Будь любезен, спаси меня от неприятностей

Пролог

— Ммм... какой утонченный изысканный бред.

Облачко пара из моего рта окутало пожелтевшие от времени страницы и растворилось в холодном воздухе. Я поплотнее закутался в шубу, несколько раз подышал на пальцы и вернулся к чтению книги, которую мне задали сегодня проштудировать. А книга была на редкость отвратительная.

"Между реками Волгой и Яиком есть некое растение, очень похожее на ягненка, в пять пядей вышиной. Оно называется на их языке Баранец, что значит ягненочек, ибо оно имеет голову, глаза, уши и все прочее в виде недавно родившегося ягненка. И, кроме того, снабжено тончайшей шкуркой, которые часто употребляют для подкладки шапок. Сверх того, это растение, если только позволительно назвать его растением, имеет и кровь, но мяса у него нет, а вместо мяса есть какое-то вещество, очень похожее на мясо раков. Затем копыта его не роговые, как у ягненка, а покрыты чем-то вроде волос, наподобие рога. Корень у него находится у пупка или посредине живота. Живет оно до тех пор, пока сам корень, истребив вокруг себя травы, не засохнет от недостатка корма...".

Я закрыл книгу и посмотрел на обтянутую потрескавшейся кожей обложку, на которой было название сего "научного труда".

"Записки о московитских делах". Автор — Сигизмунд фон Герберштейн.

Сейчас была весна тысяча девятьсот двенадцатого года, а я читаю псевдонаучный опус человека, жившего в шестнадцатом веке. К тому же книга была написана исключительно на основе слухов и баек, так что никак не могла претендовать на звание образовательного произведения. Взять того же баранца, которого он описывал. Этот зоофит действительно существует в природе. Только произрастает исключительно в Центральной Африке, на границе тамошней саванны и тропических лесов. Выглядит он и правда как небольшое травоядное животное, только лежащее на земле и источающее отвратительный запах гниющего мяса. Так оно привлекает животных-падальщиков, которые поедая его "плоть" разносят семена. Правда есть его падальщики не стремятся, поскольку знает, что "мясо" баранца пропитано сильнейший кислотой. Попадая в желудок жертвы, оно начинает разъедать его, отчего животное умирает от внутреннего кровотечения в течении нескольких часов, тем самым становясь удобрением для нового побега. Только когда наступает сильный голод, животные начинают поедать баранца от отчаяния.

Это всё доподлинно известно, поскольку известный голландский натуралист и исследователь Африки Патрик ван Дейк описал его ещё в шестидесятых годах прошлого века.

Но для жителя Европы времен фон Герберштейн, что Африка, что Московия, что Ад были для описания сравнительно одинаковыми местами. Хотя я и допускал, что описании Ада, хоть того и не существовало, и то было более точным.

Дон-дон-дон.

С поверхности в тоннель, где я сидел, прилетел звук колокола, и я понял, что на сегодня занятия окончены. Положив книгу поверх большой стопки уже прочитанных произведений, я потушил керосиновую лампу и побрел в сторону выхода, сияющего вдалеке белым пятном. Я углубился внутрь Библиотеке саженей на двадцать, поэтому быстро дошел до винтовой лестницы, ведущей к поверхности. Широкая круглая шахта уходила вглубь вечной мерзлоты почти на четверть версты. По всей её поверхности из промерзшей земли виднелись черные провалы тоннелей, расходящихся в разные стороны. Услышав звуки колокола из них стали выходить другие ученики. Только все они выходили из тоннелей, расположенных гораздо выше моего, поскольку так глубоко отправляли лишь меня. Наш учитель, полагал, что мне нужно сосредоточиться на более старой литературе, а её хранили всегда в самом низу.

Лестница были сделаны из толстых досок, которые, заострив с одного края, просто вбили в стены. За сотни лет, даже несмотря на постоянный холод и отсутствие гниения, дерево стало ветхим и под моим весом ступени периодически прогибались и скрипели. К тому же, хоть их регулярно и чистили, тонкий слой льда и снега, казалось, был на них всегда. Управители Библиотеки понимали, что ежедневный спуск и подъем может стать для посетителей смертельный аттракционом и разместили вдоль стены перила из канатов, привязанных к ввинченным в мерзлоту шурупам с кольцами на концах. Я, как и любой посетитель, всегда носил на поясе короткий трос с крюком на конце, который цеплял за эти "перила" во время движения.

Наконец, долгий подъём по кругу завершился, и я ступил ногами на твердую землю. Вокруг, куда не оглянись, простиралась покрытая снегом тундра. Лишь поодаль стояла небольшая деревенька на десяток дворов, да покосившаяся от времени церквушка из почерневших от времени брёвен. Между избами сновали многочисленные фигурки людей, что было нехарактерно для этого времени. Приглядевшись, я понял причину — возле одного из домов возвышалась темная лохматая фигура мамонта, на которых ненцы привозили каждую неделю припасы. Отсюда и оживление.

— Эй, Вера, ну как день прошёл?

Ко мне обратился высокий рослый парень, стоявший рядом с двумя девушками.

— Я же говорил тебе, чтобы ты обращался ко мне только по фамилии. Или нет?

С нескрываемой угрозой в голосе ответил я, приближаюсь к компании.

— Перестань, у тебя красивое имя, — обратилась ко мне одна из девушек. Как и все, она была укутана в огромную пышную шубу, чьи края касались снега. Без такой одежды заниматься в Библиотеке, где температура всегда была ниже ноля, было невозможно.

— Мне приятно твое мнение, Ольга, но к тебе предыдущее замечание тоже относиться.

— Ты слишком злой, Чайка. Именно поэтому у тебя нет друзей.

— А я считал, что это из-за того, что всегда говорю правду.

— Ты говоришь гадости.

— Просто и то и это выглядят похоже. Хотя, я начинаю потихоньку исправляться.

— И как же? — скептически спросила девушка.

— Я начинаю меньше говорить.

Ольга вздохнула, словно мои слова чем-то её расстроили. Тут я заметил, что во время нашего разговора к нам приблизился старик-ненец: узкие глаза, обветренное покрытое морщинами лицо, теплая шуба и унты, на поясе длинный хлыст погонщика мамонтов. На снегу был отчетливо виден след, тянувшийся к деревне, откуда он и пришёл.

— Нгамгэ хадкэ? (ненецкий: "Что случилось?")

— Юн падар (ненецкий: "Письмо"), — ответила старик и протянул мне конверт.

Я почувствовал недоброе. Заледеневшие за время чтения в холоде пальцы с трудом разорвали бумагу, и я достал письмо, которое тут же принялось дрожать под порывами дующего над тундрой ветра.

Возвращайся — тебя наняли. Срок — один год. Место — Таврическая губерния, Ялта. Наниматель — граф Константин Васильевич Радчевский. Объект — Агата Константиновна Радчевская.

Больше в письме ничего не было. Ни здравствуй, ни до свидания. Родительское тепло было тем, что мой отец никогда не тратил сверх меры.

— Что там?

Ольга заглянула через плечо, чтобы прочитать написанное и я тут же, в порыве присущего мне человеколюбия, дернул её за нос. Ответная реакция в виде точного удара кулака в печень была немного заглушена толстой одеждой, но её хватило, чтобы я согнуться. Хотя, последнего я даже не заметил, поскольку от места назначения сердце забилась как бешенное. Похоже, все многочисленные боги и духи это неприветливого холодного края на самом краю света наконец-то сжалились надо мной. Наконец-то я смогу насладиться роскошной жизнью на берегу теплого моря!

— А почему твой объект — женщина?

Ольга, наконец, смогла прочитать написанное и теперь с недоумением взирала на меня.

— Э... — я издал нечленораздельный звук, поскольку вопрос поставил меня в тупик. Мы — телохранители Библиотеки, всегда служим только у клиентов своего же пола. Это хоть и не является писаным правилом, но такой политике негласно принято придерживаться. — Понятия не имею. Но наверняка есть логическое объяснение.

— Знаете, господин Вера Чайка, у меня такое чувство, что вы только что вляпались в какие-то неприятности.

И над тундрой пронесся злорадный девичий смех.

Глава 1. Плохая девушка из хорошей семьи

Вагон последний раз качнулся и замер на месте.

Повесив свою объемную сумку на плечо, я открыл дверь купе и пошёл по коридору к выходу. Перрон он уже был запружен народом: военные и чиновники всех званий и чинов, купцы и промышленники, матроны с выводками детей и молодые барышни, дворяне и разночинцы. Все те, кто долгие месяце провел в сыром климате Петербурга или засыпанной снегом Москвы, теперь массово ехали в Ялту, намереваясь насладиться настоящим летом, а заодно и поправить расшатанное из-за отсутствия свежих фруктов и яркого солнца здоровье.

— Свежие новости! Император предоставил свой новый дворец в Ливадии для австро-сербских переговоров! — размахивая пачкой газет, рядом пронесся горланящий во весь голос малец.

Шум стоял такой, что хотелось заткнуть уши. После восемнадцати лет жизни на берегу Ледовитого океана, где можно было пройти тысячи верст, не встретив ни одного человека, это место сильно нервировало.

Стараясь никого не задеть свисающей сбоку сумкой, я аккуратно пробрался через всех этих людей к выходу с вокзала. Держа в руках простенькую карту города, которой меня снабдили в Петербурге, я побрел по залитым солнцем улочкам города в сторону дома моего нанимателя. Несмотря на то, что было ещё утро, воздух уже был очень горячим. Поэтому я старался выбирать маршрут, который бы пролегал в тени многочисленных кедров и кипарисов насаженных вдоль улиц. Хотелось надеяться, что жарче днем здесь не бывает, иначе, с непривычки, первые месяцы в таком климате могут превратиться в пытку.

На улицах людей было ничуть не меньше, чем на вокзале, однако здесь сильно бросалось в глаза обилие людей в форме: казачьи разъезды, постовые на самых оживленных перекрестках и даже, облаченные в массивную экипировку, солдаты сорок шестой дивизии колёсных бронепоездов. Последние, чья база располагалась отнюдь не в Ялте, а под Гурзуфом, выделялись особенно сильно. В огнеупорных кожаных куртках и в касках с гоглами, они стояли группами по двое, по трое в тени деревьев и следили за округой, изредка поправляя висящие поперек груди новейшие автоматические винтовки Фёдорова.

Но ситуация в городе меня заботила мало. Актуальной задачей было найти усадьбу графа Радчевского, которая, если верить полученным бумагам, располагалась на востоке города, на самом берегу моря. Правда пляжа там не было — берег представлял собой крутую скалу. До нужного места я дошел почти за час. Был, конечно, соблазн воспользоваться услугами извозчика, но на него, в отличии от билета на поезд, мне никто денег не выделил. А тратить свои мне пока не хотелось.

— Кажется это оно, — тихо пробормотал я, оторвав глаза от карты.

Я наконец-то нашёл улицу, где жил граф, но тут возникла проблема. Место, где я очутился, представляло собой длинную неширокую улицу, засаженную соснами. С обеих сторон шли увитые плющом и диким виноградом высокие заборы, за которыми виднелись двухэтажные особняки. Похоже, в этом районе жили исключительно богачи и аристократы, которые считали, что нумерация домов здесь излишняя, поскольку те, кто здесь бывает и так в курсе куда им надо. Я стал озираться в надежде увидеть подсказку о том, кому бы мог принадлежать тот или иной дом, но всё бестолку. И как поступить? Ломиться в каждый подряд, спрашивая дорогу?

Неподалеку послышалось постукивание, в перемешку с дребезжанием, и я увидел на другой стороне улицы одетого в форму дворника мужичка, толкающего перед собой тележку с инструментами.

— Бог в помощь! — обратился я к нему.

— Благодарствую.

— Не подскажите, где мне найти усадьбу графа Радчевского?

— Конечно подскажу, — кивнул мужичок и махнул в сторону конца улицы. — Почитай дорога в неё и упирается. Сразу узнаешь, как видишь — у них, как-никак, самый высокий забор тут... да и сама усадьба приметная. А, часом, не на работу к ним устраиваться решил, малец?

— А по моему внешнему виду можно решить, что я деловой партнёр графа?

— Ну эт точно, нет, — он окинул меня взглядом с ног до головы. — Просто не советую там работать. Дочка, молва ходит, бедовая у них. Чуть ли не инфернальной сущностью одержима!

Мать честная, лучше бы ты сказал, что бесноватая она, чем применял такие термины.

— Мне кушать хочется, так что могу и потерпеть, — вежливо ответил я, хотя замечание дворника меня не воодушевило. Раз для дочери, отец выбрал мужчину, а не женщину, значит там действительно был проблемный клиент.

Поблагодарив дворника, я пошёл в указанном направлении и вскоре уперся в высокие ворота, за которыми, в глубине сада, можно было разглядеть белый двухэтажный особняк. Справа от ворот была маленькая калитка с невиданной роскошью — электрическим замком. Несколько раз позвонив, я стал ждать, когда за мной придут, но на усыпанной гравием дорожке, ведущей к усадьбе, так никто и не появился. Прошло минут пять, прежде чем мне надоело ждать и, просунув руки между прутьями, я бесстыдно открыл дверь с другой стороны. Миновав будку сторожа — почему-то пустую — я стал огибать усадьбу по широкой дуге, намереваясь попасть в нее с черного входа. Петляя по дорожке между многочисленных, аккуратно подстриженных, лужаек и кустов, я вышел на широкую площадку, упирающуюся в обрыв перед берегом и замер в нерешительности. Вся территория была запружена народом: шестеро рабочих столпились возле небольшого крана у края и громко горланили, указывая куда-то вниз; поодаль за их работой наблюдала прислуга — рослый парень, дородная тетка в фартуке и две молоденькие горничные; невзрачного вида старик орудовал садовыми ножницами, подравнивая живую изгородь и лишь время от времени бросая равнодушный взгляд на царящую суету.

