Порожденное страхом

В тексте присутствуют гомосексуальные отношения!

Порожденное страхом

Пролог. 22 года назад.

— Все хорошо, — ласково пробормотала повитуха, аккуратно обтирая

заходившегося в крике ребенка. — Мальчик, госпожа, у вас мальчик!

Наследник! Надо обрадовать государя!

— Мальчик, — счастливо прошептала королева, вокруг которой хлопотали три

служанки, совершая все необходимые манипуляции. Женщина приподнялась на

локтях, и повитуха тут же поднесла ей завернутого в легкое одеяло

малыша. Тот продолжал заливаться плачем. — Какой смешной... И такой

красивый.

— Все дети красивые, — просто ответила пожилая женщина, которая с трудом

сдерживала улыбку, глядя на молодую мать. Королева Ниа была поистине

прекрасна в своем счастье, даже несмотря на измученный вид и

залегшие под глазами тени. — Вам надо отдохнуть, госпожа. А за ребенком

я пригляжу, не беспокойтесь.

— Дерин, — неохотно отдав сына, произнесла королева и без сил откинулась

на подушки. — Его будут звать Дерин. Он будет достойной сменой своему

отцу, когда придет время. Дерин...

Ее голос ослабел, служанки, обменявшись тревожными взглядами,

засуетились, одна из них опрометью бросилась прочь — за

ожидавшим неподалеку придворным лекарем, не смевшим войти в покои

раньше — ведь это нарушило бы таинство, при котором могли присутствовать

лишь женщины. Повитуха, перепоручив младенца второй из девиц, тоже

склонилась к королеве и нахмурилась. Дело было плохо.

— Что-то не так, — сказала она влетевшему в спальню лекарю. — Она

угасает. Словно... словно кто-то выпивает из нее жизнь.

Отчаянный, надрывный крик младенца заглушил ее слова.

Похороны состоялись через неделю. Королева, проведя в горячке сутки,

мирно отошла в иной мир, так и не придя в себя и не простившись ни с

мужем, ни с сыном. Дворец, погрузившись в траур, будто весь замер в

скорби, и только в одних покоях бурно кипела жизнь.

— Но, сир, это невозможно! Этот ребенок — отродье Темных! — лорд Леукади

нервно комкал тончайший платок, которым то и дело вытирал со лба пот.

Его всего трясло от еле сдерживаемой ярости. Король одарил лорда сумрачным

взглядом.

— Последи за словами, Риан, — холодно ответил он, и тот прикусил язык,

поняв, что наговорил лишнего. — Это мой сын.

— Он — темный маг, — с нажимом заметил Риан. — Вы сами видели метку. И

его глаза... Это чудовищно! — не выдержал он. На этот раз король не стал

его одергивать.

— Этот мальчик — мой сын, — повторил он и, подойдя к кроватке, жестом

приказал дежурившей при малыше няньке удалиться. Та, присев в неглубоком

поклоне, поспешила убраться вон, очевидно тоже побаиваясь странного

ребенка. Дождавшись, когда она уйдет, король Элиас нагнулся и бережно

подхватил на руки сына. — Кем бы он ни был... Посмотри на него, Риан.

Что может быть плохого в беззащитном ребенке? Да, Создатель одарил его

непростой силой, но это всего лишь дар. Как распорядится им, каждый

решает сам. Я не позволю убить дитя из-за пустых опасений.

— Но он — колдун смерти! — в очередной раз взвился Риан, которого до

дрожи пугали ярко красные радужки глаз младенца. — Он — само зло во плоти!

Все знают...

— Это решено! — голос короля уподобился стали, и Риан, похолодев,

отступил на шаг. — Твоя жена завтра же должна перебраться во дворец

вместе с сыном. Мальчиков будут воспитывать вместе, это величайшая

честь! Ты должен быть доволен.

— Он убьет их, как убил свою мать! — с отвращением выплюнул Риан и замер

под тяжелым взглядом короля. Сердце бешено заколотилось от страха.

— Я казню любого, от кого услышу подобные слова, — медленно и весомо

произнес Элиас, и Риану стало недоставать воздуха. — Запомни это и скажи

остальным. Мой сын невиновен в смерти Ниа. Это случайность.

— Слушаюсь, сир, — с трудом вернув способность говорить, ответил Риан.

Его била крупная дрожь. — Я... я сообщу леди Эве вашу волю.

Он склонил голову в почтительном поклоне и, дождавшись одобрительного

кивка, немедля вылетел вон из детской, в которой ему было трудно дышать.

Только в коридоре, оставшись наедине с собой, Риан позволил себе

выругаться, выпуская наружу страх и гнев.

— Это... отродье, — в бешенстве прошептал он, сжимая кулаки. — Оно будет

жить вместе с Эвой и Кертисом! Невозможно!

Однако выбора не было. Риан немного постоял на месте, собираясь с духом,

а потом поспешил домой. Ему предстоял нелегкий разговор с женой. Почему

— Создатель! — почему из всех приближенных короля именно в его семье так

не вовремя появился ребенок?

"Я не спущу с него глаз, — садясь в экипаж, решил Риан и нетерпеливо

махнул вознице, разрешая трогаться. — Я не позволю этому чудовищу

навредить моей семье! И, если потребуется..."

Он не договорил, боясь даже мысленно облечь свою решимость в слова, но

его лицо приобрело жесткое, даже жестокое выражение. Лорд Риан Леукади

ненавидел магию. И у него были на то причины.

Часть 1

— Для таких ничтожных дел есть мировой судья в твоей деревне,

крестьянин, — Дерин, которому было нестерпимо скучно, одарил стоявшего

перед ним мужчину внимательным взглядом, от которого тот тут же

побледнел, но не отступил. Это вызывало легкий интерес. — Что ж, я

выслушал тебя, теперь очередь второй стороны.

Из-за широкой спины просителя вышел невысокий, лысоватый мужчина,

выглядевший постарше и одетый в гораздо более богатую одежду.

Вместе с ним вперед выступили еще несколько человек — деревенские

старосты и судья, судя по виду. Значит, они на его стороне? Кто бы

сомневался. Остальные просители, наполнявшие тронный зал, почтительно

притихли. Дерин кивнул, разрешая говорить.

— Ваше Величество, — поклонившись до полу, сказал лысый, нервно

заламывая руки. — Меня зовут Лаес, я уважаемый человек, меня все знают!

— Ложь, — тут же оборвал его Дерин, холодно блеснув глазами. — Я

тебя не знаю. Ты лжешь своему королю?

— Нет! — перепугался Лаес, и на его лбу крупными каплями выступил пот. —

Я имел в виду, что меня все знают у нас в деревне! Простите, сир!

Он согнулся вдвое, демонстрируя крайнюю степень смирения, и Дерин снова

кивнул.

— Я тебя прощаю, — очень серьезно, без тени иронии, сказал он, и по залу

прокатился вздох облегчения. Все прекрасно знали нрав молодого короля,

который мог отправить на плаху за любую провинность. Обращаться к нему с

прошением или требуя честного суда решались лишь твердо уверенные в себе

люди. Или безумцы. Лаес судорожно сглотнул и продолжил.

— Этот человек — Петран, местный дурачок. Мы его жалеем, иногда даем

работу — по силам и по уму. Он как ребенок, хоть и вырос давно, да в

силу вошел. Только вот ума нет, как не было... В тот раз я его нанял

забор править. А он все вкривь и вкось сделал! Но я, жалея убогого,

заплатил ему. Пусть меньше обещанного, но заплатил. Вот, у меня и

свидетели есть, и судья дело разобрал, да решение вынес. А ему неймется!

В столицу отправился!

— Правду искать всегда сам Создатель велел, — гулко прогремел по

тронному залу голос молчавшего все это время Петрана. — Если ж не искать

ее, то как она сыщется?

Дерин сузил глаза, внимательно разглядывая странного просителя. Тот

заметно робел, стеснялся, но не выглядел испуганным, словно был твердо

уверен в своей правоте. Это осознание проглядывало во всем: взгляде,

тонкой линии губ, выпрямленной спине, не согнутой грузом лжи. Ложь

Дерин ненавидел.

— Ты утверждаешь, что заплатил дурачку? — медленно, растягивая слова,

уточнил он. Лаес быстро закивал.

— У меня и свидетели...

Дерин, не слушая, протянул руку в сторону, и в его ладонь тут же лег

тонкий изящный кинжал. Даже не взглянув на подавшего, король вынул

клинок из ножен и поднял его вверх на уровень глаз. На лезвии заиграли

отблески пламени свечей.

— Создатель велел искать истину, — звучно, так, чтобы было слышно всем,

сказал он. — А Темные научились заставлять людей говорить правду. У них

были такие забавные методы... Я как раз собирался проверить один из них.

По бледному лицу Лаеса крупными каплями катился пот. Петран растеряно

переступил с ноги на ногу, косясь на странное оружие, украшенное

незнакомыми знаками и письменами. Дурачок, или нет, но суть

происходящего он уловил верно.

— Подойдите, — отрывисто приказал Дерин, и оба — и Петран, и Лаес, — не

посмев ослушаться, шагнули к трону. — Ближе.

Король, игнорируя все приличия, легко поднялся им навстречу и, снова

протянув руку, взял массивный подсвечник, в котором горело три свечи.

Все замерли в ожидании.

— Протяните руки ладонями вверх, — велел Дерин, приблизившись. — Вы

тоже. Подойдите сюда.

Свидетели, приведенные Лаесом, и судья затравленно переглянулись между

собой, но возражать побоялись. Губы Дерина дрогнули в едва заметной

усмешке.

— Кровь говорит правдивее языка, — сказал он так, будто втолковывал

азбучные истины нерадивому ученику. — Капля крови, отданная огню, сожжет

тело лжеца в страшных муках, тогда как тому, кто честен, не причинит

вреда. С кого начнем?

Петран шумно выдохнул и, шмыгнув носом, шагнул вперед, протягивая королю

грязную, покрытую мозолями ладонь. За его спиной послышался испуганный

вскрик, и судья, белый, как мел, повалился на колени.

— Пощадите! — завопил он, не помня себя от ужаса. — Пощадите! Я солгал!

Это все Лаес виноват, это он меня заставил! Не надо, я не хочу! Не нужны

мне его деньги!

— Ты признаешь, что вынес заведомо несправедливое решение, поддавшись

жадности? — спокойно переспросил король, но те, кто стояли ближе,

могли видеть, как белки его глаз постепенно стали алыми. Кто-то из

лжесвидетелей начал бормотать молитву Создателю, осеняя себя защитным

знаком. Король посмотрел на него в упор, и тот подавился очередной

фразой. — А вы признаетесь в злонамеренном оговоре?

— Да, сир, — едва слышно выдохнули несколько голосов. Дерин кивнул.

— В колодки, — приказал он, и за его плечом шевельнулась тень. — На

день. Затем всыпать десять палок каждому. Сразу после этого выплатите

дурачку его деньги — каждый. Полную сумму. Все, кроме судьи. Его повесят.

— Но... — оторопел тот и, не вставая с колен, пополз к Дерину. — Но

почему?! За что?

Он бы бухнулся прямо под ноги королю, но тот, кто стоял за Дерином,

внезапно оказался впереди и, ухватив обезумевшего судью за ворот,

оттащил в сторону, прямо в руки страже. Дерин повел бровью, и

остальных так же уволокли, не взирая на крики и мольбы. Петран,

растерянно смотревший на происходящее, внезапно повернулся к королю.

— А... проверка? Проверки не будет?

Дерин молча развернулся и, отдав избавившемуся от судьи слуге кинжал и

подсвечник, опустился на трон.

— Проверка уже закончилась, дурачок. Ложь всегда идет рука об руку с

трусостью. А трус выдает себя... Иди, твое дело рассмотрено.

Следующий.

Это занимало каждый третий день каждой декады. Просители, как ни

странно, не переводились, докучая своими мелкими, никому не интересными

дрязгами, но Дерин никогда не пренебрегал этой королевской обязанностью.

Каждый имел право обратиться к королю за правдой. Но далеко не все

оставались довольны его решением. Ему было на это наплевать. Его вообще

мало интересовали люди — до тех пор, пока не они не доставляли проблем.

В последнем случае он разбирался быстро и безжалостно, гася

сопротивление в зародыше. Его боялись панически, до животного ужаса, но

и это не слишком печалило Дерина.

Сколько он себя помнил, его мало что могло взволновать. Единственной его

страстью была магия и все, что с ней связано. Учился он истово, все

время разыскивая новые книги, исследуя слухи, сплетни и легенды,

обогащая себя все новыми знаниями. Это захватывало его целиком. Это — и

Китерия, земля, которой он правил. Его земля.

Просителей в этот день выдалось немного, а после суда над Лаесом,

некоторые и вовсе предпочли уйти, не решившись добиваться своего. Мудрое

решение, мог бы сказать им несчастный судья, доживавший последние часы в

подвалах городской тюрьмы. Но он уже никому и никогда не даст

сей бесценный совет. Может быть, это было и к лучшему.

Ужин был подан прямо в кабинет, потому что Дерин собирался разобрать

письма предместных баронов, отчитывавшихся о состоянии дел каждые четыре

декады. Посуда, пустея, сама собой исчезала со стола, но король даже не

замечал этого, погруженный в чтение. На одном из писем он начал хмуриться.

"Всепокорнейше умоляя о снисхождении, — писал ему барон Понс, — я

остаюсь вашим преданнейшим слугой и верноподданным. Земли, вверенные мне

Вашим Величеством, нынче страдают тяжко от солнца и отсутствия дождей,

коими Создатель, в мудрости своей, решил вразумить своих чад и научить

их смирению и терпению. Посевы, едва поднявшись от земли, были побиты

жарой и засухой. Взываю к милосердию вашему, государь, и покорнейше

прошу снизить посевной налог..."

— Ложь, — процедил Дерин и едва не смял письмо. Жара действительно была,

но посевы сберегли — и уж точно не благодаря барону. Тот всего лишь

решил воспользоваться предлогом, чтобы пополнить свой карман — в ущерб

казне, разумеется. Дерин аккуратно отложил письмо в сторону, рассудив,

что не стоит спешить с определением наказания для не слишком умного

барона. Такие вещи следовало делать со вкусом. И, извлекая из них пользу.

— Что еще? — поинтересовался он и поднес к губам бокал с темно-бордовым

густым вином. Перед ним тут же легла следующая бумага. — Это я уже

видел. Убери.

— Это все, сир, — донесся до него негромкий, но четкий ответ. — Могу ли

я приготовить вам ванную?

— Можешь, — кивнул Дерин и, проводив взглядом удалявшуюся фигуру,

почувствовал потягивание в паху. Это сразу же испортило настроение. Как

не вовремя... И почему так скоро?

Обычное смертное тело раздражало своими неуместными потребностями,

заставлявшими идти на поводу самого низменного, что только есть в

человеке. Это отвлекало, вынуждая терять время и силы. Подобные желания

казались отвратительными, животными, и король буквально ненавидел себя

за то, что не мог им противостоять.

Унизительно, но Дерин успел понять, что бороться с этим куда как

опаснее, чем изредка давать себе волю. Напряжение, нараставшее изнутри,

буквально сводило с ума, не давая сосредоточиться, а это, в свою

очередь, приводило к ошибкам, которые он не мог себе позволить. И Дерин

поддавался, уступая желаниям плоти.

— Все готово, сир, — спокойный голос привел его в чувство, и король,

отставив бокал, направился в ванную.

Вода была именной той температуры, которая требовалась, чтобы

расслабиться. Дерин откинулся назад, положив руки на деревянный бортик

и, закрыв глаза, ждал, когда все его тело тщательно омоют ароматным

мылом, сваренным со специальным настоем трав. Губка скользила по коже,

то невесомо, то слегка нажимая, приводя в тонус мышцы. Все это

сопровождалось негромкими всплесками воды и тихим, едва различимым для

слуха дыханием. Чужое сердце билось ровно и спокойно, не отвлекая от

раздумий, не внося сумятицу в мысли. Дерин мельком отметил сей факт, а

потом снова задумался об эксперименте, запланированном на утро.

Нужно было еще раз внимательно изучить схему, чтобы не упустить ни

одной, самой малой детали. А затем... Пальцы короля дрогнули от

предвкушения, тело, получив дополнительный импульс, ответило новой

волной жара, терпеть который больше не хватало выдержки. Хватит! Завтра

ему потребуется вся собранность и внимание, а, значит, необходимо

успокоить плоть сейчас.

Дерин открыл глаза и посмотрел на тут же отстранившегося слугу.

— Раздевайся, — сказал он.

Тот поднялся на ноги и, не говоря ни слова, быстро выскользнул из

одежды, как уже делал это много раз. Много...

Придворные дамы нисколько не интересовали Дерина, они не гасили пекло,

рождавшееся у него внутри, да и были... слишком ненадежны и глупы,

потому что желали получить не только удовольствие, но и власть над своим

королем. Честолюбивые, но очень опрометчивые планы. И Дерин нашел другой

способ. И другое тело.

Уступчивое, покорное, податливое. Подстроенное под него — каждое

движение встречало нужный отклик, отвечало так, как хотелось, как было

приятнее всего. Безотказное. Послушное. У него, казалось, не было лица,

не было личности, но Дерина не оставляла уверенность, что это каждый раз

был он — один и тот же. Всегда. Его присутствие ощущалось исподволь,

неявно: мерными ровными ударами сердца, поданным вовремя бокалом,

приготовленной одеждой, стопкой бумаг, высившейся на столе именно в том

порядке, как их привык рассматривать Дерин. Телом, моментально

вытягивавшимся на кровати, повинуясь короткому приказу.

Медленно втиснуться. Перевести дыхание, чувствуя, как сжимается, горит

чужое нутро. Подождать, пока тягучее, вязкое удовольствие нарастет с

каждым плавным движением, заставляя ускориться, двигаться резче,

подчиняясь мощному, древнему инстинкту, перед которым сдавался даже

холодный, трезвый разум Темного мага. Скопившееся напряжение, сжатое,

словно пружина, еще больше усиливалось от неистовых, неконтролируемых

толчков, а потом, дойдя до крайней точки, отпускало, накатывало невыразимым облегчением, унимавшим беснующихся внутри демонов. На время, но это не страшно. Ведь

они так легко насыщались чужой плотью.

Опустошенный, он повалился на бок, освобождая от своей тяжести слугу,

моментально соскользнувшего на пол и вскоре вернувшегося с влажным

полотенцем. Сквозь подступающую дремоту, Дерин почувствовал, как его

осторожно обтирают, приводя в порядок, а потом укрывают одеялом,

ненадолго оставляя одного. Еще через секунду — шорох и короткая возня у

изножья, оповещавшая о том, что все дела выполнены, а тот, кто все ночи

подряд сторожит его сон, занял свое место. И Дерин, полностью

расслабленный и исполненный спокойствия, моментально уснул. На его губах

играла легкая улыбка — ему снился завтрашний ритуал. Только вместо

петуха в центре испещренного знаками круга почему-то лежал незнакомый

человек в богатой, залитой кровью одежде.

— Сдохни, Темный, — шевельнувшись, произнесли его губы, прежде чем Дерин

вонзил ему в живот кинжал.

Часть 2

Единственное окно полуподвала, где Дерин проводил свои опыты, было

плотно зашторено — так, чтобы внутрь не мог проникнуть ни один, даже

случайный луч поднимавшегося над горизонтом солнца. Свет давали свечи,

расположенные четко по кругу, в центре которого Дерин закончил

вычерчивать сложную магическую фигуру, затратив на это целый час. Еще

раз сверившись с картинкой в лежавшей на полу книге, он удовлетворенно

кивнул и выпрямился, разглядывая четкие безукоризненные линии,

выведенные твердой уверенной рукой. Безупречная работа. Красивая,

изящная, завораживающая скрытой в ней мощью. Дерин прищурился, еще раз

окинул все взглядом, убеждаясь, что ничего не забыл и не перепутал, а

затем махнул рукой. Перед ним тут же оказался мешок из черной плотной

ткани, в котором трепыхалась и кудахтала крупная птица. Дерин потянулся

за кожаными перчатками.

— Вытащи его и положи в центр круга, — приказал он. Слуга тут же извлек

из мешка петуха и разложил его, как велел король, удерживая за шею и

лапы. Дерин коротко выдохнул, чувствуя, как накатывает неистовый, ни с

чем не сравнимый азарт. Внутри пели, натягиваясь до предела, невидимые

струны, и от этого по всему телу разливался шальной угар, пьянящий почище

доброго вина. Это было подлинное упоение.

Тонкий кинжал — тот самый, чей вид напугал нечистого на руку судью,

— зло блеснул в отсветах свечей. Петух, очевидно почувствовавший свою

участь, бешено забил буро-красными крыльями, и слуге пришлось

перехватить его покрепче, чтобы не дать вырваться.

"Зажимы, — отметил про себя король, присев на корточки. — В следующий

раз нужно будет сделать специальные зажимы. Кольца, вмурованные в пол,

вполне подойдут. А к ним ремни, разной длины. На всякий случай..."

— Удерживай его, — сказал он, устроившись поудобнее и наметив точку для начала разреза. — Если тебя стошнит, займешь место петуха.

Ни в его словах, ни в голосе, не было даже намека на угрозу, одно лишь

спокойное предупреждение о том, что может случиться. После этого все

внимание Дерина сосредоточилось на петухе.

