Другие чувства

Оборотни, чуть помявшись, достали мулине и крем для депиляции.

— Это еще можно вернуть? — спросил Айк с надеждой. — Ты не подумай, нам денег не жалко, стоит-то всего ерунда, но... А вдруг это кому-то нужнее?

Граннус, даже издали рассмотрев их неудачные покупки, расхохотался и долго не мог успокоиться.

— А у тебя что, Айк, уже нет волос на ногах? Уже избавился? — спросил он, отсмеявшись. — Уверен, что крем больше не нужен?

— Да это Вуди его покупал! — выдал тот приятеля.

Граннус снова расхохотался, и Стейси, повернув к нему голову, засмотрелась на этого большого, сильного, но добродушного сейчас оборотня. Она приняла возврат товара, отпустив ребят (их облегченные вздохи были слышны даже через закрывшуюся дверь) и снова посмотрела на Граннуса.

А он смотрел на нее. Смотрел так, что подгибались колени, сердце начало новый забег, заглушая стук настенных часов, щеки предательски покраснели. В общем, она реагировала на него именно так, как он и говорил. И ее эмоции по отношению к нему разительно отличались от того, что она чувствовала к другим не только оборотням, но и людям.

Не желая лукавить перед собой, Стейси вынужденно признала, что влюбилась. Скорее всего, это произошло в первый же день. Так странно, увидела — и поняла, вот ОН! Поняла, почувствовала и изо всех сил пыталась уговорить себя, что ошиблась, что так не бывает, ведь это только у оборотней сразу, а у людей...

Но иногда люди и оборотни становятся настолько похожими, что между ними стирается грань. А иногда люди и оборотни становятся единым целым.

Иногда...

Но где гарантии, что это их случай?

* * *

Стейси целый день крутилась в лавке, даже Авис отпустила едва спала духота. Пусть развеется, пусть пообвыкнет к Ларсу, пусть у оборотня появится шанс. В окошко она наблюдала, как парочка уходит вниз по тропинке, и не могла перестать улыбаться. А ведь хорошо смотрятся. Он — высокий, крепкий, молчаливый, темноволосый, она — немного взбалмошная, неугомонная, хрупкая и светловолосая.

Если у них все получится, Стейси будет только рада. Если это по-настоящему, если Авис, действительно, пара Ларса...

Налив себе прохладного лимонада, она еще долго смотрела в окошко, впитывая в себя лучи закатного солнца, и вдруг поймала себя на мысли, что смотрит на тот участок земли, где утром крутился Граннус. Там по-прежнему было пусто, так что при всем желании поверить бахвальству оборотня невозможно.

Поверить...

А ведь ей, действительно, хотелось поверить ему. Даже не так... ей очень хотелось ему верить.

Закрыв окно, Стейси заперла двери: пожалуй, хватит на сегодня. У Авис ключи, к тому же, она все равно не собирается ложиться так рано. Поужинает, почитает что-нибудь легкое. На чем они с отцом остановились? Какая у них книга? Потому как содержания не помнилось, Стейси предположила, что это один из любовных романов. Один из себе подобных. Легкое чтиво, позволяющее на время отключиться. Именно то, что ей нужно, потому что постоянно думается о Граннусе, о возможном и невозможном, о доверии.

А довериться страшно.

Возможно, не будь у нее перед глазами такого яркого примера предательства, если бы мама просто ушла и была счастлива...

Подавив вздох, девушка поднялась по лестнице, заглянула в комнату к отцу. Он сидел у окна, любуясь раскинувшимся пейзажем. Все-таки у них очень много общего с папой. Любовь к природе, особая нелюбовь к оборотням...

Ну вот, опять! Называется — отвлеклась!

Стейси обняла отца за плечи, и он сказал, как всегда:

— Привет, моя дорогая.

И положил ладони поверх ее.

