Синица

Белокурая женщина, смогла позволить себе небольшую вольность, украдкой кинуть быстрый, злобный взгляд в сторону мужа, пока тот отвлёкся на тренирующихся рабов. После чего, ни слова не говоря, присела, чтоб аккуратно поставить своего мальчика на пол. Она, несколько секунд посидела на присядках, с тёплой улыбкой смотря на ребёнка, что-то тихо прошептала ему на ушко, и нехотя встала, привычно оправив складки туники. Затем, наклонилась к малышу, дабы поцеловать того в темечко, нехотя распрямилась, и тихо ступая по каменным плитам, неспешно, нехотя удалилась, скрывшись в ближайшем входе в помещение.

А Аврелий, в этот момент похожий на бездушное, каменное изваяние, услышав тихие, удаляющиеся шаги, на мгновение обернулся к темнокожей рабыне, кивком указав на своего сына. Невольница-нянька всё поняла без слов и аккуратно подняла мальчика, чтоб тот смог видеть всё, что в данный момент происходит во дворе. Туда смотрел и сам ланиста, который, по идее, должен был постоянно заниматься с гладиаторами, но так получилось, что у него и без того хватало забот. Вот только мужчина, если можно так сказать, вновь ничего не видел. Что было не мудрено, ведь его, с утра занимали недобрые мысли, и были они совершенно безрадостными.

Ещё утром, в школу приехала эта женщина — мать детей Мамерка, и это после заявлений центуриона, что некая куртизанка ему совершенно безразлична. Ведь о том, что она будет время от времени здесь появляться, было оговорено во время прошлого появления центуриона, но, Реций, тогда, не придал этим словам особого значения. Однако сейчас, увидев чем-то встревоженную Кили, он интуитивно ощутил всю тяжесть нависшей над ним опасности. Так что в данный момент, прибывая в скверном настроении, он пытался понять и оценить размах приближающейся беды. "О боги! — мысленно простонал Реций, покосившись в приблизительном направлении спальни, где уединились любовники. — Кого они стараются таким образом обмануть? Тот, кому это будет нужно, без особых проблем сможет за ними проследить и сделать правильные выводы. В результате чего, я и моя семья, также пострадает ...". — Отставной легионер, с силой сжал кулаки — до хруста в суставах. А нянька, увидев это, испуганно сжалась и невольно, как будто искала в малыше защиту чуть сильнее прижалась к ребёнку.

"Так, — думал Аврелий, уставившись невидящим взглядом в пустующий столб для наказания, — если судить по внешнему виду этой проклятой содержанки, женщина была мучима сильными переживаниями. Она сильно устала, хотя нет, она скорее всего истомилась по ласке любимого мужчины. И, по-моему, это определение очень близко к истине. Но эта, так сказать усталость вызвана не тем, что дом её нынешнего супруга ещё не достроен. Ведь всю тяжёлую и грязную работу выполняют временно выделенные мною рабы. Если судить по еле сдерживаемым эмоциям и тем, как эта куртизанка нарядилась, она буквально жаждет встречи со Вторым. Хорошо бы только это. Ведь и Мамерк желал эту женщину, он ворвался в школу как буря, грозящая снести всё, что попадётся на пути этого бедствия. И это Мамерк, умеющий прятать свои эмоции. Да-да, он сдерживал себя, и смотрел на окружающих как обычно, удостаивая их только надменно отрешёнными взглядами. Но. Даже последнему глупцу было видно, что он стремится как можно быстрее попасть в свои покои, в которых его ожидала эта бесстыжая содержанка — любовница. Тьфу ты, бестолочи. О боги, скажите, за что эти неразумные свалились на мою голову? Да. Может быть я им в чём-то завидую, но всё же ...".

Аврелий отвлёкся от неприятных дум, так как сын, забавно искажая слова, и указывая своей маленькой ручкой в сторону двора, где занимались гладиаторы-мужчины, поинтересовался:

— Папа, а вон тот дядя баловался, и ты его наказал? Да?

— Да сынок. Этот сервус, нарушил одно из главных правил, он устроил драку с другим рабом, и сломал тому нос. А это значит, что он нанёс моему имуществу некий урон, допустил его необоснованную порчу.

