Том 4. Овцы на бойне

— Тсс, — шепнули ей. — Вам что, погибнуть хочется?

Аюми, подумав, замотала головой.

И прекратила сопротивляться.

Дверца чулана была чуть приоткрыта, и можно было видеть и Ацумори Аяо, и его пассию.

— Возможно, Мейда-чан, — сказал Аяо. — Сейчас поищем, пурум-пурум... Или нет так? "Пурурум"? Не помнишь, как сериал называется, его в 8:45 показывают по Токио-ТВ — ну тот, где мальчик сосет леденец и превращается в девочку-волшебницу, и потом сражается со злом?

— "Леденец на удачу"? — уныло предположила Мейда.

Она рассматривала свои руки.

— Только, Ацумори-сама...

— Да? — отозвался он, исследуя один за другим отделения книжного шкафа.

— Это не леденец. Эта штука называется "Лунное семя".

— И он сосет семя? Как можно сосать, — Ацумори встал на стул, чтобы оглядеть шкаф сверху, — семя?

— Не знаю, Ацумори-сама.

— Всегда думал, что это леденец. Эх. И здесь ее нет. Куда же она подевалась?

— Ацумори-сама...

Со стула он шагнул на пол.

— Что?

— Вы ведь не злитесь? — тихо спросила Мейда.

— Почему я должен злиться?

— Я бесполезная, потому что.

— Нет, ты... — тут Ацумори заметил чулан. — Сейчас здесь посмотрим.

Королева встревожилась. Аюми почувствовала, как напряглось ее тело.

— Не шевелитесь, — прошептала Королева.

Ацумори шествовал к чулану. Шаг ровный, неторопливый; осколок покачивается в его руке — вверх-вниз, вверх-вниз. Стекло чуть грязное, и тень потому отбрасывает плотную; тень эта ползет, ползет по паркету, взбирается по стенам — и вот уже падает косо на дверцу чулана.

Ацумори остановился.

Его лицо частично проступило из тьмы. Видны стали черные, прилизанные на висках волосы, и широкий ровный лоб. Глаза же по-прежнему оставались невидимыми.

— Пурурум! — объявил Ацумори и рывком распахнул дверцу.

И увидел: три швабры и семь довольно-таки чистых тряпок, разломанный пылесос, несколько ведер, вложенных одно в другое, а также большого бледного паука, который тут же спрятался в темном углу.

— Ацумори-сама?

— Похоже, ее здесь нет, — с сомнением произнес Ацумори.

Он закрыл дверцу.

— Вы мне хотели что-то сказать, — смущенно напомнила Мейда.

— А, точно. Подойди-ка сюда.

Мейда немедленно подошла.

— Дай руку.

— Да, Ацумори-сама, — взгляд у нее был доверчивый.

— А теперь потерпи немного, — сказал Ацумори.

Он заломил Мейде руку и нанес ей глубокий порез вдоль локтя. Мейда беспомощно вскрикнула. В выемке раны проступила кровь, нереально черная в лунном свете.

— Ацумори-сама!

— Больно? — спросил он.

— Да! — расплакалась Мейда.

— Потерпи.

— Зачем? Мне же больно, Ацумори-сама!.. Мне так больно!

Аяо нанес еще два пореза. Мейда плакала и умоляла его прекратить. Кровь заливала паркет; вокруг них расползалась темная лужа.

— Терпи, — бормотал Ацумори.

— Ацумори-сама... пожалуйста... мне очень, очень больно!

— Терпи!

Накахара Аюми с ужасом и отвращением наблюдала за мерзким ритуалом. Они с Королевой сидели, наполовину погруженные в стену, мягкую и тягучую. Стоит Ацумори открыть дверцу, как стена вновь поглотит их.

"Волшебство", — шепнула Королева.

Снаружи был Ацумори, гротексно-страшный в своем безумии, и перепуганная Мейда. Мейда пыталась высвободиться, но Ацумори крепко держал ее за руку. Он медленно водил кончиком ножа по нежной коже и все повторял: "Терпи. Терпи!" Мейда терпеть не могла. "Простите, Ацумори-сама! — всхлипывала она. — Простите!" Ей было больно.

Аюми с тоской подумала, что скоро первый из преступников убьет второго — и ее план наказать негодяев сократится на одну цель.

