Конечно, отправлять столь ценного кадра под пули идея так себе. Но с другой стороны, в Сто втором доброй половине бойцов по-хорошему стоит выписать "бронь" с категорическим запретом на участие в боевых действиях. Вот только молодые папуасы и тенхорабиты воспримут подобное как урон своей мужской чести — здесь вам не моя родная ельцинская Россия, где "откосить" от армии норма. А на государственные интересы, требующие беречь набравшихся опыта мастеровых, им всем плевать: главное, не выглядеть в глазах товарищей трусами.

Ипаль моментально, пока Сонаваралингатаки не передумал, испарился — только его и видел. А я, с трудом запихав в себя пару клубней печёного коя, вынужден был вновь предаваться тягостному ожиданию, мрачно взирая с холма на тянущиеся вглубь острова вереницы беженцев: население города было оповещено об опасности и необходимости уходить ещё с вечера, но по темноте мало кто рискнул отправиться в путь. По плану эвакуации они должны двигаться в юго-восточные селения Хона и во внутренние районы Вэя, но куда понесёт моих папуасов на самом деле, оставалось только догадываться....

"Что?" — переспрашиваю гонца, одновременно пробуя читать короткую записку. Как полагается, она от имени Кинуя, хотя и написана кем-то из ополченцев — в Сто втором грамотность практически поголовная. Даже командир цаба способен накарябать собственное имя. Но на этом, правда, его умения и заканчиваются.

-Чужаки в Вабу-Тону — повторяет посыльный, парнишка лет двенадцати — Идёт бой. Сонаваралингатаки — добавляет запоздало.

-Подробнее — приказываю.

Увы, ничего сверх того, что несколькими фразами было обрисовано в записке, подросток сказать не смог: сразу после полудня, то есть, часа полтора или два назад, на окраине лежащего в полусотне "перестрелов" от Цитадели селения появились одетые в серо-зелёную форму люди, в которых Ипаль Шитферу мгновенно опознал соплеменников. Почти сразу же началась стрельба. Юного Сонго, крутившегося возле солдат вместе с остальными воспитанниками местного Мужского дома, "послал с этой бумагой плешивый дядька со шрамом на лбу и без половины левого уха" — внешность Кинуя в описании паренька получилась узнаваемой.

-Можешь отдыхать — говорю мальчишке.

Тут же распоряжаюсь: "Тагор, перекрывайте с оставшимися "пану макаки" и "регои-макаки" переправу через Алуме". Ополченцев и вторую роту армейцев я мысленно похоронил. И, похоже, уже нужно сматываться в сторону Тенука, готовить эвакуацию таками с детьми в Сонав.

Впрочем, пока можно не торопиться: уйти окольными тропами всегда успею, а тюленеловы отнюдь не сверхчеловеки, способные неутомимо маршировать сутками напролёт, разгоняя ссаными тряпками толпы папуасов — вчера за полдня, например, прошли всего-навсего несчастных десять километров от Нового Порта до дорожной развилки. Сегодня, допустим, доберутся до северного берега Алуме, до вечера, надеюсь, провозятся с форсированием реки.

Проклятье, Ипаль утащил бинокль, и теперь в попытках разглядеть, что происходит возле Вабу-Тону, приходится довольствоваться собственными глазами. Теперь, когда было ясно, куда смотреть и чего ждать, сразу же обнаружилось несколько столбов дыма над хижинами обороняемой деревни — с дальнего конца, даже с сигнальной вышки не видимого за гребнем холма. А на обращённой в сторону Мар-Хона окраине селения идёт какое-то шевеление, мало различимое невооружённым глазом: скорее всего, уходят женщины с детьми и старики. Чисто теоретически, ещё два дня назад все старосты и вожди в зоне возможных боевых действий (то есть от Тин-Пау до северного Кесу) получили распоряжение готовить некомбатантов к эвакуации, а вчера, когда стало ясно направление движения чужаков, во все деревни вдоль дороги от Нового Порта до Мар-Хона и от Мар-Хона до Тенука разослали гонцов, передавших мою настоятельную рекомендацию уводить людей с пути тюленеловов. Но как обычно, папуасы начинают шевелиться в самый последний момент.