Я медленно приблизился к краю. На заостренный обломок старого дерева, неведомо как сумевшего вырасти на отвесной круче, был насажен автомобиль. Ствол пробил днище и теперь сиял выгоревшей на солнце древесиной посреди роскошного черного корпуса. Благодаря увиденным в Библиотеке рекламным листкам — их туда свозили так же целенаправленно, как и книги — я узнал машину: американский двухместный электромобиль "Бейкер Электрик Виктория". Кто-то решил покончить жизнь самоубийством очень экстравагантным способом? Если уж ставить цель, чтобы после смерти о тебе долго вспоминали, то было бы лучше утопиться в ванной, наполненной шампанским. Это было бы гораздо дешевле и не менее эпатажно. Или у аристократов это теперь новое веяние? Как курить опиум или закусывать алкоголь сахаром с капелькой цианида?

— Здесь не место посторонним! — резкий окрик из-за спины заставил меня обернуться. От усадьбы ко мне, широко шагая, двигался одетый в черный фрак мужчина с проседью на висках. — И как вы, вообще, сюда проникли?

По крайней мере, он не попросил сразу убираться. Уже хороший знак.

— Прошёл через ворота.

— Вас никто не остановил?

— А должны были?

Мужчина, как я понял, выполняющий роль дворецкого, принялся озираться. Его наметанный глаз тут же выцепил фигуру парня среди прислуги.

— А ну подошел сюда! — грозно рявкнул он.

— Прощу прощения, просто пришлось на секунду отлучиться, не извольте злиться, — парень быстро подлетел к дворецкому и принялся тараторить. Однако, мужчина пропустил его оправдания мимо ушей и указал пальцем на мою скромную персону.

— Сопроводи данного молодого человека к выходу.

— Пожалуй, откажусь. Я проделал столь долгий путь не для того, чтобы меня выставили за ворота, — сказал я.

— Это исключительно ваша проблема. И кто вы вообще такой?

— Вы только сейчас решили это узнать? Такой термин как "профессиональная непригодность" описывает вас весьма полно. Меня зовут Вера Чайка и я телохранитель госпожи Агаты Радчевской.

— Вера Чайка? — удивленно переспросил дворецкий.

— Можно просто Чайка.

— Вера?

— Эм... когда родители давали мне имя, они имели ввиду существительное, а не женское имя, — невольно, исключительно по-привычке, начал я оправдываться. Но мужчина пропустил моё объяснение мимо ушей.

— Личный телохранитель? Из Библиотеки? Ледяной страж?

— Можно без последнего эпитета? Я всегда находил его дурацким.

Казалось, что мужчина меня не слышит. Он с недоумением продолжал смотрел на меня, изредка шевеля губами. Краем глаза я заметил, что в парке уже никто не работает, а лишь с интересом смотрят на нас двоих.

— Вы же мужчина?! — то ли утверждая, то ли спрашивая, наконец, выдал дворецкий.

— А не похож? — я решил, что это, все же, был вопрос.

— Так мужчина или нет?

— Да, мужчина.

— Но мы не вас ждали.

— Я уверен в обратном. Или за время моего пути из Петербурга что-то поменялось?

— Ничего не поменялось, но вы ведь мужчина! И вас вправду зовут Вера Чайка? Мужчина-телохранитель из Библиотеки?

Из-за слова, обозначающего мой пол, я стал терять интерес к беседе. Следовало решить возникшее недоразумения как можно быстрее. Вздохнув я потянулся к штанам. Молоденькие служанки синхронно ойкнули. Стоящая между ними дородная поварихи резко вскинув руки закрыв им глаза широченными ладонями. При этом сама она, с нескрываемым интересом, уставилась на меня. Рабочие тоже оживились и, как мне показалось, собрались делать ставки, непонятно только на что.

— Эй, ты что творишь? Не надо доказывать! — спохватился дворецкий, но было уже поздно. Я закончил движение и достал из кармана паспорт.

— Моя паспортная книжка. Выдана в прошлом году сроком на пять лет. Там есть моя фотокарточка и имя. Если вы до сих пор считает, что я самозванец.

Дворецкий принял паспорт, пролистал страницы и, подняв на меня глаза, сказал.

— Пройдемте за мной. Я представлю вас графу... А вы возвращайтесь к работе, — грозно зыркнул он на прислугу.

Всех четверых как ветром сдуло. Удовлетворенно кивнул, дворецкий махнул мне рукой и повел по дорожке к дому. Подойдя вплотную, я смог рассмотреть его гораздо лучше: идеально белого цвета, обилие лепнины и прочего наружного декора, высокие арочные окна. Стиль, в котором он был построен, сильно напоминала новый императорский дворец в Ливадии. Очевидно, что граф изрядно вложился в усадьбу.

Внутри дом выглядел не хуже, чем снаружи: дубовый паркет, обилие дорогой мебели, масса картин в вычурных рамах. Правда, большинство полотен принадлежали кисти маринистов. Зачем было увешивать ими стены, когда море можно было увидеть пройдя полсотни саженей, было непонятно.

Дворецкий подошел к массивной двустворчатой двери с богатым орнаментом и вежливо постучал.

— Войдите, — донеслась из кабинета.

Вздохнув так громко и трагично, словно исполняя роль гонца, которого должны были казнить за плохие известия, мужчина распахнул створки.

Константин Радчевский выглядел так же, как и на фотографиях, которые мне показали перед отъездом из Петербурга: высокий и крепкий, сорок семь лет, длинная борода и густые усы. Когда мы вошли, он сидел за массивным столом из красного дерева и стучал толстыми пальцами по клавишам пишущей машинки. Похоже, он был не чужд техническим новшествам.

— Константин Васильевич, у меня неприятные известия, касаемые вашей дочери.

Граф последний раз нажал на клавишу и вернул каретку машинки в исходное положение.

— А когда они были хорошими? — с каким-то христианским смирением на лице ответил он и перевел взгляд с недописанного письма на меня.

— Моя дочь доставила вам какие-то неудобства?

— Пока нет.

— А в чем тогда дело? — повернулся граф к дворецкому.

— Суть в том, Константин Васильевич, это этот молодой человек... Вера Чайка.

В наступившей тишине граф вновь обернулся ко мне.

— Вы же мужчина?!

Определенно, этот вопрос стал повторяться непростительно часто. Проходить по второму кругу сцену в парке мне не хотелось, и я ограничился лишь кивком.

— Я направил запрос в Библиотеку с целью получить телохранительницу для моей дочери. То есть, я изначально подразумевал, что мне требуется девушка, а не юноша. Как это понимать?

— Позвольте уточнить, ваше сиятельство, а вы в своем письме в Библиотеку указывали желаемый пол?

— Я просил телохрани... — граф запнулся. — Телохранителя для дочери.

— Вам прислали список кандидатов для выбора? — снова уточнил я, поскольку суть проблемы начала потихоньку вырисовываться передо мной.

— Да. И я ознакомившись с досье на каждого из них отдал предпочтение вам, как представителя с наиболее качественным образованием.

— А в досье был указан пол?

— Да.

Граф сдвинул брови. Он тоже начал понимать, как опростоволосился. Заказ телохранителя в Библиотека проходил в три этапа: сначала в нее отправлялся запрос с требованиями к потенциальному кандидату и описание объекта, который следовало охранять; далее потенциальному клиенту высылали дела телохранителей, которые соответствовали требованиям; а после того, как клиент выбрал подходящего, уже и заключался контракт. Вот только в присылаемым документах не всегда была фотокарточка. Вернее, она была только у тех бойцов Библиотеки, кто занимался охраной уже не один год. А у новичков вроде меня такой фотографии не было. Фактически, граф получил просто листок, на котором было имя — женское, ха-ха, — пол, возраст, и дата с местом рождения. Странно, что он был так невнимателен, что пропустил вторую строку.

Кстати, в деле были ещё актуальные данные физических и интеллектуальных экзаменов. У меня физические параметры были наихудшими, а вот интеллект был на втором месте после Ольги. Кстати, если уж на то пошло — почему выбрали меня, а не её? Она то по всем критериям была первой в нашей четверке выпускников. Или отец, чтобы получить деньги, пошёл на махинацию? С его любовью к деньгам такого нельзя было отрицать. Надеюсь, что это лишь беспочвенные подозрения, иначе гнев Древоточца обрушиться на всю нашу семью. Тех, кто ради наживы нарушил правила Библиотеки ждала быстрая и жестокая расправа в назидании другим.

— И в чем, тогда, проблема? — я постарался сохранить невозмутимое выражение лица.

— Вас зовут как девушку!

— Ничего подобного, Вера — это не только женское имя, но ещё и существительное. И к предмету заключенного договора это не имеет никакого отношения, — мне бы очень хотелось, чтобы граф ещё немного поворчал, а потом сдался, но он поступил так, как поступил бы на его месте любой отец.

— Да мне плевать! Я не позволю, чтобы целый год рядом с моей дочерью околачивался парень.

Ответ был закономерен, но мне опасение графа за репутацию дочери были безразличны. Меня больше тревожил вопрос — пошёл ли отец на хитрость, чтобы меня наняли? И стоит ли сейчас прикладывать как можно больше усилий к тому, чтобы остаться на службе.

— Вам абсолютно нечего опасаться... — начал я.

— Мой ответ — нет, — отрезал Радчевский даже не дослушав. Его выражение лица говорило о том, что какой-бы аргумент я не привёл, он всё равно будет недостаточно убедительным, чтобы согласиться.

Поняв бессилие своих слов, я лишь равнодушно пожал плечами и, бросив сумку на пол, стал копаться в её содержимом. Ещё два месяца назад, посреди покрытой снегом тундры, Ольга правильно спросила о том, почему мой объект охраны — женского пола. Тогда я не придал этому значения, однако за время, проводимое в одиночестве в купе поездов, я все больше размышлял об этой странности и подъезжая к полуострову всё больше убеждался, что тут закралась какая-то ошибка. Даже взрослые клиенты предпочитали нанимать телохранителей своего пола, чтобы избежать кривотолков. Конечно, нравы с каждым годом становятся всё мягче и свободнее. Анна Каренина бы уже не бросилась под поезд, а получила развод с частью денег мужа и стала бы жить в меблированных номерах вместе с Вронским. Но вот незамужней барышне, уважаемый и влиятельный дворянин, юношу бы в сопровождение точно бы не выделили. И хотя ещё в Петербурге меня уверили, что все документы в порядке и сумма в пять тысяч рублей уже переведена на счет Библиотеки, мне было всё равно тревожно на душе. И, как оказалось, не зря.

— Вот документы, — я протянул графу пачку желтых листов, испещренных мелким текстом. — Там на третьей странице есть поле, куда вы вписываете причину отказа от моих услуг.

— Хорошо, можете даже никуда не уходить — я буду предельно краток.

Обмакнув перо в чернильницу, он стал быстро переносить своё недовольство на бумагу.

— Ещё какие-то формальности должны быть соблюдены? Телеграмма в Петербург, например?

— Как мне известно — нет. После того, как напишите причину и поставите печать, всё будет урегулировано.

— Мне бы хотелось получить нового телохранителя... телохранительницу как можно быстрее.

— Это не ко мне. Вам, ваше сиятельство, придется договариваться с Библиотекой заново.

Перо противно скрипнуло и замерло на середине предложения.

— Вы же не хотите сказать, юноша, что мне снова придётся платить?

Конкретно этого я говорить не намеревался, хотя так оно и было. Однако реакция графа заставила разгореться огоньку надежды в моем сердце. Неужели мне повезло самым неожиданным образом — богатый граф оказался очень прижимистым и скупым?

— По условиям договора, Библиотека свою часть сделки выполнила, посему деньги возврату не подлежат.

— Вы шутите?

— Телохранитель — одна штука, — я с кислой миной на лице ткнул в себя пальцем. — Подписанный обеими сторонами договор — одна штука. Есть договор, есть услуга. А то, что вы были невнимательны при его заключении, это не вина Библиотеки.

— Это чистой воды мошенничество!

— Никоим образом. Да, вас ввело в заблуждение моё имя, но пол то в личном деле указан был, так мы вас не обманывали. Ваше сиятельство, если вы хотите расторгнуть сделку и вернуть деньги, то вам следует обратиться в суд. Хотя я и уверен, что недействительным договор признан не будет.

Радчевский откинулся в кресле и сложил руки на груди. На его лице читалось недовольство. Вот только я этого никак исправить не мог. Деньги уже были уплачены и возвращать их графу никто точно не собирался.

— Алексей, пусть наш гость подождёт в гостиной, пока я советуюсь со своим законником, — обратился мужчина к дворецкому. — Хотя, нет, стой...

Граф задумался.

— Пусть познакомится... с ней. Может молодой человек и сам не захочет провести здесь целый год.

Неужели принципы и репутация оказались так быстро и жестоко попраны рублём? Я, конечно, немало видел людей, любящих деньги, но такой резки смены приоритетов не замечал даже за ними. В другой ситуации я бы, наверняка, выдал бы какой-нибудь едкий комментарий, обличающий такое поведение, но страх за семью из-за глупости отца — если она, конечно, имела место — заставила меня лишь смиренно поклониться, благодаря графа за решение.

Я вышел из кабинета вслед за дворецким. Я ещё ни разу не видел свой объект охраны, но как-то вся атмосфера указывал на то, что она человек не простой. Странные слова дворника, упавший с обрыва электромобиль, а теперь ещё и то, что граф пожелал, чтобы я всё-таки познакомился с ней. Если он намерен избавиться от меня, то зачем знакомить? Или он в такой ситуации, что просто не может ждать ещё месяц-другой?

— Меня зовут Алексей Осипович, — неожиданно бросил через плечо дворецкий.

Мы как-раз начали подниматься по широкой лестнице на второй этаж, когда он представился.

— Приятно познакомиться, — чисто формально ответил я, сам при этом задумавшись о том, зачем было знакомиться. Или он тоже уверен, что граф решит меня оставить не смотря на мой... кхм... неудобный пол.