Разрез нужно было сделать быстро и точно. Достаточный, чтобы было видно

внутренности, но при этом, не убив птицу сразу. Нет, весь смысл

заключался в том, чтобы она прожила еще некоторое время, необходимое для

того, чтобы тонкие материи, составлявшие ткань мира, дрогнули и

исказились, на миг приоткрывая грядущее.

Дерин не слышал ничего. Ни заполошного, истошного крика умиравшей птицы,

ни чуть сбившегося, но все равно не раздражающего дыхания, ни

потрескивания свеч. Он буквально чувствовал, как натянулись, напряглись,

начертанные на полу линии, требуя платы, и не стал медлить. С лезвия

соскользнула капля крови, упав точно на нужный символ и, зашипев,

впиталась в каменный пол. Воздух загустел, вздыбился, ударив в лицо

обжигающей волной, и Дерин на мгновение ослеп, а потом, когда зрение

вернулось, на потрохах уже мертвого петуха отчетливо увидел хорошо

известный ему символ. Смерть. Дерин прищурился, не понимая, а знак тем

временем начал расплываться и таять, то ли исчезая, то ли

трансформируясь в нечто иное. Дерин, затаив дыхание, наблюдал за

метаморфозой, гадая, что бы это могло значить.

— Круг, — прошептал он, когда новый символ окончательно оформился. —

Смерть и Круг? Круговорот? Что, во имя Темных...

Договорить он не успел. Перья на петухе вспыхнули синим пламенем, быстро

пожравшим плоть, и через мгновение на полу остался лишь черный пепел.

Дерин порывисто подскочил на ноги.

— Хорошо! — с удовлетворением выдохнул он, ощущая невероятный подъем. —

Это было потрясающе! А если взять животное покрупнее? Тайрин считал, что

максимальный эффект можно получить, используя...

Он не договорил, но пламя свечей, отражавшееся в его глазах, на миг

сделалось алым.

— Но это не сейчас, — прошептал он, глядя куда-то сквозь стену перед

собой. — Потом, при случае...

Негромкий, тщательно сдерживаемый стон, вклинился в стройный ряд

образов, занимавших его разум. Дерин моргнул, приходя в себя, и

посмотрел вниз.

— Дурак, — сказал он, поняв, что слуга, не смея нарушить приказ, так и

не отпустил птицу, когда она загорелась, и теперь корчился от боли в

обожженных руках. — Но дурак умный. Что ж, ты хорошо выполнил свое дело.

Это заслуживает... поощрения.

Он осторожно, не желая испачкаться в крови и пепле, присел рядом с

замершим в ожидании человеком и знаком приказал ему протянуть руки. Тот повиновался без промедления. Дерин положил ладони

поверх его кистей, не обращая внимания на болезненную дрожь, прошившую

тело слуги, и тщательно дозируя силу, произнес несколько фраз. Рукам

стало горячо. Тепло хлынуло в чужую плоть, обновляя поврежденное, и

король, почувствовав, что сделано достаточно, резко поднялся на ноги.

— Благодарю вас, сир, — донеслось едва слышное, но Дерин, уже потеряв

интерес к восстановленному человеку, быстрым шагом направлялся к дверям.

— Приберись здесь, — коротко бросил он, а затем, задумавшись,

остановился. — После обеда разошли гонцов баронам, пусть прибудут на

праздник урожая со всеми домочадцами: женами, детьми, внуками... Пора

преподать им урок.

Его глаза предвкушающе сверкнули в полумраке, и, не дожидаясь быстрого

ответного кивка, Дерин легко взлетел вверх по лестнице, оставляя за

спиной задымленный, пропахший кровью подвал.

Странные символы занимали его ум практически все время. Точнее говоря, в

самих знаках не было ничего необычного, но почему выпали именно они? Со

смертью все было более или менее понятно: его дар, его магия была напрямую

связана с этой, не самой приятной стороной существования, которая, однако, была неотъемлемой частью жизни. Немногие понимали это, поэтому

маги смерти — некроманты, как их называли на западе, — пользовались

дурной славой. Их ритуалы и вправду порой были довольно жестоки и

малоприятны, что порождало массу слухов и россказней. Мало кто знал, что

из некромантов выходили самые лучшие лекари, способные эту самую смерть

не только наслать, но и победить. Дерин же не спешил ни с кем делиться

подобными сведениями.

Второй знак — Круг — вызывал куда больше вопросов и недоумения. Что это

могло значить? Дерин терялся в догадках и предположениях, не в силах

дать четкой трактовки увиденному символу. Источники, которыми он располагал,

очень сильно расходились во мнениях касательно подобного

предзнаменования, и Дерин едва удержался от того, чтобы не отправить в

огонь парочку оказавшихся бесполезными книг. Над этим, без сомнений,

стоило поразмыслить спокойно.

— Последний компонент, — пробормотал он, растворяя в лабораторной колбе

темно-красный порошок. — Если нагреется...

Тонкое стекло в его ладони тут же потеплело, и Дерин издал торжествующий

вопль. Наконец-то! Он бросился к столу, где лежали раскрытые тетради и

книги, и, обмакнув перо в чернильницу, размашисто дописал к начатой

формуле еще несколько компонентов. А потом, не обращая внимания на

брызги, отшвырнул перо в сторону.

— Прекрасная вещь, — с упоением сказал он, возвращаясь к своим

пробиркам. — Небольшая капля на кожу или слизистую и... Сперва появится

зуд. Потом язвы. Потом выпадут волосы и расшатаются зубы. Нет, эта

штука не убьет, но в этом-то и весь смысл. Если бы аптекарь леди Вивинет

был жив до сих пор, я бы приказал доставить его во дворец. Он назвал

этот яд "Поцелуй искупления" — злая ирония. Ее муж и его любовница

дорого заплатили за свои грехи. Глупая женщина... Кто же принимает

помаду из рук униженной жены?

Говоря сам с собой, Дерин не терял времени даром. В стойке уже

выстроились в ряд несколько колб с различным содержимым, а король,

вернувшись к протертому от чернил столу, снова склонился над своими

записями.

— Номер три нужно подогреть, — сказал он в сторону, краем глаза отметив,

что его распоряжение тут же выполнилось. — Добавить... Чем бы

нейтрализовать сок медянки? Может быть, сперва добавить что-то,

замедляющее ток крови? Это позволит выиграть время и очистить

зараженного... Или...

— Ваше Величество!

В дверь осторожно, явно волнуясь, постучали, и Дерин недовольно вскинулся.

— Я сказал не беспокоить меня, — резко ответил он. За дверью воцарилось

испуганное молчание.

— Но... — после паузы робко заметил голос. — Вы приказали оповестить

вас, когда прибудет посол Исхара. Простите за дерзость, Ваше Величество,

я всего лишь...

— Посол, — с неудовольствием выплюнул Дерин, вспомнив о назначенном

визите. — Что ж... не стоит заставлять его ждать. Убрать здесь все, —

бросил он через плечо. — И подготовить образец номер шесть. Попробуем по

слюне барона Соуэна определить, какой отравой пользуется его сынок.

Посол Исхара, оказавшийся высоким мужчиной с едва тронутыми сединой

висками, заметно нервничал, но, в целом, держался хорошо, не выказывая

страха или брезгливости. Дерин, не потрудившийся даже переодеться, вошел

в зал размашистым пружинящим шагом и, поприветствовав гостей, опустился

на трон.

— Как прошла дорога до Сизы? — вежливо осведомился он, без особого,

впрочем, интереса. Посол, в свою очередь, соблюдая этикет, рассыпался в

уверениях, что ничуть не устал, полон сил и бодр, как после хорошего

отдыха. Круги под его глазами выдавали ложь. Дерин взмахом руки оборвал его.

— Дела не обсуждают наспех, не отряхнув дорожной пыли. Располагайтесь,

вечером будет дан ужин, за которым вы представите мне то, с чем вас

прислал король Эдвин. Надеюсь, его условия разумны и обоснованы.

Даже на расстоянии было заметно, что по виску посла пролегла влажная

дорожка. Ему явно была не по душе возложенная на него миссия. Дерин,

посчитав церемонии исчерпанными, поднялся со своего места, и все

присутствующие тут же склонились в глубоком поклоне. Теперь можно было

возвращаться к опытам.

Над образцом, выкупленным у лекаря барона Соуэна, он безрезультатно

протрудился несколько часов, пока новый робкий стук не напомнил ему о

том, что необходимо переодеться к ужину с послом. С досады Дерин

разбил несколько пробирок, содержимое которых не оправдало возложенных

на них надежд, а потом, привычно велев все убрать, а затем приготовить

ванную и одежду, отправился в свои покои. Неудача раздражала безмерно,

Дерин едва сдерживал рвущуюся наружу злость. К счастью, за ужином как

раз нужно было произвести должное впечатление.

— Поэтому, король Эвин считает возможным...

— Король Эвин слишком полагается на важность своих торговых путей, —

бесцеремонно прервал его Дерин, и посол, замешкавшись, бросил на него

удивленный взгляд. — Если понадобится — я проложу дорогу в горах, она

будет короче и удобнее прежней, и Исхар потеряет нажитое за века

преимущество в торговле. Кому понадобятся ваши караванные пути, если

через Волчий хребет перейти будет быстрее и дешевле?

— Но горы непроходимы, Ваше Величество! — возразил посол, однако в его

глазах не было уверенности, звучавшей в словах. Дерин улыбнулся.

"Иногда дурная репутация играет на руку, — подумал он. — Люди просто не

знают, чего от тебя ждать, а страх, посеянный в их души, заставляет

предполагать худшее".

Он прекрасно знал, как выглядит со стороны: худой, слишком бледный,

чтобы выглядеть здоровым, с лихорадочным, завораживающим и отталкивающим

одновременно, блеском глаз. И было непонятно, как в таком теле могла

таиться сила, способная управлять неподвластным для простых людей — смертью.

— Разве? — Дерин подался вперед и вопросительно поднял бровь. — Вы

готовы рискнуть? Я затрачу много сил на то, чтобы построить эту дорогу,

но я ее построю. Будьте уверены. А потом — раздавлю Исхар. Ни один

караван не пройдет по вашей земле.

Его голос нарастал с каждым словом, создавая тяжкое, гнетущее давление,

заставляющее терять последнюю уверенность. Посол сглотнул, растеряно

огляделся по сторонам, и заметно сник, признавая свое поражение. Дерин

выпрямил спину.

— Мой слуга передаст вам условия, которые я, в знак своего расположения

к Исхару, предлагаю королю Эдвину. Они... приемлемы и гуманны. На месте

Исхара — я бы не раздумывал долго.

Он ожидал, что заготовленный свиток тут же появится на столе, но

мгновения капали в пустоту, а этого не происходило. Дерин замолк, не в

силах поверить в происходящее, а затем перевел взгляд на свой бокал,

стоявший справа. Он был пуст.

Невероятно. Немыслимо. Его осмелились... подвести?

Дерин сузил глаза, гася зародившуюся в груди ярость. Посол, внимательно

наблюдавший за королем, заметно спал с лица и судорожно промокнул

вспотевший лоб салфеткой, но Дерин даже не обратил на это внимание.

Игнорируя все приличия, он резко поднялся на ноги и обернулся.

За его спиной никого не было. Прошло мгновение, другое, а король стоял,

не шелохнувшись, молча вглядываясь в пространство. Ему внезапно стало

страшно.

— Сир? — попытался окликнуть его кто-то из советников, но Дерин

отмахнулся, не глядя, и голос умолк, не рискнув перечить.

— Где... — Дерин, сдержав плеснувшуюся в душе панику, снова повернулся к

присутствующим, и замер, осознав, что не имеет представления о том, как

назвать человека, которого внезапно не оказалось рядом. — Не важно.

— Сир, если вы говорите о Кертисе, — внезапно подал голос лорд Невил,

сидевший напротив посла, — то его не было. Вы пришли один.

Не было? Как такое могло произойти? Скорее тень была способна оставить

своего хозяина. Произошедшее просто не укладывалось в голове, нарушало

стройное, привычное существование, и это одновременно приводило в ярость

и... пугало. В уголках рта Дерина залегли жестокие складки. Не сказав ни

слова, он стремительно покинул приемный зал, провожаемый пораженными

взглядами.

Он шел по коридору, и спешившие навстречу слуги и солдаты внутренней

охраны торопились убраться с его пути, как только замечали заалевшие глаза

короля. Он же не видел ничего, ведомый незримой нитью, буквально

тянувшей его в собственную спальню, как будто он точно знал, что

виновного нужно искать там. Откуда взялась эта уверенность, Дерин не

задумывался ни на минуту. Ему было все равно.

В свои покои он уже не вошел, а влетел, сгорая от бешенства, и замер,

увидев на полу распростертое тело. Что, во имя Темных тут произошло?

Дерин осторожно приблизился и склонился, пытаясь рассмотреть лицо слуги.

Тот был жив, но тяжело дышал, приоткрыв рот и обнажив полоску зубов. Из

уголка его губ стекло несколько капель крови, на лбу выступила испарина,

вены вздулись под кожей, на виске часто бился пульс. Это становилось

интересным. Забыв о парадной одежде, Дерин опустился на пол и,

перевернув тело на спину, деловито приподнял веко, чтобы оценить

состояние белков глаз и зрачков.

— Очень любопытно... — прошептал он, увидев уже знакомую картину. — Яд?

Откуда? Покушение?

Он быстро осмотрел рот, ища следы еды или питья, в которых могла

содержаться отрава, и, не найдя искомого, начал лихорадочно сдергивать

одежду, желая осмотреть кожный покров.

— Вот оно.

На правой руке слуги он обнаружил свежий, весьма воспаленный порез.

Случайность? Умысел?

— Разбитая пробирка! — внезапно сообразил Дерин. — Я приказал убрать, а

этот неуклюжий идиот порезался и занес отраву. Проклятье!

Яд был новый, еще не исследованный, а смерть от него наступала в

течении нескольких дней — если верить тому горе-лекарю, который продал

его Дерину. Как неудачно. Или...

Дерин внимательно оглядел лежавшего перед ним слугу, имени которого

не смог вспомнить. Почему он так испугался, когда обнаружил, что его

нет? Настолько привык? Ерунда, его можно заменить любым! Но все же... На

миг он испытал настоящую панику, обнаружив свой бокал пустым. Словно

нарушилось незыблемое, пошатнулся краеугольный камень, на котором стоял

его мир. Простой слуга, каких сотни во дворце. Поставь на его место

другого, и...

Дерин внезапно почувствовал жгучее отвращение. Он представил себе другие

руки, омывающие его в ванной, другой голос, пробуждающий утром, другое

тело, вздрагивающее под ним на смятой постели, и поморщился.

Одновременно с этим пришла и злость.

— Откуда ты взялся? — произнес он вслух, неожиданно осознав, что не

помнит, сколько уже времени этот человек находится рядом с ним. — Кто ты

такой? Тебя назвали Кертисом? Я не помню этого имени. Что ж, это хороший

стимул найти противоядие. Ты мне пока нужен живым. Ты стал интересным.

Дерин протянул руки вперед, едва касаясь горячей от внутреннего жара кожи, и

сосредоточился, пытаясь замедлить действие яда. Лечить в полной мере он

пока не мог, не хватало знаний, но кое-что умел.

"Например, исцелить обожженные руки, — подумал он, скользнув взглядом по

абсолютно здоровой коже кистей рук слуги. — Я уже делал это? Да, правда,

тогда — в подвале. Это становится традицией, не так ли? Очень странной

традицией... Кто же ты такой?"

Дерин не любил загадки, на которые у него не было ответа.

Часть третья

Формулу яда Дерин разгадал под утро. Записал в тетрадь последний

компонент, а потом устало оглядел практически разгромленную лабораторию,

в которой не осталось чистых колб, а весь пол был устлан обрывками

бумаги — король в гневе рвал исписанные листы с ошибочными результатами.

Только теперь он осознал, сколько вспомогательной работы приходилось

выполнять во время его опытов, которая, казалось бы, происходила сама

собой. А теперь перестала.

— Позовите кого-нибудь, — приказал он дежурившему у входа стражнику, а

сам принялся осторожно смешивать компоненты противоядия. Работа

предстояла кропотливая.

— Чтобы изготовить противодействие, — по привычке принялся рассуждать

он, точно отмеряя нужное количество сока долголета, — всегда требуется

сам яд. Он — первый и основной компонент, без него не получится ничего.

Состав, пропорции — важно все, до мельчайших деталей. Если бы аптекарь

барона Фидда потрудился определить состав отравившего его яда, то его

господин не раздулся бы до размеров быка, и его замок не провонял бы от

подвалов до чердака.

Что-то громко брякнуло об пол. Дерин вздрогнул и случайно просыпал в

склянку полпакета сушеной лебеды вместо необходимой половины ложки.

Тщательно составляемая смесь была безнадежно испорчена.

— П-простите, Ваше Величество, — залепетал незнакомый парень, пытавшийся

трясущимися руками поднять с пола оброненную горелку. От его вида у

Дерина моментально свело скулы. Кровь ударила в голову. Все испортить в

последний момент из-за какого-то неумелого щенка!

— Просто вы говорили такие жуткие вещи, — тот попытался оправдаться,

явно ошалев от страха и совершенно не понимая, что каждым словом

затягивает петлю на своей шее все туже и туже. — Я... от неожиданности.

Простите, Ваше Величество. А куда это все убирать?

— Пошел вон! — едва сдерживаясь, чтобы не прикончить неумеху на месте,

процедил Дерин, неосознанно занося испорченную склянку над головой,

будто собираясь швырнуть ее в парня. Тот, распахнув глаза, глядел на

него с невыразимым ужасом, и не двигался с места, будто парализованный.

— Быстро!

Стража среагировала быстрее ошалевшего паренька. Его, подхватив под

руки, наконец, выволокли прочь, и Дерин, с трудом переведя дыхание, от

души запустил склянкой им вслед.

— Идиот, — с чувством произнес он, вытерев руки об одежду. Все

приходилось начинать сначала.

Ему словно не хватало руки или ноги. Странно, пока они на месте,

редко кто отдает себе отчет, как трудно пришлось бы при утрате

конечности или ее травме. Раньше он ощущал себя цельным, здоровым —

целым, но теперь недоставало важного члена, без которого организм

функционировал недостаточно эффективно, и это безумно выводило из себя.

Мысленно Дерин дал себе зарок меньше прибегать к помощи слуги, когда тот

придет в себя. Последнее, к счастью, уже не вызывало сомнений.

Человек на кушетке дышал ровнее и спокойнее. Жар прошел, и Дерин счел

возможным отпустить дежурившую при нем сиделку, присутствие которой уже

начинало раздражать. Девушка покинула королевские покои с явным

облегчением — как и все, кому выпадало находиться в одном помещении с

королем больше пяти минут. Хотя, порой хватало и одной, особенно если

Дерин был не в духе. Сейчас же он находился в настоящем бешенстве.

На протяжении двух дней его выводила из себя любая мелочь. Слуги все

делали не так, раздражали тупоумием и криворукостью, хотя и старались

из-за всех сил. Кроме того, его волновала еще одна вещь.

Он отчетливо почувствовал себя уязвимым. Находиться одному было

непривычно, странно, некомфортно — будто его прилюдно оставили без

одежды. Глупая слабость. Постыдная, если не сказать больше. Можно было

просто устранить ее источник, но Дерин, поразмыслив, решил оставить эту

меру на крайний случай.

Избавляться от этого человека было страшно. Последствия могли оказаться

непредсказуемыми, и Дерин не был готов рисковать. Вместе с этим он

твердо намеревался залатать свое неожиданно найденное слабое место, а

для этого его было необходимо хорошенько изучить. И уж потом — уничтожить.

— Просыпайтесь, сир.

Дерин вздрогнул, выныривая из сна, и распахнул глаза, просыпаясь, как

всегда, сразу и полностью. Плотные портьеры на окнах были раздернуты,

солнце только-только вынырнуло из-за горизонта, отбрасывая на небо

красноватые отсветы, в комнате царил привычный порядок. Дерин молча

огляделся по сторонам, методично подмечая каждую мелочь, а потом,

впервые на своей памяти, взглянул на застывшего у кровати слугу в упор.

Тот выглядел гораздо лучше и совершенно точно не собирался умирать. По

крайней мере, от яда. Дерин разглядывал его несколько секунд, а потом

отчетливо произнес:

— Кертис.

Тот не вздрогнул, не побледнел, только лишь поднял голову, посмотрев на

короля.

— Да, сир.

— Так это действительно твое имя? — Дерин заложил руки за голову и еще

раз, внимательно оглядел неподвижного слугу. Ощущения были странные. Он

изучал его словно лабораторное животное, чутко считывая реакции, но при

этом испытывал куда больший азарт, чем следовало бы. Это стоило взять на

заметку.

— Да, сир, — последовал незамедлительный ответ, но в темно-синих глазах

на мгновение промелькнула тень эмоций. Дерин моментально насторожился,

как охотничий пес, сделавший стойку. Он прищурился, размышляя, но решил

пока остановиться на этом.

— Подай умыться, — быстро скомандовал он, спуская ноги с кровати. — И

подготовь костюм для прогулки. Что с приглашениями для баронов?

