Порожденное страхом

ни разу, как и голос Кертиса, отсчитывавшего количество ударов.

— Двадцать, — произнес он, и Дерин, отбросив уже ненужную плеть,

склонился к нему, дрожа от возбуждения. Хотелось взять его прямо сейчас,

без церемоний и осторожности, но он сдержался и медленно провел ладонью

по горячей воспаленной спине, исцеляя собственноручно причиненную боль.

Это было приятно. Касаться, чувствовать пальцами жар чужого тела,

слышать облегченный вздох, прозвучавший музыкой для ушей. Хотелось...

компенсировать. Нет, в том, что наказание было заслуженным, Дерин не

сомневался ни минуты, но в тоже время он испытывал сильнейшую потребность

сделать что-то особенное, пусть даже странное и непривычное.

Например, коснуться губами выпирающего позвонка на шее. Почувствовать,

как вздрагивает от неожиданности Кертис, не готовый к

подобной ласке, как он прячет лицо в изгибе локтя.

Не увидеть, но ощутить, как его пальцы впиваются в баснословно дорогое

покрывало, разрывая тончайшую вязь, над которой три года трудились

вышивальщицы Рамуна.

Впитать чужой запах, терпкий привкус пота, возбуждающий донельзя, до

самого предела, за которым уже нет правил, и не важно — кто из них кто.

Никогда раньше он не пересекал эту грань. Никогда раньше он не

чувствовал такого желания и... восторженного любопытства, побуждавшего

делать странные, но будоражащие вещи. И Дерин, не колеблясь, сделал шаг

вперед, принимая новый вызов.

Он заставил Кертиса перевернуться на спину, зная, что теперь это не

принесет ему дискомфорта. Тот тоже был возбужден не меньше самого

короля, и вид его члена — напряженного, покрасневшего от прилива крови,

вызвал желание прикоснуться. Дерин не стал отказывать себе в этом.

Пальцы осторожно погладили обнажившуюся головку, обхватили ствол, чуть

сжав его и тут же отпустив. С губ Кертиса сорвался рваный звук, больше

похожий на всхлип. Невероятно. Дерин не мог себе представить,

что способен испытывать подобное. Каждый нерв, каждый мускул были

напряжены до боли, пах выкручивало, выламывало едва сдерживаемое

желание, но он оттягивал неизбежное, не желая терять ни

капли ощущений, обрушившихся на него, подобно лавине.

Издевательски медленно, словно продолжая наказание, он провел ладонями

по напряженному животу, чувствуя под кожей перекатывающиеся при каждом

вздохе узлы мускулов. Пальцы Кертиса снова дрогнули и еще крепче впились

в покрывало, будто оно могло послужить ему защитой от изощренной

пытки, приносящей удовольствие им обоим. Дерин усмехнулся. Наказывать,

оказывается, тоже можно по-разному.

Ему нравилось видеть, как Кертис запрокидывает голову, открывая горло.

Чужая беззащитность и собственная власть кружили голову, создавая

пряный, экзотический коктейль, и хотелось получить от этого момента как

можно больше, выпить без остатка чужой беспомощный стон, в котором не

было ни капли боли и страха. Нежная плоть под пальцами пульсировала и

вздрагивала, и ее дрожь передавалась Дерину болезненными волнами

возбуждения. Терпеть больше не осталось сил.

— Раздень меня, — приказал он и сам удивился тому, как хрипло прозвучал

его голос. Кертис распахнул глаза, в которых сияла бездумная пустота, и

несколько секунд приходил в себя, выныривая из грез. А потом

порывисто поднялся и потянулся к застежкам сюртука.

Одну он едва не вырвал вместе с тканью, торопясь, и это,

вместо того чтобы разозлить, неожиданно польстило Дерину. Его желали,

неприкрыто и искренне, и это открытие согревало, заставляя губы

расплываться в довольной улыбке. Результаты этого эксперимента превзошли

все ожидания. И Дерин чувствовал, что это только начало.

