Повернулся к Северину, закрывая окошко:
— Чего-то там Пашка тебя хочет, Северин! Сказать, иль передать чего.... Увидимся — разберешься. Уходим, пошли отсюда! — вытолкал шутливо Северина в коридор, и уже закрывая дверь, заметил вслух, — Отъелся кабан за зиму, с места не сдвинешь!
— Завидуешь, сотник?
Северин быстрым шагом вышел за ворота и направился к своей повозке. Увидел возле Надейки провинившегося возницу:
— Ты где колесо разбил, Адей?
Тот лишь руками развел:
— Вроде на камнях не ездил, не прыгал по кочкам нигде!
— Поменял колесо? Готовь подводу, я сейчас на торг поеду!
— Вот, держи сотник! Всю зиму Костян промучился, и глянь, что получилось! — Северин приподнял рогожу, вытянул оттуда перевязанный треугольником свёрток, на его место затолкал свой денежный ящик.
Арсен безрезультатно подергал за концы бечевки, и нетерпеливо потянулся уже за кинжалом, чтобы разобраться с неподдающимися узлами.
— Стой, стой! Дай я сам! — Северин потянул за длинный конец и узел распался.
— Ух, ты! Ай да Костя! — Арсен развернул сверток и на руках у него оказался самострел. Черные плечи, светлые деревянные приклад и ложе, украшенные затейливой узорчатой резьбой.
— Красота, какая!
Арсен приложил самострел к плечу, прицелился, поводил по сторонам. Потом закинул его за спину, завертелся — заглядывая за плечо, подпрыгнул. Повертелся, сдернул с плеча, и присел, вскинув самострел перед собой.
— Все Арсен! Закрывай свою лавочку, айда к нам на хутор. У нас за зиму кабаны все стога подъели. Знатная добыча за оградой стадами бегает.
Северин достал из повозки небольшой свёрток:
— Здесь стрелки для твоей игрушки, 20 штук. Если ещё понадобится, спрашивай на торгу, у Кирилла-кузнеца, Костя ему заказывал.
— А тут, — Северин потянул из-под рогожи набитый небольшой мешок из белой плотной ткани, — тут, отец посылку тебе передает.
— Запах — то, какой, аж слюнки потекли, — Арсен закинул самострел за плечо и поднес мешок к носу.
— Мясо копченое, сало, колбаса, немного рыбы копченой. Забирай, обеда только дождись!
— Поблагодари своих! Отца своего, долгих лет жизни ему. И братца своего, рукодельника поблагодари, — обрадованный Арсен обнял Северина, — Уважили меня, ох как уважили!
Северин подозвал одного из своих возниц, благо они всей толпой недалеко от них стояли, ожидая распоряжений от башлыка.
— Глеб, иди с сотником, отнеси куда скажет — вручил ему ароматный мешок.
— Ладно Северин, езжай, только с торга не опаздывай. После обеда грузить тебя начнём, заказчик должен появиться. Думаю, может еще кто за погрузкой проследить захочет. Езжай! — Арсену не терпелось испытать свою новую забаву.
— Не отставай, — успел бросить Глебу и чуть ли не бегом запетлял среди складов, направляясь в глубь своих владений.
Северин мельком взглянул на затянутое тучами небо, пытаясь разглядеть солнце, где оно там? До обеда часа 3 ещё, А, сколько сделано уже ... И сколько ещё предстоит сделать.
— Юрок, Арт, готовы? Вперед, на торг тогда, Адея, Захара возьмите. К Борею езжайте. Младу или Марка там найдете! Я подъеду следом. Надейка, со мной поедешь? Садись тогда.
— Матвей! — спрыгнул с повозки, отдав вожжи дочке, подошел к своему башкурту.
Матвей выводил из ворот двора своих волов, оставив распряженную мажару перед складскими воротами.
— Здесь за меня останешься. Я на торг. Как заказчик подойдёт, так и начнём грузиться. Перекусите, пока время есть.
Северин похлопал вола по спине, провёл рукой по холке.
— Как там, нормальный подъезд? Въехать-выехать можно?
— Можно, мажару перед воротами поставили, на месте все. Мы готовы.
— Свои мажары загрузишь, следом Арта и Троху загоняй, потом Руду и Овала ставь, в середине товары пойдут.
