— Истории? Это — да! Истории с нами постоянно приключались. Вот помню как-то нанял нас один боярин ведьму с болота извести... Погодь, дитя, ты хоть не голодная?
— Не, — отмахнулась Дарья, — Я уже большая. Хочешь, и тебя покормлю? Ты только сказку рассказывай, я всё сделаю.
— Пища из рук чистой девы стократ приятнее. Не откажусь. На чём я остановился? Ах, ведьма болотная! Да-да! Там такая история вышла!
Когда Бабуин, с хрустом коленей и позвонков, выпрямился, чтобы сходить 'по двору', сказка уже закончилась.
— Так я не поняла! — возмутилась дочь, — А как же ведьма?
— Какая такая ведьма? — притворно удивился Колян, брызгая искрами из глаз.
— Болотная ведьма!
— Не было никакой болотной ведьмы! — совершенно серьёзно ответил Колян, — Тот боярин, ну, начальничек, по-вашему, сам обманываться изволил. Но, деньгу с него мы исправно взяли. На болото ходили? Ходили! Чудеса были? Были! А что ведьмы не было? Так откуда ему это знать? Он же ведьму не только от простой бабы не отличит, но и от своей боярыни. Вот уж кто истинно ведьма была!
И махнул рукой.
— А ты — отличишь? — ворчит Бабуин, проходя.
— Отличу, — уверенно ответил Колян.
— Как? — Бабуин даже остановился, хотя терпежу уже не было никакого.
— Да, просто всё. Ничего там сложного нет. Да что ведьма? Что все их так бояться? Живут себе и живут! Травки собирают. Так я и не понял, за что люди на них ополчились? В каждом селе нас сватали на ведьму. Дошло до того, что травницы эти нас уже ждали. У меня до сих пор Мешок полон травок и отваров на все случаи.
У отца с дочерью глаза были как чайные блюдца.
— И они вас не убили? — дружно выдохнули оба.
— Нас? — удивился в свою очередь Колян, всё так же брызгая искрами из глаз. — А нас-то — за что? Мы зла не чинящих не обижали никогда! Мы только злыдней преследовали.
— Тьфу на тебя! — закричал, как от боли, Бабуин, убегая, уже с порога, — Балабол!
— Ты говоришь так, будто ведьмы — хорошие, — удивилась девочка.
— Разные, конечно. Но, если ведьма зло чинить начнёт, помогать людям перестанет, то её Сила её же и сожжёт. Не могут они быть плохими. Не могут они людям не помогать. Не могут не лечить. Что-то на Свету сломалось, раз ведьм считать злом стали. Будто мало зла было! Возможно — и есть. Зло — неизбежный спутник жизни человеков. Где люди — там и зло. Всегда хватает разных всяких сущностей вредных и козни чинящих. И ладно бы в глуши безлюдной где жили, нет, полным полно же и таких, что к человеку тянуться. Ночницы, оборотни, водяные, рохли, болотники, криксы, мавки, лопатницы и лихорадки. Кого только нет на Свете!
— Скажи, а Анька — ведьма? — тихо спросила Даша, озираясь.
— Она? Нет, ты что?! — удивился Колян, — Она слишком мелочна и жадная. Не быть ей ведьмой!
— Не тронь кота! — кричит Даша на отца, который опять хотел пнуть приблудившегося дворового кота, — Не будь садистом! Я его прикормила! Сами виноваты! Куда такую рыбину девать? В холодильник не лезет!
Бабуин пожал плечами и, почёсываясь, прошёл в светёлку. Жалобливо скрипнул диван.
— У тебя доброе сердце, Дара, — кивнул Колян, как-то необычно позвал кота, пулей влетевшего в дом, да сразу — под стол, — Ты признала его. Теперь он не уйдёт. Отмоешь — рыжим окажется. Кормить будешь — вырастет. Большим. Вырастит — петь начнёт. Этот кот не простой. Ну, сама узнаешь. Теперь. Да, Баюн?
— Ага! — услышали они смех из зала, — Этот кот — учённый. По цепи ходит. На право пойдёт — лекции читает, а налево — с песнями ходит!
Колян лишь в согласии опустил голову, достал котёнка из-под стола и, глядя в его глаза, сказал:
— А ты прослыл на людях, болтун.
— Александр Сергеевич, вы же не Пушкин, давайте сказки оставим на потом.
— На потом, так на потом! — легко согласился Бабуин.
