Княженика_6

— Ладно, я тоже поеду, — дядя Гриша убедился, что я жива, здорово, не обкусана, не обижена. — Нам еще в Северобайкальск сегодня надо. Что тебе привезти?

— Чая покрепче, — попросила я.

Ясные пошли обратно к себе.

Дядя Гриша, хитро припарковавший свой жигуль в неприметном месте, поехал в Нижний.

"До завтра" — успел шепнуть мне Ярослав перед уходом.

* * *

Вечером дядя Гриша приехал снова, уже с тетей Нелей.

Я к тому времени изобрела конвеерный метод приготовления домашних заданий: пользуясь тем, что верстак длинный и широкий, разложила на нем по порядку нужные учебники и тетради, уже раскрытые, и перемещалась по часовой стрелке. Сделанный предмет обозначался закрытым учебником и закрытой тетрадкой сверху.

Получалось внушительно, и, главное, наглядно. Мне нужно было высвободить как можно больше времени на грядущей неделе, а по этому способу было сразу видно, сколько сделано и сколько еще осталось.

Похоже, дядю с тетей зрелище потрясло до глубины души.

Тетя Неля немного нервно полистала учебник биологии, пока дядя Гриша убирал в сарайчик на улице какие-то сети. Заметила рассеяно:

— Сколько вам задают! Анжеликин класс, так, вроде, и не мучают.

Я не стала ей говорить, что их маркиза просто уроки не делает. Сказала лишь:

— Мы же считаемся слабым классом, вот нас, наверное, и подтягивают.

— Тогда да, — успокоилась тетя Неля. — Тогда понятно. У Анжелики — сильный класс. Я знаю.

А когда они уехали, я вдруг вспомнила сегодняшнее утро и подумала, что я своими глазами увидела то, о чем рассказывал Ярослав. О том, как князья-оборотни встраиваются в любое общество и берут власть в свои руки.

Дядя Гриша ведь явно обрадовался подвернувшейся возможности съездить Ярославу в ухо. За все сразу, начиная с "понаехали тут".

Так оно и было бы, если бы только Ярослав провожал меня до дому.

Даже не так.

Ситуация стала опасной намного раньше. В ту минуту, когда я заснула у горячего источника.

Если бы дядя Гриша приехал вдруг вечером в субботу и обнаружил, что я дома не ночую, тетя Неля подняла бы на уши и полицию, и МЧС, и армию, предполагая, как всегда, самое плохое. И побежала бы в аптеку за тестом на беременность — для меня, поскольку тетя Неля решительно не может представить, что парень с девушкой могут совместно заниматься чем-либо, кроме секса.

Потом бы, конечно, разобрались, но все равно весь этот шум-гам для Ясных был не нужен.

Поэтому родители Ярослава сразу позвонили Ольге Ивановне — значит, классный руководитель узнал, где ночует ученик, а потом уже дяде с тетей, сообщив им, что Ольга Ивановна тоже в курсе.

Ольгу Ивановну не только мы, ее и родители побаиваются.

И то, что она знает, где я, стопудово остудило тетин боевой пыл, даже если она и хотела повозмущаться.

А, значит, эту опасную ситуацию они закрыли.

Утром, если бы один Ярослав пошел меня провожать — получил бы трепку за все дяди и тетины волнения.

Пойди с нами его отец — дядя Гриша в драку бы не полез, но и любовью бы к ним не преисполнился.

А вот появление Звонки его обезоружило, развеяло все страхи и опасения, и объяснило лучше всяких слов, как дело было.

И, значит, отец Ярослава опять повернул ситуацию так, как ему надо. Не вступая в ненужное столкновение, но и не давая семью в обиду.

Он управлял событиями, не позволяя им управлять собой.

Теперь понятно, почему Ярослав на рожон не лезет — он же учится у отца побеждать еще до боя. Поэтому и бегает к дяде Грише, докладывая ему о каждом своем чихе. Он не позволяет накопиться поводам к себе придраться.

Ой, зря я, наверное, в этот спор по "Слову" ввязалась, шансов у меня нет.

А может, и не зря.

