Квинт Лициний, кн. 1. v.2013

‒ Ещё вариант для тебя ‒ создать объём над чёлкой, а остальные волосы закрутить и уложить на затылке, ‒ продолжил я.

"Типаж "расхитительницы гробниц", ‒ неожиданно понял я. Именно типаж, отнюдь не копия. Губы совершенно другие, нет характерного носогубного треугольника, другой разрез глаз. Но форма лица, лба, выдающиеся челюсти, подбородок...

Хмыкнув, отпустил её волосы и отошёл.

‒ Вот как-то так... ‒ протянул задумчиво. ‒ Пошли теперь с темами по инглишу разберёмся.

Закрыв за Зорькой дверь, я некоторое время задумчиво постоял в прихожей, злобно постукивая костяшками кулака по косяку. Чёртовы психологи! Советуют в такой ситуации "вежливо дать понять, что любовь не будет взаимна и лучше переключиться на кого-нибудь другого". Идиоты! Как будто в голове у женщины есть указатель, который можно перещёлкнуть волевым усилием.

Да у девушек при первой любви такой накал чувств, какой мужчина никогда себе представить не сможет! Она нашла своего избранника ‒ и всё, точка! Дальше идёт сметающая всё стихия. А у меня в качестве щита от неё только куцее предложение дружбы в руках.

Господи, как хорошо, что в СССР секса нет! Благодарю тебя за невинность этих детей. Лет через двадцать меня бы уже, возможно, ломали приёмами вольной борьбы в партере. А тут пока старшеклассник может верить, что обмен генетической информацией между мужчиной и женщиной происходит со слюной при поцелуе. "А что, разве есть другие варианты?"

‒ Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает, ‒ безбожно фальшивя, напел я. На душе было муторно.

Мама, вся распаренная от быстрой ходьбы, ворвалась в квартиру, когда уже началась программа "Время".

‒ Дюш, ставь пока ужин греть, я в душ.

‒ Яволь, мой командир! ‒ Я изобразил пятками щелчок каблуками и метнулся на кухню.

Подтянув еду в комнату, мы с мамой оккупировали кресла и припали к экрану ‒ она по привычке, мне же было крайне интересно послушать, чем и как живёт страна.

Да, "погнали новости" ‒ не про советское телевиденье. Ни каких скороговорок, быстрого переключения между сюжетами. Лозунги выглядят вполне разумно, хотя и звучат излишне протокольно: "Пятилетке качества ‒ рабочую гарантию", "От высокого качества работы каждого ‒ к высокой эффективности труда коллектива", "Рабочая совесть ‒ лучший контролёр".

Вообще слова "эффективность", "качество", "производительность труда" встречаются часто.

‒ Десятая пятилетка ‒ пятилетка эффективности и качества, ‒ с экрана на фоне работающего конвейера выступал парторг цеха Кировского завода. ‒ Качества не только станков или автомобилей, но и всей нашей работы, отношений между людьми, коммунистических черт советского человека. Красивый труд предполагает и отличный результат человеческой деятельности: высококачественное изделие, добротно построенный комфортабельный дом, вкусно приготовленное блюдо, совершенный прибор или механизм. Забота о качестве выходит далеко за рамки производственных задач, она является составной частью советской морали.

"Красиво говорит, и без бумажки, с чувством, от себя", ‒ подивился я.

Центральное место среди международных новостей занял сюжет об убийстве в окрестностях Бейрута "видного ливанского политика, основателя Прогрессивно-социалистической партии Ливана, лауреата Международной Ленинской премии "За укрепление мира между народами" Камиля Джумблата".

После этой новости сюжеты о росте забастовочного движения в странах Запада и борьбе за мир во всем мире выглядели пресно.

В разделе культуры сообщили о решении создать в городе Биробиджане филармонию, а на её базе ‒ Камерный еврейский музыкальный театр.

Я, согнувшись, захрюкал от смеха.

‒ Ты чего? ‒ встревоженно спросила мама.

‒ Ох... ‒ Я вытер слезы. ‒ Новость услышал и анекдот, э-э-э... придумал.

