Гном и семь Белоснежек

— Да вы гурман, батенька, — уже направилась я к холодильнику, охваченная любопытством: ну как он сможет это пить?

Лёня обрадовано кинул дольку в кофе, помял его ложечкой, сделал глоток и с закрытыми от удовольствия глазами произнёс:

— Ништяк!

Ещё глоток, ещё. И не морщится. Похоже, ему и впрямь нравится кисло-солёно-сладкая бурда. Гастрономический извращенец!

— Ты сказал, что о гепатите Потехиной знали только трое, — вернулась я к беседе.

— Её врач, Рада и я, — кивнул Храмов.

— А могла ли Рада проговориться об этом Насте?

— Вряд ли.

— Почему ты так уверен? Тебе же проговорилась.

— Не угадала. Я сам услышал Викин разговор по телефону с её доктором, сделал выводы, а потом спросил об этом у Рады. Сначала она отрицала, но врать Радка никогда не умела. Я насел, просто из интереса, она и раскололась.

— Ну вот, возможно и Настя каким-то образом узнала. Должен же у Потехиной иметься повод убить и её.

— Знаешь, я скорее думал, что Настя застала Потехину в момент убийства и начала её шантажировать. Лагачёва из такой когорты, жадная и алчная. Повод? Тебя Викуша засадила, смогла убедить всех в твоей виновности, шито-крыто: Душечкина задушила невесту из ревности. Так что ей не с руки было оставлять свидетельницу в живых. А может, и в самом деле из-за диагноза...

— Нелогично. Блогерша знала, что меня засадили в камеру, и убивает ещё одну девушку? Нет, убийца — не она.

— А может, у неё был сообщник.

Несколько секунд мы молчали. Потом я всё-таки озвучила мучивший меня вопрос:

— Скажи, а почему ты принёс мне передачку?

Лёня смущённо улыбнулся.

— Я чувствовал свою вину... — ответил он так, словно хотел произнести нечто другое. — Если бы узнал, что дела у тебя совсем плохи, взялся бы защищать как адвокат. Блин, да каждый бы поступил на моём месте так же, помог бы, чем смог!

— Э нет, что-то кроме тебя больше никто из мажориков не геройствовал.

— Раскройте рты, сорвите уборы, по улицам чешут мальчики-мажоры, — процитировал собеседник песню группы 'ДДТ'. — Я не мажор. Я только из-за Радки оказался в этом дерьме.

Он снова погрустнел и замолчал. Я немного посомневалась, но решилась залезть в адвокатскую душу.

— А о чём ты хотел с ней поговорить тогда, в подвале?

Парень одним глотком допил кофе и уставился на дно кружки, оттягивая момент признания.

— Извини, но Хмелёв чмо. Изменял Радке постоянно и без разбора. Даже с этой крысой Потехиной мутил. Ну, я и выложил всё Раде. Только она не поверила, сказала, что я просто ревную и вообще пьян в сопли. Потом выгнала меня. И нахрена только Эдик решил жениться, не понимаю.

— Для разнообразия, — съязвила я.

Храмов согласно кивнул и посмотрел на циферблат микроволновки.

— О-о, двенадцатый час, очень жаль, но мне пора. Возьми мою визитку, пригодится.

Он протянул мне пластиковый прямоугольник с золотыми буквами на чёрном фоне: 'Адвокат Храмов Леонид Фёдорович. Если у Вас есть эта визитка — у Вас больше нет проблем'.

— Высокопарно, — прокомментировала я.

Мы распрощались. Когда я вернулась на кухню, чтобы убрать со стола, там уже сидела Лара.

— Ну рассказывай, о чём вы беседы беседовали целых два часа.

— Сначала расскажи, как ты могла впустить в дом незнакомого человека. Не ожидала от тебя подобной беспечности.

— Да за него ручался Николай Коньков, адвокат и мой давний приятель. Николаша позвонил мне и сказал, что с тобой, моя дорогая, кровь из носу хочет встретиться его коллега. Потом он передал трубку Леониду, тот мне всё подробно поведал, вот я и пригласила его в гости.

— В следующий раз буди меня заранее, чтобы я не выходила к гостям заспанная.