Напряжённо всматриваюсь в направлении Вабу-Тону: количество пожаров быстро нарастает — в невидимой отсюда северной стороне их уже столько, что в воздухе стоит сплошная завеса дыма. Ага, теперь начинает гореть и в южной половине селения.

"Сонаваралингатаки" — отвлекает меня от созерцания картины разрушения воин-"макака" — "Корабли чужаков пошли от Нового Порта к устью Алуме и плюются дымом и огнём".

Подымаюсь на сигнальную вышку: так и есть, палеовийские "Далекоплывущие" медленно движутся вдоль береговой линии, изредка посылая снаряды куда-то в район дороги, связывающей Новый Порт с Мар-Хоном. Впрочем, проползя по зыби залива несколько километров, чужеземцы застопорили машины, продолжая, однако, обстреливать понятную только им цель. Так они простояли добрых пол-"стражи". А потом вдруг резко повернули, прекратив огонь, и быстро двинулись обратно к причалам с одиноко торчащим транспортником.

От гадания на тему "что же значат все эти телодвижения" меня отвлек гонец от Кинуя. Разворачиваю очередной лист бумаги: отставник-"макака" рапортует о блестящей победе. Подробностей немного: на окраину Вабу-Тону ворвался отряд чужеземцев, по которому сразу же открыли огонь из имеющихся в распоряжении его бойцов кремневых ружей, затем сошлись с тюленеловами в рукопашную. Ну а дальше бой перетёк в достаточно хаотичную свалку, расползшуюся практически на всё селение. Некоторое количество палеовийцев вырвалось из ставшей ловушкой деревни и разбежалось по окрестностям — их сейчас преследуют несколько групп добровольцев. На момент составления рапорта уничтожено девяносто два врага, два десятка взято в плен. Наши потери: убито тридцать шесть "регоев-макак" и сто пятнадцать ополченцев, тяжело ранено — девять и сорок семь. Также погибло около двадцати мирных жителей. Выгорело полсотни хижин, ещё десяток продолжает гореть, но новых пожаров нет, а полыхающие успешно тушатся.

Как-то даже не верится в столь убедительную викторию. Но оснований сомневаться в написанном нет — это на словах папуасы могут весьма вольно обходиться как с числом побитых и пленённых врагов, так и с собственными потерями, а вот на бумагу, заносить предпочитают информацию сугубо правдивую. Что вполне объяснимо: письмо туземцы наделяют магическими свойствами, а с колдовством шутки плохи.

"Идём в Вабу-Тону" — командую своим телохранителям. Пара "макак", исправно повторяющая за мною все перемещения по Цитадели, согласно пожимает плечами.

На переправе к нам присоединяется Тагор с десятком бойцов — известие о победе уже успело распространиться, но последний приказ никто не отменял, и почти четыре сотни папуасов по-прежнему торчат вдоль берега. Правда, многие уже расслабились: сидят кучками, жуют смолу да ведут неспешные беседы. Только "пану макаки", подчиняясь вбитой годами службы дисциплине, не поддались общему настрою — большая часть их отдыхает, конечно, но караульные исправно наблюдают за противоположным берегом. Тузтец напоследок отдаёт несколько коротких распоряжений насчёт бдительности.

Вблизи учинённый воюющими сторонами разгром не такой уж и сильный — на пути от окраины селения к Мужскому дому попалось только две сгоревших хижины. Впрочем, в центре деревни следов недавнего боя оказалось намного больше: на северный конец уходила, причудливо извиваясь, длинная выгоревшая полоса, в стенах местного центра образования и просвещения зияли огромные дыры вырванной соломы. Деревянные опорные столбы испещрены отметинами пуль.

