Когда закончили пополнять запасы живца и разливать его по фляжкам, использовав и Пашкину добычу, и ту, что нашёл в одежде Шило, лекция продолжилась.
— Вот это — горох.
— Похоже, — потрогала жёлто-коричневые мелкие шарики, Беда.
— Эти можно растворять в спирте, в водке и ещё в уксусе. Потом уксус гасят содой и пьют. Раствор тоже надо обязательно отцеживать.
— А что они дают? — спросил Скорый.
— Это — чистое развитие дара. Ты пьёшь раствор гороха, — дар усиливается... Беда, деточка, помой кружечки.
Машка быстренько убежала на кухню, погремела в раковине и вернулась.
— Рецепт — тот же самый. Только на литр водки кладём уже десяток горошин. У нас тут четырнадцать, поэтому...
Шило остановил:
— У нас ещё есть.
Вытащил из своего рюкзака пластиковый контейнер, выгреб горсть катышей.
Бабка начала химичить.
Когда закончила, перелила часть раствора в Пашкину флягу из-под воды.
— Это тебе... Дар Знахаря — это серьёзно. Будешь развивать. В день три раза по глотку. Небольших. Перед едой. И пару глотков в день живца. Не больше. Это, как ни крути, всё же — яд.
— Теперь вот это красота.
На столе осталась горсть переливающихся янтарных бусинок, нанизанных на хрустальную паутинку.
— Как тебе, Беда?
— Красивые... Из них украшения делают?
— Нет, Беда. Из них делают Спек.
Ветераны заулыбались, одобрительно закивали.
— Спек, это вещь. Спек это... Ммм, — заблажил Шило.
— Спек, — перебила Бабка, — это наркотик. Раствор "янтаря". Доза спека, вколотая внутримышечно, делает иммунного — сверх-человеком. Сила, скорость реакции, скорость передвижения, скорость... Ээ...
— Обработки информации, — снова подсказал Короткий.
— Да. Один иммунный, под "спеком", может биться против двух десятков обычных. Короткий, у нас шприцы где?
— Сейчас принесу.
Он притащил медицинский саквояж. В металлическом контейнере лежали два ряда пустых инсулиновых шприцов по кубику. Штук двадцать.
Бабка взяла шприц.
— Вот. Один кубик такой дряни может спасти умирающего. Под спеком, можно прожить сутки даже без внутренних органов. Ну, конечно, кроме сердца и лёгких. Но эта гадость вызывает привыкание. Увы. Так что...
Шило встрял:
— Я один раз в полной жопе оказался. Если бы не это, — он кивнул на янтарь, — то уже отдыхал бы на том свете. Помнишь, Бабка?
— Даже и вспоминать не хочу.
— Ей тоже тогда досталось, — объяснил Шило. — На спеке и выбрались.
— А как его растворять? Тоже в водке? — спросила Беда.
— Да. Лучше всего в водке. Но можно и просто в дистиллированной воде. Можно и просто так есть, но эффект раз в пять ниже. Ну что, — повернулась к Скорому, — делаем раствор?
— А что ты у меня спрашиваешь?
— Это твой янтарь.
— Давай по-другому, — раздражённо остановил Пашка, — это наш янтарь. Мы же вроде договорились, а ты снова...
— Ну, ну. Не кипятись. Согласна — мы договорились. Работаем.
Шило потёр руки.
— А неплохо мы прибарахлились. С такой-то, бля, командой мы... О-го-го.
Каждый из группы достал из-за пазухи пластмассовый пенальчик, подвешанный на шнурке на шею, и вложил туда наполненный шприц. А Короткий вынул из своего рюкзака ещё пару пеналов и отдал новичкам.
— Это на совсем-совсем крайний случай, — объяснила Бабка.
Беда спросила:
— А теперь что?
Бабка опять решительно закомандовала:
— Так. Шило, Короткий, отожмите бельё... Только не так, как прошлый раз! Беда, развесишь всё на чердаке. Ботинки над бойлером повесь. Я бойлер затопила, сегодня вечером все нормально помоемся. После белья, переберём трофейное оружие, почистим. Проверим броники, каски. Завтра с утра определимся, кому что. Перетрясём прицеп.
Шило перебил:
— Там налокотников и наколенников куча.
— Всё это проверим. У муров всегда есть ночники. У наших усопших друзей были?
