Грани Обсидиана. Грань четвертая. Берта

В этот раз его поцелуи были другими: жесткими, сильными, как будто злыми, даже больными. Как укусы. Было и больно и захватывающе-возбуждающе-страшно сразу. Казалось, она сама превратилась в полудикую кошку — кусающуюся, царапающуюся и ластящуюся одновременно. Раскрывая глаза, видела расцветающий и гаснущий мир, его зажмуренные, будто в боли веки, слышала свист и крики людей, хлопки и треск разрывающихся огней.

Потом наступила темнота. Сначала показалось даже, это у нее в глазах потемнело от их поцелуев, стискивающих ее рук, от собственного бешено колотящегося сердца, шума крови в ушах и подгибающихся коленей. Но нет, это просто перестали взлетать шутихи. Темнота как будто и Эрина отрезвила — парень отодвинул ее на расстояние вытянутых рук. Опять отвел взлохмаченные пряди волос с ее лица: надо найти время переплести косу... Пальцы его подрагивали. Сказал негромко, но Берта услышала его и сквозь возбужденные голоса и улюлюканье возвращавшейся на площадь толпы:

— Пойдем?

— Куда? — шепотом спросила Берта, хотя на самом деле ей было все равно — сейчас он мог увести и завести ее куда угодно далеко. Парень вновь повернул ее, послушную, словно малый ребенок, к площади.

— Прыгать через огонь.

Высокий главный костер догорал. Под крики, свист и улюлюканье его повалили так, что искры разлетелись по всей округе: народ, заслоняясь, отпрыгивал и ругался. Подбросили дров еще, пламя вновь взметнулось — не такое высокое, как до этого, длинно растянувшееся поперек площади.

— А тебе разве можно? — спросила Берта.

Эрин усмехнулся:

— Теперь — можно. Смотри!

Первая пара, взявшись за руки, прыгнула через костер. Окружающие захлопали, встречая их успех: первый прыжок — и удачно, хорошая примета. И пошло! Пары прыгали и так и сяк, кто-то с испугу притормаживал у самой кромки, кто спешно тушил загоревшиеся юбки или затлевшие подошвы обуви. Уже и пожилые стали в шутку преодолевать костер — там, где поуже и пониже. Как закончились парочки, ребята без подружек решили показать свою удаль: подбросив дров, начали кувыркаться через взметнувшийся костер — и просто, и с кувырком-поворотом...

Эрин крепко сжал Бертину руку, длинно вздохнул, точно набираясь мужества или что-то про себя решая.

— Идем!

Перед костром у нее дух захватило: пламя казалось таким высоким, искры устремлялись в самое небо (приметив запоздавшую парочку, шутники услужливо разворошили горящие дрова и угли). Берта поддернула юбку, заткнув ее за пояс, Эрин поудобнее перехватил ее ладонь, слегка подтолкнул локтем:

— Не бойся. Со мной тебе нечего бояться.

Каждый раз при виде его улыбки казалось, что та для него непривычна: словно до этого он никогда или очень давно не улыбался. Несмелая, слабая, подрагивающая, сначала она сияла в его глазах, потом, словно спохватившись, касалась и губ. Стараясь придать себе уверенности, Берта важно заявила:

— И ты не бойся, не уроню тебя в огонь! Давай, на счет раз-два-три!..

Отступив, двое в несколько удлиняющихся шагов преодолели расстояние до костра, прыгнули одновременно. Время словно растянулось, замедлилось, они как бы плыли сквозь него: вверху сине-черное небо, в нем и вокруг летящие искры, как сияющие пузырьки воздуха, поднимающиеся со дна озера, внизу яркое и жаркое дно пламени. Поджимая ноги, Берта успела глянуть на Эрина — оскалив зубы, парень глядел целеустремленно вперед; костер вызолотил его серые волосы, словно те вспыхнули огнем, очертил ярко каждую линию, каждую впадину твердого лица...