— Ваше Величество, это письмо короля Эдвина, которое удалось перехватить.

Дерин протянул руку и взял конверт, поданный ему невысоким чернявым

юношей в запыленной дорожной одежде. Тот, передав послание, тут же

отступил назад, скрываясь в тени. Дерин нетерпеливо вскрыл письмо.

— Король Эдвин заволновался, — усмехнулся он, пробежав взглядом

написанное. — Не поздновато ли? Однако, это может стать проблемой...

— Какие будут дальнейшие указания, Ваше Величество? — негромко

поинтересовался гонец, и Дерин, выйдя из задумчивости, поднял голову.

— Письмо передайте адресату, — сказал он и, аккуратно сложив его, провел

пальцами по печати, восстанавливая ее целостность. Юноша поклонился. —

Если будут еще — ты знаешь, что делать.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — откликнулся тот и, еще раз поклонившись,

направился к выходу. Дерин повернулся к окну.

— Эдвин попытается переиграть меня, — произнес он, рассеянно погладив

пальцами раму. — Но ему не удастся. Я не позволю. Он полагает, что

сейчас самое время нанести удар — пока у меня нет наследников. Он прав,

я не думал об этом.

Мысли текли медленно, будто нехотя. Дерин и вправду не задумывался о

том, кому передаст трон, а теперь перехваченное послание открыло перед

ним эту проблему во всей полноте. Он обернулся и посмотрел на Кертиса.

— У тебя есть женщина? — внезапно поинтересовался он, вдруг сообразив,

что стремление к продолжению рода и образованию семьи — естественно для

людей. Почему-то раньше ему не приходило это в голову. Дерин

моментально помрачнел.

— Нет, сир, — донеслось в ответ, и король испытал невероятное облегчение.

— Была? — все равно продолжал допытываться он.

— Нет, сир.

— Жаль, — отозвался Дерин с напускным сожалением и, скрывая выражение

лица, снова отвернулся к окну. — Жаль, что ты не можешь родить мне

наследника. Это решило бы множество проблем. Но я найду выход.

Ответом послужило мертвое молчание.

Обед был прерван самым бесцеремонным образом — распорядитель, бледнея и

заикаясь, доложил о том, что короля ожидает солдат городской охраны,

присланный начальником стражи. Дерин молча кивнул, решив, что его не

посмели бы побеспокоить по пустякам. Так и вышло.

— Сир, — обратился к нему Кертис, выслушав донесение посыльного. — На

базарной площади скопление людей. Вам стоит взглянуть.

Толпа гудела и колыхалась, распространяя невнятный шум.

Воздух буквально трещал от разлитого в нем напряжения, и Дерин, лично

выехавший разобраться в происходящем, почувствовал себя неуютно. За его

спиной, отставая на шаг, ехал Кертис, и это немного успокаивало, не

давало магии, спящей в крови, проступить алым в глазах, затмевая собой

их обычный серый цвет. Что же взбудоражило людей?

Ответ не заставил себя ждать. Посреди толпы высилась телега, выполнявшая

роль импровизированного помоста, на котором стоял седой старик, гневно

выговаривающий что-то стоявшим перед ним людям. Около него, отдельно от

остальных, стояло еще несколько человек — в основном женщины, в чьих волосах

красовались белоснежные каллы. Вдовы? Откуда они здесь?

— Создатель, в милосердии своем, помиловал Падших, но навсегда изгнал их

со своих глаз, обрекая на вечные страдания. И братья их отвернули свои

лица от тех, кто предал имя Его и заветы. Но те, кому был заказан путь в

Чертоги Его, не возблагодарили Создателя за милосердие, а продолжили

свои грязные дела среди людей. Их семя проросло в род людской, породив

чудовищ в человеческом облике. Оглянитесь, люди! Монстр правит вами! Он

окропляет кровью ваших детей алтари Темных, выпрашивая их силу! Женщины!

Он отдает им души ваших мужей в уплату! Очнитесь! Убейте тварь,

приносящую кровавые жертвы! Его магия черна, как ночь!

