Рыцарь малого зла

Слуга снова поклонился, не отвечая.

— Болен?

Еще один поклон. Почти наверняка в глазах насмешка. Он просто не желает отвечать!

— Мне важно знать, что требуется для помощи, понимаешь? — на этот раз на тюрки.

Никакой реакции.

— Арабский знаешь? Ты курд? Аисинган ?

— Банджар , — с очередным поклоном, сообщил тот.

Знать бы еще что за народность и где проживает. Кочевники какие-то на востоке?

Глава 5.

20 августа 1191г. Странный знакомец.

Проводник отвел его за город, прямо в лагерь крестоносцев. Значит не из бывших жителей-христиан, которым возвратили дома. И не граф какой-нибудь. Родовитые жили в собственных домах. Но яркий шатер имелся и возле него торчало парочка типов, очень похожих на пригласившего слугу. Такие же темнокожие туркополы при оружии и целый табун лошадей арабской породы для них требовался. Кроме двух, на которых прибыли с дюжину, не меньше, привязаны. И три крупных жеребца для рыцаря. Значит не из бедных будет. Уже неплохо. Не зря время теряет.

Никто не спрашивал зачем явились, но люди не улыбались с подобострастием, как положено стоящим ниже. На него смотрели, как на пустое место. Сквозь. Кроме парочки у входа остальные продолжали заниматься своими делами. На обеспокоенность самочувствием командира ничуть не походило. Случайно услышанные фразы не добавили к пониманию ничего. Явно не персы, курды, армяне и не арабы с берберами. Такого языка прежде слышать не доводилось.

Джон вошел в откинутый часовым полог и понял, почему никто не волнуется о здоровье господина. С их прошлой встречи широкоплечий белобрысый рыцарь нисколько не изменился. И уж точно не стенает, получив ранение. Вполне бодр и здоров, буквально только что валял проститутку. Пышная, полуодетая девка лежала на шкурах в углу. Хотя кто ее знает, может и не профессионалка, глядя, как засуетилась, поспешно одеваясь, подумал. Мало ли какие обстоятельства.

Хозяин кинул женщине золотую монету и ткнул рукой на выход.

— Всегда к вашим услугам, — пятясь задом, сказала она. — Зовите.

Ничего удивительного. За такие деньги набежит с десяток товарок, покрасивее и моложе. Уж девочку лет двенадцати купить прежде можно было. Теперь, когда перерезали пленных, цены поднимутся.

— Садись, Иоганн, — произнес рыцарь, называя его на германский манер, причем на франкском со странным акцентом, показывая на стол, заставленный блюдами. Что имя знает, как бы не удивительно. Слуга явился не случайно. — Будь моим гостем.

Говоря, он попутно застегнул пояс с длинным ножом. Такие называют скрамасакс. Их часто используют выходцы из Скандинавии и Германии в качестве запасного оружия.

— Помощь костоправа здесь явно не требуется, — ответил Джон строптиво, почти демонстративно положив ладонь на рукоять кинжала. — Что вам угодно, господин? — и пауза с намеком.

— Меня зовут Эгиль Соренсон и я не собираюсь наносить тебе вред, прямо или косвенно. Господом нашим Иисусом Христом клянусь.

Глупо было после такого изображать упрямство. Джон сел на грубо сколоченный табурет, отметив неплохой набор блюд. Хлеб свежий, мясо с овощами, сыр, даже рис с приправами. Его крестоносцы называли сарацинской пшеницей и не очень любили. Когда имелся выбор, предпочитали другие каши. Перед ним стояла приличных размеров кружка и тарелка. Перед хозяином тоже. Он явно собирался на ночь прилично набить брюхо. Почему не подержать.

— Угощайся. Вот это мозги, — подвинул горшочек. — Очень вкусно. Мой повар большой специалист. Вымачивает, потом что-то добавляет, в проточную воду промывать и на бульоне варит. Еще здесь яйца, перец, грибы.

— Вкусно, — согласился Джон, попробовав. Если учесть, что он с утра ничего не ел, приглашение отведать пищи совсем не лишнее.

