Том 1. Ересиарх

— Ацумори-сама, Курумару, он.., — начала Мейда, и Аяо очнулся от своих размышлений, — Он хочет власти над всем миром. Он ни перед чем не остановится.

"Отлично! — Аяо сжал руку в кулак, и сам не заметил этого. — Успех!"

— Он... он мой отец, — Мейда смотрела перед собой невидящим взором. — Он создал меня. Я не человек, Ацумори-сама, вы знали это?

— Да мне без разницы, — легко сказал Аяо.

— Правда? — обрадовалась Мейда. — Ацумори-сама!..

— Да, правда, — нетерпеливо махнул рукой Аяо. — Продолжай.

Мейда начала свой рассказ снова, и голос ее постепенно приобретал совершенно иную тональность, более низкую, словно у взрослой женщины. Будто за нее говорил кто-то другой.

Каждый правоверный христианин бы плюнул в сторону Мейды — ведь она была богопротивной тварью, созданной в лаборатории, клоном, ходячей и дышащей мерзостью. Курумару хотел восстать против Папы, и ему нужна была свою собственная Дева мира. Он взял ДНК святой девы Франчески ди Риенцо и создал Мейду, копию Девы. Мейда росла, ощущая себя особенной. Курумару называл ее Надеждой всех людей, живущих на этой земле, и странно улыбался. Но Мейда никогда не боялась его; подручных его — да, особенно страшного Генсая, который постоянно вращал глазами и пускал слюни, но Курумару был для нее непогрешим. Ведь он был ее отцом, разве нет? Курумару держал на столе рамку, в которой была фотография — красивая женщина на фоне живописных холмов. Однажды Мейда спросила, кто же изображен здесь, и Курумару ответил: "Святая дева Франческа," — и вновь улыбнулся. Мейда долго смотрел на свой оригинал, затем сообщила невинным детским голоском, что она-то, Мейда, гораздо красивее. Курумару не рассердился. Наоборот, он засмеялся. "Конечно, ты красивее, — сказал он. — Ведь тебя создал я". С тех пор Курумару стал присматриваться к своему созданию. Он вел себя странно, не так, как прежде. А потом...

Мейда вдруг замолчала. Словно дальше было что-то ужасное.

— А потом он изнасиловал тебя, — подсказал ей нужные слова Аяо.

— Да, Ацумори-сама, — тусклым голосом ответила Мейда.

Теперь Аяо ждал встречи с Курумару еще больше.

Они сидели двоем на диване, и Мейда водила пальчиком по колену Аяо. Делала она это с отрешенным видом. Аяо знал, что ей хочется заплакать, и с каким-то внутренним нетерпением ожидал, что это все же произойдет. Но Мейда, видимо, боялась делать это в больнице, при людях, поэтому сдерживала себя. А жаль. Перед взором Аяо вдруг промелькнула картинка: Мейда, захлебываясь плачем, прижимается к нему, а он жадно слизывает у нее со щек слезы и упивается ее страданием.

Аяо передернуло.

"Я должен держать себя в руках," — напомнил он себе.

Что бы сделал на его месте Шимидзу Том? Конечно же, первым делом толкнул нравоучительную речь. Нет, стоп. Начать следует с чего-то другого. Когда очередная лоли рассказывала Тому печальную историю своей жизни, он обычно приходил в ярость и гневно обещал, что ее обидчику не поздоровится. Аяо принялся имитировать гнев. Он выпучил глаза и надул щеки, затем затрясся. Подумав, Аяо еще и заскрежетал зубами, но это было неприятно, и он прекратил.

Мейда с удивлением посмотрела на него.

— Мейда-чан... — сдавленным голосом произнес Аяо. — И сколько раз он заставлял тебя делать это?

Ему действительно было интересно. Аяо, конечно, был совсем не в том положении, чтобы упрекать Курумару; ведь он тоже изнасиловал Мейду. Но, может, она уже об этом забыла?

— Много раз, — ответила Мейда тихо. — А потом я сказала, что мне больше не хочется. Тогда пришел Генсай и убил Усаги-сана на моих глазах, и я больше не сопротивлялась. Ацумори-сама... можно, я...

