| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
'Убил я его что ли?' — подумал каннар, но его мысли прервал многоголосый рев шеренги, возвещающий о том, что мясо всё поняло. Хотя опыт Хуски подсказывал, что понять и осознать понятое — вещи совершенно разные. В это время на противоположном от него конце шеренги послышался недовольный голос Фоста:
-А ты урод чего то не понял? — звук глухого удара возвестил о том, что троайде пустил в ход кулаки, — А ну отвечай, грязная мразь! — ещё один звук удара.
Хуски направился в сторону работающего подчиненного, и увидел, как тот мордует бледного урода, в котором вообще сложно было узнать даойне. К удивлению громилы, раб не только не произнес того, что требовал от него боец старшего, но даже не пытался защититься от его ударов, да и вообще реагировал на них не сильно заинтересованно, лишь слегка пошатываясь от очередного врезавшегося в голову прямого.
-Сука, да ты... — Фост начал злиться, и вновь замахнулся, но Хуски прервал его:
-Достаточно Фост, мясо не понимает, а значит будет наказано мной лично, — старший над рабами делал то, что было необходимо. И подтверждать личный авторитет, демонстрируя силу — было всего лишь частью его обязанностей. Тем временем непонятливый раб заинтересованно поднял взгляд на подошедшего великана, и не успел ничего сделать, как огромный, покрытый костяными наростами кулак врезался ему в голову с силой в несколько раз превышающей ту, с которой Хуски отшвырнул того даойне, что попался ему под руку в конце его речи. К удивлению каннара он почувствовал жесткую отдачу от удара, но тело бледного кривоногого урода всё равно податливо поднялось в воздух и отлетело куда-то вглубь шатра.
-Так будет с каждым, кто будет перечить воле господ или нашей! — взревел гигант, поднимая вверх кулак. Его рев подхватили подчиненные.
-Каннар! Смотри ка что я нашел! — позвал его Фангед, когда всё успокоилось, — если ты не против, я попробую её...после тебя, конечно, если ты хочешь.
Старший над рабами перевел взгляд на того, кого вёл его подчиненный и на секунду впал в ступор. Даже несмотря на гематомы от побоев, было видно, что находка троайде была тофа. Чистая кожа, лишенная наростов и следов мутаций, огромные глаза цвета свежей зелени, но больше всего её выдавали длинные, до пояса, волосы, которых были полностью лишены почти все даойне.
-Ты же видишь, что она тофа, Фангред? — Хуски пришел в себя до того, как его замешательство увидели подчиненные. Он видел таких как она впервые, в его племени только вождь и шаман были наделены даром, но даже они несли на себе следы мутации, — может быть она владеет силой?
-Да быть такого не может, каннар. Первые никогда не отправили бы к нам владеющего силой, они убивают их как только находят. Так что эта сука просто настоящий деликатес! — троайде явно сдерживался от того, что бы прямо тут взять её, — так что Хуски, можно её мне?
-Сперва я сам её возьму, после тебя остается только порченное мясо, — засмеялся он, не отрывая взгляда от ценного пополнения, обещающего скрасить его будни, — потом бери её, если захочешь. Каннар не хотел отдавать такую редкость этому безумцу, но он первым нашел её, а потому приходилось считаться с его правом.
-Ладно, мясо, разрешаю вам разойтись! Фангред, отпусти эту суку, возьмем её сегодня ночью, нам ещё надо вернуться к еде, а то будем жрать только ту бурду, что раздали этим, — он кивнул на разбредающуюся шеренгу новобранцев.
-Живи пока, — прошипел на ухо испуганной тофа клыкастый боец и с силой оттолкнул её в сторону шатра.
Удар того громилы был крайне неприятным, и дабы избежать его повторения неизвестный притворился потерявшим сознание, и какое то время просто наблюдал за происходящим. Цели их прибытия в это место он не знал, но столкновение с первой направленной на него агрессией с момента пленения привело его в чувство, и он начал более трезво оценивать положение дел.