Его рука уверенно и сильно потянула ее вперед — и они приземлились по ту сторону ловящего их пламени, на самой границе между ним и подтаявшим потемневшим снегом. Без Эрина она точно бы упала — парень и тут умудрился ее подхватить, не дав растянуться у всех на виду. Кругом свистели, хлопали в ладоши, одобрительно били Эрина по спине и плечам — парень даже пошатывался под этими дружескими хлопками, смеялся, не сводя глаз с Берты: в них до сих пор сиял огонь. Не выдержав, та обняла Эрина, спрятав лицо у него на груди. Вокруг засвистели-заулюлюкали еще больше и громче. Не отпуская твердые бока Эрина — тот дышал так, словно пронесся сейчас несколько ли, а не прыгал через костер, Берта глянула краешком глаза — посмеивающиеся окружающие наконец расходились, площадь была пуста до самой своей боковины, а там...

На самой границе огня и ночи, света и темноты виднелись неподвижные силуэты. Не различить было ни лиц, ни подробностей одежд, но Берта чувствовала, что они смотрят на них.

На нее.

* * *

Ярмарка вяло и неохотно просыпалась вместе с ленивым неярким зимним рассветом. Берта вообще спала, как убитая, Гутрун пришлось ее долго расталкивать. Подружка тут же полезла с вопросами, где же она пропадала весь вечер и ночь — хотя когда Берта вернулась, ни самой Гутрун, ни парней еще не было. Косясь на бурчавшего Моди (тот морщился, потирая виски, как и следовало ожидать после столько выпитого), Берта прошептала: 'потом'. Кстати, Моди старательно на нее не смотрел, потирая еще и здоровенный синяк на скуле: зря она надеялась, что по пьяни ее оплеуху забудут... Подруга понятливо закивала, хотя видно было, что лопается от любопытства и тут же принялась рассказывать о том, сколько парней с ней знакомились, да какие еще развлечения на Зимнем празднике были... Подъедая уже остывшую кашу Берта невнимательно поддакивала, не вникая, переспрашивала. Когда Гутрун прервалась, чтобы смочить пересохшее горло, поинтересовалась, была ли она у гадалки, и что ей карты предсказали. Подружка вытаращила глаза:

— А там было гадалка? А я и не видела!

Уязвленная Гутрун тут же накинулась с расспросами на остальных: оказалось, шатер не видел никто. Берта покачала головой: не заметить такой большой яркий шатер, стоящий на пересечении двух больших костров, да еще и весь в фонариках с разноцветными стеклышками — это ж как надо было увлечься выпивкой! Или парнями!

Торговые ряды собирались медленно, зевая, кряхтя и потягиваясь. Но к обеду из плотной белой скорлупы облаков вылупился цыпленок ясного солнца, небо заголубело, потеплело, и даже как будто весной повеяло — точно, случился поворот! — и ярмарка превратилась в огромный жужжащий муравейник. Надо поспевать! Сегодня — вот и всё, что осталось. Берта пыталась помогать: отвешивала то, показывала это, расхваливала то да сё. И всё вспоминала-вспоминала вчерашний вечер и ночь, а потому время от времени обнаруживала, что стоит, уткнувшись лбом в столбик навеса с глупой улыбкой на лице, а за спиной бранится кто-либо из краинских... В конце концов Акке попросту отослал ее прочь: мол, спит на ходу девка, что с нее взять.

Провожаемая завистливым взглядом парней и Гутрун — тех-то отцы не отпустили, побрела между рядов, рассеянно поглядывая по сторонам. А, точно! Надо заглянуть к давешней гадалке, выспросить, что такого та Эрину напоследок сказала, отчего же он так расхрабрился. А если что плохое — пусть раскинет карты еще раз — в голове застряли вчерашние слова женщины, что другой расклад может изменить предыдущее плохое предсказание. Она может заплатить, у нее теперь есть деньги! Берта поспешно ощупала спрятанный кошелек: порядки порядками, присмотр Хозяев — присмотром, а расслабляться не след!

...Вчера Эрин купил у нее горностаев. Именно их Берта привезла на ярмарку, утаив от старосты, скупающего считай всю добычу краинских охотников. Узнав о шкурках, парень заинтересовался, попросил взглянуть, потом и вовсе заплатил — куда больше, чем она сама загадывала за продажу. Прибавил, что хочет вручить их как подарок своей родне. Берта заахала: мол, негоже тогда ему покупать, она сама подарит (хоть и жаль до смерти, столько сил угробила, чтобы их поймать). Эрин отмахнулся: там разберемся!

