Джо Аберкромби Полмира

— Вставать на колени — не твоя сильная сторона, да? — прошипел Ральф, таща Колючку вниз вслед за всеми. — И ради богов, застегни свой чертов ремень!

— Что здесь случилось? — взревел король, брызгая слюной на своих содрогающихся охранников.

Колючка, пока возилась с пряжкой, опустила глаза в пол. Теперь казалось неизбежным, что ее раздавят камнями. Ее уж точно. Возможно и остальную команду тоже. Она увидела выражения их лиц. Вот что случается, если дать девчонке клинок. Даже если он маленький.

Мать Кира, безукоризненно опрятная даже в ночной рубашке, подняла упавший сосуд двумя пальцами, понюхала и сморщила нос.

— Ух! Яд, мой король.

— Боги всевышние! — Ярви положил руку на плечо Колючки. Ту же самую руку, которой только что ее ударил. — Если бы эта девочка соображала медленнее, я и моя команда, возможно, к утру прошли бы через Последнюю Дверь.

— Обыскать каждый угол зала! — взревел король Финн. — Доложите, как мерзавец проник внутрь!

Воин, который встал на колени, чтобы обыскать одежду мертвеца, поднял руку, в которой сверкало серебро.

— Монеты, мой король. Отчеканенные в Скекенхаусе.

— Слишком многое в последнее время в моем зале из Скекенхауса. — По челюсти Финна пошли розовые пятна. — Монеты Праматери Вексен, орлы Праматери Вексен, приказы Праматери Вексен. Приказы мне, королю Тровенланда!

— Но мой король, подумайте о благополучии ваших людей, — убедительно проговорила Мать Кира, все еще цепляясь за свою улыбку, хотя теперь она едва касалась ее рта, не говоря уже о глазах. — Подумайте об Отце Мире, Отце Голубей, который превращает кулак в...

— Я терпел множество унижений от лица Отца Мира. — Розовые пятна распространились на щеки короля Финна. — Раньше Верховный Король был первым среди братьев. Теперь отдает приказы, словно он отец. Как должны сражаться мужчины. Как женщины должны торговать. Как все должны молиться. Храмы Единому Богу растут по Тровенланду, как грибы после дождя, и я сдерживал свой язык!

— Вы были мудры, поступая так, — сказала Мать Кира, — и будет мудро...

— А теперь Праматерь Вексен посылает наемных убийц в мою землю?

— Мой король, у нас совсем нет доказательств...

Финн взревел на своего министра, его рыхлое лицо из розового цвета разгорелось в пылающий алый.

— В мой собственный дом? Травить моих гостей? — Он ткнул в труп пальцем, похожим на сосиску. — Под моей собственной крышей и под моей защитой?

— Я бы посоветовала осторожность...

— Вы всегда советуете осторожность, Мать Кира, но моему терпению есть предел, и Верховный Король перешагнул через него! — С лицом, ставшим теперь совершенно пурпурным, он сжал здоровую руку Отца Ярви. — Скажите моей возлюбленной племяннице, королеве Лаитлин, и ее высокочтимому мужу, что у них есть друг в моем лице. Друг, чего бы это ни стоило! Я клянусь!

Для этого момента у Матери Киры не нашлось никакой улыбки, зато определенно нашлось у Отца Ярви.

— Ваша дружба это все, о чем они могут просить. — И он высоко поднял руку короля Финна.

Охранники поприветствовали этот неожиданный союз между Тровенландом и Гетландом несколько удивленно, команда Южного Ветра с огромным облегчением, а Колючке Бату, несомненно, следовало бы аплодировать громче всех. Убийство человека по случайности сделало ее злодейкой. Убийство другого намеренно сделало ее героем.

Но она лишь хмуро смотрела, когда труп утаскивали прочь, и чувствовала в этом что-то очень странное.

Потерянный и найденный

Бренд был сильно пьян.

В последнее время такое бывало с ним часто.

Лучшая работа, которую он смог найти, это грузчик в доках, и за день от нее разыгрывалась сильная жажда. Так что он начал пить, и обнаружил, что к пьянству у него настоящий дар. Похоже, в конце концов, он унаследовал что-то от отца.