Все равно буду спорить, пусть не думает!

Наверное, отцу Ярослава книги Олдей бы понравились, если он такой же умный, как они.

* * *

В понедельник в школе я тряслась, похоже, больше испытуемого.

Татьяна Николаевна после уроков оставила нас в пустом классе. Положила перед Ярославом лист бумаги и мягко попросила меня выйти.

Я стала медленно умирать за дверью.

Запоздалые раскаяния обрушились на меня. С нашим спором по "Слову" мы давно забили на русский язык. Что, сейчас, конечно, всплывет. И когда станет понятно, что наши занятия результатов не дают — все рухнет. Исчезнет та уважительная причина, по которой Ярослав может приходить ко мне домой, как бы косо не посматривали на это дело дядя с тетей. И у них появится полное право сказать — нечего ерундой маяться, сиди, уроки учи в своем Душкачане, раз уж так захотела, а он пусть у себя дома сидит.

И мне придется врать в лицо дяде и тете, потому что мы все равно будем встречаться. Уже невозможно, чтобы мы не видели друг друга, и не в школе, а за одним столом, друг напротив друга, глаза в глаза.

Только бы он не завалил этот диктант, только бы не завалил...

В окно была видна дорога, дома, берег Байкала, постепенно закругляющийся к песчаной косе. Холодные волны били о камни.

Стекло остужало, если приложиться к нему виском, а чугунная батарея под окном обжигала.

Проще самой любой экзамен сдать, чем вот так вот мучится.

Надо же, мы, оказывается, месяц занимаемся, — а у меня такое чувство, что всего несколько дней прошло... Или наоборот — словно я его всю жизнь знаю.

Сколько они там могут сидеть?!

Невыносимо хочется уткнуться лицом ему в белую рубашку, уже зная, что все позади.

Если он не сдаст — и спора никакого больше не будет. Нам все пути перекроют. И поцелуев — тоже?!

Я почувствовала сильную боль. И поняла, что обожглась о батарею. Школа старая, деревянная, ее хорошо топить надо. Отскочила от нее, морщась и подпрыгивая.

Дверь открылась.

Ярослав справился.

Глава шестнадцатая

НАЧАЛО

По обоюдному уговору этот понедельник мы сделали пустым днем, чтобы отойти от диктанта, с силами собраться.

Распрощались на остановке, и каждый пошел в свою сторону.

Ярослав вверх, я под горку.

Теперь, когда впереди маячило полдня совершенно пустых, которые нужно как прожить, мысль о том, что он видит в свое волшебное окно мою избушку уже не возмущала, а, наоборот, грела.

* * *

А дома топилась печка.

* * *

Уроки у меня были сделаны. Телевизор сломан. Ни готовить, ни убираться не было ни малейшего желания.

Время тянулось невыносимо.

Я ходила туда-сюда по избушке от кухонного окна к фасадным окнам, как узник по камере.

Заняться было нечем.

Ехать в поселок не хотелось совершенно.

Пробовала раскрыть "Властелина колец" — и поняла, что сегодня не могу. Мне куда интереснее гадать, кто меня нес до Звонкиной комнаты и кто в ночную рубашку переодевал, какое уж тут чтение.

Наконец, находившись туда-сюда, устала.

Отыскала среди мелочей спицы и клубок пряжи. Забралась на диван с ногами, прикрылась пледом и начала с отвращением вязать, поглядывая на огненные полоски, окаймляющие печную дверцу.

Мы бы к этому времени уже столько интересного сделали...

Ближе к вечеру неожиданно заявились дядя Гриша с тетей Нелей.

Якобы за морковкой.

Ага, у них своя закончилась, все пять центнеров.

А, между прочим, пока они тут меня контролируют изо всех сил, их собственная распрекрасная принцесса шляется непонятно где, пользуясь родительским отсутствием.

— У тебя, Алиса, диван прямо по-американски стоит, — заметила тетя Неля. — Как в сериалах, посреди комнаты.

— Это мой каминный зал, — объяснила я ей мрачно, с остервенением вывязывая на своем рукоделии косу в три плетения.