— Ой, да было б там перед кем хорохориться.

До трёх ночи я пересказывала подруге всю беседу с Храмовым. Лара, с её цепким умом, согласилась с предположением Лёни, что Потехина ликвидировала подружек чужими руками. Я же уже не знала, что и думать. Такую, в полном изнеможении от дум и недосыпания, она и отпустила меня спать.

В кровати я проворочалась ещё с полчаса — навязчиво мелькали лица, всплывали обрывки диалогов. Интересно, на каком этапе расследование? Подозревают ли органы Потехину? Зачем она придумала этот звонок в подвале? Полицейские, когда же вы уже во всём разберётесь и восстановите честное имя Дуняши Душечкиной?

С этой мыслью я несколько раз глубоко вздохнула, успокоилась и заснула.

Глава 7

Моё утро началось в полтретьего дня. Ненавижу просыпаться в это время: голова гудит и отказывается вспоминать, что за день недели, число, месяц на дворе. Твёрдо помнилось одно: сейчас лето. Правда, видок за окном больше напоминал начало осени. Скверный дождь всё залил серой краской, порывистый ветер пытался раздеть деревья. Картина удручала и совершенно не сподвигала на пробуждение. Я зябко поёжилась и словно сомнамбула поплелась на кухню, минуя умывание и чистку зубов. Ко-оофе. Скорее. И желательно внутривенно.

Домашних не было. Об этом свидетельствовали записки, наклеенные на кофемашинку:

'Ma cherie, салфетку над тарелкой слева не поднимай, там очень нежное тесто! Мурзик';

'Рыба, вытащи, плиз, мои рубашки из стиралки и развесь. Целую. Марк';

'Дуняша, тебе обзвонилась мама Эдика, вот её номер... Лара'.

Последнее послание я перечитала дважды, но нет, никакой ошибки. Красным по жёлтому было написано: мама Эдика. Я даже проснулась. Что от меня понадобилось Нине Павловне?

Мой мобильник обнаружился на обеденном столе, заботливо включённый и заряженный кем-то из домочадцев. Я сняла телефон с блокировки и ужаснулась: за прошедшие дни моих мытарств в смартфоне накопилась лавина смсок и пропущенных звонков, восемь из которых были с номера, указанного Ларой в записке — от мамы Эдика. От моей же маменьки, к слову сказать, всего три. По одному в сутки.

Я уверенно нажала на кнопку вызова.

— Алло, Дуняшечка, — радостно отозвалась женщина после первого же гудка.

— Нина Павловна? Здравствуйте. Как ваши дела?

— Всё хорошо, спасибо, милая.

— Э-ээ... Хорошо?

— Ах, ты о трагедии с Радочкой... — вобрала собеседница в голос всю меланхолию мира. — Да, мы тут места себе не находим, Эдичка совсем в депрессии. Я так боюсь за моего мальчика! Хочу показать его специалистам, но он ко всему безучастен, противится куда-то ехать. Дуняшечка, милая, как там наши фотографии?

Я даже растерялась.

— Признаться, я их ещё не открывала... Времени не было.

— Да, Дунечка, знаю, что с тобой приключилось. Ужасно-ужасно! Боже! Бедная девочка, что тебе пришлось пережить! — драматической актрисой надрывалась Нина Павловна, а потом её тон резко стал деловым: — Могу я получить фотографии сегодня? На диске. Прямо такие, как есть. Знаю, вы, фотографы, что-то там с ними делаете, обрабатываете что ли, но мне, пожилой, сойдут какие есть. На память. Привезёшь мне, душечка? — вновь просюсюкала женщина.

Окажись на моём месте хваткая Лариса, она бы мигом ответила: 'В обмен на деньги, уважаемая Нина Павловна. Соболезную вашему горю, однако работа должна оплачиваться'. Но я не Лара, да и имею ли право в свете последних событий просить оплату? Хотя на убитый горем голос мамы Эдички не похож.

— Конечно. Куда мне подъехать и во сколько?

— Давай в девять вечера. Не поздно?

— Сейчас темнеет после десяти, — ответила я, с сомнением косясь в хмурое окно.

