Хочу пони

— Как вы назвали меня?

Лаура спохватилась: "ваша светлость" — обращение к герцогу, а не священнику.

— Простите, ваше преподобие. Я привыкла видеть в вас правителя земли, и потому...

— Мне нравится такое обращение. Не отвыкайте от него... Придет время — вы тоже станете править землею. Тогда поймете: жестокость — не в наказании преступников, а в терпимости к ним. Пощадив одну еретичку, вы причините вред всем добрым людям, чьи души будут отравлены ее речами.

— Благодарю за пояснения, ваша светлость, только я их не заслуживаю. Вы — герцог, я не смею просить вашего отчета...

Галлард кивнул и сложил губы в некое подобие улыбки. Вдохновленная этим, Лаура спросила:

— Я могу сделать что-нибудь для вашей светлости?

— А?.. — он будто очнулся. — Прикажите подать чаю. Спасибо за заботу.

Впервые на ее памяти он кому-либо сказал "спасибо".

А третьим днем Галлард вызвал ее в библиотеку. Повернул к Лауре книгу, лежавшую перед ним: то был реестр Священных Предметов, а именно тех, которыми владела Корона.

— Ваше мнение о похищении Предметов, миледи?

Лауру непросто было застать врасплох. Зная склонности приарха, она взяла за привычку держаться в курсе новостей и заранее готовить благочестивые мнения обо всем.

— Это ужасное злодеяние, совершенное чудовищем. Однако я мало тревожусь о нем. Я знаю, что Предметы найдутся: боги ни за что не оставят их в руках монстра.

— И как, по вашему, боги вернут Предметы? Неужели сами явятся в подлунный мир?

— Я думаю, ваша светлость, боги устроят какой-нибудь случай, который раскроет преступника. Случайный человек заметит злодея, или он сам выдаст себя по небрежности, или сообщники предадут его. Рано или поздно Предметы найдутся, ваша светлость!

— Вы правы, миледи... Случайность или небрежность — причина краха большинства интриг. Слыхали вы о Шутовском заговоре?

Уж конечно, к этому вопросу Лаура тоже подготовилась. Она кратко пересказала книгу Айдена Альмера, а окончила так:

— Ваш брат лорд Айден поступил незаконно, раскрыв заговор лишь в последний миг. Но тем самым он снискал Альмере расположение Короны. Нехорошо получать выгоду от чужих злодеяний, но первый закон для лорда — благо родной земли. Я не смею осуждать лорда Айдена...

На скулах Галларда проступили желваки:

— Айден был лжец, негодяй и манипулятор. Не дайте его письменам ввести вас в заблуждение. Он был из тех, кто готов на любую подлость ради своей выгоды!

— Простите, ваша светлость... — кротко шепнула Лаура.

Приарх смягчился:

— Я не виню вас, вы его не знали. И в данном случае вы правы — Айден поступил верно. Лорд должен делать все ради своей земли. Если зло можно обернуть на благо — нужно сделать это.

— Благодарю за науку, ваша светлость.

Галлард помедлил.

— Я должен сказать... Ваш брак, миледи, служит политическим целям, но на мой взгляд, вы действительно достойны стать герцогиней Альмера.

И быстро, словно устыдившись такой явной похвалы, добавил:

— Желаете чего-нибудь, миледи?

— Я слышала, леди Аланис собирала альбомы с красивыми эскизами платьев. Можно мне получить их?..

Помимо чудесных альбомов, Лаура унесла с собою мысли о похищенных Предметах. Захотелось обсудить это, и, прогуливаясь вдвоем с братом, Лаура спросила:

— Как считаешь, кто похитил Предметы?

Джереми хохотнул. В последнее время он начинал усмешкою большинство ответов — уж такие идиоты окружали Джереми, что не могли спросить ничего умного.

— Неужели сложно понять? Адриан же не сам проказничал с Перстами! Был у него какой-то пес, который умел использовать Предметы. Он и в Запределье шалил, и Эвергард сжег. Теперь Адриан умер, а пес-то остался!

— Думаешь, он украл достояние, чтобы вооружиться?

— Конечно! Или просто продать и денег заработать.