Северин обернулся на шум проезжающих мимо них подвод, прислушался к колесному скрипу. Вспомнил что-то, хотел сказать Матвею, но потом махнул рукой:
— Уехали мы, время поджимает, смотри тут.
— Да все нормально будет, не первый раз от Арсена товару гоним.
Северин забрался рядом с Надейкой, принял от неё поводья, хлопнул ими по спине кобылки:
— Пошла Закуска, пошла!
Лошадка мотнула головой и тронулась с места, резво потащила повозку за собой.
— Пап, смотри, чего мне Слава подарил! — Надежда повертела рукой перед Северином, показывая плетёный красно-желтый кожаный браслет.
— Какой Слава? Наш? Когда? — Северинин недоумевая, повернулся к дочке, — Где же ты его видела?
Славомир, Слава, старший сын Северина, по его размышлениям, находился сейчас в дозоре на границе, и в городе никак быть не мог.
— Или ты к нему ночью сбегать успел, волчонок быстроногий?
Надежда рассмеялась, и прислонилась к отцу, вспоминая мать, которая иначе как волчонком, Надейку, за проказы бедокурные и не называла.
— Паша сказал, что он к Славомиру с обозом ходил. Привет передавал дедушке, тебе, маме, всем-всем-всем!
— Ну Пашка, вот кныш мелкий! Видел ведь меня и промолчал! Вернёмся, я ему устрою!
Надейка опять весело рассмеялась:
— А Паша так и сказал, съест меня твой папка, за то, что про Славку не сказал!
— Съесть, не съем, — Северин потряс плеткой, — А вот "подружкой" этой погоняю!
— Да он тебе сказать сразу хотел, но вы там кричали сильно, он подойти побоялся, а когда вышли, вы такие злые были! Потом дядя Арсен Пашку отослал куда-то, он только мне и успел сказать. Не ругай его. Он скоро опять к Славе поедет. Велел письма писать, отвезёт.
— Ишь ты, отвезет! Почтальон! — Северин задумался, надо Славомиру на торгу присмотреть чего-нибудь.
На Старой площади, городские часы на башне, сложенной из белого камня, показывали половину одиннадцатого.
Северин хлестнул поводьями лошадку. Надо поторопиться.
— Нужно было через кузнеца ехать, — с опозданием спохватился Северин, глядя на затор из повозок перед въездом на торг.
— Время теряем! Надь! Наших не видно?
Надейка вскочила на бортик телеги и, держась за плечи отца, завертела головой.
— Вижу! Григорий и Чёрныш у лавки посудной стоят! И Юрок вон бежит к ним.
— Эй, Черняга! Мы тут! — закричала Надейка и замахала рукой.
Северин повернулся к ней, подвинул и прижал ее к себе:
— Держись за меня, а то слетишь как воробей с жердочки.
— Здорово Север! Привет Надейка!
— С утра ведь виделись!? Здорово Гриша!
— А мы вас заждались, деньги уж все потратили, всё что было. Арсен Бинарович , задаток то выдал?
— Выдал-выдал! И задаток, и кормовые! За привоз правда, после обеда рассчитается. Но деньги у него есть! Ты наших кого видел?
— Да, Адея с Артом в лавку, к Борею послал. Карасю с Юрком сказал, чтобы в ряд торговый становились с картошкой и мукой. Я там место нам занял.
— Дядь Северин, Гриш, мы всё! — подбежал запыхавшийся Юрок и, отдуваясь, привалился спиной к телеге.
— Что всё? — спросили одновременно оба.
— Да продали всё! — Махнул рукой в сторону торга Юрок. — Мы до места нашего доехать не успели. Пекаренок мешки наши увидел, даже торговаться не стал. Всё по нашей цене, как дядя Вилли говорил, так и забрал всю муку. А картошку артельные берут, тоже по нашей цене, и ещё за подвоз заплатят. Дядь Карась как развезёт всё, на стан наш подъедет. Там ждать будет.
Гриша переглянулся с Северином:
— Вот кого на торговлю в лавку ставить надо. Неделю бывает Млада стоит, воз муки, продать не можешь, а Карася на ходу перехватывают!
— Вильям им цену, какую зарядил? — Северин почесал нос, — Прошлогоднюю, что ли, осеннюю?
— Ну, Север, скажешь тоже, он с утра по торгу пробежал, успел все цены посмотреть, почём люди торгуют. Взял чуть повыше, наша картошка и мука всё равно лучше, чем у других продавцов. Сказал если, что весь, день впереди, успеем продать. А нет, то Борею в лавку непроданное скинем, по его цене...
— Ну, Карась, всем купцам купец! Гриш, ты водовозку, где оставил?
— На стану, там и кухня и хозяйка!
— А кто с ними?
— Вилли там. Мелкие с ним. Марк и Млада здесь, все еще по торгу бродят. Меня в помощь сюда прислали.
— Северин, что решили-то? Куда идем ?
— Как и говорили ! В Cантимир, Юхмачи! Через Верхобор и Спутник пойдем.
— Через Спутник? Это же жиги, Остров!?
— Угу, и заказчик у нас тоже Остров, груз их. И кто-то от них с нами идёт сопровождающим. Сам все увидишь! Гриш держи. Здесь 20 руб. Младе с Марком отдашь. То, что Карась привезёт и Борей отдаст, тоже им... Пусть все, что нужно для хутора покупают. Младе скажи, чтоб подарки всем купила. Марк пусть бруски и доски посмотрит. Вилли к бычкам не ходил? Есть что?
Гриша помотал головой:
-Нет там ничего. Сказал, еще раз к вечеру сходит.
Северин протянул стопку рублей:
— Здесь ещё червонец. Кириллу-ковалю отдай. Заберите у него оси, лопаты, топор, подковы и стрелки для наших самострелов. Поблагодарить не забудь за то, что зимой в долг делал.
— Эх, жалко сам до Кирилла не смог доехать.
— Надь, ты со мной поедешь обратно или с тёткой Младой подарки нашим выглядишь? Останешься? Так даже лучше будет! Вечером на стану увидимся! Славомиру что-нибудь посмотри. И обувку себе в дорогу подбери поудобнее.
— Гриш, за малышней присматривай. Разбегутся, без них в разгон идти придется!
— А самое главное чуть не забыл! Надюха! Ты же с нами тоже в разгон найдёшь! Вот держи задаток твой и мой! Младе покажешь, скажи, чтоб нас в дорогу снарядила, обула, одела. Шибко не траться, матери с дедом на житье ещё оставить надо! — Северин с серьёзным видом вложил в руку дочери монету, и пока она разглядывала, что это у неё на ладошке, подмигнул заулыбавшемуся Григорию.
— Ух, ты, рубль!
Она зажала монету в кулак:
— Тяжёлый! Черныш, смотри, что у меня есть!
Надейка, живо выпрыгнула из телеги, торопясь показать рубль и похвастаться браслетом.
— Ладно, всё, пока, поехал я обратно.
С трудом развернулся на заполненной людьми и подводами улице, хлестнув Закуску, направился к Припасному двору.
На Старой площади башенные часы показывали половину двенадцатого.
— Вроде успеваю, — Северин немного успокоился, и перестал подгонять лошадку.
30 апреля 1236 года от сотворения потопа.
Княжество Сантимир. Юхмач. Родовое поместье князей Сантимирских .
Воевода осторожно подошел к обрыву, и посмотрел на тот берег. Под зеленой шумящей стеной леса, белая широкая полоса известковых скал, и внизу на дне разлома шумит стремительный поток, бьющийся о белые камни. Кажется, вот он недалек тот берег, где стоят исполины древнего леса, а не добраться до него. Нет в том лесу не дорог, ни селений. Если и есть, то неизвестно ничего о них воеводе. Слышал лишь о капищах богов лесных и идолах кровожадных, в глубине чащ схороненных.
Дальше на севере, за непроходимыми чащобами, лежат обширные плодородные земли богатого Вараздана. Княжества, стоящего на торговых речных путях и известного далеко от волжских берегов изделиями своих ремесленников, кузнецов, золотых дел мастеров, и конечно знаменитого своими мехами, самыми дорогими на южных базарах и торжищах за Чужим морем.
За спиной шаги, и кашель громкий, резкий.
Обернулся, сзади байдук, Росак Хоряда, назначенный матерью-княгиней подготовкой поместья к свадьбе заниматься, стоит недовольно по сторонам посматривает. Вздохнул воевода, помял плетку в руках, догадался по виду управителя, о чем речь пойдет.