— О-о! Да! Четыре штуки, — радостно отрапортовал Шило.
— Получается — всем, кроме Беды. Чёрт! Можно ведь будет и ночью ездить... Ну, ладно. Завтра с утра одеваем высохшую трофейную камуфляжку. Там, кстати, у них один мелкий засранец был, как раз под размер Беды... Ближе к полудню — выдвигаемся на чёрный остров. Всё. За дело.
Короткий подозвал Пашку.
— Шило там сам с бельём управится. Стволы они с Бабкой и Бедой почистят. А нам надо где-то пятого в машине устроить.
— Беду, что ли?
— Посмотрим. Да, кстати, подожди здесь, я сейчас.
Он вернулся через пару минут с рулеткой. Пошел на кухню, где Беда с Шилом занимались бельём.
— Беда, повернись спиной.
Короткий приложил рулетку к девушке сзади, пониже спины.
Беда подскочила, как ужаленная. Повернулась покрасневшая.
— Вы чего?! С ума сошли?!
— Не дёргайся, дай я тебя замерю, — приказал Короткий. — Поворачивайся.
Машка терпеливо стояла, пока два мужика замеряли её корму. Короткий почесал переносицу.
— Тридцать два... Мда... Четыре сантиметра лишних. Посредине не войдёт.
Павел добавил:
— Так она со временем может ещё раздаться. Это тоже надо учитывать.
— Ничего я не могу раздаться! С чего вы взяли? — возмутилась Беда.
Мужики не отреагировали. Молча ушли в задумчивости.
В гараже Короткий сел на табуретку, в позе Роденовского мыслителя.
Скорый попросил:
— Опиши проблему.
— Смотри. У нас есть место только сзади. Потому что Шило сидит слева, за Бабкой. За спиной у него бронепластина. Так он прикрывает Бабку сзади. Водительское сиденье — это броневой полукокон. Я сижу справа, и с этой стороны прикрываю Бабку. У меня за спиной тоже броневая плита и за пассажирским ещё одна. В случае чего, я веду огонь вперёд и в правый сектор, Шило — в левый. Но в основном нас обстреливают сзади. Если посадить девочку сзади меня, то тебе место только в багажнике. Но я хотел бы, чтобы и ты мог подключиться к педалям. И кроме того...
Пашка ждал.
— Кроме того, я вот тот Корд, — он ткнул под днище прицепа, — хочу поставить на крышу. А ты у нас главный стрелок. Человек с таким талантом за Кордом, это... Это очень, очень серьёзно. Ну, пулемёт, это в будущем, когда на остров приедем. Мастерская у меня там. В то же время, Беду желательно посадить в салоне. В заднем отсеке слишком опасно. А отсек бронировать, это утяжелять конструкцию... Вот такая задача.
Пашка тоже задумался.
— А много ли я добавлю мощи на педалях?
— Не думаю, что много.
— Тогда меня в задний отсек, за спину Беде. А вращающееся пулемётное гнездо — надо мной... Или так — я сижу за Бедой, а пулемёт за Шилом. А когда надо стрелять, я перехожу на правое место. Кроме того там сиденья не нужно. С этой дуры лучше стрелять стоя.
— А что, — согласился Короткий, — это мысль.
— Слушай, Короткий, а вот этот... Корд, одиночными бьёт?
— Ещё как бьёт... — усмехнулся, — Оптика-то у него для чего? Но нужен навык. Нажал коротко и резко отпустил, вот тебе и одиночный.
— Да. Это хорошо. Это я отработаю.
— Ну ладно. Делаем, — продолжил Короткий. — Сейчас надо где-то пластиковое кресло найти. Или другое, но полегче.
— Пойдём, покажу, — предложил Пашка и повёл Короткого в кабинет.
— Это, что ли? — Короткий оглядел офисное вращающееся кресло.
— Ну.
— А что. Давай попробуем.
И поволок кресло в гараж. Рассуждая по дороге.
— Это получится что?... У нас с правой стороны ты и Беда. В случае чего, сзади ты с Кордом. Слева — держит сектор Шило. Впереди — я. А что! Неплохо получается! А ну, позови Беду.
Пашка привёл Марию, и они долго над ней экспериментировали, заставляли сидя на кресле — и пригибаться, и вскидывать АКМ вправо, и привставать. Наконец нашли нормальную высоту, наклон спинки, место для коленок и отпустили девушку.
