— Лилия — знак ученика-неофита. Не потому, что ученики лапушки, а потому, что они лапушки на фоне учителей. Сломанная лилия — скорая насильственная смерть, засохшая — долгое и мучительное увядание от болезни или проклятия. Но рыба — это ваше, Рейни, родное, — заклинатель наконец оторвался от окуляров и снизошел по ступеням. — Ученики — особенно ученики высших — мрут постоянно. У Мэвера выжил только один, у Бронны никого. Никого из сотни... м-да. Это ее подкосило, Рейни, вы стойте там и не расстраивайтесь. Шеннейр настолько хреновый учитель, что вы сдохнете от его раздолбайства раньше, чем охотник до вас доберется.
— Почему вы так говорите о темном магистре?
— Но это правда.
И не возразишь.
— Вам не кажется, что это слишком сложно? — я замялся, не зная, как выразить пришедшую мысль. — Тот, кто на нас напал... я могу ошибаться, но мне кажется, что он бы с радостью отправил Шеннейру мою отрезанную голову. Но лилия... рыбка... как-то слишком. Изощренно. Как будто действовал ненормальный, для которого важна не только смерть, но и мучения жертвы.
— Что б вы понимали в традициях!
— То есть этот ритуал не был придуман, чтобы поиздеваться над учениками и их наставниками ощущением постоянной угрозы?
— Но вас-то это не слишком проняло, — недовольно огрызнулся темный. — Но вы угадали.
— Вы уже разговаривали с... тем магом, которого притащил Шеннейр? Он что-то рассказал?
Миль оскорбленно фыркнул в ответ на сомнения:
— Было бы что там скрывать. Не светлый, все-таки. Каждое ничтожество мнит, что их секретики — великие тайны, и они будут молчать до последнего... Не будут, — он резко замолчал, потянувшись длинными тонкими пальцами к моему лбу, и с оттенком нежности произнес: — Вы, Рейни, молчали. Потому что у вас в голове стоял блок, и я даже знаю, какой, кто его поставил, и знаю, почему его нельзя было снять... и этот блок — это самое лучшее, что в вас есть. Но, как я говорил — со светлыми всегда было интереснее.
В некотором роде было занимательно послушать версию событий с другой стороны.
... нет. На самом деле нет.
— Так зачем, вы говорите, мне с ним встречаться, если вы уже все узнали?
— Вот так всегда и бывает в этой мерзкой жизни, — заклинатель поскучнел и отвернулся, нервным движением потирая перчатки: — Ты стараешься, ночами не спишь, грызешь подушку, думая лишь об одном, кладешь свою судьбу на алтарь цели — и кто бы оценил! Черная неблагодарность. Вас убить хотели, а вы как обычно.
Я понял, за что Шеннейр шпынял Миля. Да за прекрасное свойство городить бред вместо прямого ответа. В моем представлении ему уже ломали что-то не слишком нужное, вроде пальцев.
— Миль, вас по старой памяти я обязательно навещу и выслушаю. Пожалейте подушку. Так зачем?
Если он, конечно, сам это понимает.
— Традиция, — подтвердил пессимистичный прогноз Миль. — Шеннейр с пленниками общался, и вы пообщайтесь. Представьте, вы входите к нему в своем сиянии светлого ореола и кротко опустив очи долу говорите "Все люди братья, давайте жить в мире!" А он: "Да!! Я прозрел!"...
И в самом деле — что за занимательные вещества потребляет Миль? В прошлый раз ничего настолько занимательного я не нашел.
До лифта мы дошли в молчании.
— Но, чисто в теории — чем плохо жить в мире?
Миль смотрел под ноги, до тех пор, пока кабина не остановилась на нужном этаже, и только тогда ответил:
— Люди не хотят мира. Люди хотят жрать друг друга живьем. Жить и так сложно, так что отвяжитесь со своими сверхзадачами.
На минус третьем уровне темная гильдия уже полностью вступала в свои права. Уходящий вдаль пустой коридор с рядом однотипных дверей вызывал гнетущее ощущение, равно как спрятанные в стенах смертоносные заклятия. И оттого помещение за одной из дверей вгоняло в легкий диссонанс.