— Отпусти меня, — сказала Аюми, и попыталась высвободиться. Какой бы дурной ни была Мейда, ей следует помочь.

Королева разволновалась:

— Хватит, пожалуйста.

Они стали бороться в темноте.

Привлеченный звуком, Ацумори отпустил Мейду и подошел к чулану.

И с грохотом сорвал дверцу с петель.

Стена хлюпнула, скрывая Аюми и Королеву, чулан вновь опустел. Ацумори оглядел его, отбросил сломанную дверцу в сторону, зевнул — и сказал Мейде:

— Плохо ты терпишь. А лгала ведь, что готова умереть от моей руки.

Мейда не ответила. Она лишь бессильно плакала от боли и унижения. Она не понимала, почему обожаемый Ацумори-сама так сильно обидел ее.

— Мне больно...

— Пошли домой, — сказал Ацумори.

Оказалось, что Мейда не может встать на ноги.

— Мейда-чан, тебе бы побольше выносливости, — укоризненно произнес Ацумори.

Но, едва он склонился над беспомощной Мейдой, чтобы помочь ей встать, в окно вдруг влетела шаровая молния. Она прошла сквозь стекло, оплавив его, осой покрутилась из стороны в сторону, после чего устремилась к Ацумори. Он сделал шаг назад, и молния, промахнувшись, ударила в пол и погасла. Осталось лишь черное пятно на линолеуме.

— Впервые такое вижу, — сказал Ацумори. Удивленным, впрочем, он не выглядел. — А ты, Мейда-чан?

Она не ответила. Вздохнув, Ацумори вернулся к прерванному занятию: он подошел к Мейде, обхватил ее за пояс и потащил к выходу. Ноги ее, в темных полусапожках, волочились по полу. Кровь вяло сочилась из ран. Ацумори шел, оскальзываясь на лужах, подошвами размазывая кровь по паркету. Он перебрался через порог, стер пот с лица, и продолжил путь. Дверь осталась открытой.

— Он ушел, — скорее подумала, чем сказала Аюми.

Королева не ответила. Лишь стены разошлись, наконец. Вместе с Королевой Аюми вынырнула из вязкого месива. Свежий воздух хлынул в легкие. Аюми закашлялась.

— Он ушел, ушел! Отпусти меня, — попросила она. — Хватит бояться. Отпусти меня.

Тело ее, стиснутое в объятьях Королевы, уже начало побаливать. Аюми чувствовала электрическую боль в бедрах и в икрах. Ей просто необходимо размяться, иначе судорога.

— Отпусти же, дура!

— Нет, — возразила Королева. — Он до сих пор в школе.

Аюми закусила щеку изнутри — словно подражая Кацуджи Коге; уж он-то нашел бы решение. Укус, еще укус. Бесполезно. Искусанная щека не сделает Аюми такой же смелой, как и Кога-кун.

— Они ведь друзья, — сказала Аюми тихо.

— Кто? — спросила Королева.

Ее горячее дыхание обожгло ухо. Аюми прикрыла глаза.

— Ацумори Аяо, — произнесла она. — Он друг... друг одного хорошего человека. Так странно.

— Хорошие люди часто дружат с плохими.

— Все равно ненормально. Маньяк какой-то этот Ацумори, с вывихнутой логикой. Полгода с ним в одном классе сидела, а о заскоках его только сейчас узнала. Ну ничего. Вот завтра же этих двоих... Подожди-ка, — спохватилась Аюми. — Они говорили, что собираются убить какую-то Королеву чуланов. Это ведь ты?

— Меня зовут Фредерика, — сказала Королева.

— Не спорь. Это ведь ты?

— Может быть, — Королева надула щеки.

"Сидеть в чулане и разговаривать с существом, что выглядит как школьница с серыми волосами, — подумала Аюми. — Прекрасное занятие. И во что я, черт, ввязалась?"

Хотела ведь просто переночевать в школе.

А что получилось?

Пустой кабинет, размазанная по полу кровь, целая лужа под ногами, рядом пятно от шаровой молнии — она-то откуда взялась?..

Дурацкая ситуация, определенно.

— Этот Ацумори грязный, — произнесла Королева.

— Я и не сомневаюсь. Отпусти меня.

