— Добрый день, наставник, — слегка поклонился я человеку, решив не накалять обстановку.
— И что ты хотел этим сказать, мальчик? — голос у учителя был на редкость мерзким — каркающие звуки удивительным образом переплетались со звуком идущего по стеклу алмазного резца, — что день хороший? Я тебя разочарую — день сегодня на редкость плохой. Или, может быть, ты хотел сказать, что он добрый только потому, что ты имеешь счастье меня лицезреть? Тогда ты разочаруешься еще больше — вскоре на наши встречи ты будешь приходить, как приговоренный — на плаху.
Человек обернулся, и я, увидевший его лицо, невольно вздрогнул. Физиономия наставника на редкость хорошо соответствовала его голосу — абсолютно голое лицо, изрезанное морщинами, ожогами и глубокими шрамами принадлежать добродушному человеку ну никак не могло. А когда наставник улыбнулся, явно довольный произведенным эффектом, меня передернуло от отвращения — половина зубов во рту банально отсутствовала. Вместо них в деснах торчали какие-то пеньки, словно какой-то доброхот вместо того, чтобы вырвать зубы, решил удалить их напильником.
— Впечатляет, правда? — удивительно, но с таким ртом речь у человека была на редкость внятной, — советую запомнить меня повнимательнее — это лицо войны, мальчик. Войны и всего, что с ней связано.
— Вас взяли в плен орлесианцы? — предположил я.
— Какой догадливый молодой человек, — патетично воскликнул старик, разведя руки в стороны, — что-ж, проницательности тебе не занимать, это радует. Но этого мало! — рявкнул наставник, — проницательность может спасти тебя от нежелательной встречи, но она не спасет тебя в бою. И твой многоуважаемый батюшка попросил меня растолковать тебе, что надо делать, чтобы наиболее удобно выпустить кишки своему врагу и, главное, как надо это делать.
— "Да ты издеваешься," — подумал я, глядя на приближающегося старика, — "выделить мне в учителя гребанного инвалида".
Причина моего негодования была очевидна — при ходьбе наставник опирался на трость, украшенную резным набалдашником. При этом звуки шагов были очень странными — казалось, что старик не просто хромой, но и лишен одной из ног. Уж больно гулкие звуки издавала его левая нога.
— Недоволен? — скосил глаз дед, заметив мое выражение лица, — понимаю. И это твоя первая ошибка. Знаешь, в чем она?
Блеснула сталь, и перед моим левым глазом заплясало острие узкого, в два пальца шириной, меча. Отреагировать я не успел, более того, я даже не заметил, как и откуда старик достал клинок.
— НИКОГДА. НЕ. НЕДООЦЕНИВАЙ. ПРОТИВНИКА, — четко, по слогам выговорил наставник.
Старик опустил меч, и только сейчас я заметил, что гарда меча имеет те же очертания, что и голова трости. Отведя глаза от меча, я окончательно убедился в своих выводах — монолитная на вид деревяшка представляла из себя замаскированную под трость боевую шпагу. Я по новому взглянул на учителя — похоже, в своих первых суждениях я был сильно неправ.
— И второе правило, — словно прочитав мои мысли, добавил наставник, — никогда не суди о человеке поверхностно. Как правило, такое суждение ошибочно — люди часто являются не теми, кем кажутся. И я прослежу за тем, чтобы ты не повторял таких ошибок. Позволь представиться — мое имя Матиас Конрад, родом из Камберланда. И с этого момента я — твой наставник.
