Черная Рысь-2. Экзамен на прочность

— Pardon,— сказала я, и мы перешли на английский. Жульен в том числе, хоть и вставлял во фразы иностранные слова — такова была манера его разговора. Марию мы больше не обсуждали. На развилке она взяла прямой курс на Краснодар, объяснив это тем, что через Тимошевск дорога короче.

Жульен поведал о себе. Плавное течение его голоса с французской певучестью разливалось по салону автомобиля, и мы заслушались Жульена как рассказчика, умеющего держать слушателя поблизости от себя. Ему нравилось вспоминать о прошлой жизни, о друзьях и семье, о приключениях, что случались с ним, как он выразился, "по юности". Иногда я прикрывала глаза, не засыпая, и представляла, что слушаю аудиокнигу, нескончаемую пластинку историй.

Он родился в конце августа, на месяц раньше, чем предполагали его родители. Жизель Девуар, тогда еще молодую шестнадцатилетнюю девушку, мучили тяжелые сомнения по поводу внепланового ребенка — Жульен спокойно об этом говорил, без тени злости на мать за эти мысли — и она подумывала об аборте, опасаясь реакции родителей. Бабушка и дедушка Жульена были консервативно настроены, и такая вещь, как аборт, даже не пришла бы им в голову: она считалась величайшим грехом. Но и оставить его Жизель не позволял страх. Воспитанная по всем нормам морали, прилежная дочь и безгранично романтичная особа, она всецело отдавалась эмоциям и ощущениям, которые вызывал в ней ее первый мужчина, будущий муж и отец Жульена. Семьи возлюбленных были бедны, на аборт не хватало средств, и тогда они приняли решение пожениться и вырастить сына в условиях идеальной семьи.

Долгое время мадам и месье Девуар не сообщали подросшему Жульену о своем разводе, продолжая жить вместе. Они думали, что рана, доставленная ребенку этим известием, искалечит его жизнь. Они не ругались, не били посуду и друг друга, умели договариваться и находить компромиссы. Можно сказать, они были друзьями. Слишком скоро после женитьбы они поняли о существенной разнице в темпераментах, взглядах и мнениях, но главную роль сыграли угасшие чувства. Когда Жульену исполнилось четырнадцать, родители открыли ему свою маленькую тайну, в то же время не дали прочувствовать настоящую горечь от ухода одного из родителей. Несколько месяцев после этого они жили вместе, давая ребенку освоиться с мыслью о разводе, затем отец снял квартиру неподалеку и переехал. С сыном он виделся через день, а то и чаще. Но алименты не платил. Жизель никогда о них не напоминала, боясь вздорного характера бывшего мужа, с которым мирилась, будучи замужем. Он недолго тосковал в одиночестве и женился спустя полгода на своей секретарше.

Жизель забрала сына из Марселя, где прожила все свои тридцать два года, и поселилась в парижской квартирке в южной части города. Она долго не находила работу и, отчаявшись, устроилась ассистенткой в филиал научно-исследовательского института генетики и селекции, куда ее приняли без высшего образования.

Чистка пробирок, мытье лабораторных столов и инструментов были основной ее работой. Жизель получила своего рода повышение, когда ее перевели в кабинет профессора Владимира Левицкого. Она стала протирать микроскопы, следила за сохранностью пробирок, и иногда Владимир поручал ей наблюдения за развитием молекул, уезжая из города, но она ничего не смыслила в генетике и всегда отвечала "Bien" на вопрос "Come?" (с фр. "Хорошо" на "Как")

В одну из ночей Жизель дежурила из-за того, что профессор отказывался покидать кабинет. Он был как никогда близок к открытию нового вида соединений, но всякий раз его постигала неудача, и что-то мешало завершить процесс. Теплая парижская ночь и выключенная на ночь система охлаждения сделали свое дело: Жизель притянуло к Владимиру, увлеченному одними исследованиями холостяку. Конечно, у него были женщины и до Жизель, но никто из них не завладел его пылким сердцем, отданным, на тот момент, науке.

