Шедшая первой каравелла "Цмок" была самым внушительным кораблём у противника и первой попала под огонь. Андрей привычно уже не собирался вступать в абордаж, а потому "Новик", пользуясь преимуществом в дальнобойности, первым открыл огонь, стреляя всем бортом. После чего увалился под ветер, уступая место "Пенителю морей". Тот так же принял в качестве мишени "Цмок" и со второй попытки вражеская каравелла рыскнула в сторону, а её фок-мачта с треском рухнула в море. Всё, одним кораблём у врага стало меньше. Потому как пока не починят они её, никуда каравелла не поплывёт. Таковой вот нюанс, сухопутному человеку часто непонятный: парусник не может себе позволить потерять бушприт и переднюю мачту, ибо это означает для него немедленную и полную потерю управляемости. Таковы законы аэро— и гидродинамики, сочетание которых, собственно, только и делает движение под парусом вообще возможным. Без бизань-мачты обойтись можно, потерять грот-мачту — скверно, но всё же не смертельно, да даже без руля, при некотором везении, можно выкрутиться, а вот без носовых парусов совсем беда. А ведь "Андрей Первозванный" тоже добавил несчастному дракончику.
Следующий черёд настал у цмоковского мателота с большим деревянным орлом, расправившим крылья под бушпритом. На "Ожеле" не смогли правильно понять случившегося и продолжали переть дуром. Что ж, цепных ядер у русских было предостаточно.
Правда трёх залпов на этот раз не хватило, чтобы снести мачту, но рангоут и паруса они истрепали изрядно. Теперь и "Ожел" рыскнул в сторону, а у его команды появилось новое увлекательное занятие: почини рангоут и поменяй паруса.
Четверо оставшихся капера сообразив, что тут что-то не то, резко повернули и попытались нанести русским повреждения стрельбой из всех своих совсем не многочисленных стволов. Однако у Андрея не было желания проверять, чьи борта крепче, и три русских капера вновь увалились под ветер, хотя и не так слаженно, как хотелось бы. "Андрей Первозванный" слегка задержался с манёвром. Да, совместному плаванию и эволюциям ещё учиться и учиться. Но уже и сейчас было видно, что три года не пропали даром. Его бывшие вахтенные начальники освоили азы искусства корабельного манёвра, и теперь дело оставалось за практикой. Хотя, всё же по всем канонам им ещё рано было вставать на командирский мостик. Ведь даже на ракетных катерах командирами становились лишь на пятый-шестой год службы. А что уж говорить про эсминцы и крейсера. Нет, что ни говори, а должности свои ребята получили больше авансом и до адмиралов им ещё расти и расти. И это — тоже нюанс, на котором погорели многие, в том числе и некий Наполеон Бонапарт, считавший, что судовождение ничем не отличается от вождения войск по матушке-земле. Вот и получили его корабли под Трафальгаром "кроссинг Т" от Нельсона и бесславное поражение.
Между тем, отбежав в сторонку, три русских корабля вновь встали в галфинд и попытались обойти тихо спешащих за ними поляков, но те на провокацию не поддались и легли на параллельный курс. Теперь из-за наличия на борту единоргов, стрелять мог только "Новик", хотя палить на такой дистанции было, по большей части, пустой тратой боеприпаса, но ведь всегда есть шанс на "лаки шот". А потому канониры Охрима принялись доказывать, что они не просто так считались лучшими. И на пятом залпе пара ядер врубилась-таки в корпус "Водника". Никакого большого вреда эти попадания нанести не могли, но от неожиданности рулевой на поляке переложил руль, и корабль потерял ветер, а его паруса бессильно заполоскались. Разумеется, ошибку эту быстро исправили, но место своё "Водник" потерял, а самое главное, идущий следом краер "Золотой лев" вынужден был обойти своего менее удачного товарища, и сделал это отворотом в сторону русских кораблей.
