Ловелас

Немедленно к нему подошла Береника.

— Господин Май, в нашей игре только один мужчина, а за вашим столиком их много, — сказала она. — Не согласитесь ли вы на некоторое время покинуть это общество и присоединиться к нашему?

И протянула ему шляпу, в которой лежали фанты.

Май улыбнулся, попросил прощения и вышел из-за карточного стола. Шумной стайкой вокруг шляпы столпились дети и девицы, подошел лейтенант Бартель, смерил Мая взглядом и выбрал фант.

— Разворачиваем! Разворачиваем! — защебетали юные создания вокруг Мая.

Он развернул. "Поцеловать в губы того, у кого фант внутри окажется розового цвета" — было написано там.

Все стали показывать друг другу развернутые чистые бумажки.

— Что у вас? — спросила Мая Береника.

Май не был совершенно уверен, что это не нарочно подстроенная ею шутка, но подозрение на нее все-таки легло. Розовый фант был у Бартеля Фрея, успевшего усесться на диван между Амелией и одной из сестер-двойняшек.

Май подошел, позволил лейтенанту прочитать свой фант. Амелия, тоже взглянувшая туда, до непристойности громко расхохоталась.

— Вам нравятся детские игры, лейтенант? — спросил Май, наблюдая замешательство молодого вояки, и, не дав тому опомниться, наклонился, сильно прижав его плечи к дивану, и честно одарил поцелуем, так что Бартель Фрей, словно застигнутая врасплох невинность, брыкнулся и начал вырываться.

У бедной Амелии из глаз градом покатились слезы, размывая искусный грим, Береника надела на голову шляпу из-под фантов и без сил повисла на спинке стула, дети визжали, близнецы икали от смеха, аббат обернулся и спросил: "Что там такое?" — а старые дамы раскудахтались, словно куры, в жилище которых пробрался хорек. Май тоже рассмеялся. Не смешно оказалось только Бартелю Фрею.

— Идите за стол к картам, лейтенант, — великодушно предложил Май, полагая, что месть его свершилась. — Я вас избавлю от этой мороки, взяв бремя героя на себя.

Бартель вскочил, обшлагом камзола вытирая губы. Лицо у него было таким, что приступ смеха у всех не прекратился, а, наоборот, усилился. Теперь уже и Май, не имея возможности остановиться, утирал слезы с глаз. Кто-то опрокинул на стол вазу с фруктами, залаяли собаки.

Иоганн Фосс постучал тростью по каминной решетке и прервал это безобразие, обратившись почем-то к дочери. Он сказал:

— Береника, по-моему, ты ведешь себя неприлично.

И тут Мая стукнуло. Смех пропал. Он с трудом перевел дыхание и смахнул слезинку. У него даже не было его обычных сомнений. Он увидел очень хорошо: все вокруг — лишь декорации к спектаклю; пьеса, которую автор взялся писать, не зная толком, чем она закончится, да так и не сподобился закончить. А в жизни, просто в жизни, ничего не произойдет, ничто не изменится. Для реальных событий все, что творится вокруг не имеет никакого смысла.

Он хотел сказать: "Береника, не будет свадьбы, а если и будет — она ничем вам не поможет". Но не сказал. Эти слова надо было произнести раньше. Вчера. Или сейчас, но не при всех. Поэтому вслух Май сказал вот что:

— Если эта игра неприлична, быть может, стоит сыграть в какую-нибудь другую?

Его потянули сзади за локоть. Возле него стояли близнецы и, не мигая, смотрели на Мая.

— Давайте просто побеседуем, — предложила одна.

— Вы, вероятно, очень интересный собеседник, — добавила другая.

— Бартель сказал нам, что вы знаменитый путешественник, — продолжила первая.

— Расскажите нам о ваших путешествиях, — подхватила вторая.

А Май сразу подумал, что две женщины в постели — это вдвое лучше, чем одна.

— Извольте, — согласился он.

Он сел на прежнее место Бартеля Фрея возле томно откинувшейся на подушки Амелии и стал рассказывать о граде святой Елены, вновь завоеванном тюрками, о гаремах, красавицах востока и о странных взглядах той далекой страны на любовь и на брак.