Уходя, целовал так крепко и долго, что Берта сама уже готова поискать поблизости 'теплый сарайчик' и провести с парнем ночь — и гори оно всё огнем! Даже пожалела, когда Эрин отстранился от нее — с заметным трудом, неохотой. Дурачок! Других гонишь, не отстают, а он...

— Увидимся завтра, — сказал Эрин. — Нет, уже сегодня.

Ну да, полночь давно миновала, а народ всё еще шатался и колобродил. Ночной воздух остудил пылающее тело и мозги, и Берта пришла в себя: что там мать всегда наказывает? Блюди себя! А ее вон как расплющило от каких-то поцелуев! Эрин прощально провел костяшками пальцев по ее горящему лицу, припухшим губам. Не каких-то поцелуев, а — ух, поцелуев!

Крадучись Берта пробралась в комнату с краинцами, убедилась, что половины соседей здесь еще и не ночевало, и рухнула на расстеленные на полу одеяла — кроватей на всех не хватило. Собиралась еще долго повспоминать, посмаковать. Уснула сразу...

Берта дошла до конца торговых рядов, оглядела площадь. Дрова и угли уже прибрали, остались припорошенные большие серые пятна-следы вчерашних костров. Вот подарочный столб — кому достался красноголовый петух, она не уследила. Висит натянутая между двух мощных деревьев веревка, на которой ночью ходили и кувыркались бесстрашные акробаты. Вот разжигает свою жаровню продавец пирожков и лепешек: Берта даже облизнулась, ух, и вкусные же они! Вон поправляет покосившийся бок крытой тележки с диковинными игрушками-безделушками желтолицый узкоглазый купчик.

Гадательной палатки не было.

Предсказательница еще не проснулась и не поставилась? Но зачем было снимать? Или свернулась и спешно уехала в ночь? Кто же на такое средь зимы в одиночку решится?

Девушка подошла к крайним рядам расспросить: а не видели ли они сегодня?.. Оказалось, не видели ни сегодня, ни вчера. Похоже, гулянка у всех задалась, решила Берта. Пошла к пирожковому лоточнику: ведь ночью он стоял почти впритык к палатке гадалки, они с Эрином еще прикидывали, не случится ли пожара от невзначай раздутой ветром жаровни. Пирожник поглядел на девушку с подозрением: мол, еще хмель после гулянки не разошелся? Категорически отрекся от какой-то неведомой палатки за спиной, что он, безглазый какой, не заметить такое! Еще подумывал ночью, что стал неудачно: в спину ветер с реки так и задувал, надо было лучше к повозке акробатов притулиться.

Девушка потопталась за его спиной, отыскивая место, где могла стоять палатка предсказательницы: ни следа, ни дырок от колышков. Опять же замести могло...

Озадаченная Берта бросилась расспрашивать уже всех встречных-поперечных. Оказалось, гадательную палатку не видел никто; хорошо еще пальцем у виска не крутили и не спрашивали жалостливо: девочка, а где же твои родители, что они тебя, такую болезную, без присмотра отпустили?

Лишь старик, сидевший на облучке повозки акробатов, не ответил отрицательно. Помедлил, вглядываясь слезящимися от слепящего снега и старости глазами в лицо Берты. Изрек:

— А, эта...

— Ты ее видел, дедушка? — обрадовалась Берта.

— Видел... как не видеть.

— Ну вот! — а то она уже готова была разыскивать Эрина — чтобы убедиться, что всё (в том числе и его поцелуи) вчера ей не привиделись. — А все вокруг говорят, что ее не было!

— Ну так они и не видели, — благодушно отвечал старик. Теперь уже Берта в свою очередь присмотрелась с подозрением: а вдруг как раз он и скорбен рассудком? Старик широко и беззубо улыбнулся на ее взгляд. — Что смотришь? Эта Гадалка приходит лишь к тому, кого сама выбирает. У кого в жизни перелом большой. Только те ее и видят.