После лестницы, дворецкий повернул налево и, проведя меня по длинному коридору со множеством дверей, встал в его конце. Здесь были такие же высокие двустворчатые двери как в кабинет графа, только выкрашенные в белый цвет. Вздохнув ещё тяжелее и трагичнее, чем при визите к Радчевскому, мужчина потянул за ручки. Это оказалась библиотека: два огромных окна; заставленные книгами шкафы стояли так плотно, что за ними почти не было видно стен; несколько кресел по углам и широкая софа в самом центре комнат, на которой лежала молодая девушка читавшая книгу. Джон Китс — странно, его же вроде не переводили на русский? Или она способна читать поэзию в оригинале?

— Это Вера Чайка, — представил меня Алексей Осипович и, больше не говоря ни слова, выскользнул из комнаты, оставив нас наедине.

Девушка изящно вставила шелковую ленточку между страниц и закрыла книжку, положив её себе на колени. Определенно, внешностью она пошла не в графа: среднего роста, золотистые волосы, большие глаза, тонкие запястья. Одета в белую блузку с высоким воротником и в белую же длинную плиссированную юбку, сверху перехваченную очень широким красным поясом, напоминающим кушак. На шее ярко алая лента, завязанная бантом.

— Вы очень некрасивая девушка, Вера.

Это она так пошутила? Или у неё близорукость?

— Госпожа Радчевская, я полагаю вы ещё не в курсе всех обстоятельств случившегося, поэтому хотелось бы ввести вас в курс дела, — главное правило этикета — даже если тебе при встрече нахамили, то всё равно продолжай вести себя учтиво. Вежливость ничего не стоит, а вот ауру вашего превосходства в глазах окружающих создает.

— Не утруждайтесь. Я прекрасно обо всё осведомлена. Ваше нетипичное имя ввело моего отца в заблуждение, но как-только вы явились лично, всё встало на свои места.

— Вы абсолютно правы.

— Я всегда права.

— Как вам будет угодно.

— Я не зазнаюсь — это правда. Я всегда права.

— Я и слова против не сказал, — ответил я, ощущая внутри нетипичное для меня раздражение. Манеры и речь данной особы просто выводили из себя. А ведь мы только начали беседу!

— Хотя, признаюсь, я немало удивлена. Я пребывала в полной уверенности, что вас отправят обратно, как только отец вас увидит. Но он решил нас познакомить. С чего бы вдруг?

Агата построила предложение немного странно. Выходило, что она ещё до моей встречи с графом знала, что я мужчина? Но если так, то почему не сказала? Или она недовольна тому, что к ней приставят надсмотрщика? Разве что, она узнала о моём визите чуть раньше. Мой взгляд зацепился за едва видимые клубы пара над чашкой чая, стоящей на декоративном столике, и я всё понял. Похоже, эта девушка считала себя мастером интеллектуальных игр — одной бедой больше. Особы, с завышенной оценкой свои умственных способностей всегда гораздо проблемнее тех, кто понимает, что они глупые и не старается это скрыть.

— Ваш отец думает, как поступить дальше.

— Тут не о чем думать. Мне не нужен телохранитель, поскольку я всегда в состоянии самостоятельно решить свои проблемы.

— Его сиятельство считает иначе.

— Ему, как обычному человеку, свойственно пребывать в клетке своих убеждений и мировоззрений, сложившихся за долгие годы. Я же способна мыслить, говорить и действовать исключительно рационально и прагматично. Посему, в какие бы я ситуации не попадала, я всегда найду из них наиболее простой и эффективный выход. Так что, ты можешь, с полной уверенностью в моём благополучии, покинуть Ялту.

Странно, когда это мы перешли на "ты"? Я, вроде бы, такого точно не начинал.

— К тому же ты не станешь отрицать, что, будучи мужчиной, ты не самый подходящий кандидат на роль телохранителя для столь юной и красивой особы как я?

— Не льстите себе.

— Если ты хотел обидеть меня, то у тебя не получилось — я знаю, что я красавица. И это не субъективная оценка, а очевидный факт.

Завышенное самомнение, заносчивость и гордыня — да ты просто эталонная дворянка. Хоть сейчас с тебя можно лепить восковую фигуру и выставлять в Международное бюро мер и весов как образец молодой, незамужней русской аристократки. Агата, тем временем, решила, что беседы уже подошла к концу и снова открыла книгу.

— Допустим, но только мой пол факт сделки не отменяет, — решил я вернуться к первоначальной теме беседы.

— Утолите мое любопытство — что по этому поводу думает мой отец?

— В данный момент ваш отец консультируется со своим законником. И видится мне, что новой трате денег он предпочтет меня. Конечно, есть шанс, что он обратится в суд, желая возвратить деньги, но выиграть его он сможет только если, обладая способностью к некромантии, воскресит Плевако.

— Я, так понимаю, деньги Библиотека возвращать не намерена?

— Вы получили то, что заказывали. О чем ещё может идти речь?

— А то, что товар не соответствует описанию, это разве не повод для расторжения сделки?

— А о том, что пол является обязательным условием, в договоре ни слова, — чувствуя превосходство от невольной аферы сказал я.

— Как низко... но соответствует вашему разночинскому происхождению.

— Не нужно всё свалить на классовые различия. Мне кажется, что весь драматизм ситуации...

— Скорее фарс, — перебила меня Агата, но я её проигнорировал.

— ...заключается в том, что мои родители, будучи дураками, дали мне такое чудное имя, а ваши родители заранее не уточнили, что им нужна именно девушка. Так что один-один. Обе команды болванов идут вровень.

Я сел на стоящее в углу кресло, закинул ногу на ногу и демонстративно уставился в окно. Легкий бриз с моря колыхал тонкие занавески и разносил по комнате аромат моря. Агата продолжала сидеть на своей софе держа в руках томик Китса, но она уже давно не водила глазами по строчкам и смотрела в одну точку посредине страницы.

— Если ты и вправду намерен остаться здесь, то следует гораздо-гораздо вежливее высказываться о моём батюшке.

— Факт моего нахождения здесь под большим вопросом, так что пока я буду говорить, что пожелаю.

— Плебей... — донесся до меня едва слышный звук, но я решил прервать разговор, поскольку уже начинал обдумывать возвращение домой.

Из коридора донеслись торопливые шаги и в комнату вошёл дворецкий.

— Госпожа, сударь, граф ожидает вас у себя в кабинете.

Когда мы втроем вошли в кабинет графа, тот стоял над своим столом с какой-то кислой миной на лице. Весь стол перед ним был завален папками с документами, хаотично лежащими бумагами и стопками толстых книг со сборниками законов. В углу стоял телефон, который до этого располагался на элегантной подставке у окна.

— Я вижу вы уже познакомились, — сказал граф.

— Да, отец, и, признаюсь, я была весьма удовлетворена нашей светской беседой. Даже печально, что мы будем вынуждены расстаться.

— Дорогая, я принял решение оставить Чайку твоим телохранителем.

— Чё?

Агата сморгнула, а потом так и замерла с открытым ртом. Я даже начал опасаться, что она может подавиться каким-нибудь насекомым, кои, наверняка, летали по комнате.

— Я зря плачу учителю словесности? Что ещё за "чё"?

— Прости, отец, — Агата, наконец закрыла рот, и понуро опустила голову. — Я выразилась весьма некрасиво и по-простонародному. Я хотел сказать "как такое странное решение вообще могло прийти в голову моему дрожащему батюшке?"

— Пять тысяч рублей, — без обиняков выдал граф причину своего решения.

— Скупердяй.

Сударыня, да вы просто души не чаете в односложных эпитетах. Сначала я был наименован плебеем, теперь отец — скупердяем. Кажется, кто-то не сильно вкладывался в то, чтобы привить вам хорошие манеры.

— Как ловко ты меня сделала виноватым! Я впечатлен, — видимо, граф тоже был не в восторге от своей дочери.

— И в мыслях не было.

Я почувствовал в голосе девушки легкое разочарование от того, что её раскусили.

— Понимаешь, Агата, я тебя люблю всем сердцем, поскольку ты моё самое дорогие сокровище и очень тобой дорожу и не хочу потерять, но у тебя есть одна неприятная особенность — ты очень дорогая.

А ведь правильно моя мать говорила: "Вера, всё, что сказано до слова "но" и талого снега не стоит".

— Ты имеешь ввиду, что дорого тебе обхожусь?

— Очень дорого... даже для такого состоятельного человека, как я.

— И ты готов смириться с тем, что подле меня постоянно будет находиться мужчина? А что скажет мама? — решила Агата ударить по самому слабому месту в плане отца.

— Пока твоя мама в Петербурге, я решаю твою судьбу, а не она. Но уверен, что она бы меня поддержала, поскольку адвокат клятвенно заверял, что репутация телохранителей Библиотеки ещё никогда прежде не была подмочена романтическими связями с клиентами.

— Шах и мат, — со злорадством прошептал я.

— Молодой человек, — граф обратился ко мне. — Я ведь могу быть уверен, что невинности моей дочери ничего не угрожает?

Тон графа был весьма дружелюбным, но каким-то неведомым образом он смог добавить в свои слова столько угроз и холода, что я понял, что если он заподозрит неладное, то мне с полуострова придется удирать. С боем. Ночью. Пересекая горы пешком и реки вплавь. Я уже намеревался начать интенсивно кивать, сопровождая это действие клятвенными заверениями о моей честности и порядочности, но слова Агаты этого не потребовали.

— Отец, тебе не стоит волноваться на этот счёт — твоя дочь никогда не ляжет в постель со смердом.

Я непроизвольно бросил взгляд на массивные напольные часы в углу кабинета — двадцать второго мая тысяча девятьсот двенадцатого года, в тринадцать шестнадцать, я всем своим сердцем невзлюбил Агату Радчевскую.

Глава 2. Божья искра в голове полной опилок

Мы с Агатой покинули кабинет графа порознь. Она вышла сразу, как только моя судьба была определена, я же остался с Константином Васильевичем, чтобы разъяснить пару организационных вопросов: границы дозволенного в охране, круг общения, распорядок дня. Прежде чем пуститься в расспросы я предположил, что из-за занятости он скинет это всё на дворецкого, но он охотно и емко ответила на все мои вопросы. После этого я распрощался с графом и поднялся в библиотеку. Агата к этому времени уже закончила читать — томик поэзии лежал на столе, — а сама она стояла у распахнутого окна. Со второго этажа открывается прекрасный вид на бухту, вокруг которой раскинулся город.

— Папан решил пожадничать, — сказал Агата оборачиваясь ко мне. — Раз так, то ничего поделаешь — теперь ты мой телохранитель.

— Всё верно. Однако, прежде чем приступить к исполнению своих обязанностей, мне бы хотелось узнать, от чего мне придётся вас защищать.

— А разве ты уже не получил ответ от отца?

— На данный вопрос он отвечал весьма уклончиво. Я понял, что вы обладаете весьма импульсивным характером и склонны ввязываться в опасные авантюры.

— Весьма поверхностный ответ.

— А как ответите мне вы?

— Если тебе интересно, что я с удовольствием тебе сейчас всё расскажу. В конце концов, узнав правду, ты начнешь относиться ко мне максимально бережно, поскольку люди, подобные мне являются огромной ценностью.

Интересно, у всех моих коллег такая тяжелая работа, или только мне с первого раза попался клиент, настолько обуреваемый чувством собственного величия.

— Ты ведь в курсе, что люди не равны с рождения? И я не о социальном положении или достатке родителей. Я имею ввиду те таланты и способности, которые заложены внутри каждого из нас. Кто-то умеет рисовать, кто-то прекрасно вырезает по дереву, кто-то умеет решать сложные уравнения. Но бывают случаи, когда от рождения кто-то получает таланта больше, чем обычно. То, что принято называть искрой божьей — данный свыше дар, настолько яркий, что даже аналогичные ему меркнут в его свете. И так уж сложилось, что я стала обладателем этой искры, которая наделила меня невероятным интеллектом.

Девушка перевела дух, и я сделал тоже самое. Начало её рассказа ввергло меня в такие пучины отчаяние, из которых люди со слабой волей выбираются только после месяцев посещения кабаков и рюмочных. Тем временем Агата приложила палец к подбородку и, глядя куда-то в даль, продолжила.

— Но, каждое действие имеет противодействие. Этот ключевой закон природы стал действовать и на меня. Кажется, само мироздание считает, что я явлюсь в нем чужеродным элементом и выстраивает вокруг меня причинно-следственные связи, в результате которых я постоянно оказываюсь втянутой в различные странные происшествия и ситуации. Отец не считает мою версию происходящего правдоподобной...

Да что ты говоришь! Как он мог не поверить подобному рассказу? Узколобость, не иначе.

— ...поэтому решил, что исправить ситуацию можно будет, если подле меня постоянно будет присутствовать надсмотрщик, который бы стал контролировать каждый мог шаг, тем самым, якобы, оберегая меня от проблем. В какой-то степени я благодарна отцу, поскольку его замысел основан на любви ко мне. Однако, прекрасно понимаю, что такое решение никак не повлияет на ситуацию, ведь мой дар от этого не исчезнет и я по-прежнему буду оказываться в самой гуще событий. Теперь то понимаешь с чем тебе придётся столкнуться?

Ммм... какой утонченный изысканный бред. А ведь я попал. Попал в очень-очень затруднительное положение — следующие триста шестьдесят пять дней мне придется денно и нощно находиться в компании человека, считающего, что небеса наградили её божественным даром. Следовало немедленно уточнить пару деталей, чтобы знать стоит ли перед сном запирать дверь на замок и подбивать клин под дверь. Да и судьба посторонних, отчего-то, меня начала волновать — ещё неизвестно, как она поступает с теми, кто сомневается в её небесном покровительстве.

— А какой бог одарил вас сим даром? Христианский? Мусульманский? Языческий?

— Какой ещё бог? Я материалистка. Говоря о искре божьей, я выражалась наиболее доступным и понятным термином.

— Мне... так полегчало, — обрадовался я, одновременно решив этим вечером клин из сумки не доставать.