— Бери еще. Распробуй по-настоящему. И вон печень тоже на тарелку клади. Не стесняйся. Свежайшая, на пару приготовленная с горошком и рисом.

Если привыкнуть к акценту все нормально разбираешь. Не первый и не последний знакомый, коверкающий язык. Иногда в деревнях, находящихся не так далеко друг от друга говорят на ином диалекте. Ничего, привыкаешь к такому быстро.

— Те дураки сами виноваты, — небрежно заявил рыцарь, без перехода, — я видел. Если потребуется, выступлю на любом суде в твою пользу. Да никому это не понадобится. В городе и за ним тысячи трупов. Парочкой больше, парочкой меньше, — он небрежно махнул рукой. — Всех в яму кинут. Наверняка раздели сразу.

— Зачем я тебе нужен? — прямо спросил Джон, прекращая жевать.

Дико было б ждать требования денег. Тем более после обещания. Но ведь зачем-то позвал.

— Скорее, я тебе необходим.

Это и вовсе не лезло ни в какие ворота.

— Научить кой-чему важному. Видишь ли, придется говорить издалека, иначе сложно понять. Ты ешь и пей, а заодно слушай. Вино, кстати из Прованса, а не местная кислятина. Еще римляне виноградники сажали.

— Действительно, приятный вкус, — согласился Джон, налив из кувшина и выпив. Подумал и снова наполнил кружку. Будет чем запивать выставленную вкуснятину.

— Я дан, — сказал рыцарь. — Домашняя легенда говорит, среди предков были викинги, грабившие всех подряд и даже конунг, обрюхативший прабабку. Так или вранье, но когда родился, отец владел крестьянским хозяйством с лошадью, тремя коровами, небольшим участком пахотной земли, куском торфяника и лодкой, чтоб ловить рыбу. Еще свиней держали и гусей. Концы с концами мы сводили еле-еле, поскольку пятеро детей всегда хотели жрать. Именно так, — весело сказал на взгляд Джона, — аппетит у меня в те времена был всегда. Когда забивали порося, такой праздник был, аж пару дней полное брюхо! Мне шел шестнадцатый год, пора жениться, но взять в семью могли только такую же бесприданницу, тем более третий сын и наследство не грозило. Всю оставшуюся жизнь горбатиться на старшего брата? Нет, мы с ним ладили, однако малопривлекательное будущее. Идти в монахи? Увы, не испытывал желания умерщвлять плоть и обходится без женщин. В молодости мечтаешь о другом. Богатство, слава, титул, много красивых баб и все такое. И тут, как будто кто-то услышал мысли. Папа Урбан II призвал освободить святую землю и гроб господень. Как до нас дошел слушок, взял посох и навострился в путь.

Джон медленно положил ложку, глядя на красноречивого. Это было лет сто назад!

— Не выгляжу на свой возраст? — откровенно усмехнулся тот, прекрасно поняв взгляд. — Иногда это серьезная проблема. Находиться на одном месте долго не получается. Даже землю получить не выходит. Рано или поздно люди замечают, что не старею. Непременно найдется кто-то, говорящий про руку дьявола.

— А ты не продал душу? — с подозрением, спросил Джон, ничего не понимая. Он сумасшедший или обманщик? Не живут столько.

— Нет, мальчик. Я не слуга дьявола. Я такой же, как ты и в это главная причина ухода из родного дома.

— Ты о чем? — напрягшись, переспросил Джон.

В голове метались панические мысли.

— О том самом, — широко улыбнулся датчанин. — Иногда рождаются люди, способные съедать чужую боль. На самом деле их не так мало. Просто большинство не понимают, что делают. Мы ведь творим это не сознательно, как дышим или глотаем, но кто-то больше, кто-то меньше получает чужого страдания. У очень немногих развито нормальное усвоение.

— Я не понимаю. О чем речь?

— Ну-ну, не изображай дурака.