Они какое-то время помолчали, наслаждаясь покоем, умиротворением, а потом отправились ужинать вкуснейшей курино-сырной закуской в лаваше и свежими овощами. У них не было своего огорода, но соседка очень любила этим заниматься, а еще больше — когда ее труд пригождался, когда нахваливали. Стейси подозревала, что помимо всего, ей еще нравится и ее отец, потому что овощи всегда были отборными, а творог и молоко самыми свежими.

Вспомнив о молоке, опять подумалось о Граннусе. Целый день в мыслях — не многовато ли? Хотя, если быть до конца честной, она думала о нем с первой встречи.

Стейси с особым рвением взялась за огурец, и он хрустнул так громко, что отец удивленно приподнял бровь и поинтересовался:

— Ничего не хочешь мне сказать?

Она не знала: имел ли он в виду маму или Граннуса, но не хотела говорить ни об одном из них, поэтому покачала головой.

— Как хочешь, запомни только, что я поддержу любое твое решение, Стейси. Ты меня понимаешь?

Не углубляясь в тему, кивнула и догадалась свернуть разговор к поставщикам. Нашелся — не нашелся потеряшка? Не нашелся. Хорошо, что здесь у него никого не осталось из близких, и никто не прислушивается сейчас к шагам за дверью, ни жена, ни дочь.

Ну вот, опять мысли не те, с такими не расслабишься. Читать, срочно читать...

Она быстренько поела, а отец, узнав о ее планах, улыбнулся и вышел с кухни. Сказал, что хочет посидеть один, просил какое-то время не отвлекать его. Ну что ж, отец и так в последнее время слишком много общался со всеми, включая посторонних, так что с его социофобией вполне мог устать немного и от своих.

Стейси села в кресло, подогнув под себя колени, полуобернулась к подоконнику и уже протянула руку за книгой, но... так и замерла. Там, где они с отцом обычно оставляли книгу, лежал блокнот ее матери. Это значит, что папа... читал? Или ненавязчиво предлагал прочесть ей?

И эта его просьба не беспокоить...

Стейси взяла блокнот, какое-то время просто водила пальцами по обложке, поднесла к носу, вдохнула. Показалось, что блокнот пахнет мамой, на минуту даже показалось...

Стейси открыла блокнот и пробежалась по первым строкам. Мама рассказывала о первой беременности, она завела дневник, когда узнала, что носит под сердцем Стейси. Она давала дочери прочесть его, и девушка знала все в подробностях вплоть до момента, когда мама решила уйти с Киртом. Она месяца два ничего не записывала, а потом ушла.

И все равно, даже зная все, даже помня все практически слово в слово, Стейси не пропускала страницы. Она как будто заново проживала то светлое время, когда мама была жива, когда она любила их больше, чем постороннего.

Через несколько часов, — она посмотрела на часы, давая себя время одуматься: читать или не читать дальше, — Стейси подошла к моменту, который не читала, потому что его в дневнике не было. Это новая жизнь мамы, уже без них. Хотела ли она знать о ней? Хотела ли понять, почему Кирт поступил так?

Да, она хотела знать, как жила ее мама. Папа был прав, подсунув блокнот.

Стейси вернулась к строкам, и перед ней начала открываться совершенно другая история. Мама описывала, как познакомилась с Киртом: они просто увиделись на улице, причем она была с папой, но не могла отвести взгляда от оборотня, который странно и настороженно смотрел на нее.

" Представляешь, моя дорогая, — мама тоже так ее называла, а раз писала так, она знала, что однажды дневник снова попадет к Стейси, — он боялся. Он сразу понял, что я — его пара, и ему было страшно от этого. Когда я узнала, гораздо позже, мне было так смешно! А он ведь мне казался таким уверенным в себе, что и молнией не прошибешь..."

И Граннус говорил, что оборотню страшно сходиться с человеком. Почему?