Владимира знал о сыне Жизель, взрослом сыне, оканчивающем школу. Только возраст Жульена образумил Владимира и не дал сомнениям и совсем не отцовскому равнодушию к нему расторгнуть помолвку. Ясное дело, что Жульена приняли в семью, но, вопреки ожиданиям, он несильно тревожил отчима, который перевез жену в Москву, а мой дед пристроил дядю ректором на свое место. Окончив школу, Жульен выучил язык и поступил в АТИСО [1] на платное отделение, где окончил два курса. Деньги на обучение он старался зарабатывать сам. Владимир всегда был к нему добр и снисходителен, но приручал к самостоятельности. А, может, ему просто не было дело до забот усыновленного ребенка — после совершеннолетия Жульен полагался только на себя и на сопутствующую ему удачу.

Однокурсник Жульена, вездесущий и неугомонный, посоветовал друга туристической фирме, где работал в то время консультантом. В качестве гида Жульена отправляли по франкоговорящим странам на весь летний сезон. С этой работой и одновременно стажировкой было связано больше половины рассказов.

По России Жульен путешествовал относительно недавно. Неделю он гостил у друга, но его краткие каникулы подходили к концу. Владимир сообщил ему, что мы с Марией на пару дней едем в Анапу и проезжаем Ростов, так что, готовый перетерпеть эту "пару дней" нашего общества, Жульен согласился выйти в обговоренное время к перекрестку.

— Вы знаете,— прервала его Мария,— а ведь я не вижу указателей на Тимошевск.

Я фыркнула. Ее заявление напомнило мне о том дне, когда я вела машину в Венецию.

— Езжай дальше,— посоветовал Жульен и на мой безмолвный вопрос пожал плечами,— скоро будет.

"Скоро будет" довело нас до самого Краснодара. В плотном потоке машин мы застряли в сетке светофоров, которые отсчитывали секунды для водителей, словно те были гонщиками. Мария предположила, что мы выедем насквозь города. Архитектурные строения были приятнее для наблюдения, нежели московские новостройки, возводящие цветной лабиринт по обручу российской столицы, хотя бы высотой. Среди зданий встречались и одноэтажные частные дома. Мы двинулись по центральной улице, Красной, с основными магазинами, гостиницами, театрами и кинотеатрами, а также администрацией города. Старые постройки скрывали новые, отчего Краснодар смешал стили ампир, модерн и эклектику. Строительство характерных для южного города комплексов не воспринимало серость северных соседей, а деревья не давали разных стилей домам перемешаться, объединяя их в согласованный союз. Общая атмосфера абсолютно соответствовала представлениям об официальной столице Кубани, с оттенком, как сказала Мария, красочных "украинских хуторов". Сестра подметила, что Красная улица заканчивалась Постовой, где раньше стояла самая первая крепость казаков. Чистый и ухоженный, город создавал уютное местечко для отдыха, обогащенное каштанами, цветами и вкусной едой. Едой я занялась не зря, потому что...

— Я припаркуюсь где-нибудь,— сказала Мария, сворачивая к тротуарной стоянке. Небольшое кафе на углу показалось нам приятной столовой. Судила я по себе: желудок сжимался от голода, и хотелось поскорее сделать заказ, неважно где.

Мы примостились за столиком напротив выхода, чтобы в случае опасности беспрепятственно покинуть помещение. Официант предоставил нам меню.

— Понимаю так, что на les hu?tres я могу не рассчитывать,— сказал Жульен, листая меню.

— Да, полагаю, здесь вместо устриц ты закажешь борщ,— Мария довольно показала ему картинку с супами,— или рассольник.

Меню было составлено целиком и полностью на русском языке, и я ориентировалась только по иллюстрациям.

— Аннка, возьми пельмени,— посоветовала сестра,— или вареники. Только не говори, что ты ищешь итальянскую пасту.

— Ой, нет,— скривилась я. За полгода питания одними мучными продуктами, я склонялась к другой кухне, не испробованной раннее,— пасты с меня достаточно.

Заказ был сделан. Меньше четверти часа прошло, когда нам принесли блюда и поставили высокий графин с морсом на центр стола. Горячие вареники с начинкой из вишни, политые жидким медом, пришлись мне по вкусу.

— Et alors, fillettes, на сколько вы планируете поездку?— спросил Жульен, который все таки взял суп и загребал его ложкой из глубокой тарелки.

