Игры Предвечных

Король понимающе кивнул.

— За все время они ни разу не были ни в одном храме.

Его невестка подняла бровь.

— Да, ни разу, — поймав ее недоверчивый взгляд, подтвердил Хэвейд. Взявшись за перстень, он задумчиво прокрутил его на пальце. — Они не приближаются к храмам, не носят знаков Светлого на груди и даже не делают охранных жестов. Однако тот странный волхв, что прибыл с ними... Мои соглядатаи так же, как и ты, ни в чем не уверены. Но все они убеждены — он маг. И не просто маг. Он у них вроде духовного отца. Только служит он не Лею.

— И не Лии, — Марика мрачно посмотрела в свой кубок. — Мне доводилось видеть служительниц Лии... с той стороны. Они... другие.

— Но кому-то манны все же поклоняются, — король с едва слышным стоном поднялся на ноги и, обойдя стол, отобрал у невестки бутыль, из которой она вознамерилась плеснуть себе в третий раз. — Тебе уже хватит. Седрик поделился желанием о новом ребенке. Если так, не стоит пить слишком много.

Принцессу передернуло. Но она без лишних слов отдала бутылку.

— Я понимаю, что твоего желания на это он не спросил.

— Он спросил, — Марика с силой провела ладонью по лицу, стирая застывшее на нем выражение бессильной ярости. — А что толку? Твой сын видит в беременности единственный повод на законных основаниях отказать до-кайзеру Титу Клавдию в моем визите. Ты... поговори с ним, король! То, чего он хочет... я... этого... не желаю.

Хэвейд вернулся к себе за стол и вновь уложил больные ноги на мягкий табурет.

— Прошло восемь лет, — он переменил положение в кресле, изыскивая для себя возможность усесться и не чувствовать ломоты в костях. — Ты все еще не можешь смириться?

Марика мрачно посмотрела в пустой кубок и поставила его на стол.

— Не в том дело, — она вновь провела ладонью по лицу. — Я... просто... это паршиво — чувствовать себя эдаким бурдюком на хилых ножках. Таскать в себе... отдуваться и... эти боли. А потом... когда оно созреет... — юная романка непроизвольно содрогнулась. — Проклятье, король! У Дагеддидов есть три наследника рода. Какой тьмы вам понадобился четвертый?

Хэвейд неопределенно пожал плечами. Принцесса едва слышно втянула воздух сквозь стиснутые зубы. В ее взгляде появилась горечь.

— Ты правильно говоришь — идет уже девятый год, — тише предыдущего проговорила она, опуская голову и закусывая красиво очерченную губу. — Восемь лет в женском теле, король. Это... действительно долго. Да, я смирился. Мое дело безнадежно. Ведьма мертва и мне никогда не вернуть... того облика, который был получен мной от рождения. Я не смогу получить освобождение и я... это принял. Но привыкнуть... не могу.

Хэвейд неслышно вздохнул. Прошло восемь лет с тех пор, как он узнал, что в теле его юной и прекрасной младшей невестки томится сущность воина-романа, который отчасти был проклят по его, Хэвейда, вине. Потому разговоры время от времени случались. То, что принцесса вновь дала увлечь себя такой беседой, говорило о необходимости для нее выплеснуть скопившееся на душе. По велению судьбы единственным, кто был посвящен в тайну несчастного романа, был сам король. И ради сохранения мира в собственном семействе и удерживания этой тайны, ему приходилось время от времени отрезвлять впадавшую в отчаяние принцессу, которая, вопреки разуму и проходящим годам, все не желала мириться со своей безнадежной участью.

— Кстати говоря, никогда не слышал истории, как тебя вообще угораздило попасться в такую ловушку, — меж тем раздумчиво проговорил король. Марика досадливо поморщилась.