— За это, ты его накажешь как ту тётю-прислугу, которая недавно попыталась кинуться на маму с кулаками. Ты прикажешь забить его палками?

— Нет сынок. Хоть ты и умён не по возрасту, но, многого ещё не понимаешь. Та рабыня была из новоприобретённых варваров, и она посмела поднять руку на свою хозяйку. За это одно наказание — смерть. Желательно, казнить провинившихся прилюдно, чтоб другим было неповадно так поступать. А этот раб, всего лишь подрался с таким же как он и незначительно не покалечил последнего. Поэтому, его можно наказать, не лишая жизни, ведь рачительный хозяин обязан заботиться о тех, кто ему принадлежит, иначе он разорится.

— А как ты накажешь этого раба?

— Его уже наказали. Видишь? Он стоит привязанным к столбу, на сильном солнцепёке; сегодня его не кормят и ограничили в питье воды. Но, здесь есть один важный момент. За его состоянием здоровья, постоянно присматривает наш лекарь. Пусть эти люди и бесправные рабы, но всё равно, мы обязаны о них заботиться.

Как будто подтверждая отцовскую уверенность в гениальности своего ребёнка, мальчик, в отличии от его сверстников, больше ничего не спрашивал, он, в меру своего понимания, пытался разобраться с тем что услышал. Малыш хмурился, морщил лобик, даже засунул в свой ротик указательный палец правой руки. Но, возраст взял своё, мальчишка резко переключился на учебную схватку двух гладиаторов мужчин. На его лице, вначале отразилась гримаса заинтересованности, которую сменила живая, довольная улыбка. Затем, малец начал вырываться из рук воспитательницы, звонко выкрикивая следующие слова:

"Нянька, пусти меня! Хочу играть в догонялки! Пусти! ..."

Рабыне ничего не оставалось, как отпустить малыша, а когда тот весело смеясь побежал, просеменить за ним, грубо имитируя свою неспособность догнать игривого сорванца.

А тем временем, в небольшой спальне, принадлежавшей лично Мамерку — той "амурной комнатке" где в своё время он развлекался с молодыми рабынями, на большом, мягком ложе, занимавшем большую часть помещения, лежали два истосковавшихся друг по другу человека. Входная дверь в это место, где уединились двое полюбовников, была временно закрыта на засов, так что эта пара не боялась, что кто-либо может войти, хотя, произойти подобное не могло и при открытой двери. Мужчина и женщина были обнажены, прижались друг к дружке и, можно сказать, наслаждались этой близостью. Мамерк Второй, лежал на спине, а на его плече покоилась Кили, покрывая своими распушёнными волосами почти всю грудь мужчины. Женщина улыбалась сквозь слёзы, и больше для себя чем для своего партнёра, тихо, и нежно шептала:

"Ты у меня самый лучший и единственный. Я не могу жить, долго не видя тебя. Но почему ты отдал меня и своих детей этому ...?" — глаза женщины ещё больше наполнились слезами, с которыми та не могла совладать и поэтому, чтоб предательски не всхлипнуть, она замолчала на полуслове.

"Кили, девочка моя, но почему ты не желаешь меня понять. Я, ни в коей мере не отказывался от вас. Просто так надо". — ответил мужчина, прекрасно расслышав то, что произнесла его женщина и запустив свою пятерню в разметавшихся по его груди волосы своей подруги.

"Я больше не просто Кили, отныне к этому стоит добавлять Мавриция — по мужу".

"Для меня ты всё равно осталась милашкой Кили. Мавриций, стал твоим мужем только потому, что этого бойца никогда не тянуло к женщинам".

"Хоть это хорошо. Пусть у меня, до тебя, были мужчины, но, с тех пор как я повстречала тебя, мне больше никто не нужен. Для меня есть только ты, и наши дети. Но ты так и не ответил, как дела у нашего Геркулеса? Как его здоровье? Не томи, расскажи всё о его службе". — в голосе женщины были хорошо различимы нотки тревоги и обиды.

