Будь любезен, спаси меня от неприятностей

Агата резко свернула в бок. Между двумя двухэтажными домами здесь размещался широкий проход с высокими арочными воротами... правда открытыми нараспашку. За ними был внутренний дворик с кустами рябины, пара грубо сколоченных скамеек и шесты с натянутыми между ними веревками для сушки белья.

Девушка, оказавшись аккурат посередине между домами, завертела головой. Если левый был новым и вполне аккуратным снаружи, то второй уже был весьма стар — брёвна, из которых был второй этаж, первый все же построили из кирпича, были уже потемневшими и рассохшимися от времени. Агата, наконец, придя к какому-то решению, пошла ко второму. Окон, в отличии от фасада, тут почти не было. Лишь скособоченная дверь черного входа под маленьким козырьком и уходящая вниз, в подвал, лестница, чьи последние ступеньки терялись в темноте.

Именно лестница, а не дверь вела в то место, в которой Агата решила меня покормить. Вполне похоже на дешевую забегаловку для рабочего люда. Случись мне заночевать в незнакомом городе, я ни секунды не сомневаясь, зашел бы в подобное место поужинать — привередливых меня не назовешь. Но меня останавливала одна деталь — вывеска "Рюмочная номер восемь" над входом. Если считать математику царицей наук, то, посредством простых вычислений, быстро можно вычислить, что в таком месте шанс получить кулаком в лицо был один к двум, а стамеской в бок — один к семи... И, хоть последнее соотношение было не столь большим, я никак не мог позволить Агате спуститься вниз.

— Для чего мы сюда пришли?

— Я же обещала тебя покормить. Забыл?

— Это же рюмочная.

— В том не главное её предназначение.

— Я имел ввиду, что подобное заведение не столь подходящее место для девушки подобной вам, — со всей учтивостью, на которую только был способен, сказал я.

— Первое впечатление обманчиво. Я тут была и не раз — очень душевное место и отменная кухня.

После этих слов она сделал шаг к лестнице, но я, наконец, понял, что нужно воспользоваться своими полномочиями и ухватился кончиками пальцев за край ворота её блузки. Может быть первое впечатление и бывает обманчиво, но в отношении рюмочной в подвале дома я иллюзий не питал. Питейное заведением с покосившейся старой вывеской — отчаяние, горе и крушение надежд в таких местах обычно витали в воздухе так плотно, что их можно было потрогать. И туда, я свой объект охраны точно не пущу.

Замерев, Агата уставилась на меня удивленным взглядом, в котором читалась гамма чувств: удивление от того, что я посмел до неё дотронуться; шок от того, что я перестал себя вести как говорящий предмет окружения; страх того, что её планы начинают рушиться.

— Ты что творишь?

То, что она даже не добавила в конце уничижительный термин, свидетельствовало о том, что она была ошарашена.

— Я забыл упомянуть одну деталь — я не голоден. Совсем. Так что мы можем идти обратно в усадьбу.

— Ну так и возвращайся! А мне надо вниз.

В ад, надеюсь.

— Я тебя не пущу в место, на полу которого был больше крови, чем в полевом госпитале.

— Очень оригинальная сравнение, мне понравилась. — польстила мне Агата, одновременно стараясь избавиться от хватки моей пальцев.

— Спасибо, а теперь пошли отсюда. Ты не против, если я поймаю пролетку?

— Стой-стой, давай поговорим, — как-бы нехотя, выдала Агата, прочитав на моём лице серьезность намерений.

— О чём?

— У меня и в правда тут есть одно небольшое дело, но уверяю тебя — никакой угрозы моей жизнь оно не представляет. В такое время дня здесь не встретить опасных личностей... не то, что вечером. Но я в это время и сама бы сюда ни ногой! В конце концов, я правда готова тебя угостить — ты когда-нибудь пробовал уху из кефали? Просто пальчики оближешь.

— А ты когда-нибудь пробовала копальхен?

— Что? — Агата хоть и удивилась вопросу, но попыток высвободиться не оставила.