— Ты права, — Аяо взял ее ладошку в свои руки. — Хватит на сегодня тяжелых воспоминаний. Главное, знай, что Курумару за это поплатится. То, что совершил он, не должно оставаться безнаказанным. Небеса пощадили грешника, но люди не всегда должны следовать воле небес; иной раз мы имеем право взять правосудие в свои руки. Я заставлю Курумару пожалеть о его поступке.

Импровизация удалась. Мейда перестала всхлипывать и благодарно прижалась к Аяо плечом. Она не смотрела Мастерпис, и поэтому не знала, что Ацумори попросту процитировал монолог Шимидзу Тома из 348 серии.

Девочка в глупой розовой кофте, которая уже достаточно долго наблюдала за Аяо и Мейдой из своего уголка, вдруг встала и подошла к ним. Руки девочка скрестила на плоской груди. Вскинутый подбородок, сощуренные глаза, желтые волосы, забранные в две косички — все это выдавало в ней цундере. А может, и просто цун-цун, без дере-дере. Аяо заметил, что зрачки у этой цундере были вертикальные, кошачьи. Очень плохой признак, особенно мерзкий характер.

— Хватит уже тискаться, — приказала им обоим цундере, смерив Аяо особенно презрительным взглядом. — Тут вам не тест на храбрость и не пляжная серия.

Мейда тут же перестала прижиматься к Аяо и подняла испуганные глаза на цундере.

— Извините, — прошептала Мейда, но цундере от этого разгорячилась еще больше.

— Извините? Извините? Мне вот тошно смотреть на вас было! Такие сюси-пуси, мерзость какая! Отвратительно! А ты, Ацумори-кун, совсем опустился, как я погляжу!

— Я? — удивился Аяо. — А ты вообще кто?

Он был уверен, что видит эту девочку в первый раз.

— Да! — цундере обвиняюще уставилась на него. — Бедная Май-чан! Она думала, что ты любишь ее, а ты тут обнимаешься с какой-то другой девчонкой, причем совершенно, абсолютно плоской! Настоящей доской!

— Уж кто бы говорил, — сказал Аяо, особо не отпираясь.

Цундере мгновенно покраснела, а ее и так сощуренные глаза превратились в узкие щелочки.

— Как грубо! Мерзавец! Пошляк!

Аяо испустил вздох вселенской скорби и бесконечного терпения.

— Давай поговорим в другом месте, — предложил он, вставая со своего места. Цундере оказалась ему по грудь.

— Не хочешь, чтобы она узнала, что у тебя уже есть Май-чан? — и палец цундере ткнулся Мейде-чан прямо в лоб, заставив ее ойкнуть, — Как мерзко!

Однако она все же двинулась вслед за Аяо. Он заранее заприметил пустующую палату, откуда недавно выписали всех пациентов, и завел цундере туда.

— Слушай, — сказал он, — кто ты? Я тебя не знаю.

Цундере набросилась на него:

— Ты издеваешься, Ацумори-кун? Я девушка твоего одноклассника, Кейтаро Ичиру! Ты даже не помнишь, как меня зовут, а? Нет?

— У Кейтаро-куна слишком много девушек, чтобы я запомнил хотя бы одну, — пробормотал Аяо без всякой задней мысли. — Мерзавец не стесняется трахать даже короля Артура.

— Они ему не девушки! Они всего лишь прсторонние лица, мешающие нашим отношениям! — вспыхнула цундере. — А эта корова, то есть король Артур — тем более! Единственная, кого любит Ичиру-кун — это я, Тецуна!

— Мне-то что, — отвернулся Аяо. — Ладно, я пошел.

— Стой! Я все расскажу Май-чан! — закричала Тецуна. — Ты понял меня? Понял?

Аяо терпел весь день. Он старался справить с собственной природой, усмирял свои темные желаниям, не позволяя им завладеть собой. Аяо уже так долго не прикасался к Мейде-чан, что уже больше не мог терпеть.

Развернувшись, Аяо с размаху засадил кулак в рот Тецуны.

Поперхнувшись собственными зубами, Тецуна согнулась пополам. Она прижимала руки ко рту, стараясь унять боль. Меж ее пальцем пузырилась кровь. Темные капли с влажным звуком падали на пол.