— Дня на два,— ответила Мария коротко. Я, конечно, сомневалась, что мы управимся так быстро, но надежда на два дня радовала.

— И pourqois? Что вам нужно en Анапа?— Жульен, проявивший любознательность, этим напряг Марию. Она отложила вилку, на что накалывала овощи из салата, и сдержанно — было видно, как она с трудом удерживалась, чтобы не сорваться, и маловероятно, что причина была в Жульене — отвесила:

— Мы ищем папу. И, предугадывая твой следующий вопрос, скажу почему. Соскучились. А также у меня долги за квартиру, а я не работаю, Аннка тем более.

"Тем более?"— не поняла я.— "Кто, интересно, тащил маму на своем горбу и брал две смены вместо одной?". Но я не повторила этого вслух. Некоторые вещи приходилось скрывать. И пускай Жульен вызывал доверие, он был западником. Врагом. История доказывала, что браки между членами разных стай складывались редко, и каждого оборотня рано или поздно ставили перед выбором: защищать своих или умереть как предатель.

— Просто мне интересно,— сказал он в свою защиту,— что вас привело сюда. Особенно toi, Annet, из тихой Канады.

— Из жгучей Италии,— поправила я автоматически и тут же запнулась, поймав молниеносный взгляд сестры,— то есть... я отдыхала там на каникулах. Весенних...

— В Канаде хорошие университеты,— прибавила Мария.

— Да! Хорошие... там было весело...

Глаза ее кричали: "Заткнись! Немедленно!"— и я поспешила занять рот пельменем. Врать не умел никто в нашей семье, хотя Дарин меня немного натаскал в этом деле.

— Tien! А вы слышали про охоту? Вот это я представляю... веселье!— Жульен мечтательно и с сожалением одновременно качнул головой.— Хотел бы я поучаствовать в поисках, mais ils prennent (с фр. но они берут) самых опытных членов стаи.

— Что за охота?— брякнула я, стараясь поддержать беседу. Прежде чем дошел смысл, Мария стукнула меня ногой под столом.

— Разумеется, мы слышали, Жули,— сказала она вместо меня, натянуто улыбаясь. Лишь я определила тип улыбки. Для парня она была не просто естественной, а почти что заигрывающей.

— Нет, ну ты представь, quelle у этой девчонки башня! Пролезть в самое coeur (с фр. сердце) стаи, и нанести удар по важнейшему ее органу! Правильно Билли сделал, что сразу поднял тревогу: такое нельзя прощать.

— Билли не поднимал тревогу,— возразила Мария,— Билли всего-то заправляющий. Смотри выше — команду подал приближенный Рейвел, и он же ее и отменит, когда узнает, что поймать... убийцу невозможно.

— Я сомневаюсь в этом, Marie. Билли не поставит под угрозу свою репутацию в нашем мире и не отступит. По крайней мере, придерживаясь норм чести, не должен. И ты, je vois, недооцениваешь наших: неужели какая-то девчонка утрет нос главенствующей стае?

— Полегче с "главенствующей",— ощетинилась сестра,— и не забывай, что девчонка, о которой ты говоришь, входит в мою стаю, и кем бы она ни была, я и моя семья откликнемся на призыв и будем ее защищать до потери пульса, потому что мы стоим за своих. А прямо сейчас я могу спокойно надрать тебе задницу за то, что разжигаешь межрасовые конфликты и разделяешь, фактически, родственников на два военных лагеря.

— Tranquillement, Marie! (с фр. Спокойно, Мари!) Я не разжигаю никаких конфликтов. Tu sais, что когда ты злишься, мне жутко хочется тебя поцеловать.

— Ну, все,— она закатила глаза,— понеслась. Жули, признай поражение: в политике я тебя разорву как тузик грелку.

— Да неужели? Готов доказать обратное, если ты хочешь продолжить спор.

На этот раз я, почувствовав опасное острие, по которому ходила сестра, пихнула ее, но та уже разошлась.

