, купленный случайно на 'блошином рынке' ради шикарных художественных иллюстраций (поскольку боевые биографии самих кораблей, от построенного ещё при царе Алексее 'Орла' до лидера 'Ташкент' в общих чертах я знал и без того). Была ещё и флешка с 'пиратской' копией 'Британики' и 'БСЭ' и, почему-то, 'Моей политической биографией'93, затесавшейся туда отдельным файликом. Но это всё было явно не то, что требовалось тутошним 'кооператорам'.

'Не тем', как выяснилось, оказалась и подотчётная Тулузьену солярка: Моралесу нужен был именно 'газолин', то есть бензин и, желательно, не ниже 92-го. Дизельного топлива запасливые латиносы при переезде на это побережье завезли столько, что хватит и на этот, и на следующий год, 'а вот тогда...'...

— А оружие и боеприпасы, случайно, не требуются? А то мы везём коммерсанта с целой тонной этих товаров.

— Патроны, гранаты есть? 'Калаш', 'Спрингфилд'? Почему с вами не пришёл, не привёз? — Моралес был даже несколько разочарован таким несерьёзным отношением 'оружейного барона' к бизнесу: почему тот не обратился с предложением к 'вах, такому уважаемому человеку!'?

Насчёт 'калашниковых' и прочего точно не скажу, всего ассортимента мы не видали. Надо уточнять. Вот ППШ у него точно есть, и пулемёт станковый на продажу. А патронов много и разных. Надо подходить смотреть, спрашивать. Он сейчас прямо возле причала, где моё корабль стоит, своим товаром торгует.

— Бьен, маравиллосамете 94 — Теодоро вновь разулыбался, сверкая фиксой — Момент, я сейчас.

Нырнув ненадолго в кабину трактора, латифундист выбрался оттуда с АКМом на плече и солидным на вид 'кирпичом' рации в руках. Выйдя из ангара, он прямо у входа принялся кого-то вызывать по-испански и, установив связь, минут семь вёл активную беседу, непроизвольно жестикулируя свободной рукой, то крутя запястьем в воздухе, то сжимая пальцы в кулак и резко опуская и поднимая его перед собственным лицом. При этом он постоянно вертел головой, как будто опасался нападения с воздуха. Окончив радиопереговоры, он вновь вернулся к нам:

— Простите, здесь крыша мешает радио. Говорил с асьентаменто 95, там друг пойдёт, посмотрит товар, надо — купит. Наверное, надо. Анималес ходят, бандидос тоже ходят... эээ... и-ног-да. Патроны стрелить надо, а патроны не банан, на кусты не растёт, не алмейя... устриц, да, на берег не лежит. Может быть, через десять лет, через двадцать лет сами будем делать — не знаю. Но это не быстро. А сейчас покупать надо.

Как-то я не уверен, что даже через двадцать лет на этом побережье будет работать фабрика боеприпасов, но здешние латиносы показывают себя ребятами активными и трудолюбивыми, так что нельзя исключать и такого варианта развития событий. В СССР же сумели после двух войн подряд и разрухи свою промышленность поднять, да такую, что экономика всей гитлеровской 'Объединённой Европы' её переломить не смогла? Так, может, и здешние беглые сандинисты 96, фарабундовцы 97 и прочие компаньерос, не придавливаемые санкциями США, на что полезное сподобятся? Ну, удачи им. Люди, вроде, неплохие.

А вот насчёт тех, на кого местные тратят боеприпасы, не худо бы и уточнить:

— Минуточку, сеньор Моралес...

— Меня лучше звать компаньеро. Сеньор это тот, кто имеет эсклавитудос... эээ... рабов. По-руску — господин, да? А это стыд. Раб — стыд и господин — стыд. Не надо такое говорить.

— Прошу прощения, компаньеро Моралес. Не хотел оскорбить.

А что здесь за бандиты? Организованы или просто мелкие шайки и одиночки? Откуда берутся? Где базируются и действуют? Какое оружие и технику имеют? Мы здесь люди новые, мало что знаем. Не хотелось бы случайно столкнуться с ними...

— Бандидос бывают различные. Одних... эээ...извергают люди из сьюдадес и асьентаментос, когда он сделал плохо, но стрелить не надо, они не совсем плохо. Такой может уйти в другое место, там один жить или с людьми, если те согласные. Но он может и идти к бандидос. Другие, которые сильно бандидос, там, на том свете были: людей стрелили, деньги отбирали, кометер крименес, понимаешь? Как это по-руску? Ур-ка, брать-ки. Они бегут на Шершив, но трабайо хонесто... работать не хотят. Людей грабят, инцюдадос эн ла эсклавитуд, чтобы эти люди им работать стали...

— Ловят рабов, что ли?

— Да, наверное так по-руску. Пеженто бандос сюда не приезжают. Уже, понимаешь. Кто приезжали — мы их стрелиль стали. Большие бандос здесь близко нет, мы не слышали. Туда, вверх реки есть. Солдадос их находят, чтобы стрелить. Бандидос боятся, прячутся в жунгля, но не все. Много их стрелить получается. Но если солдадос нет или их мало-мало — бандидос сами всех любят стрелить и ловят эсклавитудос и всё забирают: деньги, вещи, еду. Будешь туда плыть — делай внимание!..

