Пепел над городом

— Такой юмор не к лицу принцессе.

Мрачная ухмылка вновь превратилась в улыбку — так, словно и не было никакой черной, как моя жизнь, шутки.

— А капитану королевской гвардии?

— Сойдет, — важно кивнул я, картинно подумав пару секунд.

Алиссия столь же важно кивнула в ответ и попыталась было встать, но я удержал, крепче сжав ее руку.

— Спасибо.

Она пожала плечами, так, словно и не сделала для меня то, чего раньше не делал никто, кроме Шэдди:

— Я просто возвращаю долг.

Глава 6

Очень скоро Алиссия начала клевать носом, и я отправил ее спать. У нас будет время обговорить и решить все утром, а сейчас правильнее отдохнуть и набраться сил перед завтрашним... боем.

Первым боем в моей жизни.

Случившееся в соборе не в счет — Вивьен вела меня. Все произошло так быстро, что я ничего не успел понять, ками была настолько уверена в себе, что ее спокойствие и воля убили мои страхи прежде, чем те успели родиться. Завтра мне придется сделать тоже самое самостоятельно, слабым смертным телом и характером, что никогда не дотягивали до стандартов моего отца, считавшегося образцом воина на родине.

Алиссия права — темные ками, свившие гнездо в городе, попытаются убить меня до того, как я доберусь до Ледяной Розы. Это неизбежно. Лучшего шанса у них не будет.

Я так и просидел всю ночь, пытаясь примириться с этой неизбежностью. Пытался читать оставленную принцессой книгу, запалив свечу, но не мог сосредоточиться, да и мемуары какого-то полководца за три страны отсюда, жившего двести лет назад, были мне малоинтересны. Забравшись с ногами на стол, я приоткрыл ставни еще больше, стремясь хоть так вырваться из тесных давящих стен.

Окна выходили на небольшую церквушку — должно быть, Алиссия понадеялась, что это нам как-то поможет, защитит от темных ками. Увы, она ошибалась — если ками и жили там когда-то, то давно ушли, а без них... это просто здание. Черный пепел, подсвеченный лунным светом, клубился вокруг центрального шпиля, меж узких окон-бойниц и широких входных ворот, стелился над мостовой и плоскими крышами, взлетал, теряясь в темных небесах, заставляя звезды испугано мигать.

Казалось, его стало еще немного больше.

Город спал. В полной тишине пепел бился о прозрачную ауру Шэдди, едва-едва выступающую за пределы кирпичной кладки гостиницы, мирно сопела рядом принцесса, черными провалами окон беззвучно кричали дома. Даже патруль ночной стражи, вывернувший из-за угла, стучал сапогами по мостовой как-то приглушенно и нерешительно. Полный десяток стражников в легкой кожаной броне и блестящих шлемах-капеллинах, больше похожих на железные шляпы, словно крался по пустым улицам собственного города, нервно оглядываясь по сторонам и крепко сжимая кто длинные копья-рогатины с широкой перекладиной, кто — тяжелые тесаки, похожие на мясницкие: традиционная, одинаковая для любой страны, экипировка "на Одержимого". Когда они проходили под окнами, я услышал тихий бубнёж одного из них: дескать, он на такое не подписывался, и валить надо из города вместе с семьей. Прежде, чем они отошли достаточно далеко, чтобы расстояние вновь размыло речь в невнятное бормотание, звонкий удар по железному шлему и приглушенный начальственный рык заставили стражника заткнуться.

Глядя им в спины, я внезапно подумал, что могу уйти прямо сейчас. Шэдди и Алиссия спят, мимо часового-гвардейца в комнате напротив я, наверно, смогу проскочить незамеченным. Почти килограмм золота, данный мне в дорогу хозяином Заповедной горы, до сих пор лежал рассованный по трем карманам и кошелям в котомке, поясе и потайных кармашках. Немалая сумма — достаточно, чтобы начать новую жизнь в любой стране.

Я мог бы уехать из города и вернуться на родину, куда-нибудь в тихий провинциальный городок, и заняться чем угодно, хоть такую же гостиницу купить, или сделать то же самое в любой другой стране. Можно было отправиться, например, в Вечнозеленый лес или Страну водопадов, два других города ками — там бы меня тоже, наверно, приняли.