Берта отошла озадаченная и озабоченная. Верить? Не верить? Опять же каждая Поворотная ночь — колдовская, раскручивает колесо Мира — дальше то само потихоньку катится до следующего поворота. Может, что-то загадочное происходит в каждый подобный праздник, просто она не сталкивалась? Надо поговорить с Эрином: а вдруг тут всякое-подобное у них тут в порядке вещей, просто ей, чужачке, неизвестно.

Кстати, где же он? Обещал объявиться пораньше. Пооглядывавшись, девушка решила вернуться к краинским — где Эрину ее искать, как не у односельчан? Однако ее перехватили еще на подходе к знакомым рядам.

— Тебя, что ли, Бертой кличут?

Берта вытаращилась на знакомое лицо: точно, коне-радетель вчерашний, как бишь его, Наррон!

— Чего молчишь? — не унимался парень. — Вчера еще вроде не немой была, в праздник язык отрезали? Ты, говорю, Берта из Краинки?

Вот кому бы не помешало языкоукорачивание!

— Ну я! — с вызовом подтвердила Берта. — Чего надо? Или все-таки ног у коней не хватает? Так ты заново пересчитай, неуч!

Вспыхнув, открыл рот — разораться, но коротко вздохнул и губы поджал. Сказал сухо:

— Иди за мной.

— Куда это?

— Тебя видеть хотят.

— Кто?

— Кто надо, тот и хочет.

— Ну так пусть сами приходят.

— Не по чину.

Староста, что ли, местный за ней зачем-то послал? Берта руки в боки уперла, уставилась на гонца, и тот понял: с места не сдвинется без дальнейших пояснений, продолжил тоном ниже:

— Ты ж горностаев добывала? Вот, желают охотника увидеть... хотя какой из тебя охотник, наверняка отец или брат расстарался? Да иди ты за мной, чего встала? — развернулся и пошагал — долговязый, ноги, как складывающиеся ножницы. Берта двинулась следом из любопытства: неужто родня Эрина зашевелилась? А где же он сам?

Они прошли через ряды, через площадь, Берта думала, свернут направо, к селу, но проводник пошел вверх, по припорошенной свежим снежком широкой дороге к замку.

— Эй, — девушка догнала Наррона, — зачем мы туда-то?

Парень покосился:

— Туда и звали.

Родственники Эрина как раз в замке и работают? И он сам? Она же его об этом не спрашивала...

— Что, боишься? — подначил парень, Берта ответила честно:

— Ну да. Может, вызовешь их на разговор за ворота?

Наррон фыркнул, даже глаза заблестели от смеха:

— Сказал же — не по чину! Да иди спокойно, не съедят тебя! Не сегодня.

Храбрости отчего-то ей это не прибавило.

Стражи у ворот не было. Поначалу Берту это удивило, потом подумалось: так ведь слава Волков защищает почище любых караулов и дозорных. Какой враг, кроме заречных тварей сюда пожалует? Какой любопытный осмелится сунуть в замок нос?

С испуга Берта едва дышала и потому дорогу в крепостных стенах не запомнила-не заметила. Единственное, что врезалось в память — множество глаз. Повсюду, завидев их с Нарроном, обитатели замка останавливались и открыто ее рассматривали, молча или негромко переговариваясь. Поэтому девушка путалась в собственных ногах и в подоле, пугливо оглядываясь на зрителей и наступая на пятки уже ворчащего Наррона — путь казался бесконечным...

Но все же пришли они слишком быстро.

Потому что в конце ее поджидали Волчьи лорды.

* * *

Наррон быстро поклонился

— Лорд, леди, вот, привел, кого приказано.

Ему пришлось несколько раз подтолкнуть 'кого приказано', потому что вросшая в пол Берта решительно отказывалась переступать порог: да что там, готова была намертво вцепиться в дверной косяк или в самого Наррона, просто под устремленными на нее поблескивающими взглядами Хозяев ее руки онемели, повисли, как плети!

— Подойди сюда, девочка, — наконец нарушил тишину мужской голос. В очередной раз подтолкнутая своим проводником, Берта сделал шаг, другой... третий. Колени подкашивались, не увалиться бы перед лордами на колени... хотя они наверняка сочтут это выражением почтения.