— Разосланы, сир, — тут же ответил тот. — Вода подогрета.

Дерин почувствовал удовлетворение. Раздражение, терзавшее его последние

дни, таяло без следа, и это, парадоксальным образом заставило напрячься.

Внешнее воздействие, способное так легко вывести из себя и вернуть в

норму, было чрезвычайно опасным — об этом, надрываясь, вопил разум,

требовавший немедленно уничтожить угрозу, но любопытство останавливало,

уговаривало подождать, и Дерин не мог противиться искусу. Теперь он смотрел.

Внимательно, но только украдкой, не желая выказывать своего интереса

явно. Подмечал. Складировал наблюдения в копилку, а потом раскладывал их

в памяти, сортируя по степени важности. Но этого было мало. Наблюдение —

лишь первая стадия любого опыта.

— Я передам королю Эдвину ваши условия, — сообщил ему посол, когда Дерин

наконец вспомнил о нем и пригласил к ужину. — Не уверен, что он примет

их... Все-таки такое снижение пошлины чревато для казны.

— Для казны куда более чреват полный разрыв торговых отношений, — резко,

не считая нужным смягчать тон, ответил Дерин. Посол беспомощно развел

руками.

— Король Эвин усомнится, что вы пойдете на такое. Дороги через горы нет.

Даже если в ваших силах проложить ее — это займет годы. Тысячи людей будут

сорваны с нажитых мест, чтобы выдолбить путь в скале. Это невозможно.

Это просто невыгодно.

— Вы сомневаетесь во мне? — Дерин понизил голос, от чего его слова

прозвучали еще более угрожающе. Нервно звякнул уроненный столовый нож,

выскользнувший из вспотевшей руки посла. Тот проводил его долгим

взглядом, а потом, будто решившись на что-то, посмотрел на короля.

— Простите, Ваше Величество. Но, боюсь, Исхар не примет ваших условий.

— Тогда через четыре декады караваны пойдут по новой дороге, — отрезал

Дерин. — У вас есть время на размышление, но не тяните долго. Это просто

невыгодно.

Разговор можно было считать законченным. Он поднялся на ноги и, холодно

кивнув онемевшему послу, отправился к себе. Есть уже не хотелось.

— Раздевайся, — коротко бросил он, едва за спиной бесшумно закрылась

дверь спальни. Тут же послышался шорох снимаемой одежды, и Дерин,

обернувшись, начал внимательно разглядывать разоблачавшегося слугу.

Прежде его мало интересовало это, но теперь проснувшееся любопытство

непрерывно требовало пищи.

Широкие плечи. На правом — небольшой шрам. Очень давний, полученный еще

в детстве, едва различимый на коже. Еще один — на бедре. Ожог. Кисти

длинные, не тонкие, но и не громоздкие лапищи, как у того деревенского

дурачка, протянувшего ему немытую ладонь. Скулы. Заостренные, но это

после болезни. Обычно они не так выдаются вперед. Обычно?

"Да, — подумал Дерин, молча наблюдая, как тот избавляется от штанов и

выпрямляется, ожидая распоряжений. — Ты тоже удивлен? Но не показываешь

виду? Как ты научился так хорошо владеть собой? Кто ты?"

— Чего ты ждешь? — произнес он вслух. — Раздень меня.

Синие глаза на мгновение расширились — обычно, отдав распоряжение снять

одежду, Дерин не произносил больше ни звука, просто беря то, что хотел,

не теряя времени даром. Теперь все было иначе. Не предстоявший процесс

занимал Дерина, да и напряжение не успело скопиться настолько, чтобы его

потребовалось снять, но именно поэтому, не желая туманить разум похотью,

он и решился на это сейчас.

Разум снова подмечал детали.

Как едва заметно дрогнули руки, пройдясь по застежкам сюртука.

Мимолетный вздох, когда пришла очередь сорочки, а затем — и завязок штанов.

Он действовал спокойно, уверенно, проделывая заученные за много раз

движения, но почему-то Дерин не мог отвести взгляда от его лица, ловя

малейшее проявление чувств. А потом, без лишних слов, толкнул его к кровати.

На спину, не на живот. Его лицо хотелось видеть, не позволяя себе

отвлечься ни на секунду, словно из-за этого он мог упустить что-то

важное. Все тело напряглось, желание, еще не так давно спавшее внутри,

развернулось, подобно сжатой пружине, выламывая каждый нерв.

Нетерпение. Дерин прислушивался к себе — и не мог понять. Возбуждение

оказалось сильнее обычного, в паху тянуло, наливалось тяжестью,

которая требовала немедленного облегчения, и он, не теряя времени,

плавно толкнулся в подставленное тело.

Без осторожности, но не резко. Сперва назад, а потом до упора вперед,

чуть разведя руками чужие бедра. Ответом были легкий вздох и закушенная

губа, но Дерин почувствовал, как тело под ним вздрогнуло и напряглось. Только

в этот момент он понял, что Кертис тоже возбужден. И это знание почему-то

заставило толкнуться резче, а потом еще сильнее, наслаждаясь сбитым,

неровным дыханием и бешеным, непривычно частым ритмом чужого сердца.

И этого все равно было мало.

Когда он смог остановиться, то почувствовал бесконечную усталость. Тело

налилось тяжестью, но она была приятная, желанная — даже необходимая.

Излияние оказалось куда более полным — полноценным — нежели ему

приходилось испытывать ранее. Было хорошо. Дерин не ощущал даже тени

неудовлетворенности, ему хотелось вытянуться на постели и тут же

провалиться в сон.

Живота осторожно коснулась влажная ткань. Из-под полуопущенных ресниц

Дерин лениво наблюдал за плавным движением руки, вытиравшей его.

В глаза внезапно бросилась одна деталь.

— Раньше ты кончал? — прямо поинтересовался он, заметив следы спермы на

животе Кертиса. Тот на мгновение замер.

— Сир?

— Я спрашиваю, раньше, когда мы занимались этим, ты кончал? — терпеливо

повторил король, решив не обращать внимания на явное уклонение от

ответа. Учитывая обстоятельства, на это можно было и закрыть глаза, хотя

обычно Дерин не трудился повторять что-либо второй раз.

— Да, сир, — услышал он. — Такое случалось. Я... не знал, что нельзя.

— Я и не запрещал, — почему-то почувствовав удовлетворение от ответа,

произнес Дерин и снова закрыл глаза. Кровать скрипнула, принимая вес еще

одного человека, и король невольно улыбнулся, представив как Кертис

привычно устраивается у него в ногах. Секунда — и все замерло, не

нарушая тишину ни единым звуком.

— Бароны начали прибывать, — сообщил ему Кертис спустя семь дней,

подавая полотенце. Дерин кивнул, отметил про себя, что начал мысленно

называть безликого ранее слугу по имени, и не смог понять — нравится ему

это или нет. Впрочем, подумать об этом можно было и позже.

— Барон Понс привез свою семью?

— Да, сир, — последовал быстрый ответ. — С ним баронесса, четверо

сыновей и две дочери, сир.

— Отлично, — Дерин нехорошо улыбнулся и протянул руку, в которую тут же

легло полотенце. — Это очень хорошо. Кого из них он любит больше всего?

— Младшую дочь, сир, насколько мне известно. Ей двенадцать.

— Еще лучше, — продолжая улыбаться, произнес король. — Значит, младшая...

— Сир... — внезапно услышал он и повернулся, пораженный неожиданной

дерзостью обычно молчаливого слуги. Если бы заговорила лабораторная

колба, он бы, наверняка, удивился меньше. — Ей всего двенадцать...

— Ты захотел в колодки? — холодно, едва сдерживая нахлынувшее

раздражение, поинтересовался Дерин. — Я не спрашивал твоего мнения.

— Простите, сир, — раздалось в ответ, но на этот раз Дерин не услышал в

голосе раскаяния. Кертис смотрел в сторону, пряча взгляд, и это

очень не понравилось королю. Он отшвырнул полотенце и, выкинув руку

вперед, ухватил слугу за подбородок, заставляя заглянуть себе в глаза.

— Повтори, — приказал он, чувствуя пальцами, как по горлу Кертиса

прокатывается ком.

— Простите, сир, — послушно отозвался тот, и его глаза потускнели, став

безжизненными. Повиновение странным образом разозлило еще больше.

— Ты считаешь, ее отец не заслуживает урока? — ледяным тоном

поинтересовался он, не разжимая пальцы. — Ты считаешь, что я не вправе

преподать ему этот урок?

— Нельзя наказывать ребенка, — сорвалось с губ Кертиса, и Дерин резко,

наотмашь, ударил его по лицу.

Тот покачнулся, не издав ни звука, и тут же выпрямился. На его щеке

начал проступать отчетливый красный след.

— Пять плетей, — не отводя взгляда от собственного отпечатка, сказал

Дерин, и Кертис склонил голову, давая понять, что услышал приговор. —

Повтори!

— Пять плетей, — глухо ответил тот. Дерин коротко кивнул.

— Сейчас же. Вечером ты мне потребуешься в лаборатории. Нужно сбить

спесь с короля Эдвина.

— Да, сир.

Дерин молча проводил его взглядом, а потом, выпуская гнев, с силой пнул

треножник, на котором возвышался таз с мыльной водой.

Легче ему не стало.

Праздник урожая считался одним из самых важных в году. Основная часть

посевов к этому времени была уже убрана, спрятана по закромам или

выставлена на продажу, и можно было со спокойной душой предаться

веселью. По традиции, в этот день королевский дворец принимал гостей,

устраивая грандиозный пир. Дерин надеялся, что этот праздник собравшиеся

не забудут никогда.

После разговора в ванной, закончившегося наказанием Кертиса, тот снова

стал образцовой тенью, молча следовавшей за своим хозяином. Все было

привычно, правильно, как прежде, но... Это уже не устраивало Дерина.

Разбуженное любопытство металось в груди неуспокоенным духом, изматывая

и лишая сна. Кто он?

Дерин даже подумывал расспросить кого-нибудь из лордов-советников, но,

поразмыслив, решил, что ему ни к чему слухи. Странно было бы, если б он

начал интересоваться прошлым собственного слуги. Дерин не любил

выглядеть глупо.

Неизвестность злила. Послушность и безучастность Кертиса — раздражала.

Собственное бессилие — приводило в ярость. В тот день, едва завидев

слугу на пороге лаборатории, он испытал... странное. Он был в своем

праве, наказав провинившегося. Наказав мягко, учтя годы безупречного

поведения, но... Что-то не давало ему покоя, заставляло отводить взгляд,

отдавать распоряжение резче, чем следовало. Опыты проваливались. Легкий

кураж, всегда сопровождавший его исследования, исчез без следа,

вытесненный... Чем? Дерин не мог ухватить изводящее чувство, распознать

его и классифицировать, а потому предсказуемо злился еще больше.

Спину Кертиса он вылечил тем же вечером — было слишком противно глядеть

на воспаленные багровые полосы, испещрившие спину, когда он стал

остервенело вбиваться в слугу, повалив на кровать. Приступы возбуждения

теперь преследовали его чаще, будто их что-то провоцировало,

подстегивало живущего внутри зверя, наконец-то получившего свое.

Странно. Дерин пытался контролировать себя, но получалось плохо. Его

раздирало изнутри: любопытство, злость, неудовлетворенность. Чувствовать

себя таким было непривычно, неуютно. Пугающе. Вместо ответов появлялись

все новые и новые вопросы.

Огромный зал освещало несколько тысяч свечей. Празднично одетые люди

устраивались за щедро накрытым столом, обмениваясь приветствиями и

любезностями. Благородные дамы присматривались к другим семьям,

пользуясь возможностью подобрать пару сыну или дочери, их мужья тем

временем делились последними новостями, молодняк — просто веселился,

предвкушая следующий за пиром бал. Дерин, вдоволь налюбовавшись

происходящим из потайной комнаты, решил, что можно начинать.

Громко протрубили трубы, возвещая прибытие короля, голоса смолкли, и,

под аккомпанемент шуршания платьев приседавших в поклоне дам, Дерин

появился в зале. Праздник начался.

Когда вино начало делать свое дело и все заметно захмелели, Дерин

произнес традиционную речь, поздравляя присутствующих с уборкой урожая и

выразив надежду на дальнейшее благополучие Китерии и ее предместий. Его

слова были встречены одобрительным гулом, но Дерин взмахом руки призвал

к молчанию и посмотрел на барона Понса.

— К сожалению, — с улыбкой пустынной кобры на губах, сказал он. — Не

всех из нас в этом году сопровождала удача. Скажите, барон, серьезный ли

урон нанесла посевам засуха?

— Да, Ваше Величество, — заметно бледнея, ответил тот. — Мы ничего не

смогли сделать — посевы только поднялись, и жара убила их слишком

быстро... Моему предместью грозит голод, мы едва смогли заполнить свои

собственные закрома, не говоря уж о налоге...

— Я прощу вам налог на этот год, — милостиво кивнул Дерин, и барон

посмотрел на него, не веря своим ушам. — Я даже помогу вашей семье

избежать голода. Много ли у вас домочадцев, барон?

Вопрос был задан таким доброжелательным, не свойственным королю тоном,

что несчастный барон Понс нервно потянул пальцем ворот, словно тот мешал

ему дышать.

— Да, сир, — тем не менее отозвался он. — У меня четыре сына и две

дочери. И леди Ивет, моя супруга.

— Нельзя позволить им голодать, — покачал головой король и плавно,

изящно выскользнул из-за стола. Семейство барона, уже примеченное им,

насторожено следило за ним. — Попросите же их подняться, барон.

Я хочу взглянуть на сих замечательных отпрысков.

Барон бросил на жену затравленный взгляд, но ослушаться не посмел. Дерин

с удовольствием оглядел выстроившихся в ряд баронетов, за спинами

которых смущенно прятались две девочки: двенадцати и пятнадцати лет.

Остальные собравшиеся замерли и затихли, не понимая, что происходит.

— Прекрасно, — удовлетворившись осмотром, заключил Дерин и снова

повернулся к напряженному, будто натянутая струна, барону. — Голод,

говорите? Эту проблему легко решить. Достаточно лишь уменьшить

количество ртов. Смотрите.

Он заглянул в глаза старшему из юношей, и тот, внезапно схватившись за

горло и захрипев, тяжело рухнул на пол. На секунду в воздухе повисла

тишина, а потом раздался пронзительный крик. Баронесса опрометью

бросилась к лежавшему сыну и, не сдерживая рыданий, упала на колени

рядом с ним.

— Чудовище! — выкрикнула она сквозь слезы. — Монстр!

Дерин, не обращая на нее внимания, в упор сверлил взглядом окаменевшего

барона.

— Однако ртов еще слишком много, — негромко сказал он, но каждое его

слово будто проникало в самую душу, вселяя ужас. — От кого бы вас

избавить еще? Может...

Он повернулся к побледневшим, растерянным детям, и спокойно, словно

выбирая образец, обвел их оценивающим взглядом.

— Нет! — истошно взвизгнула леди Ивет, стремительно поднявшись на ноги.

Слезы на ее щеках высохли, как и не было, глаза пытали обжигающей

яростью. — Никогда! Ты не тронешь их!

— Я и не собирался, — страшно улыбнулся Дерин и посмотрел на одного из

мальчишек, прятавшего за собой самую младшую сестру. Тот, сглотнув,

бесстрашно вскинул голову и крепче стиснул руку девочки, стараясь не

смотреть на тело брата. Это вызывало уважение. Очевидно, дети пошли в

мать, а не в отца. Может, в дерзких словах Кертиса и был смысл...

Он снова посмотрел на барона, так и не посмевшего сдвинуться с места.

Его животный, тошнотворный страх сквозил в каждом вздохе, каждом

взгляде, и это вызывало омерзение. Пора было заканчивать этот

спектакль.

— Я думаю, — хищно усмехнувшись, сказал Дерин. — Двоих хватит. Как вы

считаете, барон?

Понса мелко затрясло. Леди Ивет вскрикнула, попыталась броситься на

Дерина, но ее тут же оттащили в сторону, невзирая на отчаянные крики и

угрозы. Дерин отыскал взглядом младшую девочку и приветливо улыбнулся

ей. Та растеряно хлопала глазами, а потом, так и не сообразив, что

произошло, рухнула на пол. Послышались вскрики.

Барона уже не трясло — било крупной дрожью. По щекам текли слезы, спина

сгорбилась, не вынеся обрушившегося горя. Дерин быстро

подошел к нему и заглянул в глаза.

— Ты жалок, — сказал он отчетливо и громко. — Ты можешь только лгать и

красть, пока никто не видит. Твоя жена достойнее тебя, у нее хватило

мужества назвать меня монстром, когда я убивал ее детей. Может, избавить

ее и от недостойного супруга?

— Пощадите... — только и смог выговорить барон, без сил опустившись на

пол прямо к ногам Дерина. Тот, брезгливо поморщившись, отступил назад, а

затем, оглянувшись, нашел взглядом Кертиса, удерживающего рыдающую

баронессу.

— Это было предупреждение, — сказал он для всех, и его голос звучно

прокатился по замершему в неподвижности залу. — В следующий раз они

умрут по-настоящему. Пусть это будет уроком для вас. Вас всех! Никто не

смеет лгать королю.

Оцепенение лопнуло, будто мыльный пузырь, разом зазвучали голоса,

зашуршала одежда. Кто-то подскочил со своего места, и только Кертис

стоял так же неподвижно, словно ничего не изменилось. Дерин кивнул ему,

и тот отпустил леди Ивет, бросившуюся к поднимавшимся с пола

детям. Девочка, которую тут же обняли братья, выглядела испуганной и

растерянной — но вполне здоровой. Дерин почувствовал слабость. Такие

фокусы давались ему нелегко, забирая много сил, и теперь он больше всего

на свете желал убраться подальше от настороженных, исполненных ужаса

взглядов.

— Веселитесь, лорды и леди, — насмешливо протянул он. — Праздник

продолжается.

И едва не задев так и не поднявшегося с пола барона, быстро направился

к выходу из зала. Урок можно было считать оконченным.

Часть четвертая

— Что ты знаешь о ядах? — поинтересовался Дерин в лаборатории.

— Я запомнил все, что вы говорили вслух, сир, — последовал ответ. —

Кое-что понял сам.

— Что это? — король выбрал наугад склянку, стоявшую на полке, и показал

Кертису. Тот не задумался ни на секунду.

— Это настой полыни, — тут же определил он. Дерин нахмурился и потянулся

за следующей.

— Это?

— Настой корня изалиса.

— Подай мне вытяжку из слизи оранжевой речной лягушки.

Кертис, не колеблясь, открыл один из стенных шкафов и,

приглядевшись, выудил из него нужную склянку, а затем протянул ее Дерину.

— Так-так, — медленно произнес тот, не сводя глаз с человека, который

умудрился снова удивить его. — Если я прикажу тебе выпить это — что

произойдет?

— Мышечный спазм, — отозвался тот. — Сперва сведет судорогой ноги, потом

все тело. Процесс сопровождается сильной болью, обычно отравленный, не в

силах ее терпеть, сам кончает с собой. Или умирает от болевого шока.

— Верно, — согласился Дерин, очень надеясь, что ему удалось не выказать

удивления. — Противоядие?

— Любой миорелаксант, — услышал он незамедлительно. — Все, что

препятствует спазму, снимает боль. Сок куаре, например. Затем надо

дождаться, пока оба вещества выведутся из крови.

— И ты все это узнал, просто слушая меня? — закипая, поинтересовался

Дерин. Он сделал шаг вперед, наступая на Кертиса, а тот стоял

неподвижно, не пытаясь отступить. — Ложь.

— Это правда, сир, — донеслось до него негромкое, но уверенное. — Я

никогда не лгал вам. Я никогда не использовал эти знания. Я не знал, что

мне нельзя запоминать то, что я слышу.

Все это очень походило на правду. Дерин замешкался, принимая решение, а

потом, отставив склянку с ядом, повернулся к лабораторному столу.

— Тогда ты должен помнить, чем закончились опыты с тем странным

минералом. Который привезли из шахты в Селии.

— Да, сир.

Дерин удовлетворенно кивнул и принялся выкладывать перед собой

необходимые ингредиенты. Несколько светло-голубых кристалликов, белый

солевой порошок — не тот, что повсеместно применялся в пищу, а его

аналог, похожий во всем, кроме того, что являлся сильным ядом, и колбу с

водой.

— Зашторь окно, — приказал он Кертису, и в лаборатории моментально

потемнело. — Хорошо. Этот кристалл и эта соль сами по себе совершенно

обычны. Но если их смешать и растворить в воде, а затем нагреть...

Хорошо, что тогда у меня был слишком маленький образец. Но если взять

побольше...

Увлекшись, он полностью потерял интерес ко всему остальному. Память

услужливо вернула его в тот день, когда он, экспериментируя, не заметил,

что в колбе осталось немного соли, и добавил в нее привезенный рудокопом

минерал. Все в королевстве знали — если ты нашел что-то новое или сумел

раздобыть образцы слюны, крови или кожи умершего от яда или неизвестной

болезни, то это срочно требовалось отвезти королю. Дерин платил хорошие

деньги, если находка оказывалась годной, и люди, хоть и тайком осеняли

себя защитными знаками и удивлялись странностям молодого короля,

все-таки шли к нему в надежде на легкую наживу.