— Копальхен... блюдо такое у жителей севера есть. Каждый народ готовит его по-своему, но конечный результат очень похож. Например, ненцы выбирают оленя пожирнее, убивают его и закапывается в торф на пару месяцев, потом достают и едят. Инуиты же говорят его иначе — потрошат тюленя, запихивают внутрь мертвых чаек и прикапывают в прибрежной полосе на полгодика. Ну а как срок выйдет, достают и с удовольствием едят получившуюся полуразложившуюся массу.

— И как этот... копальхен... связан с моим предложением?

— А то, что что твое предложение и это экзотическое блюдо пахнут одинаково плохо!

Агата все сильнее тянула назад, отчего ворот оттягивался всё сильнее. Послышался тихий звук, предвещающий разрыв. Ей всё равно, что с другой стороны ткань уже глубоко врезалась в шею?

То, что сделала девушка дальше стало неожиданностью даже для меня. Левой рукой она сжала моё запястье, а правой взмахнула возле своей шеи. В руку что-то блеснуло, послышался треск ткани и Агата рванула ко входу. Схватившись за перила, оттолкнулась от земли и сиганула вниз в надежде преодолеть половину пути в полете. То, что она из-за неудобной обуви и длинной юбки может себя убить — её не волновало... В отличии от меня.

Всё ещё, как болван, держа между пальцами кусочек отрезанной ткани, я рванул следом, поймал соломенную шляпку, которая сорвалась в головы Агата и прыгнул следом. Старые ступени жалобно скрипнули, приняв мой вес, но выдержали. В полумраке впереди мелькнула белая спина. Агата уже достигла конца лестницы и, лишь секунду затормозив на входе, исчезла в рюмочной. Аккуратно перебирая ногами — повторять трюк этой сумасшедшей не хотелось, ибо я не мог себе позволить хромоту на всю оставшуюся жизнь — я влетел вслед за ней.

Полутёмный зал, освещаемый керосиновыми лампами, стертый сотнями ног пол, запах алкоголя и квашеной капусты. У стены напротив широкая барная стойка с бутылками и маленькая дверь на кухню справа, центра зала свободный, а все столы и разномастные стулья расположены вдоль стен. Из людей только бармен, дородная деваха у двери, да трое посетителей — спавший на столе, в обнимку с полупустым графином, пьянчужка и пара мужиков, играющих засаленными картами.

Агата, встав в центре зала, прищуренными глаза изучала лицо бармена больше всего внимания уделяя его чубу и усам. А они у него были весьма эффектными — кончики усов почти касались груди, а залихватский чуб скрывался за спиной. Придя, наконец, к какому выводу, она кивнула сама себе, будто с чем-то соглашаясь, и, выставив вперед руку, указала изящным пальчиком на мужчину.

— Вы ведь в курсе, что Запорожскую Сечь уже сто тридцать лет как распу...

Ааа! Только не это, и не сейчас и не в исполнении этой девушки! Я резко рванул вперед, закрыл лицо Агаты соломенной шляпкой и, обхватив за талию, потащил к выходу. Потеряв равновесие и стуча каблуками по полу, она принялась вырываться, одновременно размахивая руками.

— Эй, ты чего творишь, смерд?! Поставь меня на место! Знай своё место, холоп! — голос из-под шляпки был приглушен, но слышен отчетливо.

— Твои эпитете потеряли актуальность ещё полвека назад. Не пора ли идти в ногу со временем?

Я поставил ботинок на первую ступеньку лестницы, одновременно прикидывая, насколько тяжело будет взбираться по ней в обнимку с Агатой.

— Прости, прости! Я больше не буду, только поставь меня на место, — она поняла, что её вот-вот силой доставят домой и пошла на-попятную.

— Ты сегодня мне весь день голову морочишь, так что я, пожалуй, откажусь. С тебя станется и соврать.

— Это больше не повторится. Обещаю!