Набег был весьма успешным. Островитяне были так уверены, что их защитит благосклонность Верховного Короля, что их застали врасплох, половину их кораблей захватили, а половину сожгли. Бренд наблюдал, как воины Гетланда, высадившись, шли с важным видом по изогнутым улочкам Торлби, нагруженные трофеями и покрытые славой, и их приветствовали из каждого окна. Он слышал, Раук захватил двух рабов, а Сордаф добыл серебряный браслет. Он слышал, Утил вытащил голого старого короля Стира из его замка, заставил встать на колени и поклясться клятвой солнца и клятвой луны никогда не обнажать меч против гетландца.

Все новости были геройскими, такими, о которых слагали песни, но от чужих успехов свои неудачи колют куда сильнее.

Бренд шел, шатаясь, по переулкам, между домами, и кричал на звезды. Кто-то крикнул в ответ. Может, звезды, а может кто-то из окна. Ему было все равно. Он не знал, куда идет. И это было уже неважно.

Он был потерян.

— Я волновалась, — сказала Рин.

— А ты попробуй, каково это, когда все твои мечты украли. — Выплюнул он в ответ.

Что она могла сказать на это?

Он попытался вернуть ей кинжал.

— Мне он не нужен, и я его не заслуживаю.

— Я сделала его для тебя, — сказала она. — И горжусь тобой несмотря ни на что.

Ничто не могло заставить Рин плакать, но в этот раз в ее глазах стояли слезы. И они ранили сильнее любых ударов, что Бренд когда-либо получал, а получал он немало.

Так что он попросил Фридлиф снова наполнить его чашу. И еще. И еще. Фридлиф покачала седой головой, видя, как юная жизнь тратится попусту и все такое, но вряд ли это было впервые. Наполнять чаши было ее работой.

По крайней мере, напившись, Бренд мог притворяться, что виноваты другие. Хуннан, Колючка, Раук, Отец Ярви, боги, звезды на небе, камни под ногами. Трезвому ему приходилось думать, что все это он навлек на себя сам.

В темноте Бренд врезался в стену, и та его развернула. В нем закипел гнев, и он взревел:

— Я делал хорошее! — Он ударил кулаком по стене и промазал, что было удачей, и упал в канаву, что удачей не было.

Потом Бренда стошнило ему на руки.

— Ты Бренд?

— Я был им, — сказал он, вставая на колени и видя очертания человека. Или быть может двух.

— Тот Бренд, который тренировался с Колючкой Бату?

Он фыркнул на это, но его фырканье воняло рвотой, и его чуть снова не стошнило.

— К сожалению.

— Тогда это тебе.

Холодная вода ударила его в лицо, он закашлялся, попытался вскочить и поскользнувшись, свалился в канаву. Пустое ведро покатилось прочь по мостовой. Бренд соскреб с глаз мокрые волосы, увидел полоску света на старом морщинистом бородатом лице, покрытом шрамами.

— Надо бы врезать тебе за это, старая сволочь, — сказал он, но ему показалось, что подъем вряд ли стоил усилий.

— Но тогда я врезал бы тебе в ответ, а сломанный нос не исправит твоих проблем. Я знаю. Я пробовал. — Старик положил руки на колени и придвинулся ближе. — Колючка сказала, что ты был лучшим из тех, с кем она тренировалась. Хотя, парень, не похоже, что ты лучший в чем бы то ни было.

— Время было немилосердным.

— Оно всегда такое. Боец все равно продолжает сражаться. Я думал, ты боец?

— Был, — сказал Бренд.

Старик протянул широкую ладонь.

— Хорошо. Меня зовут Ральф, и у меня есть бой для тебя.

В качестве тренировочной площадки они осветили факелами сарай. Веревки на старых досках обозначали края. Публики было не так много, как Бренд привык, но от той, что была, его опять начало тошнить.