Первым сориентировался князь. Подняв сигнал "Делай как я", он ринулся на сближение и, разрядив орудия левого борта, тут же отвернул, увеличивая вновь дистанцию. Но и командир "Льва" сумел правильно среагировать на чужой манёвр. Не имея возможности отвернуть, он решительно ввязался в дуэль, забыв, что калибр его пушек был достаточно смешон, особенно по сравнению с единорогами, и попытался осыпать "Новик" стрелами. Однако расстояние было не на польской стороне. Нет, некоторые стрелы на излёте всё же простучали по палубе и надстройкам шхуны и даже, если судить по вскрику и мату, кого-то задели, но существенного урона не нанесли. Зато идущий следом "Пенитель" всадил в "Лев" от души. Игнат велел своим канонирам зарядить пушки не чугунными круглышами, а вновь цепными ядрами, и грот-мачта краера приказала долго жить. Правда на нём тут же заработали топорами, обрубая снасти, и вскоре мачта с парусами поплыла по морю сама по себе. А на траверз "Льва" выполз "Первозванный" и добавил тому для веселья.
Глянув за корму, Андрей убедился, что они достаточно далеко убежали от каравана, и велел поднять сигнал "Поворот вправо на 180 градусов". Нет, всё-таки великая сила флажный семафор и наличие подзорных труб! Они позволяли ему руководить боем в тот момент, когда вражеские командиры этого были лишены. А что такое связь в бою, надеюсь никому объяснять не надо.
Дождавшись, когда мателот поднимет исполнительный до места, а его сигнальщики продублируют сигнал, он велел поворачивать.
Что подумали поляки, увидев, что русские убегают, князя интересовало меньше всего. Больше его волновало то, что "Первозванный" хоть и был явно быстрее польских корабликов, но всё же уступал в ходкости и "Пенителю" и "Новику". А это было плохо. Он мог привести кучу примеров из истории, когда один более тихоходный товарищ либо подводил всех, либо жертвовался в угоду более быстрых. А ему очень не хотелось бы примерить на себя роль того же Иессена, оставляя кого-то из своих за кормой. Видимо придётся всё же по мере постройки новых шхун переводить каравеллы в торговые суда. Разношёрстность боевого отряда явно вредила делу.
Между тем четыре поляка ("Ожел" таки справился с повреждениями) вновь бросились в догон. Однако если ветер не переменится, шансов догнать наглых русских у них нет никаких, по крайней мере до тех пор, пока отряд не догонит конвой.
Посол Замыцкий, выползший на ют, с интересом смотрел за работой команды.
— А всё же зря ты, Константин Тимофеевич, не перешёл на торговца. Рискуешь, однако.
— Замыцкие от боя не бегают, князь. Да и интересно было поглядеть, что тут к чему. Вот честно признаюсь, ничего не понял, хотя и полки в бой важивал. Мудрёно тут всё у тебя, княже.
— Везде мудрёно, коль не знаешь, как дело ладить, — отмахнулся Андрей. — Но поверь, Константин Тимофеевич, мы ещё далеко не закончили. И коль эти парни от нас не отвяжутся, придётся нам, чую, и сабельками помахать.
— А тебе словно и не хочется.
— Нет. Моё дело тебя в целости да невредимости доставить, дабы ты дело государево исполнил, да кораблики торговые до цели без потерь довести. И коль ляхи за мной не увяжутся, то и я за ними не побегу. И не гляди так на меня. На море не на суше, тут иной мерою многое мерится.
— Мда, — посол зачесал мочку уха. — Нет, морское дело явно не по мне, — пришёл он к выводу после некоего раздумья.
Андрей лишь весело усмехнулся.
— Зато посол из тебя видный получился. Да и воевода отменный. Глядишь, и пожалует тебя государь за службу земелькой. Ныне-то, после собора, много её у государя будет.
— Да уж, лишний доход не помешает. А то иной раз службу посольскую за свои кровные нести приходится. Нет, я завсегда государю послужить рад, — торопливо добавил посол, дабы его слова собеседник не воспринял превратно. — Но ведь и самому пожить хочется не в халупе какой, а в хоромах.