Нэттэйдж сидел на кожаном диване, закинув ноги на журнальный столик, и под ненавязчивую приятную музыку созерцал картину на стене. Изображенные на картине зеленые треугольники и белые линии действительно можно было созерцать бесконечно, особенно если стараешься понять, что они означают. Здесь, в своем доме, начальник внутренней службы был полностью спокоен. Хотя я сомневался, испытывал ли он волнение когда-либо раньше. Нэттэйдж умел показывать эмоции, но сложно сказать, имелась ли в них хоть капля искренности.
— Всего преступников было семеро, — без предисловий начал высший, не глядя подняв руку, и стоящий рядом с диваном маг вложил в нее папку. — Инициатор: Джиллиан, боевой маг, глава охраны Алленталя. Остальные — его подопечные. Входили в свиту Алина, но покинули его перед Осенним праздником и присоединились к нам.
— Это те самые маги, которые приехали на Осенний праздник вместе с Олвишем? — я с трудом сглотнул ком, вставший посреди горла. — Олвиш с ними заодно?
Те самые маги, которые все же откликнулись на призыв о помощи и покинули безопасную замковую долину. Да, мне следовало об этом узнать.
— Рейни, — такой тон Миль берег для случаев, когда хотел показать, что я сморозил очередную глупость. — Если бы это был Олвиш, то не было бы проклятия. И не было бы каравана. Была бы дымящаяся воронка километр на километр. Олвиш — самый сильный человеческий маг в Аринди и второй по силе маг после Нормана. Когда он действительно выступит против вас, это узнают все. Но Олвиш тормоз.
Да, кажется, еще до войны я слышал что-то о том, что Олвиш намного сильнее Шеннейра. И говорилось это в контексте "сила — это далеко не все".
Нэттэйдж дождался тишины и без тени раздражения продолжил:
— Так как вас прикрывал Миль, нацелить заклятие точно преступники не могли, и потому били по площадям. Боевое проклятие должно было принести как можно больше жертв, задержать колонну и притянуть тварей из Заарнея. В злом умысле Джиллиан полностью сознался. Причина нападения на светлого магистра...
— Видишь светлого — убей светлого? — тихо предположил я. Миль ностальгически пробормотал что-то вроде: "Как легко и просто было в прошлом".
— По сути вы сказали точно, — Нэттэйдж захлопнул папку, указывая передать мне. — "Светлый не может стоять во главе темной гильдии". Конец цитаты.
Я потянулся за протянутыми документами, встретившись взглядом с магом-помощником, и на мгновение замер. Шрамы на лице Ринвеля уже почти зажили, но забыть его я все равно уже не мог.
Темный маг, когда-то вытащенный прямо с устроенной Шеннейром казни, с каким-то испугом отвел глаза и отступил в тень. Ринвель не был виноват, что находился на работе, и что наши пути пересекались снова, но воспоминания от совершенной ошибки до сих пор причиняли жгучую боль.
Папка оказалась довольно увесистой. Не сомневаюсь, что биография Джиллиана, одного из ведущих алиновских магов, содержала много примечательных фактов; но теряюсь в догадках, что могли написать о человеке, который решил наказать светлого, вздумавшего править темной гильдией. "Все правильно сделал"?
Нэттэйдж махнул рукой на стену из темного стекла:
— Заключенный уже здесь. Мы знаем, что светлые... м-м-м, обращали большое внимание на эстетику...
— Эстетику?
Иногда мне казалось, что не я теряю нить рассуждений, а нить рассуждений теряет меня.
— Красота и гармония крайне важны для душевного равновесия, — воодушевленно подтвердил высший. — Не волнуйтесь, мы уже привели преступника в порядок, и его внешний вид вас не оскорбит.
Маги смотрели на меня: что они ожидали? Что я поступлю как светлый магистр — или поступлю как Шеннейр? Это ловушка? Проверка? Привычка следовать традициям? Впрочем, никто из них не считает меня настоящим магистром. Неважно.
