Ванька сердито посопел, не нашёлся с ответом, смерил остающихся трусов предельно презрительным взглядом и решительно шагнул за порог навстречу смертельным опасностям и невероятным приключениям.
Сделать второй шаг ему было не суждено. Опасности и приключения начались почему-то слишком быстро. Причём, начались только опасности, а приключения слегка запоздали. Что-то гулко ухнуло, где-то рядом зло свистнуло, Ванька всем телом дёрнулся вниз, съёжился, сделался маленьким-премаленьким и исчез с таким звуком, словно кто-то выдернул пробку из бутылки. Очень большую пробку из очень большой бутылки. Свечи дружно качнули язычками пламени, на стенах шевельнулись тени, едва заметно дрогнул людоедский меч, хозяин отвечай-зеркала хитро улыбнулся и покачал головой.
Дверь чуть-чуть помедлила, потом, догадавшись, что больше ничего интересного не покажут, тихонечко закрылась.
Ваньки нигде не было. Шлем и кинжал лежали перед дверью, а Ваньки не было. Испарился конопатый друг, исчез, пропал.
— М-мя... В-ва... — промямлил Стёпка, ошарашенный столь неожиданным и эффектным началом — и концом — Ванькиной экскурсии. Ему представилось, что неугомонного Ванеса уничтожило заклинание, специально приготовленное для непослушных демонов, которые вздумали без разрешения покинуть комнату чародея. Он с трудом оторвал взгляд от пустого шлема и посмотрел на Смаклу.
На чумазом лице младшего слуги было написано такое блаженство, словно гоблин только что в одиночку умял банку сгущённого молока.
— Ты! — догадался Стёпка. — Точно ты! Что ты с ним сделал, гад?
Смакла от возбуждения подпрыгнул на стуле и засмеялся:
— Я его обратно заколдовал! Он боле не возвернётся! Он плохой демон. Шибко злой.
— А я? — спросил Стёпка. Он испытал невыразимое облегчение: слава богу, Ванька не погиб и не сгинул в магической неизвестности, а то как потом перед его родителями оправдываться.
— А ты не шибко.
— Я спрашиваю: меня ты почему не заколдовал?
— Могём и тебя, — Смакла раздулся от гордости. Ещё бы! Он уже не просто никчёмный младший слуга, он теперь тоже умеет колдовать не хуже иных чародеев. — Это оченно легко, ей-слово! Затвердил хорошенько заклинание и шуруй.
— А кто тебе позволил пользоваться чужими заклинаниями? — спросил вдруг чужой голос, при первых звуках которого Смакла разом перестал улыбаться и испуганно съёжился, почти так же, как за минуту перед тем Ванька. — Кто тебе, поганец, вообще позволил колдовать?
Глава четвёртая,
в которой демон получает задание
В дверном проёме, там, где немногим более минуты назад исчез Ванес, стоял невысокий сухонький старичок, облачённый в тёплый меховой плащ до пят и лисью шапку без ушей. В одной руке старичок держал ворох бумаг, в другой — причудливый стеклянный фонарь с ровно горящим внутри ярким огоньком.
На Смаклу жалко было смотреть. Свершилось страшное. Его поймали с поличным на месте преступления, и гоблин знал, что никакие оправдания его не спасут. Пощады, как говорится, не будет. И чего не сиделось дурню в своей каморке?
Старичок, не глядя, привычным движением повесил лампу на крюк возле двери — огонёк при этом сам собой погас, — и подошёл к столу. Смакла сидел ни жив, ни мёртв. Представлял уже себя, наверное, столетним болотным выворотнем. Старичок с нескрываемым раздражением швырнул на стол бумаги. Вернее, пергаменты. Это были какие-то сложные чертежи и таблицы с формулами. И Стёпка понял, что не ошибся: перед ним был сам чародей Серафиан, так некстати прервавший свои астрономические наблюдения. И ещё Стёпка понял, что стоящий в углу доспех вряд ли когда-нибудь защищал хрупкие плечи чародея. В доспех без особого труда можно было впихнуть двух таких Серафианов, а то и трёх.
— Так-так, — многообещающе промурлыкал чародей, оглядывая сначала оцепеневшего Смаклу, а затем, совсем коротко, и Стёпку. — Впредь будет мне наука: убирать с глаз подальше все записи. Дабы ни одна живая душа... Слугам книги не забава! — вскричал он вдруг пронзительно, воздев вверх правую руку и неотрывно глядя на младшего слугу.