В этот раз Королева не стала спорить. Освобожденная, Аюми вывалилась из чулана. Ужасно болела спина, пришлось сделать растяжку. Руками Аюми чуть не угодила в кровавую лужу. Брр. Кровь пахла резко и остро, как перекаленный металл. Аюми ощутила тошноту и комок в горле, и поспешно отвернулась от лужи. Чтобы успокоиться, она стала смотреть на Королеву: та сидела, обхватив колени руками, и задумчиво изучала небольшой телефон с брелоком-каппой.

— Это ведь мой, — пробормотала Аюми. — Дай сюда. Сейчас хоть узнаем, какая сволочь мне звонила.

— Сволочь?

— Сволочь, сволочь.

Батарея отошла. Аюми вставила ее на место и включила телефон. На экране проступили пиксельные буквы.

"Непринятый вызов от: Императорский пингвин".

Аюми закричала от злости и пнула дверцу. Та проехалась по полу, острым краем задела кровавую лужу, сорвав с нее черные запекшиеся сливки.

— В чем дело? — испугалась Королева.

— Вот ведь сволочь.

— Э?

Аюми кипела. Ее просто переполняла ярость.

— Сволочь, — прошептала она.

Сволочь! Сволочь!

— Беспокоился, наверное? Хотел узнать, где Аюми-чуууууан шляется? Да я тебя... я же тебя... — так и не найдя нужных слов, Аюми еще раз пнула дверцу.

— Почему вы так сердитесь? — недоумевала Королева.

— Почему? Да потому я чуть не погибла из-за одного мудака! — тут Аюми постаралась взять себя в руки. — Ладно, проехали, дома разберемся. Фу... Фуредерика?

— Да?

— Спасибо, — сказала Аюми. — Ты мне очень помогла. Люблю тебя.

— Правда? — глаза у Королева как-то странно засверкали.

— Правда. Правда-правда. А теперь я пойду.

— Но куда? Оставайтесь здесь, — предложила Королева. — Я постелю вам в кабинете. Вы можете поесть в столовой. И... и даже в приставку поиграть, в комнате охраны есть. Не хотите?

— Извини, не хочу.

"Ты дура, что ли? — хотелось закричать Аюми. — Да я только что видела, как в этой школе чуть не зарезали человека, а ты, мистическая хрень, мне предлагаешь здесь заночевать? Охренеть, вот это люди. Я не могу остаться. Я умру, если останусь. Умру".

— Ну, пока, — сказала Аюми.

— Пока, — огорченно сказала Королева.

Возможно, и ей было страшно оставаться в школе.

Но об этом или чем-то ином Королева предпочла промолчать.

Город Ширнесс на острове Шипей основан был во времена Генриха VIII — чтобы защищать устье Темзы. В 17-том веке здесь построили королевскую верфь, в 18-том — сухой док. В Ширнессе располагался известный военно-морской госпиталь; функционирует он и поныне — а верфь закрыли лет двадцать назад, по ненадобности. Город стоит, окутанный влажным туманом, оглохший уже от рева сирен и свиста поездов. Здесь пахнет сталью, лекарствами и колбасой. Население — рыбаки, грузчики, рабочие со сталелитейного завода и туристы из центральных графств, довольно бедные, но все же ухоженные, как и подобает туристам.

Епископ Ричард Нельсон Уильямсон, член братства святого Пия X, по слухам — тайный седевакантист, любил во время своих круизов (епископ владел большой моторной яхтой, "Eclipse") приближаться — не вплотную, конечно — к берегам Ширнесса; яхта покачивалась на волнах, оттуда доносилась громкая музыка и нечестивые звуки. Епископ с хрустом вкушал яблоко греха.

— Как думаете, кто это? — спросила Эшли Лавджой у рыбака, выходившего на ночной лов.

Рыбак пожал плечами и ответил, что наверняка кто-то из промышленной элиты — а может, и сам герцог Кембриджский.

— Болван, — сказала досадливо Эшли.

Он схватила рыбака за шкирку и, раскрутив, забросила в прибрежные волны. Сама же забралась в лодку, включила мотор и отправилась к сверкавшей вдали яхте.

— Сучка! Ты сучка! — надрывался позади рыбак.

Эшли устроилась поудобнее; жезл она приготовила заранее — он лежал под рукой, мощный, с тяжелым набалдашником. Чтобы создать новый жезл (старый сломал Ацумори Аяо), ушло немало времени. В этот раз, решила Эшли, жезл стоит поберечь.