Ему хотелось привлечь внимание Береники. Но она, хоть и сидела близко, и делала вид, что слушает Мая, на самом деле прислушивалась к чему-то вне гостиной и даже вне замка. По тонкому ветерку Силы Май понял это. На секунду ему подумалось, что у девчонки какая-то своя игра, отличная от игры ее отца и рассказанного Маю плана, но близнецы уже почти повисли у него на шее, события входили в привычное для Мая русло, и мысль эта им быстро и без сожаления забылась.

Зато его рассказом живо заинтересовалась Амелия.

— А может ли мужчина равно любить трех или больше женщин, как если бы это была одна? — спросила она.

И Май только было хотел развернуть широкое философское и логическое обоснование такой любви, как его прервал Бартель Фрей.

— Правду ли говорят про вас, что вы не играете в карты без обмана? — вдруг громко спросил он.

Все в гостиной замолчали. Кто посмотрел на Бартеля, а кто на Мая. Даже Береника сделала на мгновение вид, что присутствует именно здесь, а не где-то в другом месте. И Май как-то неожиданно для себя обнаружил, что держит придвинувшуюся к нему Амелию за руку. Он отпустил руку хозяйской жены и поднялся.

— Желаете проверить, лейтенант? — поинтересовался он.

— Хотелось бы знать правду, — отвечал Бартель.

Май взял свободный стул и подошел с ним к карточному столу. Он делал неправильно. Он знал, что поступает не так, как следовало бы поступить. Но он был застигнут необходимостью сохранять свое обличье. Ах, если бы здесь его совсем никто не знал. Ах, если б выглядел он, как тот невзрачный баснописец. Увы. Даже знание будущего не избавляет от обязанности делать ошибки. Слишком много зрителей ждало от него решительного шага.

Аббат взял в руки колоду, но тут же вернул ее на стол, увидев, сколько денег Май достал из кошелька.

— Это не по моим доходам, — с сожалением вздохнул он.

Сдавать карты взялся Иоганн Фосс.

— Береника, ты не могла бы последить, честно ли ведется игра? — невежливо спросил Бартель.

— Это излишне, — вмешался в разговор старый маркиз. — Господин Май снискал свою репутацию не низким шулерством, уверяю вас. Его игра — искусство.

Безразличный взгляд Береники скользнул по играющим и вновь обратился никуда. Кто-то там был за стенами замка, с кем она вела неслышную другим беседу, или даже спор, — Май мог бы в этом поклясться. Впрочем, тех почти неощутимых течений Силы, что овевали ее и кружились по гостиной, ему было достаточно, чтобы чувствовать полную уверенность в себе.

Май взял свои карты и назвал ставку. Через четверть часа банк перешел к нему. Фальшивые бриллианты и баснописец переглянулись между собой и дружно встали из-за стола, сказав, что им, пожалуй, пора спать. Полковник задумчиво поскрипел коленкой и решил испробовать счастье еще один раз. Но на большее его не хватило.

Май составил монетки перед собой в три аккуратных столбика. Его капитал составлял теперь около трехсот флар. Он выдвинул на середину стола сто.

На лице Иоганна Фосса явственно читалась тревога за собственный кошелек. Маркиза охватил азарт. Бартель ничего еще не понял. Он вытряхнул перед собой все, что принес. Денег ему пока хватало. Он тоже поставил сто.

— Не играйте с ним, Бартель, он предсказатель, — сказал Иоганн Фосс.

— Он не предсказатель, он обычный ловец удачи, — отвечал Бартель.

Май усмехнулся.

— Я воздержусь, — сказал тогда Иоганн Фосс.

— Не играйте со мной, Бартель, вам на роду написано во всем мне проигрывать, — поддразнил лейтенанта Май.

Красавец Бартель упрямо сжал губы.

Маркиз взялся сдавать.

Дамы на диване спорили о возможности любви в гареме. Близнецы были за, Амелия против. Маддалена, кажется, заснула в своем кресле.

Май улыбался. Для начала он проиграл Бартелю пятьдесят флар, тот очень обрадовался и попался на крючок. Затем Май выиграл четыреста, и Бартель остался с двадцатью фларами в кармане.