— Так что ж ты теряешься, — прикинулся удивлённым князь. — Да неужто к тебе приказчик Малой не подходил с предложением?
— Да подходил. Но как-то я его словам не поверил. Уж больно всё гладко как-то, непривычно, — тут посол словно очнулся и вскинул взгляд на князя. — Аль ты в это дело вложился?
— А как же. Пятьсот рублей внёс. Пятьсот с полтиной назад получу. И ничего делать не пришлось.
— А как же это? — Замыцкий обвёл округ рукой.
— Так это ж служба такая. Вон, в прошлом годе я под Полоцком да Витебском воевал, а купчишки мне денюжки всё одно прокрутили и с наваром принесли.
— Хм, — задумался посол. — Тут явно подумать стоит.
— Стоит, стоит, Константин Тимофеевич. Ой, как стоит.
Задумавшийся дворянин отошёл в сторонку и погрузился в свои мысли, а Андрей вернулся к управлению кораблём. Точнее к наблюдению за действиями новых вахтенных начальников. Работу с кадрами ведь никто не отменял.
Час спустя, когда на горизонте уже явственно виделись суда каравана, раздался крик наблюдателя:
— Пушки. Я слышу выстрелы!
Андрей изумлённо вздел бровь. На деревянном корабле, всегда довольно шумно: волна плещет, хлопают снасти, и все деревяшки вокруг непрерывно скрипят. Трудно услыхать что-то, особенно если ветер дует в сторону источника шума, потому как стоя на корме, сам он ничего не слышал. Хотя и не доверять мореходу причин у него не было.
Быстрым шагом он прошёл в нос корабля и остановился, прислушиваясь. Наконец и его ухо уловило какой-то далёкий гул, который был похож на отдалённый шум прибоя. Что ж, мореход не соврал: где-то там, впереди шёл бой, и Андрей даже не сомневался, что знает, кто с кем схлестнулся.
Следующий час они летели навстречу усиливавшемуся по мере их приближения гулу канонады, не забывая смотреть и за корму. Но там ляхи прилично отставали. Всё же когги да краеры не соперники шхунам.
— Что это может быть, и зачем мы так туда спешим? — спросил, наконец, весь измучавшийся неведением посол.
Скосив глаза, Андрей убедился, что и вахтенный начальник хотел бы знать то же самое. Он усмехнулся и решил удовлетворить их любопытство.
— Да просто всё. Лежали себе в дрейфе несколько корабликов да ждали, когда загонщики, — тут он указал рукой за спину, туда, где на горизонте серели паруса польских кораблей, — не загонят добычу прямо на них. Вот только не ожидали они, что добыча будет кусачая. А судя по канонаде, бой идёт уже давно и как бы эти орёлики мне всех купцов не разогнали. Собирай их потом по всему морю. Так что сейчас бежим вперёд и с грацией носорога вламываемся в ихние танцы. Топим, кого надо, или на абордаж берём и возвращаемся назад, смотреть, что загонщики делать станут.
— Носорога? — протянул Замыцкий. — Слыхивал я про такого зверя от послов. Где-то в ефиопских землях водится. Так говорят, после его шалостей и живых-то, бывает, не остаётся.
— Ну а я про что, — рассмеялся Андрей.