" Люди не такие, как оборотни. К примеру, я любила твоего оцта, а потом встретила Кирта и тоже полюбила. Оборотень встречает пару один раз, редко кому дается второй шанс. А если его пара — человек, привязка не такая сильная, как у двух оборотней. Человек будет долго жить, да, после полной связи, но он может и уйти, потому что его чувства могут быть гораздо, гораздо слабее, чем у оборотня. Иногда могут не проявиться совсем, но, говорят, такое случается крайне редко и то по вине оборотня.

И человек никогда не станет оборотнем, не сможет разделить с ним охотничий гон, ночные прогулки лесом в звериной сущности.

С человеком много проблем и никаких гарантий.

Мы долго не решались озвучить друг другу наши чувства. А я ведь тоже как увидела его, так и выбросить из головы не смогла. Отца твоего любила, но... не то это, моя дорогая, не та любовь. С Киртом было по-другому, но я бы все равно не решилась уйти к нему. Не смогла бы. Столько лет с твоим отцом вместе, к тому же у меня были вы, мои маленькие, мои самые любимые..."

Не самые, как оказалось....

" А потом ведьма сказала мне, что у меня мало времени, что уже начинаю угасать, что болезнь неизлечима, а проходить тяжело будет. И я подумала, что не хочу, чтобы мои детки смотрели на меня такую, не хочу, чтобы видели, как мне больно, — ты ведь знаешь, я и головную боль переносила с трудом, — а эту хворь не выдержала бы и подавно молча. Зачем пугать вас? Зачем, чтобы и вы мучились? Да и Мариус — ты ведь знаешь, твой отец со всех нас пылинки сдувал, он ведь через себя мою болезнь пропустил бы. А он нужен вам. Зачем сокращать ему годы?"

Стейси прервалась, чтобы осмыслить: значит, когда мама уходила, она уже была больна?!

" Мариус отпустил. Он думал, что я позволю Кирту себя укусить. Кирт тоже так думал. Но я не могла согласиться на это. Когда уходила, смолчала оборотню, он думал, что мы начинаем новую жизнь, что я отгораживаюсь от старой, но как я без вас, мои дорогие? Жить долго и не чувствовать той любви, что кипит во мне к вам, даже если я вас не вижу? Не ощущать той ниточки, что неразрывна между нами даже когда меня нет рядом?

Я не хотела так жить. Я не смогла бы так жить. А укус оборотня превратил бы мою любовь к нему в главенствующую. Если бы детки были от него, почти ничего бы не изменилось, но так как вы — от Мариуса, а оборотни, особенно волки, не терпят соперничества...

Так устроена их природа. Моя любовь к нему из бутона обернулась бы красным маком, а к вам... Он уверял, что той любви хватит, что я все равно буду достаточно сильно чувствовать, но... Нет. Я не хотела "достаточно", я не хотела "хватит" в отношении вас. Я наотрез отказалась, чтобы Кирт укусил меня. Вы для меня — свет, мое дыхание, мои дорогие. Кем бы я была без вас? Пустой оболочкой, почти вечной, но пустой. Простите, мои дорогие, что я отказалась продолжить жить ТАК. Простите, что не выдержу и вернусь в самом конце. Но я так хочу увидеть вас, так хочу обнять, даже если вы не простите меня и не обнимете в ответ...

Ваш отец простил, знаю, что простил, и все же я целую его нежно, обнимаю его мысленно и прошу прощения. Я так хочу, чтобы он был счастлив, чтобы перестал корить себя. Болезнь и любовь не выбирают, кого настигнуть, увы и ах.

Я скажу ему все это, когда увижу. Я скажу ему гораздо больше. Я скажу ему все, но... пусть эти строки останутся с ним. Пусть он знает, что я благодарна ему за то, что он был в моей жизни. Я благодарна ему за вас, мои дорогие.