— Тысяча девятьсот пятый год, Джереми МакГреггор, ваш признанный "гений"-крысолов, так и не отыскал Полину Лазаревскую, нашу обыкновенную помещицу. Кажется, она убила маркиза во время поездки в Данию за его нахальство. Этим вы все отличаетесь. Далее, сорок седьмой год. Не успела остыть Вторая Мировая, как совершилось спланированное нападение на семью Гартунг. Позже выяснилось, что причиной послужило незаконное пленение Алины Рублевской, более известной как "Огненная Лисица", единственная в своем роде. После Алин не встречалось ни одного зафиксированного рождения оборотня-лисицы, что доказывает вымерший вид, искорененный немцам. Скажи, Жули, что у мстителей не было оснований для убийства Гартунгов, но их имен не известно по сей день. Нашли ли их ваши восславленные охотники? Ха!

Слова сестры пролетали в голове не задерживаясь. "Сорок седьмой год... Алина Рублевская... лисица... единственная в своем роде... не встречалось ни одного... рождения..."

Я судорожно схватилась за стакан, наполняя рот морсом. "Понимаешь..."— говорил Дарин, когда я пыталась его споить, чтобы выведать подробности его личной жизни и зацепки для себя самой,— "мы же не оборотни... Точнее не все. Я — нет, а Рейвел была лисицей..."

— Ты потрясающая, Marie,— с насмешкой сказал Жульен,— вспомнила целых два случая! А что же про грызню восемьдесят седьмого? Мы штурмом взяли вашу территорию, причем смертные не слышали ни звука. Скольких тогда мы подчинили, сотни?

— Это прошлый век, Жули. Ты путаешь Северную стаю с Западно-Американской. Повтори историю. Или лучше географию.

— Tu connus, Marie, что я прав,— не отставал парень.— Почему же тогда многие ваши связались с нашими, и вместе увеличивают популяцию, чтобы в будущем объединить две стаи? Отказываешься в это верить? Значит, посмотри на свою семью. И на мою: мама на восьмом месяце и ждет второго ребенка. От кого же? Vrai, от твоего дяди.

Сестра вздохнула, не найдя опровержений. Тарелки обоих спорщиков были полны, а я успела втихаря доесть пельмени, придумывая новое ругательство, которое никогда не будет озвучено, для Дарина за пятицентовик в копилку его лжи.

— Хорошо, умник, давай поспорим, что Черная Рысь станет новой Полиной Лазаревской.

— Уверена, ближайшие две недели ее не найдут?— переспросил Жульен, пылая азартом перед назревшим пари.

— Да, уверена,— Мария протянула ему руку через стол,— на что?

— На поцелуй,— невозмутимо ответил Жульен. Мария хмыкнула, но, не колеблясь, сцепила с ним руки, будто они готовились к армрестлингу.

— Идет!— воскликнула она быстрее, чем я смогла их остановить,— а если выиграю я — ты смиришься с тем, что слишком маленький для меня.

Жульен не был в восторге от условий девушки, но промолчал. Так же, как и она на его условие.

— Аннка, разбей,— попросила Мария. По коже пробежал холодок. Казалось, в этот момент они заключали сделку с самим Дьяволом. Я нерешительно разбила их пари и ощутила плотную массу неприятного предчувствия на душе. Блондин-француз и русская брюнетка, оба полные упования от собственной значимости в споре, вернулись к еде.

[1] АТИСО — Академия Труда и Социальных Отношений. Высшая школа профсоюзного движения ВЦСПС им. Н.М. Шверника.

Глава 5

Когда тарелки опустели, мы быстро собрались, оставив плату за заказ на столе. Как и вчера, тучи сгущались на небе, предвещая скорую грозу. Я начала уставать от грозы еще в Италии, поэтому надеялась отдохнуть от нее в России, но, нет, эта страна оправдала свое географическое положение. Вдобавок ко всему мы ехали в сторону Черного моря, и Сочи, небольшой курортный город на берегу, считался самой влажной точкой страны. Осадки совсем не радовали: наверное, нелюбовь к воде передалась от когтистых предков. "Иначе я не знаю, как в меня проник животный ген, и даже боюсь представить, что для этого делали люди, мои дальние родственники". Данный вопрос, похоже, возник только у меня, поскольку никто из знакомых оборотней ни разу не жаловался на свои преимущества перед смертными.