Я поднял голову вверх, где светился прямоугольник выхода из рюмочной. Агата затихла, но с неё могло статься начать вырываться на середине пути, отчего мы оба могли потерять равновесие и упасть вниз, переломов все конечности. Я скрипнул от бессилия, поняв, что попал в патовую ситуацию и раздал руки. Освободившись, Агата оттолкнула от лица шляпку и тяжело дыша побрела обратно в глубь зала, в котором уже никто не занимался своими делами, а лишь молча смотрел на разыгравшуюся картину... За исключением пьянчужки — тот по-прежнему спал, обняв графин.

— Любезнейший, — Агата обратилась к бармену, жеманно приставив раскрытую ладонь к груди. — Не вы ли тот знаменитый, в определенных кругах, Остап Тягнибок?

— Это я, — низким хрипловатым голосом ответил бармен. Однако вместо того, чтобы спросить имя собеседницы, он просто замолчал, продолжая смотреть на Агату.

— В таком случае, не могли бы вы оказать мне содействии в разрешении одного трагичного события, случившегося этой ночью?

— Возможно.

— Это просто замечательно! Суть моей просьбы в том, что я, не далее, как час назад, побывала на берегу моря в паре верст восточнее, где на пляже был обнаружен труп мужчины сорока лет с огнестрельным ранением головы. В силу ряда фактов, выявленных при осмотре трупа, мне удалось прийти к выводу, что он был связан с преступными кругами нашего любимого города. Имени усопшего я не знаю, но могу описать весьма его весьма подробно: среднего роста; лицо широкое; нос, после того, как был сломан, сросся неправильно, отчего чуть скошен в левую сторону; одет в добротную одежду, но за ней никогда не следил; курил папиросы и легко засыпал пьяный, отчего, догорая, сигареты часто обжигали ему пальцы. Последнее особенно интересно, поскольку они были его рабочим инструментом — во внутреннем кармане у покойного был найден набор отмычек. Кстати, я предполагаю, что это ночью он намеревался проникнуть на один из складов торговой компании Домочевских, что находятся в версте от места обнаружения тела.

Медленно, пользуясь тем, что все присутствующие слушают Агату, я приблизился к ней, пусть и встав на небольшом отдалении.

— Я не знаю человека, которого вы описали, — спокойно ответил Остап.

— Уверены? Может вы ещё подумаете? Или, возможно, вы знаете кого-то, кто может быть на него похож?

— На все вопросы ответ один — нет.

— Странно, — протянула Агата. — Я была уверена, что вы-то должны его знать.

— Почему?

— Ведь вы же, Остап Тягнибок — крупнейший скупщик краденного в Ялте. И, как утверждают некоторые осведомленные люди, и на всём полуострове!

По моей спине пробежал холодок. Если сказанное Агатой правда хоть на треть, то я попал в очень скверное положение. Присутствие картежников в рюмочной утром обрело смысл — они не завсегдатаи, а охранники. А пьянчужка... да чёрт с ним, с пьянчужкой, надо быстрее думать, как поскорее отсюда убраться.

— Я не понимаю о чём вы, сударыня.

— Полно, господин Тягнибок, я знаю о вашем настоящем источнике дохода и нисколько его не осуждаю. Убийство, из-за которого я к вам пришла, заинтересовало меня своей необычностью, и я предположила, что вам тоже будет небезынтересно узнать имя преступника. Как вы смотрите на то, чтобы объединить усилия?

— Сударыня, я по-прежнему не понимаю о чём идёт речь. Может хотите выпить?

— Не отказывайтесь, господин Тягнибок, я правда смогу распутать дело и дать вам имя убийцы. Однако, после последнего, я всё равно передам полученные сведения полиции... хоть и с задержкой. Не обессудьте за это.

— Пожалуй, вы ещё слишком юны, чтобы пить... — проигнорировав предложение, сказал Остап. — Лучше вам идти домой сударыня.

— Полно! — отмахнулась Агата. — Я же вижу, что вы весьма удивлены услышанным, и просто из осторожности боитесь принять моё предложение...