Я видел полевые допросы, допросы в Иншель и допросы в Шэн, но эта комната допросов была самой стандартной комнатой допросов, в которые я попадал. Одинокий стол, два стула, лампа. Магические оковы и невидимая печать, делящая комнату на две части. От тошнотворно знакомой картины горчило во рту, но сбегать от собственного пленника было бы странно. И потому я отодвинул стул и сел напротив, подперев голову рукой и равнодушно глядя сквозь него. Если темные хотели меня убить — могли бы стараться лучше.
— Ваше проклятие было направлено не на меня, а в толпу. Четверо раненых, один серьезно покалечен. Что вам сделали эти люди, Джиллиан?
Смуглая оливковая кожа, черные глаза и вьющиеся волосы выдавали в нем побережную кровь. Полукровка-ашео, потомок народа ашери, что заселял материк до нас. Ашери не слишком повезло; однако полукровки-ашео были вполне успешны, пусть слишком горячи и жестоки... нет, пожалуй, неправильно говорить так о целом народе. И я не стану.
Заключенный выглядел измученно, но не сломлено: как и обещал Нэттэйдж, следов прошедшего допроса почти не осталось. То ли технология пыток была обкатана идеально, то ли внутренняя служба действительно озаботилась скрыть от меня неприглядную картину выбивания истины. Обычно пленников латали ровно настолько, чтобы они могли говорить. Регенерация достаточно дорогая, чтобы тратить ее на отработанный материал, который все равно пойдет в расход. Но кто их разберет, как это происходит в мирное время.
Темный окинул меня оценивающим взглядом и откинул голову, уверенно усмехнувшись:
— К чему им ждать пощады, если они сопровождали светлого магистра?
— И вас не пугает проклятие?
— Я готов заплатить эту цену, — твердо ответил он. — Но моя гильдия под вашей властью не будет.
Прозвучало почти красиво.
Сбывался худший вариант. Против меня начал выступать костяк прежней гильдии — не серая масса, и не высшие, которые всегда играли в свои игры. Талантливые сильные маги, которые были готовы защищать страну — но не готовы подчиняться мне. И их сложно винить. Войну можно пытаться забыть, но из памяти она не исчезнет. Если представить, что магистром светлой гильдии внезапно стал темный... ну... эти в сравнении еще ничего, спокойно реагируют.
— Желаете продолжить дело Алина и добить Аннер-Шэн самолично? — я уловил непонимание, и размеренно перечислил: — Вы готовы дальше убивать своих, мешать строить новый замок для гильдии, саботировать починку волноломов? А ваша гильдия точно поймет такую большую любовь?
Хотя напрасно ждать, что аргументы подействуют.
— Алин дал нам семь лет мира, — со всем светом внутренней убежденности возразил Джиллиан. — И он проверял щиты два года назад. Пока вы не приехали, волноломы не ломались и Заарней на нас не нападал.
А то. Ведь я — вестник смерти, что сеет чуму и раздор. Я дослушал до конца и с любопытством предположил:
— Вы что, меня боитесь?
— Светлые — враги, — без тени колебаний ответил он.
И это был тупик. Точка, конец цитаты.
Из допросной я вывалился без сил, прислонился к двери и выдохнул:
— Тяжелый случай.
— Вот вы и ощутили то, что ощущает нормальный человек при допросе светлых, — жизнерадостно поздравил Миль. — Рейни, чем вы всех так берете? С вами хотя бы разговаривали культурно, а меня обвиняли в продажности.
Потому что я — враг, и мне позволено быть плохим.
— Не надо было принимать их обратно, — с сожалением припомнил Нэттэйдж. — Было бы куда проще, если бы все ненужное осталось в Аллентале.
— А почему меня не позвали на допрос? — Матиас уже успел явиться, и сидел на диване, заметно подвинув Нэттэйджа, и сосредоточенно листал папку, делая заметки на полях. Высший рассматривал его как неведомое насекомое, до конца не веря, что кто-то так может прийти и проигнорировать иерархию.
— Дрыхнуть меньше надо, — наставительно посоветовал Миль, и заарн враждебно оскалился. Я отвлекся от этих двоих и подвел итог:
— Но он не остался. Казнить его будет... некрасиво.