— Основное ты знаешь. Я и мои люди охотились на эту ведьму. Она убила всех моих воинов, а меня... обратила вот в это... — романка забрала со стола кубок, посмотрела в него и поставила обратно. — Потом ведьма вынудила... твоего сына... потерять голову и... жениться на мне, чтобы досадить тебе за то, что ты пренебрёг ею. А потом ты сам заставил меня остаться при Седрике его... рабом... рабыней... проклятие, даже не знаю, как себя теперь называть! Другими словами, ты предал меня, когда я тебе доверился в надежде на помощь. Это все. К чему подробности?

— Ты намеренно упустила, что ведьме нужен был ребенок от тебя и моего сына, чтобы принести его в жертву хаосу. Ведь это было условием твоего обратного превращения, — Хэвейд опустил взгляд. Теперь он смотрел на перстень, который по-прежнему вертел на пальце. — Скажи... дочка. Ты не жалеешь о... сделанном тогда выборе?

Марика сузила глаза.

— Желаешь... поковыряться в... моей... душе?

Старый король качнул головой.

— Ответь на вопрос, — не поднимая взгляда, попросил он. Принцесса шумно вздохнула.

— Будь у меня выбор, я бы еще раз прищучил эту гадину. Все. Теперь я могу идти?

— Значит, твой выбор был сделан в ту ночь, когда мы убили ведьму, — король будто не слышал последних обращенных к нему слов. — Так сколько же времени тебе понадобится, чтобы его принять?

В голосе старого Хэвейда слышалось едва заметное раздражение. Та, которую звали принцессой Марикой, зло хмыкнула в ответ.

— Ты ведь не поймешь, король. Никто не поймет. Этому нет места в человеческом языке, — романка повозилась в кресле, опираясь на подлокотник. — До встречи с твоей паскудной ведьмой я знал, кто я. После... мне пришлось мириться с обликом этой женщины и принимать многое из того, что должно женщинам. Но это не сделало меня женщиной.

Марика запнулась. Король не торопил, проворачивая свой перстень.

— С тех пор, как Лей соединил меня с твоим Седриком перед своим алтарем, я все пытаюсь... покориться его воле и быть ему женой, — юная женщина поочередно подобрала и вытянула каждую из своих ног. — Выходит так хорошо, как если бы каменщика посадили тачать сапоги. Из меня паршивая жена, король. Но я стараюсь. Женские соки, которые текут во мне... Они меняют. Порой мне кажется — я и вправду никогда не знал другой жизни. Всю мою семью унесла красная лихорадка, когда я был еще совсем молод. Вы, Дагеддиды, давно стали моей второй семьей. В такие минуты я забываю себя. Чувствую себя... частью вашего рода. Принцессой, мать ее, Марикой. Женщиной. Caenum! Но ведь я — не женщина! Мне кажется — я схожу с ума. Или уже сошел. Кто я? Или что я? Как я теперь должен называться? А, король?

— Твое имя — Марика, — Хэвейд поднял глаза. Тон его снова сделался жестким. — Ты — жена моего сына и мать его детей. Так уже случилось. И так будет впредь. До самой твоей гибели никто не должен узнать этой постыдной тайны. Помни о нашем уговоре!

— Я не могу измениться, — принцесса бормотала уже больше для себя, нежели для собеседника. Взгляд ее сделался отсутствующим и усталым. — Я — это я, король. Я... не понимаю себя. Мне тошно... и в то же время я испытываю вину перед детьми, которым я нужен, как... мать. Перед Ираикой, которая все терпит мое пренебрежение... Даже перед Седриком. Я до сих пор готов удавить твоего сына, когда он ложится со мной... но этому бабьему телу нравятся его прикосновения! Король, я... мне иногда кажется, что разум мой раздваивается. Я не понимаю, что я. Я пытаюсь смириться. Пытаюсь просто жить. Но временами меня гложет такая тоска, что...

Романка запнулась.

