Москва-36

-Неужели это возможно?— хором спрашивают мои собеседники.

-По закону— да, это возможно. Конечно, это зависит от статьи обвинения, но повторяю это возможно. Спросите у мужа, он лучше знает. К тому же, если вы будете разведены у недобросовестного следователя не будет возможности шантажировать его семьёй.

-Но мужа не арестовали,— почти выкрикивает Ершова.— лишь понизили в должности. На её голос повернулось несколько голов.

-Ну так и я не предлагаю вам бросать его,— понижаю я голос.— или вашему мужу прекращать любить вас и дочь, это просто формальный шаг предосторожности. Подавальшица приносит большой поднос и начинает выставлять на стол тарелки с нашим обедом. Возникшая пауза в разговоре помогает Ершовой обдумать ситуацию.

-Хорошо, я передам ему ваши слова...— она машинально помешивает ложкой дымящийся борщ.

-Только не при свидетелях и не в комнате с телефоном.— С жадностью отправляю в рот выловленный в тарелке кусочек мяса.

Мои сотрапезники удивленно поднимают глаза.

-И вообще, Зинаида Васильевна,— игнорирую их невербальный вопрос.— вы— руководитель института. На вас смотрят люди, причём не только сочувствуствующие вам. Не забывайте демонстрировать свою власть и уверенность в светлом будущем (тень улыбки появилась на её лице), так чтоб у недоброжелателя, почуявшего удобный момент, и уже готового обмакнуть перо в чернила для написания доноса, при виде вас такое желание отпало.

'Смотрит на меня с надеждой... нет, если по каждому поводу обращаться к Кирову, он, кстати, очень не любит когда лезут в его дела поэтому и сам с большой неохотой вмешивается в чужие, то назавтра 'ходоки' прохода мне не дадут. Да и Курчатов, по сути, такой же 'ходок''.

-А зачем вы собирались ехать во Францию?— Подвигаю физиков к разговору 'об них самих'.

-Меня пригласили в лабораторию Марии Склодовской-Кюрина стажировку,— срабатывает второе правило Глеба Жеглова.— предложили интересную тему: 'Определение процентного содержания изотопов в природном уране'. Я занималась выделением радия из урановой руды под руководством профессора Хлопина, так что мне это близко. Жаль, что сорвалась поездка.

'Просто спросите у меня и год свободен, не надо никуда ездить'...

Молчавший до этого Курчатов забрасывает Ершову вопросами, выясняется, что завод редких элементов, где она работала, получал руду из другого рудника (Туя Муюнского), что в Узбекистане.

'Да... копаются каждый в своей песочнице'.

-Игорь Васильевич, объединять надо усилия учёных,— поучаю я голосом Матроскина, не забывая, в отличие от физиков, и о своей тарелке.— ставить высокие цели, выходить в правительство. Под крышей ФИАНа это будет сделать легче. И тогда любые недоброжелатели станут вас десятой дорогой обегать.

Моя мысль зажила своей жизнью. Ершова окончательно вернулась к жизни. Стали обсуждать кандидатуры.

-Постойте, это какой Сажин? Академик?— Невпопад вылез со своим вопросом.

-Ещё нет,— засмеялась хозяйка.— Николай Петрович— начальник технологического отдела Гиредмета— наших соседей, отличный химик.

'Академик Сажин— отец германия в СССР. А мы с Лосевым сами хотели очисткой германия и его вытягиванием из расплава заняться... в своей песочнице'.

-Вы не знаете, он сейчас на работе?— бросаю взгляд на часы.

-Утром с ним говорила по телефону.

-Отлично. Мне нужно с ним срочно встретиться.— Мы все поднимаемся из-за стола.

-Зинаида Васильевна,— демонстративно, с повышенным энтузиазмом пожимаю руку Ершовой, работая на публику.— большое спасибо за вашу помощь. Будем работать в тесном контакте. По любому вопросу сразу обращайтесь ко мне.

* * *

-Зина, вечером договорим.— Курчатов набрасывает пальто прощаясь с Ершовой.

Я подмигиваю улыбнувшейся секретарше и мы с Курчатовым идём к выходу.