Аяо замер на месте, жадно вслушиваясь в хрипы и стоны, издаваемые Тецуной. Она даже кричать не могла, посколько от боли и шока у нее перехватило дыхание. Аяо знал, что в области шеи у нее сейчас все твердое, как камень — настолько сильный спазм сковал горло.

— Что, уже не хочется ругаться? — спросил Аяо.

Тецуна не ответила.

Аяо ударил ее под колено, и цундере рухнула на пол, сильно приложившись головой о кровать. Аяо сел рядом с ней, лежавшей на спине, как сломанная кукла, и невольно присвистнул. Взор у Тецуны не был затуманен болью или страхом; наоборот, он выражал лишь чистую и искреннюю ненависть.

— Злишься, наверное, — вздохнул Аяо и сломал ей нос прицельным ударом.

Затем схватил Тецуну за волосы и слегка приподнял. Она не сопротивлялась, висела у него в руках мертвым грузом. Аяо подтащил ее к стене и с силой приложил лицом о каменную поверхность. Раздался тошнотворный хруст. Аяо повторил это несколько раз, затем бросил Тецуну обратно на пол.

— Прости, я не хотел, — почесал он в затылке, затем принялся пинать лежавшую без движения девочку по почкам. — Мне очень жаль.

Тецуна, скорее всего, его слов уже не слышала, но Аяо все никак не унимался.

— Я отвратителен, — задумчиво произнес он, доставая из трусов член.

В этот момент дверь открылась, и внутрь вошла медсестра.

— Извините, вы нам мешаете, — сказал Аяо. — Можно закрыть дверь?

Медсестра, симпатичная девушка в белом халате, молча смотрела на открывшуюся ей картину: хрупкая маленькая Тецуна, лежавшая без движения на полу, и возвышавшийся над ней Аяо, уже расстегнувший ширинку. Медсестра с трудом отвела взгляд от члена и прикрыла лицо зеленой папкой, которую держала в руках. Потом выкрикнула:

— Как вам не стыдно?

Аяо хотел объяснить ей, что здесь произошло на самом деле, однако медсестра уже захлопнула за собой дверь. "Неудобно получилось, — смущенно подумал Аяо, застегнув штаны. — Она все неправильно поняла. Наверное, думает, будто я животное какое-то".

Он стоял посреди палаты, чьи стены были заляпаны чем-то красным, и рассматривал свои руки. С пальцев стекала кровь, костяшки были изрезаны осколками зубов. Наверное, теперь Тецуна недосчитается у себя парочки клыков. Эта мысль развеселила Аяо, и он вышел из палаты в хорошем настроении. Руки он спрятал в карманы.

— Ацумори-сама, все в порядке? — встревоженно спросила Мейда, вставая с дивана.

Аяо успокоил ее:

— Да, конечно же. Ну, пойдем, отыщем нэ-сан? А то мы мне уже надоело это блуждание по больнице.

Мейда кивнула. Спрашивать, что именно произошло с Тецуной, она не стала. Благоразумное решение.

Мимо них на костылях проковылял Кейтаро-кун — вероятно, искал Тецуну-чан. Столкнувшись взглядом с Ацумори, он тут же попытался сбежать, но запнул о собственный костыль и растянулся на полу. Его очки слетели с носа и разбились.

— Привет, Кейтаро-кун, — произнес Аяо, помогая ему встать на ноги. — Ты в порядке?

— Конечно! Конечно же, — Кейтаро опасливо воззрился на одноклассника.

Мейда подобрала с пола разбитые очки, и Кейтаро-кун с благодарностью принял их от нее. Их пальцы при этом соприкоснулись, Мейда покраснела, а Кейтаро робко улыбнулся. Улыбнулся — и заметил взгляд Ацумори, направленный прямо на него, после чего мгновенно поскучнел, извинился и продолжил свой путь.

— У него есть способности, — произнесла Мейда, глядя, как удаляется от них спина Кейтаро-куна. — У меня от его прикосновения мурашки по коже. Ацумори-сама, он же одаренный!

— А, ну теперь все понятно, — сказал Аяо, особо не вслушиваясь в ее слова.