* * *
Вскоре я изменил свое не самое приятное впечатление об учителе. Несмотря на увечья, Конрад оказался искусным фехтовальщиком, не раз доказывая это на тренировках. Матиас, похоже, буквально воспринял слова отца о том, что занимать меня делом надо от рассвета до заката — мое расписание сильно изменилось. Тренировки начинались на рассвете, и теперь, дабы успеть перекусить, мне приходилось вставать затемно. Попутно мне пришлось научиться готовить — в такую рань не вставала даже прислуга, а потому еду приходилось добывать самому. Восход солнца я встречал уже нарезая круги по плацу под бдительным руководством Матиаса. Причем пробежка была непростой — Конрад заставлял на ходу совершать некоторые упражнения, причем выполнять их приходилось с утяжелителями. После пробежки я отправлялся на примитивные тренажеры, где занимался около получаса. По завершению этой, с позволения сказать, разминки, наставник выдавал мне тренировочный меч и щит, и начинал тренировку.
— Не открываться! — рявкнул Конрад, нанося очередной болезненный укол в грудь, — сколько раз повторять — щит тебе дан для того, чтобы закрываться, а не для того, чтобы он висел, как свиные яйца.
— Щитом... Хах... Можно бить, — с усилием проталкивая в себя воздух, заметил я.
— Можно, — не стал спорить Конрад, — даже больше — подчас щит эффективнее меча. Тот факт, что ты об этом не забываешь, делает тебе честь. Но какого демона ты все время пытаешься использовать его как второе оружие, мне лично непонятно. В бою тебя трижды бы успели заколоть и дважды — зарубить. А теперь подъем — тренировка еще не закончена.
Справедливости ради скажу, что несмотря на непростой характер, наставник успехов на своем поприще все же добился. Что бы он ни говорил, прогресс я чувствовал. Во-первых, я стал меньше уставать — если раньше я тяжело дышал уже минут через десять после боя, то теперь выдерживал бешеный темп мастера вдвое дольше. Кроме того, несмотря на желание привить мне в качестве основы щит и меч, Конрад стандартной связкой не ограничивался. Противники тоже менялись — по словам Матиаса, сражаясь слишком долго с одним противником, я невольно привыкал к нему и переносил опыт боев на остальных врагов, что в бою было смерти подобно. Сам Конрад, к слову, придерживался антиванского дуэльного стиля, причем отнюдь не от хорошей жизни — состояние здоровья банально не позволяло ему держать в руках что-то кроме его любимой шпаги, сделанной на заказ в той же Антиве. Так что не раз и не два я сходился на тренировках со стражниками отца, которые, несмотря на мои хронические поражения, отмечали, что с каждым разом я становлюсь все более трудным противником. Что, откровенно говоря, приятно грело самолюбие.
В полдень мои тренировки прерывались, и я в компании наставника отправлялся обедать. Хотя, если говорить честно, обедом эту еду мог назвать лишь неприхотливый человек — отцовская стража имела гораздо более богатый паек. О причинах подобного рациона я догадался, лишь когда спросил об этом учителя. Тогда Матиас, улыбнувшись беззубым ртом, предложил мне поесть более плотно. Как показала практика, лучше бы я этого не делал — на послеобеденной тренировке меня банально вырвало, после чего мне, стоя на четвереньках, пришлось выслушать лекцию от мастера, которую про себя я обозвал "о вкусной и здоровой пище". Больше вопросов о моей вынужденной диете у меня не было.
Однако не стоит думать, что наши встречи с наставником ограничивались лишь обучением фехтованию и рубке. После завершения дневной тренировки меня ждали, хм, теоретические занятия. Наставник, в отличие от Олдоса, не заставлял меня просиживать штаны за книгами, предпочитая более живое общение. Матиас оказался настоящим кладезем опыта и житейской мудрости, которую с охотой передавал мне, напоминая мне Занда дан Глокту.
— Запомни, мальчик, — говорил Конрад, ковыляя рядом со мной к торговой площади, — книги ты можешь прочесть самостоятельно. Но ни одна книга не заменит тебе живого общения и опыта человека, который прошел через то, о чем большинству авторов даже не снилось. Именно поэтому не стоит верить всему, что написано. Чаще всего книги пишут с чужих слов, причем как правило со слов тех, кто остался в живых.
— Историю пишут победители, да? — ввернул я расхожее выражение из своего мира.