— А-а-а... — протянула, слегка растерявшись, тетя Неля. — А что вяжешь?

— Шарфик! — лязгнула я.

Дядя Гриша нагреб в моем подполье ведро морковки, вылез наверх, к нам.

— Ну что, девчонки? Нель, смотри, какая морковь отменная.

— Так земля не истощенная. А я тебе сколько раз говорила, что на нашем огороде землю удобрять надо? Вот умные люди по весне машину за машиной навоза туда сваливают, а ты один раз телегу торфа привез и успокоился.

— Прямо как-то даже необычно тебя одну видеть, — задетый за живое тетей Нелей, заметил дядя Гриша. — Я уже привык, что этот тут постоянно ошивается.

— Не можем же мы бесконечно учиться, — холодно сказала я. — И отдых должен быть. Сегодня Татьяна Николаевна диктант ему задала, после такого события нужно несколько дней отходить.

— Как после запоя, — хихикнул дядя Гриша.

— Очень смешно, — обиделась тетя Неля. — Все люди как люди, а кто-то как бутылку увидит, со всех катушек сразу съезжает.

— Нель, ты чего? — обиделся в свою очередь дядя Гриша. — Когда это я в запой уходил? В последнее время? С Тимофеичем — так это не считается.

Тетя Неля постно поджала губы, всем своим видом показывая, что очень даже считается.

— А картину-то повесили? — вспомнила я.

— Как же, — испепелила тетя Неля дядю Гришу гневным взглядом. — У нас же всем плевать на культуру, на искусство. А вот с Тимофеичем нажраться в зюзю — это всегда пожалуйста.

— Мы крюк для твоей картины искали, — робко подал голос дядя Гриша.

— На дне бутылки, — подтвердила ядовито тетя Неля. — Вы их там, наверное, храните, чтоб не заржавели.

— Ну ладно, нам пора, — решил не углублять опасную тему дядя Гриша. — Алиса, запирайся! И вообще не имей моду незапертой сидеть: времена сейчас сама знаешь, какие.

— Хорошо,— послушно сказала я, выпустила дядю с тетей и накинула крючок на дверь.

Вернулась на диван.

До ночи еще четыре часа, я с ума сойду, ожидая, когда этот бесконечный день закончится, и настанет пора спать ложиться.

Совершенно невыносимо.

Без него — совершенно невыносимо. А я даже не догадывалась раньше.

Бросила вязание, включила компьютер. Мама панически боялась компьютерных игр (которые разрушают мозги ребенку). Поэтому наша старенькая машинка была чиста и невинна.

Я открыла пасьянс "Косынка", начала таскать карты по экрану. В этом занятии было что-то затягивающее и тошнотворное одновременно.

Интересно, дядя с тетей теперь меня каждый день проверять собираются?! Эдак у меня всю морковку вынесут и своими дурацкими проверками подорвут мою пищевую базу.

Тоже мне, преступление — заночевала в гостях, в доме одноклассника. Впору на учет в детскую комнату милиции ставить.

Хотя, конечно, заснула я там в шезлонге совершенно позорно...

Не на носилках же они меня в звонкину комнату отнесли?

Пасьянс — о чудо! — сложился.

Стало еще скучнее. И вообще как-то тихо, надо музыку врубить. Найти какую-нибудь идиотскую радиостанцию. Рекламу бесконечную послушать, взбодриться...

Если не стошнит, конечно.

В окно — которое во двор — дробно постучали.

Я откинула занавеску. За стеклом сидел сокол, смотрел на меня круглым глазом.

Я кинулась к двери, запнулась впопыхах, чуть не растянулась.

Откинула крючок, распахнула дверь.

На верандочку залетел сокол, а вот в избушку вошел уже человек.

Я закрыла за ним дверь так поспешно, словно дядя с тетей могли ворваться ему вслед. Только крючок накидывать не стала, не до того.

— Ты как?

— Сбежал, — улыбнулся Ярослав. — Не могу дома сидеть, весь извелся. Я ненадолго, часа на два, не больше. Звонка еле отпустила. Сказал ей, что волнуюсь за тебя, быстро слетаю туда и обратно.