— Хотя это и не отрицает тот факт, что неустановленные силы на мою судьбу влияют.

А вот дверь, пожалуй, изнутри запру.

— Можно списать всё на совпадения.

— Если бы такое было лишь раз, то можно было сказать, что случайность, два раза — совпадение, но три это уже закономерность!

— Перечень... кхм... событий, в которые вы были втянуты, можно получить?

— Меня похищали — два раза, становилась жертвой воровства — семь раз, грабежа — три раза, разбоя — один, получала колото-резаные раны — два раза, становилась свидетелем преступлений — четыре раза, была свидетелем теракта — один раз, кусали собаки — три раз, молния била в дерево, под которым я стояла — три раза...

— Неправдоподобно много собак и молний... Довольно, всё понятно, — я поднял руку останавливая девушку. — Хорошо, допустим, только допустим, что всё, что вы говорите — правда. Значит, в ближайшее время мы обязательно окажемся втянуты в какие-то неприятности? Даже если будем стараться их избегать?

— Ты всё верно понял.

Эх... тебе надо что-то сделать со своим негативным мышлением! Как правило, в любой паре кто-то должен был оптимистом, а кто-то пессимистом. Вот только роль последнего я уже занял. Так что, надеюсь, впредь ты будешь смотреть в будущее только с улыбкой.

— А масштаб неприятностей предсказать можно?

— Трудно сказать, но с зимы инцидентов почти не было, так что намечается что-то крупное.

— Даже вашей жизни может что-то угрожать? — спросил я и тут же почувствовав стыд за то, что легко поверил в ту околесицу, что несла эта юная особа.

— Скорее всего.

— А инцидент с автомобилем, который сейчас висит над обрывом, насаженный на дерево, вам не угрожал?

— Так это не я.

— Издеваетесь, госпожа?

— Кажется, ты очень много нелестного обо мне навоображал, раз считаешь, что это могла сделать только я. Существует немало людей, которые не смогли бы справиться со столь сложным механизмом. И я в их число точно не вхожу. Мне понадобилась тридцать восемь минут, что обучиться езде на электромобиле... в отличии от брата.

— Значит, это не вы?

— Нет.

— Ладно, может с вами всё и не так плохо, как я полагал.

— Мне кажется, или ты сейчас подумал вслух?

— Вам кажется, я специально хотел, чтобы вы это услышали.

Решив, что узнал достаточно, я аккуратнее расправил свою рубашку и пошёл к выходу. Следовало как можно быстрее приступить к работе.

— Уже уходишь? Замечательно.

— Вы зря обрадовались.

— Почему же?

— Я иду ограничивать вашу свободу.

Я предположил, что Агата спросит, что я имею ввиду, но она промолчала и вновь вернулась к изучению вида за окном. Похоже, она на полном серьезе считала, что деньги, которые были заплачены Библиотеке вылетели в трубу. Вот только богатеи уже сотню лет нас нанимали отнюдь не из-за престижа или каприза. И ты вскоре в этом убедишься.

Выйдя из усадьбы, я направился в парк, где по-прежнему рабочие поднимали автомобиль. Из прислуги здесь был только Алексей Осипович, который следил за работой.

— Мне нужна ваша помощь, — с ходу обратился я к нему.

— Какого рода?

— Нужно собрать всех, кто работает в усадьбе, в одном месте. Хочу с ними познакомиться и разъяснить пару новых правил, которых они впредь должны придерживаться.

Дворецкий задумался, но затем кивнул.

— У нас просторная кухня, там все поместятся. Подходите минут через пятнадцать в правое крыло на первом этаже.

Я кивнул и что-то бы как-то потратить время, принялся осматривать усадьбу. Помимо открытой площадки на краю скалы, вся территория представляла собой парк с обилием клумб, несколькими беседками и лабиринтом аккуратно подстриженных кустов. Забор окружал усадьбу с трех сторон и сделан был на удивление добротно — никаких прорех или обветшалости. А с учетом высоты и бритвенной острой концов решетки, на территорию было трудно проникнуть. Удовлетворившись увиденным, я вернулся в здание, где сразу нашел кухню, на которой собралась вся работающая в доме прислуга.

— Тут все? — решил я уточнить у дворецкого.

— Все, за исключением шофера графа, но он не является нашим работником и бывает в усадьбе только когда его сиятельство приезжает или уезжает.

— Сезонные или сменные рабочие?

— Когда тут жила супруга графа, держали ещё одну повариху и двух горничных. Но после того, как она уехала в Петербург, их уволили.

— Хорошо.

Я оглядел вставших вокруг меня мужчин и женщин. Всего их было шестеро включая Алексея Осиповича: рослый парень, который дежурил у калитки, садовник, кухарка и две молоденькие горничные.

— Представите мне собравшихся? — максимально дружелюбно попросил я дворецкого.

— Разумеется: Вероника Алабина и Дарья Лужина — наши горничные, Евдокия Лыкова — повариха, Архип Полетыло — садовник, Андрей Чубаров — сторож.

Я кивнул и широко улыбнулся. Сейчас мне требовалось проявить недюжинное обаяние и дружелюбие, поскольку с этими людьми, пусть и косвенно, мне придется работать весь следующий год.

— Меня зовут Вера Чайка, — одна из горничных, кажется Дарья, хихикнула и я тут же сделал в памяти зарубку на будущее. — Я буду в течении следующего года телохранителем Агаты Константиновны Радчевской. Для того, чтобы я смог выполнять свои обязанности максимально профессионально и эффективно вы должны соблюдать ряд правил. Первое — не задавать вопросов о моём имени. Второе — беспрекословно подчиняться любым моим приказам, даже если они будут казаться странными и неожиданными. Третье — обо всех подозрительных событиях рассказывать мне лично. Четвертое — никогда не говорить юной хозяйке о том, что я делаю или говорю в её отсутствии. Пятое — если она попытается покинуть усадьбу или будет вас просить о помощи ей в этом, то немедленно докладывать мне. Вопросы?

— Сколько вам лет? — Дарья подняла руку.

— Ты, ведь, надеюсь, не собираешься во второй раз нарушить четвертый пункт?

— Что? — девушка испуганно сжала руки перед грудью и попятилась.

— Ладно, поскольку первый раз был до того, как ты услышала правила, не буду его считать, — сменил я гнев на милость. — Но учти, о том, что ты дружна с госпожой, я знаю и если вдруг мне почудиться, что ты ей обо мне что-то рассказываешь...

Я злорадно оскалился, хотя сам не знал, что тогда сделаю в подобном случае. Моя злопамятность шла рука об руку с полным отсутствием кровожадности. Упаси боги, чтобы мне никогда не пришлось мстить — иначе оная будет самой унылой в истории человечества.

— Ещё вопросы?

— Что любите есть? — деловым тоном спросила повариха, которая восприняла мой визит, как неприятную помеху работе.

— Я не привередлив в еде. Главное, чтобы она не имела сильного запаха, например чеснока.

— Вы женаты? — вторая горничная смотрела на меня жадными глазами незамужней молодки.

— Нет.

— Сосватаны?

— Нет.

— Возлюбленная?

— Я гомосексуалист, — чтобы обезопасить свою невинность от данной барышни немного святой лжи не повредит.

— А кто это?

Объяснять или нет? Меня спасло то, что Евдокия зашептала на ухо девушке и я смог отчетливо наблюдать как в глазах той тает интерес к моей персоне. Одной проблемой меньше.

— А вы мамонтов видели? — опять решила разузнать обо мне Дарья.

— Да.

— Ездили на них?

— Да, но не верхом.

— А у вас оружие есть?

— Нет.

— А действительно залы Библиотека построены прямо во льду?

— Если быть точным — в вечной мерзлоте.

— А правда ли, что каждый боец Библиотеке должен перед выпуском убить белого медведя и съесть его печень?

— Вообще-то, то их печень ядовита.

— А колдовать вы умеете?

— Конечно, только нужно наесться грибов и взять бубен! — я стал терять терпение от этой девушки, которая задавала вопросы быстрее, чем пулемёт Максима стрелял.

— А каких грибов? — Дарья явно не поняла сарказма. — Сыроежек, опят, краснушек?

— Лисичек.

Дарья принялась озираться, словно искала мел и доску, чтобы записать услышанное, но Евдокия, как раз закончившая рассказ о мужской любви, схватила её своей огромной ладонью за голову и повернула в мою сторону. Очевидно, она в этой компании негласный лидер. Надо будет запомнить на будущее.

— Ещё вопросы есть? — спросил я таким тоном, чтобы было понятно, что больше я их слышать не хочу.

Получив тишину в ответ, я попрощался и вышел с кухни, направившись обратно на второй этаж. Агата за время моего отсутствия вернулась к чтению, а я, довольный проделанной работой, плюхнулся в кресло.

— Надеюсь, ты не сильно напугал прислугу? — проницательно спросила Агата.

— Нет, это будет вторым этапом после того, как кто-нибудь нарушит одно из правил, с которыми я их ознакомил. Пугать людей при первом знакомстве неэффективно. Вначале нужно создать у людей хорошее впечатление о себе, — чего я, наверное, добился с переменным успехом, но лучше Агате об этом не знать. — А только затем, когда у людей в голове сложиться мой положительный образ, разрушить его жестоким и холодным поступком. Благодаря этому достигается больший эффект, поскольку люди испытают не только страх, но и разрушение привычных стереотипов.

— Как интересно ты мыслишь.

— Я так не мыслю — просто пользуюсь уловками, которым меня обучили. Вот и всё.

— Однако, мне кажется, что ты уже собираешься кого-то наказывать.

— Да, вашу личную горничную. Кажется, её Дарья зовут.

— У меня нет личной горничной, — мягко улыбнулась девушка.

— Официально нет, — я поднял глаза к потолку, изучая лепнину. — Но мы оба знаем, что фактически она ею является, так как ты с ней общаешься больше всего.

— Да, она мне прислуживает, — Агата не стала отрицать очевидного, так-как это просто втянуло бы нас в долгий бессмысленный спор. — Но я не понимаю, за что ты собираешься её наказывать?

— При нашей первой встрече, вы невольно выдали себя, сказав, что заранее знали о моём поле. Вначале я подумал, что, в отличии от твоего отца, вы внимательно прочитала присланные из Петербурга бумаги, однако речь шла не об этом. Когда я появился в парке за домом, там присутствовала поварихи и две служанки, которые стали свидетелями знакомства со мной. А после того, как меня привели к тебе, я заметил у вас на столе чашку горячего чая. Вот знаете — этот напиток не самый подходящий для обеда в столь жаркий день, но подходящий, чтобы Дарья могла найти повод, чтобы прийти к вам и посплетничать. Так что, когда я предстал пред вашими светлыми очами, вы уже знали, что вас ждёт и как строить беседу.

— А с чего ты решил, что эта была именно Дарья, а не Вероника?

— Вероника проста как три копейки. Её мысли не заходят дальше мечтаний о богатом муже, доме с палисадом и позолоченном самоваре. А вот Дарья натура мечтательная и увлекающаяся. К вам, как к начитанной и образованной сверстнице, она должна тянуться как мотылек на свет. Да и вам, наверняка, льстит то, что она относиться к вам с пиететом и обожанием. Поправьте меня, если я где-то ошибся.

— Ты произвел на меня впечатление, не скрою. Но ты так и не ответил на вопрос — за что ты накажешь Дарью?

— Это же очевидно! Рано или поздно её преданность вам, сыграет с ней злую шутку. Уверен, что уже в ближайшую неделю, она нарушит одно из моих правил и у меня появиться повод её наказать. Сейчас, конечно, прислугу уже не секут, а вот добиться её увольнения я смогу. Как думаете: сможет она найти новую работу? Сомневаюсь.

Агата отложила книгу.

— Ты сейчас ставишь меня перед фактом: либо я не будут пользоваться помощью своей горничной и не стану ломать ей судьбу; либо воспользуюсь её помощью, когда она мне понадобиться и ты сразу от неё избавишься, обретя на голодное существование? Соглашусь — это непростой выбор.

— Я просто хочу, чтобы следующие двенадцать месяцев пролетели легко и быстро, и я смог бы покинуть вас, госпожа.

— Но этого не произойдет, как бы тебе не хотелось.

— Я иного мнения.

— Знаешь, о чем я думаю? — спросила Агата слегка прищурившись.

— Да. Что я вам не нравлюсь... И вы недовольна тем, что к вам приставили няньку и тюремщика в одном лице... И вы считаете, что во всем всегда правы... И что носить блузки с таким высоким воротником в такую жару нормально. И ещё много чего, о чем я не знаю, не хочу знать и, как надеюсь, не узнаю. Давай уже прекратим эти бессмысленные пикировки. Договорились?

— Ты прячешь голову в снег.

— Спасибо, что адаптировали этот фразеологизм с учётом место моего рождения, но факт есть факт — сегодня ваша жизнь изменилась и лучше смириться с этим.

— Знакома легенда о лягушке, упавших в крынку с молоком?

— Да, но в реальности, борясь со мной, вы только всё усугубите.

— Посмотрим, — многозначительно сказала девушка и вновь открыла книгу.

После этого за весь день мы не перекинулись ни единым словом.

Глава 3. Неподобающее увлечение для юной особы

С момента моего прибытия в усадьбу прошла две недели. За это время я втянулся в ритм жизни дома и узнал все основные нюансы: график Агаты, ситуацию в семье графа, характеры прислуги. Просыпался я в семь утра. Затем умывался, одевался и шёл на кухню, где собирались все, кто работал в доме. Быстро перекусывал вместе с ними и шел в комнату Агаты. К тому времени она уже просыпалась, а освободившаяся Дарья приносила ей еду. Ела Агата всегда у себя в комнате, за исключением редких вечеров, когда она ужинала с отцом. Но такое случилось всего дважды — мать девушки сейчас была в Петербурге и граф не видел смысла изображать благопристойное семейство.

Всего детей у Константина Радчевского было шестеро, но двое умерло ещё во младенчестве — пожалуй единственное, что до сих пор роднило как простолюдинов, так и аристократов было то, что медицина никак не могла справиться с детской смертностью. Старший, Владислав, служил в полиции и никогда в усадьбе не появлялся. Старшая дочь... лучше её было и не упоминать... И ещё оставались две дочери-близняшки пятнадцати лет, но они были вместе с матерью. Так что, особого оживления в доме никогда не было.

Пять раза в неделю, после обеда, к Агате приходи репитеры, преподающие ей русский язык, историю, математику и английский с немецким. В это время я, обычно, сидел в самом углу гостиной, где проходили занятия, и читал какую-нибудь книгу из домашней библиотеки. Первое время я нервировал учителей своим присутствием, но вскоре они пообвыкли и перестали косится в мою сторону.

Занятия заканчивались в три часа, после чего, девушка была предоставлена сама себе. Свободное время она тратила либо на чтение, либо на выходы в город. Однако вместо летних кафе и ателье она всегда ходила только в книжные магазины. Пару раз она брала с собой Дарью, но моё явственное присутствие за спиной, горничную сильно смущало и Агата больше её с собой не брала.

Вечером, после ужина, опять же у себя в комнате — Агата всё-таки была редкостной индивидуалистской — она принимала ванную и шла в кровать. Следом я делал тоже самое. Однако для меня, поселившегося в маленькой комнате напротив комнаты Агаты, процесс сна сильно отличался. Наши комнаты разделяли только две двери и неширокий коридор, однако этого уже было достаточно, чтобы приглушать звуки. Придерживаясь старой доброй истины — параноики живут хоть и тревожно, но долго, я в первую же ночь стянул матрас со своей кровати и подтащил его ко входу в комнату. Используя дверь в качестве спинки кровати, я упирал в неё подушку и так, лежа на полу, засыпал. Первую неделю я чувствовал себя полным идиотом, от такого поведения, во вторую неделю я начал подумывать вскоре перебраться обратно на мягко пружинящую кровать, а на третью мои подозрения полностью оправдались — Агата попыталась тайно покинуть дом.

Было часов пять утра, когда меня разбудил едва слышимой звонок телефона, расположенного на первом этаже. Ялта, спасибо последним императорам, была самым популярным южным городом страны, и телефонная сеть тут уступала по разветвленности только петербургской, московской и киевской. Поэтому наличие двух телефонных аппаратов было не в новинку. Трель телефона раздавалась несколько минут, прежде чем трубку сняли. А затем, спустя ещё минут пятнадцать, моя ладонь, лежащая всего в паре сантиметрах от щели под дверью, почувствовала слабый ток воздуха из коридора. Кто-то открыл дверь напротив, затем закрыл и медленно, так паркет даже не скрипнул, пошел к лестнице вниз.

Я тихо поднялся со своего лежака, убрал подушку от двери и, стараясь не шуметь, плавно её приоткрыл. Заранее смазанные петли не издали ни малейшего скрипа. Мягко ступая по полу, я выглянул в коридор и в полутемном коридоре увидел фигуру, которая, держа в руках пару туфель на высоком каблучке, на цыпочках шла к лестнице.

— Госпоже нужна помощь? — я поинтересовался самым невинным тоном.

Агата застыла на месте. Но поворачиваться ко мне, отчего-то, так и не стала.

— Я просто шла на кухню. Мне не спалось и захотелось выпить чая с мёдом. Можешь идти обратно к себе.

— Если хотите, то я могу вам его приготовить. Я всё равно уже не сплю.

— Это не твоя работа. Не хочу делать из тебя прислугу.

— Услужить вам, Агата Константиновна, мне будет только в радость.

— Захлопни за собой дверь наконец! — Агата сорвалась быстрее чем я думал. Но перечить я не стал и поступил как она приказала.

— Я имела ввиду — закрой дверь с другой стороны...

— Куда вы собрались? — спокойно сказал я, поскольку ломать комедию дальше не было никакого смысла.

— Я уже ответила. У тебя короткая память?

— Я бы поверил вам, не будь у вас на голове шляпки, в руках туфель, да и сами вы не были бы одеты так, словно собираетесь выйти в город.

— После чая я намеревалась погулять в саду. Раннее утро — самое прекрасное время дня: тишина, прохлада, восход, отсутствие людей. Это идеальное время, чтобы побыть наедине с собой и поразмышлять.

Коридор освещался только через окна, расположенные в начале и конце коридора. А так как солнце ещё толком не встало, то он был погружен во тьму. Несмотря на то, что за ночь мои глаза привыкли к темноте, я видел лишь силуэт Агаты, но не выражение её лица. Наверное, там сейчас можно было найти все оттенки раздражения, если судить по интонации в голосе.

— Вы пытаетесь сбежать из усадьбы?

Играть словами Агата умела мастерски. С людьми, подобными ей, лучше прямо гнуть свою линию, придерживаясь в речи только очевидных фактов и никак от них не отклоняться. Если вступить в перепалку, то сам не заметишь, как скользкая тропка демагогии приведёт тебя к тому, что ты не только забудешь, с чего всё началось, но и согласишься с позицией оппонента. А последнее ни в коем случае нельзя допустить.

— Можешь обращаться ко мне на ты, — вместо ответа сказал девушка.

Тёмный коридор не самое подходящее место для такого панибратства. Но Агата решила добиться своего через дружелюбие, а не через агрессивный тон общения как прежде.

— Ты пытаешься сбежать из усадьбы? — её доброту я применил не так как бы ей хотелось, но моя работа состоит не в том, чтобы оправдывать её ожидания.

— Так и быть — открою тайну. Думаю, тебе стоит доверять...

Она на полном серьёзе считает, что такой дешевый трюк пройдет? Мне о нём ещё лет в пятнадцать рассказывал учитель: если хочешь расположить к себе человека, то покажи ему, что считаешь его исключительным. А для этого лучше всего подходит тайна, в которую ты намереваешься его посвятить. Причём тайна может быть её только на словах — главное соблюсти два условия: человек не должен был прежде знать этой информации; и говорить нужно обязательно тише обычного и с нотками заговорщицкого тона.

— ...У меня появились дела в городе. Но я бы хотела держать это в секрете, поскольку она связана с сюрпризом, который я хочу сделать своему папе.

Ты даже отца, впервые на моей памяти, папой назвала. Ну что ты за бессовестная манипуляторша! Грешно такой быть. И я знаю, что день рождения у графа только через полгода, а другого повода сделать ему подарок у тебя точно нет.

— Лучше бы ты сразу об этом сказала. Смысл был скрывать? Твоему отцы я бы точно не стал докладывать о подобной ерунде, — я решил подыграть Агате.

— Я не была в этом уверена.

— Зря, очень зря. Моя работа — это твоя охрана, а не участие в семейных отношениях. Я к ним абсолютно равнодушен, поскольку выходят за рамки моих обязанностей.

— Тогда можешь, в первый и последний раз, закрыть глаза на то, что меня не будет утром дома? Уверена, что смогу сделать все дела в городе до того, как отец проснется, так что никто не заметит моего отсутствия.

— Извини, но нет. Велик риск, что ты опоздаешь. Да и прислуга встает очень рано, и заметит твоё возвращение. Так что, я составлю тебе компанию.

В коридоре повисло молчание. За окнами раздавались трели просыпающихся птиц, с моря долетел едва слышный гудок парохода.

— Ну, если ты настаиваешь, то я согласна, — покорно кивнула Агата тряхнув золотистыми локонами. — Подожду тебя здесь, пока ты переоденешься.

Развернувшись, я потянул за ручку двери, ведущей в комнату Агаты, распахивая её. Как и на моей — петли на ней было совсем недавно предусмотрительно смазаны.

— Ваша комната подойдет для ожидания несравненно лучше, — елейно улыбнулся я и сделал приглашающий жест рукой.

После того, как Агата покорно зашла обратно, я быстро метнулся в свою комнату, достал из сумки деревянный клин и подбил его носком под дверь, чтобы, пока я переодеваюсь, она не выскользнула обратно. Ещё в первый день работы в доме, я внимательно изучил спальню Агата и убедился, что из неё существует только два выхода: через дверь и через окно. Жила она втором этаже, а когда вокруг усадьбы разбивали парк, кто-то благоразумно озаботился тем, чтобы посадить под стенами кусты шиповника. Так что покинуть свою комната Агата могла только через дверь, которую я благоразумно заблокировал.

Я надел белую рубашку, невзрачные серые брюки и пиджак. Носить последний в такую жару мне было некомфортно, но он скрывал ножны с оружием, которые с прицепил к ремню брюк на пояснице.

Вышли из усадьбы мы минут через десять. Но дойдя до конца аллеи Агата повела меня не прямо — в сторону города, а свернула направо. В той стороне располагались только жилые дома. Не была никаких лавок, мастерских или других мест, где можно было бы приобрести подарок для графа. То, что Агата темнит, было понятно сразу, но вот что она задумала я понять не мог. Спрашивать смысла не было, так как она опять начала бы врать и увиливать. Оставалось только следовать за ней хвостиком, как учили — в одном шаге позади и немного сбоку — и надеяться, что мои навыки и оружие не пригодится.

Дорога пошла под уклон, периодически петляя, и теперь мы двигались вдоль моря, всё дальше отдаляясь от города. Плитка под ногами закончилась и теперь мы шагали по утоптанной, многочисленными ногами прохожих, земли.

Агата в очередной раз свернула в сторону и, уверенной походкой, как бывалый штурман, повела меня по узенькой тропинки спускающейся к морю. Вокруг росли кусты рябины, иглицы и немногочисленные раскидистые сосны. Никаких следов человека тут уже не было, лишь внизу, вдоль широкой косы, лежали вытащенные на берег лодки. Это был самый край города и дальше уже мало кто жил. А из построек были только многочисленные склады торговых компаний, да и они располагалась гораздо-гораздо дальше. Солнце уже поднялось над краем моря и стало достаточно светло, чтобы разглядеть, что в том месте, где, ставшая резко идти под откос тропинка, примыкала к берегу, столпились люди. Четыре человек, опустив головы к земле, медленно прохаживались взад и вперед по гальке, будто что-то выискивая. Пятый стоял поодаль.

— Эти люди как-то связаны с целью твоей утренней прогулки? — с тревогой спросил я, прикидывая какую скорость я смогу развить с Агатой в охапке.

— Да. Место как раз то, что и было названо.

— Кем названо?

— Не волнуйся — мне ничего не угрожает. Или у тебя настолько плохое зрение?

Зрение у меня и правду было чуть хуже, чем требовалось, оттого сразу не разглядел главного — все люди на пляже были в полицейской форме. Агата приветственно замахала рукой, стараясь привлечь к себе внимание. Один из рядовых заметил её и позвал высокого мужчина, который до этого стоял к ним спиной, смотря на что-то у своих ног. Разглядеть детали предмета было с такого расстояния сложно, но от его формы и габаритов у меня появилось нехорошее предчувствие.

Агата, удостоверившись, что ее заметили, ничуть не опасаясь подвернуть себе ноги из-за не самой подходящей для такого спуска обуви, вприпрыжку понеслась вниз. Стараясь не упустить её, я рванул следом и спустя какую-то сотню саженей вылетел вслед за ней на пляж.

Мужчина в костюме уже отошел от берега, но, вместо того, чтобы пойти нам навстречу, свернул в сторону одной из разлапистых сосен, тут и там росших у подножия высокой скалы. Как и остальные полицейские, он, наклонившись, принялся выискивать что-то на земле. Сделав пару кругов вокруг дерева, он, наконец, нашел то, что искал — две сухие палки... одна даже еще с парой шишек на конце. Теперь, держа в каждой руке словно импровизированное оружие, он вальяжно пошёл прямо на Агату. Та, как и я, все это время равнодушно взирала на странные телодвижения мужчины, уперев руки в бока. Может зрелище со стороны и выглядело странным, но для неё оно, очевидно, была самым, что ни на есть, заурядным и унылым. Как, наверное, для крестьян — пасущиеся коровы.

— Опять он начинает... — донеслось от Агаты.

Я скосил глаза на неё, но быстро вернулся к наблюдению за мужчиной. Молодой, нет и тридцати. Высокий, хорошо сложен, светлые волосы. Одет в щегольской светлый костюм с ярко алым галстуком. Если бы не две грязные сухие палки в руках, то он бы выглядел типичным петербургским бонвиваном, по ошибке попавшим на пляж. Преодолел половину разделяющего его с Агатой расстояния, он сложил палки перед собой, изобразив импровизированный крест и громко принялся читать молитву.

— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, осени меня своей благодатью и помоги справиться с бесовской ратью. Очисти от колдовства непомерного и деяния неверного. Прости мне греховные припадки и чертовские нападки. Защити меня от вечного ада, изгони прочь навек ты бесовского гада. Да будет воля твоя. Аминь.

Молитва закончилась как раз в тот момент, когда он вплотную приблизился к Агате, отчего крест оказался всего в паре пядей от её лица.

— Изыди! — произнес он погодя пару секунд.

— Изыди сразу после аминь... А так можно делать? — надменно спросила Агата даже не шелохнувшись.

— Изыди! — повторил мужчина.

— А нательным крестиком воспользоваться побрезговал? — девушка принялась изучать псевдораспятие в рука собеседника.

— Я боялся, что он расплавиться у меня в руках от жара преисподней, что ты в себе несешь!

— Тепло же меня тут встречают... Чувствую себя любимой и желанной, — опять с несвойственным столь юным барышням сарказмом, сказала Агата.

— Чувствуй себя ею в другом месте.

— Так и быть, я уйду... только не сразу.

— Ты ещё условия ставить? Агата, отцу из-за тебя и так нелегко, а ты ещё хочешь всё усугубить?

— И в мыслях не было. Я просто постою подле тебя, не более, — Агата в молитвенном жесте сложила перед собой ладони. — Клянусь, что только посмотрю.

— Я запрещаю.

— И как ты это сделаешь? Прикажешь своим людям выгнать меня? Меня, твою любимую младшую сестрёнку?