Тогда осколки колбы едва не прошили его насквозь — Дерин едва успел

пригнуться, каким-то внутренним чутьем поняв, что сейчас произойдет.

Кертиса, стоявшего в стороне, не задело вовсе, но все, что находилось на

лабораторном столе, разметало в клочья. Придя в себя, Дерин велел

выслать людей в Селийскую шахту, чтобы забрать оттуда всю породу,

сколько удастся найти. Оставлять без присмотра такое мощное вещество было неразумно. Как использовать его свойства, он тогда еще не

знал, но теперь у него возникла одна идея. Рискованная.

Дерин и сам был не слишком уверен в том, что сказал послу Исхара, но

намеревался выполнить свои угрозы, если король Эдвин не пойдет

навстречу. Пошлины, установленные им, были поистине грабительскими, это

убивало торговлю на корню, однако других путей к морю у Китерии не было.

Пока — не было.

— Карту, — отрывисто бросил он, и перед ним развернулся огромный лист со

схемой всех основных путей, пронизывающих земли Китерии. Несколько из

них проходили недалеко от Волчьих гор, однако не приближались к ним

вплотную. Дерин, досконально знавший карту, ткнул пальцем в

излучину Мельничьей реки.

— Сюда можно добраться по воде, — сказал он вслух. — Да и по суше тоже,

хотя и не так удобно. А отсюда до перевала Мертвецов рукой подать.

Караван там не пройдет, нет. Но если его расширить...

Он прикусил губу и нахмурился.

— Король Эдвин думает, что держит нас за горло. Глупая самоуверенность.

Я проучу его. Кстати, сколько лет уже ты мне служишь?

Последняя фраза прозвучала будто вскользь, между делом, но на нее

ответили незамедлительно.

— Восемь, сир.

"С самой коронации, — пронеслось в голове, и у Дерина вспотели ладони. —

Этот человек рядом со мной с четырнадцати лет, а я только сейчас узнал

его имя. Или, я знал его, но забыл, как и все остальное?"

Его затрясло — как и всегда, когда приходилось думать о времени,

когда он еще не был королем. Разум сопротивлялся изо всех сил,

настойчиво отторгая любую попытку приоткрыть завесу над этой частью

памяти, будто там содержалось нечто такое, что было способно его

разрушить. Дерина затошнило, закружилась голова, перед глазами замерцали

багровые искры.

— Хватит на сегодня, — хрипло сказал он и обнаружил, что опирается

ладонями об стол, чтобы не упасть. — Сделай мне ванну.

В воде ему стало легче, разум прояснился, исчезла внезапно нахлынувшая

слабость, даже вернулось любопытство. Он с интересом разглядывал, как

Кертис ловко вспенивает мыло, чтобы нанести его на губку, а потом

медленно, плавными движениями растирает его по коже. Это было забавно:

он видел и чувствовал касания, задаваясь про себя вопросом — почему он

не обращал внимания на это раньше?

Это возбуждало. Ожидание прикосновения отдавалось тянущим ощущением

внизу живота, заставляющим поджимать пальцы ног в неосознанной попытке

усилить контакт, податься навстречу. Напряжение нарастало, скручивалось

внутри в тугой, давящий клубок, мешавший дышать. С этим нужно было

что-то делать.

— Раздевайся, — сказал Дерин, перехватив руку Кертиса за запястье. — Быстро.

Ему было наплевать, что в его голосе отчетливо сквозило нетерпение.

Кертис же, не высказав никакого удивления, тут же отложил губку в

сторону и принялся стаскивать с себя одежду. Наблюдать за этим стало уже

чем-то привычным, но все еще оставалось волнующим.

Он не спешил, но и не затягивал процесс. Дерину нравилось, как

постепенно обнажалась кожа, открывая взгляду уже знакомые шрамы и

отметины. Возбуждение, зарождаясь в паху, волнами перекатывалось по

всему телу, и от этого становилось нестерпимо горячо.

— В воду, — скомандовал он, когда Кертис разделся. Тот, не говоря ни

слова, переступил через борт ванны и опустился в нее, из-за чего

несколько пригоршней воды выплеснулось на пол. Дерин, нажав ему на

плечи, заставил полностью сесть на свои ноги, наконец, получив то, чего

желал.

Было неудобно. Ванна грозила перевернуться при каждом движении, места не

хватало, а вода не слишком годилась на роль масла, не облегчая, а

скорее препятствуя проникновению. На лице Кертиса не дрогнул ни единый

мускул, но его пальцы с силой сжали бортик ванны, когда он попытался

насадиться на вздыбленный член короля. Получалось плохо.

Из глубины души прорезалось глухое раздражение. Настроение стремительно

падало, но напряжение, скрутившее все тело, и не думало пропадать.

Не правильно! Не так!

Повинуясь внутреннему импульсу, он легонько толкнул Кертиса в грудь,

веля остановиться, а затем сам выбрался из ванны. Через секунду на его

плечи мягко опустилось полотенце, тут же впитавшее воду.

— Вытрись, — скинув его обратно в руки Кертису, сказал Дерин, не

оглядываясь на слугу. — А то вымочишь всю постель.

Краем глаза он отметил, что тот все-таки воспользовался собственной

одеждой, не осмелившись осквернить собой полотенце короля, и почему-то

это добавило недовольства. Медлить и щадить он не стал.

Теперь, облегченное маслом, проникновение далось куда проще и приятнее,

но раздражение, порожденное заминкой и будто бы демонстративным жестом

Кертиса, никуда не ушло. Внутри рычали, срывались с цепей разбуженные,

голодные демоны, требовавшие чужой плоти и крови, и Дерин прекрасно знал,

как сейчас выглядит со стороны.

Резкие, заострившиеся черты лица.

Ломаная линия тонких, сухих губ.

Красные всполохи в глазах, способные напугать кого угодно.

Только Кертис не выглядел напуганным, хотя именно его тело

принимало весь жар и пыл, снедавших темную, опасную тварь, являвшуюся

его королем.

Словно бы и он, как и Дерин, получал желаемое.

"Ни за что! — пронеслась в голове злая мысль. — Почему? — тут же

ответила ей другая. — Ты же не был против, когда узнал, что он тоже

испытывает удовольствие. Так почему сейчас ты злишься?"

У него не было ответа.

Дышать становилось тяжелее, по виску скатилась крупная капля пота.

Дерин, подгоняемый возбуждением и злостью, двигался все резче и сильнее,

уже почти не контролируя себя. Каким-то, чудом уцелевшим в этой мешанине

чувств, незамутненным уголком сознания он заметил, как руки Кертиса

судорожно сминают простыню, а лицо утрачивает привычное отстраненное

выражение, на миг приоткрывая нечто, чему у Дерина не нашлось названия.

И это показалось до безумия красивым.

Еще мгновение, и он почувствовал, как Кертис вздрогнул всем телом и

выгнулся, принимая его до конца, а затем, в последний раз стиснув

простыню, выплеснулся себе на живот, и это зрелище унесло остатки

контроля. Еще несколько рваных движений — и все закончилось, принеся

желанное облегчение и спокойствие. Демоны были удовлетворены.

В архив Дерин пришел один, отослав Кертиса с надуманным поручением,

целью которого было лишь занять его на несколько часов. Тому, что он

собирался сделать, не требовались лишние глаза.

Архивариус — пожилой, видавший жизнь мужчина, — при виде короля

подскочил со всей возможной поспешностью и склонился в низком

почтительном поклоне.

— Сколько лет ты занимаешь эту должность? — без предисловий

поинтересовался король, когда тот выпрямился. Архивариус растерянно моргнул.

— Двадцать четыре года, Ваше Величество, — ответил он. Король

удовлетворенно кивнул.

— Мне нужны записи за тот год, когда меня короновали. Сейчас же.

— Но, Ваше Величество... — старик заметно побледнел и нервно потер

ладони друг о друга. — Я не могу их вам показать.

— Создатель лишил тебя разума? — нахмурился Дерин, и архивариус

побледнел еще больше. — Ты смеешь ослушаться приказа?

— Нет! Создатель, нет! — в ужасе воскликнул старик. — Ваше Величество,

но их просто нет! Не существует! Они уничтожены.

Все внутри заледенело. Дерин на секунду прикрыл глаза, не в силах

поверить в то, что услышал, а затем медленно переспросил:

— Кто их уничтожил?

— Вы, Ваше Величество, — последовал робкий ответ. — И все предыдущие за

четырнадцать лет. Я не посмел ослушаться...

Дерин скрипнул зубами. Все это выглядело очень странно, даже

подозрительно. Он совершенно не помнил этого, но сомневаться в

искренности старика, дрожавшего от страха, не было повода. Он почти

ничего не помнил до того момента, как стал королем Китерии, словно

коронация изменила его настолько, что он был вынужден забыть свою

предыдущую жизнь. Что же скрывалось под завесой памяти? Почему-то Дерину

казалось, что именно Кертис был ключом к этой загадке, сам по себе являясь не

разгаданной тайной. Головоломка с секретом. Очень интересно.

Из архива Дерин вернулся в глубокой задумчивости. Загадка не давала ему

покоя, будоража ум. Он снова попытался напрячь память, но не преуспел —

разум отчаянно сопротивлялся вмешательству. Дерин едва не довел себя до

тошноты, но в это время, к счастью, возвратился Кертис, принеся

известие, которого король уже давно ждал. Исхар отверг его условия.

Настало время действовать.

Перво-наперво Дерин запретил всем торговцам пользоваться путями Исхара и

платить пошлину в его казну. Возмущение последовало незамедлительно, но

нарушить приказ не посмел никто. Торговля замерла.

Во вторую очередь Дерин издал указ, повелевавший тысячи разнорабочим со

всей страны двинуться к излучине Мельничьей реки, чтобы в кратчайший

срок проложить удобную дорогу до самого перевала Мертвецов,

пользовавшегося весьма недоброй славой.

Третьим, завершающим ударом стали письма королю Гордону и хану Избалу,

чьи страны тоже были вынуждены платить непомерную пошлину за проход к

морю через земли Исхара. Дерин предлагал им использовать свой путь — по

значительно более выгодным условиям, если они последуют примеру Китерии

и приостановят торговлю.

"Вы можете присоединиться и позже, — писал он в самом конце. — Но тогда

я сочту возможным выдвинуть совсем иные условия. Решайтесь! Дорога через

Волчьи горы будет куда короче и безопаснее, от перевала рукой подать до

Сорли, а оттуда открываются все морские пути".

Работа кипела. Каждый город, деревня или село были обязаны предоставить

рабочих — пропорционально количеству жителей, а сам король, собрав все

необходимое, выдвинулся к Волчьим горам. Время бежало стремительно, не

позволяя медлить.

Для всех оставалось тайной, что содержится в большом, тщательно закрытом

от посторонних глаз обозе, от которого ни король, ни его бессменный

слуга не отходили ни на шаг, и даже спали в нем, пренебрегая роскошным

шатром, захваченным как раз для Его Величества. Дерин мало ел и почти не

спал. Его преследовал, будоражил азарт, смешанный со смутным, едва

различимым страхом перед неудачей, грозившей макнуть его лицом в грязь перед

всем миром. Еще никто ранее не замахивался на подобный по грандиозности

эксперимент, и, хотя Дерин был уверен, что все рассчитал правильно и

предусмотрел любую, самую незначительную мелочь, ночам его

мучили кошмары, в которых он видел свой провал. Этого нельзя было допустить.

К перевалу он отправился в сопровождении Кертиса и двадцати гвардейцев

под командованием капитана, показавшимся ему наиболее смышленым.

— Вы останетесь здесь, — велел он солдатам, вглядываясь в узкий разлом

между горами, по которому мог пройти только пеший, да и то с риском для

жизни. Его-то и следовало расширить, сделать удобным, способным

пропустить через себя тяжелые, груженые телеги и сопровождение.

Грандиозно. Мог ли кто-нибудь мечтать осуществить такое?

От волнения не осталось и следа. Дерин сделал глубокий вдох, выравнивая

дыхание, а потом решительно зашагал к перевалу, даже не сомневаясь, что

Кертис последует за ним.

Ему единственному Дерин объяснил, что собирается сделать. С одной

стороны, проговаривая все вслух, он лучше систематизировал все детали

плана, а с другой, следовало признать, что ему действительно требовался

помощник. Не бессловесная пара рук, способная лишь механически выполнять

заученные действия, а полноценный участник, со своим мнением и взглядом.

Он подробно рассказал Кертису свой план, а потом велел высказать любые

соображения на его счет. Тот, поразмыслив минут десять, внес одно,

однако существенное замечание, с которым Дерин был вынужден согласиться.

Вскоре все было готово.

Секрет новой смеси, которую Дерин назвал селией, было желательно

оставить в тайне, поэтому делать все приходилось самому. Точнее — с

помощью Кертиса. Никому другому Дерин не доверил бы столь важное

поручение, да и никто другой не справился бы с ним.

Раствор составляли вместе. Дерин тщательно отмерял составляющие, а потом

передавал их Кертису. Тот высыпал их в огромные стеклянные бутыли,

специально изготовленные для этих целей.

— Уходите, сир, — сказал он, когда все было готово. — Я подожгу.

— Ты слишком много разговариваешь, — процедил король. — Здесь нет

колодок, но плеть я раздобуду.

— Но, сир, — упрямо продолжал тот, внезапно подняв голову и посмотрев

Дерину в глаза. — Это слишком опасно. Вам лучше уйти.

— Полагаешь? — король нехорошо прищурился. — Ты полагаешь, я настолько

неуклюж, что не смогу отбежать на положенное расстояние? Прекрати

болтать и разведи огонь. Впереди много работы. Когда вернемся в Сизу, ты

получишь свое за дерзость.

— Да, сир, — без тени раскаяния отозвался тот. — Но я не подожгу, пока

вы не отойдете.

— Двадцать плетей, — холодно произнес Дерин. — И ты получишь их все, до

последнего удара.

— Да, сир, — послышалось в ответ, но сам Кертис не сдвинулся с места.

Наглеца хотелось разорвать собственными руками. Внутри бурлила,

требовала крови слепящая ярость, но что-то не дало ей выплеснуться,

остановив в последний момент. Дерин медленно поднялся на ноги,

нависая над Кертисом, и тот прикрыл глаза, в ожидании расправы. Прошла

секунда, другая, но король не двигался, молча вслушиваясь в круговерть

эмоций, обуревавших его. А потом так же медленно развернулся и

направился к выходу из перевала, где они присмотрели уступ, способный

уберечь их от опасности. За спиной послышался короткий вздох, и Дерин

мысленно дал себе слово расквитаться с внезапно обнаглевшим слугой.

Кертис успел спрятаться в последний момент. Он быстрее молнии скользнул

за выступ и, едва лег на землю, как раздался оглушительный грохот,

сотрясший буквально самое нутро Волчьих гор. В воздухе повисла пыль,

мимо просвистели какие-то обломки, оставляя на земле глубокие

рытвины. Дерин, которого ощутимо встряхнуло, всем телом приник к скале,

наконец отдав должное проявленной слугой предусмотрительности. Эффект

превзошел все его ожидания. Не помня себя от радости, король высунулся

из-за уступа, и не смог сдержать восхищенный возглас. Его план — дерзкий

и рискованный — работал.

Смесь, взорвавшись, выгрызла из плоти горы огромный кусок — камнеломы

потратили бы на такой не одну декаду, отковыривая по камешку. Дерин

возликовал. Дорога будет проложена! Осталось лишь повторить...

— Сир, — настойчиво окликнули его, и король, уже не сдерживая

раздражения, повернулся, чтобы поставить слугу на место, но выражение

его лица заставило передумать. Кертис неотрывно смотрел куда-то вперед,

и Дерин, проследив его взгляд, коротко выругался. Среди обломков камней

виднелась окровавленная человеческая нога.

— Что это, во имя Создателя? — мрачно поинтересовался он, разглядывая

находку. — О, еще одна! Создатель, это же...

— Гвардейцы, сир, — закончил за него Кертис. Он огляделся по сторонам. —

Их было трое, не меньше. Очевидно, увязались за нами из любопытства.

— К Темным их, — оборвал Дерин, моментально потерявший интерес к

глупцам. — Этим людям повезло — они умерли быстро. За нарушение приказа

я караю гораздо сильнее. Нужно принести еще кристаллов и соли.

Пошевеливайся, мы должны сделать как можно больше до темноты. Ну?

Часть пятая

Дело продвигалось. Солдаты разгребали завалы, очищая путь, и то и дело

осеняли себя защитными знаками, косясь на простые могилы, где Дерин

приказал похоронить погибших. Тех, кто по своей глупости сунулся на

перевал, и капитана, не уследившего за ними. Его попросту повесили — в

назидание остальным. Восторга это не вызвало, но Дерин был слишком

увлечен, чтобы замечать недовольство. Едва последствия первого взрыва

были убраны — он устроил второй, продвинувшись еще дальше вглубь перевала.

— Сир, мы можем не успеть, — сообщил ему Кертис через десять дней. Дерин

бросил на него долгий изучающий взгляд.

— Значит, пусть солдаты работают и ночью, — пожал плечами он и

отвернулся, посчитав тему исчерпанной. — Что с дорогой от Мельничьей реки?

— Там тоже возникли сложности, — отозвался Кертис. Его голос звучал

спокойно и ровно, без тени эмоций, словно его нисколько не волновала

возможная неудача, способная уничтожить авторитет его короля. Дерин

нахмурился.

— Меня не интересуют оправдания, — резко оборвал он. — Мне нужен

результат. И я его получу, даже если мне придется повесить еще сотню.

— Может, наоборот, пообещать вознаграждение, сир?

Это прозвучало настолько неожиданно, что Дерин даже обернулся, не в

силах поверить своим ушам. Это был... совет? Ему? Очевидно, все

испытываемые эмоции, отразились на его лице, потому что Кертис тут же

отвел взгляд в сторону, а его лицо приобрело прежнее отстраненное выражение.

"Он будто прячется за маской, — внезапно подумал Дерин, испытавший

какое-то неожиданное прозрение. — Эти смирение и послушание — напускные?

Не может быть!"

— Я не спрашивал твоего мнения, — холодно произнес он вслух. Кертис

склонил голову.

— Да, сир, — раздалось в ответ привычное, но на этот раз Дерин

испытал большие сомнения в искренности этого согласия.

— Ты считаешь, что лучше знаешь, как добиться ускорения строительства? —

давя закипающую ярость, поинтересовался он с издевкой, не предвещавшей

ничего хорошего.

— Нет, сир, — последовал ответ, и Дерин почувствовал себя

обманутым. На секунду даже показалось, что его куда больше устроил бы

иной ответ. Дерзкий — но честный. — Но если вы разрешите мне говорить, я

хотел бы объясниться...

— Вот как? — Дерин скрестил руки на груди и насмешливо приподнял бровь.

— Что ж, я разрешаю.

— Сир, люди напуганы достаточно, — сказал Кертис и, подняв голову,

заглянул ему в глаза. — Страх больше не придаст им сил, наоборот —

скует, замедлит. Нужно другое воздействие. Если у больного жар — нужно

отвести лишнее тепло, но если его уже бьет озноб, то продолжение

охлаждения убьет, а не вылечит. Мне кажется, если сейчас объявить

вознаграждение для лучших, это заставит подтянуться остальных. Простите, сир.

Дерин задумчиво хмурился, размышляя над услышанным. В словах Кертиса

явно прослеживалась логика и здравый смысл, пренебречь которыми было бы

глупо и недальновидно, а король привык считать себя человеком умным.

Кроме того... Приходилось признать, что ему больше не нравятся

безответные куклы. Живым, Кертис был гораздо интереснее.

— Сообщи всем, что те, кто проявит особое усердие и старание, будут в

течении года получать плату за каждый прошедший караван в размере 10

лидов. Из королевской казны. Солдатам, работающим ночью, увеличить

жалование вдвое. Выполняй.

— Да, сир, — раздалось в ответ, и Кертис, отвесив почтительный поклон,

поспешил выполнять приказ. Дерин молча проводил его взглядом, а затем

снова посмотрел на горы, препятствовавшие его честолюбивым планам.

— Даже если мне придется выслушивать советы слуги, — прошептал он,

неосознанно стискивая пальцы, — даже если мне придется положить здесь

тысячу человек, дорога будет построена. Она нужна Китерии.

Они успели. Люди работали день и ночь, выбиваясь из сил, и сам Дерин

почти не смыкал глаз, контролируя буквально каждый шаг. Он стал похож на

тень, и, если бы не Кертис, то напрочь позабыл бы и о еде, в азарте не

чувствуя голода. Его занимало только одно — увеличивающийся с каждым

днем проход. Дорога к морю.

За нее была заплачена кровавая цена. Около пятидесяти рабочих умерло, не

перенеся нагрузок, и еще десять солдат погибло в обвалах под камнями.

Дерин не считал плату чрезмерной. Он был твердо уверен в том, что делал,

и настойчиво двигался вперед, не оглядываясь по сторонам. У него не было

на это ни времени, ни желания.

На обратном пути его настигло письмо от хана Измаила, сообщавшего о

своем решении расторгнуть договор с Исхаром. Хан льстиво рассыпался в

восторгах и похвалах, превознося могущество Дерина до небес, а в конце

письма сухо сообщал размер пошлин, которые соглашался платить. Суммы

вполне устраивали Дерина, но осторожного владыку Рамуна следовало

проучить за промедление.