Когда Бабуин проснулся, день клонился к закату. В доме было тихо. Бабуин поднялся, исподлобья осмотрелся. Не со зла быковал. С удивления. Он чувствовал себя необычайно хорошо. Не совсем, конечно же хорошо, но не так погано, как паршиво должно было бы быть. С такого-то похмелья! Он прошёл на кухню, слегка удивился деревянному черпачку, плавающему в эмалированном ведре с хрустально чистой водой, стоящем на стуле. Зачерпнул, напился. Вода была потрясающей. В самой воде ли дело, в плошке ли, вырезанной из цельного куска полена, либо просто в 'сушняке' — Бабуину было всё едино и малосущественно. Он выпил столько воды, сколько смогло в него вместиться. Аж зубы заломило от холода студёной воды.
И Бабуин, тяжелой походкой, как вальяжный гусь, пошёл во двор. Там оглушительно зевнул и гоготнул:
— Анька! Ты чё там ковыряешься?
— Как что? — она выпрямилась и боевито упёрла запястья в бока, — Ты же сам мне эту часть огорода отдал!
— Я? — удивился Бабуин, — Не помню!
Но — махнул рукой:
— Ковыряйся, раз тебе хочется.
— Не следует землю, возделываемую руками предков, отдавать на поругание людям с нечистыми помыслами! — услышал Бабуин Колянов голос от ворот.
— Вот нелюдь! — взвизгнула Анька, мышкой шмыгнув с огорода Бабаевых на свой. Бабуин автоматически отметил, что штакетник меж их наделами они, соседи, уже разобрали.
— Чё людей пугаешь, окаянный? — буркнул Бабуин, но, даже не глянув на Коляна, направился туда, куда и намеревался.
Когда он обратно вошёл во двор, его уже ждали.
— Что? — спросил Санёк.
— Идём?
— Куда?
— Работать.
— А-а! Дарчёнок, ты с нами?
— А можно? — с придыханием спросила девочка.
— Конечно! — уверенно махнул рукой Бабуин, зачем-то посмотрел на запястье, на котором часы уже несколько лет не появлялись, потому сверился с положением солнца и заявил, — Тем более что сегодня мы, ну никак, не будем варить. А вот с хозяевами перетереть, оценить и прикинуть... — И он вздохнул, — И мы без сварочного! Придётся к Максу на поклон идти. Доча, закрой дом.
— Я — уже! — девочка сияла, но улыбка её сползла, когда отец спросил про Соседа. — Я — щас!
Бабуин похлопал себя по карманам. Опять вздохнул:
— Пешком пойдём. Даже на автобус не осталось. Может, хоть задаток удастся взять?
Бабуин подмигнул этому миру, уже начавшему краснеть с приближением ночи и того, что обычно ночью происходит, и стал насвистывать навязчивую мелодию, что крутилась в голове. Догнавшая его дочь требовательно вырвала его руку из кармана штанов, другой схватила лопатоподобную ладонь Коляна и тоже стала подпевать, припрыгивая на ходу.
Несмотря на периодически накатывающие на Бабуина волны депрессивности и отчаяния, он был довольно весёлым и философски мыслящим парнем. Сейчас как раз был такой момент. Денег — не было, жены — нет, дом — разваливается, в друзья набился какой-то странный тип, бодает с похмелья. Но — небо чистое, земля просохла, солнышко пригревает, похмелье — мучает, но не убивает же! Жить можно! А вот если с калымом выгорит, то и — нужно!
А там — как будто 'бабушка нашептала' — одно к одному! И мужик с бабёнкой, что гараж хотели, оказались людьми довольно простыми и адекватными, без закидонов. Мужик уже даже яму под смотровую канаву сам почти вырыл. Всё порешали быстро, к обоюдному довольствию друг другом. И Макс сам позвонил. И не то, что сварочный разрешил взять, а даже подогнал ещё одну работёнку. У него жена в больничку загремела. Траванулась чем-то. Наверное, блевашами с рынка. Оба ребятёнка на одном Максике. Как-то у них не заладились отношения с тёщами-свёкрами. Как и у самого Бабуина.
Там, в Максовом подгоне, и делов-то было — запаять трубу и дать компрессию. На полчаса работы. Дашка даже заскучать не успела. С шуршанием в кармане и настроение — взлетело. На обещанное дочери, конечно же, не хватало, но вот:
— А не сходить ли нам в 'Завод'?