Рио Амарилло, Шершыв, 8 год от Прорыва, 03.05.

...'Делать внимание' при плавании по Рио Амарилло — как оказалось, основное занятие капитана. Протекающую через тропические джунгли реку можно лишь условно назвать судоходной. Хотя глубина фарватера позволяет прохождение судов гораздо крупнее 'Севастополя', движение по нему составляет немалую опасность. Постоянно приходится маневрировать, огибая мелкие острова и, что гораздо неприятнее, намытые течением мели. Учитывая, что никаких лоций никто и не пытался составлять, удовольствие ниже среднего.

Дорогие мои читатели!

На этом месте я на некоторое время останавливаю последовательное описание путешествия 'Севастополя' по территории Боливарианского альянса. К этой теме мы с вами ещё вернёмся, а пока хочу рассказать, что такое Новый мир — Шершив, как Александр Заглоба там оказался и что делал до начала путешествия.

Об этом и повествует

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Санта-Круз, Шершыв, 8 год от Прорыва, 10.06.

Верно говорят люди: хуже нет, чем ждать и догонять. А когда ждёшь, когда же собственный организм пойдёт на поправку и появится возможность вставать с больничной койки и хотя бы на костылях начать прогуливаться по коридору хотя бы до латрины, как здесь именуют помещение туалета, то настроение уж совсем никуда! Тем более, что сосед по палате не слишком разговорчив, да к тому же не разумеет никакого языка, кроме родного испанского, куда порой вставляет щёлкающие фразы мове какого-то из племён центральноамериканских аборигенов.

Это ведь у нас, белых, в сознание вбит стереотип, что в Америке живут некие 'индейцы', как их по пьяному делу обозвал в своих отчётах какой-то позднесредневековый мореплаватель, посчитав их индИйцами, то есть жителями полуострова Индостан. На самом деле там жило много племён и народов, с разными обычаями, разным жизненным укладом и, конечно, множеством языков и диалектов. Англосаксонские колонизаторы, жадные до чужого добра и земель, постепенно довели популяцию племён до полутора с небольшим процентов, выделив 'с барского плеча' для проживания им 'целых' два процента территории США под резервации. Южнее мексиканской границы ситуация, тоже довольно жестокая, была всё же не такой катастрофической: после первого натиска колонизаторов, сопровождавшегося тотальной резнёй, началась постепенная ассимиляция аборигенов, их метисизация как с белыми пришельцами, так и с ввезёнными из Африки чернокожими. Метисы и кватероны быстро восприняли в качестве инструмента общения речь испанских и португальских колонизаторов. Но до сих пор в центрально— и южноафриканской сельве и горах есть территории, где живут рядом десятки племён, сохранивших свои речевые особенности. Это несколько напоминает ситуацию в Дагестане, где людям из соседних аулов порой, чтобы понять друг дружку, приходится переходить на русский язык.

Радиосеть в больничке есть, и даже радиоточку из коридора внутри палаты слышно немного. Да вот незадача: музыку там почти не передают, транслируя, главным образом две бесконечных радиопостановки-'сериала'. Естественно, на языках Лопе де Вега-и-Карпильо и Пере Химферрера, а не Пушкина с Задорновым. Томик стихов этого самого Химферреры достался мне в наследство от кого-то из прежних пациентов и я даже пытался со скуки его читать, благо, латинский алфавит знаком со школы. Но наличие знакомых букв и даже узнаваемых местами 'словей' в познании шедевров современной испанской поэзии мне никак не помогло. Так что уже к обеду второго дня после операции я был готов со скуки по потолку бегать, вот только физическими возможностями для этого никак не располагал. В обед в палате появился Ломакин, которого после последнего боя 'Севастополя' приютили у себя местные милисианос. Приволок свёрнутый из пальмовых листьев пакет с пастилой из каких-то непонятных фруктов, сладким печёным картофелем и пресными лепёшками. Прилагавшееся к передачке пиво было зверски изъято медикусами на основании 'не полагается и всё тут!'. Из несъедобного мне был вручён блокнот-ежедневник, газетная вырезка с заметочкой о 'грандиозном сражении с бандитами', в котором геройски погиб 'Севастополь' и початая коробочка с чертёжными карандашами 'Конструктор'. Карандаши были нашими, ещё советского выпуска, судя по обозначению ГОСТа и года изготовления '1989'. Где он их только надыбал в глубине боливарианской территории? Лом рассказал, что боливарианские вояки, которым он проговорился о своей давней службе в БЧ-3, предложили временный контракт в ремонтных артмастерских Альендесьюдада с оплатой по факту. Поскольку почти всё имущество матроса погибло вместе с нашим судном, тот решил не быть нахлебником у хомбрес, а заработать немного на обратную дорогу. Так что на следующее утро Сергей уехал, не успев даже заскочить попрощаться.