"Я же тебе уже говорил, что с ним всё в полном порядке. Наш мальчик служит с рвением, достойным уважения. Оружие и амуницию содержит в должном порядке. Пусть он и гастат, (hastatus — молодой воин) но, по моей просьбе, за ним присматривают сразу три триария. (triarius — ветераны) Они усиленно занимаются с нашим мальчиком, делая из него опытного воина. Он может быть и обижается на меня, за то, что помимо тяжёлых работ, его, в неурочное время, частенько заставляют работать утяжелённым щитом и учебным мечом. Но делается это, только для его блага".

"Все вы мужчины жестоки к своим детям. Тебе даже не жалко своего ребёнка, ведь без должного отдыха, он быстро ослабнет".

"Молчи женщина! — грубо, так что Кили испуганно вздрогнула, ответил Мамерк Второй, точнее, почти выкрикнул. — Вот поэтому, я и не желал с тобою говорить о службе нашего сына раньше времени! Ты, трезво и разумно оцениваешь методы подготовки молодых легионеров, кроме одного случая, когда это касается твоего мальчика, хотя, он давно стал взрослым мужчиной. Сколько лет я пестую в нём воина? А? И как ты видишь, до сих пор от этого одна лишь польза. Сама знаешь, что первое время, Геркулес будет сражаться в первом ряду, и с этим я ничего не могу поделать. Так что, чем лучше я с триариями подготовим его к этому, тем у него больше шансов остаться живым ...".

Женщина не выдержала, и, уткнувшись в грудь своего мужчины, заплакала, можно сказать зарыдала. А тот, резко замолчал, затем, нежно поглаживая её по голове, стал приговаривать, обращаясь к ней тихим, нежным, успокаивающим голосом: "Успокойся родная. Я и сам, не меньше тебя переживаю за нашего мальчика. Только прошу, давай поговорим об этом позднее, когда будем трапезничать. А сейчас, улыбнись и обними меня, давай просто полежим".

"У тебя, наверное, уже появилась другая куртизанка. — заплаканным, слегка гундосящим голосом, проговорила Кили, так и не посмев посмотреть глаза отца своих детей. — Ведь тебе необходимо хоть как-то снимать накопившийся стресс".

"Давай не будем об этом говорить, особенно сейчас. И запомни, в моём сердце есть место только для одной женщины, и оно занято тобою".

О чём ещё говорили полюбовники? Чем они ещё занимались? Это только их дело. Главное, когда две рабыни, принёсшие обед, постучались в дверь, эта пара была одета, а Мамерк, излишне громко сказал: "Открыто, входите!" — При этом, его рука, как бы невзначай легла на рукоять гладия и покоилась там до тех пор, пока невольницы, продегустировав каждое из принесённых ими блюд, не покинули помещение. Со сто процентной уверенностью можно сказать, только одно, Мамерк твёрдо решил, по возвращению в лагерь, должным образом отблагодарить родные пенаты (пантеон домашних божеств), дабы те, позволили ему осуществить всё ранее задуманное.

Глава 4

Как это было не прискорбно, но, день отдыха неумолимо приближался к своему окончанию. Синица, не так давно окончила ставшую привычной уборку столовой и даже успела присесть на скамью и прикрыв глаза, придаться лёгкой полудрёме. Вот так, предаваясь приятной неге, девушка дождалась момента, когда её позовут и ... о чудо, она оказалась в руках одного из четырёх массажистов, где она придалась банальной неге, то есть каждой клеткой своего организма ощущала, как её тело избавляется от накопленного переутомления. Да-да. Расслабленная девица лежала на своём каменном ложе, устеленном жёстким матрасом и наслаждалась приятной лёгкостью, ожидаемо овладевшей ею. Как это не странно, но с недавних пор, сегодняшний день не исключение, сильные руки грека, мнущего и выжимающего её тело, стали приносить настоящее удовольствие. Да-да, это может показаться не вероятным, но с недавних пор, тело девицы само просилось на эту процедуру, и подолгу прибывало в приятной лёгкости по окончанию оной. Так что полусонная девушка не заметила, как в помещение, где жили воительницы, вальяжно зашла рыжая Спартация, и ступая мягко, грациозно, как пантера, подошла к находящейся в состоянии полнейшей нирваны африканке, чья постель находилась в нескольких шагах от нашей героини, и изобразив радушную улыбку, проговорила:

"Мамба, ты меня слышишь? Просыпайся немедленно, мне нужно с тобою поговорить. — пусть это было сказано тихо и спокойно, но, вначале не поняв к кому именно обратилась старшая амазонка, Синичка, от неожиданно прозвучавших слов еле заметно вздрогнула, но глаз так и не открыла, однако, уже намеренно прислушиваясь, разобрала следующие слова. — Надеюсь ты не будешь противиться полезному для тебя диалогу?"

