Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Как становятся предателями (Хрен С Горы-3). Основной файл


Опубликован:
18.11.2020 — 20.12.2022
Аннотация:
Третья часть "Хрена С Горы". Как следует из названия, предателей будет много - каждый со своей судьбой и своими мотивами.
 
↓ Содержание ↓
 
 
 

Как становятся предателями (Хрен С Горы-3). Основной файл



Как становятся предателями



(Хрен С Горы-3)


— Я вовсе не предатель, — с достоинством произнес бывший шпион, которого носят с собой. — Я просто перешёл на сторону сильных и справедливых.

С. Ярославцев "Экспедиция в преисподнюю"


Глава первая


В которой герой узнаёт, что один из подчинённых бравого палеовийского капитана частично выполнил его угрозу, другой неожиданно оказался хитрее, чем можно было предположить, а господин вохейский посол упрочнил свою репутацию.

Летинату Патихики стоял предо мной навытяжку, боясь пошевелиться. Мундир, чей дизайн внаглую стырен с палеовийской формы, сидел на молодом офицере как влитой, коричневые глаза, миндалевидные, как у доброй половины папуасов, вытаращены навыкат. По щеке течёт струйка пота, затекая за воротник, однако мой подчинённый старательно игнорирует проистекающее от того неудобство. Но, несмотря на полное соответствие внешнего вида недавно введённому "Временному Уставу", лейтенант заметно нервничает. Будь его воля, выпускник Обители Сынов Достойных Отцов предпочёл бы вообще оказаться подальше от великого и ужасного Сонаваралинги-таки. Я же молчал, думая свои мысли, в которых судьба покрывающегося сейчас холодным потом начальника тинпаусской тюрьмы для пленных тюленеловов находилась далеко не на первом месте. Если честно, сейчас меня меньше всего заботил вопрос: награждать героя недавнего захвата вражеского корабля или, наоборот, обрушить на него лавину начальственного гнева.

Но поскольку порядок есть порядок, начать стоило с неприятного — для бедолаги Патихики. Вашему покорному слуге то "снимать стружку" с подчинённых дело привычное. Причём я ведь не зверь какой-то — "огребаются" у меня исключительно за реальные прегрешения. В данном случае, конечно, главный "грех" отнюдь не на юном лейтенанте. Комендант тюрьмы только способствовал ему, причём отнюдь непреднамеренно. Но вину свою чувствует, паршивец — и хорошо хоть хватило ума самому покаяться Сонаваралинге-таки в допущенной служебной халатности, приведшей к весьма неприятным последствиям. И, судя по всему, совершенно правильно понимает, что успех в одном отнюдь не снимает с него вины за другое. Потому как то, за что Патихики следует похвалить, или даже наградить — всего-навсего результат добросовестного выполнения им своих должностных обязанностей. А допущенный промах проистекает из слишком вольного понимания службы.

Признаться, обе новости, сообщённые в последнем письме летинату, привели меня в изрядное замешательство. Так что пару дней пришлось потратить на обдумывание. Благо, время на это имелось — ибо произошедшее не требовало принятия срочных мер.

Бравый до борзоты капитан "Далекоплывущего" во время моего первого с ним знакомства обещал поиметь в разных позах всё население Пеу-Даринги: от бойцов тинпаусского гарнизона, пленивших его с командой, до местного правителя (пол коего тюленелов в тот момент не знал).

Но если господин Игдай Дагбу попусту сотрясал воздух, подлейтенант Ипаль Шитферу предпочёл действовать. Впрочем, сугубо гетеросексуальная ориентация, несломленная многолетним пребыванием сперва в палеовийском аналоге нахимовского училища, а затем и во "взрослом" офицерском учебном заведении, налагала ограничения в выборе объектов, в отношении коих молодой механик мог претворить в жизнь угрозы своего командира. А нахождение в "спецзаведении для иностранных гостей" ещё больше сужало круг возможных жертв — до одной единственной.