-Всё-таки жалко Иоффе.— Вздыхает мой спутник.

-Организуем празднование пятнадцатилетия ЛФТИ,— парирую я.— я устрою поздравления от Жданова и Кирова ('через Свешникова'), злопыхатели сразу прикусят языки. Вместо ядерной физики можно предложить темы по радиокомпонентам ('плёночные резисторы и другое'), по вычислителям с финансированием.

'Тут точно без 'челобитной' Жданову и Кирову не обойтись'...

-Абрам Фёдорович пусть набирает и готовит молодую смену ушедшим физикам,— выходим из здания и через дворы, как нам объяснила Ершова, движемся к чёрному входу Гиредмета.— это у него отлично получается. Ну а вы, обговаривая условия вашего перехода в ФИАН, попросите Вавилова ускорить перевод Физтеха в Академию Наук.

Курчатов погружается в свои мысли, а я едва успеваю схватить его за рукав, иначе не миновать бы доктору наук купания в канаве, вырытой рядом с тропинкой и залитой бурой дождевой водой, подёрнутой кое-где первым ледком.

'Строишь тут далеко идущие планы, а такая вот случайность, с последующим воспалением лёгких, может всё разрушить. Надо будет подтолкнуть Олю с пенициллином... Хотя чего её толкать-то и так днюет и ночует в лаборатории. Себя лучше подтолкни: феррит-диодные блоки и транзисторы— это хорошо, но это работа на перспективу, а что делать сейчас? Как продвигается работа по стержневым лампам? Уже полгода не говорил с Авдеевым, толкальщик'.

Стержневой пентод по габаритам раза в три меньше чем обычный, работает на пониженном анодном напряжении и меньшем накале, выдерживает значительно большие механические нагрузки (недаром его использовали даже внутри зенитных снарядов в схеме радиовзрывателя).

'Чем не строительный блок для вокодера и шифратора 'Айфона-3'? А для портативной радиостанции'?

-Да, Игорь Васильевич,— беру его под руку.— из Германии по нашим каналам приходят сенсационные известия. В Берлинской лаборатории Отто Гана возможно удалось получить доказательства деления ядра урана при попадании в него медленного нейтрона. В его эксперименте по облучению урана нейтронами в качестве связующего вещества использовался барий. Так вот, изучая получившиеся в результате опыта элементы в поисках трансурановых (более тяжёлых чем уран), Ган случайно обнаружил радиактивный барий.

-То есть вы хотите сказать,— быстро реагирует Курчатов.— что этот радиактивный барий получился в результате распада урана на две равных половинки, а не из-за поглощения нейтрона ядром бария, используемого в эксперименте.

-Именно,— смотрю себе под ноги я.— так считает Лиза Майтнер.

-Где она сейчас?— Рядом энергично вышагивает Игорь Васильевич, шлёпая по лужам. 'Профессора пути не разбирают'.

-В Стокгольме, бежала от нацистов. — Гуськом проходим по дощатому настилу, перекинутому через очередную траншею.

'Или сбежит вскоре? Во всяком случае к моменту эксперимента в начале тридцать восьмого она уже будет там. Форы осталось, на то чтоб 'запрягать', всего полтора года'.

-Мы тоже провели такой эксперимент месяц назад,— улыбается Курчатов.— правда без бария. Мишени пока не анализировали, химическая лаборатория у нас слабая. Но теперь будем знать что искать.

'Так выходит это мы впереди на полтора года! Приятно'...

-Если результат подтвердиться,— не особенно даю волю своим чувствам.— то, согласно рассчётам Майтнер, в результате каждого такого деления должно освобождаться двести Мэв энергии.

-Вот оно выходит как,— размышляет вслух профессор.— не надо накачивать ядро энергией чтобы оно расщепилось. Достаточно медленного нейтрона и оно теряет устойчивость и используя свою внутреннюю энергию довершает процесс своего распада. Выходит путь к бомбе много короче, чем мы думали...

Москва, пл. Дзержинского, кабинет Ежова,

15 окября 1936 года, 18:15.

-И вы не смотрите, что я маленького роста,— Ежов, впервые появившийся на службе в форме генерального комиссара госбезопасности, делает драматическую паузу.-...

