Неупокоенный

Зато кучкующаяся неподалеку стайкой беспокойных воробьев детвора вовсю обсуждала открывшееся их глазам зрелище. Я направился в их сторону. Детвора забеспокоилась, несколько фигурок завертелись в поисках, вдруг что, старших.

— Эй, малец, — обратился я к замурзанному ребятенку, только что сказавшему остальным что-то настолько смешное, что они все чуть в пыль не попадали, а теперь невинно глядящему на меня васильковыми глазами на веснушчатой мордочке. — Где тут у вас переночевать можно?

— А вон здоровый дом с петухом на крыше. Там дядька Нимат трактир держит...

— Баба Гела идет! — Раздался вдруг чей-то голосок, и ребятишек как ветром сдуло. Только следы босых ног остались в пыли.

Дом с флюгером-петухом действительно был самым большим в деревне, аж в два этажа. Кроме того, в отличие от остальных зданий, его окружал полноценный высокий забор с крепкими воротами. Это внушало некоторую тревогу — случись что, выбраться просто так не удастся.

За забором обнаружился просторный двор, в котором сейчас гостевали три загруженные чем-то повозки. Около них скучал выставленный явно для порядка охранник, следя больше не за грузом, а за главным входом, откуда доносился шум и какие-то звуки, претендующие на музыкальность. Мазнув по мне взглядом, он хмыкнул и вернулся к созерцанию, по-видимому, ожидая смену.

Трактир встретил меня ударом по всем органам чувств. Жаркий душный воздух, казалось, можно было резать ножом, а вычленить что-то пригодное для дыхания из этой смеси перегара, пота, запахов еды, кислого вина и подгоревшего масла было весьма проблематично. Для полного счастья не хватало только кольцами свернувшегося под потолком сигаретного дыма, но, кажется, табака этот мир не знал. Полумрак после яркого света на улице бил дубиной по глазам, заставляя перемещаться чуть ли не на ощупь. Хозяин, похоже, закрыл все ставни и экономил на светильниках, чтобы гости не видели, что они едят. Луженые мужские глотки нестройно вопили нечто нецензурное, легко перекрывая пытающуюся им аккомпанировать на чем-то типа лютни личность. Короче говоря, дым коромыслом.

Кое-как сориентировавшись, я добрался до стойки, и после недолгих переговоров получил в свое распоряжение до завтрашнего полудня одну из комнат на втором этаже, заодно приценившись к еде и питью. Узнавать насчет лошади на продажу я собирался только завтра. Все равно, ночью мне она без надобности, а светить наличие денег не хотелось. Здоровенный искусно вырезанный деревянный ключ обошелся мне после небольшого торга в пяток медных монет. Скинув в комнату седельные сумки и заперев дверь на дубиноподобный ключ, я вышел на ведущую вниз лестницу и стал осматриваться уже более внимательно.

Посетителей трактира оказалось несколько больше, чем я думал вначале. Четверо шкафообразных мужиков, одетых так же, как и охранник у повозки во дворе, громко выясняющих, что же они будут петь. Высокий худой парень с чем-то вроде лютни. Странно, но почему-то при взгляде на музыканта мне становилось как-то не по себе и хотелось оказаться от него подальше. Задумавшийся над громадной тарелкой подросток в темной одежде с собранной в косу соломенной шевелюрой. Бородач в довольно богатом наряде, занимающий чистый и лучше освещенный угол. Неторопливо разговаривающий с ним еще один качок, судя по стилю чуть более бедного костюма — командир тех четверых любителей песен. Рядом в обманчиво-небрежной позе — незаметная личность с острым взглядом, сканирующим все вокруг, явно телохранитель. Трое мужчин в другом углу беседуют с еще двумя охранниками, неспешно потягивая из высоких глиняных кружек. Занимающаяся имитацией бурной деятельности — то ли чтобы не припахали ни к чему, то ли чтоб к парням поближе — смазливая фигура женского пола. Хозяин, лысоватый пузан в фартуке, за стойкой. Из местных, похоже, только дедок, устроившийся рядом с пятерыми беседующими и дремлющий с открытыми глазами. Да еще скучающий возле стойки вышибала — хмурый дядька внушающих уважение габаритов. Для остальных еще не время — работа не ждет, основная веселуха будет вечером. Вот и охранники почти не пьют, не хватает еще опозориться, если вдруг кому морду чистить придется...

Сойдя вниз, я потребовал у мающейся дурью девицы чего пожрать и попить. Недовольно зыркнув на меня и дождавшись разрешающего кивка хозяина, та унеслась на кухню, а я занял стол около окна. Даже если мне и надо дышать больше для виду, то хоть свежим воздухом, пробивающимся сквозь щели в рассохшихся ставнях.

Дождавшись довольно неплохую яичницу с мясом и зеленью, я неторопливо поглощал ее, запивая чем-то кисловатым и слегка хмельным. Алкоголь на меня действовать перестал, но вкус питья от этого не стал менее приятным. Доев, я задумался, периодически потягивая из кажущейся бездонной кружки. Пока что все шло нормально, воплей "умрун!" или "демон!" при первой же встрече не было. Ощущения, возникающие при взгляде на здешнего музыканта, в расчет брать не стоило. Цены оказались более чем приемлемыми, а ближе к вечеру надо будет аккуратно поболтать с кем-нибудь из местных. Карта моя устарела лет, наверное, на двести, и я не имел ни малейшего понятия о том, что делается дальше на моем пути. Кроме того, мне жизненно важно было узнать, насколько жестко местная власть следит за перемещением по дорогам. Если мне повезло, то я попал в "типично фэнтезийный" мир, в котором о паспортах или подорожных не имеют понятия. Если же фортуна в очередной раз завертела в моем направлении задницей, тогда легализоваться придется в более срочном порядке...

Раздумья мои грубо прерываются. Двое мужчин из тех, что разговаривали с охранниками обоза, синхронно усаживаются по обе стороны от меня. Третий рассказывает собеседникам, по-видимому, что-то очень интересное, так что отсутствие его товарищей остается незамеченным.

— Парень, жить хочешь? — ребята явно не любят ходить вокруг да около. Подразумевая, что любой на моем месте ответит "да", правый тут же продолжает, — тогда гони амулет и выметайся.

Опаньки! Похоже, меня с кем-то перепутали!..

— Не знаю я ни про какой... — чувствую укол в шею, слегка жжет, но я продолжаю — ...амулет. Вы меня ни с кем не перепутали?

На лицах сидящих с обеих сторон мужчин недоумение. Что-то у них пошло не так. Но запасной вариант у этой парочки тоже присутствует. Слегка повернувшись в мою сторону, левый сует руку под стол, и мне в пах упирается острие:

— Говори, где амулет. Или ты хочешь, чтоб тебе там все отрезали?

Зависает нехорошая пауза. В принципе, мне-то уже все равно. К сожалению. Но мужики-то этого еще не знают. И лучше, чтоб и не узнали. Поэтому, резко развернувшись, я бью локтем в очень удачно подставившееся горло левого. Клацают челюсти, сдавленный хрип — и неудавшийся оскопитель летит кувырком через скамью. Хотя почему "неудавшийся"? Кое-что у этой сволочи все-таки получилось. Во время своего полета с лавки он сделал ножом в ткани моих штанов здоровую прореху. Но мало того, остро отточенное лезвие еще и оставило довольно глубокую резаную рану. Деликатной гостьей стучится в стеклянную стену боль... Вот я лопух! Надо было не руки распускать, а выманить этих двоих куда-то и там уже разбираться. А теперь — все, плакали мои вещи, самому бы смыться.

Кровь, естественно, течь и не думает. Напротив, края раны потихоньку смыкаются, не оставляя никаких следов. На это с удивлением смотрит мой правый сосед. Рот его уже раскрывается для вопля, когда я успокаиваю его ударом по макушке. Кружка раскалывается на черепки, поливая пенящейся влагой шевелюру уронившего голову на стол нежелательного свидетеля. Остается еще тень надежды, что все ограничится выяснением отношений с вышибалой на тему "что же ты, такой-сякой, людей обижаешь". Но и эта тень улетучивается от хриплого рева слева: "Мертвя-а-а-ак!" Валяющегося рядом искателя неведомого мне амулета ударом по горлу утихомирить не удалось — для таких вещей навык нужен. Вот он и ревет, показывая для полноты картины в мою сторону рукой. Затыкаю сирену, разбив о голову нарушителя спокойствия массивное глиняное блюдо из-под яичницы. Справа тоже раздается подозрительное шевеление, удар кружкой всего лишь отсрочил неизбежное.

Вот теперь — все. Полный финиш. Дикие вопли никого не оставили равнодушными. Охранник, беседовавший с господином в углу, уже на ногах, меч вытащен, глаза обшаривают помещение в поисках угрозы. Телохранитель тоже сменил позицию, теперь он закрывает хозяина, подталкивая его задом в направлении лестницы, в ладони веер метательных ножей, взгляд уперт мне в лицо. Виновато улыбаюсь и покачиваю головой из стороны в сторону — мол, не дергайся, не по ваши души — в ответ лишь легкое движение веками и еще более активное подпихивание охраняемого. Любители песен, вооружившись ножами, осторожно подступают, перекрывая путь к лестнице наверх. Музыкант внимательно всматривается в меня, рядом только что клевавший носом над тарелкой подросток. В руках у обоих чуть изогнутые клинки. Остальные охранники заслоняют дедка и девушку. Хозяина трактира не видно, наверное спрятался под стойкой, а вышибала, ухватив покрепче появившуюся откуда-то дубинку, загораживает проход к начальству.

А ведь так хорошо все начиналось... В голове проносятся варианты действий. Пока выбираю, обитатели трактира несмело придвигаются чуть ближе, отрезая меня от выхода. Теперь надо действовать, пока они не спохватились, и не перекрыли еще и двор. Одним рывком перекидываю ноги через скамейку и вылетаю в окно, выбивая ставни головой. Сгруппироваться в падении не успеваю и больно плюхаюсь плашмя. С головы слетает зацепившаяся за расколотую раму лента, и черт с ней, маскироваться уже незачем. Обегаю строение и припускаю к воротам.

Невезение продолжается. Мало того, что от повозок в мою сторону движется с обнаженным мечом охранник, так еще и ворота заблокированы тремя его товарищами. Дополнительные охотники на мертвяков выбегают тем временем из входных дверей. Не обращая на них внимания, мчусь к одной из повозок и хватаю лежащий на ней дрын. Хоть в этом мне везет — палка крепкая, ровная и достаточно длинная. Теперь я ощущаю себя несколько увереннее. Взмах — и меч неосторожно подошедшего охранника летит в сторону, а второй конец импровизированного шеста бьет вояку по голове, выключая из этой реальности. Хоть какая-то польза от детского увлечения непобедимыми монахами Шао-Линя...

Толчок сзади, краем глаза замечаю высунувшийся из плеча наконечник стрелы. Тело уводит в сторону, и следующий выстрел проходит мимо. Третий — попадает, но я уже рядом с заблокировавшими ворота людьми. Одного удается вырубить, но еще двое ловко уворачиваются и одновременно втыкают в меня мечи. На лезвиях замечаю знакомую серебристую полоску. Пытаюсь соскочить с этих вертелов, но не получается. Боль дикая. Ее волна сметает остатки самоконтроля, и разум уступает место чистой всепобеждающей ярости и голоду. ЕГО ярости и голоду. Простите, ребята, но вы сами напросились...

Когда Керрил прилетел, деревня напоминала разворошенный улей. Бешено лаяли собаки, по улицам носились мужики с топорами, дрекольем и косами. Детей, пытавшихся принять посильное участие в этом беспорядке, за шкирки тащили в дома. Во дворе трактира лежали накрытые рогожей тела.

— Что случилось-то? — уже представляя себе ответ, спросил Керрил, отловив спешащего в сторону реки селянина с багром.

— Да умрун в трактире объявился, побоище устроил и в речку сиганул. — Отловленный и успокоившийся слегка мужик уже не хотел никуда бежать, запал прошел. Тем более, что перед ним стоял человек, с которым можно было поделиться свежими новостями. — Народу, говорят, перебил — страсть! А может, это даже и не умрун был, а еще какая-нить пакость. С тремя-то глазами! Два — обычные, как у людей, а третий — во лбу, и горит, что твой уголек...

Глава 4

Ритмичный скрип, толчки и покачивания. Свежий воздух, обдувающий лицо, пахнет хвоей. Лежу, распластавшись на чем-то мягком и щекочущем кожу. Похоже, меня куда-то везут.

Глаза открывать не спешу. Кто его знает, во что я опять вляпался. Лучше сначала узнать об обстановке вокруг как можно больше, а потом уже подавать признаки жизни. Тем более что прослеживается очень неприятная тенденция: все мои попытки контакта с местным населением заканчиваются мордобоем. И, как минимум, одним трупом. В лучшем случае...

По векам пробегают жаркие лучи солнца, шумит в воздухе пернатая живность, кто-то рядом рассказывает смешную историю, а главное — не наблюдается ни веревок, ни кандалов. Идиллия! Только я все равно ничего не понимаю...

— ...и вот идет он по коридору, весь такой утонченный, чистенький, отутюженный, клинок парадный на боку, на волосах блестки по последней моде, а тут — бабах! Дверь перед ним — в щепки, дым вонючий клубами, и я вываливаюсь. Весь в саже, волосы дыбом, глаза светятся. В ушах звенит, внятно сказать ничего не могу... А в комнате колба с горючкой разбилась и в желобки на полу затекло. Из дверей посмотришь — пентаграмма порванная... Как меня там не убили с перепугу — ума не приложу. Но хлыщ этот еще долго людям на глаза попадать боялся, всё ему напоминали, как он, в углу сжавшись, от "демона" мухобойкой своей отмахивался...

Смех раздается с двух сторон. Голоса вроде на "охотников за амулетом" не похожи. Пора и глаза открывать...

Что же, слух и прочие чувства меня не обманули, я лежал на едущей непонятно куда по лесной дороге повозке. Чуть приподнявшись на наваленном на дне сене, я обнаружил в ногах кучу барахла, из которой выглядывали некоторые знакомые мне вещи. На этот холм опирался, свесив ноги с подводы, давешний музыкант. Да и сейчас инструмент его лежал рядом. Но вот около грифа из сена высовывалась рукоять клинка, а у бортика телеги пристроился колчан и лук с почему-то не снятой тетивой.

— Эй, Эдрик, очухался наш бедолага, — голос ровный, интонация чуть насмешливая. Ничего не понимаю, они же знают, что я в трактире учудил. А отношение такое, будто перепивший вчера товарищ очнулся, наконец, и, сведя глаза в кучку, сейчас начнет выспрашивать, что же он намедни вытворял.

— Слушай, а ты точно уверен, что он — этот твой ух-гурул или как его там? — а вот обладатель второго голоса обеспокоен. Но, кажется, встревожен он не тем, что лежащий в повозке человек может в любой момент превратиться в берсерка, а тем, что этот подозрительный тип не окажется ожидаемым существом с рычащим названием.

— Не ух-гурул, а урх-гуул, — менестрель морщится, как будто этот обмен репликами повторяется уже не в первый раз. — Ты как? Голова не болит? Руки-ноги двигаются? — это уже ко мне. Прислушиваюсь к себе — вроде все нормально. Пытаюсь повернуться, чтобы посмотреть на невидимого собеседника — и падаю обратно на сено. Тело ниже пояса не слушается. Снова здорово! Мало мне одного раза!

— Ноги... Не слушаются... — только сейчас чувствую, как пересохло в горле. Вот тебе и "предположительно неубиваемый зомби". Боли, как ни странно, нет, только странная слабость, и ОН почему-то почти не ощущается. И никак не вспоминается, что произошло после ЕГО пробуждения.