— Я не об этом! — решившись, потребовал Джон. Впервые он столкнулся с человеком, который не просто знал, о чем идет речь. Он готов нечто подсказать и не собирается тащить на костер. — Таких много?

— Разве тебе не встречались обожающие причинять увечья другим? Пытать людей без причины? Им приятно от этого. Любой ремесленник, имеющий постоянно дело с мучениями, например, забойщик скота или без причины распускающий руки с женой или детьми, почти наверняка бессознательно получает наслаждение. Возьми профессионального палача — почти наверняка из детей Ночи.

— Из кого? — севшим голосом, переспросил Джон.

— Мы не слуги дьявола, — твердо заявил Эгиль. — Договоров с рогатым не подписываем, душу не продаем. Я хожу в церковь и верю в Господа нашего милосердного и его непорочную мать, — перекрестился. — От святой воды не корежит и получил, — тут он ухмыльнулся, — отпущение грехов от кардинала Гвидо из церкви Сан-Марко. Если мы рождаемся такими, значит это нужно Ему!

Оба перекрестились совершенно машинально.

— Ешь, — позволь быть добрым хозяином.

Джон машинально положил в тарелку новую порцию мозгов из горшочка и отправил в рот ложку.

— Вкусно?

— Да. Но я б хотел...

— Я знаю. Это просто название, — помолчав, произнес, — чтоб отличать таких от обычных. Боль — это тьма. Но мы избавляем от нее, а значит делаем светлое дело, чтоб не болтали невежественные...

Джон невольно отметил странное для воина слова. Слишком уж умный.

— ...людишки. Никакой магии, с призывами демонов и прочей ерунды. Облегчаем мучения. Понимаешь?

— Спасаем, избивая родичей?

— Только не говори, что в детстве не прибил пару собак. А в больнице не кормился на чужих страданиях.

Джон невольно отвел глаза.

— Вот для этого и требуется помощь, чтоб научить держать себя в узде. Ты ведь явно умеешь много больше любителя распускать руки. Я видел, там у больницы. И как ты убил первого тоже. Пустой рукой? Нет, мальчик. Ты прикончил его силой, взятой у других.

Он вытащил из ножен скрамасакс, и пальцами, не показывая усилий, принялся скручивать лезвие. В какой-то момент оно не выдержало и с жалобным лязгом сломалось, но кольцо вышло впечатляюще. Что это не факирский фокус Джон знал сразу, разглядев тонкую, хорошо знакомую дымку. В датчанине он до сих пор ничего не видел, но сейчас рассмотрел. И когда тот передал ему останки неплохой стали уже не удивился.

— Видел силу?

— Да.

— Только сильные Дети Ночи на это способны, — с каким-то удовлетворением, произнес Эгиль. — Внимательно смотри и показал нарочито замедленно на обломке прежний фокус. — Работают не пальцы, твоя внутренняя энергия перетекает. Можешь не бояться обнаружить себя перед обычными людьми. Но с ней нужно обращаться осторожно. Брать и отдавать со смыслом, не привлекая излишнего внимания. Особенно, когда мечтаешь кого со света сжить. Это легко и никто не определит причину смерти, нужно всего лишь остановить сердце, сжав его. Достаточно касания к голой коже.

Джон невольно отодвинулся от протянутой руки. Эгиль усмехнулся.

— Этому приходится учиться, но может в будущем пригодится. А пока копи и зря не трать. И тогда ты будешь жить долго. Очень долго. Не старея. Это возможно.

В голове у парня шла бешеная работа, хотя с виду он лениво ковырялся в остатках пищи. Учитель как-то сказал: там, где человек не видит угрозы своей выгоде, он легко способен быть и честным, и гуманным. В чем корысть дана? Зачем тому нечто дарить просто так. В щедрость без причины не верил. Не приходилось прежде сталкиваться. Все и всегда нечто выгадывают. Даже подавая милостыню нищим стремятся получить одобрение от бога. А здесь вдруг — бери. Почему тогда не подошел сразу, еще в больнице? Стоял, смотрел и молчал. Не похоже, что такой способен растеряться от неожиданности. Что-то ему надо и сильно. Разобраться бы, прежде чем увязнет по шею. Значит, что? Никаких обещаний служить. Ни в коем случае. А взять все возможное, почему нет.