К вечеру, сиденья были переделаны и забронированы со спины листами жести в несколько слоёв.
— Временно, — сказал Короткий.
Ещё Пашка разрезал свою шубу и сшил, применяя сапожное шило и суровые нитки, ворсистый чехол на Бабкино сиденье. Объяснил Короткому.
— А то обидится ещё женщина. Беде-то вон, какой комфорт создали. Так пусть и атаман тоже на мягком...
— Она не атаман. Она руководитель группы. Начальник. Шеф. Босс. Патрон. Но не "атаман". Ты её ещё "главарём" назови, — пристыдил Пашку Короткий.
Потом они набросали схему пулемётного гнезда и систему складывания самого пулемёта. Так, чтобы он не торчал на виду, как бельмо.
На сон грядущий Бабка заставила Скорого, как и всех, проглотить красную жемчужинку. Не разжёвывая, целиком. И запить раствором гороха. После этого Пашка напрочь отрубился на своём диване.
Глава 6. Суицид
Павлу приснилась Кристинка. Она грозила ему пальчиком и говорила:
— У-у ты папочка, какой. Уехал, и меня даже не поцеловал. Когда ты вернёшься?
Проснулся с ощущением безвозвратной потери. Сердце щемило и слёзы наворачивались, как не крепился.
Посмотрел на часы — двенадцать-двадцать. Встал и побрёл в сортир.
Вышел и услышал странные звуки из спальни наверху.
Тихо поднялся на второй этаж. У окна в коридоре сидел, опершись на автомат, Короткий. Он покачал головой.
— Плачет.
Дугин приоткрыл дверь. Бабка спала, похрапывая, а Маша тихонько всхлипывала.
Пашка вздохнул, подошёл и сел на краешек кровати. Погладил Машку по плечу. Она села, прислонилась к нему, ткнулась головой подмышку. Он обнял эту девчушку, в сущности, ещё ребёнка, поцеловал в макушку.
Посидели так в обнимку немного. Мария вытерла слёзы.
— Мама приснилась.
Дугин покивал.
— Мне Кристина приснилась. Дочка.
— Дядь Паша, как мы жить будем? Мне страшно.
— Ох, золотце... Можно, конечно, сразу — пулю в лоб и не мучиться. А можно прижиться, выкарабкаться, устроиться. Давай выживем. Вдвоём. А? Сколько тебе лет?
— Двадцать два.
— Хороший возраст. Пожалуй, самый лучший.
— А тебе?
— Сорок девять в январе исполнилось... Постарайся уснуть. Я рядом посижу.
Взял Марию за руку, почувствовал её, просканировал, потом успокоил импульсом психику. Беда уснула.
Он вышел в коридор.
— Короткий, мне когда заступать?
— Тебя решили не будить. Ты сегодня... то есть вчера — стал героем. Так что, отдыхай. Через полчаса я Бабку разбужу.
— Не надо. Пусть она спит. Ей завтра ещё рулить. Слушай, Короткий, а как тут со временем? На твоих сейчас сколько?
Короткий глянул на наручные.
— Два, тридцать две. Если ты про длину суток, то совпадают до секунды.
— Понятно, — покивал Пашка и перевёл часы.
— Тоскуешь? Дети снятся?
— Да... Снятся... Дочка...
— Поначалу все тут так. Переживают. Потом ничего... Я когда понял — куда попал, да ещё и без ног... И до меня дошло, что возврата нет... Решил прекратить это дело. Зачем всё? Бабка не дала. Она два раза меня от смерти спасла.
— Так ты, что — на протезах? — удивился Пашка.
— Почему, на протезах? Мы же в Улье. Новые ступни выросли. Через три месяца.
— А как ты в Улей-то без ног попал?
— Сюда я попал с ногами. Вынырнул недалеко от Полиса. Посёлок на перезагрузку пошёл. Может слышал — Светлоозёрский? В Тюменской области... Ярковский район. Нет, не слышал?
Пашка отрицательно помотал головой.
— Хороший поселок. Красивый. Богатый... Я там жил. А работал в Ярково. Два километра до школы... Двадцать минут ходьбы.
Короткий задумался.
— А это тебя из-за ног назвали Коротким? — спросил Скорый.