Теперь стало понятно, что за человек передо мной. Владислав Радчевский — старший брат Агата и, одновременно, наследник титула в их семье. Он служил не малым чином — спасибо связям отца — в полиции Ялты. В усадьбе он никогда не появлялся, поскольку отношения, как мне было известно, у него с графом, отчего-то, были натянутые. Да и работа требовала, чтобы он мог быстро добираться до мест преступлений, а усадьба, находясь на краю города, этого не позволяла.

Владислав вздохнул. Очень громко и театрально.

— Твоё увлечение нездорово, пойми это наконец. Ты ведь знаешь, что наша мать уже с ног сбилась в Петербурге, пытаясь выдать тебя замуж? Даже несмотря на наш знатный род и огромное приданое, с тобой никто не хочет связываться — твоя репутация говорит сама за себя. Но вместо того, чтобы избавить отца с матерью от своего присутствия, ты лишь продолжаешь всё усугублять.

— Так если моя репутация уже испорчена, то какой смысл меня прогонять?

— Ты опять слышишь только то, что хочешь слышать! Я же говорил — ты ещё больше всё усугубляешь.

— Я просто постою рядом, — повторила Агата, подтвердив слова брата.

Сам он, тем временем, повернулся в сторону моря и лежащего у его края трупа — теперь у меня уже не было никаких сомнений в том, что это было. Вся ситуация все больше склонялась к тому, что он разрешит Агате остаться. Несмотря на устроенную сцену, я легко понял, что он в сестренке души не чает. А строгое поведение — показное. Но если так, то он сейчас, того гляди, уступить.

— Честно-честно. Клянусь! — добавила девушка.

Меньше часа назад, она, в такой же манере, уверяла меня, что мы идём за подарком для её отца. Если, конечно, она не думала, что начавшая разлагаться печень или селезенка его порадует. Мне стоило бы вмешаться, но я решил пока не влезать в их беседу. Неизвестно как брат отреагирует на мои обличительные слова.

— Агата, там труп человека, а ты юная девушка. Для тебя смотреть на такое противопоказано.

— О чем ты, братик? Я уже видела в своей жизни аж пять трупов.

— Шесть.

— Пять. Тех близнецов я считаю за одного.

— Не спорь.

— Но почему?! — губы девушки задрожали, а сама она принялась быстро-быстро моргать, будто стараясь не заплакать. Из нахальной заносчивой девицы, она вдруг, каким-то неведомым образом, превратилась тех нежных гимназисток, что падают в обморок при слове "афедрон". Такие особы очень любят добиваться своего, смотря глазами беззащитных котят. А мужчины, купившись на этот маскарад, даже не замечают, как из них начинают вить верёвки.

— Ещё неизвестно к чему приведет твое присутствие. Если отец узнает о твоем визите, а он узнает, мы опять поссоримся. Ты очень часто, из-за своего нездорового увлечения, оказываешься на грани жизни и смерти. Забыла, что последний раз ты спаслась лишь чудом?

— Ну теперь такого точно больше не случиться, — сказала Агата с победными нотками в голосе. Она повернулась ко мне и сделала реверанс, словно была конезаводчиком, собиравшимся представить покупателю своего лучшего скакуна. — Это Вера Чайка.

— Кто?

Последовала пауза.

— Знаешь, тебе стоит как-нибудь поужинать с отцом. Ты очень давно у нас не был, — с кислым лицом сказала Агата, чью минуту триумфа только что похоронила неосведомленность брата.

— Откажусь.

— Тогда ещё раз. Это Вера Чайка — телохранитель из Библиотеки.

— Вера?

— И это всё что вы хотели узнать? — в первый раз за время беседы я решил подать голос. Что-то в моём вопросительном тоне было неладно, раз что Владислав, что Агата, что дежуривший поодаль полицейские резко отпрянули, словно их ошпарило кипятком.

— То, что отец нанял телохранителя я знал, но я полагал, что это будет... кхм... девушка. Вы ведь девушка?

— Ни в коем разе, — ответил я вежливо.

— Я бы не была столь уверена, — сказал Агата брату. — Может вам сходить как-нибудь вместе в баньку? Попаришься березовыми вениками, попьёшь кваску, убедишься в его половой идентичности...

— Боже, Агата! Твои речи больше подходят уличной девке, чем девушке столько высоко положения. Маму удар бы хватил, услышь она, что ты такое говоришь.

— Как-то ты маман плохо знаешь, — едва слышно хмыкнула Агата.

— Хорошо я её знают и в курсе, что она тобой разочарована.

— Почему мы опять обсуждают мою низкую ценность как брачного товара, а не то, что в десятке саженей от нас лежит свеженький труп, очевидно со следами насильственной смерти, раз ты здесь. Это куда более интересно, согласись?

Владислав скрипнул зубами и, развернувшись на каблуках своих щегольских туфель, сейчас, правда, измазанных песком и грязью, пошел к телу. Агата, осознав, что её занудство, вкупе с напористостью и беспричинной братской любовью, дало нужный результат, кинулась следом. Придерживая полы юбки, она быстро обогнала Владислава и, подлетев к покойнику, принялась, накручивая вокруг него круги, изучать со всех сторон. То и дела приседая, вертя головой и периодически высовывая язык, она стала походить на буйнопомешанную, что со стороны выглядела весьма тревожно... и даже пугающе. Если бы у неё из уголка рта сейчас потекла струйка слюны, я бы, не медля ни секунды, её слегка бы придушил, перекрыв доступ кислорода в голову, и, взвалил на плечо, унес с пляжа. Хоть моя работа и состояла в том, чтобы оберегать её жизнь и здоровье, но репутацию девушки я готов сохранить бонусом.

— Так вы и есть Леденый страж, который будет следит и защищать мою сестру? — с нескрываемым интересом спросил Владислав встав возле меня.

Опять этот дурацкий термин. Как за двести пятьдесят лет кучка старообрядцев, решивших в распрях Никоном полагаться на заточенное железо, а не на Слово Божие, обрела такой красивый и живописный эпитет, не соответствующий действительности? Библиотека сейчас была сотней полоумных ретроградов, умевших делать только две вещи: копить книги и убивать людей. И хотя и то и то делалось профессионально, но узость подхода это не отменяло. Правда всегда была безжалостна к тем, кто склонен к романтизации вещей. Так что ты, скоро вслед, за Агатой разочаруешься во мне и впредь будешь считать обычным наёмником.

— Верно. Как вы правильно отметили — следить и защищать. Она вольна делать, что вздумается... в пределах разумного.

Если прямым текстом — то я не могу запретить ей ходить вокруг трупа. Который, к слову, она зачем-то начала тыкать кончиком туфли. А вот защитить её от тех, кто станет её бить за то, что она оскверняет тело — могу. Весьма сложная система, но я не гувернантка и не надсмотрщик, так что графу пришлось согласиться с такой ситуацией. Хотя, в данной ситуации, мне как никогда, стоит проявить инициативу и свернуть хобби Агаты.

— А то, что она делает — разумно? — удивился Владислав.

Ты сам это допустил, а теперь делаешь вид, что не при делах? Да что у вас за семейка-то такая?

— Конечно же — нет. И, видится мне, что вы такого же мнения. Так давайте объединим усилия. Вы запрещаете своей младшей сестре здесь находиться, а я её отсюда выпроваживаю.

— Братик, надеюсь ты не решил за моей спиной, на этом прекрасном пляже в лучах утреннего солнца, организовать с этим олухом местечковую Антанту? — Агата услышала нашу беседу и тут же влезла в разговор.

— Олуха? Что-то новенькое. А я уже думал, что вы, Агата Константиновна, исчерпали словарный запас, — очень тихо пробормотал я, зная, что перебранки с девушкой можно вестиси часами без какого-либо успеха. Но, будучи далеко от меня и по-прежнему кружила вокруг тела, она меня прекрасно расслышала.

— Для тебя я готова его расширять сутками напролёт, тратят свою цветущую юность.

Единственное, что тут цветет — это моё дерево вражды и плодоносить в этом году оно будет обильно. Правда, в присутствии посторонних, я, пожалуй, от столь яркой метафоры воздержусь. Пусть это мне и доставит немалые душевные страдания.

— Я весьма обрадован тем фактом, что моё присутствие побуждает вас к самообразованию, — вежливо ответил я и чуть склонил голову.

— Вы плохо ладите, — проницательно отметил Владислав.

Только сейчас я обратил внимание на то, что палки, из которых он сделал крест для изгнания Агаты, по-прежнему у него в руках и тот ими интенсивно размахивает, словно повторяя фехтовальные движения. Что за ребячество? Одна зазнайка всеми правдами и неправдами притащилась на место преступления. Другой ещё не отошёл от игр в богатыри. После слов Агаты о своей матери, я уже боюсь встречи с ней, так-как все дети пошли в неё, а не в графа. А яблоко от яблони, как говориться.

— Мы плохо ладим, братик, — повторила слова брата Агата. — И, кстати, вы уже нашли место преступления?

Владислав и я приблизились к телу. Теперь я смог его хорошо рассмотреть вблизи: мужчина, лет за сорок, круглое лицо с бородой, мешки под глазами, на теле засаленная рубашка и штаны на подтяжках, поверх накинут короткая кожаная жилетка. Все тело было покрыто грязью и листьями водорослей, а по воздуху уже начал распространяться неприятный запах. В том, что это убийство, а не банальное утопление, было сложно ошибиться — посреди лба мужчины зияло аккуратное пулевое отверстие. Само тело лежало в трех-четырех саженях от линии прибоя. Хоть пляж тут был из гальки, а не из песка, можно было отчетливо разглядеть две борозды, оставленные ногами покойника, когда его вытаскивали из воды.

Мне и раньше доводилось видеть утопленников. Лет в десять, при мне группа односельчан вытаскивали из реки труп утонувшего неделю назад старика. Была уже весна и подтаявший лед вот-вот готов был начать ломаться и плыть в океан, когда бедолаге приспичило перейти на другой берег. Итог был хоть и трагичен — того деда в деревне любили — но весьма предсказуем. И пусть тому телу было гораздо больше времени, чем этому, но одно различие все же было. У трупа подле моих ног была очень странная поза — казалось, что перед смертью он резко замер, тянувшись куда-то. Это было очень необычно, поскольку при смерти все мышцы расслабляются. Бульварные писаки, описывая рыцарские сражения любят оборот "в воздухе висел запах крови", упуская из виду продолжение "...и запах экскрементов". Однако этот убитый, почему-то, после смерти так и остался пребывать в том положении, в котором его настигла смерть.

— Полагаешь, что его убили не здесь? — тем временем спросил Владислав.

— Разумеется, налицо ситуация, что его просто снесло к берегу после того, как труп выбросили в море.

— Может ты тогда и скажешь, где это могло произойти.

— Точно ответит тебе не смогу, но советую поспрашивать местных рыбаков — они в местных течениях точно разбираются. Хотя, мне кажется, что это было не сильно далеко отсюда.

— Намекаешь, что он выглядит ещё "свеженьким"?

— Ты же сам говорил, что трупов я уже немало навидалась.

— Странный повод для гордости, — хмыкнул Владислав.

— Вы его уже обыскали? — продолжала допытываться Агата. — Если нет, то стоит начать прямо сейчас!

— Сестричка, не нужно вести себя так, словно ты тут главная, а то вышвырну тебя отсюда быстрее, чем ты успеешь сказать "я больше не буду".

— Злюка, ты злюка! — изобразила обиду Агата и даже постаралась выжать слезы из глаз, но у неё ничего не получилось.

— Боже правый, замолчи уже!

Краем глаза я перевёл взгляд на рядовых полицейских, стараясь прочитать их реакцию на происходящее, но они хранили неестественное равнодушие. Видимо, такая сцена для них не впервой. Сколько Агата уже надоедает своему брату, пользуясь его любовью к сестре? Год, два? Я даже почувствовал что-то вроде жалости к этому человеку, хоть видел его первый раз в жизни.

Владислав подал знак одному из полицейским и тот, с грустным видом подойдя к трупу, стал проверять его карманы. На свет был извлечен дешёвый портсигар с парой развалившихся от морской воды папирос, ставший популярным в последние годы швейцарский нож, засаленный платок, несколько монет мелкого номинала и маленький кожаный чехол. Мужчина развернул последний предмет — внутри лежал набор отмычек.

— Кажется, сей раб божий, при жизни не гнушался идти против закона, — улыбнулась Агата. — Кстати, двух не хватает.

Два кармашка и вправду были пусты и, судя по форме чехла, сами выпасть они не могли.

— Может быть их и не было... — равнодушно протянул Владислав и замер. — Этот взгляд...

Мужчина смотрел точно в глаза Агаты, у которой опять начался приступ его "странности" — нездоровая ухмылка на лице, легкое безумие в глазах и приоткрытый рот... и, кажется, вот прямо сейчас, у неё от возбуждения слюни точно пойдут. Нехорошо, ой как нехорошо.

— Тебе показалась! — дернулась девушка и сделала пару быстрых шагов назад. Причем в мою сторону. Я, как человек, которому увлечение Агаты не понравилось так же, как и её характер, тут же отодвинулся как можно дальше, чтобы она, чего доброго, не возжелала использовать меня в своих целях.

— Нет, не показалось. Ты до чего-то додумалась, как пить дать!

— Это ты у нас сыщик, а не я — думать твоя работа.

— Помощь полицейскому управлению Его Величества есть почетный долг каждого верноподданного Империи! — как по уставу выдал Владислав.

— Да... красиво сказано, чувствую, что не зря ты получил такое хорошее образование, — продолжала играть дурочку Агата.

— Агата...

— Братик...

— Не порти со мной отношения.

— Мы же не в браке, чтобы так говорить.

— Мы родственники.

— Фу, разыгрывать карту кровных уз — ничего в тебе нет святого.

— И мне это говоришь ты?! — хмуро сказал Вячеслав и подбочился.