— Вам везет, — сквозь зубы процедил он.

Маркиз сказал:

— Это опыт, молодой человек, огромный опыт. Я искренне восхищаюсь господином Маем. Чтобы так играть, нужно посвятить этому немалую часть жизни.

— Ерунда, простое везение, — возразил Фрей.

— Я думаю, господин Май даст вам возможность убедиться в моей правоте, — сказал маркиз. — Во всяком случае, я очень желаю, чтобы так произошло.

— В таком случае, не согласитесь ли вы одолжить мне немного денег? — спросил Бартель Фрей маркиза.

— Всегда рад оказать услугу, — отвечал тот, и перед лейтенантом легла большая имперская монета в сто флар.

Вскоре она принадлежала Маю, а перед лейтенантом легла еще одна. Сам маркиз участвовать в игре дальше отказался, сказав:

— Учиться никогда не поздно. Я просто посмотрю.

— Может быть, прекратим игру? — предложил Май. — Лейтенант явно не в состоянии выиграть, и даже не в состоянии проиграть — у него кончились деньги.

— Я одолжу денег лейтенанту, сколько он захочет, — сказал маркиз.

— Я вас все равно обыграю, — заявил Маю Бартель Фрей. — Ни один человек не может быть всегда прав. Когда-нибудь вы ошибетесь, и я все себе верну.

Начали догорать свечи. Гости разошлись по комнатам. Ушел Иоганн Фосс. Маркиз послал к себе за свертком денег и предоставил Бартелю Фрею черпать оттуда, сколько тому угодно. Уже и Береника куда-то пропала, а перед Маем по-прежнему продолжала расти куча монет.

Когда над горами на востоке зажглась неяркая полоска зари, небо посветлело, а из низин, как шапка пены на убегающем молоке, начал вспухать и разливаться вокруг туман, Май стал обладателем семи с половиной тысяч, и промасленная бумага от денежного свертка была маркизом скомкана и брошена на пепел в камин. Везение ли, предвидение ли, но Май никогда в жизни не выигрывал столько разом. Честно признаться, брать такие деньги ему было страшно. Ему мерещился тут какой-то подвох.

— А ведь вы не сможете вернуть мне долг, Бартель, — сказал маркиз.

На скулах у Бартеля играли желваки. Он несколько минут думал.

— Этот замок теперь мой, — сказал он. — Сколько он стоит?

— Самое большое — десять. И столько же — прилегающие к нему земли. С чем вы предпочитаете расстаться, Бартель, с замком или с землей?

Май посмотрел на побледневшее лицо Бартеля Фрея. Уж коли Май знал, что ему не следует садиться играть, зачем он сел? Плохой из него предсказатель. Не следует собственным предсказаниям сам. Он пожалел неразумного молодого лейтенанта. Он пожалел Беренику. Он выбрал из кучи пять больших имперских монет, и передвинул то, что осталось, маркизу.

— Вот ваши семь тысяч, — сказал он. — Лейтенант Фрей будет их должен мне.

Бартель Фрей дернулся вслед за кучей денег так, будто хотел перевернуть стол.

Маркиз с улыбкой демона-искусителя на набеленном и нарумяненном сморщенном лице проговорил:

— Я восхищаюсь вашими талантами, господин Май. Не зря вы столь знамениты.

— Быть знаменитым развратником и знаменитым мошенником — что в том хорошего? — с ненавистью бросил Бартель Фрей.

— Вы ищете повод не платить мне долг, Бартель? — завязывая в платок оставшиеся деньги, спросил Май. — Хорошо, не платите. Возьмите эти семь тысяч как свадебный подарок.

Бартель скрипнул зубами.

— Поистине, то, что рассказывают о вас — лишь сотая доля ваших достоинств, — проговорил маркиз. Впрочем, восхищение его с некоторых пор приобрело печать поддельности, ибо он желал бы стать владельцем замка или земли, и не ждал, что Бартелю так великодушно помогут вывернуться из ловушки.

— Уже светлеет, — сказал Май. — Не стоит ли разойтись и немного отдохнуть? Ведь у лейтенанта сегодня свадьба.

