Поворот

Андрей, в ожидании разговора, молча потягивал горячий ароматный напиток, а император смотрел на него сквозь сизые струи дыма и вспоминал то недолгое время, что знал князя Львова.

Всего два с половиной года, но казалось, что знал гораздо дольше. За это время Александр Николаевич много раз дивился обширности познаний князя и логике его сужений. Необычных суждений, но всегда находящих подтверждение в последующем развитии событий. Обо всем в этом мире князь Львов имел свое мнение, не скрывал его, хотя и не выпячивал. Очень редкое качество. Еще с молодости цесаревич, несмотря на превосходных учителей так и не постиг тонкости наук, знал о своих невеликих способностях, и поэтому всегда был готов слушать людей, знающих более него, и более способных. Только вот донести свои мысли до императора было непросто. Если цесаревич, а сейчас уже император замечал бравирование собеседника ученостью, или желание в чем-либо убедить, он раздражался и переставал его слушать. Князь Львов никогда знаниями не бравировал, и никогда на своей правоте не настаивал. Просто подавал свои знания как данность, известную ему и возможно не известную другим. Князя всегда можно было спросить без ущерба для самолюбия, и он отвечал собеседнику как равному по уму и способностям. Императору, а тогда еще наследнику престола это импонировало. Однажды он спросил князя Львова о природе его обширных знаний. Ведь кроме Первого кадетского он нигде не учился.

— Александр Николаевич, я не одаренней других, просто так судьба распорядилась. Однажды чуть не погиб, а когда пришел в себя, то стал по-другому смотреть на вещи. Многое что прежде считалось важным, предстало незначительным. Различные мечты, стремления и желания человеческие. Но зато стало возможным видеть вещи, которые в обычной жизни человек не замечает за обыденными делами. Отсюда и все мои знания.

— Право, но как же можно без стремлений — только и удивился тогда наследник престола, однако позже понял, что князь говорит правду.

За эти два года он совсем не проявлял страстей, которые легко можно заметить в обычных людях. И самое главное, что кроме практичных суждений, князь оказался еще и деятельным человеком, способным свои мысли претворять в жизнь. А еще главнее, что его политические прогнозы сбылись все полностью.

В последнее время советы князя часто помогали Александру Николаевичу в делах, и вот сейчас он вызвал его, чтобы получить еще один совет и не только совет.

— Благодарю за письмо, князь. Очень человечно, подобное слышал лишь от близкого мне круга — обратился он к Андрею.

— Покойный государь, был великий человек. Когда я ехал из Воронежа, то видел много скорби в народе — печально сказал Андрей.

Действительно, скорби было много. Как ни странно, Николая здесь любили, или как минимум уважали, и никто из его знакомых не называл покойного царя Палкиным. Хотя, были и такие, кто откровенно радовался кончине государя Николая Павловича. Андрей сам не видел, но слышал рассказы, о том, как некоторые даже праздновали это событие. Повальное взяточничество, казнокрадство и всеобщий надзор достали многих и все это связывали с личностью царя, но это не умаляло его заслуги. Несмотря на ошибки, при нем Россия держала в руках политику большей части Европы, и Андрей знал, что такое наступит еще не скоро. Александр Николаевич покачал головой.

— Да, великий. А теперь его нет, и нам, простым смертным, предстоит разбираться с бедами, которые выпали на долю России — император помолчал и продолжил — вы помните наши разговоры и знаете, что я всегда был против этой войны, но теперь война мне досталось по наследству и нужно решать, что делать дальше. Мне нужен ваш совет, князь. И не только совет.

— О чем же совет, Ваше императорское величество? — в разговоре на такие темы Андрей счел официальное обращение гораздо более уместным.

— Вы знаете, в Вене проходит конференция между послами воюющих сторон. Они выдвинули нам условия, а неделю назад мы отправили фельдъегеря с нотой князю Горчакову в Вену. В ноте сказано, что их условия считаем неприемлемыми и отвергаем. Так что, война продолжится дальше.

— Каковы же были условия? — князь Львов стал весь внимание.

— Мы теряли право иметь флот на Черном море, к этому еще разоружение Севастополя как его базы.

Андрей задумался. По сути, условия похожи на те, что Россия получила по Парижскому мирному договору. Тоже самое, только без жертв, смертей и гигантских расходов. Может, следовало принять условия? И хотя, он сразу нашел множество возражений, все равно спросил императора.

— Мы рассчитывали на большее? Может, следовало принять условия?

Александр Николаевич встрепенулся от неожиданного предложения. Кого-нибудь другого он бы непременно отправил вон из комнаты, подумать над своими словами, но с князем Львовым привык беседовать откровенно и на более щекотливые темы. Однако не удержался, встал из-за стола, и поспешно ответил, при этом слегка картавя и шепелявя, как у него случалось, когда был взволнован.