— Да. Бабка окрестила... Ну вот... Сбежал от тварей. Ночь по лесам прошарился, а утром вышел к городу. Так обрадовался, что таблички "мины" не увидел. Точнее видел, но прочитать не удосужился. Какие могут быть мины в сибирской глуши. Ну и наступил на пехотную... Одну ногу почти по колено оторвало, а на правой — ступню срезало. А тут Бабка с Шилом возвращались из рейда... Я ей сильно должен. Она из-под меня утки выносила. Я за неё любого убью. И свою жизнь отдам, не задумываясь.
— Да... Бабка у вас... То есть, у нас... Удивительный человек. А она кем была раньше?
— А это ты у неё спроси. Захочет — ответит.
Пашка пошёл вниз. Взял свою сайгу. Вернулся.
— Короткий, ты иди спать. А я подежурю. Всё равно не усну. Если хочешь — я тебя усыплю.
— Нет. Не надо, — усмехнулся Короткий. — Я и сам справлюсь.
На следующий день все проснулись ни свет ни заря.
Бабка ворчала как старая бабка.
— Почему не разбудили? Опять Скорый бессонницей маялся? А если ему сегодня снова стрелять?
— Да всё хорошо, — успокоил её Павел, — я нормально выспался.
Она пошла на кухню, набрала стакан воды и проглотила ещё одну зелёную жемчужину. Передёрнулась, как от стакана водки.
Мария вышла из спальни с опухшими глазами. Пошла умываться.
Босс распорядилась:
— Давайте мужики всё обмундирование и оружие сюда. Кроме тяжёлого. До завтрака распределим. А я тут муки нашла немного и яичный порошок. Сухое молоко у нас с собой. Блинов настряпаю. Где у нас Беда? Что-то она долго умывается. Пойду, подгоню.
Бабка поднялась по лестнице.
Мужики пошли подвезти прицеп к самому дому, чтобы далеко не таскать. Тут Бабка сверху закричала:
— Скорый! Быстро сюда! Быстро, мать твою!
Пашка взлетел по лестнице за пару секунд и влетел в ванную. Машка сидела на закрытом унитазе без сознания, откинувшись на бачок, опустив руки. На полу валялся канцелярский ножик. Из перерезанной вены хлестала кровища.
Он схватил её запястье и включил дар. Матерясь, срастил вены и артерии, затянул рану. Вышел из режима лечения.
Наклонился поднять Беду, но Бабка не дала.
— Я сама. Ещё уронишь.
Легко подняла и понесла девочку в спальню. Положила на кровать, испачкав кровью белые простыни.
— Ну, — посмотрела на Дугина, — и что будем делать? Может уж пусть уйдёт?
— Куда? — не понял Павел.
— Ну, куда... На тот свет.
Скорый взбеленился:
— Я уйду, пожалуй! Ишь ты! Как вы всё просто решаете, бля! Ушла и всё, да?! И никаких проблем, да?! Вот хрен она куда уйдёт! Я не позволю! Не-поз-во-лю! Ясно?!
— Может, это лучше ей самой решить? — спокойно предложила Бабка.
— Бабка, что ты мелешь?! Ей всего двадцать два! Она ещё толком не жила. Она думает, что раз такое произошло, то всё! Конец света!
Пашка немного успокоился.
— Она не понимает, что ещё и любовь тут найдёт, и детей нарожает, и...
Машка застонала. Дугин встал у кровати на колени, лицом к её лицу.
— Маша, ты как?
— Паша, ну зачем ты? Ну, зачем?
Пашка, глядя прямо в глаза девушке, попросил:
— Маша. Пожалуйста. Не бросай меня. Я тебя очень прошу.
— Ладно... Я на кухню, — сказала Бабка.
— Жить незачем, — прошептала Беда. — Что мне тут делать? Я для всех только обуза. Мне плохо. Я по маме скучаю. Я домой хочу.
— Маша, — шептал в ответ Дугин, — ты посмотри, как о тебе все беспокоятся. Короткий тебе в машине прямо королевское кресло установил. Забронировали его... Я тебя стрелять научу... Не надо так, Машенька. Ты мне нужна. Да и остальные тоже... Дай-ка я ещё тебе здоровья добавлю.
Положил ей на живот руки, вбросил силы, успокоил голову, добавил энергии и желания жить.