— Ты, действительно был в первом походе? — помолчав спросил Джон.

— О, да! Опоясанным рыцарем я стал уже в Иерусалиме. Сам Роберт Фландрский оценил оказанные ему услуги. А вначале шел с обычными мужиками, поскольку и сам один из них. Вместо копья — палка с наконечником от косы, дубина замещает меч и боевой молот. Мы шли за Петром Отшельником и по дороге грабили всех подряд. Без разбора. Христиане или мусульмане, католики или ортодоксы, какая разница! Кушать надо? Зерно, скот, вино или что-нибудь еще вкусное отбиралось без зазрения совести. Ведь мы шли освобождать Иерусалим, имеем право!

Он говорил неспешно и не похоже, что испытывал некие сильные эмоции. Будто о ком-то другом повесть вел. Может через сотню лет все это смотрится иначе? Спокойнее и воспоминания не вызывают ничего. Тогда Джон не прочь тоже позабыть кое-что неприятное из прошлого.

— Кстати, по дороге понял одну вещь. Нельзя просто забрать боль. У меня был приятель, стерший ноги. Хотел помочь и в результате он шел и шел, не замечая проблемы, пока не умер от горячки из-за почерневших ран. Он не думал, что нечто серьезное, ведь никакой боли. А ведь из самых лучших побуждений старался! Спасать людей надо тоже с умом. Ты ешь, — разговор будет долгий.

— Спасибо. Сыт.

Беседа была гораздо интереснее еды, да и не хотелось больше. Приятное тепло из желудка идет. И его разросшийся до огромных размеров клубок силы в солнечном сплетении реагирует положительно, давая хорошее настроение.

— Ну еще чуток. Печень тоже неплоха. Запьем, — поднимая кружку, провозгласил. — Так о чем я... Ага, вырезали нас чуть не поголовно под Никеей. Но новые все шли и шли. Ничего похожего на нынешний поход. Тогда кроме настоящих воинов множество простолюдинов двинулись на святую землю. Конечно, объединялись. Имея командиров и общий котел все легче. И мы, тафуры, презирали знать, а те, в свою очередь, норовили использовать в качестве убойного мяса. Мы шли на стены первые и в бой тоже.

— И под Маарой был? — заинтересовался Джон.

Об этой истории он слышал еще в детстве. А потом прочитал в книге Усамы Ибн Мункыза. Мусульмане могли и приврать, но даже христиане не пытались отрицать.

— Город взяли в декабре, — спокойно объяснил Эгиль. — Продовольствия в Мааре почти не было, а окрестности разграбили еще во время осады. Армию надо было кормить, а Боэмонд не собирался делиться едой с простолюдинами. Петр Отшельник прямо благословил на случившееся, сказав: 'Разве вы не видите везде вокруг себя павших турок? Это прекрасная еда, если ее пожарить и посолить'.

Рыцарь посмотрел как-то странно.

— Да, мы их ели. Для большинства они так и остались кусками мяса, которым набивают брюха. Для таких, как ты и я, подобные блюда совсем иное. Мы поднимаемся на новую ступень. Высшую. У меня вышло случайно.

Джон неверяще перевел взгляд на тарелку с остатками пищи. Потом с подозрением посмотрел на датчанина.

— Да, — серьезно кивнул тот. — Ты правильно понял.

Парень вскочил, опрокидывая стол и кинулся к выходу. Снаружи он упал на колени, принявшись блевать. При этом не волновали шуточки смуглых слуг, наблюдающие за его рвотой. Выворачивало наизнанку, вплоть до последних остатков, пока не пошла одна кислота на его судорожные усилия. Стоя на карачках он увидел ноги и сразу за этим зазвучал голос Эгиля, произносящий нараспев торжественно:

— 'Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие' . Мы все едим плоть его. Это не мои слова и не дьявольский соблазн.