Пришелец

— Тюрьма... это слишком, — ответила в раздумьях Елена, — пусть познает бессилие и отчаяние на улице. А что будет с заводом?

— Что будет с заводом? Что будет с другими фирмами Эйсбруннера? Как работали, так и будут работать на Эйсбруннер. Только не на него, а на тебя. Ты же Эйсбруннер, вот и получай дивиденды. Это миллиарды, Леночка, миллиарды. Вот, дорогая, завтра ты станешь олигархом!

* * *

Бизнес-элита городка удивленно насторожилась. Вчера еще непотопляемый Эйсбруннер сегодня выкинут на помойку. Без какой-либо войны и ажиотажа. Как такое возможно — не понимал никто. Его жену Елену в лицо не видел никто из солидных бизнесменов. Слышали, что она есть, вернее была. Развод состоялся, а теперь она владеет всем. В привычные рамки возможных версий ситуация не укладывалась. Значит, произошло что-то непривычное и невозможное. Но что?

Выброшенную на улицу Елену подобрал молоденький двадцатилетний парень, который вообще не занимался бизнесом, но ездил на Мерседесе последней модели и имел коттедж в престижном месте. Преступный авторитет? Но и они про него ничего не знали. Знал Лютый, но железно молчал. Органы тоже хранили гробовое молчание и не покупались ни за какие суммы.

Теневой губернатор области не мог не реагировать на возникшую ситуацию и решил разобраться. Он поручил Лютому доставить Соколова к нему в офис. В ответ Лютый спросил с ехидцей:

— Тебе что лучше, Павел Игнатьевич, несколько десятков миллионов потерять или собственную жизнь? О Соколове даже не заикайся, если совсем невтерпеж, то застрелись сам — всем лучше станет.

— Ты что себе позволяешь... — закричал Свистунов, но Лютый уже ушел, хлопнув дверью.

Свистунов, который в области руководил всем, в том числе и преступными авторитетами, недоумевал в ярости. Ему не только не подчинились, его даже слушать не захотели. Такое он простить не мог.

Теневой руководитель бизнеса и преступного мира вызвал к себе Максима Полигатова. Он занимался у Свистунова особыми поручениями.

— Максим, — начал Свистунов, — Лютый стал от рук отбиваться...

— Понял, Павел Игнатьевич, накажем. Со стационаром или амбулаторно?

— Ты с ним подожди немного, чуть позже скажу. Вначале доставь ко мне Соколова. Есть такой...

Полигатов перебил его сразу, чего прежде никогда не случалось:

— Извините, Павел Игнатьевич, по Соколову работать не стану — пожить еще хочется.

Свистунов недоумевал — Соколов молодой и в законе по возрасту быть не может. Возрастного ценза нет, конечно, но вором в двадцать лет еще никто не становился. Тронуть вора без серьезной предъявы — смерть, а к остальным это не относится. Он спросил напрямую:

— Максим, Соколов вор?

— Хуже, — ответил Полигатов, — Лютый тоже хотел пообщаться с Соколовым, но мгновенно отдал десять миллионов ему за беспокойство. Но как ерепенился перед этим, как ерепенился, — усмехнулся Максим, — с вас он возьмет больше.

— Да кто он такой этот, черт подери, Соколов? — возмутился Свистунов.

Полигатов пожал плечами.

— Не знаю. Раньше были разбойники с большой дороги, потом появились воры со своими понятиями. Воры остались, а понятия изменились. Может быть, воры, как клан, вымирают и появляются правильные?

— Не понял, что за правильные еще?

— Не знаю, — вновь ответил Максим, — наверное, те, кто грабит награбленное или как "Меч" в кино, или "Белая стрела", или прикрытые правительством. Живут, никого не трогают, но если их побеспокоить, то придется платить или умирать, третьего не дано. Но все это мои домыслы, Павел Игнатьевич, только Лютый платил реально и вряд ли кому об этом расскажет — не статусный ход.

— И что ты мне посоветуешь?

