Младший. В тени отца. окончание

— Так он действительно существует? Я всегда считал его легендой и мечтами фантастов. Петр Исаевич его все-таки придумал?

— Нет, — не в силах притворяться спокойным, я встал из-за стола и прошелся по гостиничному номеру, — Он его не придумал.

Для следующих слов мне пришлось дополнительно собраться с духом:

— Его придумал я.

Прозвучавшая фраза заставила Санни оторваться взглядом от четких линий и снова вернуть внимание мне. К его чести на его лице не мелькнуло ни капли недоверия.

— Когда я забрал из банка шкатулку, разобраться во всем ее содержимом у меня не сразу дошли руки. Найденные чертежи я посчитал очередным наследством от отца и успокоился. Но пока тебя ждал, заняться было нечем, и удалось внимательно рассмотреть, что мне досталось, Вся эта красота, — я махнул рукой на аккуратные ряды нарисованных символов, — Это конечно его рук дело. Но основа... основа моя. Вот эта часть, — обвел рукой узнанное собственное творчество, — была придумана мною в десять лет. Просто так, фантазия тогда разгулялась...

Отступив от стола с наваленными бумагами, дошел до темного окна и, уткнувшись лбом в холодное стекло, продолжил:

— Второй чертеж — это универсальная защита пехотинца. Замена брони. При производстве встанет вдвое, а то и втрое дешевле обычной, к тому же я прикинул — по весу в ней килограмма три всего получится, то есть она еще и легче стандартной кирасы. Не чета, конечно, твоим или моим кольцам, зато подходит для массового производства. И это опять моя придумка, доведенная им до ума. Знаешь, для чего я ее придумал? На лето к соседям приехал внук, с которым меня заставляли дружить. А я не хотел, он был младше и казался мне очень противным. Его, наверное, тоже заставляли, поэтому он в отместку за мое игнорирование повадился расстреливать из рогатки моих солдатиков. В тот год мне исполнилось одиннадцать...

Санни зашуршал хрусткими листами, но что он мог в них понять?

— Остальные пять попроще, вечной славы и орденов не принесут. Но это тоже мои идеи, которые я начал и забросил. Я был тогда ребенком, мне не хватало усидчивости и терпения. Соседский мальчишка уехал и солдатикам ничего больше не угрожало, надобность в защите отпала. Преобразователь?.. уже не помню, почему отложил, почувствовал, наверное, что замахнулся не на свой уровень.

В стекле отражался брат, сверлящий тревожным взором мою спину. От его участия стало легче обличить в слова то, что я чувствовал:

— Всю жизнь я считал, что не достоин. Не дотягиваю. Не настолько талантлив и умен, как мои родители. Они меня постоянно разубеждали, но я почему-то вбил себе в голову, что так и останусь тупым копиистом, не способным на создание шедевра. И вдруг меня ткнули носом, что мне просто не хватало знаний и опыта! Я и сейчас не смог бы так, как он, довести сырую идею до логического конца...

Обернувшись, я прямо посмотрел в глаза Василия.

— Я хочу превзойти его. И я смогу это сделать, если дать мне время. Но если все останется как сейчас, у меня этого времени не будет.

Санни долго молчал, прежде чем отреагировать на мою исповедь.

— Ты прав, все это требует доработки, — отозвался он наконец, когда мое терпение стало подходить к концу, — Кое-что было очевидно и без тебя, кое-что неприемлемо по многим причинам...

Обижаться, что сверстанный на коленке план по переустройству мира признан сырым? Дурь и блажь! Уже то, что его всерьез рассмотрели, является высокой оценкой.

— Но вчерне... вчерне он принимается, — резюмировал брат, заставив мое сердце забиться быстрее.

Подпортившееся настроение скакнуло обратно вверх. И вправду, чего это я раскис?

— Осталось только назначить срок.

— Тебе-то он зачем? — удивился Василий.

— Санни, ты сам поставил условие, что наследник должен пасть не от твоей руки. Если ты думаешь, что это произойдет само собой, то ты заблуждаешься, но это теперь моя задача. Я не лезу в твои дела, не спрашиваю, как и что ты предпримешь, а ты не спрашиваешь, как я собираюсь провернуть свою часть. Но по времени мы должны быть оба сориентированы.

— Хорошо, — впервые за сутки я увидел у брата решимость и готовность действовать, — Я не подумал, что тебе что-то предпринимать придется. Два месяца, нормально?

— Лучше меньше, вдруг император столько не протянет?

— Два, за меньшее не управлюсь, тем более с пунктом пять.

— Управишься, я в тебя верю. Полтора месяца с сегодняшнего дня, потом ежедневно от меня будет выходить объявление в "Русских ведомостях", содержание мы сейчас придумаем. Отсутствие объявления — сигнал тебе. И помни: ключа нет, пусть даже все на свете будет кричать обратное.

Зевая, мы обсудили еще несколько важных моментов, а потом стали прощаться:

— Ключа не существует! — еще раз повторил я, обнимая брата. Утром ему предстояло отправиться обратно к своей "Армии освобождения", да и нам с Машкой, раз она поправилась, не стоило здесь задерживаться. Слишком маленький городок, где все приезжие на виду.

— Я понял! — ответил Санни, хлопая по спине, — До встречи в столице! И береги себя! Иначе, с кем мне будет выпить? Не с этими же индюками?

— И ты береги себя!

Интерлюдия.

Остановка произошла по самой прозаической причине — литрами выпитые ночью и утром кофе с чаем попросились наружу. Или, если не усложнять, — потребовалось отлить. Но не усложнять не получалось — это наемник Пустынный Ужас мог оросить обочину в любом приглянувшемся месте, а один из идейных предводителей восстания Красный Генерал князь Василий Солнцев вынужден был ждать, когда есаул Полешко, командовавший отрядом казаков-телохранителей, даст отмашку "можно". Спасибо, что за те пять минут, пока есаул и его подчиненные проверяли зеленку на предмет притаившихся злоумышленников, они ее не выкорчевали подчистую, заставив журчать у всех на виду.

На новом витке жизни изменения в укладе накатывали лавинообразно и целиком не осознавались. Впервые неудобства от нового статуса в полной мере дали о себе знать с приглашением от брата на встречу. Санни отлично отдавал себе отчет, что не будь Кабан тем самым Романовым — потенциальным обладателем ключа к регалиям, сам мотаться за тысячу километров для ободрения объявившегося родственника он бы даже не подумал, отправив кого-нибудь из своих приближенных, да того же Полешко, что стоял сейчас перед ним навытяжку:

— Привал?

— Нет, мы и так уже задерживаемся. Десять минут ноги разомнем и обратно по машинам!

Мстислав ни единым движением мышц на вечно невозмутимом лице не подал намека, как он относится к тому, кто являлся причиной столь значительной задержки, но посмотрел... посмотрел выразительно, заставив вспомнить, какую баталию пришлось выдержать за право отлучиться из поля зрения отряда на сутки, которые еще и растянулись почти на двое. И хотя пыль шептала, что есаул и кто-то из его казаков-разбойников приказа ослушались, продолжив сопровождать в отдалении, но, зная о феноменальной чувствительности князя, держались почти на пределе круга возможностей, а, значит, Петра не могли увидеть. В той игре, которая сейчас пошла, сохранение в тайне даже не козыря, а джокера, стоило всех ухищрений.

И пусть совсем не такой представлял себе Санни роль Кабана в предстоящих событиях, теперь он уже ни в коем случае не жалел о поездке. Ведь каким задумывался итог встречи? Любым способом убедить брата отдать ключ. А каким вышел? Ключа нет. Зато есть План.

Ключ к регалиям... в его существовании маг сомневался даже без всех заверений Петра. Не зря он полдетства провел во дворце, являясь надежным и проверенным напарником императорским внукам, видя августейшую семью чаще, чем свою собственную. И никогда бы тот император, которого знал Василий, не дал бы никому второго шанса, даже любимому сыну. Поэтому в неснимаемость изменений поверил сразу. Другое дело, что до встречи имелись некоторые надежды повысить шансы Михаила.

Однако иногда взгляд со стороны все меняет. Нет, несмотря на почти открытые подталкивания Сюткина, вырывать трон для собственной задницы князь до недавнего времени не стремился. Ему вполне хватило бы безопасного местечка позади этого одиозного предмета мебели. Михаил глуп и не настроен разбираться в делах, под крылышком графа Санни вполне мог попробовать себя в роли второго закулисного правителя, а потом и — чем черт не шутит! — совсем сменить старика на этом поприще, выбившись в первый ряд. Для человека, ввязавшегося поначалу в восстание с одной-единственной целью — остаться в живых, подобные перспективы казались вполне заманчивыми.

И так бы и тешил себя молодой князь иллюзиями, если бы не слова брата-побратима. Юноши, почти ребенка, того самого, чьими устами глаголет истина. Собираясь под знамена Красного Генерала, все рассчитывали на одно — рано или поздно сильнейший маг континента убьет узурпатора. Но при всей любви к родной истории Санни что-то не мог припомнить случая, когда цареубийца оказывался обласканным новым монархом. Ни одного. Выгоды от "апоплексических ударов табакеркой" снимали другие, незамазанные, а конкретных исполнителей всегда ждала плаха, а их семьи — место на соседней виселице или опала и ссылка.

Первой мыслью после осознания стало желание сбежать как можно дальше. Был Красный Генерал — и нет его, исчез, растворился в степях! Смыло дождем, унесло ветром. Даже угрызения совести за брошенных, поверивших в него людей (а ведь были и те, кто пошел лично за ним!) на мгновение отошли на второй план.

Но все изменил План. Шитый белыми нитками, трещащий по швам, изобилующий повторами, смешавший в одну кучу важное и второстепенное. Частью повторявший мысли и даже действия Василия, а частью им противоречивший. Даже на беглый взгляд Санни нашел в нем кучу дыр и неувязок. Но листая исписанные страницы, еще не видя в них умом ничего кроме мальчишеских фантазий, князь почувствовал, как встрепенулись пыль с песком, отражая работу подсознания. Что-то было в этих неровных строках. И это что-то гнало его сейчас вперед, заставляя жалеть о каждой потраченной впустую минуте.

Глава 17.

"Дурак!!! Епта, какой же я дурак! Подвид: идеально круглый! — ругал себя последними словами, тараня плечом толпу на вокзале и таща за собой Машку, — Хотел же спокойно просидеть всю мясорубку где-нибудь в тиши под опекой Васькиных людей! Не так, чтобы совсем поодаль, но и не на самом острие! А вместо тихой кулуарной переписки с потенциальными инвесторами для Санни вдруг сам — сам!!! — вызвался лезть в настороженную на меня мышеловку! Жарой голову напекло? Почувствовал себя бессмертным?!"

Пилил я себя уже третьи сутки и пока не надоедало. Вся удаль, продемонстрированная в разговоре с братом, незаметно куда-то испарилась, оставив лишь огромное недоумение: я таки действительно сам в здравом уме и твердой памяти подрядился спасать Россию забесплатно?! (почему-то этот вопрос неизменно звучал в голове с теми самыми еврейско-одесситскими интонациями, которыми так изобиловала речь Креста).

"Не бесплатно! — изредка поднимала голову моя циничная половина, — Если все пройдет успешно, то лет через десять ты можешь войти в сотню богатейших людей страны!"

"Мертвым деньги не нужны!" — тут же вылезала тщательно задавливаемая, но упорно растущая трусость.

"Просто прими это!" — голосом отца Никодима подсказывал фатализм.

"Епта, я крутой!" — кричал шалеющий от собственной бравады мальчишка Кабанчик.

"Ты войдешь в историю!" — вслед ему шептало тщеславие.