— Отличная мысль, мальчик, — скупо улыбнулся Конрад, — надо будет запомнить. Вот, кстати, еще один урок — всегда и всему учись. Никогда не знаешь, что и когда пригодится. Знания, они как оружие — лучше есть, но не понадобились, чем нет, но позарез нужны.
Эту мысль я запомнил на всю жизнь, и даже больше — она стала одним из моих правил.
Знания — сила. Всегда и всему учись.
* * *
За тренировками с Матиасом я не заметил, как прошло время Собрания земель. Дни прошли настолько незаметно, что когда отец на ужине объявил об отъезде, я был поражен.
— А как же занятия? — в унисон спросили мы с Элиссой.
— Понравилось, значит, — улыбнулся отец, — признаюсь, ваши успехи меня очень радуют — наставники очень хорошо о вас отзываются. Но не беспокойтесь — ваши учителя отправятся с нами.
Радостный визг сотряс обеденный зал — подскочив на стуле, сестра своим воплем заставила всех вздрогнуть, а батюшка даже подавился куском мяса.
— Кха, — откашлялся отец, — ты, верно, убить меня решила, доченька. Ну ничего, я передам твоей наставнице, чтобы она прибавила занятия по этикету.
Лисса обреченно взвыла, вызвав у меня улыбку — похоже, любовь к расшаркиваниям сестре привить не сможет никто.
* * *
Дорога домой ничем не запомнилась. Правда, в этот раз в нашем караване было пополнение. И если присутствие Матиаса в компании со слугой для меня не было неожиданностью, то от вида наставника Элиссы, я, признаюсь, впал в ступор.
— Надо же, как тесен мир, — негромко произнес я, глядя на остроухое семейство, занявшее одну из повозок.
— Да, я тоже удивилась, — кивнула сестра, — особенно когда увидела эту мелкую... В общем, мелкую.
Наставницей Лиссы оказалась встреченная нами в переулке Денерима Адайя. Эльфийка пришла не одна — в замок Кусланд учительница сестры перевезла все свое семейство, а именно мужа и дочь. Последняя вызывала какое-то странное раздражение у Элиссы — в пути не проходило и дня, чтобы две девочки не поцапались друг с другом. На мой взгляд, делали они это не из-за каких-то конкретных претензий друг к другу, а из спортивного интереса — повод для пререканий мог быть любым, от успехов на тренировках до рациона питания. Адайя на конфликт внимания, похоже, не обращала, хотя возможно, что я неправ — большую часть времени я проводил на занятиях с Конрадом. Наставник не прекратил занятия на время переезда, обучая меня по мере сил такой вещи, как конная рубка. Впрочем, рубкой это назвать было тяжело — воинов отца Матиас к тренировкам на этот раз не привлекал, ограничиваясь поединками. Как я и ожидал, сражение на коне было не в пример сложнее пешего боя — от меня требовалось не просто изменить сам стиль боя, но и одновременно управлять конем. Получалось пока отвратительно, но я, помня себя в начале занятий, надежды не терял, благо, мне было, на кого равняться.
Разумеется, я не проводил все время в седле — часть времени мастер отводил на рассказы времен его бурной молодости. Слушая наставника, я все сильнее проникался уважением в этому человеку с непростой судьбой. Оказалось, что до того, как приехать в Ферелден, Матиас несколько лет провел в землях Вольной Марки, успев даже сколотить свою банду наемников, заработавших весьма зловещую репутацию. И это при том, что лет Конраду было сравнительно немного.
— Как думаешь, мальчик, сколько мне? — задал однажды вопрос наставник.
— Не знаю, — пожал плечами я, и, окинув взглядом фигуру в черном плаще, добавил, — не меньше сорока лет. А то и пятидесяти.
— Неправильно, — каркнул Конрад, — мне тридцать четыре.
— Сколько? — не поверил я.