‒ Давай, ‒ сказала мама заинтересованно.

‒ Политический.

‒ Не рано начинаешь?

Я мотнул головой.

‒ Ну всё равно давай, ‒ решилась мама.

‒ Приходит Демичев, который министр культуры, к Брежневу, ‒ начал я, ‒ и говорит: "Леонид Ильич! Тут от группы товарищей поступило предложение открыть еврейский камерный театр. Что вы по этому поводу думаете?" Брежнев: "В целом хорошее, своевременное предложение, товарищ Демичев. А на сколько камер?"

Мама со смехом взлохматила мне волосы:

‒ Неплохо для начала. В школе только не трепись.

‒ Да знаю... ‒ протянул я. ‒ Зачем мне дешёвая популярность?

Прогноз погоды ‒ поплыли по экрану строчки с городами необъятной страны, зазвучала мелодия оркестра Франка Пурселя, и мама, негромко намурлыкивая: "Я прошу тебя простить, как будто птицу в небо отпустить", стала собирать с журнального столика посуду. Я задержался, глядя на экран: ничего приятного не обещают в Питере, слякоть продолжится.

Потянувшись, выбрался из кресла. Учиться уже не тянет, чем бы ещё заняться? О, идея! Я направился к "Ригонде": послушаю, что "голоса" говорят на средних волнах.

Мягко вдавилась кнопка "сеть", и шкалу откуда-то снизу залила тёплая подсветка. В динамиках засвистело и защёлкало. Теперь кнопка "СВ", и начинаю покручивать правую ручку, наблюдая, как стрелка скользит мимо заманчивых надписей: "Берлин", "Люксембург", "Тирана", "Лейпциг", "Бухарест"... Нарвался на Би-би-си на английском, конец международного блока. Достаточно равнодушно обсуждают резню, которую устроили друзы в двух христианских деревнях в отместку за смерть Джумблата. Погибших более сотни, в основном женщины и дети. Пафоса осуждения в голосах ведущих не слышно ‒ скорее витает нечто философское, вроде "так устроен этот мир" вперемешку с "да пусть они там хоть все друг друга перережут".

Кручу дальше, ищу что-нибудь русскоязычное. О, есть... Не пойму, то ли "Голос Америки", то ли та же самая Би-би-си на русском:

"По сообщениям из Москвы вчера КГБ арестовал отказника и активиста борьбы за права человека Натана Щаранского. Это уже пятый арест среди членов Московской Хельсинкской группы за последние два месяца. В феврале были арестованы руководитель группы академик Юрий Орлов, распорядитель общественного фонда помощи Алексей Гинзбург, руководитель Украинской Хельсинкской группы Николай Руденко и один из основателей украинской группы Алексей Тихий".

Да... Я удивлённо покачал головой. В интересное время попал ‒ сколько событий сразу. Сразу в один день и Джумблата завалили, и Щаранского арестовали...

Ладно, пока суд да дело, поучу темы по инглишу. Надо их тупо зазубрить, чтобы не использовать при пересказе нехарактерную лексику. Вытянул наугад лист и забубнил несложный текст, поражаясь тому, как легко укладываются в память полузнакомые фразы. Похоже, с обучаемостью у меня проблем не будет.

Глава 3

Ленинград, Измайловский проспект

‒ Вставай, засоня! ‒ Меня затеребили чьи-то руки.

‒ А?..

‒ Вставай, поднимайся, рабочий народ, ‒ пропела мама. ‒ Вставай на врагов, брат голодный!

‒ Господи, ‒ очнулся я. ‒ Чур меня, чур. Не надо меня по утрам рабочей марсельезой пугать, а то начну спросонья под кроватью мозолистой рукой винтовку искать... И что ты будешь делать, если я её таки найду?!

Мама, довольно хихикая, улизнула на кухню. Отбросив одеяло, я упруго поджал колени к подбородку и резко вскочил, добившись от кровати недовольно-жалобного скрипа. Повертел головой, пара наклонов вниз и вбок, сложил руки в замок и крутанулся вправо-влево. Прекрасно! Ничего нигде не болит, даже не верится. Сон слетел, как и не было, голова сразу стала яснее ясного, и жрать хочется не по-детски. Давно забытый зверский аппетит ‒ как ты прекрасен в процессе своего утоления!