— Это не шутки князь. Это невозможно — он подошел к отрытой форточке, постоял, немного успокоился и продолжил — я не могу начинать царствование с проигранной войны. Тем более такой, где мы ушли с поля боя, не дав решительного сражения. Никогда не смогу этого объяснить армии и народу — помолчал и добавил — и если есть возможность, я бы хотел отомстить за отца. Всем этим австрийским иудам, для которых отец столько сделал, этим лживым Эбердинам. Это они потакали войне своими заверениями, обманом и хитростью. Довели государя, прямого человека, до смерти. И вот в этом деле прошу вашего совета и помощи.

Андрей слегка опешил от такого проявления эмоций, но вида не подал. Да, император прав, об этих доводах он и сам думал. Стоит сейчас отступить, и все эти Палмерстоны с Наполеонами будут использовать любую возможность для политического давления. Однако сказал о другом.

— Прошу прощения, Ваше императорское величество, я лишь хотел узнать серьезность намерений и готов исполнить любой ваш приказ. К тому же, я считаю, что отказ правомерен. Это ведь были первые условия, которые они озвучили?

— Первые. Что вы хотите сказать, князь?

— Если бы Ваше императорское величество согласились на эти требования, они бы выдвинули другие. Союзники слишком вложились в эту войну, а пока у них лишь одни траты и никаких приобретений. Нейтралитет Черного моря, слишком маленький кусок мяса для их голодных желудков. Уверен, они между собой и наши губернии уже поделили — Андрей улыбнулся, впервые за этот серьезный разговор — Простите, Ваше императорское Величество, но наши враги — обычные торгаши, они мыслят именно такими категориями. Пожалуй, кроме турок.

Александр Николаевич тоже улыбнулся, раскурил от свечи еще одну сигару.

— Так и есть, подмечено верно.

— В чем же моя задача? — поинтересовался Андрей.

— Вам нужно будет выехать в Крым, в действующую армию, следить за обстановкой и при необходимости понуждать воинское начальство к действию. При этом надеюсь на вашу предусмотрительность, и способность видеть суть событий. Уже имел возможность убедиться в этих ваших качествах. У меня сейчас под рукой нет ни одного человека, чьим суждениям я мог бы довериться полностью, поэтому очень на вас надеюсь — подумал и продолжил — так как гражданские чины в армии не пользуются должным уважением, вас снова переведут на воинскую службу с повышением в чин полковника. Также в вашем распоряжении будут подписанные мной бумаги, чтобы ни у кого не возникало сомнений, что вы выполняете высочайшую волю.

Андрей кивнул.

— Все понял, Ваше императорское величество. Есть подозрения в бездействии начальства?

— Давно уже не подозрения. Видно по рапортам, да и подчиненные Дубельта доносят вполне ясно. К тому же там мой младший брат, Михаил. Хотя он молод и восторжен геройствами нижних чинов, но окопную правду и все неприглядности в письмах не скрывает. Покойный батюшка отстранил Меньшикова и поставил Горчакова, но боюсь толку от этого немного. Ни от него, ни от Остен-Сакена. Разберитесь, князь. У вас есть опыт в ревизских проверках, поэтому если вскроются злоупотребления интендантов, то поступайте по нужде. Полномочия будут — закончил император, затянулся сигарой и смотрел, как князь Львов задумчиво наблюдал за танцем отражения пламени свечи в оконном стекле.

М-да, подкинула ему судьба задачу. А он надеялся после войны спокойно заняться сколачиванием бизнес империи, благо знания и возможности были. Сейчас же ему предлагают принять участие в уже фактически проигранном деле. По этому поводу возникало сразу несколько вопросов. Первый — нужно ли все это? Положим, они выкинули союзников из Крыма, что дальше? Что будет, если предположить невероятное, и они победят в этой войне. Как это ни печально, но надо признать, что у англичан есть повод для уверенности в своих силах и своей непогрешимости. Наступал капитализм, их время. Время торгашей, банковских спекулянтов и промышленников. Если обратится к Хантингтону, время торговой цивилизации, в которой новый Карфаген — это Англия. Это их время и они постоянно будут идти на острие прогресса. Чем будет Россия, если победит в этой войне? Во главе капиталистического развития она точно не встанет. Ничего для такого развития Андрей здесь не видел. Но все — же смысл был. Можно навсегда отбить охоту влиять на политику России, и впутывать ее в различные разборки в чужих интересах, давить ее развитие. В политике можно будет идти вслед за Англией, чтобы в нужный момент, когда наступит время, может даже через столетие, спихнуть ее с дороги и выйти вперед. Возможно, тогда не будет жертв двух мировых войн и одной гражданской. Людей, брошенных в топку разборок больших денежных мешков. Это того стоило.

И тогда вставал второй вопрос — зачем это нужно ему? Хотя правильнее сначала ответить на вопрос — зачем он здесь? До этого Андрей полагал, что его перенесло в это время мольбами матушки Екатерины Павловны, но когда перебрался на службу в Петербург, эта версия стала вызывать сомнения. Матушке было бы гораздо приятней, если Андрей остался в поместье. И вот сейчас перед ним представала новая цель, которая вполне могла быть причиной его нахождения в этом времени. Но можно ли изменить историю? Задача предстояла такая, что даже от одних мыслей, мурашки по коже, но как ни странно, он ни на одну минуту не усомнился в своих возможностях.