Агата вздохнула, снова эта перепалка её вымотала, аки крестьянку неделя страды и указал рукой на восток.

— В той стороне, находится большое количество складов, принадлежащих транспортной компании Домочевских. Не удивлюсь, что этот мужчина вместе со своими подельниками решил ограбить один из них. Но они что-то не поделили, и он получил пулю в голову. А чтобы скрыть убийство, они решили выбросить труп в море. Только он не пошёл на дно и его не унесло в море, а прибило к этому берегу. Так что, для того, чтобы найти убийцу достаточно только узнать личность покойника, а затем выяснить имена его сообщников. Думаю, не спеша, за неделю, легко справиться. Как видишь, всё просто как никогда!

Что-то в рассказе Агаты мне казалось странным. Может содержание, может интонации... а может что-то ещё. Но все время, что она говорила меня не оставляло подозрение, что она пыталась завуалированно повлиять на своего брата, который тем не менее, этого не замечал.

— Кхм... признаюсь — я... впечатлен. Может и не зря я тебя сюда пустил, — довольно улыбнулся Владислав.

— Перестань, ты ненамного глупее меня, так что сам бы догадался, — польстила в ответ Агата.

— Кстати, а как ты вообще меня нашла? — спросил брат.

— Тебя никак не могли найти, поэтому позвонили в усадьбу к отцу и оставили сообщение о том, что здесь нашли труп. Кстати, где ты пропадал опять? Надеюсь не до утра резался в карты?

Интересный рассказ, сударыня, только я более чем уверен, что после звонка, тебе в комнату никто не заходил, а значит мне сегодня или завтра, придется, как идиоту, выяснять, как ты узнала о содержании звонка. И на что я трачу свою жизнь — на слежку за девушками! Впрочем, работать в поле от рассвета до заката или на фабрике, отхаркивая лёгкие, тоже не лучше... Ну, слежка, так слежка!

— Агата, ты же знаешь, я предпочитаю алкоголь и женщин — в отличии от азартных игр они дают реальное удовольствие.

Мне кажется, что про женщин, в присутствии юной девушки, можно было и не упоминать, но не мне наставлять людей на путь истинный. Тем более Агата, по всей видимости, об увлечениях брата знала и до этого... и нисколько не осуждала.

— Знаю-знаю... а кстати, вскрытие в морге делать будут?

— Конечно, нужно же узнать из какого оружия стреляли. Кстати, судя по входному отверстию — это пистолет. Что-то нынешняя преступность стала переходить на огнестрел, а ещё пару лет назад ограничивались ножами... — с каким-то старческими нотками в голосе сказал молодой мужчина.

— Ясно-понятно... — сказал Агата и поджала губы. — Ну, не стану тебя отвлекать...

Она явно старалась свернуть беседу как можно быстрее.

— Как-то ты заторопилась...

— Да просто уже утро... да и всё интересное закончилось, — со стороны слова девушки и вправду звучали очень живо и искренне, но меня, тертого калача, было не провести. И, как оказалось, Владислав тоже инстинктивно что-то почувствовал.

— Ты от меня ничего не утаиваешь?

— Ох, опять ты за своё! Уверяю тебя — на сегодня я утолила свою жажду приключений. Клянусь!

— Ну ладно, — удовлетворенно хмыкнул её брат. — Свидимся ещё. До встречи!

— Пока братик, — помахала Агата рукой, одновременно, не спеша, двигаясь к выходу с пляжа.

— Вера, тоже до встречи, — мужчина попрощался и со мной. — Приятно было познакомиться!

— Мне тоже. До свидания! — я решил не заострять внимание на том, что он опять разбередил моральную травму от моего имени и дружелюбно помахал в ответ, а затем двинулся вслед за Агатой, которая уже изрядно отдалилась от меня.

Глава 4. Клуб поклонников Гоголя

Нагнав Агату, я опять пристроился позади неё, и такой процессией, мы поднялись по крутой тропинке обратно к дороге, ведущей в город. С тех пор, как мы в одиночестве шли к пляжу прошло немало времени и теперь вокруг нас была немало народу: идущие в город рабочие, повозки с молочными бидонами, лоточники со свежей выпечкой и многие другие. Мы влились в этот поток людей и неспешно пошли вперед.

Сегодняшний день меня уже утомил. Мало того, что я не выспался, так все сильнее начал донимать голод. Того и гляди мой желудок начнет издавать характерные неловкие звуки. Я глянул на шагающую рядом Агату — та монотонно шла вперед с полузакрытыми глазами. Похоже она вся была в мыслях. Увиденное на пляже её несказанно заинтересовало, и я стал догадываться, что стало причиной всех её бед. И тут точно не были замешаны "потусторонние силы". Девушку с нездорово тянуло к темной стороне человеческой жизни: обману, преступлениям и насилию. Сей дремучий декокт всегда и приводил к похищениям, увечья и собакам... а может и молниям. Неизвестно, какие события предшествовали последнему. С её неуемным любознательностью с неё могло статься прикрутить к дереву громоотвод и встань в грозу под ним — исключительно интереса ради.

Мы вышли на перекресток, где нам нужно было повернуть налево. К моему удивлению девушка не стала сбавлять скорость и поворачивать, а пошла дальше к городу.

— Мы не возвращаемся в усадьбу? — мягко поинтересовался я.

— Нет, вернемся туда в районе обеда. У меня есть дела в городе.

— Подарок, да?

— Не стоит быть таким злопамятным — это отталкивает людей.

— Мнится мне, что ты сейчас печешься не о моей скромной персоне, а о том, что во второй раз тебе нужно будет придумывать ложь поубедительней.

— Обещаю — больше никакой лжи. Мы идём в небольшую ресторацию. Ты ведь, наверное, голоден? Так что я тебя угощу, в качестве извинения за свою ложь.

Любой другой расплылся бы в довольной улыбке — девушка, признавая свою вину, хочет загладить её вторым по популярности у мужчин способом. Вот только мои руки до сих помнят связки прутьев, которыми учитель хлестал меня, когда я не мог распознать ложь в его словах.

Мои глаза невольно уставилась на тыльную сторону ладони. Красных отметит там уже, само собой не осталось, но воспоминания стояли четкие. "Не нужно быть умным — достаточно уметь отличать правду от лжи" — эта фразу я помню слишком хорошо. Только какой мне смысл знать, что Агата опять бессовестно врёт? Не волочь же её за шиворот обратно домой?

— Можешь честно сказать — там нас ожидают проблемы?

— Не больше, чем в любом другом месте.

— Ты видела слишком мало мест, раз так говоришь.

— О других я читала.

— Рекламные брошюры о купальнях Баден-Бадена?

Агата театрально вздохнула. Как я заметил наряду с оскорблениями, у неё это был второй по популярности способ выразит своё раздражение на моё занудство.

— Всё будет в порядке. Обещаю!

— Когда ты что-то обещаешь, я подсознательно жду обмана.

— Я тебя обманула только раз, этим утром.

— А второй раз брата... этим же утром.

— Я обманула брата? — почти правдоподобно изумилась Агата.

— Да, когда ты выдвинула версию убийства.

— А у тебя другое мнение на этот счёт?

— Я стараюсь не иметь своего мнения, знаешь ли, — я ухмыльнулся. — В не зависимости от того, о чем идет речь, сразу после того как я его выражаю, со мной не соглашаются и стараются переубедить. А это всегда выливается в долгую и утомительную беседу не о чем.

— Значит, у тебя очень дурацкое мнение, как например, что я обманула брата.

— Видишь, ты уже стараешься меня переубедить, — вздохнул я.

— Так почему ты считаешь, что я его обманула?

— В твоей стройной теории был один изъян — ты никак не упомянула о том, что тело находиться в необычной позе. Я видел, как ты тыкала его ногой — наверное проверяла окоченение. Верно?

Агата улыбнулась и, смотря куда-то вперёд, тоном, недвусмысленно намекающим на то, что больше она ничего не скажет, произнесла.

— Даже я не могу знать всего.

Пригород закончился, и мы вошли в город. Вновь пошли привычные дома, улицы и аллеи. С моего первого визита патрулей на улицах меньше не стало, однако они уже не так бросались в глаза. Не смотря на раннее время, тротуары были заполнены людьми, а по дорогам сновали двуколки, обгоняемые гудящими клаксонами автомобилями. Хоть город был и самым популярным у богатых сословий Российской империи, здесь автомобили по-прежнему были редкостью и люди предпочитали пользоваться извозчиками. Петляя по улочкам, мы медленно продвигались куда-то к центру Ялты, немного сдвигаясь к набережной. Легкий ветром покачивал листья многочисленных деревьев аллеях и скверах, а в воздухе висел запах свежей сдобы из булочных, дыма от пароходов и морской соли.

Агата резко свернула в бок. Между двумя двухэтажными домами здесь размещался широкий проход с высокими арочными воротами... правда открытыми нараспашку. За ними был внутренний дворик с кустами рябины, пара грубо сколоченных скамеек и шесты с натянутыми между ними веревками для сушки белья.

Девушка, оказавшись аккурат посередине между домами, завертела головой. Если левый был новым и вполне аккуратным снаружи, то второй уже был весьма стар — брёвна, из которых был второй этаж, первый все же построили из кирпича, были уже потемневшими и рассохшимися от времени. Агата, наконец, придя к какому-то решению, пошла ко второму. Окон, в отличии от фасада, тут почти не было. Лишь скособоченная дверь черного входа под маленьким козырьком и уходящая вниз, в подвал, лестница, чьи последние ступеньки терялись в темноте.

Именно лестница, а не дверь вела в то место, в которой Агата решила меня покормить. Вполне похоже на дешевую забегаловку для рабочего люда. Случись мне заночевать в незнакомом городе, я ни секунды не сомневаясь, зашел бы в подобное место поужинать — привередливых меня не назовешь. Но меня останавливала одна деталь — вывеска "Рюмочная номер восемь" над входом. Если считать математику царицей наук, то, посредством простых вычислений, быстро можно вычислить, что в таком месте шанс получить кулаком в лицо был один к двум, а стамеской в бок — один к семи... И, хоть последнее соотношение было не столь большим, я никак не мог позволить Агате спуститься вниз.

— Для чего мы сюда пришли?

— Я же обещала тебя покормить. Забыл?

— Это же рюмочная.

— В том не главное её предназначение.

— Я имел ввиду, что подобное заведение не столь подходящее место для девушки подобной вам, — со всей учтивостью, на которую только был способен, сказал я.

— Первое впечатление обманчиво. Я тут была и не раз — очень душевное место и отменная кухня.

После этих слов она сделал шаг к лестнице, но я, наконец, понял, что нужно воспользоваться своими полномочиями и ухватился кончиками пальцев за край ворота её блузки. Может быть первое впечатление и бывает обманчиво, но в отношении рюмочной в подвале дома я иллюзий не питал. Питейное заведением с покосившейся старой вывеской — отчаяние, горе и крушение надежд в таких местах обычно витали в воздухе так плотно, что их можно было потрогать. И туда, я свой объект охраны точно не пущу.

Замерев, Агата уставилась на меня удивленным взглядом, в котором читалась гамма чувств: удивление от того, что я посмел до неё дотронуться; шок от того, что я перестал себя вести как говорящий предмет окружения; страх того, что её планы начинают рушиться.

— Ты что творишь?

То, что она даже не добавила в конце уничижительный термин, свидетельствовало о том, что она была ошарашена.

— Я забыл упомянуть одну деталь — я не голоден. Совсем. Так что мы можем идти обратно в усадьбу.

— Ну так и возвращайся! А мне надо вниз.

В ад, надеюсь.

— Я тебя не пущу в место, на полу которого был больше крови, чем в полевом госпитале.

— Очень оригинальная сравнение, мне понравилась. — польстила мне Агата, одновременно стараясь избавиться от хватки моей пальцев.

— Спасибо, а теперь пошли отсюда. Ты не против, если я поймаю пролетку?

— Стой-стой, давай поговорим, — как-бы нехотя, выдала Агата, прочитав на моём лице серьезность намерений.

— О чём?

— У меня и в правда тут есть одно небольшое дело, но уверяю тебя — никакой угрозы моей жизнь оно не представляет. В такое время дня здесь не встретить опасных личностей... не то, что вечером. Но я в это время и сама бы сюда ни ногой! В конце концов, я правда готова тебя угостить — ты когда-нибудь пробовал уху из кефали? Просто пальчики оближешь.

— А ты когда-нибудь пробовала копальхен?

— Что? — Агата хоть и удивилась вопросу, но попыток высвободиться не оставила.

— Копальхен... блюдо такое у жителей севера есть. Каждый народ готовит его по-своему, но конечный результат очень похож. Например, ненцы выбирают оленя пожирнее, убивают его и закапывается в торф на пару месяцев, потом достают и едят. Инуиты же говорят его иначе — потрошат тюленя, запихивают внутрь мертвых чаек и прикапывают в прибрежной полосе на полгодика. Ну а как срок выйдет, достают и с удовольствием едят получившуюся полуразложившуюся массу.

— И как этот... копальхен... связан с моим предложением?

— А то, что что твое предложение и это экзотическое блюдо пахнут одинаково плохо!

Агата все сильнее тянула назад, отчего ворот оттягивался всё сильнее. Послышался тихий звук, предвещающий разрыв. Ей всё равно, что с другой стороны ткань уже глубоко врезалась в шею?

То, что сделала девушка дальше стало неожиданностью даже для меня. Левой рукой она сжала моё запястье, а правой взмахнула возле своей шеи. В руку что-то блеснуло, послышался треск ткани и Агата рванула ко входу. Схватившись за перила, оттолкнулась от земли и сиганула вниз в надежде преодолеть половину пути в полете. То, что она из-за неудобной обуви и длинной юбки может себя убить — её не волновало... В отличии от меня.