Судя по всему, это какой то военный лагерь, а они тут на правах рабов птицелюдов. Та компания, что зашла их поприветствовать — либо надсмотрщики, либо старожилы, и он оказался под воздействием местной формы дедовщины. То, что любой другой пленник из их отряда помер бы от этого удара, заставляет понять, что ценность их, какую роль они бы не выполняли в лагере, не очень велика. В конце концов, первый попавшийся под руку тому здоровяку серый так и не пришел в себя, хотя получил удар куда меньшей силы. Даже тот, которого пнули созывая в шеренгу, сам неизвестный не понимал, что от них хотят и просто делал как все, хромал, идя к своему месту.
Выживший аккуратно поднялся, отряхнулся от грязи, по которой проехался после удара и стер с губы уже высохшую кровь. Серые расходились по своим койкам, и те, кто замечал вставшего неизвестного удивленно распахивали глаза. Кто-то даже пытался что-то сказать ему, но для него это было лишь невнятное бормотание. 'Да, надо бы попытаться выучить язык' — пронеслось в его голове, но прежде всего он решил осмотреться.
Их тент представлял из себя натянутый на столбах кусок сшитой из какой-то кожи ткани, прибитой с одной из сторон к земле, создавая своеобразный навес открытый с трех сторон из четырех. Площадка, входящая в область навеса была почти сорок метров в длину и на тринадцать метров уходила вглубь. Каждые полтора метра прямо на земле лежал деревянный настил, на котором в кучу были свалены тряпки, очевидно, заменяющие постель. Эти простые спальные места формировали относительно ровные ряды, и, прикинув на глаз, неизвестный пришел к выводу, что при максимальной загрузке тут могут проживать более ста пятидесяти пленников, но сейчас часть коек пустовала — когда они прибыли на место весь навес был пуст, в то время, как в их отряде было чуть больше ста двадцати серых.
Вокруг этого своеобразного барака стоял довольно высокий частокол с одним единственным выходом, у которого дежурили солдаты птицелюдов и где скрылась сперва повозка с чаном каши, которую им раздавали, а потом и громадный серый со своими подельниками. Миски же, которые им раздали представляли из себя вырезанные из дерева глубокие тарелки, ложек к которым не подразумевалось — большинство пленников черпало эту мало аппетитную бурду руками, а неизвестный привычно вылил её на землю.
Тем временем, вырубленного ударом громилы серого подняли и кое-как уложили на его койку, судя по всему тот был всё-таки жив, но с учетом местного уровня медицины вполне мог отойти в мир иной в ближайшие несколько дней. Там же он заметил и странную женщину, которую запомнил по припадку и отличительной внешности — она что то говорила своим собратьям, а потом села через несколько коек от неизвестного и уставилась в пустоту. 'Если я правильно помню, она довольно активно пыталась со мной заговорить, когда нас вели в город, может быть стоит начать изучение языка с неё?'
Выживший встал и подошел к ней. Как начать разговор он не знал, а потому хотел просто назвать своё имя, правда проблема заключалась в том, что имена он не помнил и не мог даже придумать его. Тут то на помощь пришли остаточные воспоминания о науке и мифологии, он помнил имя какого-то короля фей из кельтской или саксонской мифологии, а потому, находя это забавным, положил ладонь себе на грудь и произнес:
-Оберон.
Имечко, конечно, так себе, но это не то, чтобы имело какое то значение в контексте решаемой на данный момент выжившим задачи.
Серая посмотрела на него, то ли не понимая, что от неё хотят, то ли удивляясь, что молчавший ранее странный пленник внезапно заговорил. В любом случае, для надежности он повторил свои действия, после чего начал ждать ответа.
Пленница молчала недолго, и повторив движение Оберона признесла:
-Саол, — после чего что то начала говорить, но, наткнувшись на непонимающий взгляд, указала на место рядом с собой и повторила фразу.