Вдоль правой стены на голой земле лежали в несколько рядов тела убитых — палеовийцы в грязно-зелёной форме, наши солдаты-регуляры в серой, из некрашеной ткани, ополченцы в папуасских набедренных повязках и робах мануфактурных рабочих.

Кинуй нашёлся тут же: весь перевязанный, но вполне себе живой и даже бодрый. Командующий "регои-макаками" молоденький летинату, выпустившийся из Обители Сынов Достойных Отцов полгода назад, был не менее бодр, чем бывалый воин, и, в отличие от него, даже практически не ранен.

А вот Ипаль Шитферу оказался очень плох: очередь из автомата соплеменника превратила его живот в кровавое месиво. Бывший подлейтенант смотрел вверх мутными, невидящими глазами. По левой щеке, обращённой ко мне, катились не то капельки пота, не то слезинки. Помочь молодому палеовийцу я ничем не мог: ни вохейская, ни тем более папуасская медицина подобные ранения не лечили.

Пожилой ополченец-вохеец, ухаживающий за раненными, заметив, направление моего взгляда, сказал: "Не жилец. Ему сонного отвара дали, чтобы не мучался. Но всё равно видно, что больно". В голове ничего, кроме досады: жаль, конечно, молодого тюленелова, но это относится скорее к преждевременной порче полезного инструмента, а не к живому человеку.

Пленные палеовийцы сидели на корточках рядом с трупами своих менее удачливых товарищей под надзором десятка "макак". Особого интереса они не представляли, куда более занимали меня подробности столь неожиданной победы. Кинуй и летинату Ванугоку поспешили удовлетворить любопытство Сонаваралинги-таки.

Ожидая чужеземцев, командиры договорились, в нарушение всех распоряжений и наставлений, что огнестрел регуляры Ванугоку передадут ополченцам — что вполне обоснованно, учитывая намного лучшее с ним знакомство мастеровых с оружейных мануфактур в сравнении с прослужившими всего несколько месяцев солдатами. В общем, когда тюленеловы несколько неожиданно ворвались в селение, встретил их довольно меткий ружейный огонь. Ну а после пары залпов дело перешло в рукопашную, рассыпавшуюся на кучу мелких стычек. Здесь уже в основном пришлось поработать солдатам — орудовать копьями, кинжалами и боевыми топорами большинство папуасов училось в Мужских домах или у опытных родственников. Впрочем, ополченцы от них не отставали.

В ближнем бою превосходство туземцев в численности в итоге перевесило наличие огнестрела у палеовийцев: тюленеловы успевали сделать всего пару-тройку выстрелов, а потом их рубили скопом в морскую капусту. В этом кровавом веселье отличился Ипаль. Собрав под руку пару десятков ополченцев и армейцев, он принялся методично выбивать мелкие группы врагов — бойцы топорами и копьями прикончили первую кучку одетых в серо-зелёную форму чужаков, а затем экс-подлейтенант из трофейных автоматов стал выкашивать следующих одиночных противников и мелкие группы, пока тех отвлекала группа поддержки с холодным оружием.

Оставалось только гадать, почему палеовийцы действовали столь идиотским образом, в нарушение собственного армейского устава и элементарного здравого смысла впёршись в деревню: им достаточно было просто чуть задержаться, не доходя до окраины селения, выслать разведку, которая бы быстро установила наличие противника, а уже потом с расстояния в три-четыре "перестрела" методично выкашивать птенцов (на орлов ребятишки не тянут пока) Ванугоку и подопечных Кинуя. При подобной тактике наши потери возросли бы в несколько раз, а у тюленеловов упали до нуля. Увы, спросить пленных пока не представляется возможным: единственный знающий язык Северного архипелага без сознания при смерти, а среди двадцати захваченных солдат-колониалов не обнаружилось ни одного понимающего вохейский.