— Вы неправильно воспринимаете ситуацию, светлый магистр, — мягко поправил Нэттэйдж. — Некрасиво испугаться за свою шкуру и бросить Алина, которому клялись в верности. Некрасиво переметнуться на другую сторону, как только весы закачались. Джиллиан может считать, что борется за гильдию — но он изгой. Если вы решите его казнить, гильдия не заплачет.
— Изгоем, предателем своих и перебежчиком, как я понимаю, он стал только что?
По глазам высшего я понял, что изгоем каждый станет тогда, когда глава внутренней службы этого пожелает.
— Всего лишь правильная подача информации, Тсо Рейни.
Что имеет шансы сработать. По большому счету, вся поддержка Джиллиана осталась в замковой долине. Но те идеи, что он высказывает, разделяют многие темные — и если я его убью, не превратится ли он в мученика? И если я начну казнить всех, то кто потом будет воевать с Заарнеем? Каждый темный был драгоценен, и сколько бы мне ни хотелось придушить этих сволочей, они все равно оставались драгоценными. Темные. За что я ненавижу свою жизнь.
— Что вы предлагаете насчет строительства новой Шэн и волновых щитов?
— Архитекторами заведует Гвен, — попытку вникнуть в дела Нэттэйдж принял со снисходительным одобрением. Светленький старается. Как это мило. — Щиты... Составим экспертную группу, пусть оценят состояние и разработают план восстановления.
— Эти бестолочи вам разработают, — зловеще предрек Миль. — Каждый возьмет себе участок, вылижет его до блеска, а потом окажется, что участки не стыкуются друг с другом. Нужен тот, кто будет сводить всю сеть воедино. В прошлом ее ставили великие маги. Восстановление волновой сети будет крупнейшим проектом в новой истории. Если, конечно, не крупнейшим и провальным.
Интересно, что он думал о том, зачем здесь нужен?
— Один великий маг у нас есть. Не сомневаюсь, что вы прекрасно с этим справитесь.
— Вы принимали участие в ритуале Осеннего праздника, Миль, — внезапно поддержал Нэттэйдж. — Это некому доверить, кроме вас.
Заклинатель уже приготовился возразить, но оборвал себя на полуслове и призадумался. Спорить с собственной гениальностью он не мог.
Я отвернулся, скрывая улыбку, и наткнулся на стекло, за которым скрывалась допросная. Что-то важное там все же прозвучало. Алин посещал побережье два года назад. Неужели проснулась забота о стране? Сомневаюсь. Он был из тех, кто выбирает путь и уже с него не сворачивает.
Плевать на принципы и убеждения. Джиллиан не верит, что мир несправедлив и бессмысленен? Это надо исправить.
— У меня есть идея.
— Я поехал на инспекцию, — мгновенно сориентировался Миль.
— Но эта идея безопасна... — я беспомощно посмотрел в стремительно удаляющуюся спину. — И она про инспекцию.
— А теперь можно сделать ее опасной? — с надеждой спросил Матиас.
У выхода из администрации уже ждал Эршенгаль и компания боевых магов в рабочих комбинезонах.
— Хина Нару Ая, — представил он женщину с толстой косой белоснежных волос. — Командир ремонтной бригады, которая занималась волноломами.
Встретить сородича с Островов среди темных было удивительно. Я уже начинал подозревать, что таковых здесь нет.
— Пока Алин нас не отстранил, — волшебница дружелюбно улыбнулась, пожимая мне руку. — Можно просто Хина. Рада, что кто-то из наших сумел подняться так высоко. Вы с Маро Раэту, магистр?
Для перевозки магов власти Кипариса не пожалели самое дорогое — маленькую машинку-буханку, украшенную гирляндами из тиса и самшита. Вероятно, она же была единственной, и выкатывали ее из гаража в самых торжественных или экстренных случаях, но от одной мысли, что нам всем предстоит набиться внутрь, мне становилось плохо. Ремонтниками боевые маги может и были, но в далеком, весьма коротком прошлом.