"К моему глубочайшему сожалению, — писал он в ответном послании, — время

действия первоначального предложения безвозвратно истекло. Дорога

открыта, но, кто пройдет по ней, решаю я. Что вы можете предложить

Китерии?" Перевод письма, сделанный Кертисом, на следующий же день был

послан с гонцом в Рамун, а король в очередной раз задумался о том, не

слишком ли широк кругозор его слуги, если тот демонстрирует знания, доступные лишь благородным.

Дерин чувствовал невероятный подъем. Он осуществил невероятное, почти

немыслимое, то, что считалось невозможным, продемонстрировал всем свою

мощь. Про чудодейственную смесь никто так и не узнал, поэтому молва

приписала быстроту строительства магии, и Дерин ничуть не возражал

против такого мнения. Это позволяло надеяться, что в ближайшее время

никто другой не додумается до состава селии, и у Китерии в руках

окажется уникальное по разрушительной силе оружие. Это открывало

перспективы, о которых можно было только мечтать, но Дерин решил

подумать об этом позже. Пока же у него обнаружилась куда более личная

проблема. Обещанное Кертису наказание.

Отменить его не представлялось возможным — слово было сказано и не имело

обратной силы. С другой стороны, отдавать Кертиса в руки палача, который

спустит ему кожу со спины, не хотелось. И не только потому,

что в конечном итоге он оказался прав. Причем, дважды, но не это меняло

дело.

Дерин чувствовал неправильность этого шага. Каким-то глубоким внутренним

чутьем он осознавал — ему самому отвратительно собственное решение, но

обратного пути уже не было. Значит, стоило подойти к проблеме тоньше.

Деликатнее. Как бы ни странно звучало это слово в отношении слуги.

"Не простого слуги, — подумал Дерин, разглядывая явившегося на его зов

Кертиса. — В нем слишком много загадок для обычного человека. Он предан

мне? Без сомнений. Он послушен мне? Разумеется. Он боится меня? Вряд ли.

Но почему?"

— Ты помнишь про свое наказание? — поинтересовался он и обошел замершего

Кертиса по кругу. Тот кивнул.

— Да, сир.

— Ты считаешь, что не заслуживаешь его? — продолжал допытываться Дерин.

— Нет, сир. Я так не считаю.

Его ровный, спокойный голос начал привычно раздражать, и Дерин,

остановившись, крепко ухватил Кертиса за подбородок, как и тогда, в

ванной, заставляя посмотреть себе в глаза.

— Слуга должен быть покорным, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. —

Хороший слуга — должен прежде всего думать о своем господине. Что

важнее: исполнение приказа или жизнь короля?

— Жизнь короля, — словно эхо откликнулся Кертис. Дерин разжал пальцы и

отступил назад, пораженный неожиданно сильным чувством, прозвучавшим в

голосе слуги. Ладони стали влажными. Он смотрел в глаза Кертиса и не мог

отвернуться или произнести хоть слово. Язык намертво прилип к небу,

отказываясь ворочаться, но, пересилив себя, Дерин все-таки произнес:

— Даже если за этим следует наказание?

— Да, сир, — уже куда более равнодушно, словно спрятавшись обратно под

маску, ответил Кертис. По лицу скользнула тень — вот и все, что выдало

его эмоции. Дерин расправил плечи, порадовавшись, что сумел принять

правильное решение.

— Я обещал тебе двадцать плетей. Ты получишь их все — наказание не может

быть отменно.

— Да, сир, — раздалось в ответ, и Дерин улыбнулся.

— Но в него можно внести коррективы.

Удивление, мелькнувшее в глазах Кертиса, стоило всех усилий. Дерином

овладел невероятный азарт, очень похожий на тот, что он всегда

испытывал, решив очередную задачу или проведя удачный эксперимент. Он

чувствовал, что все идет правильно, так, как нужно, и это вызывало

настоящий восторг.

Почему-то это казалось важным.

— Раздевайся, — гулко упало в воцарившуюся тишину, и от этого слова, как

от брошенного в воду камня, пошли невидимые круги. Кертис

безропотно принялся стаскивать одежду, но в его глазах отчетливо

проступила растерянность. Это было чем-то новым, незнакомым, и Дерина

охватила лихорадочная дрожь предвкушения. Он поспешно убрал руки за

спину, пытаясь скрыть волнение, и сделал еще шаг назад, любуясь красивым

телом, обнаженным по его приказу.

— На живот. Быстро.

Когда его приказ был выполнен, Дерин взял в руки заранее приготовленную

плеть и медленно, унимая нетерпение, способное все испортить, подошел к

кровати. Момент хотелось растянуть, смаковать словно изысканное

лакомство, чтобы надолго запомнить его вкус.

— Ты боишься? — тихо поинтересовался он, осторожно проведя пальцами по

ложбинке на спине. — Ты веришь своему королю?

— Нет, сир, — послышался приглушенный ответ. — Да, сир.

Дерин, не в силах оттягивать более, сделал шаг назад.

— Считай вслух, — приказал он и коротко замахнулся.

Первый удар пришелся чуть ниже лопаток, оставив после себя горячий

розоватый след. Кертис вздрогнул, но не вскрикнул, а его голос,

прозвучавший спустя мгновение, был ровен.

— Раз.

Дерин прекрасно знал, что делает. Удары ложились аккуратно, не приходясь

на одно и то же место дважды. Не слишком сильные, они не причиняли

вреда, обжигая жалящими, хлесткими прикосновениями. Его рука не дрогнула

ни разу, как и голос Кертиса, отсчитывавшего количество ударов.

— Двадцать, — произнес он, и Дерин, отбросив уже ненужную плеть,

склонился к нему, дрожа от возбуждения. Хотелось взять его прямо сейчас,

без церемоний и осторожности, но он сдержался и медленно провел ладонью

по горячей воспаленной спине, исцеляя собственноручно причиненную боль.

Это было приятно. Касаться, чувствовать пальцами жар чужого тела,

слышать облегченный вздох, прозвучавший музыкой для ушей. Хотелось...

компенсировать. Нет, в том, что наказание было заслуженным, Дерин не

сомневался ни минуты, но в тоже время он испытывал сильнейшую потребность

сделать что-то особенное, пусть даже странное и непривычное.

Например, коснуться губами выпирающего позвонка на шее. Почувствовать,

как вздрагивает от неожиданности Кертис, не готовый к

подобной ласке, как он прячет лицо в изгибе локтя.

Не увидеть, но ощутить, как его пальцы впиваются в баснословно дорогое

покрывало, разрывая тончайшую вязь, над которой три года трудились

вышивальщицы Рамуна.

Впитать чужой запах, терпкий привкус пота, возбуждающий донельзя, до

самого предела, за которым уже нет правил, и не важно — кто из них кто.

Никогда раньше он не пересекал эту грань. Никогда раньше он не

чувствовал такого желания и... восторженного любопытства, побуждавшего

делать странные, но будоражащие вещи. И Дерин, не колеблясь, сделал шаг

вперед, принимая новый вызов.

Он заставил Кертиса перевернуться на спину, зная, что теперь это не

принесет ему дискомфорта. Тот тоже был возбужден не меньше самого

короля, и вид его члена — напряженного, покрасневшего от прилива крови,

вызвал желание прикоснуться. Дерин не стал отказывать себе в этом.

Пальцы осторожно погладили обнажившуюся головку, обхватили ствол, чуть

сжав его и тут же отпустив. С губ Кертиса сорвался рваный звук, больше

похожий на всхлип. Невероятно. Дерин не мог себе представить,

что способен испытывать подобное. Каждый нерв, каждый мускул были

напряжены до боли, пах выкручивало, выламывало едва сдерживаемое

желание, но он оттягивал неизбежное, не желая терять ни

капли ощущений, обрушившихся на него, подобно лавине.

Издевательски медленно, словно продолжая наказание, он провел ладонями

по напряженному животу, чувствуя под кожей перекатывающиеся при каждом

вздохе узлы мускулов. Пальцы Кертиса снова дрогнули и еще крепче впились

в покрывало, будто оно могло послужить ему защитой от изощренной

пытки, приносящей удовольствие им обоим. Дерин усмехнулся. Наказывать,

оказывается, тоже можно по-разному.

Ему нравилось видеть, как Кертис запрокидывает голову, открывая горло.

Чужая беззащитность и собственная власть кружили голову, создавая

пряный, экзотический коктейль, и хотелось получить от этого момента как

можно больше, выпить без остатка чужой беспомощный стон, в котором не

было ни капли боли и страха. Нежная плоть под пальцами пульсировала и

вздрагивала, и ее дрожь передавалась Дерину болезненными волнами

возбуждения. Терпеть больше не осталось сил.

— Раздень меня, — приказал он и сам удивился тому, как хрипло прозвучал

его голос. Кертис распахнул глаза, в которых сияла бездумная пустота, и

несколько секунд приходил в себя, выныривая из грез. А потом

порывисто поднялся и потянулся к застежкам сюртука.

Одну он едва не вырвал вместе с тканью, торопясь, и это,

вместо того чтобы разозлить, неожиданно польстило Дерину. Его желали,

неприкрыто и искренне, и это открытие согревало, заставляя губы

расплываться в довольной улыбке. Результаты этого эксперимента превзошли

все ожидания. И Дерин чувствовал, что это только начало.

— Ваше Величество, это письмо короля Эдвина, которое удалось перехватить.

Дерин протянул руку и взял конверт, поданный ему невысоким чернявым

юношей в запыленной дорожной одежде. Тот, передав послание, тут же

отступил назад, скрываясь в тени. Дерин нетерпеливо вскрыл письмо.

— Король Эдвин заволновался, — усмехнулся он, пробежав взглядом

написанное. — Не поздновато ли? Однако, это может стать проблемой...

— Какие будут дальнейшие указания, Ваше Величество? — негромко

поинтересовался гонец, и Дерин, выйдя из задумчивости, поднял голову.

— Письмо передайте адресату, — сказал он и, аккуратно сложив его, провел

пальцами по печати, восстанавливая ее целостность. Юноша поклонился. —

Если будут еще — ты знаешь, что делать.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — откликнулся тот и, еще раз поклонившись,

направился к выходу. Дерин повернулся к окну.

— Эдвин попытается переиграть меня, — произнес он, рассеянно погладив

пальцами раму. — Но ему не удастся. Я не позволю. Он полагает, что

сейчас самое время нанести удар — пока у меня нет наследников. Он прав,

я не думал об этом.

Мысли текли медленно, будто нехотя. Дерин и вправду не задумывался о

том, кому передаст трон, а теперь перехваченное послание открыло перед

ним эту проблему во всей полноте. Он обернулся и посмотрел на Кертиса.

— У тебя есть женщина? — внезапно поинтересовался он, вдруг сообразив,

что стремление к продолжению рода и образованию семьи — естественно для

людей. Почему-то раньше ему не приходило это в голову. Дерин

моментально помрачнел.

— Нет, сир, — донеслось в ответ, и король испытал невероятное облегчение.

— Была? — все равно продолжал допытываться он.

— Нет, сир.

— Жаль, — отозвался Дерин с напускным сожалением и, скрывая выражение

лица, снова отвернулся к окну. — Жаль, что ты не можешь родить мне

наследника. Это решило бы множество проблем. Но я найду выход.

Ответом послужило мертвое молчание.

Обед был прерван самым бесцеремонным образом — распорядитель, бледнея и

заикаясь, доложил о том, что короля ожидает солдат городской охраны,

присланный начальником стражи. Дерин молча кивнул, решив, что его не

посмели бы побеспокоить по пустякам. Так и вышло.

— Сир, — обратился к нему Кертис, выслушав донесение посыльного. — На

базарной площади скопление людей. Вам стоит взглянуть.

Толпа гудела и колыхалась, распространяя невнятный шум.

Воздух буквально трещал от разлитого в нем напряжения, и Дерин, лично

выехавший разобраться в происходящем, почувствовал себя неуютно. За его

спиной, отставая на шаг, ехал Кертис, и это немного успокаивало, не

давало магии, спящей в крови, проступить алым в глазах, затмевая собой

их обычный серый цвет. Что же взбудоражило людей?

Ответ не заставил себя ждать. Посреди толпы высилась телега, выполнявшая

роль импровизированного помоста, на котором стоял седой старик, гневно

выговаривающий что-то стоявшим перед ним людям. Около него, отдельно от

остальных, стояло еще несколько человек — в основном женщины, в чьих волосах

красовались белоснежные каллы. Вдовы? Откуда они здесь?

— Создатель, в милосердии своем, помиловал Падших, но навсегда изгнал их

со своих глаз, обрекая на вечные страдания. И братья их отвернули свои

лица от тех, кто предал имя Его и заветы. Но те, кому был заказан путь в

Чертоги Его, не возблагодарили Создателя за милосердие, а продолжили

свои грязные дела среди людей. Их семя проросло в род людской, породив

чудовищ в человеческом облике. Оглянитесь, люди! Монстр правит вами! Он

окропляет кровью ваших детей алтари Темных, выпрашивая их силу! Женщины!

Он отдает им души ваших мужей в уплату! Очнитесь! Убейте тварь,

приносящую кровавые жертвы! Его магия черна, как ночь!

Одна из женщин зарыдала в голос, а вслед за ней взвыли и остальные —

громко, надрывно причитая об усопших. Над площадью пронесся ропот, а

старик, наконец, увидев короля, безумно захохотал.

— Вот он, отродье Темных! Проклятый! Убивший собственную мать!

Дерин застыл. Перед глазами мелькали, резвились в тошнотворной пляске

алые круги, а в груди внезапно закончился воздух. Было больно. Куда

больнее ножа, куда действеннее самой сильной отравы впивались в душу

услышанные слова, пробуждая в ее глубине нестерпимый жар. Дерин обвел

притихших людей потемневшим взглядом.

— О каких кровавых жертвах идет речь? — его голос разнесся по всей

площади, добравшись до самого отдаленного края. Одна из женщин, вытирая

слезы, сделала шаг вперед.

— Твоя дорога, Темный! Твоя дорога, на камнях которой кровь наших мужей!

Ими ты заплатил за свое черное колдовство? Никто не может разрушать

горы! Ни один человек!

— Кто еще считает так же? — холодно поинтересовался Дерин, смерив ее

взглядом. Женщина, осенив себя защитным знаком, попятилась назад и

замерла, уперевшись спиной в телегу. За всех ответил старик.

— Ты — проклятый, король. Вокруг тебя одна лишь смерть и боль, да земля

пустая. Убейте его!

Кто-то испуганно вскрикнул, кто-то попятился, пытаясь сбежать подальше,

но солдаты уже успели окружить площадь плотным кольцом, не выпуская

никого. Послышались мольбы и плач.

— Тебя не слышат, старик, — глядя на него в упор, сказал Дерин. — Страх

заложил им уши, а тебе — застил глаза. Вы так боитесь всего, что не в

состоянии понять ваш жалкий ум, что готовы поверить во что угодно. Вы

глупы и трусливы. Как вшивая шавка, укусившая того, кто протянул ей руку

с хлебом. Собак нужно учить смирению.

Он выпрямился и, чуть пристав в седле, нашел взглядом сотника,

командовавшего солдатами.

— Этих, — Дерин указал на женщин, — публично выпороть. Мужчинам — всыпать

по десять палок. Старика — повесить. В назидание остальным, кто решит

распустить свой поганый язык. Выполняйте!

Площадь тут же наводнили крики, возмущенные возгласы и испуганные

восклицания тех, кого хватала стража. Дерин развернул коня, решив, что

ему больше нечего здесь делать, когда вслед раздался жуткий, каркающий смех.

— Завязывая языки, распускаешь людям руки, — выкрикнул старик,

отсмеявшись. Он даже и не думал сопротивляться, когда ему заламывали

руки и стаскивали с телеги. — Тебя ждет смерть, король. Ты сам — смерть,

она идет за тобой по пятам. Вспомни свою мать, убийца!

Дерин медленно оглянулся, и под его взглядом попятились все, включая

стражу. Внутри вскипала, захлестывала с головой тошнотворная муть,

туманя разум. Он услышал крик, но не сразу понял, что это кричит старик,

которого охватило пламя. Прозрачное. Призрачное, едва различимое

взглядом, не тронувшее никого вокруг. Воздух наполнился удушливым

запахом горелой плоти, а огонь, взяв свое, исчез без следа, оставив

после себя лишь копоть на камнях мостовой. Время будто замерло.

Дерин не видел ничего. Перед его глазами клубилась кровавая мгла, в

груди пекло, рвались на части тончайшие нити, удерживавшие его на грани,

и через эту пелену пробивался лишь один голос, настойчиво звавший его.

— Сир! Сир, очнитесь! Я прошу вас, сир!

Дерин повернул голову на зов и посмотрел сквозь Кертиса, подъехавшего к

нему вплотную. Тот осторожно, не делая резких движений, протянул руку и

коснулся повода его коня.

— Сир, давайте уедем отсюда. Пожалуйста...

И Дерин очнулся. Он медленно оглядел застывших в ужасе людей, а потом,

не проронив ни слова, дал шпоры коню, спеша убраться подальше от этого

пропахшего смертью места.

Часть шестая

— Почему он назвал меня убийцей матери? — спросил он сам у себя, глядя в

окно спальни. Солнце медленно гасло, уходя за горизонт, и, с каждым

исчезавшим лучом, Дерину становилось все холоднее и холоднее. Тепло

словно вытекало из него в образовавшуюся от слов безумного старика

брешь. Король обхватил себя руками в бесплотной попытке согреться. Перед

ним тут же возник бокал с горячим вином.

— Какая дрянь, — проговорил он, сделав глоток. — Что это за гадость?

— Это вино, собранное в год вашей коронации, сир, — последовал ответ. —

Оно превосходно. Тот год был исключительно благоприятен... для

виноградников.

Бокал грохнул об пол, разлетевшись на множество осколков. Дерин, не

помня себя от бешенства, оттолкнул Кертиса с такой силой, что тот упал

навзничь, и навалился сверху, не давая подняться.

— Не слишком ли ты много знаешь для простого слуги? — прошипел он,

надавив локтем на горло Кертиса. — Ты сведущ в химии, я заметил это в

лаборатории. Ты хорошо знаешь историю и языки. Разбираешься в оружии и

этикете. Кто, забери тебя Темные, ты такой?! Как твое имя?! Не смей мне

врать!

— Меня зовут Кертис, сир, — задыхаясь, прохрипел тот, не в силах отвести

взгляда от перекошенного лица короля, утратившего всякий человеческий

облик. — Кертис Леукади. Риан Леукади был моим отцом...

Дерина словно ударили под дых. Все завертелось перед глазами, горло

сдавило, глуша рвущийся наружу крик. Леукади... Риан Леукади... Леукади...

Прозвучавшее имя громыхало в ушах, выворачивая наизнанку, все тело прошиб

липкий, холодный пот.

— Сир? — раздалось над ухом, и Дерин слепо ударил наугад, пытаясь

защититься. Его трясло, как в лихорадке, а память медленно раскрывалась,

показывая давно забытый кошмар, от которого так стремился избавиться разум.

* * *

— Ты должен идти за мной! Дерин! Пожалуйста!

— Ты сошел с ума? Еще ночь! Нас выпорют, Кер.

— Дерин, умоляю! Пожалуйста!

Две детские фигуры проскользнули в пятне света, отбрасываемом факелом.

Первый из мальчишек — повыше ростом — испуганно оглядывался по сторонам

и тянул за собой второго — сонного и встрепанного.

— Кер, — вырвал руку тот. — Куда мы идем? Что случилось?

— Мой отец, — с болью в голосе ответил первый, и его лицо исказилось в

попытке сдержать подступившие слезы. — Он сошел с ума. Он думает, ты

убил маму...

— Леди Эву? — изумился второй, глядя на него широко распахнувшимися

глазами. — Но почему?! Почему дядя Риан так решил? Я любил ее, ты знаешь...

— Знаю, — тихо ответил первый и снова потянул его за рукав. — Дерин, нам

нужно идти, отец обезумел. Пожалуйста...

— О чем ты, Кер? — ошеломленно спросил второй, а потом замер, будто

почувствовав что-то. — Храни нас Создатель! Кер, что он задумал?

— Хочет убить тебя, — ответил Кертис и ухватил Дерина за руку. — Идем!

Тот не сдвинулся с места, и в его глазах появился страх.

— Отец... — почти беззвучно прошептал он и опрометью бросился обратно.

Кертис, сдавленно застонав, поспешил следом.

Кровать короля была в крови. Дерин замер на пороге, не в силах поверить

своим глазам, а потом, преодолев оцепенение, поднял взгляд на человека,

стоявшего у изголовья.

— Дядя... — тихо проговорил он. — За что?

— Крысеныш явился сам! — рассмеялся тот и шагнул к нему, поигрывая

кинжалом, лезвие которого было темным от крови. — Руж, а ты говорил, что он

сбежал! Смотрите-ка, и гоняться не придется. Хватайте его!

Несколько человек, находившихся в комнате, шагнули к Дерину.

— Отец, нет! — Кертис вылетел из-за его спины и кинулся к Риану, пытаясь

схватить его за руку. Тот, даже не взглянув на сына, отшвырнул его в

сторону.