— Есть два варианта, на мой взгляд, только на мой взгляд — самому приехать и переговорить с Соколовым или вежливо пригласить его в ресторан, например, предварительно согласовав дату и время. Павел Игнатьевич, нужна ли вам вообще эта встреча? И без нее ясно, что Елену Эйсбруннер направляет рука Соколова. Он ее подобрал на улице, поимел и теперь помогает, ничего не требуя взамен.

— Как это ничего? — удивился Свистунов.

— Так... с капитала Эйсбруннер он не возьмет ни копейки. Даже не потребует назад деньги за машину, одежду, питание. Он правильный... и восстанавливает справедливость, женщину выкинули на улицу незаконно.

— Робин Гуд что ли? — съехидничал Свистунов.

— Сравнивать англичанина с русским?.. Я бы не стал. Просто правильный! — ответил Полигатов.

Просто правильный... задумался Свистунов. Появляется новая каста? При Советах он мог появиться, а при капитализме это противоречит главному — получению прибыли. Что поимеет для себя Соколов? Моральное удовлетворение? Чушь какая-то, непонятно все. А я-то почему с Полигатовым советуюсь? Приказал и кто бы посмел ослушаться?

Лютый... Прав он или не прав... Он подорвал престиж и должен быть поставлен на место. Свистунов повернулся к помощнику.

— Ты, Максим, съезди к Соколову, передай ему мою визитку и желание встретиться. Пусть выберет место и время по-своему усмотрению — кабак, офис, природа.

— Хорошо, Павел Игнатьевич, будет исполнено, это правильный ход, — ответил Полигатов.

— С каких пор ты стал комментировать мои приказы? — резко спросил Свистунов.

— Извините, Павел Игнатьевич, был не прав, больше не повторится подобное.

Полигатов склонил голову и Свистунов махнул рукой — свободен.

* * *

Лето перевалило за середину и все ждали дождя после изнуряющей трехнедельной жары. Вот что-то уже стало нависать в воздухе и задышалось по-другому. Небо быстро заволакивало темными и насыщенными кучевыми облаками. Легкое дуновение ветерка и последующий за ним шквал ветра, поднимающий пыль, кутающую все вокруг в серую мглу, которую стали пробивать крупные и редкие капли дождя. Ударяясь о поверхность, капли разбрызгивали пылевую грязь, особенно заметную на легковых машинах. Капли учащались сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, превращаясь в ливень. Ветер совсем стих, пыль осела и уносилась потоками воды на асфальте. Воздух освежился и земля, словно губка, впитывала дождь, не образуя луж. На земле они появились через полчаса и за пузырились, свидетельствуя о продолжительности дождя.

Елена уселась в плетеное кресло-качалку на открытой веранде и наблюдала, как капли разбиваются мелкими брызгами на асфальтной дорожке и по бокам от нее уходят без остатка в лесную подстилку. Лес впитывал воду, не образуя луж. Истощенные корни поглощали влагу, питая стволы, побеги, листья, траву и ветки.

Она прикрыла веки и под шум дождя размышляла. Выкинутую, меня накормили, напоили, дали одежду и кров, деньги, вернули имущество. Олег... как живительный дождь... А я уже насытилась и ушла вся в работу. Прихожу домой вымотанная и сразу спать. Утром немного секса и на работу.

Елена понимала, что только сейчас познает свое истинное призвание руководителя-бизнесмена. Топ-менеджер, как любят сейчас выражаться журналисты. А Олег?.. Остается без любви человек. Она усмехнулась собственной рифме. Что делать? Она не знала. Любила, а подарить любовь не было времени. Сколько же много на земле парадоксов...

В соседнее кресло присел Олег.

— Размышляешь? — спросил он. — Под дождик хорошо думается. Я тоже думаю, что ты нашла себя, свое призвание. Это твоя жизнь и надо жить.

— Как? — просто и кратко спросила Елена.

— У тебя есть дом, прописка, бизнес, как любимое дело. А мы останемся друзьями, всегда готовыми помочь друг другу в любое время.

— Друзьями... — произнесла Елена, — разве я могу пустить к себе кого-то другого? Выйти замуж за работу... и иногда приезжать к тебе. Выгонишь?

— Это вряд ли, — неопределенно произнес он и ушел в дом.

Елена еще посидела немного и проговорила тихонько вслух:

— Вряд ли... пока другая не займет мое место. Это чтобы не рубить с плеча и освоиться, — она усмехнулась.

Все думали, что дождь будет идти хотя бы до следующего дня, но ливень через два часа кончился совершенно. И Олег уехал, ничего не сказав. Он созвонился со Свистуновым и сейчас следовал в его офис. Не желал разговаривать в ресторане, где все равно есть посторонние лица.

Выходной день, но Свистунов прибыл без вопросов, предложил чай, кофе, спиртные напитки, с интересом разглядывая прибывшего. Почему-то он в сознании владельца офиса представлялся нибелунгом, но карликом не был. А хранителем сокровищ?

— Вы, Павел Игнатьевич, желали со мной встретиться. Зачем, не вижу причины?

— С козявками не встречаюсь, — с усмешкой ответил Свистунов, — а достойного противника или друга желательно знать в лицо.

— Так и я с козявками не дружу, — ответил, вставая, Соколов и сразу же покинул офис.

Свистунов, оставшись один, бесновался долго. Но потом, все-таки, постарался рассуждать разумно. О слабоумии визави даже не думал. Почему? Желает, чтобы я объявил войну, опосредованно назвав меня козявкой? Умный войну не начнет, а посему этим ходом сразу ставит на место? Нет, здесь что-то не то. Может быть, он как раз и хотел показать, что я не козявка? И о чем разговаривать, если нет общих интересов, их действительно нет. А может быть, есть? Нет ответов на вопросы и действий пока никаких не будет, решил он. Надо выждать. Умение ждать — ценилось всегда.

Оставив Свистунова в размышлениях, Соколов поехал в ресторан. Теперь это был ресторан его Елены. Его Елены... уже не его, но подруги. Вот и разберись в языке русском...

Он сел за столик, подошла официантка и подала меню. Просмотрев его и сделав выбор, Олег осмотрел зал. Шумевшая неподалеку компания крепко подвыпивших четверых парней явно жаждала скандала и последующей драки — играли гормоны на определенном воспитании. Соколов отвел взгляд, не давая повода завязать разговор для начала, и его оставили в покое. Компания прицепилась к официантке, дескать блюда протухшие, а попка ничего, привлекает внимание.

Соколов решил не вмешиваться, только в крайнем случае. Заодно посмотреть на организацию охраны и подсказать потом что-нибудь Елене. Из охраны, как выяснилось, никого нет.

Официантка, видимо, дама с опытом, сделала ход конем, переводя стрелки на повара, который придет и разберется. Парни, как раз жаждущие разборок, с нетерпением отправили ее на кухню. Но прожженная официантка не обратилась к шеф-повару, она отправила в зал совсем молоденькую повариху, которая устроилась в ресторан сразу после училища.

Юная, молоденькая "куколка" вышла, чтобы объяснить посетителям необоснованность претензий. Опьяневшая шпана даже опешила от ее красоты. Официантка как раз на это и рассчитывала — утащат с собой девчонку, на этом конфликт и закончится. А у нее две выгоды сразу — пьяная компания уйдет, и конкурентка исчезнет с кухни.

Парни заявили сразу, что блюда некачественные и объясняться повариха будет в другом месте. Они потащили ее сразу, якобы в полицию.

Бросить коллегу на растерзание пьяной компании... Худшего подонства трудно придумать. Но сейчас было не до разборок с официанткой. Молоденькая повариха уже поняла, куда и зачем ее тащат и отчаянно сопротивлялась. Никто в зале даже не попытался вступиться, мужики уткнулись в меню или в тарелки.

Соколов встал, и повариха даже не поняла сразу, почему парни оказались на полу. Олег произнес назидательно:

— Собирай свои вещички и уходим, тебя здесь в покое не оставят.

— Как же работа — меня же уволят, — возразила она.

Детская непосредственность, подумал он и ответил:

— Хочешь быть изнасилованной в извращенной форме? Они очухаются и вернуться, а официантка им поможет. Она тебя ненавидит за красоту, это она отправила тебя к парням, которые тебя, кстати, совсем не звали. Вещички забирай и быстро уходим.

— А где я работать буду?

— Ну вот опять двадцать пять... Может, еще консилиум соберем, пресс-конференцию, обсудим ряд вопросов. Потом вопросы, уходить надо и быстро.

— Почему уходить?

Терпение у Соколова лопнуло, и он закричал:

— Ты дура или прикидываешься? Хочешь, чтобы тебя в рот, в зад и туда трахнули одновременно? Или чтобы менты забрали и отдали потом этим парням?

— Никуда я не пойду, никаких прав у них на меня нет, — ответила девушка.

— Понятно, — огорчился Соколов, — диагноз пробки не лечится. Гуд бай, девочка.

Олег повернулся и ушел. Пьяные парни пришли в себя и с удивлением увидели одну повариху. Один из них, видимо, лидер, приказал сразу:

— Тащите эту сучку на кухню, я ее там натяну без промедления.

Парни уволокли ее и разложили прямо на столе для разделки мяса. Их старший в ярости разорвал блузку с лифчиком и трусики, расстегивал свои брюки. Парни облизывали пересохшие губы, держали девчонку и одновременно мяли ее обнаженные груди. Повариха кричала истошно, но помогать ей никто не собирался, все работники кухни удалились в зал.

— Вам одного раза мало, — произнес в ярости вошедший Олег.

Он понимал, что девчонку в покое не оставят и решил вернуться. Яйца всмятку у старшего и переломанные руки у остальных — итог кратковременного сражения.

— Еще что-то надо объяснять или снова станем лингвистикой заниматься? — спросил Соколов.

Девчонка засуетилась — вся одежда порвана и как бежать голой на улицу? Олег кинул ей чей-то поварской халат и потащил на улицу. Теперь она бежала сама. Отъехав на квартал от ресторана, он остановил машину, спросил со злостью:

— Сразу непонятно было? Или только член насильника тебя вразумить может?

Он не стал дожидаться ответа и повел дальше машину. Повариха заплакала, уткнувшись лицом в ладони. Соколов привез ее в свой дом, показал санузел и комнату с кроватью, произнес:

— Сегодня спать, все разговоры завтра.

Он захлопнул дверь и ушел. Ухмыльнулся про себя — правильно подумал: Елена забрала свои вещи и переехала в дом, где прожила двенадцать лет.

Девушка повариха, посетив санузел, заперлась в комнате на внутреннюю защелку, так спокойнее. Она легла на кровать поверх покрывала прямо в белом халате, в который могла завернуться два раза — спецодежда шеф-повара. Попыталась оценить произошедшее. Почему не ушла с этим молодым парнем сразу? Не верила, а теперь? А теперь зачем я ему? До утра перебирала всевозможные варианты и предположения, так и не найдя истины. Все-таки уснула, когда рассвело.

Утром, после ванной комнаты, осмотрелась, пройдя на кухню. Больше никуда не пошла, тем более на второй этаж. Нашла записку на столе: "Уехал в магазин, скоро буду, завтрак в холодильнике".

Да, поесть надо, решила она, тем более пока никого нет. Она достала какой-то салат, скорее винегрет, и готовую глазунью из двух яиц. Подогрела в микроволновке и села кушать. Поев, убрала все, вымыв посуду. Как раз появился хозяин дома с какой-то коробкой.

— Позавтракала уже, отлично! Возьми коробку, там вещи для тебя, и переоденься в своей комнате, я подожду, потом поговорим.

— Одежда? Мне нечем за нее платить — возразила она.

— Как твое имя?

— Катя, — ответила девушка.

— Я Олег. Как с тобой сложно общаться, Катя... Я не возьму денег за одежду. Иди.