"Ты в нее уже вляпался!" — умывался горькими слезами здравый смысл.

От периодически подступающей истерики спасала только Машка, которую по-прежнему приходилось опекать — девчонка-катастрофа то и дело на ровном месте находила неприятности. То к ней в вагоне-ресторане пьяные военные прицепятся, зазывая выпить за здоровье государя-наследника (а ведь отлучился всего на пять минут!), то она потеряет документы, и мы трижды перевернем купе в их поисках, когда они спокойненько лежат в ее сумочке, завалившись за разошедшийся шов! (А ведь сука-галантерейщик обещал, что сносу этой сумочке не будет!) То на нее упадет чужой чемодан, а в итоге нас чуть не обвинят в воровстве!

Попытка оставить Машку где-нибудь в тихом городке по пути в столицу обернулась провалом. Нет, она не орала, не закатывала истерики, даже не сопротивлялась! Просто смотрела. Епта, она просто смотрела!!! Но смотрела так, как будто я предал не только ее, но и все лучшее, что было в ее короткой несчастной жизни! В ее глазах я даже видел себя, торговавшего гвоздями у Голгофы! С трудом пережив три таких взгляда, в четвертый раз заикаться о безопасном месте я не стал — черт с ней! Довезу до брата, как обещал!

И вновь — здравствуй, столица!

Траур, он в Петербурге такой траур! Закутанные в черную парчу и соболя дамы (лето в Питере — оно тоже, такое лето!) придирчивыми взглядами из неторопливо движущихся кабриолетов мерили друг друга жадными оценивавшими взглядами, их кавалеры — поголовно с черными повязками на руках — скорбеть о потерях в императорской семье предпочитали компаниями и обязательно в дорогих ресторанах. А после предписанной правилами приличий минуты молчания начинался кутеж, как в последний раз — с цыганами, медведями, иногда с пальбой, и чуть реже — с дуэлями. А наутро наступала пора доносов: кто, как и сколько раз нелестно отозвался о действующем правительстве. Еще вчера упивавшиеся полной вседозволенностью мужчины и женщины понуро шли в сопровождении конвоиров до машин с зашторенными окнами, а их места очень скоро занимали новые персоналии, и круг замыкался вновь.

В театрах давали сплошь трагедии. Модный композитор Бахтевич на декабрьские события уже успел состряпать оперу, первый голос в которой — погибшей супруги Александра великой княгини Апполинарии — отдали молодой, но подающей надежды приме Большого Императорского Театра Елизавете Логиновой — по слухам, нынешней пассии цесаревича. В прессе внезапно взлетевшую на самый Олимп певичку иначе, чем императрицей русского театра, не звали.

Молодежь показательно фрондировала: спокойно идущий по своим делам студент или гимназист мог внезапно вскочить на пьедестал любого из тут и там стоявших памятников, проорать: "Вива, Красный генерал!", бросить в толпу пачку листовок, а потом скрыться в переулках под очумелые свистки городовых. Иногда их ловили, но чаще — нет.

А на рабочих окраинах царило бурление — часть принятых за последние полгода эдиктов существенно ограничивала права трудящегося люда — таким образом цесаревич подкупал промышленников, много теряющих в случае непринятия его регалиями. Здесь в любое время можно было запросто напороться на сходку, для разгона которых применялись наводнившие столицу войска. Или напороться на нож.

Первая неделя из оговоренных с Санни на подготовку промелькнула без следа опять же почти полностью благодаря Машке. Не мог я приступать к собственным делам, не закончив с ней. Из Казани мы улепетнули налегке, с двумя худыми сумками, чуть пополнившимися в Сальске. И если мне моей хватало, то юной девушке, оказывается, нужно намного больше. Целый день походов по магазинам, с раннего утра и до позднего вечера!!! Для того чтобы купить туфли, легкие сапожки, пару платьев и летнее пальто (после мехов посреди лета на некоторых дамах я уже ничему не удивлялся). Из галантерейной лавки под хихиканье злобных продавщиц вымелся сам — ну их всех!