Там, в уже тускнеющем в его памяти прошлом-будущем он ограничения возможностей чувствовал. Всю жизнь перед Андреем Земновым был предел, который он не мог переступить. Во всех делах. Сначала он считал, что этот предел обусловлен его способностями, но со временем понял, что это не так. Предел был поставлен жизнью, и бесполезно пенять на себя, или на козни других. Тогда он понял мудрость еврейской поговорки — глупый винит других, умный винит себя, мудрый не винит никого. Есть где-то промысел божий, обстоятельства или матрица — как хотите. Андрей научился чувствовать эти ограничения и жить с ними. Здесь ограничений не было. Наоборот, перед ним сейчас открыты все пути, и все возможно. Да, князь Львов готов взяться за это безнадежное дело. Только, Господи, как мало у него времени. Все должно решиться в августе, а значит, меньше четырех месяцев. Да и одним понуканием и контролем над начальством крымской армии здесь не обойтись. Нужно было подумать.

Все эти мысли пролетели в несколько мгновений. Андрей отвлекся от огонька в стекле и словно очнулся.

— Ваше величество, я должен буду только наблюдать за действиями армии, и понуждать начальство к активной деятельности?

Император удовлетворенно кивнул.

— Я вижу, князь, у вас появились какие-то мысли о предстоящих событиях. Считаете, у нас есть шансы победить в этой войне?

— У такой страны как Россия всегда есть шансы победить и в этой войне и в других — начал осторожно Андрей — у нас бывали и худшие времена, но мы всегда побеждали. Для этого нужно лишь напрячь все силы государства.

Александр Николаевич положил в пепельницу недокуренную сигару и печально вздохнул.

— Как Петр, рубить головы и колокола переливать в пушки?

Андрей мысленно чертыхнулся. Да, не готовы здесь впрягаться. Даже когда государство в опасности. Александр просто не желает идти на крайности, а другим и работать из последних сил не за что, нет идеи. Никто не будет стоять ночи у станков, чтобы делать штуцера для армии и студиозы не пойдут проситься добровольцами. Все держится на упорстве армии, которая не желает быть побежденной. Ну, что же, есть и другие варианты.

— Есть и другие возможности, Ваше Величество. Позвольте, изложу?

— Пожалуйте, князь, я слушаю.

— Наше положение не такое критическое, как во времена государя Петра Алексеевича, поэтому нет нужды переливать колокола на пушки — и про себя добавил, а вот по поводу рубки голов, пожалуй, следовало бы — наши враги едины, пока они надеются на скорую победу. Будут ли они так же едины в случае поражений? У нас плохо с финансами, но финансы — это проблема побежденного. Если удастся вывести из войны, скажем Турцию, то контрибуции на какое-то время закроют этот вопрос. По поводу предстоящих действий, то полагаю — одного контроля мало. Наши поражения имеют и другие, естественные причины. Плохое оружие и снабжение. Если бы армия имела возможность биться с врагом на равных, результаты были бы другие, даже при нынешнем руководстве. Считаю, что нужно подготовить сколько-то войск, хотя бы небольшое количество, вооруженных штуцерами и использовать в решающий момент.

Император обдумывал сказанное, и то, что говорил князь, вселяло надежду. Здравые и оптимистичные рассуждения, а насчет подразделений штуцерников первая разумная мысль, которую ему высказали в последнее время.

— Это возможно сделать, однако у нас недостаток штуцеров, и обычных то ружей не хватает. Скольких вы полагали бы вооружить?

— Хотя бы полк.

Александр Николаевич кивнул.

— Полк можно. И какой же? — он посмотрел на Андрея с интересом, видимо считая, что у него есть предпочтения.

— Думаю, кадровые части трогать нужды нет, в них и так скоро будет потребность. Можно вооружить полк из ополчения, например московского подвижного. А лучше отобрать хороших стрелков и из других ополчений. С ними можно отработать новые артикулы, у нас все равно никто не обучен воевать массовой стрельбой на большие дистанции, кроме егерей. Но у них другие задачи.

Император довольно покивал головой. Идея обретала зримые очертания.

— Разумно, а полковником пойдешь ты, князь. Так я буду уверен, что полк зря не пропадет, а ты будешь полковником с полком. Там это важно.

Постепенно разговор перешел на обсуждение подробностей предстоящего предприятия. Они поочередно предлагали идеи, но без дальнейшего развития. Идеи предстояло еще предварительно обдумать. Разговор подходил к концу, однако у Андрея имелась одна мысль, и он не знал, как о ней сказать императору. Слишком уж все походило на прожектерство. Но сказать было необходимо, потому что по порядку, заведенному еще Николаем, все, что касалось армии, от пушек и ружей, до формы барабана, рассматривалось и вводилось в обиход непосредственно императором. Наконец он решился.