В общем, благодаря неосторожности нападавших, победа осталась за защитниками Вабу-Тону. Размен одного вооружённого скорострельным нарезным оружием на двух с "холодняком" или мушкетом совсем недурной результат. Ипаль, кстати, по словам сопровождавших палеовийца папуасов, словил очередь в живот уже на излёте боя, от какого-то испуганного недомерка, который после выстрела бросил автомат и поднял руки. Того, мстя за импровизированного командира, бойцы, разумеется, прибили тут же на месте.

Возле местного Мужского дома толпа немалая: оставленные в селении "регои-макаки", добрая половина ополченцев из Сто второго цаба, местные — не то не убежавшие при известии о злобных пришельцах, не то успевшие вернуться, прознав каким-то образом об исчезновении опасности. Как-то само собой мой визит перерастает в санкционированный задним числом митинг с Сонаваралингой-таки в роли главного ведущего.

"Славные сыны Пеу-Даринги!" — начинаю громко выкрикивать свою речь, тут же понимая, что среди слушателей не один десяток принадлежит отнюдь не к коренному населению острова. Но никаких звучных и более-менее коротких обозначений для тузтских наёмников и тенхорабитов самых разных национальностей на ум не приходит, потому продолжаю, как ни в чём ни бывало: "Ваша храбрость и твёрдость духа одолели ужасное оружие чужеземцев! Духи Предков взимают на вас с Той Стороны с гордостью и одобрением! Мы одержали славную победу, достойную великих мужей прежних времён!"

Разоряюсь ещё минут десять, постепенно от праздника победы переходя к суровым будням и необходимости добить проклятых тюленеловов, утопить их в море, а также к тому, что нечего расслабляться до окончательного разгрома и изгнания врага с нашей земли. Публика правильно поняла посыл: Кинуй с Ванугоку отдали несколько коротких распоряжений, и десятники-отделенные и полусотники-взводные принялись командовать. Вскоре на центральной площади Вабу-Тону остались только часовые, сторожащие пленных, да раненные и медперсонал.

Гонец от Шатвиша браво рапортовал. А чего не иметь бодрый и подтянутый вид, коль сообщаешь начальству приятные известия: противник очистил дорогу Мар-Хон — Рудники, минимум до уже знакомой по предыдущим депешам "вышки номер шесть"; в плен взяли, в дополнение к захваченным в Вабу-Тону, четыре десятка палеовийцев, убитых врагов командующий сводными силами тузтец насчитал больше сотни, а по окрестным полям и перелескам продолжают находить и уничтожать всё новых тюленеловов из числа разбежавшихся. В письме же, написанным туземным адъютантом иноземного специалиста, содержалось подробное описание прошедшего боя и некоторых предшествующих ему событий.

Ночная попытка "пощупать" агрессоров окончилась безуспешно: Гоку во главе семи десятков отобранных добровольцев и проводников из жителей селения подошёл почти вплотную к расположению пришёльцев, но те оказались предусмотрительными и соорудили примитивную охранную сигнализацию из каких-то навешанных жестянок. Я предположил про себя, что, скорее всего, в дело пошли консервные банки из походных армейских рационов — поллитровые цилиндры вполне привычного землянину двадцатого века вида мне доводилось лицезреть и среди захваченных с "Далекоплывущим" трофеев.

Поднятый неосторожными бойцами лязг перебудил палеовийцев, и те начали палить в тёмну ночь, как в копеечку. Потерь у нас, в общем-то, не было — "макаки", преобладающие среди участников ночной вылазки, неплохо натренированы на разного рода ситуации при боестолкновениях с вооружённым огнестрелом противником. Потому они попадали наземь и отползли на безопасное расстояние. Несколько задетых по касательной пулями и получивших синяки — вот и всё.

Единственный плюс в неудачном ночном нападении, пожалуй, что тюленеловам не удалось толком выспаться. Ну, по крайней мере, Шатвиш на это надеялся. Как там обстояло на самом деле, оставалось только догадываться. А вот большинству наших бойцов удалось перед грядущим боем неплохо отдохнуть — прямо на позициях, занятых по обе стороны мархонской дороги.