'... руки у меня крепкие... сталинские. Достал уже, по десять раз на дню это слышу.

Постоянно фланирует из кабинета в кабинет: всё высматривает и вынюхивает. Работать не даёт. В лабораторию вырываюсь только к трём-четырём утра и остаюсь там до полудня (половину техников перевели в третью смену). Ежов, похоже, после полуночи занят бумагами, так как его визиты после этого времени прекращаются и возобновляются лишь в полдень. Я в два ночи бегу домой, моюсь-бреюсь и в СКБ'.

-... руки у меня крепкие сталинские!— молодые начальники отделов, к вящему удовольствию наркома, понуро опускают головы.

-... в ежовых рукавицах!— подхватывает Фриновский, назначенный сегодня начальником ГУГБ, вместо отправленного в Ростов Агранова.

-Вот именно!— Ежов явно польщён.— Все свободны. Чаганов, останься.

'Поначалу, вроде на вы называл всех. Начинает 'бронзоветь' что ли'?

Участники совещания охотно покидают быший кабинет Ягоды. Последним мимо меня проходит самый старший из нас майор ГБ Сергей Шпигельглас и ободряюще подмигивает мне. Мои 'Соображения...' получили от него, и.о. начальника Иностранного Отдела, самую горячую поддержку, остальные осторожничают.

-Ты шта это, мимо твоих начальников наверх жалобы пишешь?— дождавшись когда дверь за последним посетителем закроется, Фриновский пустился с места в карьер, раздувая ноздри.

-Ничего такого не писал, вроде, в последнее время.— Спокойно отвечаю я и поворачиваюсь к Ежову, мол, что за наезд.

'Возможность, однако, такую отвергать не стану. С волками жить'... Начальство пытливо смотрит мне в глаза, надеясь в них найти подтверждение своих худших предположений.

-Если вы о звонке Сергея Мироновича,— решаю, всё же, не быковать.— по поводу темы 'Айфон', то не было никаких жалоб ('секретарша не поняла сути разговора'). Моё СКБ было создано по инициативе товарища Кирова около года назад. Он выделил под него помещение из своих фондов ('даже не думайте, что вам удасться выцыганить хоть метр'), помог с оборудованием.

Ноздри Фриновского перестают раздуваться.

-Теперь скажите?— Заранее начинаю утвердительно кивать головой.— Вправе он потребовать результат?

Начальство согласно кивает.

'Вот, у нас уже консенсус сформировался'.

-Вправе!— Констатирую я.— Да и нам есть что показать: 'Айфон'— суть передвижная аппаратура голосовой засекреченной связи, смонтированная в прицепе вагонного типа. Это— секретка, которая всегда под рукой. Хоть в чистом поле. Понятно, что руководству хочется поскорее получить такую связь. Пообещал подготовить демонстрацию работы аппаратуры в варианте радиосвязи к концу года, а по проводам— надеемся закончить к октябрьским праздникам.

-А почему нам не доложил?— Фриновский потупил взгляд.

-Так вот сейчас и хотел доложить...

-Откуда Ворошилов знает о твоих 'Соображениях'?— Вопрос Ежова прозвучал как щелчок хлыста.

'Блин, точно не от меня'.

-Никому, кроме указанных вами лиц, я свою записку не направлял.— Прохрипел я из-за мгновенно пересохшего горла.— Все экземпляры отпечатал сам.

Ежов недоверчиво скривился, встал из-за стола и подошёл к окну, выходящему на площадь Дзержинского, потянул за шнур и приподнял тяжёлую штору до уровня своих глаз. 'Коллеги подставляют? Может быть'.

Ежов продолжает держать паузу, стоя спиной ко мне и наблюдая за водоворотом трамваев, машин и пешеходов на ярко освещённой и уже по праздничному украшенной вечерней площади.

-Предлагает Климент Ефремович нам...— нарком резко поворачивается на каблуках и с удовольствием отмечает мой обескураженный вид.— сотрудничество.

Снова длинная пауза. Ежов возвращается за стол, а конец шторы с шумом падает вниз.