На самом же деле все стало понятно еще давным-давно. Кейтаро-кун был маленького роста, худой, сгорбленный, с потными ладонями и порножурналами в портфеле, носил очки с толстыми стеклами, а еще у него была идиотская лохматая прическа и парочка озабоченных дружков. Он просто идеально подходил на роль гареммастера, вот к нему и липли все, кому не лень. Аяо подозревал, что оба дружка Кейтаро-куна, чьи ладони были стерты в кровь бесконечной мастурбацией, тоже входили в его гарем, но проверять не особо хотелось.

— А если он коснется меня, я тоже стану подчиняться ему? — задал он вопрос.

Мейда задумалась.

— Наверное, да, — с серьезным видом произнесла она.

* * *

День начинался не самым лучшим образом. Если, конечно, три минуты после полуночи можно считать началом дня.

Выслушав доклад Танимуры до конца, Курумару Тацуо задумался. Ситуация была тяжелая.

Странно, но здесь, в своей родной стране, Курумару был слабее всего: он не мог воспользоваться связями, как, допустим, в Германии или в Польше. Никому в Японии не нужен был ересиарх, даже отшельникам на островах Амакуса, равнодушным к мирскому. Потеря сразу двух человек могла обернуться для Курумару катастрофой.

"И мне их совсем не жаль, абсолютно. Я же политик. Политика — это как шахматы. Двигаешь себе фигуры по полю и ни на что не обращаешь внимание. Логика проста".

Курумару стиснул зубы и поманил пальцем к себе Танимуру. Тот наклонился, подставив боссу смятое ухо.

— Танимура-кун, — сказал Тацуо. — Пока не предпринимай ничего. У этого парня, возможно, есть козырь в рукаве, а может, и два, и даже три. Он настоящий картежник. Шулер. А с шулерами тебе, Танимура-кун, пока садиться за один стол рано. Понял меня? Я сам с ним разберусь.

— Оябун, да я ему шею одним махом отверну! — запротестовал Танимура. — Что он может, этот хиляк? Генсая победить невелика заслуга, да и Сато-сан человек хоть и хозяйственный, но как в драке мало на что годится. Пустите меня, я вышибу уродцу мозги и вытащу Такану-сан из задницы.

Курумару поморщился.

— Если я сказал не вмешиваться, значит, не вмешивайся, — отрезал он. — Все, свободен.

Танимура ушел, обиженный на оябуна за столь странное решение. Дурак не понимал, что теперь, без Сато, Генсая и Поко, его оябун совершенно беспомощен. Потерять еще и Танимуру — значит окончательно проиграть партию. Это как шахматы: без остальных фигур король ни на что не способен.

Вот уж не повезло так не повезло! Курумару обхватил голову руками. Ему срочно нужно было расслабиться, как — неважно. Жаль, что таблетки закончились...

Словно почувствовав его настроение, в палату проскользнула Ацумори Аяме. Она постояла немного под тусклой больничной лампой, висевшей прямо над дверным проемом, позволяя желтым лучам как можно лучше осветить ее соблазнительное тело, а затем неторопливо приблизилась к кровати Курумару. Белый халат медсестры так туго натянулся на ее груди... Ересиарх сглотнул.

— Д-добрый вечер, Ацумори-сан, — не скрывая своей радости, произнес он.

За последнюю неделю Курумару уже порядком устал от постельного режима: день и ночь лежать на кровати, разглядывая трещины на потолке, было утомительно. Соседей у него в палате не было, постарался услужливый Сато-сан, вдобавок сломался любимый айпод, а в третий раз перечитывать засаленный томик "Liber AL vel Legis" (единственная книга, которая нашлась у Курумару в сумке, с которой он приехал в Японию) уже не хотелось. Одиночество его скрашивали только встречи с Ацумори-сан. Просыпаясь, Курумару ждал ее визита; вечером же он старался заснуть поскорее, с надеждой на то, что завтра она придет опять.

— Как самочувствие? — спросила Аяме-сан. — Сегодня ходили на прогулку?

— Да, Ацумори-сан, — кивнул Курумару, покосившись на свой костыль.

— Вот и хорошо, — Аяме присела к нему на кровать. Их лица почти что соприкасались. Курумару попытался взять себя в руки. Он набрал воздуха в грудь и произнес:

— Ацумори-сан...

— Да?

— Что вы думаете о... о совместном ужине? Когда я поправлюсь, мы можем... вы понимаете... — он запнулся.