Под его гневным взглядом гоблин окончательно усох и беззвучно стёк со стула на пол.
Сейчас превратит его в жабу, подумал Стёпка. Ему стало жаль гоблина. Что ни говори, а в магический мир они попали только благодаря его стараниям. Пусть даже и незаконным. А то так и думали бы всю жизнь, что чудес не бывает. С другой стороны — очень хотелось посмотреть на настоящее волшебство. Ванькино исчезновение выглядело эффектно, преображение Смаклы в пупырчатое земноводное уж всяко будет смотреться не хуже.
— Я полагал, что твоё умение читать на разных языках послужит тебе со временем хорошим подспорьем во взрослой жизни, негодник из негодников! — заговорил Серафиан. Превращать Смаклу во что бы то ни было он пока, видимо, не собирался, и вообще в голосе чародея Стёпка не слышал настоящего гнева. Чародей словно бы не сердился, а просто привычно отчитывал не слишком расторопного слугу. — Я по наивности своей надеялся, что ты устремишься к чтению поучительных и многомудрых книг, коих немало мне собрать удалось за свою долгую жизнь. Я думал, что мой младший слуга достаточно разумен, чтобы не совершать непоправимых глупостей. И что же учудил ты, о безмозглый сын достойного народа? Отвечай без лукавства! — чародей направил указательный палец на Смаклу.
Сейчас точно превратит, решил Стёпка. И вновь ошибся.
— Я боле не буду! — еле слышно проблеял Смакла.
— Эка, удивил! — засмеялся чародей. — Знамо, не будешь. И без того уже начудил выше маковки. Богатство себе, поди, выпрашивал, так?
— Выпрашивал, — покаялся Смакла.
— Все вы, недоросли, одинаковы, — вздохнул Серафиан. — Как будто помимо золота нет в жизни ничего достойного и полезного. Ну чистые гномы, право слово.
— Я хутор ещё просил, — сказал Смакла.
— Хутор, — вздохнул ещё раз Серафиан. — Глянь, какой хозяйственный... Ну-кось, подвинься, неслух, присяду я.
Смакла отполз в сторонку, но с пола вставать не спешил. Гроза ещё не миновала, и раскаты грома явственно слышались в голосе хозяина.
— Хутор, говоришь. И золото, конечно, много-много золота. Ну и как? Разбогател?
— Не.
— Отчего ж? — Стёпку чародей как бы и не замечал. Словно Стёпка был не человек, а так — безгласная тень на стене. Стёпку это слегка обижало, но возмущаться он, само собой, не собирался. Понятно, что сначала чародей разберётся с проказливым слугой, а уж затем возьмётся и за демона. Лучше, пусть как можно дольше не замечает.
— Не сумел, — удручённо признался Смакла. И сразу стало видно, как он жалеет, что не получилось разбогатеть. Не сидел бы он тогда на полу, не каялся бы в грехах... Исполненные желания не отменяются.
— Вызвать демона, я гляжу, ума хватило, а заставить его работать — не сумел. Отчего?
— Не таковский демон попался, — пробурчал Смакла, недовольно зыркнув на Степана, словно это именно он был виноват в постигшей гоблина неудаче.
— Вижу, что не таковский, — Серафиан в свою очередь тоже бросил на Стёпку быстрый равнодушный взгляд, затем деловито потёр сухие ладошки. — А был бы ты, негодник, дипломированным чародеем, знал бы натвердо, что не имеет ни малейшего значения порода извлечённого тобой демона. Золото может добыть любой из них, умей только правильно приказать. Да вот беда-то какая: когда постигнешь сию науку до самой её глубины, никакого золота тебе уже и не надобно. Умереть бы спокойно... Напрасно ты ухмыляешься. Поймёшь ещё мои слова, когда поседеешь. Ежели твоя дурная голова позволит тебе до старости дожить... Ну на что, подумай, старику золото, ежели у него всё уже в прошлом? И ни детей рядом, ни внуков...
Серафиан, похоже, говорил о себе. Смакла смотрел на хозяина почти без опаски. Гроза, кажется, миновала.