'Ну, начало положенно' — подумал выживший, присаживаясь рядом с новой знакомой с забавным именем Саол.
Странный белый тофа, которого Саол заприметила с самого момента его появлении в лагере пленителей, как она и подозревала, не знал языка ни даойне, ни хирихиа. В действительности, она была уверена, что он вовсе никакой не тофа, и даже не троайде, а принадлежит к какому то неизвестному ей народу. Возможно, шаман их племени мог бы сказать кто он, но тот остался далеко за перевалами Старых гор. В любом случае, неизвестный, представившийся Обероном — странным именем без смысла, пытался научиться языку. Он спрашивал, или пытался спросить как называется тот или иной предмет, а потом какое то время повторял эти названия, в то время как сама Саол отвлекалась от мыслей о приближающейся ночи, и о страшных троайде, которые собирались надругаться над ней.
При этом, она даже не рассчитывала на помощь соплеменников. Среди пленников три десятка даойне были из её племени, но когда они уходили с ними было всего несколько бойцов, которые остались в городе Первых. Оставшиеся же были изможденными многонедельным переходом старики, женщины и увечные — те из народа, чья мутация делала их слабыми. В племени такие занимались всей грязной работой, а если не могли отработать свою еду — изгонялись, а потому такую как она — что принадлежала к избранным тофа, они как правило не любили. Тофа никогда раньше не была в землях хирихиа, но от воинов и охотников племени слышала, что среди уведенных в рабство даойне встречаются те, кто искренне служит своим хозяевам, наводит ловцов Первых на стоянки племен и контролирует рабов. Теперь же её отметил тот огромный предводитель предателей, и что страшнее всего, отвратительный троайде, что её к нему приволок. В племенах Старых гор даойне жили большими семьями с общими женами, так что множественные половые партнеры для женщины племени не были чем-то необычным. Но это не относилось к женщинам-тофа, которые всегда становились жрицами или первыми женами вождей, тем самым выбирая супруга на всю его жизнь, или вообще отрекаясь от мирской жизни и посвящая себя служению предкам. Саол воспитывал шаман, и она должна была стать его помощницей, а потом занять место одной из жриц в Курганах павших. Когда же проявилась её сила, наставник стал окончательно уверен в своем решении о её будущем. К сожалению, она не могла контролировать выбросы энергии, что периодически случались, а из-за того, что теперь шаман не сможет окончить её обучение, она рискует в один миг выгореть, так и не научившись контролировать скрытую в её теле мощь. Именно по этой причине её и не убил тот желтоглазый преображенный, ведь она не представляла прямой угрозы ни для кого из членов Культа или воинов хирихиа, находящихся под защитой преображенного. Однако, один из пленителей всё-таки умер, а потому про себя она радовалась этой маленькой, но победе.
Так или иначе, Саол очень боялась. Она боялась потому, что не верила, что останется в живых, боялась потому что у неё никогда раньше не было мужчины, боялась потому, что ей были отвратительны те лизоблюды хирихиа. Она жалела, что не может контролировать свою силу и просто выжечь проклятых животных, что предали свой народ и свои традиции. Странный бледный собеседник же позволял ей немного отвлечься от грузных мыслей, а потому она продолжила называть ему названия действий и предметов, и слушала, как он неловко, но с каждым разом всё лучше и лучше повторяет за ней произносимые слова.
У Оберона оказалась очень хорошая память, он с легкостью запоминал все слова и значения, которые они имеют, и когда начало смеркаться она объяснила почти три сотни слов, и за неимением примеров вычерчивала пальцем на земле изображения предметов, надеясь, что собеседник поймет что именно она объясняет.