Я проверила, плотно ли задернуты шторы, включила лампу со стрекозами.

— А почему Звонка не может оборачиваться? — как-то само собой вырвалось у меня.

— Люди Лютого напугали, — Ярослав, облаченный в камуфляж и серую футболку, по-хозяйски проверил печку. — Тут дело тонкое: родила царица в ночь не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку. Осознанно оборачиваться ребенок начинает тогда же, когда и говорить. И так же, поначалу, неуверенно. Здесь мешать нельзя. А в тот раз Лютый снова напал, его люди Звонку похитили. Мы смогли ее отбить, но поздно, сильный испуг перекрыл превращения, да и говорить после этого она долго не хотела. Хорошо хоть, совсем не замолчала.

— Да уж, звенит она как колокольчик, — подтвердила я. — А рычит — как медвежонок. Но как же вам удалось и Звонку научить по-нашему говорить, по-современному?

— Спасибо! — расцвел Ярослав, будто я ему комплимент сделала. — Очень хорошо, что Звонка не выделяется. Мы тщательно над этим поработали. Она же, все-таки, тоже урожденный оборотень, хоть и зажатый, замерший. Но кое-какие способности все равно остались. Мама с ней много занимается. Вдобавок к этому Звонка нам подражает — а мы стараемся говорить как вы даже дома. Привыкли уже перестраиваться на ходу за время бегства.

— А как вы убили Мстислава Лютого?

— Мы его сожгли в овине. Вместе с овином. Так же, как он наши деревни палил, — коротко ответил Ярослав. — Давай об этом в другой раз, ладно?

— А ты голодный?

— Как оборотень, — ухмыльнулся Ярослав.

— Яичницу будешь?

— Давай.

...Яичница только-только начала шкворчать на сковородке, как заскрипело крыльцо под чьими-то торопливыми шагами.

Дверь распахнулась — появился дядя Гриша.

Выследил, все-таки?

Видимо, я на него с таким изумлением уставилась, что он немного виновато объяснил:

— Алиска, я зажигалку здесь потерял, когда морковку доставал. Видно, в подполье из кармана выпала.

— А-а-а, — сказала я. — Ага.

Яичница начала гореть на электрической плитке. Пришлось ее срочно снимать.

На Ярослава дядя Гриша как-то странно отреагировал.

То есть, никак.

Я оглянулась — а Ярослава и не было.

Дядя Гриша подошел к подполью, рванул за кольцо, поднимая крышку.

На книжном стеллаже, на самом верху застыл изваянием красивый сокол.

Дядя Гриша исчез в подполье. Потом с торжествующим кличем выбрался обратно, зажимая в руке заветную зажигалку.

Вышел на кухню, пригляделся к яичнице и обрадовался:

— Тебе, Алиска, на ночь столько вредно.

И съел ровно три четверти.

— Ну, закрывайся, — велел он на пороге, сытый и довольный. — Поехал я.

А все-таки Ярослава он не заметил только чудом.

* * *

...Я пожертвовала Ярославу оставшуюся часть яичницы. Всё-таки он летел, оборачивался. Проголодался.

А я могу и так обойтись. На этот раз.

Остатки яичницы со сквородки словно корова языком слизнула. Ярослав корочкой хлеба вычищал ее до блеска.

— Еще сделать? — спросила я.

— Хватит, — мужественно отказался Ярослав. — Включай лампу! А то мы никогда не начнем "Слово".

— Хорошо. А ты весь остальной свет погаси, — велела я.

Пусть уж все будет так, как надо.

Засияла цветами, сочной листвой, яркими бабочками и ажурными стрекозами лампа на верстаке. Заиграло, мягко замерцало покрытое лаком дерево.

Я проверила, все ли шторы плотно задернуты. Не поленилась, на улицу вышла. Окна зашторены плотно, смутным пятном светит лампа. Вернулась довольная.

В доме царил полумрак.

Ярослав, двигаясь мягко и бесшумно, скользнул к стеллажу, достал стопу книг, разложил на верстаке. Раскрыл "Древнюю русскую литературу".

Сел на табурет у верстака, попав в освещенный лампой круг.