Смешно, на самом деле, как иногда бывает: когда вроде бы имея выбор, на самом деле ты его лишен. Хватит с меня двух гноящихся грехов, ни к чему добавлять к ним еще и предательство.

Я едва не завизжал, как девчонка, когда на спину мне навалилось чужое тело, а чьи-то руки обхватили за пояс, и только знакомый запах ночных цветов и свежескошенной травы помог мне не опозориться.

— Привет, — сонно пробормотала Шэдди, опустив подбородок мне на плечо. — Ты раньше, чем говорила Вивьен. Всего двое суток.

Скосив глаза, я как раз увидел, как сверкнули в лунном серебре белые зубы, услышал тихое, по-волчьи ленивое подвывание, прикрытые в блаженно-сонной неге глаза... и любое желание злиться мгновенно утихло.

— Так теперь всегда будет? — спросил я вместо этого.

— Если по чуть-чуть и часто, то нет, — посерьезнела подруга. — Вивьен сожгла большую часть, но...

"Тебя отмыли, незнакомец, вытерли всю грязь и залечили раны, но я вижу два черных шрама на твоей душе. Они зарубцевались, на поверхности, но продолжают гнить под кожей, и будут гнить каждый прожитый тобою день, до самой смерти"

— Я знаю, — ответил я сразу и памяти Озерной Леди в моей голове, и Шэдди под боком.

Наверное, это должно было напугать меня, но страха, терзавшего еще минуту назад, не было. Он вернется позже, я знал это, но прямо сейчас гибкое девичье тело, горячее и мягкое, грело спину. Я мог склонить голову, прижавшись виском к черноволосой макушке, и вдохнуть этот безумно сладкий запах ночных цветов, прислушаться к размеренному дыханию, замерев, почувствовать спиной биение чужого сердца — сердца, неспособного на предательство и ложь.

Это великое счастье, когда у тебя есть кто-то, кому ты можешь доверять абсолютно, больше, чем математическим формулам и законам природы. Когда у тебя есть преданность такого человека, кажется, будто все по плечу.

— Ты же знаешь, что я горжусь тобой? — пробормотала Шэдди и по голосу было ясно — она уже опять засыпает. — Ты тоже должен.

— Гордиться... — медленно произнес я, пробуя слово на вкус.

— Ага, — с закрытыми глазами пробубнила ками и снова зевнула.

Это... казалось неправильным. Чем-то, что я никогда не примерял на себя, чувство, никогда меня не касавшееся, или касавшееся так давно, что я уже и забыл — каково это. При попытке испытать его перед глазами сразу вставало бледное лицо Анны, бессмысленные пустые глаза — ярко-зеленые, как на портретах матери, — тот отвратительно сумрачный день ее похорон, ледяной осенний дождь, полные гнева и разочарования последние слова отца.

Гордиться собой после этого?.. Все хорошее, что я сделал с тех пор, было искуплением, не достижением.

— Ну, решения, которые я принимаю сейчас, определенно лучше, чем те, что я принимал пять лет назад, — наконец, сформулировал я. — Это уже что-то.

Ответом мне было лишь спокойное дыхание.

Я хихикнул, с трудом удержавшись от того, чтобы расхохотаться в голос. Один жест, одно прикосновение, несколько слов — и вот я уже готов сражаться хоть с Одержимыми, хоть с тем каменным монстром со змеями вместо волос, хоть с самим Владыкой Бедствий. И все это только потому, что лучшая ками на свете верит в меня.

Как я мог не любить это? Как мог не обожать каждый миг, проведенный вместе, не ловить каждое слово и взгляд, бережно храня их в памяти, как драгоценности, не вдыхать запах и не тонуть в огромным глазах, цвета сладкого горного меда?

Вывернув голову, я осторожно коснулся губами ее волос в самом смелом поцелуе, на какой мог отважиться: так самые истовые верующие целуют свои святыни.

Я не знал, замечала ли это Шэдди. Она ни в коем случае не была глупой или невнимательной, но оставалась отчаянно юной по меркам ками — едва-едва ребенок, которому только вчера наконец доверили принимать самостоятельные решения. Она была добра и подлинно бескорыстна, что вкупе с неопытностью заставляло ее попадать в частую ловушку — судить остальных по себе. Если она способна к чистейшей дружбе без капли любого вида корысти, то почему не могли другие? Почему не мог я?

Хотя я, конечно, не мог.

Если бы вы встретили прекрасную юную богиню, вытащившую вас со дна самой глубокой, холодной и черной пропасти, выхаживая даже не месяцами — годами, вы бы чувствовали тоже самое.

— Я люблю тебя, — прошептал я одними губами, спрятав их в волосах, чтобы даже проснись она — никогда не смогла бы понять сказанное.

Я надеялся, что однажды смогу сказать ей это в лицо. И даже не потому, что надеялся на взаимность (хотя, если быть честным... кто может запретить мне мечтать?), а просто потому, что очень хотел, чтобы она знала. Едва ли я когда-нибудь смогу в полной мере выразить словами, сколько для меня значит ее помощь... и признание в любви пока походило на лучшую формулировку.

Я так и сидел в темноте, улыбаясь, как идиот, напрочь забыв о том, что завтра собираюсь сунуть голову в настороженный капкан, наблюдая, как медленно светлеет небо над головой, ползет по улицам зыбкий прозрачный туман с озера, вдыхая вкусный запах какой-то пекарни по соседству, следя за первыми, самыми сумасшедше-ранними прохожими, что понуро брели куда-то по своим жаворонковым делам.

Принцесса проснулась еще до того, как солнце выглянуло из-за горизонта, и сразу развила кипучую деятельность — Роберта отправили поднимать гвардию и "всех наших", Карла — тормошить хозяев гостиницы, державших еще и кабак для местных и постояльцев, и притащить завтрак в комнату.

— Сейчас собор закрыт для посещения, — говорила она, вновь сменив манеры на простовато военные, умудряясь совмещать это с очень легким предбоевым завтраком, да так ловко, что это совсем не сказывалось на дикции. — Ледяной натюрморт с мертвыми ками так и остался, как был, служителей временно пристроили по другим церквям.

Она неодобрительно нахмурилась и, отхлебнув из кружки с разбавленным вином, продолжила:

— Страже постоянно приходится разгонять горожан, даже оцепление пришлось ставить, выставив на улицу жителей ближайших домов, но они все равно постоянно крутятся рядом. Боюсь, это создаст нам проблемы, хотя я передала приказ страже сегодня действовать жестче.

— А если просто открыть собор? — спросила Шэдди. — Просто войдем вместе с остальными.

— Не спасет нас от засады, — с досадой покачала головой Алиссия, когда я повторил слова ками. — Темные ками БУДУТ там, и открытие собора лишь предупредит их о наших намерениях. И когда та огненная тварь атакует...

Я передернул плечами, представив, что может натворить Одержимый, хоть бы и та каменная тварь, в плотной людской толпе.

— Хорошо, плохая идея, — кивнул я, сжав ладошку побледневшей Шэдди.

"Хорошо, одно преимущество от нового статуса я уже вижу, — улыбнулся я принцессе, внимательно разглядывающей мою руку, сжавшую воздух. — Теперь я могу разговаривать с воздухом и трогать его без боязни быть названным сумасшедшим"

— Я предлагаю быстрый прорыв, — моргнув и с явным усилием переключив мысли обратно на главную проблему, продолжила Алиссия. — Небольшой отряд верных людей, конными, от ближайшей к собору точки, где мы сможем собраться незаметно. Оденем вас в доспехи гвардии, поставим в центр колонны и вполне можем просто успеть проскочить, а потом нужно будет лишь удержать атаку на то время, пока вы не возьмете меч.

Принцесса вопросительно посмотрела на меня, и я пару секунд просто ждал вопроса, совершенно не понимая, чего от меня хотят.

— Вы согласны? — наконец, озвучила принцесса.

— Пока у меня нет Ледяной Розы, я — просто священник, — напомнил я, — и в военных вопросах не понимаю ничего. Вам решать, Ваше Высочество.

Ну, не то, чтобы совсем ничего не понимал — меня учили, и учили всерьез... проблема в том, что мне не было интересно, и уже лет шесть, наверно, прошло с тех пор, как наставники мои перестали пытаться.

— Тогда решено, — кивнула принцесса. — Доедаем и собираемся. Ваши вещи — в шкафу, я лично проследила за тем, чтобы их никто не трогал.

Теперь уже мою ладонь сжала Шэдди. Я храбро (а на самом деле — нервно) улыбнулся в ответ, даже почти не играя. Сейчас, видя уверенность принцессы, с Шэдди под боком, было совсем не так страшно, как темной ночью, наедине с одним из самых великих человеческих страхов — страхом смерти.

Принцесса странно сноровисто упрятала волосы под платком, как полагалось замужним женщинам, заставив меня думать о том, что ближайший мужчина, подходящий на роль ее мужа это, собственно, я. Молчаливый, кажется, просто по своей природе Карл просто закинул на плечо котомку, которую раньше таскала моя лошадка (как она там, Веснушка? Не зашибли бы мимоходом...), и пристроился сзади, явно не собираясь играть эту роль.

Отгонять эти мысли получалось плохо, особенно после того, как Алиссия подхватила меня под руку и, подмигнув, потащила на улицу.

Зато это на время отвлекло меня от дурных мыслей, заставив сосредоточится на удержании невозмутимого вида. Алиссия была красива, и даже скромная простая одежда и платок, спрятавший рыжую гриву, не могли это скрыть, а уж провожать взглядами красоток мужчинам может помешать разве что второе пришествие Владыки Бедствий. И то не факт.

В попытке отвлечься, я принялся смотреть по сторонам, и это сработало даже слишком хорошо. Быстро стало понятно, что нет, мне не показалось ночью — черного пепла действительно стало больше, не намного, но заметно. Нападение на собор, сожженный дворец, наверняка что-то еще случилось по мелочи — все это наложило свой отпечаток. Три дня назад я въехал в Авалон — столицу богатой, сильной страны и это бросалось в глаза: многолюдная деловая суета на улицах, торопливая, но не нервная, спокойные лица, уверенные улыбки... лишь мое второе зрение помогало понять, как зыбка и лжива эта благостная картинка.

Всего за два дня все изменилось — я с трудом узнавал этот город. Несмотря на то, как стремительно таяли рассветные сумерки, людей было намного меньше, чем в Хольмгарде в то же время, бурлящая жизнь любого по-настоящему большого города пусть и не очень-то потеряла свой темп, но стала какой-то лихорадочной и напряженной. Люди настороженно косились друг на друга, ожидая, видимо, трансформации в Одержимых, старательно держали дистанцию, даже разговаривали друг с другом, понижая голос и оглядываясь по сторонам.

Наверное, им казалось, что все изменилось мгновенно, темные ками вторглись в их жизнь ни с того, ни с сего, что ничего не предвещало, но... Шэдди сжала свою ауру всего до пяти шагов, и было легко заметить, как отрываются от людей хлопья черного пепла, кружась под невидимым ветром, носятся от человека к человеку, застревая в волосах, одежде, впитываясь под кожу.

Они сами навлекли на себя это. Каждый отдельный человек понемногу, но — каждый.

Черный пепел, как холера, будет передаваться от человека к человеку, его хлопья, слипаясь, будут становиться все больше и тяжелее — сами по себе почти неопасные, эти частички зла будут копиться и копиться, тяготея друг к другу и самым запятнанным.

А потом кто-нибудь умрет. Умрет страшной смертью, полный ненависти и злобы, и чем сильнее личность была при жизни, чем плотнее был черный пепел вокруг, тем больше вероятность, что свет увидит новый ками — искореженная, перекрученная версия того, кем был погибший при жизни, разбавленная случайными крошками других людей, которые нес в себе черный пепел. Эта сущность будет питаться пеплом, медленно расти и матереть, передавая свою злобу тем, кто открыл свою душу для зла. Как лавина в горах может начаться с одного маленького камешка, за секунды превращаясь в неостановимую силу, так и здесь, цепляясь одно к другому, лавина черного пепла набирала скорость и массу с каждым днем и часом лишь быстрее.