— С тобой я разберусь позже, — сказал он, сделав еще один шаг. — Чем бы

не околдовала тебя эта тварь, я найду способ вернуть тебе разум. Он убил

твою мать!

— Но я... — беспомощно пробормотал Дерин, растерянно оглядываясь вокруг,

— я ничего не делал! Дядя!

— Сдохни, Темный! — прошипел тот и шагнул вперед. — Ты, проклятое

отродье, ублюдок, прижитый на стороне! Ты не человек вовсе, ты —

погибель все живого!

Кертис поднялся с пола и посмотрел на Дерина расширившимися от ужаса

глазами.

— Беги, — едва слышно произнесли его губы перед тем, как он снова

бросился на отца и повис на нем всем телом. Тот, зарычав, полоснул его

по плечу.

Белая ткань сорочки мгновенно окрасилась алым. Дерин заворожено смотрел,

как стекает по лезвию темная капля, как она падает на пол, разбиваясь на

мельчайшие брызги, усеявшие дорогой ковер. Внутри толкнулась,

пробуждаясь, обжигающая сила, словно почуяв запах смерти. Сердце, бешено

колотящееся в груди, внезапно замерло, а потом забилось спокойно и

ровно, будто он всего лишь совершал прогулку, а не стоял один среди

одуревших от крови убийц. Кертис, зажимающий рану на плече, попятился

под его взглядом.

— Дерин, — в ужасе прошептал он. — Твои глаза... они снова красные...

Как в детстве...

Дерин его уже не слышал. Его самого будто не существовало вовсе, тело не

подчинялось, словно налитое металлом. По венам, по нервам тек жидкий

огонь, меняя необратимо его плоть и кровь. Магия, чьи отголоски он

ощущал с рождения, вступала в полную силу — раньше, чем он был готов ее

принять.

Он ничего не чувствовал: ни боли утраты, ни горечи обиды, ни укусов

страха. Для него существовали только живые искры, притягивавшие своим

теплом и сладким, ощутимым даже на расстоянии, вкусом горячей крови. Он

вгрызался в них, рыча от наслаждения, и темное, побуженное внутри,

насыщалось, становилось все сильнее и сильнее, погребая под собой

остатки того, что некогда было принцем Дерином.

Через несколько минут все было кончено. Мальчишка с ярко алыми глазами,

одежда которого пропиталась кровью, медленно осел на пол и замер, не

двигаясь. Ошметков искромсанных тел, среди которых скорчилась

единственная уцелевшая фигурка, он уже не видел и не помнил...

* * *

— Сир, очнитесь! Создатель всемогущий! Сир! Дерин! Дерин, очнись ради

всех Темных! Пожалуйста...

Дерин распахнул глаза и с хрипом втянул воздух, обжегший сухие легкие.

Кертис, стоявший рядом с ним на коленях, облегченно выдохнул и посветлел

лицом, перестав напоминать поднятого из могилы мертвеца. Он бережно

поддерживал короля за плечи, прижимая к себе, а тот все никак не мог

вдохнуть внезапно ставший раскаленным воздух.

— Ты знал... — с трудом прошептал он, еще блуждая в своем затянувшемся

кошмаре. Теперь он понял, кого видел в магическом круге вместо петуха.

Риана, который был ему... кем? Вторым отцом? Несостоявшимся убийцей?

Первой жертвой? Предателем...

— Ты знал... — повторил он, словно заклинание. — Ты знал... Кер.

Создатель, ты же все знал!

Он вырвался из удерживающих его рук, впервые за много лет осмелившихся

прикоснуться... так собственнически, будто имея на это право. Дерина

трясло. Память возвращалась — рывками, образами и картинками, от которых

захватывало дух.

Поляна, на которой леди Эва любит устраивать пикники для детей.

Зал для обучения танцам. У Кертиса забавный вид, он обижен и расстроен.

Еще бы, драться у него выходит куда лучше, чем танцевать.

Зато военную историю он усваивает гораздо быстрее Дерина, и шепотом

подсказывает ему ответы, за что немедленно получает наказание.

Бледное лицо приемной матери, почувствовавшей недомогание.

Порка за безнадежно испорченную, измазанную в грязи одежду. Он никому не

признался, что сбегал искать специальные травы, способные излечить хворь

леди Эвы.

Ночь, проведенная в объятиях друг друга, когда им с Кертисом сообщили,

что ее больше нет...

— Я услышал случайно, — донесся до него тихий, пропитанный мукой голос.

— Я попытался предупредить охрану, но... Сотник рассмеялся над моей

фантазией. Я не знал, что мне делать. Я был испуган... Я... выбирал. У

меня не было времени. Я постоянно вижу эту ночь в кошмарах. Обезумевшее

лицо отца. Кровь. Твои глаза. Ты убил их всех, но меня не тронул. Не

знаю, почему. А потом просто опустился на пол и замер. Я боялся

пошевелиться, а потом подполз и сел рядом. Ты почему-то не трогал меня,

хотя всех, кто пытался подойти, просто превращал в кровавую кашу. Так

прошло двое суток. Двое суток! А потом повсюду вспыхнул огонь. Странный,

почти невидимый, он уничтожал все — тела, шторы, мебель... Я попытался

сдвинуться с места, и ногу обожгло. Я боялся пошевелиться, замер,

прижавшись к тебе, а ты... просто сидел, глядя перед собой. И, лишь

когда огонь погас, попробовал подняться, но не смог. Я протянул тебе

руку, и ты принял помощь, даже не заметив. Ты вообще больше не замечал

почти никого, кроме тех, кому отдавал приказы. Ты велел закрыть покои

короля Элиаса, объявил всем, что в его комнате случился пожар. Ты

организовал коронацию, и никто не осмелился сказать ни слова, потому что

твои глаза все еще оставались алыми. А я... я просто следовал за тобой,

пытаясь хоть немного искупить свою вину. Ты не замечал меня, но принимал

помощь — бездумно, машинально. Ты ничего не помнил. Ты не помнил

меня... Но это было даже хорошо. Вряд ли ты бы смог простить меня, если

уж я сам... Так я смог остаться рядом. Я притворился, постарался стать

как можно более незаметным, чтобы не напоминать... Так я мог

позаботиться о тебе. Мог... до сегодняшнего дня. Прости меня...

Он умолк, выдохнувшись, и его взгляд, секунду назад живой и яркий,

постепенно потух. Дерин молчал. Он пытался понять, что чувствует, и не

находил подходящих определений для той какофонии, что бушевала в груди.

Ярость смешивалась с обидой и застарелой болью, вновь воскресшей вместе

с памятью.

— Почему твой отец обвинил меня в смерти леди Эвы? Почему тот старик

сказал, что я убил мать?

— Так думали многие, — Кертис опустил голову, глядя себе под

ноги, и это вызывало почти физическую неприязнь. — Вы родились

особенным, сир, а это... пугает людей. Отец считал, что королева Ниа

умерла из-за рожденного ею дитя. Он боялся вас, боялся вашего дара...

Он... Он очень увлекался предсказаниями, много изучал их, пытался

трактовать. В одном из них говорилось о Темном маге — самом

жестоком короле Китерии.

Кертис на мгновение вскинул голову, вспоминая, а потом процитировал по

памяти:

— "Он будет рожден из страха и станет смертью" — так говорилось там.

Отец думал, что пророчество сбывается. Только он ошибался... Не было

никакого монстра, не было чудовища. Это его страх породил зло и

смерть... Только его страх. А мама... Помните травы, которые вы собирали

для нее? Он решил, что это отрава. Он думал, что вы убили ее, сир.

— Минуту назад ты называл меня по имени, — процедил Дерин сквозь зубы.

Его колотило, как в лихорадке, в висках, пульсируя, трепетала жилка,

едва не сводя с ума и мешая сосредоточиться. — Не желаешь попросить

прощения за дерзость?

— За дерзость, сир? — внезапно горько усмехнулся тот. — Если бы я мог

надеяться на прощение... Но его не будет. Если бы вы ничего не

вспомнили, у меня был бы шанс, но... Я не мог солгать. Не мог не

ответить. И ответить не мог тоже. Простите меня, сир. Не так давно мне

стало казаться, что еще не все потеряно, но...

Его сбивчивая, рваная речь била по нервам не хуже доброй розги. Каждое

слово ложилось на душу хлестким режущим ударом, вспарывающим ее до

крови. Дерину хотелось сжаться, закрыться и заткнуть уши, лишь бы не

слышать этот голос, вернувший его в прошлое. Ноги подогнулись, внезапно

став мягкими, будто лишившись костей, и король без сил стек на пол и

закрыл лицо руками.

— Скажи мне только одно, Кер, — глухо произнес он. — Ты тоже верил в

это? Что я... убил их обеих.

Раздалось негромкое шуршание, и Кертис, опустившись рядом, обвил

его руками за плечи.

— Многие женщины умирают при родах, — прошептал он. — Так бывает, и в

этом никто не виноват, тем более дитя. На все воля Создателя. А мама...

она любила тебя, но отец пропитал ее своим страхом. Сейчас я думаю, что

она не пила те настои, а выливала их. Она боялась призрака, порожденного

отцовскими пророчествами. От того и умерла. Знаешь, я рад, что сказал

все это. Что ты все вспомнил. Даже если после этого меня запорют до смерти.

— Думаешь отделаться так легко? — прошипел Дерин, которого душили

рыдания. Он вздрагивал всем телом, но избавиться от унизительных,

оскорбляющих его гордость объятий не было сил. Наоборот, он

прижимался теснее, жадно впитывая даримое тепло, переплетая свою и чужую

боль, словно это могло облегчить ее. И становилось легче. Его бережно

гладили по спине, шепча на ухо что-то неразборчивое, но он не

вслушивался. Было вполне достаточно прикосновений и тихого,

успокаивающего голоса, залечивающего вновь открывшиеся раны. Он сделал

глубокий вдох и отстранился.

— То, что произошло на площади, не должно повториться, — жестко и

уверено произнес он. Кертис склонил голову.

— Да, сир. Патрули будут усилены. При малейшей попытке устроить

беспорядки — виновные будут арестованы.

— Очень надеюсь на это, — глаза Дерина холодно блеснули. — Кстати, о

виновных...

Он отошел к окну, за которым уже совсем стемнело, и уставился в черноту.

— Ты сделал все, что мог. Я... не виню тебя. Но твоего отца с

удовольствием поднял бы из могилы и убил снова.

В ответ не донеслось ни звука. Дерин обернулся и, смерив Кертиса

недовольным взглядом, показал на осколки, усеявшие пол.

— Кто-то забыл о своих обязанностях? Напомнить?

И напряжение, сковывающее обоих, лопнуло словно мыльный пузырь. Все

будто встало на свои места, вернувшись в привычные роли, но теперь в

этом было больше видимости, чем правды. Дерин отвернулся к окну, краем

глаза проследив, как Кертис поспешно собрает с пола осколки, а потом,

исчезнув на несколько минут, возвращается с новым, наполненным бокалом.

Холод с улицы снова начал пробираться под одежду, но теперь это был

просто сквозняк, не способный выстудить душу. Дерин отхлебнул вино и

посмотрел на черное небо, на котором тускло мерцали звезды.

— Приготовь мне ванну, — сказал он, отставив вино в сторону. — И... — он

замешкался на одну секунду, вспомнив, что имел довольно обширные планы

на эту ночь. Но теперь... — И найди тот расслабляющий травяной настой,

который добавляют в мыло. Я хочу спать без снов.

Но сны приходили. Они вскрывали беззащитную память, вытаскивая из нее

самое болезненное, сокровенное — то, что он так надежно забыл, а теперь

был вынужден переживать снова, оценивая все взрослыми глазами.

Теперь он понимал смысл странных взглядов, которыми его одаривали

окружающие. В них отчетливо проступал страх — замаскированный, тщательно

запрятанный во избежание гнева короля, но тем не менее вполне ощутимый.

Разговоры моментально смолкали в его присутствии — и не только потому,

что он был принцем. Никто и никогда не стремился находиться рядом с ним

больше, чем этого требовала необходимость. Исключение составляли лишь

четверо: отец и трое, ставшие его семьей: леди Эва, лорд Риан, которого

он привык звать дядей, и... Кертис. Тот и вовсе не отходил от него ни на

шаг, участвуя во всех детских проказах юного принца. Они и спали в одной

комнате — с самого рождения, унесшего к Создателю мать Дерина. Как-то

раз он спросил, что с ней случилось, у одной из нянек, но та, вся

побелев, пробормотала какую-то ерунду и поспешно сбежала, отговорившись

делами. Теперь-то он понимал, почему столь невинный вопрос вызвал

столько ужаса, но тогда лишь уверился в том, что со смертью королевы

связана какая-то тайна. Он пытался расспрашивать дальше, но везде

натыкался на гробовое молчание. Люди осеняли себя защитными знаками и

виртуозно уклонялись от расспросов, а потом спешили убраться подальше с

глаз принца. Единственной, кто дала ему ответ, была леди Эва.

— Так случается, — сказала она, посадив его к себе на колени. — Иногда

женщины умирают, произведя на свет малыша. Видимо, твое рождение было

миссией, порученной леди Ниа Создателем... Потом он забрал ее у нас.

— Но вы родили Кертиса и живы, — возразил Дерин, вглядываясь в ее лицо

блестящими серыми глазами. — Почему?

— Не знаю, — просто ответила та и погладила его по волосам. — На все

воля Создателя...

Дерин не сказал ничего, но это было первым событием, поколебавшим его

веру в мудрость Создателя. И в самом деле, кто мог поступить так глупо и

жестоко, забрав мать у новорожденного сына?

А потом леди Эва умерла, оставив безутешного мужа и двух мальчишек, еще

более сплотившихся перед лицом этой потери.

Впервые в жизни Дерин плакал, не в силах сдержать слезы. Он чувствовал

приближавшуюся смерть, каким-то внутренним чутьем распознавая ее ауру, и

знал, что мог бы предотвратить это. Он собирал травы, варил из них

отвар, рецепт которого вычитал в старой книге, найденной на пыльной

полке библиотеки, а потом зачаровывал его собственной магией, способной

отогнать болезнь. Если бы она выпила его... Если бы она не умерла...

Дерин всхлипывал во сне и сжимался, дрожа от холода.

Если бы она не умерла... Если бы лорд Риан не был так слеп...

Он вспомнил, что ему снилось раньше. Пропитанные кровью сны, в которых

он снова и снова пытал убийцу своего отца. Они приносили наслаждение на

грани боли, а потом почти всегда забывались, без следа стираясь из

памяти. И утром Дерин даже не догадывался, что человек, подававший ему

воду и мыло, приходился сыном тому — из грез, больше напоминавших кошмары.

Дни мелькали, принося новые тревоги. Волнения постепенно сошли на нет,

но это походило не на воцарившееся спокойствие, а на затишье перед

бурей. Теперь Дерин хорошо осознавал, что имел в виду Кертис, говоря о

том, что нельзя злоупотреблять страхом. Все выходило из-под контроля, и

— прежде всего — собственный разум.

Иногда ему снился огонь. Он видел, как пожирает комнату бесцветное

пламя, собирая кровавую дань. Оно обжигало, он корчился от боли, пытаясь

закрыть лицо руками, но все равно не мог спрятаться от страшного

зрелища. В такие ночи он метался по постели, словно в бреду, и затихал

только в объятиях Кертиса, не спавшего уже которые сутки.

— Ложись, — приказал ему Дерин, заметив, что он едва держится на ногах

от усталости. — Я не буду спать.

— Но, сир, — тут же вскинулся тот, — я не устал. Позвольте...

— Я сказал — ложись, — настойчиво повторил Дерин и сам откинул край

покрывала. — Мне не нужно, чтобы ты падал в обморок у всех на виду. Уже

достаточно слухов о моей жестокости. Что ты говорил о других методах?

— Люди крепче всего держатся за то, что им выгодно, — Кертис снял одежду

и аккуратно сложил ее у кровати. Дерин скользнул взглядом по его спине и

отвернулся, давя зародившееся желание. С того самого вечера, когда все

открылось, между ними не было ничего. — Страх хорош, когда нужно

действовать быстро и не требуется длительный эффект, но потом... потом

нужно закреплять результат.

— И как ты до этого дошел? — хмуро поинтересовался Дерин, которого

изрядно отвлекало то, что Кертис не спешит скрыться под одеялом. Его

нагота против воли притягивала взгляд, и король поймал себя на том, что

откровенно разглядывает его, совершенно утратив нить разговора.

— Книги по военной истории, сир, — услышал он в ответ. — Это, на самом

деле, азбучные истины.

— Дерзишь? — без злости поинтересовался Дерин. — Тебе стали нравиться

наказания?

— А тебе перестал нравиться я?

Вопрос застал Дерина врасплох. Он прищурился, пытаясь понять, не

послышалось ли ему, но Кертис ждал ответа, ничуть не обеспокоенный

отсутствием одежды и нарушением всех мыслимых приличий. Кровь

моментально прилила к щекам.

— Ты хоть понимаешь, что переходишь границы? — наконец смог

выдавить из себя Дерин. Кертис шагнул к нему и осторожно, словно боясь

напугать, взялся за застежки его сорочки.

— Это потому, что теперь ты знаешь, кто я? — тихо проговорил он, проведя

пальцем по крючку. — Тебе противно? Или... ты ненавидишь меня?

— Какая чушь! — Дерин перехватил его руку и сильно стиснул запястье,

вынуждая остановиться. — Просто... Я больше не хочу так. По приказу. Я

собирался прояснить этот вопрос в тот вечер, но... Тот старик немного

спутал планы. И я спрашиваю сейчас. Ты хочешь?

— Да, сир, — улыбаясь, ответил тот, и Дерин зарычал. Кертис сделал шаг

назад, и он толкнул его в грудь, вынуждая упасть на кровать, а сам

опустился сверху. — Сир, позвольте, я вас раздену...

— Ради Создателя, — прохрипел Дерин, стягивая сорочку через голову. —

Замолчи уже наконец...

Часть седьмая.

Кошмары не исчезли совсем, но постепенно отступали. Старые

воспоминания еще причиняли боль, но уже не острую, а надоедливо ноющую,

как от застарелой раны. Она не давала забыть о себе, но как будто

отступила вглубь, притаившись на дне души. Сейчас Дерина куда больше

занимали текущие дела.

— Почему тайно? — поинтересовался он, принимая письмо. Темноволосый

юноша плотнее закутался в дорожный плащ, и этот инстинктивный, защитный

жест очень не понравился королю. — Что произошло?

— У меня плохие новости, Ваше Величество, — сказал тот тихо. — Король

Эдвин баламутит баронов, не слишком довольных после праздника урожая.

Многие напуганы сверх меры и стремятся под любую защиту. Особенно —

барон Понс.

— Он настолько не дорожит жизнями детей? — Дерин, нахмурившись, дочитал

послание до конца. — Что ж, осы жалят больно, но не смертельно.

— Но, если ос много, — заметил юноша, — они могут убить. Особенно, если

осиное гнездо спрятано где-то в доме, Ваше Величество.

— Полагаешь, они попытаются? — Дерин с сомнением вскинул бровь и покачал

головой. — У них не выйдет. Никто не может приблизиться ко мне на

расстояние удара. Я всегда успею защитить себя.

— Никто, Ваше Величество? — прозвучало в ответ, и Дерин внезапно

похолодел. Его пальцы дрогнули, дыхание сбилось буквально на мгновение,

а потом он усилием воли заставил себя говорить спокойно и бесстрастно.

— Что тебе известно еще? Не заставляй меня вытягивать из тебя слова на дыбе.

— Прошу прощения, Ваше Величество, — поклонился тот. — Мои сведения не

точны и расплывчаты, а обвинение слишком серьезно, чтобы быть

голословным. Мне доложили, что ваш слуга — личный слуга — трижды

встречался с поверенным барона Понса. Последний раз — сегодня ночью.

— Кертис? — невольно вырвалось у Дерина и он стиснул пальцы, сминая

бумагу, которую держал в руках. Невозможно! Он же всю ночь был рядом!

Или... Перед глазами полыхнули алые блики, ярость огненной птицей

взвилась с глубины души, причиняя нестерпимую боль.

"Сегодня ночью я спал очень крепко, — вспомнилось ему. — Не было

кошмаров... С утра было трудно встать, будто... Будто меня опоили?

Неужели, это правда? Почему?"

Ответ напрашивался сам собой. Месть. Но... неужели все это было лишь

притворством? Тогда почему он ждал так долго?

— Вам известно, о чем они говорили?

— Нет, Ваше Величество, — качнул головой юноша. — Как и имена всех

баронов, входящих в заговор. Можно арестовать некоторых уже сейчас,

но... это лишь на время обезглавит гидру, а затем, вместо одной,

появятся две головы.

Дерин не двигался. Умолкнувшие было демоны загомонили вновь, наперебой

нашептывая в уши. Кровь стучала в висках, разгоряченная текущей в ней

магией, моментально откликнувшейся на призыв.

— Необходимо подождать, — продолжал тем временем юноша. — Тогда они

выдадут себя. Но это опасно. Ваше Величество, позвольте мне допросить

вашего...

— Нет! — резко оборвал его Дерин, поняв, о ком идет речь. — Не сметь!

Я... я займусь им сам.