С этими словами Май откланялся и предоставил маркизу считать деньги, а Бартелю, не двинувшемуся с места, обдумывать свое поведение.

Май покинул гостиную.

Ожившие злые деревья. Метаморфозы. Превращения. Какими бывают подлинные превращения? Живой — мертвый? Бартель с самого утра намеренно старался его оскорбить. Если б Май знал причину, он отхлестал бы лейтенанта по щекам, поскольку причина у него могла быть либо малосущественной, либо ложной. Но лейтенант держал причину при себе, а Май ждал, что тот вот-вот проговорится, и таким образом между ними ничего не происходило.

Колдовская Сила по-прежнему присутствовала в замке, из чего Май заключил, что Береника не спит, и отправился на ее поиски. Он хотел доложить ей свои предсказания, основным из которых было то, что он должен немедленно уезжать, чтоб больше не делать ошибок. Он поднялся на второй этаж, прошел, как ищейка — нос по воздуху — туда и обратно, и понял, что ему надо наверх, на чердак, если здесь есть чердак, а то и вовсе на крышу.

Чердак был. Май взобрался по ветхой лестнице, постучал в некрашеные доски двери, не услышал ответа и вошел.

В лицо ему дохнуло сыростью, туманом и росной травой. Чирикала утренняя пташка. Он развел руками ветви деревьев, не очень понимая, где оказался. Под ногами была мокрая скользкая тропа, пологий склон холма. Дальше — маленький обрывчик, песчаное ложе ручья, туманное море с островками-рифами из верхушек деревьев и дальним-дальним синим берегом — горами Туманного Пояса.

На берегу ручья над песчаным обрывом сидели двое: Береника и тот самый граагский моряк, который был сейчас и похож на себя прежнего, и не похож.

Береника говорила:

— Они дают взамен два корабля. Он хочет переехать в Граагу. Говорит, будем возить граагское кружево во Франкию и на Альбион. Оно дорого там. Эта дура Амелия просто счастлива.

— А ты? — спросил ее собеседник.

— Я все тебе объясняла.

— Береника, — позвал Май.

Она, не оборачиваясь, кивнула.

— Бартель, конечно, крупно проиграл, — сказала она.

— Конечно, — сказал Май.

— Сколько он вам должен?

— Уже не имеет значения. Я подарил ему долг.

— Слава Богу, — сказала она, на этот раз поворачиваясь к нему. — Уж я-то знаю, как Бартель легко увлекается.

На дальнем берегу ручья из зарослей осоки всплыла в воздух черная отрубленная голова с кровавыми ошметками кожи и слипшимися патлами волос, взглянув на которую, Май вначале похолодел, а потом понял, что это представление специально для него.

— Я как раз пришел сказать вам, что думаю по этому поводу, — проговорил он.

— И что же вы думаете, господин предсказатель?

— Я думаю, что раньше свадьбы случится какая-нибудь неприятность. Я не хочу в том быть замешан. Позвольте мне взять лошадь на конюшне, и я немедленно уеду.

— Ну что же вы все время пытаетесь нас бросить наедине с неведомым? — укоризненно произнесла колдунья. — Если случится неприятность, нам без вашей помощи не обойтись и подавно. Если вы чуете беду, вам должны быть видны ее последствия.

— Я не единственный предсказатель в долине. Есть еще господин Нам Тибра. Вы прочитали в его рукописи про будущий год, а про сегодняшний день разве прочесть нельзя?

Береника покачала головой.

— Эти страницы давно пройдены, надо слишком много листать назад. Я пробовала, и у меня не получается. Нам Тибра прижимает их камнем от чужого любопытства.

— А у господина Пелерина тоже не получается?

Бывший граагский моряк повернул к Маю лицо. Жесткие, словно из камня высеченные черты, высокий открытый лоб, черные волосы обрезаны по плечи — удобно, но вышло из моды вот уже лет пять, — властный взор синих глаз. На вид ему было лет тридцать — тридцать пять. Хотя, Май читал где-то, что колдуны взрослеют и старятся рано. Май подумал: когда же он начал ее учить и зачем? Разве что, это была когда-то их детская забава...