Остап наклонился и извлек из-под стойки... охотничье ружье и направил его на девушку. Двустволка была старой и потертой, однако старое оружие убивает ничуть не хуже нового.

— Пожалуйста, юная госпожа, покиньте рюмочную. Это место не самое подходящее для столь юной особы, как вы.

Нетривиальный подход к воспитанию молодежи. Мешать встать им на путь алкоголизма посредством угрозы жизни. Возможно в этом крепком мужчине, любящим образ запорожских казаков, теплился недюжинный талант преподавателя.

— А зачем вам ружьё? — наивно спросила Агата, наведя меня на мысль, что даже по меркам дур — она уникум. Здесь не было любящего её брата, на которого требовалось лишь надавить, чтобы он уступил. Остап — посторонний человек, который видел её первый раз в жизни и на него трюки Агаты не подействовали бы... К тому же ещё ружьё. Оно, само по себе, служило весомым аргументом, чтобы пойти на попятную и уйти.

— Какое ружье? — так же наигранно удивился Остап, поглаживая цевьё. — Марусь, ты видишь тут какое-нибудь оружие?

Стоявшая в дверном проеме тетка — назвать её девушкой язык не поворачивался — отрицательно замотала головой, но по ней было видно, что ей хотелось как можно быстрее смыться в подсобку. Агату задело, что Остап решил задействовать подчинённых и вопросе наличия огнестрельного оружия в его руках и решила уравновесить свою точку зрения с помощью самого неподходящего для этого человека — меня.

— Вера, — Агата обратилась ко мне. Молодка прыснула и пламя ненависти к хозяйке лизнуло пару поленьев, только что брошенных ею туда, — ты видишь ружье?

— Какое ружьё?

— Как какое? Которое у него в руках, — пальчик девушки снова устремился в сторону Остапа.

— У него в руках ничего нет.

Даже не вздумай впутывать меня в это! Моя карьера сейчас летит под откос, как сошедший с рельсов паровоз, а мне только и остается, что крепко сжимать поручни, боясь начать биться о стены купе. Допустить гибель подопечной в первый месяц — да меня, по возвращении в Библиотеку, распнут за такое. Конечно фигурально... хотя...

— Скажи, что есть!

— Что есть?

— Ружьё.

— Хорошо, — я кивнул и обернулся к Остапу. — Моя хозяйка попросила меня сказать, что у вас в руках ружьё... Не знаю, что это значит.

— Вот видите, — победно воскликнула Агата. — Два человека видят у вас в руках ружьё — не нужно отрицать очевидного.

— Я не вижу, я просто произнес то, что ты попросила сказать, — с пресным лицом бросил я, изучая ряды бутылок за барменом.

— Да что ты творишь? — кошкой зашипела на меня Агата, но я остался невозмутим.

— Отстаньте, Агата Константиновна.

— Тебя не волнует, что сейчас убьют меня, а потом тебя?

— Сначала убьют тебя, а потом постараются убить меня.

— Ты оговорился, — педантично поправила меня девушка.

— Я сказал ровно то, что хотел сказать.

— Может вы, наконец, покинете это заведение, — сказал бармен и со столика с картежника донёсся разочарованный вздох. Там уже бросили резаться в дурака и теперь с нескрываемый интересом смотрели на то действо, что устроила Агата. Будь я на их стороне, то поступил бы так же, поскольку даже лучшие постановки Большого театра не шли ни в какое сравнение с тем, что творилось сейчас в этой полутемной дешёвой рюмочной. Хотя пьянчужка так и продолжал сопеть, распластавшись по столу.

Агата вновь обратилась к Остапу.

— Любезнейший, не соблаговолите ответить на другой вопрос: из двуствольного ружья, что вы держите в руках, в случае нужды, вы бы сделали оба выстрела в меня или только один, а второй в юного джентльмена подле меня?

— Пожалуй, второе, — немного подумав, просто ответил мужчина, невольно подтвердив, что оружие в руках таки есть.