Его глаза сузились, но даже из-под опущенных век проглядывало

красноватое сияние, не сулившее ничего хорошего.

— Но, Ваше Величество...

— Мне повторить? — в его голосе сквозила неприкрытая угроза, и

юноша, оборвав себя на полуслове, почтительно склонил голову. Приложив

огромное усилие, Дерин разжал пальцы и медленно разгладил смятый лист.

— Ты всегда хорошо служил мне, Мартин, — сказал он, не глядя него. — Мне

нужны имена. И доказательства. Такие, которые можно предъявить толпе. Ни

у кого, даже у самого последнего крестьянина не должно остаться

сомнений, что их лорды предали свою клятву. Ты меня понял?

— Да, Ваше Величество, — юноша снова поклонился и, поняв, что разговор

окончен, направился к выходу. У самого порога он обернулся. — Я найду

вам доказательства. Но, сир, ради Создателя, будьте осторожны.

Предательство всегда гнездится под боком.

Дерин ничего не ответил.

Кертису, вернувшемуся из лаборатории, Дерин ничего не сказал. Он выглядел, как обычно — спокойным и

собранным, но теперь Дерину чудилось странное в каждом движении или

взгляде. Он наблюдал. Сдержано, не выдавая себя, но очевидно Кертис

почувствовал что-то.

— Мне приготовить ванну, сир? — спросил он после ужина. — Вы выглядите

уставшим.

— Пришли новые сведения, — пытливо вглядываясь в его лицо, сообщил

Дерин. — Эдвин вносит смуту, толкая баронов на мятеж. Что ты думаешь об

этом?

— Я думаю, что Исхар на грани отчаяния, раз действует так грубо, —

ответил Кертис и поставил перед Дерином бокал с вином. Король поднес его

к губам и, притворившись, что сделал глоток, отставил в сторону.

— Иди ко мне, — приказал он, и Кертис без возражений опустился на пол

перед ним. Дерин медленно провел пальцами по его щеке, лаская кожу. А

потом, ухватив за подбородок, потянул вверх и порывисто впился в его рот

губами. Кертис, замерев на секунду, приподнялся, упираясь руками в его

бедра, и ответил, слегка прикусив губу и тут же лизнув место укуса.

Стало горячо... и горько. Дерин нехотя отстранился, чувствуя, как бьется

чужое сердце, и сделал глубокий вдох, выравнивая дыхание.

— Где ты был сегодня ночью? — спросил он, не убирая руки со горла

Кертиса. Участившийся пульс был лучшим ответом.

— Я спал, — с видимым спокойствием ответил тот, но Дерин уже не верил ни

единому его слову. Рот наполнился горечью.

— Хорошо, — сделав над собой усилие, сказал он и отнял руку. — Сделай

мне ванну, а я... а я пока допью вино.

Дерин последовал за ним почти сразу. Бесшумно вошел в ванную и

остановился на пороге, наблюдая, как Кертис смешивает мыло с настоем

трав, а потом, вынув из кармана небольшую склянку, наливает в него

несколько капель.

— Есть только один человек, — сказал он, и Кертис, вздрогнув всем телом,

быстро обернулся на его голос. В его расширившихся глазах мелькнула

паника. — Есть только один человек, из рук которого я принимал еду и

питье, не глядя. Только один, кто подошел так близко, чтобы суметь

ударить. Каково это — дождаться мести, Кер?

— Ты не понимаешь, — замотал головой тот и шагнул к Дерину, но король

вскинул руку, и Кертис, вскрикнув, упал на колени. — Выслушай меня! Все

не так!

— Я видел достаточно, — холодно отрезал Дерин. — Ты солгал мне. Ты умрешь.

Кертис протестующе вскинулся, пытаясь что-то сказать, но Дерин не

слушал. Внутри было мертво и пусто, словно на пепелище, сквозь которое

не пробивалась даже тень эмоций. Лицо будто одеревенело, не двигался ни

единый мускул, и это делало его похожим на маску. Подавить волю Кертиса

не составило труда.

— Встань, — приказал он, и тот поднялся, глядя перед собой

остекленевшими глазами. — Иди за мной.

В подвале он велел Кертису лечь на спину, и тот послушно улегся, вложив

руки и ноги в специальные зажимы, изготовленные по приказу Дерина еще

несколько декад назад. Тогда он собирался продолжить свои эксперименты,

взяв животное покрупнее, но теперь они пригодились для другого. Как удачно.

Звякнули, защелкиваясь, замки, и Дерин, подтянув ремни до нужной длины,

выпрямился, разглядывая распростертое тело. А потом убрал контроль,

позволив Кертису очнуться. Тот растерянно моргнул, приходя в себя, и

дернулся, натянув ремни.

— Постой! — снова воскликнул он, безуспешно пытаясь освободить руки. —

Послушай!

— Очередную ложь? — прошипел Дерин и, нагнувшись, вынул из его кармана

склянку. — Как быстро это должно было меня убить, Кер?

— Это не яд! — запротестовал тот, и Дерин, не выдержав, хлестко ударил

его по лицу.

— Ложь! Ты встречался с поверенным барона!

— Да, — не стал отрицать Кертис. Из разбитой губы тонкой струйкой текла

кровь, но он, казалось, не обращал на это внимания. — Я хотел узнать их

планы, потянуть время.

— Снова ложь, — процедил Дерин. В его руках блеснуло лезвие ножа. — Надо

было тебя сперва раздеть. Теперь придется срезать эти тряпки. Столько

ненужной мороки, но не начинать же сначала...

— С начала... — донеслось до него тихое. — Это был не Круг. Это было

Начало. Все вернулось, Дерин. Мой отец предал твоего отца, а теперь...

Только я не делал этого. Потому что никогда тебя не боялся. Проверь то,

что в пузырьке. Там нет яда.

— Замолчи! — каждое слово ввинчивалось под кожу, добираясь до самого

нутра. Дерин не желал слушать, борясь с унизительным порывом заткнуть

уши, чтобы не впустить в себя эту ложь, которой, тем не менее, безумно

хотелось верить. Он мотнул головой, прогоняя слабость, и несколькими

быстрыми движениями срезал с Кертиса сорочку, оставив его в одних

штанах. На то, как резко вздымалась его грудь в такт каждому вздоху, он

старался не смотреть. — Нужны свечи... и мел.

— Почему ты боишься проверить зелье? — голос Кертиса звучал настойчиво,

не давая закрыться, и, казалось, проникал повсюду, вызывая постыдную

слабость. — Легче поверить в предательство? Проще? Люди куда охотнее

верят в то, что их пугает... Они верят в монстров, которых сами и создают.

— Замолчи! — это прозвучало почти беспомощно. Дерин крепче сжал рукоятку

ножа, собираясь прекратить все самым надежным способом, но внезапно

осел на пол, не в силах пошевелиться. Горло словно сдавил стальной

обруч, мешающий дышать, в груди пекло огнем не нашедшей выхода магии.

"Мне все равно, — внезапно понял он, разжав пальцы. — Мне все равно —

умрет он или нет, это не утолит боль. Если бы я мог снова все забыть...

Но на этот раз Темные не будут столь милостивы... Тогда я уничтожил все

следы, все напоминания, даже архивы, пытаясь сберечь свой разум. Все —

кроме него. Меня не успокоит его смерть... Она мне не нужна. Хватит".

Как в тумане, Дерин коснулся пальцами запоров, удерживавших Кертиса, и

освободил его от пут.

— Уходи, — сказал он, отшвырнув ремни. — Убирайся.

— Хорошо, — поднявшись, кивнул тот. — Но только после этого.

Он протянул руку и, прежде чем Дерин смог его остановить, схватил

пузырек с ядом, а затем, откупорив, вылил его содержимое на себя. Король

замер, не веря своим глазам.

— Секрет железы черной медузы, — спокойно пояснил Кертис, закрыв склянку

пробкой. Он коснулся пальцем разводов на груди и, подцепив густую вязкую

каплю, поднес ее к носу. — Еще — вытяжка из семян душицы и отвар

календулы — чтобы отбить запах. Я боялся, что они найдут другой способ

добраться до тебя, и подстраховался. Я добавляю этот состав в мыло уже

четырнадцать дней.

— Просто нейтрализатор? — еще не веря, но уже надеясь, переспросил

Дерин, только сейчас осознавший, какую ошибку едва не совершил. Кертис

протянул ему испачканную руку, и король, принюхавшись, отчетливо уловил

едва заметный характерный запах. — Во имя всех Темных...

Он закрыл лицо руками и отвернулся, жадно глотая воздух. Теперь ему

стало по-настоящему жутко. Почему он поверил сразу? Он не знал.

Откуда-то исподволь рождалось понимание — он собственными руками мог

сломать все, что у него было важного, потерять бесконечно

более ценное, чем сама жизнь. Или... все-таки сломал? Он не стал

слушать, забыв, как когда-то давно, не слушали его. Круг замкнулся.

— Но Смерть не произошла, — напомнил ему Кертис, и Дерин понял, что

произнес последние слова вслух. — Значит, не все потеряно...

Дерин обернулся.

— Не потеряно? — спросил он, и Кертис улыбнулся. — Во имя Создателя...

давай смоем с тебя эту дрянь. И не порти больше мое мыло.

— Расскажи мне все, — потребовал он, свернувшись под одеялом в кольце

горячих рук. — Зачем ты дал мне снотворное? Зачем встречался с человеком

Понса?

— Я хотел узнать, что они задумали, — ответил Кертис, щекотно обдав

дыханием ухо. — Это оказалось непросто, они слишком осторожны и

предусмотрительны. Я тянул время, придумывая отговорки, и пытался

вычислить всех, но... У меня не было доказательств. Чего стоит мое слово?

— Многого, — весомо заметил Дерин, зная, что говорит чистую правду. —

Мартин, который сейчас следит за Понсом, считает, что нужно подождать.

Кстати, именно он заметил тебя с поверенным барона.

— Мне стоило признаться сразу, — вздохнул Кертис. — Но я опасался, что

ты тут же арестуешь его, и тогда без мятежа не обойтись. И Эдвин

все-таки получит свое...

— Нужно действовать тоньше, — согласился с ним Дерин. Глаза постепенно

слипались от усталости и пережитого напряжения, но оставалось еще одно,

что он собирался сделать. — Кер... Твои владения и титул... Хочешь, я

верну их тебе?

— Это извинения? — шепотом поинтересовался Кертис, коснувшись губами шеи

Дерина, и тот не удержался от улыбки.

— Нет. Они будут завтра, сегодня я слишком устал. А это... новый подход.

Я быстро учусь военной истории?

— Да, сир, — услышал он в ответ и снова улыбнулся.

Мартин доставлял все новые и новые донесения. По его словам, Эдвин сулил

нескольким баронам часть земель короны, если они найдут способ

избавиться от напасти, по недоразумению занимавшей трон. Дерин, узнав об

этом, одобрительно усмехнулся.

— Это первая охапка хвороста в их погребальный костер. Остальные бароны

взвоют, узнав о том, что у них из-под носа пытались увести лакомый

кусок. Хорошо.

— Есть еще кое-что, — сообщил ему Кертис, опять отлучавшийся ночью, но

на этот раз с ведома Дерина. — Леди Ивет... Она во дворце и просит

аудиенции. Тайной.

Дерин задумался. Он прекрасно помнил эту женщину, посмевшую бросить ему

в лицо слова, которые остальные лишь шептали по углам. Она не могла

испытывать к нему добрых чувств. Тогда зачем? Это представляло интерес.

— Проводи ее ко мне в кабинет, — решил Дерин. — Послушаем, что нам хочет

сказать баронесса Понс.

Часть восьмая

Баронесса явно нервничала, но изо всех сил старалась выглядеть

спокойной. В ее осанке, взгляде, жестах сквозило сдержанное достоинство

человека, прекрасно осознающего трудность ситуации, в которую попал,

но не собирающегося сдаваться. Войдя в кабинет, она присела в учтивом

поклоне — ровно настолько, сколько полагалось по этикету, а затем

выпрямилась, ожидая ответа короля. Дерин кивнул в знак приветствия.

— Не ожидал увидеть вас так скоро, леди, — сказал он, и глаза женщины

сверкнули.

— Я бы не осмелилась тревожить вас, Ваше Величество, — ответила она, —

если бы меня не вынудили обстоятельства. Я... Сир, позвольте мне

говорить откровенно.

— Не только позволяю, но и настаиваю на этом, — усмехнулся Дерин и,

поднявшись со своего места, подошел к закаменевшей от напряжения

баронессе. — Я могу даже облегчить ваши терзания, леди. Речь пойдет о

заговоре, в который, к несчастью, ввязался ваш супруг?

— Как вы... — испуганно выдохнула женщина, но тут же взяла себя в руки,

вернув видимость уверенности. — Да, сир. Я... догадывалась, что вы

знаете. Поэтому и...

— Поэтому и пришли, — Дерин бросил взгляд на Кертиса, стоявшего у

дверей, а потом снова посмотрел на баронессу. — Вашему мужу не пошел в прок мой урок.

Мне жаль, леди. Мне действительно жаль.

— Он трусливый идиот! — леди Ивет порывисто шагнула к нему и подняла

руку, будто собираясь ухватить за рукав, но вовремя опомнилась. —

Жадный, трусливый идиот! Он не видит, что его подставляют под удар, что

им пожертвуют без сожалений! Я умоляла, но он остался глух. Он не

оставил мне выбора... Все, что меня интересует, это жизни моих детей. Я

не позволю ему заплатить их кровью за свое тщеславие.

— У вас есть, что предложить мне, леди? — насмешливо поинтересовался

Дерин. Он выглядел словно пес, загоняющий добычу в угол, из которого ей

некуда деться. Баронесса бесстрашно заглянула ему в глаза.

— Да, сир, — ответила она, и только очень внимательный взгляд заметил

бы, как дрогнули ее губы. — Но мне нужны гарантии жизни для себя и

детей. Без этого я не произнесу ни слова.

— Вы полагаете, что можете торговаться со мной? — против воли испытывая

восхищение, осведомился Дерин, уже откровенно забавляясь. Он все решил

еще в тот момент, когда увидел баронессу, но не мог отказать себе в этом

маленьком развлечении. Женщина вскинула голову.

— Я... я попытаюсь. Видит Создатель, мне нечего терять.

— Никогда так не говорите, — внезапно посерьезнев, заметил Дерин и

протянул ей руку. — Присядьте, леди. Разговор будет очень долгим и

трудным. У меня есть одно предложение, способное вас заинтересовать.

Леди Ивет покинула его кабинет через несколько часов. Дерин,

предоставив Кертису тайно вывести ее из дворца, подошел к своему столу и

взял чистый лист бумаги.

"Проследи за леди Ивет", — вывел он на нем. Потом, дописав несколько

строк, аккуратно сложил и запечатал простой печатью, на которую было

наложено слабенькое заклинание, не позволявшее вскрыть письмо никому,

кроме адресата. Теперь его следовало оставить в условленном месте, но

это можно было сделать и позже. Время было — аккурат четыре с половиной

декады, если верить словам баронессы.

— Когда ты это все придумал? — раздалось от дверей, и Дерин поднял голову.

— Ты недоволен? — поинтересовался он. По лицу Кертиса было сложно

что-либо прочитать, и Дерин внезапно задался вопросом, не стоило ли

посвятить его в план заранее.

— Я просто удивлен. К чему такие сложности? — Кертис подошел ближе, и

теперь стало заметно, что он... растерян? Это выглядело весьма забавно.

Дерин выскользнул из-за стола и медленно, нарочно заставляя Кертиса

напрячься, приблизился к нему на расстояние вытянутой руки.

— Я думал об этом с того самого момента, как прочитал письмо Эдвина, —

признался он, проведя кончиками пальцев по плечу Кертиса. — Только не

знал, как решить проблему.

— Обычно ее решают довольно просто, — спокойно заметил Кертис, избегая

однако смотреть ему в глаза. Дерин едва заметно улыбнулся.

— Знаю, — кивнул он, а затем отступил назад, увлекая Кертиса за собой. —

Но мне нужен только ребенок. Я не собираюсь приносить лишние жертвы.

Почему ты не родился женщиной, Кер? Не отвечай, это был пустой вопрос.

Мне нравится, что ты мужчина.

Он присел на край стола и, продолжая говорить, быстро расправился с

завязками на штанах Кертиса, демонстрируя не слишком приличествующие

своему положению навыки, но приличия были последним, что сейчас

интересовало Дерина. Он проскользнул ладонью внутрь, нащупывая

напрягшуюся плоть, и несильно сжал ее.

— Мне нравится это, — сказал он, очертив подушечкой большого пальца

головку. — Это... — он сместил руку ниже, погладил мошонку и слегка

царапнул ногтями бедро. Кертис с шумом выпустил воздух сквозь зубы и,

оперевшись об стол, слегка расставил ноги, облегчая доступ. Этим

немедленно стоило воспользоваться.

Спешить не хотелось. Вместо обжигающей страсти внутри тлело приятное

согревающее тепло — ровное, без всплесков и бурь, но именно это и было

сейчас нужно. Можно...

Можно было повернуть голову и отыскать губами чужие губы, с готовностью

раскрывающиеся навстречу. Обласкать их языком и, одновременно, ощутить

под пальцами подрагивание возбужденной плоти, требующей к себе

внимания. Пальцами медленно пройтись по всей длине, шепотом ругнувшись

на мешающие штаны и услышать в ответ полный нетерпения вздох. Выпить

его до дна, не оставляя ни капли, жадно, собственнически утверждая свое

право и — не встречая сопротивления.

Его плечо сильно сжали, и Дерин усмехнулся в чужой рот, а затем прикусил

губу в отместку.

— И это... — прошептал он, чувствуя, как рука становится липкой и

влажной. — Ни на что другое я не согласен.

Ответом послужило тяжелое хриплое дыхание, и Дерин подался назад,

откидываясь на локти.

— Твоя очередь, — сказал он, бросив выразительный взгляд на выпирающее

естество. — И сделай так, чтобы я забыл обо всех этих проклятых Темными

баронах.

Три декады спустя.

Дворец гудел, как растревоженный улей. Спешно готовились гостевые покои,

украшались парадные залы, на кухне было не протолкнуться от ящиков,

мешков и корзин с заведенными продуктами. Городские улицы тоже приобрели

нарядный вид, одевшись в цветы и яркие ленты. Сиза готовилась

праздновать день рождения короля.

Дерин не очень любил этот день, но праздник был делом государственным, а

потому отлынивать не приходилось. В этот же раз он ждал этого события

почти с нетерпением. И дело было не только в раскрытии заговора.

— Безрукий идиот! — прошипел он, отряхивая рукав от капель воска. Слуга,

неловко наклонивший свечу, побледнел, а потом и позеленел, заметив, как

недобро заалели глаза короля, изрядно уставшего от чужого присутствия.

Безумно не хватало Кертиса с его умением оставаться незаметным, но

всегда оказываться рядом, если требовалась помощь. Дерин тяжело

вздохнул. Придушить этого неумеху можно будет и позже, когда в нем

отпадет нужда. А пока оставалось лишь терпеть. Он раздраженно махнул

рукой, и слуга, порадовавшись, что буря так и не грянула, поспешил вперед,

освещая путь.

— Ваше вино, Ваше Величество.

Дерин внимательно оглядел бокал и оттолкнул его от себя.

— Пробуй.

— Но, сир, — удивленно отозвался юноша, исполнявший обязанности Кертиса.

— Я не смею...

— После того, как меня пытались отравить, — холодно заметил Дерин,

одарив слугу неприязненным взглядом, — я не очень доверяю еде и питью.

Ты будешь пробовать все подаваемые блюда и напитки. И не заставляй меня

повторять дважды.

— Да, сир, — побледнев, кивнул тот и послушно пригубил вино. Дерин

внимательно изучал выражение его лица, но не заметил ни страха, ни

недомогания. Решили не рисковать сразу? Разумно. Он взял бокал из рук

слуги и осторожно пригубил сладкое, вязкое на вкус вино. А затем снова

посмотрел на слугу, который, по сведениям Мартина, охотно брал деньги у

баронов.

— Ты слышал о том, что случилось с твоим предшественником? —

поинтересовался он. Тот вздрогнул и поежился.

— Да, сир... Все слышали...

— Он пытался убить меня, — охотно проинформировал его Дерин, внимательно

наблюдая за реакций. Дернувшаяся бровь и прикушенная губа тут же выдали

волнение. — И это человек, прослуживший мне восемь лет. Почти девять...

Куда катится мир? Надеюсь, ты не собираешься повторить его ошибку?

— Нет, сир! — едва не заикаясь, выпалил тот, видимо хорошо запомнив

крики, раздававшиеся из подвала. — Никогда!

Дерин ободряюще улыбнулся и, протянув руку, почти нежно потрепал его по

щеке.

— Жаль, — с видимым огорчением заметил он. — А я так рассчитывал

продолжить опыт... Предыдущий экземпляр умер так не вовремя, я уже почти

смог разрезать печень, чтобы прочитать на ней предзнаменование, но...

Ужасно досадно вышло. Зачем я только тронул этот сосуд?

Слуга, казалось, уже собирался грохнуться в обморок, и Дерин, вдоволь

насладившись его ужасом, махнул рукой, разрешая идти. Тот, на негнущихся

ватных ногах, поспешил к выходу. Дерин проводил его долгим взглядом и

вздохнул.