— Так, — спохватился чародей. — Сейчас мы баловство твоё быстренько исправим, пока отец-заклинатель не дознался. Нет у меня желания ссориться с ним из-за непослушного слуги. — Серафиан щёлкнул пальцами в Стёпкину сторону и небрежно бросил: — Сгинь!
Стёпка, естественно, не сгинул. Он не знал, как это делается, да и не хотел знать. Хватит и того, что Ванес сгинул бесславно и слишком быстро. Даже порадоваться толком не успел. Нет, Стёпка этим чародеям такого удовольствия не доставит, не на того напали.
Серафиан долго разглядывал его, недовольно поджав губы, потом щёлкнул пальцами уже обеих рук:
— Изыди, идолище!
Стёпка не изошёл.
— Ага, — сказал чародей. — Ага. Ты, буреломина таёжная, знак притяжения не на ворожейной ли бумаге чертил?
Смакла виновато кивнул:
— На ней.
— Из моего ларца позаимствовал?
Гоблин замотал головой:
— У колдунцов... давеча купил. Которые медведя пьяного с собой водили.
— В сточной канаве тебя, вражина, утопить мало, — посетовал Серафиан. — Лучше бы у меня... хм, "купил". А из которой руки ты, бестолочь, кровь брал?
— Из правой, — прошелестел Смакла.
— Отрубить бы тебе, стервец, обе руки по самые твои немытые уши, — безо всякого выражения сказал чародей. — Или ты читать не умеешь?
— Там начертано, что из правой, — упрямо повторил Смакла, словно это могло как-то смягчить его вину.
— А я тебе говорю... Да с кем я спорю! — чародей ткнул пальцем в послушно перелистнувшийся пергаментный лист. — Читай, неуч: "...и взявши кровь из..." Гм-гм! Как же я мог так непростительно ошибиться? Исправить следует немедля!.. И тем более! Тем более никто не позволял тебе читать мой трактат! Текст ещё не проверен, ошибок много...
Серафиан прокашлялся, скрывая смущение, закрыл книгу, затем внимательно оглядел Стёпку с головы до пят. И, кажется, Стёпка ему совсем не понравился.
— Строптивость выказывал?
Стёпка чуть было не кивнул в ответ, но его опередил гоблин:
— Выказывал строптивость, выказывал! Ничего исполнять не желает... Кулаками грозился!
Ах ты!.. Стёпка возмущённо сжал кулаки, и это не ускользнуло от чародея.
— Три степени принуждения пробовал? — спросил он почти как у равного. Почти как один маг у другого мага.
— Знамо, пробовал, — вздохнул Смакла. — Да всё без толку. С него эти спетени, как с упыря вода.
Серафиан недобро прищурился, и от безобидного сказочного старичка не осталось и следа. Перед Стёпкой стоял могущественный чародей, способный одним мановением руки зашвырнуть неугодного демона за грань миров или вообще распылить на атомы. Он вдруг сделался заметно выше, а его тень на стене размахнулась до потолка и словно бы зажила своей отдельной жизнью. Стёпке даже показалось, что он ощущает в воздухе сухой горьковатый запах готовой к употреблению магической силы. Она скапливалась вокруг чародея, как электричество перед грозой, и вот-вот могла шарахнуть почище иной молнии.
— Заклинания его не берут, а ночь на исходе. Придётся Истинным Пламенем прижигать. Притвори-ка дверь поплотнее.
— Не надо меня пламенем! — испугался Стёпка. — Что я вам такого сделал?
И он на всякий случай отошёл подальше и спрятался за рыцарским доспехом. Уж если неучёный гоблин сумел избавиться от Ванеса, то настоящий чародей может, наверное, не только прижечь, но и вовсе дотла спалить. Охота была поджариваться!
— Охти мне! — выдохнул Серафиан. — Ты кого, злыдень лохматый, вызвал? Ты чего, враг рода человеческого, учудил? Почему оно без спросу говорит? Это кто? Кто это, я тебя, поганец, спрашиваю!
— Не ведаю! — завыл Смакла. — Не ведаю, кто энто! Они тут кричали, а я хотел... А они посля заупрямились... Мордастого я заколдовал, и хорошо содеялось, а энтого не успел!
Серафиан изменился в лице ещё раз:
— Мордастого? Их двое было? Двое? И оба такие?