Закончив гигиенические процедуры, критически осмотрел себя в зеркале. Шишак за прошедшие дни немного спал, однако по-прежнему отчётливо выдавался вперёд, как будто с этой стороны лба у меня режется рог. Синюшность начала свой закономерный переход в зелень и постепенно стекала к надбровью. Ссадина засохла бурыми корочками.

"В общем, ‒ решил я, ‒ сомнений в том, что я серьёзно пострадал головой, ни у кого возникнуть не должно".

Меня начал бить предстартовый мандраж ‒ сейчас произойдёт первый выход в люди, каким-то он получится? Хорошо бы не сильно накосячить. Совсем не косячить не удастся, Светка вон изменения заметила на раз. Главное, чтобы их можно было разумно объяснить. А с этим, я тяжело вздохнул, непросто. Один серьёзный прокол уже допустил ‒ со слиянием классов. В общем, рецепт универсален: "Побольше молчи ‒ и сойдёшь за умного".

Напевая:

‒ Голова повязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве, ‒ я вышел из ванной.

‒ Так, чтоб не копался, через сорок минут вышел в школу, ‒ инструктирует мама, в паузах между фразами нанося последние штрихи помадой. ‒ Талон на обед на холодильнике. Я сегодня у Митрофановны пораньше отпрошусь, часам к пяти буду дома. Да! Сменку не забудь.

‒ Уже в портфеле.

‒ И справку от врача в портфель положи прямо сейчас.

‒ Да я с вечера уже положил, когда портфель собирал, не волнуйся.

‒ Мм... ‒ Мама с сомнением посмотрела на меня. ‒ Портфель с вечера собрал? Это что-то новенькое в программе нашего цирка. Может, ты ещё с вечера начнёшь и обувь свою чистить?

‒ Ага, чистить обувь вечером, чтобы с утра надевать на свежую голову, ‒ согласился я, переминаясь с ноги на ногу. Аппетит перешёл в голод, и меня как магнитом тянуло на кухню, из которой нёсся соблазнительный аромат запеканки. ‒ Давай беги в свою библиотеку, опоздаешь.

Мама крутанулась от зеркала, впрыгнула в сапожки и уже в дверях пожелала:

‒ Удачи на контрах, ни пуха ни пера!

‒ К чёрту, ‒ постучал я по косяку, закрыл входную дверь и, нетерпеливо урча, рванул на запах.

В чреве ещё горячей духовки покоилась чугунная сковородка, а в ней ‒ моя прелесть! ‒ восхитительное, с золотистой хрустящей корочкой, полукружье запеканки с изюмом. Лет до двадцати пяти лишний холестерин в организме не задерживается, поэтому я смело шмякнул поверх этого великолепия две ложки густой сметаны, посыпал сахаром, и за ушами затрещало.

Из радио донеслись знакомые аккорды, а затем тонкий девичий голосок энергично воскликнул:

‒ Здравствуйте, ребята!

И сразу за ним уже мальчишечий:

‒ В эфире "Пионерская зорька"!

‒ Давайте, пацаны и пацанки, зажгите утро! ‒ откликнулся я с готовностью.

Прихлёбывая ароматный чай с лимоном, я наслаждаюсь радио. Не оторваться, честно! Высочайший профессионализм и редкого качества атмосферность. Надо иметь немерено таланта, чтобы на протяжении всего выпуска так поддерживать высокую ноту оптимизма и вливать такой заряд энергии, ни разу при этом не сфальшивив. К концу передачи казалось, что даже подмороженный сумрак за окном тепло подсвечен добрыми ожиданиями. Совершенно неожиданно поймал себя на том, что с задором подпеваю вслух, похлопывая ладонями по столу в такт мелодии: "Буквы разные писать тонким пёрышком в тетрадь..."