— Великолепно! Улица Ново-Речицкая, дом семнадцать. Подожди меня, котёночек, там во дворике.

Мы попрощались. Ново-Речицкая? Это же отшиб города. Точно не знаю, где находится улица, однако местечко мне знакомо. Но ведь Нина Павловна проживает совсем в другом районе. Какой чёрт понесёт интеллигентную директрису школы в этот рассадник маргиналов?

Кофе придал мне сил физических и моральных. Понимая, что откладывать более нельзя, я шумно выдохнула, как это делают некоторые мужики перед опрокидыванием рюмки водки, и отважно набрала номер маменьки.

— Объявилась... — недовольно 'поздоровалась' родительница.

— Привет, мамочка, — залебезила я. — Как у вас с папой дела?

— Нет, Богдан, ты слышал, наша недотёпа интересуется, как у нас дела!

— Ну Кла-арочка... — послышался голос папы.

— А что я такого сказала? — возмутилась мать. — Как могут быть дела у опозоренных родителей? Мы тут из дому не выходим, благо у твоего отца отпуск, и ему не нужно ездить в город! Мне позвонила Лиля и сказала, чтобы я включила телевизор, я как села, так и просидела до ночи, словно мешком по голове огретая! Господи, ну в кого ты такая, Дуся?

— Мама, я просила так меня не называть!

— А как тебя называть? Ты бы слышала, как тебя другие называют! Господи, какое пятно на репутации! Думала, хоть на старости лет спокойно поживу, буду выращивать огурцы с флоксами, и тут — такое. Вот Лилькины девки — так девки, а моя-то...

— Ну Кла-арочка...

— Мамочка, а ты не хочешь спросить, как дела у меня, что мне пришлось пережить?

— А что тут спрашивать? Жива-здорова, судя по всему, сидишь, небось, уже в своём ноутбуке и фотки как всегда делаешь. Хотя что там делать? Предназначение фотографа как раз таки в том, чтобы снять и отдать. Ну зачем замазывать всем прыщи на компьютере? Фотография должна отражать действительность! И вообще, вот сколько раз говорено было: беганье с фотоаппаратом — это занятие не для тебя! Это для вёртких людей, а тебе надо бы было продолжать сидеть в секретаршах да кофе подавать. Говорила я тебе, говорила? Чего ты попёрлась к этому прощелыге, к этому франту на свадьбу?

— Мама! Меня пригласила в качестве фотографа на свадьбу Рада, невеста Эдика!

— Тебя развели, как лахудру!

— Кла-арочка...

— По-твоему, меня подставили?

— А то нет, — торжествующе усмехнулась матушка.

— Пока, мама! Я тебя всё равно люблю.

— Всего хорошего! — гаркнуло в трубке.

А некоторые ещё удивляются, почему я предпочла жить в доме Ларисы. В подобном тоне Клара Васильевна общалась со мной всегда. Я уже привыкла, что являюсь никчёмной, глупой, недальновидной, руки мои берут начало из того места, на котором люди сидят, мозг находятся там же. Упоминание о 'Лилькиных девках', моих двоюродных сёстрах Кире и Даше, — обязательная программа каждого нашего разговора. Почему сестрицы буквально канонизированы мамочкой и с младых ногтей ставятся мне в пример, не уразумею по сию пору. Обе они — среднестатистические тридцатилетние разведёнки, одинокие матери и труженицы скучных офисов с невысокими окладами. Однако в глазах мамы Кира и Даша — 'нормальные женщины' и всё у них 'как у людей': тянут на своём горбу по двум отпрыскам каждая и живут с мамой, моей тётей Лилией. Да, вот так должны жить 'нормальные умные женщины' — всемером в одном доме. Не то что я, 'мать родную бросила'. А я не бросила, я — сбежала.

После разговора с Кларой Васильевной всегда требуется закурить. Я налила вторую кружку кофе и, прихватив смартфон, отправилась в сад. Ораторы из соцсетей продолжали неистовствовать, взахлёб обсуждая убийство Насти Лагачёвой. Клуб знатоков — все как один Знаменский, Токарев и Кибрит — выдвигал самые невероятные версии. Однако бурлящее общество разделилось на два лагеря. Теперь у меня появились защитники, справедливо пытающиеся внемлить оппонентам, что Душечкина не могла убить танцовщицу, так как находилась в кутузке. Правда, все их разумные доводы просто тонули в хляби зловонных речей.