Брат говорил о Предметах, будто о чем-то будничном: о ножах или даже ложках. Лаура так и не привыкла до конца к его цинизму.

— А по-твоему, боги допустят такое?

— Ха-ха-ха! Боги примчатся в Фаунтерру и все исправят! Хоть думай немножко перед тем, как спросить. Если кто и не допустит, так это Ориджин. Он ненавидит пса с Перстами и будет искать до последнего. Хорошо бы нашел.

— И вернул бы Достояние?

— Достояние — ерунда. Главное — пес хорошо пощипает Ориджина, а нам это только на руку. Чем он слабее — тем больше наше влияние! Вот лучше взгляни-ка.

Он дал сестре записку, полученную волной из Сердца Света. Лаура прочла набор пустых вежливостей от деда.

— Ах да, ты же не знаешь!.. — как бы спохватился Джереми.

На деле он прекрасно помнил: отец научил его фамильному шифру Дома Фарвей, а Лауру — нет. Отец и Джереми были единодушны: не стоит доверять курам.

— Дед пишет вот что: он почти согласовал с шиммерийским королем покупку очей, а попутно закинул удочку на счет моего брака. У короля шестнадцать дочек — будет из кого выбрать!

— Самые красивые уже замужем, — метнула шпильку Лаура.

— Самые красивые еще юны! Мне достанется нежный южный цветочек, представляешь? Воспитаю так, как мне захочется!

— Как отец воспитал маму... — вполголоса обронила Лаура.

— Мать заслужила — агатовская зазнайка. А ты как всегда не о том думаешь. Представь себе Дом Фарвей через двадцать лет! Отец — правитель Надежды, я — его наследник и к тому же зять короля Шиммери. Ты — жена герцога Альмера. Ты должна следить, чтобы Альберт оставался трусливым цыпленком. Тогда Галлард помрет — и править будешь ты...

Джереми внезапно умолк и всмотрелся в темную арку подвала, мимо которого прошел только что. Именно сейчас отвергаемые им боги решительно вмешались в его жизнь — послав случайную встречу.

— Кажется, там кто-то есть... — шепнул Джереми, напрягая глаза. — Эй, ты! Выходи, кто бы ты ни был!

— Ы... у... у!.. — из подвала выскочил немой монах.

— Какой тьмы ты шпионил за нами?! Я — посол Дома Фарвей!

Монах как будто не заметил его. Сопя, пробежал в шаге от Джереми и устремился к покоям приарха. Левую руку монах прижимал к груди под сутаной, будто рука была ранена или сломана.

— Он следил за мной! А теперь расскажет приарху!

Так тебе и надо, — подумала Лаура. Еще подумала: вряд ли за тобой — он за всеми следит. А сказала вслух:

— Как он расскажет, если немой?

— Вот и узнаем!

Схватив сестру за руку, брат помчался через двор к конюшне. Лорд Альберт прощался на ночь со своим любимым пони; Джереми оттащил мальчонку в сторону и прошипел угрожающим шепотом:

— Знаешь, как подслушать приемную Галларда?

Альберт не понял. Джереми встряхнул его, повторил с нажимом:

— Всюду есть слуховые окна. В приемной тоже. Покажи, куда ведет!

— Нельзя... нельзя! Дядя ужасно разозлится!

— Он не узнает.

— А если узнает? Нет, нельзя, я боюсь...

Джереми мигнул по сторонам — никто ли не видит. Схватил руку Альберта и ею толкнул Лауру в грудь. Сестра упала на спину, Альберт вскрикнул от испуга.

— Знаешь, как Галлард опекает ее? Покажи слуховое окно, иначе скажу ему, что ты ее ударил!

— Но это же не я...

— Ты мелкий, а я — посол Надежды. Кому поверят, а? Показывай!

Альберт, чуть не плача, повел Джереми. Лаура поднялась сама и поспешила за ними. Юрко, как в не забытом еще детстве, проскочили они меж часовых, увернулись от цепких глазенок прислуги, малоприметною лестницей взлетели наверх — в какой-то скошенный чердак, вроде мансарды. Здесь булькал искровым нутром отопительный котел, змеями извивались трубы, стояли ящики с инструментом. Альберт открыл дверцу кладовки. Опасливо, будто мертвую голову, вынул ведро и швабру, открыл путь к тыльной стене. Нащупал незаметную панельку, нажал, отодвинул. Появилось окошко, затянутое тканью.