Задание предстояло несложное. Епископ Уильямсон, давний друг Фредерики Ланге, не раз и два гостивший у нее в Кельне, встречается с Джошуа Кримсоном, ересиархом, террористом от религии — и передает ему некие сведения; есть подозрение, что связано это с Тремя догматами. Также епископ отправил через королевскую почту некую вещь; что именно — выяснить не удалось. Эшли приказано было найти Уильямсона и узнать, что именно он рассказал Кримсону; а после тихо и без особого шума расколоть предательскому епископу голову.

"А обязательно убивать его?" — спросила она у архиепископа Кавендиша.

"Да, — ответил он, прихлебывая яблочный сок. — Мы можем убить его. Значит, мы убьем его".

Яхта была уже близко. Эшли слышала грохот музыки, рев солиста. Несмотря на полный штиль, вода вокруг вибрировала — и все из-за музыки, этих богомерзких звуков. Девица в белом, перегнувшись через борт, неслышно блевала в море; придерживал ее за плечи кавалер. Они и заметили Эшли Лавджой первыми. "Новый гость!" — пьяно заорал, замахал руками кавалер; скинул ей спасательный круг (серо-белый в темноте) с пропущенной через него веревкой. Эшли поймала круг, привязала его к лодке и, подхватив жезл, стала взбираться по веревке.

— Мы заказывали девочек, но так тоже сойдет! — перекрикивая музыку, заявил кавалер. — Пойдем с нами!

Оказавшись на палубе, Эшли осмотрелась. Вот кубрик с многоступенчатой крышей; танцевальная площадка и музыкальный центр, сделанный в форме алтаря; корма, где и сгрудилась основная часть гостей — ярко, красиво одетых, с бокалами в руках, с лентами (знак приглашенных) и без них; среди них сновали официанты и дорогие шлюхи. Эшли неодобрительно покачала головой.

— Да пойдем! Не стесняйся! — кавалер потянул ее в сторону кубрика.

Эшли врезала ему локтем в лицо. Кавалер, булькнув, осел; девица в белом пронзительно завизжала — но крик ее заглушила музыка. Эшли схватила девицу, приподняла (с трудом, поскольку девица была упитанной) и выкинула за борт; вытерла руки о пиджак кавалера.

— Вот так! — произнесла Эшли и не услышала своих слов.

Она вошла в кубрик, и музыка сразу приутихла. Здесь, среди стен из белого пластика, прятались наиболее почтенные гости — старики, старухи; измазанные помадой, румянами, белилами, липли они к молодым проституткам. Эшли выбрала наудачу дверь, снесла замок и заглянула внутрь. Там лежал жирный священник с сутаной, обвязанной вокруг брюха, пьяный, в окружении трех бледных мальчиков. Сладко пахло гашишем.

— Где хозяин яхты? — спросила Эшли у священника.

— А? — отозвался он. Мальчики, сонные от наркотиков, гладили его по плечам.

— Где епископ Уильямсон?! — повысила голос Эшли.

Священник сладостно, во весь рот, зевнул, перевернулся на живот и сказал:

— Помассируй мне спинку. Ты же знаешь, я не люблю девочек.

Эшли пинками прогнала мальчиков. Потом, встав у кровати, взмахнула жезлом. Правая ягодица священника — жирная, заросшая густым волосом — превратилась в кровавое месиво.

— Больно, — сообщил священник.

Но так и не пошевелился.

— А будет еще больнее, — сказала Эшли.

Несколькими прицельными ударами она перебила ему позвоночник, сломала ребра и, наконец, ударила в основание шеи.

— Где епископ Уильямсон? — повторила она вопрос.

Священник не ответил.

Он, оказывается, умер.

"Вот неудача!" — подумала Эшли.

Стряхнув с жезла кровь, она вернулась на палубу. Охранники должны знать, где находится сейчас их наниматель.

— Эй, в чем дело? — обратился к ней человек в костюме фокусника. — Почему не на танцполе? Такая красивая девушка и не на танцполе?

Эшли, не обратив на него внимания, приблизилась к охранникам — те стояли у борта и обсуждали что-то. Может, думали, как вытащить из воды упавшую девицу.