Да и то, здесь на помощь заключённому пришёл Патихики, вздумавший привлечь, по папуасской извечной моде, в качестве тюремного персонала свою двоюродную сестру, которая с родителями обитала в Мар-Хоне. Изначально моими планами никаких женщин в обслуге пенитенциарного учреждения не полагалось. Но кто-то же должен кормить и обстирывать как заключённых, так и охрану. Вот лейтенант и пристроил родственницу, которая, кроме обязанностей прачки и кухарки заодно ещё секретарские функции при нём выполняла — благо письму и чтению научилась в мархонской школе, а вохейский худо-бедно усвоила в общении с чужеземными торговцами и мастерами.

Обнаружившиеся среди палеовийцев тенхорабиты стали первыми, но далеко не единственными из пленных, согласившиеся сотрудничать с нами: когда сидишь в тесной и вонючей камере, а твои товарищи получают свободу передвижения в обмен на согласие помочь дикарям разобраться с техникой и оружием, волей-неволей начнёшь задумываться — а не послать ли к морским чертям присягу и верность Родине. Моим распоряжением посещать оставшихся в тюрьме сослуживцев с гостинцами с воли Токиту и Утдаю не препятствовали — не больше пары раз в неделю, принося с собой чисто символическое угощение. Как результат, ещё трое моряков решились перейти на сторону добра.

Остальных из рядового состава же как-то само собой стали привлекать к разного рода работам, чтобы не сидели задарма. А в качестве поощрения Патихики обеспечивал им дополнительный паёк. Причём не возбранялось пленным, к тому времени освоившим папуасский язык на уровне "я копать — ты давать еду", подрабатывать дополнительно в частном порядке — главное, чтобы с охраной делились. В общем, атмосфера в тюрьме воцарилась довольно расслабленная. Разве что офицеров держали более-менее в строгости, по-прежнему регулярно дёргая на допросы и не выпуская лишний раз даже на прогулки.

За одним исключением: с Ипалем Шитферу свежеиспечённый лейтенант предпочитал беседовать самолично и довольно часто. Долгие годы хозяева натаскивали двух щенков на врагов своих государств, но когда те столкнулись друг с другом, любознательность взяла верх над недоверием и вбиваемыми в юные головы представлениями о долге. Какое-то время ушло на обычные при знакомстве с чужаками ритуальные телодвижения и "взаимные обнюхивания", но как-то само собой общение молодых офицеров, незаметно для них самих, превратилось из вопросов-ответов по утверждённому начальством списку в непринуждённые разговоры обо всём на свете: от палеовийской техники до туземных приёмов рыбалки и от сравнения нравов, царящих в закрытых училищах Пеу и Эрехеэ, до обсуждения девиц, с коими доводилось общаться обоим собеседникам.

И также естественно, на правах присутствующей на допросах секретарши, к дружеским беседам между новоявленными приятелями подключилась кузина Патихики по имени Мигарими. Ну и в условиях послабления режима содержания от посиделок втроём оставался всего один шаг до общения палеовийца с девушкой наедине.

Вот что значит — оставить моих папуасов без присмотра. У меня дел государственных выше крыши, у Тагора с Шонеком — Обитель Сынов Достойных Отцов. В общем, "птенцы гнезда Сонаваралингова" оказались предоставлены сами себе. Просто удивительно, как при царящих в тюрьме расслабленности с благодушием пленные не ухитрились устроить массовый побег с освобождением находящихся на "строгаче" офицеров. Уж точно это не заслуга Патихики. Такое ощущение, что для рядовых тюленеловов находиться в плену, особенно когда им стали позволять шляться по Тин-Пау с окрестностями в поисках подработок, было, чуть ли не лучше, чем служить родному Палеове. А что — от хреновой кучи работ по обслуживанию изношенного корыта избавлены, от вахт, наказаний со стороны командиров — тоже; под ногами — не качающаяся палуба "Далекоплывущего", а твёрдая земля; кормёжка состоит не из надоевших консервов, окаменелой солонины и потерявших вкус сухарей и каменных галет, а из свежих корнеплодов с прочими овощами да рыбы. Что до Ипаля Шитферу, то его поведение, как понимаю, определял возрастной спермотоксикоз: какая, на фиг, свобода, когда есть доступ к женскому телу....

Пауза, кажется, несколько затянулась....

-Давай сюда эту твою родственницу, пострадавшую от коварного соблазнителя — распоряжаюсь Патихики.

Девица как девица — молодая, смазливая. