Книга 2. На службе у Петра Великого

Он постоял рядом с царем несколько мгновений и тот уже рукой меня подзывает. Шумно выдохнув воздух, я подскочил к ним.

— Франц сказывал, что дюже разумный ты малый. Математике обучен. Считать зело быстро умеешь? — я поклонился, пробормотав что-то невнятное. — Сочти-ка мне, сколь станет коли пять дюжин вместе соединить? — вдруг, прищурив глаза, задал он мне каверзный, как по всей видимости он считал, вопрос. — Чай до завтрева дашь ответ...

Я почти сразу же ответил. Чего ждать?! Задачка для простаков. Но для юного Петра, видит Бог, это был смачный щелчок по носу! Он аж в лице переменился от такой скорости. "Получил, будущий друг Петр?! Распишись! А теперь, надо ковать железо, пока оно не остыло... Б...ь, чем я там его хотел удивить-то? Черт! Совсем из башки вылетело!". От этой мысли меня тут же прошиб холодный пот. Ждал-ждал судьбоносной встречи и все забыл, когда настало время действовать,

— Шустро-шустро, — восхищенно пробормотал Петр, смотря на меня с удивлением. — Никто так зело быстро счесть не мог, а ты смог. Мне такие люди потребны. А коли и в другом ты так же разумеешь, то в почете у меня будешь, — повернувшись в полоборота к остальным, юный царь начал, похоже, развивать свою мысль. — Вскоре гнать стану скудных умишком и дурных нравов с мест... И в приказах, и в армии потребны розмыслы, что не о брюхе и мощне своей пекутся, а о благе отечества...

Я же, пока Петр таким неожиданным спичем дал мне время подумать, разродился лишь одной мыслью. "Черт! Черт! Только про штыки вспомнил! Со штыками вроде сейчас большая проблема. Как они там называются? Байонеты, кажется... Их же сейчас в дуло фузеи вбивают, когда колоть надо. Вроде штык с втулкой еще не придумали? Или придумали? Вот же башка стоеросовая! Думай-думай, Димон! У стрельцов я только вроде ничего подобного не видел... Может у потешных Петра есть такая новинка? Стоп! Когда мы царя встречали у ворот, то с ним была пара его преображенцев с фузеями. Только что за штыки у них были?".

В конце концов, когда тянуть больше уже было нельзя, я решился.

— Мой государь, — Петр обернулся в мою сторону. — Есть у меня несколько интересных придумок для инфантерии, чтобы супротивника легче и лучше бить. Дозволь рассказать, — тот заинтересовано кивнул. — Прикажи, государь, фузею принести с всеми припасами.

Где-то через минуту в зале появился высокий гренадер в приталенном камзоле с до блеска начищенными бронзовыми пуговицами и здоровенным ружьем или винтовкой, у которой был короткий приклад и довольно длинный ствол. Фузею гренадер положил на стол. Рядом легли емкость с порохом, свинцовые шарики-пули. Последним на столе оказался и долгожданный штык, в который я буквально вцепился глазами. К моему насказанному облегчению он оказался "старой моделью", то есть вбиваемым на манер втулки в ствол оружия. Из фузеи при этом невозможно было вести стрельбу.

— Придумка моя, государь, такая, — я взял штык и начал привязывать его веревкой к стволу фузеи. — Штык надо к трубке приделать, чтобы одевать ее прямо на ствол. Солдат при этом сможет стрелять, а при случае и колоть врага.

Замолчав, я приложил фузею к плечу и сделал вид, что стреляю. Потом показал, как сразу же можно ей и заколоть кого-нибудь.

Я, конечно, после этого не ожидал оглушительных аплодисментов или криков "браво". Однако, и на гробовую тишину, установившуюся в зале, признаться, я также не рассчитывал. Честное слово, даже струхнул немного.

— Дай-ка, — Лефорт взял со стола фузею и вверенным движением несколько раз ткнул в воображаемого врага, а потом также выстрелил. — Ладная придумать, Лексашка.