— Это правду сотник говорит, что его сотня к белаварскому кордону уходит? И с собой работных уводит, сантимирских?
— Правда, — подтвердил воевода. — Сегодня и уйдут.
— А кто же здесь работать будет? До первой свадьбы чуть больше месяца осталось, а тут и конь не валялся! От жениха с проверкой приедут, что мне им показывать и что говорить?
Воевода сурово посмотрел на байдука, сжал плетку сильнее:
— Тебе не по нраву указы княжеского стола?
Управитель, зная крутой норов Елоты, поспешил успокоить его :
— Что ты, что ты, воевода! Мне то, как быть? Вслед за сантимирскими и местный волостель своих работаев распустит, у него и так старосты волками воют, у них каждый день на счету, в поле работать некому, бабы да старики, остальных всех сюда согнали!
— Мне бы со своими заботами разобраться, не до твоих теремов свадебных, Хоряда! Матери — княгине в ноги пади, людей проси, или графине жалуйся на безлюдье, пусть Ахтура и Остров помогут. Не докучай мне, боярин! Не помощник я в твоих делах, сам изворачивайся.
Развернулся воевода от байдука, недовольный, к дружине своей направился.
Недоволен остался тем, что отказал "княжьему слуге", недоволен, что теперь нет у него той власти, что была ранее, недоволен тем, что оказался здесь, фактически высланный из столицы за сомнения свои и колебания.
Скоро два году уж будет, как не стало князя Эмерика, а никак порядку в княжестве не наладится. Расколола эта странная смерть княжество на две половины: "старую", во главе с матерью-княгиней Баррой Сантимирской и "молодую" за вдову князя Эмерика, графиню Ахтурскую, стеной вставшую.
Не осталось по мужской линии наследников княжьего престола. Старый князь, пять лет назад, от болезней старческих помер, младший брат князя Эмерика, через два года после смерти отца, за рекой погиб, дружиной Сантимирской командуя на войне, княжеству не нужной. А у князя Эмерика с княгиней Александрой, графиней Ахтурской, только дочь, княжна Юмана, родилась, обделили их брак боги сыновьями.
Воевода от досады сплюнул, хуже нет, когда бабы власть делят.
За мать-княгиню поднялись старые рода, имевшие власть во времена, когда княжество было провинцией Империи. На ее сторону встала и княжеская дума — "княжеский стол" во главе со стольником, из 9 членов думы мать-княгиню безоговорочно поддерживали пятеро стольничих, двое колебались, одним из них был он, княжеский воевода Ролан Елота, и двое стояли за порядки, заведенные при князе Эмерике и княгине Александре.
Противостояние началось с мелочей, и усилилось, когда "княжеский стол" вынудил графиню удалиться в Ахтуру, для отбывания траура, и отказался от кандидатур женихов, выдвинутых ее сторонниками.
За год траура "княжеский стол" обзавелся поддержкой сторонников независимости, требовавших возвращения земель, отошедших к Острову. Сантимир заключил договоры о помощи с королевством Кафирлат, с прикамскими княжествами, с Уральским княжеством. Князь Белавара предложил в женихи графине своих сыновей, и дал обещание предоставить военную помощь против Острова.
Путем трудных переговоров, значительных уступок со стороны Острова, осознающего, что он теряет вассала, было решено выдать 34 летнюю вдову за младшего сына короля Кафирлата, Бажена, герцога Тисиз — Вашира.
Юхмач, родовое поместье Сантимирских, было выбрано для проведения предстоящей свадьбы после долгих разногласий. Графиня наотрез отказалась ехать в столицу Сантимир, "княжеский стол" не хотел слушать о графстве Ахтура. Решение было подсказано княжной Юманой.
Десять лет назад, под давлением Острова, дочь Сантимирского князя была обещана в жены младшему сыну герцога Арцбуги, правителя Генерал-Губернаторства, самого большого осколка последней Империи Заката. Время свадьбы, согласованное отцами и одобренное высшими советами двух государств было назначено на август этого года. По желанию Юманы, для проведения ее свадьбы был выбран Юхмач, место, где она провела большую часть жизни. Здесь же она предложила провести и свадьбу матери. Ни мать-княгиня, ни графиня Ахтурская не смогли устоять перед напором любимицы всего княжества, и обе дали согласие.