Одна из женщин зарыдала в голос, а вслед за ней взвыли и остальные —

громко, надрывно причитая об усопших. Над площадью пронесся ропот, а

старик, наконец, увидев короля, безумно захохотал.

— Вот он, отродье Темных! Проклятый! Убивший собственную мать!

Дерин застыл. Перед глазами мелькали, резвились в тошнотворной пляске

алые круги, а в груди внезапно закончился воздух. Было больно. Куда

больнее ножа, куда действеннее самой сильной отравы впивались в душу

услышанные слова, пробуждая в ее глубине нестерпимый жар. Дерин обвел

притихших людей потемневшим взглядом.

— О каких кровавых жертвах идет речь? — его голос разнесся по всей

площади, добравшись до самого отдаленного края. Одна из женщин, вытирая

слезы, сделала шаг вперед.

— Твоя дорога, Темный! Твоя дорога, на камнях которой кровь наших мужей!

Ими ты заплатил за свое черное колдовство? Никто не может разрушать

горы! Ни один человек!

— Кто еще считает так же? — холодно поинтересовался Дерин, смерив ее

взглядом. Женщина, осенив себя защитным знаком, попятилась назад и

замерла, уперевшись спиной в телегу. За всех ответил старик.

— Ты — проклятый, король. Вокруг тебя одна лишь смерть и боль, да земля

пустая. Убейте его!

Кто-то испуганно вскрикнул, кто-то попятился, пытаясь сбежать подальше,

но солдаты уже успели окружить площадь плотным кольцом, не выпуская

никого. Послышались мольбы и плач.

— Тебя не слышат, старик, — глядя на него в упор, сказал Дерин. — Страх

заложил им уши, а тебе — застил глаза. Вы так боитесь всего, что не в

состоянии понять ваш жалкий ум, что готовы поверить во что угодно. Вы

глупы и трусливы. Как вшивая шавка, укусившая того, кто протянул ей руку

с хлебом. Собак нужно учить смирению.

Он выпрямился и, чуть пристав в седле, нашел взглядом сотника,

командовавшего солдатами.

— Этих, — Дерин указал на женщин, — публично выпороть. Мужчинам — всыпать

по десять палок. Старика — повесить. В назидание остальным, кто решит

распустить свой поганый язык. Выполняйте!

Площадь тут же наводнили крики, возмущенные возгласы и испуганные

восклицания тех, кого хватала стража. Дерин развернул коня, решив, что

ему больше нечего здесь делать, когда вслед раздался жуткий, каркающий смех.

— Завязывая языки, распускаешь людям руки, — выкрикнул старик,

отсмеявшись. Он даже и не думал сопротивляться, когда ему заламывали

руки и стаскивали с телеги. — Тебя ждет смерть, король. Ты сам — смерть,

она идет за тобой по пятам. Вспомни свою мать, убийца!

Дерин медленно оглянулся, и под его взглядом попятились все, включая

стражу. Внутри вскипала, захлестывала с головой тошнотворная муть,

туманя разум. Он услышал крик, но не сразу понял, что это кричит старик,

которого охватило пламя. Прозрачное. Призрачное, едва различимое

взглядом, не тронувшее никого вокруг. Воздух наполнился удушливым

запахом горелой плоти, а огонь, взяв свое, исчез без следа, оставив

после себя лишь копоть на камнях мостовой. Время будто замерло.

Дерин не видел ничего. Перед его глазами клубилась кровавая мгла, в

груди пекло, рвались на части тончайшие нити, удерживавшие его на грани,

и через эту пелену пробивался лишь один голос, настойчиво звавший его.

— Сир! Сир, очнитесь! Я прошу вас, сир!

Дерин повернул голову на зов и посмотрел сквозь Кертиса, подъехавшего к

нему вплотную. Тот осторожно, не делая резких движений, протянул руку и

коснулся повода его коня.

— Сир, давайте уедем отсюда. Пожалуйста...