— Сюда...

Брат с сестрою втиснулись в чулан, разом припали к окошку. Голоса так искажались, проходя слуховой канал, что сначала Лаура не разбирала ни слова. Но вот слух приспособился, утробное бормотание обрело смысл, хотя некоторые слова и терялись. Говорили двое, одним из них, очевидно, был Галлард Альмера:

— ...не смеете, сударь. Был договор. Вы получили ... и не вправе требовать больше!

Некто отвечал Галларду. Немой монах?..

— Вы получили... целое герцогство, а я — четыре Предмета. Обмен был неравен. Я... выровнять чаши.

— Я дал, сколько было условлено!

— Что ж, тогда я меняю условия.

Голос этот — вкрадчивый, опасный — никак не мог принадлежать монаху. Даже если тот и разыграл немоту, его "ы! у!" звучало совсем на другой ноте.

— Это плохо, нам нельзя! — простонал бедный Альберт.

Джереми махнул на него, и мальчик, получив дозволение, вихрем убежал с чердака. Наступила тишина, прерываемая лишь котлом — и ворчанием из слухового окошка.

— Чего же вы хотите, сударь? — спросил Галлард Альмера.

— Нужен Предмет. ... Сияние. Передадите ... прежним путем.

— У меня нет такого.

— Тогда узнайте, у кого есть! ... архивы Церкви, ... грамоты, переписи. Он мне нужен. ...найдите.

Этот второй голос, казалось, доносился из большей дали, чем речь приарха. Терялось больше звуков, оставшиеся делались едва различимы. Слова Галларда проходили одну слуховую трубу, слова собеседника — как будто две.

— Тогда и я потребую большего, — отчеканил Галлард. — Ориджин и Аланис.

— Что с ними? — спросил собеседник, и в ту же секунду немой монах выронил свое обычное: — Ы!..

"Ы" было не в пример яснее вопроса. Лауру пробил озноб. Фантазия нарисовала жутковатую картину: тот, второй, не находится в комнате, а говорит издали сквозь немного монаха! Лорды поручают своим послам: "Ты будешь моим голосом". Казалось, черный монах не формально, а взаправду служил чьим-то голосом!

— Они тревожат, — сказал Галлард. — Избавьте меня от тревоги.

Тот, далекий, едва слышно усмехнулся:

— Желаете им ... особой смерти? Или подойдет любая?

— Ориджин должен быть слаб. Аланис должна быть на Звезде.

— Не много ли ... один Предмет?

Голос приарха высох и окаменел:

— Не много. За сделку с Темным Идо.

Что-то развеселило того, далекого:

— Хе-хе-хе. Вы мне льстите, любезный! ... Предмет вперед. Один месяц.

И голоса оборвались, упала тишь. Отчетливо ыкнул немой, скрипнула дверь кабинета. Галлард остался в одиночестве.

Минуту Лаура и Джереми глядели друг на друга. Потом брат захлопнул окошко и заговорил с лихорадочным пылом:

— Ты понимаешь, что это значит?! Галлард сговорился с хозяином Перстов! Причем давно — еще до Эвергарда! Ах, мерзавец! Играет на три стороны, хочет провести и нас, и северян!

— Галлард — не мерзавец... — ответила Лаура.

Почему-то именно это показалось ей важным: отметить, что он — не мерзавец. С кем бы ни сговорился Галлард, но он — лорд, и делает, что нужно, на благо Альмеры и Церкви. А еще, он единственный на свете интересуется Лаурой. И даже ее маменькой.

— Подлец, подлец! — прошипел Джереми. — Но ему это не сойдет. Мы с тобой сбежим отсюда. Сегодня же поездом — в Сердце Света. Расскажем деду, уж он задаст этому прохвосту! Или Ориджин заплатит нам за тайну Галларда, или сам Галлард заплатит за молчание, но уж цена будет достойна! Мы из него все соки выжмем!

— Постой... — попросила сестра. — Надо подумать...