Фузею у него тут же отобрал Петр, начавший проделать с ней те же самые манипуляции. И судя по его довольному лицу, ему увиденное понравилось.

— Разумно. А вы что встали столбами? — крикнул он остальным. — Глядите! А ты, молодец! Еще знаешь, что?

И в этот момент, похоже на почве стресса, меня "прорвало". Я вспомнил знаменитого британца Шрэпнела, придумавшего и воплотившего в железе знаменитый снаряд со шрапнелью. Я видел в Лондонском музее макет этого снаряда, названного убийцей кавалеристов и пехотинцев.

— Знаю, государь. Знаю, как по инфантерии и кавалерии железным и свинцовым дробом на тысячу шагов стрелять, — произнес я.

Царь при этих словах, с недоверием, замер. "А тебя все-таки проняло... Неудивительно. Поди о таком и мечтать не смел. Сейчас-то картечью на триста-четыреста шагов бьют, а я предлагаю на тысячу. Разница громадная! Понимает, что преимущество в дальности артиллерии почти сто процентов гарантирует победу над противником... Сейчас, походу, обниматься полезет. По крайней мере, по фильмам он именно так выражал свой восторг".

Однако, пророк из меня оказался совсем хреновым. За окнами вдруг раздался громкий шум. Заржали лошади. Кто-то стал ломиться в ворота, с силой барабаня по доскам. В добавок оглушительно грохнул пистолетный выстрел.

— Государь! Государь! — в разлетевшееся стеклянными осколками окно вдруг влезла усатая рожа гренадера и заорала. — В Москве смута! Стрельцы в полки собираются, а их головы (атаманы) перед дворцом на царство Софью кличут. На Кукуй зовут идти иноземцев бить! Спасаться надо!

Боже, какой ор поднялся! Мне, как человеку не сильно военному, теперь прекрасно стало видно, что такое паника и в чем ее опасность. Кто-то из зала ломанулся уже при первых воплях гренадера, сшибая стулья, слуг с подносами. Начали кричать и петровские сопровождающие, призывавшие то ли спасться бегством, то ли собирать войска, то ли прятаться куда-то. Не смог устоять и сам Петр, видимо, до жути испугавшийся. Уже потом, когда я прочно войду в его ближний круг, он поделиться причинами такой своей паники. Мол, в его детстве уже был стрелецкий мятеж, когда на его глазах разорвали на части его дядю и пару других бояр. Стрельцы тыкали саблями в сторону него самого и его матери, называя царьком и несмышленышем.

— Лексей, готовь коней! — швейцарец, оказался почти единственным, кто сохранил присутствие духа. — Государь! Соберитесь! Здесь есть хорошее для обороны место. Это Троице-Сергиева кирхе...

Дальнейшие события в моей памяти слились в какую-то безумную череду быстро меняющихся сюжетов. Вот мы, группа всадников из двадцати-тридцати человек, в полной темноте куда-то скачем. Ветер бьет в лицо, ветки хлещут по телу, лети грязь и песок. Потом звучать какие-то громкие крики, слышится стрельба, видится искаженное страхом лицо юного царя. А над всем этим гремит спокойный и умиротворенный голос старого инока, встречающего нас у ворот обители с тлеющей лучиной в руке.

И вот я уже лежу в келии на голых досках Троице-Сергиевой лавры и никак не мог заснуть. И дело было совсем не в жесткой соломе, колющей тело, или бодрящей прохладе в комнатушки какого-то монаха, а обуревавших меня мыслях. Их было множество, сложных, простых, больших, маленьких, о вечном, о суетном. Они, как маленькие пчелки роились в моей голове... Я думал об испуганном Петре, думал о своем будущем. Пытался представить, что будет, когда я все-таки смогу найти ту самую картину. Куда она меня забросит в очередной раз? В прошлое или будущее? В какое прошлое или какое будущее? А может я окажусь вообще в другом мире, которому и нет названия? Кто знает, почему эти картины стали порталами в другие миры?