Было самое время помыться.

Я приняла контрастный душ и обнаружила, что красные пятна на лице бесследно исчезли. Настроение сразу же улучшилось, для его закрепления требовалось только соорудить что-нибудь на голове. Гуру расчёсок Марк обучил меня экспресс-укладкам на случай своего отсутствия. Например, я в совершенстве владею техникой 'голливудские локоны за три минуты'. На макушке собираю в хвост все волосы, делю на две части, а их, в свою очередь, на три. Получается шесть прядей, каждую из которых нужно накрутить на плойку. Затем снять резинку, опустить голову вниз и в таком положении зафиксировать кучеряшки лаком. Вуаля!

Полюбовавшись своим отражением, решила вдобавок накраситься. И ещё намазаться лосьоном для тела. И сарафан надеть. Да, вот этот, самый любимый, цвета апельсина. Вся такая красивая и благоухающая я и взяла таз с сорочками Марика и пошла их развешивать. Затем, вспомнив о Нине Павловне, засела над ненавистным мамой ноутбуком, чтобы перенести на него снимки с фотоаппарата.

Через несколько минут на мониторе появились какие-то тёмные кадры. Нечто розовое, чьи-то ноги, какой-то зеленый тюк... Подвал! Настраивая фотоаппарат на нужные в тусклом освещении параметры, я сделала несколько пробных кадров. Вот Рада в розовом платье, вот перекошенная недовольной гримасой Потехина, а вот и не пригодившийся костюм динозавра. С 'драконом' сразу два снимка подряд, на втором сработала вспышка. Минуточку... А это что за две красные точки у дальней стены? Я перелистала снимки с костюмом несколько раз, увеличила изображение со вспышкой, быстренько сделала фотографию светлее и закрыла рот рукой, словно увидела приведение. Не оставалось никаких сомнений: красными точками были два человеческих глаза! За нагромождением досок и хлама таился убийца!

Я так и поцеловала фотоаппарат: у меня есть улика! Ах, какое приятное слово — улика. И пускай душегуб запечатлён детально, пускай ничего кроме горящих очей не видно, это мелочь. Улика... Как я поняла, доблестные полицейские смотрели фотографии. Интересно, обратили ли они внимание на красные 'огоньки'? Как бы связаться с майоршей Крутолаповой? Лёня!

Я гепардом достигла кухни и отыскала визитку Храмова.

— Лёня, это Дуняша, я кое-что нашла!

— Воу-воу, помедленней, застрелишь словесной очередью. Привет, что там у тебя?

— Я только что пересматривала фотографии со свадьбы и нашла доказательства того, что помимо нас с Радой в подвале находился кто-то третий!

— Интересно, — вмиг оживился адвокат, — а что там конкретно?

— Глаза! На фото видны чьи-то красные глаза, потому что один раз включилась вспышка.

— Очень интересно. А видно, кто это: парень, девушка?

— Нет, силуэт убийцы спрятан каким-то хламом.

— Ты уже решила, что это убийца?

— А кто же ещё?!

— Безапелляционно, — хмыкнул Лёня.

— Я распечатаю снимок, ты сможешь передать его следователю Крутолаповой?

— Ну, в принципе... Мне надо для начала самому взглянуть на фотку. Всё, не могу больше говорить, начинается заседание, я перезвоню.

Окликнув некоего Сан Саныча, Храмов отключился.

Перезвонил мой новый знакомый только после шести вечера. Всё это время меня распирало настолько, что я отутюжила шторы, которые намеревалась погладить Лариса, ликвидировала пыль в своей комнате и пробежала целых пять километров на тренажёре — немыслимо! Словом, когда Лёня по телефону сообщил, что готов подъехать ко мне, я выпалила:

— Лучше в кафе 'Сан-Тропе', уже не могу находиться дома.

Кинув в сумку диск для Нины Павловны, я прыгнула в такси и вскоре демонстрировала Храмову свою находку.

— Может, это кошка, — скептически сдвинул он брови.