Шмяк. Я почти физически почувствовал, как от души с противным треском оторвалась и улетела куда-то вниз, рассыпаясь, чешуйка цинизма, одна из многих, накопленных за последние десятилетия. Пока только первый фрагмент той брони, что нарастала надо мной из года в год и, как ледовый щит Гренландии, отгораживала от живительного тепла этого мира. Приятно щекотнула радость очищения, родственная тому почти животному удовольствию, что возникает в бане после долгого похода, в котором уже привычно не ощущаешь на себе корку из пота и грязи.

Я прислушался к себе. Пожалуй... пожалуй, я только что разменял часть накопленной стервозности на заряд идеализма. И этот размен пришёлся мне по душе. На мир вокруг искрящейся изморозью опустился тонкий налёт доброй сказочности.

И пусть кто-нибудь, скривив харю, бросит мне за это презрительное "совок" ‒ да я лучше буду верить в сказку, чем в мир из сволочей вокруг! Каждый слышит, как он дышит! Мне нравится жить в атмосфере социального оптимизма и братства и не мерить счастье батонами сожранной колбасы на душу человека.

Я замер, почувствовав, что только что задел краем какую-то важную мысль. Ухватившись за только что прочувствованное, начал осторожно разматывать клубок:

"Атмосфера социального оптимизма и братства. Да, это она, квинтэссенция СССР. Впервые в истории человечества удалось добиться преобладания такого мироощущения в обществе. Именно её, этой атмосферы, мне так остро не хватало там, откуда я, слава тебе господи, вырвался. Именно по ней я, сам того не осознавая, ностальгировал. Кто её не ощущал, тот этой ностальгии не поймёт. Поди объясни слепому концепцию цвета или глухому ‒ звука. Поди объясни, как это ощущать всем существом, что это ‒ МОЯ страна, это ‒ МОЙ народ".

Я пружинисто выпрямился посреди кухни, повернувшись лицом на юг, и прикрыл глаза. Мысленно потянулся правой рукой на запад. Вот мой Таллин с моим Старым городом, и я погладил мыслью крепостную стену. Моя Рига, мой Домский собор ‒ я нежно обвёл указательным пальцем вокруг шпиля. Дальше, дальше на запад. Мои леса Игналины пощекотали ладонь и смочили брызгами озёр. Моя Куршская коса ‒ я зачерпнул и любовно просыпал между пальцами золото дюны. Вот царапнули обильно политые кровью моего народа проломы в метровых стенах фортов Кёнигсберга. Какой, к черту, Калининград! Только Кёнигсберг. Мой!

Медленно повернул голову, окидывая мысленным взором свою страну. Провёл левой ладонью над болотистыми меандрами Припяти и Волынской возвышенностью, лиманами Одессы, бухточками Крыма, высоким правым берегом Днепра. Мой Кавказ, Арал, Бухара. Мои белорусы и украинцы, грузины и казахи, узбеки и киргизы, мои евреи, немцы, буряты. Мой Сахалин и шершавый край моей Камчатки.

Я стоял посреди кухни, раскинув руки крестом на треть планеты. Это МОЯ страна, в ней живут МОИ люди! Я здесь хозяин!

‒ Не отдам, суки! ‒ выдыхаю с ненавистью.

Сорвавшаяся фраза сняла концентрацию транса, и я осторожно опустился на стул, к остывшему чаю, додумывать мысль.

Всё, чего здесь не хватает, ‒ свободы. Возможно ли налить в общество свободы, не потеряв при этом в оптимизме и братстве, не получив на выходе атомизированного социума? Я совершенно не хотел терять ощущение единения со страной.

Или свобода и братство не живут вместе? "Свобода, равенство и братство" ‒ это волк, коза и капуста?

Хм, одно в этом лозунге уже неверно, надо вычеркнуть. В равенство я давно не верю. Даже не так. Я знаю, что оно невозможно. Чисто биологически. Любое человеческое общество автоматически выстраивает иерархию, потому что стремление к доминированию у мужчин ‒ это один из базовых инстинктов. Любые искусственные попытки добиться формального равенства, будь то монашеские или коммунистические общины, очень быстро скатывались к естественно возникающему неравенству. И люди воспринимали такое неравенство как справедливое.