Всё ещё, как болван, держа между пальцами кусочек отрезанной ткани, я рванул следом, поймал соломенную шляпку, которая сорвалась в головы Агата и прыгнул следом. Старые ступени жалобно скрипнули, приняв мой вес, но выдержали. В полумраке впереди мелькнула белая спина. Агата уже достигла конца лестницы и, лишь секунду затормозив на входе, исчезла в рюмочной. Аккуратно перебирая ногами — повторять трюк этой сумасшедшей не хотелось, ибо я не мог себе позволить хромоту на всю оставшуюся жизнь — я влетел вслед за ней.

Полутёмный зал, освещаемый керосиновыми лампами, стертый сотнями ног пол, запах алкоголя и квашеной капусты. У стены напротив широкая барная стойка с бутылками и маленькая дверь на кухню справа, центра зала свободный, а все столы и разномастные стулья расположены вдоль стен. Из людей только бармен, дородная деваха у двери, да трое посетителей — спавший на столе, в обнимку с полупустым графином, пьянчужка и пара мужиков, играющих засаленными картами.

Агата, встав в центре зала, прищуренными глаза изучала лицо бармена больше всего внимания уделяя его чубу и усам. А они у него были весьма эффектными — кончики усов почти касались груди, а залихватский чуб скрывался за спиной. Придя, наконец, к какому выводу, она кивнула сама себе, будто с чем-то соглашаясь, и, выставив вперед руку, указала изящным пальчиком на мужчину.

— Вы ведь в курсе, что Запорожскую Сечь уже сто тридцать лет как распу...

Ааа! Только не это, и не сейчас и не в исполнении этой девушки! Я резко рванул вперед, закрыл лицо Агаты соломенной шляпкой и, обхватив за талию, потащил к выходу. Потеряв равновесие и стуча каблуками по полу, она принялась вырываться, одновременно размахивая руками.

— Эй, ты чего творишь, смерд?! Поставь меня на место! Знай своё место, холоп! — голос из-под шляпки был приглушен, но слышен отчетливо.

— Твои эпитете потеряли актуальность ещё полвека назад. Не пора ли идти в ногу со временем?

Я поставил ботинок на первую ступеньку лестницы, одновременно прикидывая, насколько тяжело будет взбираться по ней в обнимку с Агатой.

— Прости, прости! Я больше не буду, только поставь меня на место, — она поняла, что её вот-вот силой доставят домой и пошла на-попятную.

— Ты сегодня мне весь день голову морочишь, так что я, пожалуй, откажусь. С тебя станется и соврать.

— Это больше не повторится. Обещаю!

Я поднял голову вверх, где светился прямоугольник выхода из рюмочной. Агата затихла, но с неё могло статься начать вырываться на середине пути, отчего мы оба могли потерять равновесие и упасть вниз, переломов все конечности. Я скрипнул от бессилия, поняв, что попал в патовую ситуацию и раздал руки. Освободившись, Агата оттолкнула от лица шляпку и тяжело дыша побрела обратно в глубь зала, в котором уже никто не занимался своими делами, а лишь молча смотрел на разыгравшуюся картину... За исключением пьянчужки — тот по-прежнему спал, обняв графин.

— Любезнейший, — Агата обратилась к бармену, жеманно приставив раскрытую ладонь к груди. — Не вы ли тот знаменитый, в определенных кругах, Остап Тягнибок?

— Это я, — низким хрипловатым голосом ответил бармен. Однако вместо того, чтобы спросить имя собеседницы, он просто замолчал, продолжая смотреть на Агату.

— В таком случае, не могли бы вы оказать мне содействии в разрешении одного трагичного события, случившегося этой ночью?

— Возможно.

— Это просто замечательно! Суть моей просьбы в том, что я, не далее, как час назад, побывала на берегу моря в паре верст восточнее, где на пляже был обнаружен труп мужчины сорока лет с огнестрельным ранением головы. В силу ряда фактов, выявленных при осмотре трупа, мне удалось прийти к выводу, что он был связан с преступными кругами нашего любимого города. Имени усопшего я не знаю, но могу описать весьма его весьма подробно: среднего роста; лицо широкое; нос, после того, как был сломан, сросся неправильно, отчего чуть скошен в левую сторону; одет в добротную одежду, но за ней никогда не следил; курил папиросы и легко засыпал пьяный, отчего, догорая, сигареты часто обжигали ему пальцы. Последнее особенно интересно, поскольку они были его рабочим инструментом — во внутреннем кармане у покойного был найден набор отмычек. Кстати, я предполагаю, что это ночью он намеревался проникнуть на один из складов торговой компании Домочевских, что находятся в версте от места обнаружения тела.

Медленно, пользуясь тем, что все присутствующие слушают Агату, я приблизился к ней, пусть и встав на небольшом отдалении.

— Я не знаю человека, которого вы описали, — спокойно ответил Остап.

— Уверены? Может вы ещё подумаете? Или, возможно, вы знаете кого-то, кто может быть на него похож?

— На все вопросы ответ один — нет.

— Странно, — протянула Агата. — Я была уверена, что вы-то должны его знать.

— Почему?

— Ведь вы же, Остап Тягнибок — крупнейший скупщик краденного в Ялте. И, как утверждают некоторые осведомленные люди, и на всём полуострове!

По моей спине пробежал холодок. Если сказанное Агатой правда хоть на треть, то я попал в очень скверное положение. Присутствие картежников в рюмочной утром обрело смысл — они не завсегдатаи, а охранники. А пьянчужка... да чёрт с ним, с пьянчужкой, надо быстрее думать, как поскорее отсюда убраться.

— Я не понимаю о чём вы, сударыня.

— Полно, господин Тягнибок, я знаю о вашем настоящем источнике дохода и нисколько его не осуждаю. Убийство, из-за которого я к вам пришла, заинтересовало меня своей необычностью, и я предположила, что вам тоже будет небезынтересно узнать имя преступника. Как вы смотрите на то, чтобы объединить усилия?

— Сударыня, я по-прежнему не понимаю о чём идёт речь. Может хотите выпить?

— Не отказывайтесь, господин Тягнибок, я правда смогу распутать дело и дать вам имя убийцы. Однако, после последнего, я всё равно передам полученные сведения полиции... хоть и с задержкой. Не обессудьте за это.

— Пожалуй, вы ещё слишком юны, чтобы пить... — проигнорировав предложение, сказал Остап. — Лучше вам идти домой сударыня.

— Полно! — отмахнулась Агата. — Я же вижу, что вы весьма удивлены услышанным, и просто из осторожности боитесь принять моё предложение...

Остап наклонился и извлек из-под стойки... охотничье ружье и направил его на девушку. Двустволка была старой и потертой, однако старое оружие убивает ничуть не хуже нового.

— Пожалуйста, юная госпожа, покиньте рюмочную. Это место не самое подходящее для столь юной особы, как вы.

Нетривиальный подход к воспитанию молодежи. Мешать встать им на путь алкоголизма посредством угрозы жизни. Возможно в этом крепком мужчине, любящим образ запорожских казаков, теплился недюжинный талант преподавателя.

— А зачем вам ружьё? — наивно спросила Агата, наведя меня на мысль, что даже по меркам дур — она уникум. Здесь не было любящего её брата, на которого требовалось лишь надавить, чтобы он уступил. Остап — посторонний человек, который видел её первый раз в жизни и на него трюки Агаты не подействовали бы... К тому же ещё ружьё. Оно, само по себе, служило весомым аргументом, чтобы пойти на попятную и уйти.

— Какое ружье? — так же наигранно удивился Остап, поглаживая цевьё. — Марусь, ты видишь тут какое-нибудь оружие?

Стоявшая в дверном проеме тетка — назвать её девушкой язык не поворачивался — отрицательно замотала головой, но по ней было видно, что ей хотелось как можно быстрее смыться в подсобку. Агату задело, что Остап решил задействовать подчинённых и вопросе наличия огнестрельного оружия в его руках и решила уравновесить свою точку зрения с помощью самого неподходящего для этого человека — меня.

— Вера, — Агата обратилась ко мне. Молодка прыснула и пламя ненависти к хозяйке лизнуло пару поленьев, только что брошенных ею туда, — ты видишь ружье?

— Какое ружьё?

— Как какое? Которое у него в руках, — пальчик девушки снова устремился в сторону Остапа.

— У него в руках ничего нет.

Даже не вздумай впутывать меня в это! Моя карьера сейчас летит под откос, как сошедший с рельсов паровоз, а мне только и остается, что крепко сжимать поручни, боясь начать биться о стены купе. Допустить гибель подопечной в первый месяц — да меня, по возвращении в Библиотеку, распнут за такое. Конечно фигурально... хотя...

— Скажи, что есть!

— Что есть?

— Ружьё.

— Хорошо, — я кивнул и обернулся к Остапу. — Моя хозяйка попросила меня сказать, что у вас в руках ружьё... Не знаю, что это значит.

— Вот видите, — победно воскликнула Агата. — Два человека видят у вас в руках ружьё — не нужно отрицать очевидного.

— Я не вижу, я просто произнес то, что ты попросила сказать, — с пресным лицом бросил я, изучая ряды бутылок за барменом.

— Да что ты творишь? — кошкой зашипела на меня Агата, но я остался невозмутим.

— Отстаньте, Агата Константиновна.

— Тебя не волнует, что сейчас убьют меня, а потом тебя?

— Сначала убьют тебя, а потом постараются убить меня.

— Ты оговорился, — педантично поправила меня девушка.

— Я сказал ровно то, что хотел сказать.

— Может вы, наконец, покинете это заведение, — сказал бармен и со столика с картежника донёсся разочарованный вздох. Там уже бросили резаться в дурака и теперь с нескрываемый интересом смотрели на то действо, что устроила Агата. Будь я на их стороне, то поступил бы так же, поскольку даже лучшие постановки Большого театра не шли ни в какое сравнение с тем, что творилось сейчас в этой полутемной дешёвой рюмочной. Хотя пьянчужка так и продолжал сопеть, распластавшись по столу.

Агата вновь обратилась к Остапу.

— Любезнейший, не соблаговолите ответить на другой вопрос: из двуствольного ружья, что вы держите в руках, в случае нужды, вы бы сделали оба выстрела в меня или только один, а второй в юного джентльмена подле меня?

— Пожалуй, второе, — немного подумав, просто ответил мужчина, невольно подтвердив, что оружие в руках таки есть.

— Вот видишь! — с победными нотками воскликнула Агата. — Ты в таком же положении, что и я — так что мы умрем здесь вместе.

— Опять же — нет. Всё будет совсем иначе, — я тыльной стороной ладони стал тереть глаза, которые слипались из-за недосыпа. — Первый выстрел он сделает тебе в грудь. Даже если ружье заряжено мелкой дробью, с такого расстояния разлет будет не столь широким, чтобы задеть меня, поскольку я благоразумие держусь от тебя на большом расстоянии. Если считать, что патрон у ружья полный, а не укороченный, отдача от первого выстрела будет достаточно сильной, чтобы ствол ушел вверх. Это, вкупе с кратковременной заминкой, вызванной отдачей и грохота от выстрела в замкнутом пространстве, даст мне пару секунд на то, чтобы одно из лезвий кинуть в бездарно изображающего пьяного мужчину справа. К тому времени, бармен выровняет ствол и переведет его на меня, но я успею перекатиться вперед, спрятавшись с линии огня за барной стойкой. Учитывая её высоту, рост стрелка и длину оружия, попасть по мне будет практически невозможно. Край ружья будет маячить над краем стойки и я, схватив его, потяну на себя. Бармен потеряет равновесие и завалиться вперед, но оружия наверняка из рук не выпустить. Используя ствол как упор, я перемахну через стойку и воткну второе лезвие ему в ухо. Кость в этой части головы отсутствует и достать до мозга будет проще всего. К тому времени двое охранников слева уже вскочат со своих мест, но я успею вытащить ружью из ослабших рук и перезарядить его. С того места, где я сейчас стою запасные патроны не видно, но полагаю, что они для удобства лежат в открытом деревянном ящике под стойкой. Поскольку я не стану повторять ошибку бармена, я постараюсь закончить бой как можно быстрее — встану с мужиками на одну линию и выстрелю дуплетом...

Я закончил тереть глаза и посмотрел на Агату.

— ...И после всего этого, я встану на колени перед твоим бездыханным телом и вознося руки к потолку воскликну "Господи, за что?! Она же была так молода и невинна!".

Выражение лица Агаты напоминало смесь шока и удивления. Что-то в моих словах оказалось лишним или неуместным? Неужели ты юна, но не невинна? Тогда нужно срочно исправить возникшую неловкость, перефразировав мой финальный возглас. Но как это сделать, дабы больше всё не испортить?

— Ладно, последнего не будет — я молча смирюсь с твоей смертью.

Да я просто гений!

— Ты правда можешь убить всех присутствующих? — Агата вернулась к самой скучной части моего рассказа.

— Тогда мне нужно выстрелить в тебя первым, — логично предположил Остап и перевел дуло на меня.

— Мало того, что ты некрасивая девушка, Вера, так ещё и глупая, — безжалостно резюмировала Агата.

— И это мне говорит та, кто привел нас сюда?

— Тебя и вправду зовут Вера? — спросил бармен.

— Верно... Вера Чайка если полностью.

— Ты не боишься носить оружие? Если тебя с ним поймают, то надолго упекут в каталажку — из-за переговоров с австрияками полиция совсем озверела.

— У меня с собой нет оружия.

— Ты же только что распинался, как будешь орудовать ножами.

— Я упоминал лезвия, а не ножи. Оружия у меня нет.

Остап долго обдумывал ответ и потом опустил ружье и положил его на стойку. Однако прикладом к себе, чтобы успеть вновь его схватить.

— Продемонстрируешь?

Я очень медленно и плавно, чтобы не нервировать окружающих, отвел руку назад. Расстегнул крепление на поясе за спиной и вытащил на свет своё личное оружие.

— Ножницы? — удивленный возглас Агаты смешался со вздохом всех присутствующих — картежников, тетки и даже мужика, который перестал изображать пьяного.

— Ты из Библиотеки? — ровно и спокойно, спросил Остап — единственный, кто воспринял случившееся спокойно.