Странно, подумал Стёпка, он же разговор наш про Ваньку должен был услышать. Или он у него уже от старости со слухом проблемы?
— Двое нас было, — признался он чуть погодя. — Я и Ва... мой друг. Он хотел по замку погулять, а Смакла его назад отправил.
— Назад? — едко переспросил чародей. — Вот так-таки взял и отправил, ни желания не стребовав, ни заклинания не оплатив. За что мне такое наказание? — он схватился за голову и, обнаружив на ней шапку, сдёрнул её так, словно хотел заодно вырвать все свои и без того редкие волосы. — В порошок сотру! Выворотнем болотным сто лет у меня будешь маяться! Упырям на прокорм тебя сей же миг!
Бедный гоблин сидел на полу, едва не обеспамятев от ужаса. Хозяин всерьёз рассвирепел, и пощады теперь точно не жди. Конец тебе пришёл, младший слуга, гибель неминучая.
Серафиан на полуслове прервал поток проклятий, перестал размахивать руками и погрузился в тягостные раздумья. Похоже было, что гоблин сотворил что-то настолько нехорошее, настолько непоправимое и ужасное, что даже могущественному чародею не удастся это ужасное исправить втайне от грозного отца-заклинателя. Стёпкино настроение, и без того уже не слишком хорошее, окончательно испортилось. И очень захотелось домой.
Смакла, закатив глаза, готовился к худшему, но о нём уже забыли.
— Так-так-так, — бормотал Серафиан. — Так-так-так, и ещё вот этак... Ну вот что мы сделаем. Поди сюда!
Это он Степану велел. Стёпка осторожно выглянул из-за доспеха:
— А вы... пламенем не будете?
— Не буду.
Стёпка подошёл к столу. Чародей окинул его взглядом с головы до ног, задержался на кроссовках и на пуговицах рубашки:
— Ты в своём обличьи сюда угодил... или как?
— В своём, — сказал Стёпка.
— Хорошо. Отрок, значит. Душа невинная. Очень хорошо. Садись-ка ты, отрок, рядом и рассказывай мне всё с самого что ни на есть начала. Ничего не упускай. А ты... — чародей свирепо посмотрел на съёжившегося Смаклу. — А тебя, пустоголовый... Ладно, сиди пока.
Стёпка, конечно, не стал рассказывать ни о каникулах, ни о пирожках, а сразу начал с книги, с того момента, когда Ванька обнаружил её на полке. Рассказывать было легко, потому что произошло всё совсем недавно, часа два назад, если не меньше. Серафиан слушал, не перебивая, сидел с прикрытыми глазами и время от времени чуть заметно кивал.
Зато Смакла удивлялся за троих. Смотрел Стёпке в рот, растопырив уши и распахнув глаза. Чудная же у демонов жизнь! Ты глянь, и избы у них есть и родители имеются. И в гости они друг к другу ходят. Но сильнее всего гоблина поразило то, что о нём самом написано в какой-то магической книге. О нём! О ничем ещё не прославившемся и никому пока не известном младшем слуге! Всё написано, даже то, о чём он ни одной живой душе не рассказывал и рассказывать не собирался.
— Зеркальная магия с двойным преломлением вызывающих чар, — пробормотал Серафиан, когда Стёпка закончил. — Хитро задумано и с умом выполнено. Узнать бы ещё, кто на такое решился под носом у отца-заклинателя. Ну, да не вашего ума это дело. А ты чего расселся? — прикрикнул он вдруг на слегка разомлевшего слугу. — Невелика заслуга — быть слепым орудием в чужих руках! Свечи замени, видишь — догорают!
Смакла бросился менять свечи. Чародей, отрешённо глядя на Стёпкины кроссовки, задумчиво хмурился. Сейчас он нисколько не походил на могущественного волшебника. Слишком был обычный. Даже, можно сказать, домашний. Встретишь такого на улице — и внимания не обратишь. Старик как старик. Сутулый, сухонький, седой. На Суворова чуть-чуть похож. Лицо приятное, с лучинками морщинок у глаз, с тонким носом, с бледными поджатыми губами. На впалых щеках — едва заметная щетина. Что удивительно — зубы все здоровые и все, похоже, свои. Наверное, у них здесь зубная паста магическая.