— Кто знает..., — шептал я, ворочаясь с бока на бок. — Б...ь, знал бы кто, голову оторвал бы.

4

Отступление 7

Беспятых Ю. Н. Александр Данилович Меншиков: Мифы и реальность. — М. : Историческая иллюстрация, 2005. — 240 с. [отрывок].

"... Я спрашиваю тебя, Читатель, разве может в одном, совершенно обычном человеке, сочетаться столько качеств? Если собрать в единое все те истории, анекдоты и байки, что историки связывают с именем светлейшего князя Александра Даниловича Меньшикова, то вырисовывается поистине необыкновенная картина. Меньшиков оказывается и неграмотным, и создателем системы быстрого счета, и пьяницей, и изобретателем штыка оригинальной конструкции и картечного снаряда, и казнокрадом, и известным меценатом. Кто же ты такой, Александр Данилович, на самом деле?".

Отступление 8

Чапман А. Почему не удался стрелецкий мятеж 1689 г.? // Отечественная история. 2019. Љ2. С.172-189.

"... История не знает сослагательного наклонения, что, однако, не мешает нам ставить все новые и новые вопросы по значимым периодам истории нашей страны. Одним из таких непростых периодов выступает стрелецкий бунт 1689 г., который в случае успеха мог до неузнаваемости изменить политическую картину в России на столетия вперед.

... К июню 1689 г. установившийся в государстве хрупкий баланс между двумя мощными группировками, претендующими на абсолютную власть в стране, — кланом Нарышкиных, сплотившихся вокруг фигуры Петра, и кланом Милославских, поддерживавших царевну Софью, окончательно нарушился. Вступивший в брак Петр Алексеевич согласно правовой традиции становился совершеннолетним и уже больше не нуждался в опеке регента — своей сестры Софьи. Последняя ясно понимает, что потеря власти для нее лично означает пожизненное затворничество в монастырской кельи, а для ее сторонников — лишении всех привилегий.

... До настоящего времени в отечественной и зарубежной историографии высказываются недоумения по поводу поражения стрелецкого восстания. Михайлов Р.Г., представитель московской школы исторического детерменизма, указал на то, что стрелецкое восстание было просто заранее обречено на успех. У царевны Софьи были все к этому предпосылки: сочувствующий чиновничий аппарат, однозначная поддержка со стороны консервативного духовенства, огромные мобилизационные военные возможности, непопулярный имидж царевича в глазах простых людей и т.д. Юный Петр в тот момент просто физически не был готов к противостоянию.

... Еще днем 1... июня в стрелецкой слободе начали быстро распространятся слухи о скором лишении стрельцов всех положенных привилегий на занятие промыслами, проживание в своих слободках с семьями и освобождение от налогов. Непонятные люди призывали идти на поклон к царевне Софье и звать ее на царство. Царевича же Петра обвиняли в "порушении" древних основ православия, в любви к "немецким" обычаям и традициям... К вечеру в сторону Троице-Сергиевой лавры уже выдвинулось 4 стрелецких полка Фёдора Колзакова, Ивана Чёрного, Афанасия Чубарова, Тихона Гундертмарка.

... В одном из более поздних источников, который к сожалению дошел до нас не в полном объеме, содержится довольно странная запись "о поразившей видимо-невидимо люда хворью, что злодейкой не щадила ни старых, ни малых". В отечественной историографии указанную "хворь", по всей видимости, чуму, называют одной из причин, которая спасла Петра Алексеевича от разраставшегося стрелецкого бунта".

______________________________________________________________

Замученный "дерганными" событиями вчерашнего дня я "дрых" буквально "без задних ног", чему не смогли помешать ни едва прикрытые соломой доски монастырской лежанки, ни богатырский храп лежавшего рядом соседа, ни громкая мышиная возня в одном из углов кельи. Тем более внезапным оказалось мое пробуждение, начавшееся с внезапного каркающего вопля и последовавшего за ним нетерпеливого меня потряхивания.