Пишу эти строки рано утром, Кирта нет. Я снова соврала ему, просила принести лекарственной травы из соседней деревни. Сказала, что если уж эта трава не поможет, соглашусь на укус. Только какая трава? Не поможет уже. И ему напишу, и у него попрошу прощения. Любовь разной бывает, я знаю, узнала ее, но ничто в этом мире не сравнится с материнской любовью. Ничто и никогда не разлучит меня с вами, мои дорогие Стейси и Авис. Я всегда буду рядом. Всегда. Помните об этом. А я буду помнить о вас. Никто не возвращался из-за грани, но никто и не говорил, что там нельзя помнить и любить.

Я попрошу Кирта принести мой дневник вам, когда первая боль утихнет, когда вы сможете прочесть эти строки без слез. А вашего отца попрошу переехать от волков к другим оборотням, так Кирту проще будет найти вас и выполнить мою последнюю просьбу. Он ведь из-за меня поссорился с вожаком, туда вернуться не сможет. Надеюсь, что и он когда-нибудь простит меня, как и вы, мои дорогие.

Мы еще не виделись, но я знаю, верю, что смогу обнять вас, что вы позволите мне...

Прощайте, мои дорогие.

Ведь ты же сейчас не плачешь, Стейси? Пожалуйста, скажи, что не плачешь, или немедленно перестань! Потому что я чувствую все. Я ведь обещала.

Ваша мама.

С вечной любовью".

Теперь все становилось понятным — и нежность папы, с которой он укрывал маму, когда она вернулась. Папа сам отпустил ее, он так сильно любил маму, что был готов спасти ее любой ценой, даже уступив другому мужчине. Теперь понятны слова Граннуса, что оборотню тоже страшно сходиться с человеком. И теперь понятно, что делать дальше.

Вытерев слезы, Стейси вернула блокнот на подоконник и, прихватив большую кружку отвратительного папиного кофе, прошла в свою комнату. Для начала она высмотрит, что там собирается делать дракон возле их дома, а потом, завтра утром...

* * *

Оказывается, папин кофе не только отвратительный, но и совершенно бесполезный.

После него Стейси уснула так крепко, что открыла глаза когда солнце уже щекотало пятки. Она даже не слышала, как вернулась вчера Авис. И она совершенно не помнила, чтобы ложилась в постель.

Откинула плед, осмотрела себя — ну, хоть в одежде, неудобно, но гадать не приходится, что за чудеса. Скорее всего, сморило, она прилегла на минутку, и... минутка явно затянулась.

Зевнув, Стейси встала, приняла душ, переоделась, а потом вспомнила! Она вспомнила, как сидела у окна и поджидала дракона!

Метнулась к окну, выглянула, и...

Неподалеку от их дома, на том пустом месте, где вчера прохаживался Граннус, стоял дом! Большой дом, двухэтажный, из сруба, с широким крыльцом, о котором всегда мечтала Стейси. И окна такие, как ей хотелось — овалом, а не квадратом. Удивительно, такое ощущение, что кто-то считал ее мысли и воплотил их в жизнь.

А ведь дракон что-то такое говорил — о желаниях, мороке...

Стейси вышла из комнаты, прошла мимо пустующей кухни, спустилась на первый этаж, и вот там-то, у большого окна, увидела Авис и папу. Они даже не повернулись, заворожено глядя на появившееся за ночь чудо.

Стейси вышла на улицу и словно кем-то ведомая, пошла к новому дому. Стоило ей подойти, услышала какое-то движение, и из-за угла важно вышел огромный саблезубый тигр. Он подходил мягко, словно уговаривая не бояться его, но Стейси и не боялась. Она почему-то знала, что это Граннус, хотя другие оборотни в звериной сущности могли выглядеть так же. Она просто чувствовала, что это он.

Тигр остановился возле ее ног и поднял голову, потом посмотрел на дом, снова на девушку, а потом подошел к крыльцу. Он обернулся, тихо рыкнул и притворился, что не может открыть дверь. Ага, кто бы ему поверил? Но Стейси подошла, открыла дверь, и когда зверь зашел в дом, тоже переступила через порог.