— Уже не знаю, чего хочу, — едва слышно закончила она. — Я не желаю того, что со мной происходит теперь, но и... Не хочу лишаться того, что уже есть. Благодаря тебе моя власть... Пусть в бабьем положении, но воины твоей армии... даже романские инструкторы уважают меня. Непросто было достичь этого хотя и с твоей помощью. Дети... в возрасте, когда требуется мое влияние. И Прорва... Что будет с этим всем, если вдруг я исчезну? — принцесса по-женски помотала головой, точно прогоняя какие-то мысли. — Разум мой словно приближается к какой-то... точке невозврата. Если в ближайшем будущем проклятие не падет, я...

Хэвейд выпрямился в кресле, снимая ноги с подушки.

— Я знаю, как тебе помочь, — разом завершая разговор, спокойно проговорил он. Марика подняла на него затуманенный взор.

— Посоветую Седрику заиметь не одного, а еще нескольких детей, — правитель Веллии усмехнулся, глядя в побледневшее ошарашенное лицо принцессы. — Во время тягости в твоем теле появится вдвое больше женских соков. Потом еще и еще. В конце концов, они одержат верх. Я уже вижу, что они побеждают в тебе прежнюю натуру. Когда Седрик только ввел тебя в мою семью, ты не был таким нытиком. А теперь только делаешь, что стонешь и жалуешься. Женские соки побеждают тебя. Тоска, которая появляется и пропадает без причины — это не следствие несчастий. Это свойство женской натуры. Если же этих соков станет больше... Не пройдет и нескольких лет, когда ты окончательно оставишь надежду о прошлом, которая только мешает тебе жить сегодняшним днем. И, наконец, займешься заботами, которые приличествуют доброй жене.

В ночь перед отбытием в столицу Рома, Вальгард Снежный Волк не мог найти себе места. С отъездом из Веллии начиналась основная часть похода, во время которого манны были обязаны выполнить то, ради чего прибыли на большую землю. Но мысли их вождя занимал не поход. Снежному Волку не давала покоя Марика, прекрасная жена про-принца Седрика. Она являлась во снах и терзала наяву, доводя до исступления своей близостью и, одновременно, невозможностью прикоснуться к ней даже пальцем. Временами Вальгарду начинало казаться, что он отдал бы жизнь за одну ночь с этой женщиной, и в иные мгновения готов был тягаться с самим Предвечным за честь обладать ею. Всякий раз, глядя на Марику, Вальгард вожделел — безумно и страстно. Он томился, подавляя сильное, нестерпимое влечение. И желал долгой смерти принцу Седрику за то, что тот единственный из всех мужей забрал себе право касаться ее тела, отрезая возможность для других присвоить это право в собственность.

И все же, Вальгард помнил о своем долге. В мгновения, когда его терзало особо острое желание, рассудок манна мутился настолько, что вождю маннов начинало казаться, будто это сама Марика нарочно отвращает его от нужных мыслей и манит своей прелестью. От волхва Снежный Волк был наслышан, что многие романские ведьмы обладали умением соблазнять мужей при помощи женской магии. Он почти уверился в том, что и принцесса Марика была ведьмой. Тем более, что его соглядатаям, которые собирали в городе слухи, удалось узнать, будто про-принц Седрик вытащил жену из огня, в котором ее собирались сжечь за чинимое колдовство.

Вальгард ожидал чего-то подобного, поэтому почти не удивился принесенным вестям. Он пожелал узнать больше, но сверх уже услышанного маннам удалось узнать немногое. Из того, что они сумели поведать вождю — принцесса Марика в девичестве действительно обвинялась в колдовстве. Она была оправдана судом Инквизиции. Однако многие склонялись к мысли, что это оправдание было следствием многих мер золота, на которые не скупился очарованный прелестью романки принц Седрик. Дальнейшее поведение Марики в роли жены также вызывало подозрения. Редко какая из жен в замужестве творила то, что сходило с рук оправданной темноволосой ведьме. Очень было похоже на то, что даже если Марика не владела колдовством, у нее были свои, особые способы воздействия на умы и сердца мужей. Ибо под ее женские чары попадали все, кто имел несчастие — или счастье видеть прекрасную таинственную романку вблизи. Слухи же о ней ходили самые разные.