На одном стуле сидела Лаитлин, Золотая Королева Гетланда. На ее груди блестел ключ от сокровищницы королевства. Рядом с ней сидел человек, который когда-то был ее сыном, а теперь ее министром, Отец Ярви. За ними стояли четыре раба в серебряных ошейниках — два огромных инглинга с суровыми топорами на поясах и еще более суровыми выражениями на хмурых лицах, будто высеченных из камня, и две девушки, как две половинки грецкого ореха, обе с такими длинными косами, что им пришлось обмотать их вокруг руки.

И, прислонившись к дальней стене, поставив одну ногу на каменную кладку, и с легкой насмешливой кривобокой улыбочкой на губах, стояла самая нелюбимая спарринг-партнерша Бренда, Колючка Бату.

И вот что странно, несмотря на все те часы, которые он провел в пьяном угаре, обвиняя ее во всех своих несчастьях, Бренд рад был видеть ее лицо. Сейчас он был счастливее, чем за долгое время. Не потому что она ему так уж нравилась, но потому что ее вид напоминал ему о том времени, когда он сам себе нравился. Когда он видел свое будущее, и ему нравилось то, что он видит. Когда его надежды гордо реяли, и мир, казалось, был полон вызовов.

— Думала, ты уж никогда сюда не доберешься. — Она вдела руку в ремни щита и взяла деревянный меч.

— Думал, тебя раздавили камнями, — сказал Бренд.

— Это все еще весьма вероятно, — сказал Отец Ярви.

Ральф толкнул Бренда в спину, и он, шатаясь, пошел на площадку.

— Начинай уже, парень.

Бренд знал, что он не самый смышленый, и сейчас его разум был еще затуманен, но суть он уловил. Он почти по прямой дошел до тренировочного оружия, выбрал щит и меч, старательно избегая холодных глаз королевы, оценивающих каждое его движение.

Колючка уже выходила на позицию.

— У тебя чертовски жалкий вид, — сказала она.

Бренд посмотрел на свою жилетку, испачканную в чем-то похожем на рвоту, и был вынужден кивнуть.

— Ага.

Ухмылка на её губах стала насмешливой.

— Разве не ты постоянно говорил, что станешь богачом после первого набега?

Это его укололо.

— Я не поехал.

— Не думала, что ты трус.

Это укололо еще сильнее. Она всегда знала, как его ужалить.

— Меня не взяли, — проворчал он.

Колючка расхохоталась, несомненно рисуясь перед королевой. Она не уставала разглагольствовать, как она восхищается этой женщиной.

— Я тут исхожу на зависть, ожидая, что ты будешь важничать, как герой, и кого я вижу? Какого-то пьяного попрошайку?

Бренд почувствовал, что его пронзил прилив холода, от которого он протрезвел лучше, чем от ледяной воды. Он немало попрошайничал на своем веку, это правда. Но это такая правда, которая жалит.

Колючка всё хихикала, радуясь своей сообразительности.

— Ты всегда был идиотом. Мое место украл Хуннан, а как ты упустил свое?

Бренд хотел бы рассказать ей как. Он хотел бы выкрикнуть ей это в лицо, но не мог выдавить ни слова, поскольку начал рычать, как зверь, громче и громче, пока все помещение не стало вибрировать от его рыка, и его грудь не загудела от него. Его губы изогнулись, а челюсть стиснулась так сильно, что зубы, казалось, раскрошатся. Колючка хмуро смотрела на него из-за кромки щита, словно он обезумел. Может, так оно и было.

— Начинайте! — крикнул Ральф, и Бренд набросился на нее, отбил ее меч и ударил так сильно, что от ее щита полетели щепки. Она быстро изогнулась, она всегда была смертельно быстрой, освободила достаточно места, чтобы взмахнуть мечом, но в этот раз он не колебался.

Он не обратил внимания на удар в плечо, едва почувствовал его и взревел, без оглядки наступая, заставляя ее отшатнуться. Кромки щитов столкнулись, он почти поднял ее, она отлетела за веревку и врезалась в стену. Колючка постаралась освободить меч, но он плотно прижал его к плечу, схватил ее щит левой рукой и потащил вниз. Для оружия слишком близко, так что он отбросил тренировочный клинок и начал бить ее, со всей своей злостью и разочарованием, словно она была Хуннаном или Ярви, или всеми этими так называемыми друзьями, которые так преуспели в ничегонеделании, украли его место и его будущее.