Когда в лагере начали зажигаться огни осветительных колб, которые использовали Первые, караул на входе к их бараку сменился, а вскоре приехала и телега с чаном еды. Сейчас рядом с чаном мерзкой на вкус каши Саол увидела большую бочку воды, которую солдаты первых ловко сгрузили и поставили чуть поодаль от места раздачи. Даойне подходили и черпали мисками прохладную жидкость, и вскоре бочка почти опустела — чтобы налить себе попить тофа пришлось наклонять её набок. Новый знакомый, к её удивлению, на раздачу пищи не пошел, как и отказался от принесенной ей воды. Он с интересом разглядывал суету даойне и хирихиа, периодически, показывая пальцем, спрашивал названия тех или иных предметов, и едва слышно повторял слова, которые ему называла Саол.
После того, как телега с едой медленно покатила к воротам, он встал и, поклонившись, произнес выученное им недавно 'Спасибо', объяснить значение которого было довольно сложно, ввиду отсутствия объектных примеров. Тофа ответила 'пожалуйста' и её ученик пошел к своему месту, а ей осталось отчаяние подступившей вплотную ночи. Вздрагивая от каждого звука она ещё долго сидела в ожидании появления громилы со своими подхалимами, и когда сон всё-таки сморил её, она услышала знакомый смех и звук приближающихся шагов.
Оберон был доволен. Женщина серых, или как они называли себя — даойне, а иногда почему то — тофа, оказалась сообразительна и ему удалось выудить множество языковых примитивов, которые помогли хотя бы отдаленно представлять, о чем говорит собеседник. Такие слова, как 'да', 'нет', 'нельзя', 'пожалуйста', 'спасибо', 'боль' и ещё множество других удивительно легко уместились в его голове, что возможно являлось побочным продуктом состояния его памяти. Когда же он увидел, что собеседница зажимается и начинает выглядеть устало, он отправился к себе на койку. Лежа и смотря в потолок он слушал тихие переговоры рабов, пытаясь уловить знакомые слова и понять как они связываются между собой. Конечно, его словарный запас был ещё недостаточен для разговора, но тем не менее, прогресс был на лицо. Вполне вероятно, что при таком темпе обучения всего за несколько недель он сможет научится объясняться на языке серых. О том, что ему удастся найти учителя языка хирихиа — так назывались пленившие его существа, он даже не мечтал. Планов о том, что делать, когда языковой барьер будет пробит, он пока не строил, но мысль о побеге всё же закрадывалась в его голову.
В конце-концов, тут его ничего хорошего не ждет, Оберон это прекрасно понимал и весь вопрос заключался лишь во времени и методе. Его способность переносить ранения позволит выжить в большинстве ситуаций, с которыми он сможет столкнуться в лагере, и непонятно лишь как на эти чудесные способности отреагируют местные жители. Пласт работы вырисовывался не малый, но деятельность позволяла отвлечься от тяжелых мыслей и последствий шока, испытанного им при попадании в это проклятое всеми богами место.
Спать ему как обычно не хотелось и он предавался своим размышлениям несколько часов. Под навесом было множество серых, которые не спали, кто то просто сидел на своем лежаке, кто то собрался в группки и о чем то переговаривался. При этом, несмотря на полную темноту, ориентировались в пространстве они если не как сам Оберон, то в любом случае гораздо более уверенно, чем это делали бы на их месте обычные люди.
У ворот послышалась какая-то возня, и через приоткрывшуюся створку вошли громко галдящие о чем то серые, которых он видел в середине дня. Среди них был и тот, кто отправил его в полет — он говорил меньше всех и лишь изредка хмыкал в ответ на реплики своих собратьев. В руках двух из их компании этих троайде, как обозначила их Саол, были факелы, чадившие черным светом. Один из идущих серых рявкнул что то, и среди всех слов Оберон разобрал лишь 'встать', а потому, начал подниматься, увидев, что также делают не спавшие на момент прихода этих уродцев даойне. Видя, что многие из рабов ещё не проснулись окончательно и не понимают, что от них хотят, громила начал голосить что-то, и в это раз разобрать смысл сказанного не получилось вовсе.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