Вождю маннов этого, однако, оказалось достаточно. Убедившись в виновности Марики, Вальгард окончательно впал в неистовство. Он уже не мог уехать без того, чтобы коснуться этой бесстыжей женщины и поступить с ней так, как она того заслуживала. Наведенное на него помешательство достигло предела. Понимая, однако, что ему самому эта задача не по силам, Снежный Волк обратился к единственному человеку во всем отряде, кто мог ему помочь.

... Как и предполагалось, велльский маг по своей всегдашней манере долго и хмуро отмалчивался в ответ на яростные и страстные речи вождя. Он словно ушел в себя и ни на что не реагировал, только временами морщась. Однако когда Вальгард проявил особую настойчивость в речах, велл, все же, сдался.

— Я был глупец, что связался с тобой, — только буркнул он, одаряя вождя маннов тем, что тот просил. — На кону — судьба всего твоего народа. А ты не можешь подождать до времени, когда эта девка, ровно как и любая другая в империи, окажутся отданными тебе и твоим храбрым воинам! Неужели это стоит того, чтобы так рисковать?

Вальгард нетерпеливо дернул углом рта.

— Так помоги мне пройти незамеченным мимо замковой стражи, — он обмотал отданный ему мешочек тесемкой и повесил на шею. — Ты ведь это можешь. Я знаю, на что ты способен!

— Я отправился с вами, чтобы помочь маннам завоевать Вечный Ром, а не затем, чтобы способствовать твоим любовным похождениям, — лицо мага, еще очень молодое, было изброжено морщинами. В длинной светлой бороде тряслись неопрятные косицы. — И если тебя поймают, то я не буду вас вызволять. Мне нужны союзники, но не такие, которые из-за нетерпения способны завалить все дело.

— Ты знаешь, что меня не поймают, если ты этому поспособствуешь, — Вальгард прошелся из конца в конец малой кельи, что была отведена магу в гостевых покоях, и снова остановился перед ним. — Сделай это! И сможешь впоследствии просить у меня, что хочешь!

Велльский кудесник покосился, но смолчал, словно о чем-то размышляя. Размышлял он долго. Наконец маг поднялся, опираясь на свой посох. Вальгард увидел перед собой его мрачное лицо.

— Только не наделай глупостей, — хмуро предупредил велл, проводя ладонью со скрюченными пальцами от головы Снежного Волка до самых стоп. — Далась тебе эта... принцесса. Запомни, Вальгард. За то, что я теперь помогу тебе, ты должен будешь мне ответную услугу. Большую услугу. Вне зависимости от того, успешно ли завершится твое сегодняшнее сумасбродство.

Вальгард сверкнул зубами. В предвосхищении того, что ему предстояло, подавленное состояние последних дней сменилось нетерпением. Даже мрачный тон кудесника не мог испортить его настроения. Он уже понял, что победил. Сын ярла хорошо знал о способностях велльского мага. Кудесник не раз прикрывал своим заклятием воинов его отца — и те незамеченными пробирались в дома других ярлов, вырезая их охрану раньше, чем кто-то успевал поднять тревогу.

Так случится и в этот раз. Никто, даже сама принцесса не увидит, и даже не ощутит его присутствия. Зато он возьмет с проклятой ведьмы за все те терзания, которые она уже заставила его претерпеть сполна.

Похоже велльский маг понял его настроения. Он покачал головой, словно махнув на Вальгарда рукой. Впрочем, отношение кудесника к задуманному им манна не интересовало. Все, что было нужно, он уже получил.

— Остерегайся ее супруга. До того, как прийти в покой принцессы, прочно убедись, что он далеко.

— Седрика уже второй день, как нет в замке, — Вальгард не удержался и посмотрел сперва на одну свою руку, потом на вторую, но не заметил никаких перемен. Впрочем, он знал, что и не заметит. Заклятие нельзя было почувствовать, но оно уже действовало. — Он куда-то уехал. Говорят, его старый пес издыхает. Принц очень привязан к этой зверюге. Сегодня вечером его супруга ночует одна... Должна была ночевать одна.