Он ударил ее в бок, услышал, как она застонала, снова ударил ее, и она сложилась пополам, выпучив глаза. Вновь ударил ее, и грузно осела, кашляя и рыгая у его ног. Он бы наверное принялся пинать ее, когда Ральф схватил его за шею большой рукой и оттащил.

— Думаю, достаточно.

— Ага, — пробормотал он, обмякнув. — Более чем.

Он стряхнул с руки щит, внезапно потрясенный тем, что сделал, и ничуть не гордясь этим. Он отлично знал, каково это, быть избитым. Возможно, он унаследовал от отца не только пьянство. Он не чувствовал, что стоит сейчас в свете. Совсем не чувствовал.

Колючка кашляла и пускала слюни позади. Королева Лаитлин тяжело вздохнула и повернулась на стуле.

— Я все думала, когда ты прибудешь.

И только сейчас Бренд заметил еще одного наблюдателя, который стоял в тени в углу, в накидке из лохмотьев всех оттенков серого.

— Как всегда, когда во мне больше всего нуждаются и меньше всего ожидают. — Раздался из-под капюшона женский голос со странным акцентом. — Или когда я голодна.

— Ты видела? — спросил Ярви.

— Имела эту сомнительную честь.

— Что думаешь?

— Она жалкая. Она гордая и злая. Слишком самонадеянная и слишком маленькая. Она себя не знает. — Фигура откинула капюшон. Пожилая чернокожая женщина с худым, словно от голода, лицом и седой щетиной волос. Она сунула длинный палец в нос, тщательно исследовала результат и отбросила прочь.

— Девчонка тупая, как пень. Даже хуже. Большинству пней хватает достоинства, чтобы тихо гнить, не совершая преступлений.

— Я вообще-то здесь, — умудрилась прошипеть Колючка с четверенек.

— Прямо там, куда тебя отправил пьяный мальчишка. — Женщина блеснула Бренду улыбкой, в которой, казалось, было слишком много зубов. — Но мне он нравится: он симпатичный и отчаянный. Мое любимое сочетание.

— А с ней можно что-нибудь сделать? — спросил Ярви.

— Что-нибудь всегда можно сделать, если достаточно постараться. — Женщина отделилась от стены. Она очень странно ходила — изгибаясь, подергиваясь, выхаживала — словно танцевала под музыку, которую слышала только она. — Сколько ты заплатишь мне за трату времени на ее бесполезную оболочку, вот в чем вопрос. В конце концов, ты мне уже и так должен. — Длинная рука, извиваясь, показалась из-под накидки, держа что-то в ладони.

Это была коробка, величиной, наверное, с голову ребенка — темная, квадратная, идеальная, с золотыми письменами, выгравированными на крышке. Бренд обнаружил, что его взгляд прикован к ней. Было трудно заставить себя не подойти ближе, не взглянуть внимательней. Колючка тоже уставилась. И Ральф. И рабы королевы. Все зачарованные и одновременно напуганные, словно при виде ужасной раны. Конечно, никто из них не умел читать, но не надо быть министром, чтобы узнать на коробке эльфийские буквы. Буквы, написанные до Разбиения Бога.

Отец Ярви сглотнул и пальцем своей изувеченной руки открыл коробку. Что бы ни было внутри, оно излучало бледный свет. Рот министра раскрылся, и свет оттенил впадины на его лице. Свет отразился от расширившихся глаз королевы Лаитлин — а еще секунду назад Бренд думал, что ее ничто неспособно удивить.

— О, боги, — прошептала она. — Ты его достала.

Женщина экстравагантно поклонилась, подол ее накидки поднял облако соломенной пыли с пола сарая.

— Я доставляю то, что обещала, моя самая позолоченная из королев.

— Значит, он все еще работает?

— Заставить его вращаться?

— Нет, — сказал Отец Ярви. — Заставишь его вращаться для Императрицы Юга, не раньше.

— Остался вопрос...