Дашка сразу погрустнела:
— Вот и кончилась сказка!
— Да ладно, чё ты? — отмахнулся Бабуин, — Колян! Как ты относишься к танцам?
— Танцам? — удивился Колян.
— Ага! — проворчала Дарья, — К припадочному дёрганию под экстрабасы. В винном угаре в компании шалав.
— А ты откуда знаешь? — притворно нахмурился Бабуин, — Ты ещё маловата для подобного безвозвратно загубленного времяпрепровождения.
— Шалав? — переспросил Колян.
Бабуин рассмеялся, хлопнул Коляна по спине:
— А девочка знает, что нужно настоящему мужику!
— Ага, грязная сифозная дырка! — продолжает ворчать Даша.
— Цыц, сопля! — гаркнул Бабуин, — Мала ещё! И вообще! Ты чего себе возомнила, мелочь пузатая?
— Сам ты пузатый! Ребёнка одного вечно бросает! Тоже мне — отец!
— Ты, доченька, ничего не попутала? — наклонив голову набок и прищурившись, вкрадчиво спросил Санёк, — Ты с кем сейчас разговариваешь, не забыла? — Тут голос его стал твердеть, тон — насыщаться, — Я тебе не маменька твоя! Я клушкой над тобой кудахтать не намерен! И облизывать тебя, как кутёнка, не собирался! Я — отец тебе, а не соплевытиралка! И я — не эти клуши в брюках, что мужиками числятся, а сами — няньки, приложение к мелкому недоразумению. У нас — или как я скажу, или — никак! Ты — человек, Даша, а я твой отец, а не подай-поднеси, подинахер — не мешай! Понява?
— Да я так и поняла! — огрызнулась девочка, плаксиво надувая губы, — Папашка!
Девочка собралась применить гарантированно убойный приём женский приём — слёзы.
— Сдаётся мне — ничего ты не поняла! Потому планшет подождёт, пока мамка в клювике не принесёт. Или в подоле.
— Папка! — закричала девочка, бросаясь на Бабуина, с ловкостью мартышки взбираясь к нему на шею, обняв его, целуя в колючие щёки, — Я пошутила! Честно-честно!
— Вот так — лучше! — тихо басил Санёк на ушко дочери, крепко, но бережно прижимая её к груди, — Пойми, дочь, мне надо несколько человек повидать, а по домам их искать — муторно и долго. Так — быстрее и проще. Будь умной девочкой! Ты же — моя дочь!
И опять к Коляну:
— Ну и каким будет твоё сугубо положительное и категорическое согласие?
— Согласие? — переспросил Колян, явно сбитый с толка произошедшей семейной сценой.
— А я и знал, что не откажешь! — Бабуин ещё раз хлопнул Коляна по спине, — Сейчас дочку до дома подкинем и пойдём.
— Сама доберусь, не маленькая! — отмахнулась Даша, оправляя платье и лямки рюкзака, — Я же — твоя дочь. А пристанет кто, я так сделаю!
Она согнула ноги бубликом, растопырила локти, выдвинула нижнюю челюсть вперед и, дёргая головой, стала басить:
— Ты чё, попутал? Ты на кого бочку катишь, тюлень? Да ты знаешь кто я, грыжа писюковая? Я — дочь Бабуина! Свалил в туман, пока ковырялки целы!
Бабуин смеялся покатом, держась за живот.
— Помогает? — сквозь смех спросил он.
— У меня весь двор и весь садик на цирлах ходит! Строго по пунктирной линии! — гордо возвестила девочка и улыбнувшись, помахала ручкой, — Побегу я! Там по Первому сегодня Шерлока повторяют!
— Погодь, деньги возьми на автобус! — крикнул вслед бегущей вприпрыжку дочери Санёк.
— Есть у меня! И на батон хватит! — отмахнулась дочь.
Бабуин матюкнулся:
— Что ж мы пешком тогда сюда шли?
Даша, на ходу развернувшись, показала им язык.
— Вот такие они, бабы! — вздохнул Бабуин, — Всё у них что-то приныкано, всё у них с двойным дном. Вот где их держать надо!
И показал языку дочери свой пудовый кулак. Девочка лишь лукаво улыбнулась. Отец — только угрожает. Иногда — ремнём трясёт. Не тронет. Даже вусмерть пьяным — не тронет.
— Видал? — обернулся за сочувствием Санёк.
— Дети — это чудо. Чистая радость. — Ответил Колян.