— А, курица! Не понимаешь сама — так слушай меня. Сейчас собирайся — и на конюшню. Я велю запрячь экипаж. Мне можно, никто не спросит. Утренним поездом улетим к деду — поняла? Теперь — шустро к себе, одеваться! Жду на конюшне!

Он выволок ее из кладовки, ногой захлопнул дверь, помчал вниз по лестнице, увлекая сестру. Чуть ли не вбросил ее в комнату: "Даю пять минут!" — и исчез в своей.

Припав спиною к двери, Лаура перевела дух и повторила:

— Галлард — не мерзавец.

Из этих слов, будто из семени, выросло все, что она сделала в следующие минуты.

Глядя в зеркало, она поправила прическу и платье, привела себя в идеальный вид. Задержала дыхание, несколько раз всхлипнула, часто поморгала — глаза увлажнились и носик покраснел, будто от плача. Тогда выбежала из комнаты.

Часовые охраняли этаж, занятый Галлардом Альмера. Лауру они пропустили без вопросов. У самого кабинета приарха стражи не было — Галлард не хотел, чтобы кто-нибудь слышал сквозь дверь обрывки разговоров. Лаура всхлипнула еще раз и нервно постучалась. Не дожидаясь ответа, вошла.

— Я не позволял!.. — вскинулся приарх.

Но смягчился, увидев гостью, а особенно — красные ее глаза.

— В чем беда, леди Лаура?

Она отказалась сесть, уткнула в пол горестный взгляд, принялась комкать подол платья.

— Ваша светлость... мне очень стыдно вас беспокоить. Прошу, простите... но я больше не могу терпеть, и не к кому обратиться, кроме вас...

— Говорите без стеснения. Нет стыда в том, чтобы слабый просил помощи у сильного. Что стряслось?

— Мой брат Джереми... он измучил меня цинизмом, глумлением, издевками... ведет себя скверно мне на зло — знает, чем задеть... за один только нынешний вечер он назвал меня курицей, затем толкнул так сильно, что я упала, а потом еще посмеялся над монахом...

— Над каким монахом? — насторожился Галлард.

— Несчастным немым человеком... но дело не в монахе, ваша светлость. Он — только частность, а все намного хуже...

— Что может быть хуже насмешек над божьим слугою?!

— Ой... — Лаура прижала ладошки ко рту. — Простите, ваша светлость, мне не стоило. Это слишком постыдно. Прошу вас, забудьте.

Она ринулась к двери.

— Стойте, миледи! — Властному голосу приарха нельзя было противиться. — Окончите то, что начали.

Лаура прижалась к двери, ломая руки.

— Право же, я не смею...

— Миледи, вы беседуете с духовником. Считайте это своей исповедью. Законы Церкви защищают вас от любого осуждения с моей стороны. Говорите смело!

— Беда в том, что это — не только мой стыд... — она прерывисто вздохнула. — Мой брат — вольнодумец, как и отец. Наверное, поэтому позволяет себе...

— Вольнодумец? Прошу, уточните. Джереми отрицает законы Праотцов?

— Не верит, что Прародители — святые. Он говорит: это были интриганы, захватившие власть. Говорит: Праотцы переписали историю, чтобы выглядеть посланцами богов.

Приарх потемнел лицом.

— Продолжайте!

— Помните, ваша светлость спрашивали, почему я не молюсь за упокой матери?.. Тогда я не ответила честно... Дело в том, что маменька — жива. Она сбежала из дому, это ужасный стыд. Дед приказал считать ее покойной.

— Как сбежала? Почему?

— Маменька агатовского рода. Она верит в Агату, блюдет заповеди, ценит свою честь. Отец все смеялся над нею, звал темной, суеверной, глупой... Отцу и брату смешно, когда кто-то во что-нибудь верит.

— И что случилось с матерью?

— Она учила меня верить Праматерям, вопреки отцу. Он злился и бранил маменьку. Когда это не помогало, давал волю рукам. При одной ссоре сильно избил ее. Маменька ушла...

Галларду стоило труда сдерживать гнев. Его голос не звучал, а скрипел сквозь щели каменной маски:

— Ваш брат и отец не верят в святость Агаты?