"Что тебе нужно, Спартация?" — прозвучал тихий, полусонный голос африканки.

"Я тебе уже сказала, мне необходимо с тобою поговорить. Это важно не только для меня, но и в первую очередь для тебя".

"О чём нам с тобою разговаривать? — в голосе чернокожей воительницы звучало неподдельное недоумение. Кем являешься ты, и кто такая я, в глазах хозяина? Вон, тебе даже отдельная комната для проживания выделена и юная рабыня в услужении".

"Не завидуй так рьяно. Поверь, в каждый сандаль попадает свой мелкий камушек, который, при ходьбе, причиняет сильную боль".

"И что мне с того?"

"А ты послушай меня, не перебивая, и всё поймёшь. — Спартация заговорила ещё тише, так что Синица большей частью догадывалась, о том, что та говорила, чем могла расслышать. — Наяну с того, что в начале мне удалось подслушать один очень интересный разговор. Ты же знаешь, что римляне, гладиаторским боям, предпочитают состязания колесниц?"

"Нашла чем удивить. Я даже знаю, что не все имперцы одобряют то, когда на арене сражаемся мы. Они даже кричат что это позорно".

"Не перебивай. То, о чём я желаю с тобою поговорить, для чужих ушей не предназначено. Как только здесь станет людно, я замолчу и больше к этой теме не вернусь. Так что молчи и слушай. На следующих играх, нас, амазонок, пустят не только для разогрева публики, а в качестве эксперимента, выпустят сильную пару амазонок. Говорят, что в самом Риме такое уже практикуют и плебеям это очень понравилось, хоть и не всем. Вот Мамерк и потребовал, чтоб в финале первых же игр, Аврелий выставил сильную пару. А ими, как мне известно, являемся ты и я".

"А что мне с того?"

"Не перебивай, дай договорить. В общем так. После того, как я подслушала этот разговор, на следующий день, со мною говорил Вульф. Это произошло сегодня. В общем так, мне предлагают готовиться к этой схватке как следует. И если она, то есть наша битва, понравится публике, то после неё мне вручат деревянный меч".

"А мне то что с того?"

"Включи свой разум, подруга. Я получаю долгожданную свободу, а ты, занимаешь моё место. Для этого только и нужно, что порадовать местных плебеев красивым, незабываемым по зрелищьности боем, и в дар за это зрелище, получить должную награду о хозяев."

"А почему они со мною об этом не говорили?"

"Кто мы для них такие, чтоб хозяева общались с каждым из нас отдельно? Что молчишь? — Спартация задала вопрос, и сама же на него ответила. — То-то, правильно думаешь. Мы их имущество, поэтому им незачем до нас опускаться. Сказали германцу поговорить с нами, и всё. А он, решил, что с него достаточно разговора только со мною. Так что подруга, с завтрашнего дня, до самых игр, мы с тобою тренируемся постоянной парой и это не обсуждается. Далее, о том, что я сейчас скажу, должна знать только ты. Дело в том, что последнее сражение для меня не прошло бесследно, пусть я и убила свою противницу, но и Афра нанесла мне серьёзную рану, спасибо Гераклусу, он довольно хорошо меня вылечил. Но, отныне я не могу долго сражаться, возникает тянущая боль, которая быстро переходит в острую. Так что, прошу тебя, давай устроим публике красивое, захватывающее зрелище, а в конце, по моему знаку подставься так, чтоб я смогла нанести тебе не серьёзную для твоего здоровья рану. Такую, чтоб было много крови и никакого вреда для тебя. Довольная публика обязательно пощадит отличного бойца, а я, в знак благодарности, после боя уступлю тебе свою не только свою комнату, но служанку".