'Не иначе кошек мучил в детстве. Сам, небось, побежал к маршалу просить совета, а вывернул как утёчку секретной информации и ещё недоверие между начальниками отделов провоцирует. Дешёвая разводка..., но мне не трудно подыграть'.

Стою понуро, жду продолжения.

-Свяжись с начальником Разведывательного Управления РККА,— отстранённый вид, холодный тон очень занятого человека.— он всё объяснит.

-Разрешите идти?

-Иди.

'Разведупр сейчас при наркоме обороны, а не при Генеральном Штабе, это объясняет почему звонил Ворошилов, а не вновь назначенный начальник ГШ Шапошников'.

Москва, Антипьевский переулок д.14,

здание Наркомата Обороны.

Позднее, тот же день.

-Поймите, Алексей,— голос Яна Берзина ('лет сорок пять, густые седые короткоподстриженные волосы, среднего роста, на Клуни похож') с характерным латышским акцентом звучал в просторном кабинете нового здания НКО ('с башней') как-то особенно убедительно.— дешифровать сообщения 'Энигмы' не возможно. У меня есть официальное заключение, подписанное академиками-математиками, что для того, чтобы перебрать все возможные ключи потребуется времени больше, чем чем сушествует человек.

'Ну это явный перебор, если считать только установки роторов, то чуть больше миллиона ключей: минуту на ключ, итого всего двадцать лет. Это правда без коммутационной панели: если с ней, то в десять миллиардов раз больше'.

-Вот вы пишите,— начальник Разведупра достаёт 'Соображения'.— 'при наличии у криптоаналитика рабочего экземпляра шифровальной машины и достаточного количества перехваченных сообщений (более ста) с одинаковыми установками роторов, становится возможным найти ключ в течение суток'. Откуда вы это взяли? Наши академики утверждают, что даже обладание 'Энигмой' в этом никак не поможет, только несколько ускорит процесс перебора ключей.

'Даже голос не повысил... отличная выдержка'.

-Скажите, товарищ Берзин,— меняю тему чтобы не оспаривать экспертное заключение академиков.— у вас есть 'Энигма'?

Берзин с интересом смотрит на меня как будто только увидел.

'Считает меня упрямым бараном? Возможно. А, интересно, какой номер экземпляра 'Соображений' он держит в руках?'...

Слегка наклоняюсь вперёд и вытягиваю шею.

'Второй! То есть— ежовский... Что и требовалось доказать'.

-Нет, 'Энигмы' у меня нет,— раздражение едва проступает в голосе 'горячего латышского парня'.— но вы слышите меня? Или вы считаете себя умнее академиков?

'Жаль, было бы не плохо проверить те таблицы электропроводки роторов, что оказались в приложении к книге по истории шифровальной техники, которая хранится в симпатичной олиной головке. Тут даже одна опечатка в них может привести к очень неприятным последствиям, многократно увеличив объём работы криптоаналитика'.

-Заявляю официально,— копирую неторопливую манеру начальника Разведупра.— я не считаю себя умнее академиков.

-Я чувствую 'но' в ваших словах.— Тень усмешки пробегает по его гладко выбритому лицу.

-... но, быть может, академики отвечали на неправильно поставленный вопрос.— Продолжил я после точно выверенной паузы.

-Не понимаю.— К усмешке Берзина добавляется раздражение.

-Например, вы задали вопрос: сколько времени потребуется дешифровщику чтобы разгадать ключ к шифровке, имея под рукой 'Энигму' и шифровку?

-И что же здесь неправильного?— Выкрикивает он, первый раз не выдерживая паузу.

-То, что вы сузили условия задачи,— так же быстро отвечаю я и не даю Берзину вставить и слова.— один дешифровшик, одна 'Энигма' и одна шифровка. Предположим, что криптоаналитику необходимо проверить один миллион начальных установок роторов и на каждую такую проверку ключа ему требуется одна минута. Получаем миллион минут или, примерно, два года. Сотне людей на сотне машин для этого потребуется неделя. А если по образцу 'Энигмы' создать автомат, который сможет проверять ключи в тысячу раз быстрее, чем человек, то перебрать все ключи он сможет за время меньшее чем сутки.