И Дерин очнулся. Он медленно оглядел застывших в ужасе людей, а потом,

не проронив ни слова, дал шпоры коню, спеша убраться подальше от этого

пропахшего смертью места.

Часть шестая

— Почему он назвал меня убийцей матери? — спросил он сам у себя, глядя в

окно спальни. Солнце медленно гасло, уходя за горизонт, и, с каждым

исчезавшим лучом, Дерину становилось все холоднее и холоднее. Тепло

словно вытекало из него в образовавшуюся от слов безумного старика

брешь. Король обхватил себя руками в бесплотной попытке согреться. Перед

ним тут же возник бокал с горячим вином.

— Какая дрянь, — проговорил он, сделав глоток. — Что это за гадость?

— Это вино, собранное в год вашей коронации, сир, — последовал ответ. —

Оно превосходно. Тот год был исключительно благоприятен... для

виноградников.

Бокал грохнул об пол, разлетевшись на множество осколков. Дерин, не

помня себя от бешенства, оттолкнул Кертиса с такой силой, что тот упал

навзничь, и навалился сверху, не давая подняться.

— Не слишком ли ты много знаешь для простого слуги? — прошипел он,

надавив локтем на горло Кертиса. — Ты сведущ в химии, я заметил это в

лаборатории. Ты хорошо знаешь историю и языки. Разбираешься в оружии и

этикете. Кто, забери тебя Темные, ты такой?! Как твое имя?! Не смей мне

врать!

— Меня зовут Кертис, сир, — задыхаясь, прохрипел тот, не в силах отвести

взгляда от перекошенного лица короля, утратившего всякий человеческий

облик. — Кертис Леукади. Риан Леукади был моим отцом...

Дерина словно ударили под дых. Все завертелось перед глазами, горло

сдавило, глуша рвущийся наружу крик. Леукади... Риан Леукади... Леукади...

Прозвучавшее имя громыхало в ушах, выворачивая наизнанку, все тело прошиб

липкий, холодный пот.

— Сир? — раздалось над ухом, и Дерин слепо ударил наугад, пытаясь

защититься. Его трясло, как в лихорадке, а память медленно раскрывалась,

показывая давно забытый кошмар, от которого так стремился избавиться разум.

* * *

— Ты должен идти за мной! Дерин! Пожалуйста!

— Ты сошел с ума? Еще ночь! Нас выпорют, Кер.

— Дерин, умоляю! Пожалуйста!

Две детские фигуры проскользнули в пятне света, отбрасываемом факелом.

Первый из мальчишек — повыше ростом — испуганно оглядывался по сторонам

и тянул за собой второго — сонного и встрепанного.

— Кер, — вырвал руку тот. — Куда мы идем? Что случилось?

— Мой отец, — с болью в голосе ответил первый, и его лицо исказилось в

попытке сдержать подступившие слезы. — Он сошел с ума. Он думает, ты

убил маму...

— Леди Эву? — изумился второй, глядя на него широко распахнувшимися

глазами. — Но почему?! Почему дядя Риан так решил? Я любил ее, ты знаешь...

— Знаю, — тихо ответил первый и снова потянул его за рукав. — Дерин, нам

нужно идти, отец обезумел. Пожалуйста...

— О чем ты, Кер? — ошеломленно спросил второй, а потом замер, будто

почувствовав что-то. — Храни нас Создатель! Кер, что он задумал?

— Хочет убить тебя, — ответил Кертис и ухватил Дерина за руку. — Идем!

Тот не сдвинулся с места, и в его глазах появился страх.

— Отец... — почти беззвучно прошептал он и опрометью бросился обратно.

Кертис, сдавленно застонав, поспешил следом.

Кровать короля была в крови. Дерин замер на пороге, не в силах поверить

своим глазам, а потом, преодолев оцепенение, поднял взгляд на человека,

стоявшего у изголовья.

— Дядя... — тихо проговорил он. — За что?

— Крысеныш явился сам! — рассмеялся тот и шагнул к нему, поигрывая