— Лексей! Ахтунг! Вставайт! — я уже почти узнал этот до боли знакомый голос, как меня снова тряхнули и с такой силой, что чуть не сбросили с моей лежанки. — Штейт ауф! Бистро!

Открыв глаза, я обнаружил наклонившегося надо мной Лефорта, снова тянувшего свои руки к моему многострадальному плечу. И судя по его осунувшемуся лицо с характерными мешками и кругами под глазами, ему-то как раз выспаться не удалось от слова совсем.

— Подниматся. Пришел человек с вестью о врагах Государя. Стрельцы идут, — не сказав больше ничего, он развернулся и вышел из кельи.

Я же с округлившимися глазами едва не взлетел в воздух. Такие новости с утра бодрили похлеще самого крепкого кофе или чая.

— Вот же б...ь! Думал все само рассосется, — из кельи я уже несся в сторону монастырской трапезной, где судя по звуку располагалось местное командование в виде самого Петра и его приближенных. — Как же так? Стрельцы же вроде сами должны успокоиться...

Трапезная располагалась на первом этаже приземистого здания монастыря, кельи же — крохотные каменные комнатушки, больше напоминавшие тюремные камеры — были почти у самой крыши. Вниз вела одна ужасно скрипучая лестница, добежав до которой, я остановился.

— ... Також идут, Государь. Оружны все, злые как черти. С фузеями и пушками, — до меня донесся чей-то гундосый голос. — Не-ет, государь, бояр не видывал. Головы стрелецкие были, а бояр не видывал... Идуть, Государь и в кажной деревушке и селе брагу требовать и закуски всякой разной. Горланят, что на царство Софку ставить будут.

Я медленно начал спускаться, вслушиваясь в каждое слово, по-видимому, перебежчика.

— ... Конных мало, Государь. Повозки також идуть с ними, — продолжал гундосить первый голос. — Не ведаю, Государь. Не разумею грамоте... Гаваривали, все стрельцы поднялись и к лавре поспешают...

После этих слов, каюсь, я так и осел на ступеньки. Не надо было иметь пяти пядей во лбу, чтобы понимать — ситуация со стрелецким бунтом начала развиваться по самому "паршивому" сценарию. "Проклятье! Дело-то, оказывается, швах. Если верить этому гундосому, то большая часть стрельцов из московского гарнизона двинулась к нам в гости. И за пазухой у них отнюдь не цветы и шампанское, а пушки и фузеи. Судя потому что их качественно подогревают в каждом селении, то и Петра и нас заодно никто не собирается оставлять в живых... Интересно, наши гонца уже отправили в Пресбург (построенная в Преображенском по приказу Петра Алексеевича крепость, где базировались полки нового строя) к потешным? Лефорт вчера хвалился, что в этой маленькой петровской армии почти 2 тысячи штыков с артиллерией в качестве усиления... А стрельцов тогда сколько? С неделю назад слушал, что в стрелецкой слободке их с зимы проживало под пятьдесят тысяч, а с семьями и за все сто перевалит. Конечно, к нам двинули самые отмороженные и бесшабашные. Вопрос только, сколько их?".

Отвлекшись от своих нерадостных мыслей, я вновь вслушался в разговор в трапезной, который, что греха таить, еще больше напугал меня. Судя по возгласам, никто из сидевших вообще не имел никакого представления о происходящем за стенами лавры. Над здоровенным столом звучали лишь одни предположения, самым здравым из которых было лишь собрать все свои пожитки и бежать на юг или север. Кто-то даже предположил искать спасения у давних недругов Российского государства — польских и шведских королевствах. Там же мол можно будет обратиться за помощью к Папе Римскому... Странно, но сражаться призывал лишь один Лефорт. Швейцарец воинственно топорщил свои усы, то и дело призывая раздать оружие монахам и крестьянам окрестных селений. От звучавшего меня посетила очень даже нерадостная мысль — "а на ту ли лошадку я поставил?".

Словом, в трапезную я спустился довольно сильно "заряженный". Мне жутко захотелось наорать на этих горе-полководцев, которые за болтовней и ором ничего другого не видели.