— Сдаётся мне, что своих у тебя нет. Иначе так бы не говорил, — покачал головой Бабуин, разворачиваясь, пошёл.
Колян пожал плечами и пошёл рядом.
— Не знаю. Видишь ли... Я вот таким, как сейчас — всегда был. Если возраст людей считать по тем годам, какие они помнят, сколько себя осознают, то я даже младше твоей дочери.
— У-у! — махнул рукой Бабуин, — Если так считать, то я и сам младше своей дочери. Сначала — недоросль бестолковая, а потом — водяра! — он гоготнул, — Трезвого и осознанного образа жизни у меня как раз на пару лет только и наберётся!
— Возможно, ты не понял, я уже таким был...
И Колян стал рассказывать, как осознал себя уже таким вот в каменных подземельях в окружении ходячих скелетов и псевдоразумных огромных управляющих кристаллов.
— Ну ты и сказочник! — прервал его Бабуин, качая головой, — Брешешь, аж уши заворачиваются! Только, Колян, прибереги лучше сказки эти для детей. Я — насквозь тёртый калач и в чудеса давно уже не верю. В фантастику — тоже. Прошли те времена. Потому, давай договоримся — мне — без этих вот твоих, хорошо? Я — реальный пацан! С понятием. Язык за зубами у меня крепко сидит. Но и котелок у меня не только крепко к плечам припаян, но и варит неплохо. В основном. Вот и давай забьёмся, что если правды сказать не можешь — молчи, накер! Мне сказки — вот уже где!
И он рубанул себя ладонью по горлу.
— А захочется мне брехни хлебануть — я зомбиящик врублю. Как раз — на первом государственном. Да и на любом другом. И получу свою порцию идеологически выдержанной, тщательно просчитанной психологами — брехни. Усёк?
— Усёк, — кивнул Колян.
— То-то же! А вот теперь давай по-чесноку! — Бабуин резко остановился и рывком развернул к себе Коляна, — Давай колись — кто ты? Что тут делаешь? Как тут оказался? Зачем ты тут? Что тебе от нас надо?
— От вас? — Колян мягко освободился от захвата, — От тебя — ничего. Ты первый, кого я встретил в этом мире. Ты не изгнал меня. Предложил кров и стол. Не попросил меня за порог. Я тебе благодарен и обязан. Прогонишь — уйду.
— А-а! — вскинул голову Бабуин, — Исчерпывающе. А зачем ты тут?
Колян лишь пожал плечами и вздохнул:
— Если бы я сам знал! В прошлый раз нас тоже выбросило в незнакомом месте. Зачем? Почему? Неведомо. И сейчас Они такую же игру ведут.
— Кто — Они? — спросил Бабуин, но посмотрел на небо.
— Без сказок? — усмехнулся Колян, — Тогда — никто.
Бабуин — понял, тоже усмехнулся.
— Что дальше собираешься делать? Есть у тебя какие-то планы, цели?
— Наверное — пойти в завод. Узреть припадочное дёргание под экстрабасы. В винном угаре в компании шалав.
— Наш человек! — взвыл Бабуин, с размаха опуская свою граблю на плечо Коляна, — Только в 'Завод'. Это клуб такой. Тот завод, где мы были — завод. А это — 'Завод'. Название такое. Понимаешь?
— Нет. — На чистом глазу сознался Колян.
— Это — нормально. Ничё, паря, держись меня — не пропадёшь! Я тебя ещё научу тёртый укроп курить и родину любить! Сделаем из тебя человека! Пошли!
— Пошли! — согласился Колян.
Шли они, правда, недолго. Бабуин при этом насвистывал ту самую мелодию: 'Куда идём мы с Пятачком? Большой-большой секрет!' И как тот самый Винни Пух, резко остановился, и спрашивает у 'Пятачка':
— Слушай, а засвети свою нумезматику!
— Я тебя не понял, — честно признался 'Пятачёк'.
— Монеты, — пояснил Санёк.
Колян залез себе в рукав и протянул на раскрытой ладони горсть монет разной чеканки и разного достоинства в разных металлах. Санёк пальцем пошерудил эту горсть. Выбрал пару серых монеток и одну жёлтую. Выбрал самые затёртые, самые обгрызенные, хотя были и совсем новые, полновесные золотые, с чёткими профилями. И зацепил палочку серебра с чётко различимыми зарубками. Он потёр слиток меж пальцев.