— Создатель, какой же он идиот! Надо заканчивать весь этот спектакль.

До нужного часа оставалось полторы декады.

Из своих двадцати трех лет жизни, Дерин провел на троне почти девять,

приняв власть на четырнадцатом году. Он не мог сказать, что был не готов

к свалившемуся на него бремени, но значительную роль в этом сыграла

магия, запустившая мощный и безотказный механизм, позволивший ему

справиться в то нелегкое время. Оглядываясь назад, Дерин невольно

поражался выдержке и мужеству Кертиса, который был вынужден воспринимать

все наживо, без спасительной защиты и какой-либо поддержки. Что у него

было, кроме чувства вины? Какие силы потребовались, чтобы нести все эти

годы такую неподъемную ношу? Его собственная казалась проще.

Дерин бросил взгляд в зеркало. Было непривычно не ощущать его

присутствие за спиной, и король, вздохнув, подумал о том, что ему

предстоит на редкость нелегкий день. Двадцать третий день рождения.

Парадный зал был наполнен людьми. Пестрая толпа рокотала и

перекатывалась, поблескивая украшениями, и напоминала диковинную змею, поигрывающую кольцами. Дерин наблюдал. Он отметил

прибытие всех интересующих его семей, в том числе — и семейства барона

Понса, призванного сыграть на этом представлении ключевую роль. Барон

заметно нервничал, явно не владея собой, зато баронесса держалась с

достоинством и величием, более подобающими королеве. Глядя на нее,

Дерин понял, что не ошибся в выборе. Пора было начинать.

Он улыбался. Отвечал на приветствия, спиной чувствуя цепкие,

недоброжелательные взгляды, скользившие по коже, словно лезвия ножа. Ему

кланялись, льстиво заверяя в своей преданности, и Дерина пробирало до

нутра от фальши, звучавшей в их словах. Голоса сливались в монотонный

шум, вызывая только раздражение, и Дерин поспешил распорядиться о начале

пира.

За первыми возлияниями последовали подношения. Главы семей по очереди

поднимались со своих мест, произносили очередные лживые слова, восхваляя

своего короля, а затем преподносили ему свои подарки.

Прекрасный кинжал, украшенный бесценными камнями из Умфры. Охотничий пес

редкой, почти исчезнувшей породы, способный в одиночку справиться с

матерым волком или кабаном. Хитроумная игра, привезенная с востока,

где жители славились любовью к головоломкам.

Все — баснословно дорогое и вычурное.

Ничего, способного заинтересовать.

Ничего, что отвечало бы пристрастиям короля.

Он благодарил, громко восхищался дарами, отдавая дань традиции и

приличиям, а, на самом деле, просто ожидая своего часа. И он, наконец,

настал.

Барон Понс, раскрасневшийся то ли от вина, то ли от волнения, путано

заверил короля в своей несомненной преданности, и, подойдя к нему,

торжественно вручил подарок — изящную чашу для вина, украшенную резьбой

и драгоценными камнями. Дерин невольно залюбовался: работа была

выполнена настоящим мастером — тонкая, безупречная, действительно

достойная короля. Только вот и яд, нанесенный изнутри на стенки, тоже

был далеко не прост.

Дерин колдовал над его составом девять дней, пытаясь разобрать

компоненты по тому образцу, переданном ему леди Ивет. Яд был странный,

ему еще не приходилось встречаться с подобным, он образовывал на твердой

поверхности прозрачную пленку, незаметную для глаза, и тут же

растворялся в любой жидкости, делая ее смертоносной. Один глоток из

подаренной чаши привел бы к смерти. Если бы Дерин не был предупрежден.

Он не спеша осмотрел подарок, погладил пальцами узорную резьбу и, следуя

традиции, протянул чашу слуге, который тут же наполнил ее вином и,

пригубив его, вернул королю. Дерин улыбнулся.

— Я пью это вино за верных подданных короны, за основу и сердце Китерии.

За ваши семьи! — он вскинул руку с чашей вверх, салютуя, а потом, будто

внезапно передумав, протянул ее побледневшему Понсу. — Это ваш дар,

барон. Опробуйте же его первым.

— Я... я... — обливаясь холодным потом, промямлил тот, и его руки

задрожали. — Я не смею, Ваше Величество! Это... это же...

— Вы так скромны, барон, — улыбка Дерина могла напугать кого угодно, а

Понс и вовсе не отличался смелостью. Остальные притихли, внимательно

прислушиваясь к разговору, очень напоминавшему другой, случившийся

на празднике урожая. Все помнили его финал. — Что ж, раз вы

отказываетесь от чести, я разделю ее с кем-нибудь другим.

Он снова улыбнулся и пристально оглядел собравшихся, и тем моментально

стало неуютно под его взглядом.

— Ты, — наконец "выбрал" Дерин, посмотрев на того самого мальчишку,

который закрывал собой сестру. — Подойди ко мне.

Понс едва слышно охнул, но не сдвинулся с места и не сделал ничего,

чтобы остановить его.

"Трус, — пронеслось в голове брезгливое. — Невероятно нелепый брак".

Мальчик быстро оглянулся на мать, и та кивнула, подбадривая. Дерин

терпеливо ждал.

— Как твое имя? — мягко осведомился он, когда мальчик приблизился, глядя

на него с настороженной недоверчивостью.

— Кирстен, сир, — ответил тот. Дерин шагнул ближе.

— Ты помнишь меня, Кирстен? — тихо, так чтобы не слышали остальные,

спросил он, и мальчик кивнул.

— Да, сир. Вы... вы напугали маму.

— Я был не прав, — одними уголками рта улыбнулся Дерин. — Я обещаю — ей

больше нечего бояться. И тебе тоже. Ты ведь смелый, Кирстен? И умный. Ты

хочешь учиться? Ты хочешь узнать то, что знаю я?

Глаза мальчишки лихорадочно заблестели. Он моментально позабыл про страх

и теперь смотрел на Дерина с едва скрываемым нетерпением.

— Да, сир! Если это возможно...

— Твоя мать была права, — усмехнулся Дерин и потрепал мальчишку по

волосам. — Ты действительно подходишь.

Он отступил назад и обвел замерших в ожидании людей тяжелым взглядом.

— У меня нет своих наследников, — громко провозгласил он. — Мой дар —

слишком тяжелое бремя для человека. Он способен сломать или свести с ума.

Я не желаю никому такой участи, поэтому... Мой род прервется на мне. С

моей смертью закончится линия Айме, к которой принадлежали мой отец,

дед, прадед и остальные предки. Трон Китерии займет другой род. И я

выбрал будущего правителя. Вот он.

Все взгляды моментально устремились к растерянному мальчишке, стоявшему

перед королем, а Дерин, поняв, что медлить больше нельзя, протянул кубок

Кирстену.

— Пей, — приказал он, и тот, послушавшись, сделал большой глоток. В

наступившей тишине раздался грохот.

— Во имя Создателя!

Понс, мелко трясясь, попятился, глядя на упавшего замертво слугу, того

самого, который наливал вино. Дерин, забрав чашу, холодно посмотрел на

него, и барон едва не взвыл под этим взглядом.

— Мне сказали... — залепетал он беспомощно. — Меня не предупредили! Оно

не должно было подействовать так скоро!

Со всех сторон послышался ропот. Многие повскакали со своих мест, но

выходы из зала внезапно оказались перекрыты странными людьми, которыми

командовал молодой темноволосый парень в простой грубой одежде. А за

спиной Дерина бесшумно вырос Кертис, заняв свое место. При виде него

раздались удивленные восклицания. Понс посерел, став еще более жалок,

чем прежде.

— Ты признаешься, что готовил покушение на своего короля? — спокойно

поинтересовался Дерин, и барон без сил опустился на пол, осознав, что

для него все кончено. — Ты знал, что в вине яд, и не остановил меня,

когда я давал его твоему сыну?

— Отец! — старший брат Кирстена неверяще смотрел на барона, а потом

яростно стиснул кулаки. — Как ты мог?!

— Потому, что он трус, — весомо заметил Дерин. Его голос звучал громко,

гулко разносясь по залу. Никогда раньше он не ощущал в себе такой

уверенности. — Он думал, что яд подействует не сразу, и я успею его

выпить, не заподозрив ничего. Так уверяли остальные, неправда ли? — он

обвел взглядом растерянные лица и остановился на одном. — Вы, барон Руж,

ведь прекрасно знали, что этот состав убивает быстро? Все было просто —

нужно было лишь найти дурака, поверившего в ваши льстивые речи, чтобы

потом отправить его на плаху. И вы его нашли...

— Но... — запротестовал было тот, однако его прервали.

— Кирстен! — старший баронет уже оказался около брата и встревожено

заглядывал ему в глаза, ища симптомы отравления. — Во имя Создателя!

Сир! — он повернулся к королю и рухнул на колени, не отпуская руку

Кирстена. — Спасите его! Прошу вас!

— Он не умрет, — успокоил его Дерин. Он поднес к губам чашу и, помедлив,

сделал большой глоток, сопровождаемый потрясенными вздохами. — Как и я.

Как и все, кто находится под моим покровительством. Смерть подчиняется

мне, не так ли? Я могу убить, не прикасаясь. И могу вернуть жизнь обратно.

Он нашел взглядом младшую сестру Кирстена и улыбнулся девочке.

— Этот мальчик — мой наследник и отныне он находится под моей защитой, — сказал Дерин

всем. — Как и его семья... исключая отца, предавшего собственную кровь.

Остальные же... Сделают глоток из этой чаши. Те, кто не замышлял зла, не

пострадают, даю слово. Руж, начнем с вас?

— Но это же... Это... — барон побледнел и попятился, оглядываясь по

сторонам, но тут же был остановлен людьми Мартина, бесшумно выросшими по

бокам. — Я не буду!

— Какая разница, как умереть: под топором или от яда? — пожал плечами

Дерин и повернулся к Кертису. Тот едва заметно кивнул. — Есть еще один

вариант...

Он передал чашу Кертису, а затем шагнул вперед, заслоняя его собой.

— Моему преемнику потребуются советники, способные его поддержать. Люди

современные, не погрязшие в предрассудках и родовых дрязгах. Я намерен

учить их вместе, дать знания... и власть. Если они окажутся достойными.

Каждый род имеет право отправить во дворец одного ребенка. Я лично

выберу тех, кого сочту лучшими, и они останутся во дворце. Это послужит

гарантом — обеим сторонам. Семьи, чьи дети будут учиться, получат защиту

и неприкосновенность, но, одновременно, свяжут себя со мной. Если я умру

— вы лишитесь всего. Даже жизней. А теперь пейте.

Ружа подтащили к его ногам, и Дерин, взяв чашу, протянул ее барону. Тот

сплюнул на пол.

— Темная тварь, — прошипел он, кривясь от боли в заломленных руках. —

Настанет твой час!

— Не скоро, — разуверил его Дерин и дал знак Мартину. Тот поднес чашу к

губам барона и заставил сделать глоток. Все замерли. Дерин, не

отрываясь, смотрел в глаза тому, чей брат когда-то помогал убивать его отца, и кто сейчас возглавил заговор против него самого, и пытался понять, что

чувствует. Жалости не было. Злости тоже. Одна лишь холодная уверенная

решимость и осознание собственной правоты. Руж проглотил уже безвредное

вино, и Дерин, выждав паузу, без сожалений оборвал его жизнь, гася

теплившуюся в груди искру. Барон захрипел и рухнул на пол, конвульсивно

дергая ногами. Миг — и все было кончено. В зале воцарилась гробовая тишина.

— Нет! — внезапно закричал кто-то и бросился к выходу. — Я не хочу!

Его оттолкнули назад, зал содрогнулся и тревожно загудел, впадая в панику.

— Я буду следующая, — голос леди Ивет перекрыл шум. Под удивленными,

настороженными взглядами, она поклонилась королю, а потом, взяв кубок,

спокойно сделала глоток. Дерин улыбнулся.

— Я не сомневался в вашей преданности, леди, — сказал он и протянул ей

руку, приглашая встать рядом с сыновьями. Старший, бледный как мел, все

еще обнимал Кирстена за плечи, не отходя ни на шаг. Женщина подошла к

ним, горделиво вскинув голову. Напряжение, сковывавшее ее все это время,

постепенно отпускало. Противоядие, приготовленное Дерином,

действовало, и отрава не причинила вреда ее сыну. Как и самому Дерину,

заблаговременно принявшему нужное средство. Не зря он так долго

разгадывал секрет неизвестного яда. Теперь же, когда Кертис

нейтрализовал его, вино в чаше стало совершенно безвредным. Чего нельзя было сказать о Дерине.

Он прекрасно знал имена тех, кто поддался уговорам Эдвина и Ружа,

мечтавшего отомстить Дерину за смерть старшего брата. Один за одним к

нему подходили люди, заново принося вассальную клятву и обещая привести

к нему детей для будущей королевской школы, а затем делали небольшой

глоток — страшась и надеясь одновременно. С большинством ничего не

происходило и они, светлея лицом, присоединялись к ждущим их семьям, но

другие... Те, чьи имена были в списке, представленном Мартином,

ложились на пол рядом с Ружем. Их оказалось пятеро.

— Их клятва была ложью, — возвестил Дерин, и ему никто не возразил. —

Предатели, последовавшие за нашим врагом. Алчные трусы, желавшие

отхватить королевские земли. Их постигла справедливая кара — они погибли

от собственного оружия. На моих руках нет их крови, на все была воля

Создателя. Вы все видели сами!

Молчание было ему ответом, но в этой тишине не чувствовалось угрозы.

Люди, еще не верящие в свою удачу, были слишком поражены, чтобы

сочувствовать умершим, по вине которых едва не погибли сами. Дерин победил.

Оставалось только одно. Он повернулся к сжавшемуся на полу Понсу и

одарил его долгим изучающим взглядом, словно прикидывая, как лучше

препарировать этот занятный экземпляр. Барон вздрогнул.

— Ты предал не только меня, — сказал ему Дерин, и Понс закрыл лицо

руками. — Ты совершил куда более страшный грех, чем нарушение клятвы,

поэтому не я буду решать твою участь. Кирстен! — позвал он, и мальчик,

вздрогнув, отцепился от руки старшего брата и шагнул к королю.

— Сир?

— Чего заслуживает предатель? — спросил у него Дерин, и Кирстен побледнел.

— Смерти, — едва слышно выдохнул он и тут же вскинулся. — Но всегда есть

место милосердию! Помилуйте его, сир!

— В прошлый раз это не пошло на пользу, — заметил Дерин и, перехватив

взгляд Кертиса, вздохнул. — Но я выполню твою просьбу. Твой отец будет

помилован, однако, я запрещаю ему покидать предместье без особого

разрешения. С ним останется специальный человек, обязанный докладывать о

каждом шаге барона. Это справедливо?

— Это великодушно, — вырвалось у Кирстена, и Дерин кивнул. — Благодарю

вас, сир. Я... не подведу вас. Я буду учиться, чтобы стать достойным. Я

хочу быть хорошим правителем.

— Ты им станешь, — уверил его безумно уставший Дерин, больше всего на

свете желающий прямо сейчас оказаться у себя в постели. Он держался из последних сил, стараясь не показать окружающим каких трудов ему дается просто стоять на ногах. — Я полагаю, празднование можно считать

оконченным. Доброй ночи, лорды и леди. Мартин, сопроводи Кирстена и его

семью в их новые покои.

И, зная, что Кертис следует за ним, не отставая ни на шаг, быстро вышел

из зала, оставив за спиной полностью деморализованных подданных, которые

никак не могли прийти в себя, но отчетливо понимали, что им безумно

повезло. На Кирстена бросали заинтересованные взгляды, гадая, чем

приглянулся этот мальчишка сумасшедшему королю, а тот сдержано

успокаивал отца, просившего у него прощения.

"Стоит присмотреться к мальчишке повнимательнее, — думал каждый глава

семьи, просчитывая варианты. — Эта самая королевская школа — вот

он, шанс закрепиться около будущего короля! Нужно подумать об этом...

Только чуть позже".

А пока они унимали взбунтовавшиеся нервы оставшимся вином, стараясь не

обращать внимание на тела, которые спешили убрать люди Мартина, и

благодарили Создателя за милосердие. На полу, всеми забытая, лежала

пустая чаша.

Эпилог.

— Вот этого мне не хватало все эти дни.

Дерин жмурился под уверенными прикосновениями, растирающими мыло по его

телу. Над ухом тихо хмыкнули.

— Вы не мылись три декады, сир?

— Дурак, — беззлобно ругнулся Дерин и схватил его за руку. — Я только

что сказал, что мне не хватало тебя.

Уголок губ Кертиса дрогнул, будто он изо всех сил старался сдержать

улыбку, а потом, не выдержав, рассмеялся.

— Ради этого стоило свести близкое знакомство с Мартином, — ответил он

и, осторожно высвободив руку, принялся разминать плечи короля. Тот

блаженно вздохнул — мышцы и вправду сводило до боли. — Я все-таки не

понимаю, зачем понадобилось меня убирать?

— Зная, что ты жив, они бы не решились, — поморщившись, ответил Дерин. —

Ты был в курсе их планов, а значит, становился первой мишенью. Или

исполнителем. Ни то, ни другое не укладывалось в мои планы. Поэтому ты

должен был исчезнуть с игровой доски. Когда же я стал заставлять слуг

пробовать всю еду и питье, а также заменил стражу людьми Мартина, у них

не осталось выбора. Праздник оказался единственным местом, где они могли

рискнуть.

— И они рискнули... — Кертис щедро плеснул водой, смывая пену, а

затем помог Дерину выбраться из ванны. — Ты все рассчитал до мелочей... Кстати,

почему именно Кирстен?

— Во-первых, он мне понравился сразу, еще на празднике урожая. Ему было

страшно, но он не отступил. Ему есть, что защищать. Во-вторых, он, как и

я, увлечен науками, как утверждает леди Ивет. Ты видел, как загорелись

его глаза, когда я пообещал учить его? В-третьих... его мать. Она

достаточно умна, чтобы не чинить мне препятствий и не настраивать против

меня сына. И она не боится меня, не смотря ни на что. Я очень

рассчитываю на ее помощь. И на твою.

— Мою? — удивился Кертис. — Чему я могу научить этого мальчишку?

— Быть человеком, — уверенно ответил Дерин, и глаза Кертиса расширились.

— Я научу его быть правителем, достойным этого трона, передам все знания,

которыми владею, но... Быть хорошим человеком его сможешь научить только ты.

— Эта твоя школа... — отведя взгляд, сменил тему Кертис, и Дерин

улыбнулся, заметив его смущение. — С этим будет много хлопот.

— Знаю, — кивнул король и, закончив переодеваться, отправился в спальню.

— Но это необходимо. Эти дети вырастут тут, вместе с будущим правителем.

Это свяжет их прочными, нерушимыми узами, а главное — научит не боятся.

Они будут видеть Кирстена. Тебя. Меня. Они станут другими. Их оружием

будут знание и вера в себя, а не нелепые пророчества. Ими будет

двигать любопытство, а не страх. Я верю в это.

— Кроме того, — усмехнулся Кертис, — это на время займет умы их

родителей. Хитрый расчет. Что ты будешь делать дальше?

— Я хочу построить порт, — улыбнулся Дерин. — Там, за Волчьими горами,

создать самый большой порт на побережье. Основать торговый город — с

базарами, гостиницами, веселыми домами. Все, что сможет заинтересовать

купцов и путников. Я уничтожу власть Исхара, оттяну все караваны и

корабли. Мы проложим новые пути, Кер. Китерия станет великой.

В дверь негромко постучали. Мартин бесшумно скользнул в спальню и низко

поклонился королю.

— Все ваши распоряжения выполнены, сир, — доложил он. — Что

мне делать дальше?

— Твоя задача — позаботиться о мальчике и его семье, — ответил Дерин, и

Мартин снова поклонился. А потом, одарив Кертиса долгим взглядом, исчез так

же внезапно, как и появился.

— Мне неуютно рядом с ним, — поежился тот, зябко поведя плечами. — У

него такой взгляд... Почему он меня так не любит?

— Мартин не доверяет никому, — усмехнулся Дерин. — Еще бы, все-таки он

был задушен своими братьями, решившими избавиться от любимого бастарда

отца. Ходили слухи, что лорд Глау собирался передать титул именно ему, в

обход наследника. Так что у Мартина нет причин любить людей. Его обида

так же сильна, как и сто пятьдесят лет назад.

— Но тебе он служит, — заметил Кертис. — Слава Создателю, что никто не

догадывается, кто он на самом деле.

— Это был интересный опыт, — усмехнулся Дерин и, вытянувшись на постели,

закрыв глаза. — Не из тех, что стоит повторять. Сейчас он выглядит точно

так же, как и в день своей смерти, и только моя сила поддерживает его

существование. Мартин благодарен мне. Он же умер очень молодым, не успев

узнать все искусы жизни. Это всего лишь подобие, но оно лучше, чем ничего.

— Жуткая история, — передернул плечами Кертис. Дерин приоткрыл глаза и

вопросительно вскинул бровь.

— Что ты делаешь там до сих пор? Может, мне помочь тебе раздеться?

No Copyright: Ирина Гартман , 2012