— Тридцать четыре, — повторил учитель, — удивлен? Зря — я уже рассказывал, что первый раз я убил лет в двенадцать? Это был мелкий бандит, подвернувшийся мне по пути домой. Решил ограбить меня, идиот. Знаешь, он визжал, как свинья, когда пытался запихнуть свои кишки назад в пузо. Конечно, после такого в городе я надолго не задержался — соврав про возраст, с первой же компанией наемников сбежал на вольные хлеба. С ними я провел три года, но эти три года мне дали больше, чем все предыдущие, вместе взятые. А потом их разбили в очередном бою. Я менял роты несколько раз, пока лет в восемнадцать не начал сколачивать свою. Несколько лет провел на службе в Вольной Марке — в те времена руки умеющие держать меч, лишними не были. А потом прошел слух, что в Ферелдене началась самая настоящая война. Тогда я понял, что это отличный шанс заработать денег и, главное, славу. Одно дело, когда тебя и твоих парней знают, как неплохих середнячков, берущихся за любую работу, и совсем другое, когда твоя рота прошла огонь настоящей войны.
— И что было дальше? — подался вперед я.
— Дальше? Дальше мы переплыли Недремлющее море, оказавшись в Амарантайне. Орлесианцы нам тогда отказали — у них своих солдат было много, да и с наемниками связываться они , похоже, не желали. В отличие от их противника. Мэрик в те времена в методах не стеснялся, беря в свою армию всех, кто пожелает. Конечно, присоединяться к повстанцам было сильным риском, зато, в случае удачи, мы могли бы заручиться поддержкой целого короля. По крайней мере, мне тогда так казалось. Мы прошли несколько боев, и были на хорошем счету у некоронованного короля. А потом... — Конрад прервался.
— Что потом? — не выдержал я.
— Предали нас, — вздохнул мастер, — заманили в засаду. Причем расставляли именно на нас — орлейцы явно знали, кого ждать. В том бою легла почти вся рота, а те, кто остался в живых, попали в плен. В числе последних был и я. Знаешь, мальчик, никогда не попадай в плен — в застенках Империи Масок я не раз жалел, что не остался лежать в том лесу.
— Вас пытали?
— Разумеется, — оскалился Матиас, — и пытали с огоньком. Выживших привезли в столицу, в форт Дракон, где и передали в заботливые руки палачей. До того момента я думал, что выдержу все пытки. Ха, так я еще никогда не ошибался. Знаешь, что самое страшное в пытках? — повернул голову наставник, — самое страшное — это когда палач тебя не ненавидит. От ярости человек теряет голову, и, зная это, можно спровоцировать мучителя, заставив его забить тебя до смерти, что гораздо предпочтительнее пыток. Но те мясники меня не ненавидели — они, гады, просто делали свою работу. Когда мне ломали пальцы на руке, я не видел ни капли злорадства у них в глазах. Им было скучно — ломая очередную кость, эти уроды обсуждали цены на ярмарке, и как прокормить семью.
— Как же все это выдержали? — ошалело спросил я.
— А я и не выдержал, — провел языком по обломкам зубов Конрад, — к концу первой недели я раскололся. В руках палачей я вспомнил все и пел, как сраная птичка — вспомнил даже, в каком городе свою первую девку пользовал. Но меня продолжали пытать, спрашивая то, о чем я не имел ни малейшего понятия. И я говорил, говорил без остановки, лишь бы оттянуть момент, когда эти мясники снова начнут меня калечить. Меня резали месяц. Гребанный месяц в застенках превратил меня, здорового парня двадцати четырех лет от роду, в седого инвалида. Знаешь, как я был рад, когда в камеры ворвались солдаты во главе с твоим отцом? Я думал, что все это, наконец, закончилось. Я ползал по камере, умоляя Брайса убить меня. Но твой отец сохранил мне жизнь — оказалось, Мэрик прекрасно знал, где я нахожусь. И король после победы отдал меня в руки лучших лекарей и магов. Так до конца войны я и остался в койке денеримского монастыря, где меня на ноги ставили. Отец, наверное, сильно бы посмеялся, увидев меня в таком виде.