Сцепившихся драчунов они разглядели скоро. Чуть в стороне от торговцев среди порохового дыма легко угадывались два конвоира и три любителя халявной наживы. Разглядев последних, Андрей нахмурился. Два краера и каравелла. И сзади подпирают ещё четверо. Похоже, пора было переходить к более радикальным действиям, чем просто держать разбойников на расстоянии. А проще говоря: сжечь нафиг всех гданьчан и плыть себе спокойно дальше. В конце концов, ни калёные, ни зажигательные ядра тут уже давно не были в диковинку. Ещё древние бритты во время второго вторжения Цезаря в Англию сожгли палатки римлян, забросав их раскалёнными докрасна глиняными ядрами. А зажигательными снарядами для пушек баловались уже в Столетней войне, а вениецианцы и того раньше. Единственное, в чём заключалось прогрессорство Андрея, так это в том, что он просто вспомнил один из лучших вариантов зажигательного ядра изобретённого в 1672 году. Так называемый carcass — сферический снаряд с вентиляционными отверстиями для разжигания огня после того, как горючее подожгли. Сама смесь состояла из селитры, серы, сосновой смолы, скипидара, сульфида сурьмы и сала. Она горела с громадной интенсивностью от трёх до двенадцати минут, причём даже под водой и её практически невозможно было потушить, разве что — забросав землёй. Правда, мучиться с нею Андрей не стал (ну не химик он, что б всякие там сульфиды-муриды изготавливать), а просто залил внутрь ядра свою, уже опробованную на Полоцке. Как оказалось, замена получилась не сильно хуже, зато не требовала для изготовления столь драгоценной селитры.
Нет, простые калёные ядра тоже бы сошли, но у них, на взгляд князя, было два больших недочёта.
Во-первых, разогрев ядра докрасна занимал время — очень много времени. В результате, промежутки между залпами калёными зарядами были весьма существенны, что давало кораблю противника достаточно времени, чтобы нейтрализовать очаги возгорания, заливая ядра водой или засыпая известью.
Во-вторых, заряжание раскалённого докрасна ядра в пушку было сложной и опасной задачей. Требовалась большая осторожность, чтобы преждевременно не поджечь порох, ведь ядро обычно нагревалось до температуры 800 — 900 градусов по Цельсию. И всё равно существовала немалая вероятность того, что при малейшем нарушении уплотнения между пороховым зарядом и ядром, порох воспламенится преждевременно и пушка выстрелит в момент заряжания с катастрофическими последствиями для расчёта. А нам это надо?
Нет, конечно, при определённых условиях и их можно применять. Недаром же они просуществовали всю эпоху деревянного кораблестроения. И даже удостоились отдельной награды. Так, при осаде Гибралтара в 1779-1783 годах их использование против испанских кораблей оказалось столь эффективно, что английским артиллеристам вручили особую медаль "Калёного Ядра".
Но возиться с калением не хотелось. Да и давно пора проверить зажигательные снаряды в деле.
Первым на пути "Новика" оказался гданьский краер. Поскольку его мелкие пукалки не способны были нанести существенный урон корпусу, то Андрей рискнул приблизиться к нему почти на дистанцию прицельной стрельбы из лука. Гданьчане, конечно, не преминули воспользоваться этим, чтобы обстрелять нового противника, но лук это вам не нарезной огнестрел. Да, прицельная дальность среднестатистического лучника позволяла поражать неподвижную цель на расстоянии 90-100 метров, но практическая дальность уверенной стрельбы была меньше и, как правило, не превышала метров 60-70. Потому как относительно прямо стрела летит лишь небольшой промежуток (что-то около 30 метров), поэтому при стрельбе на более-менее серьёзную дистанцию лучнику необходимо было брать углы возвышения. И чем дальше находится цель, тем больший угол возвышения и время полёта стрелы, следовательно, большее влияние на стрельбу внешних факторов, таких как ветер и перемещение самой цели. На расстоянии 90-270 метров опытный лучник безошибочно попадал в мишень размером 45 метров по фронту и 18 метров в глубину. Так что накрыть шхуну они ещё могли, но ни о какой точности речи быть не могло. А вот для единоргов те примерно 100 метров, на которые приблизился "Новик", были убойной дистанцией, когда почти каждый выстрел достигает цели.
Так получилось и тут. Три из пяти огненных шара врезались в краер, разбрасывая вокруг себя капли горящей смеси. И вряд ли у поляков был на борту песочек, а значит, об этих неудачниках можно было забыть.
И "Новик" на всех парусах поспешил к каравелле.
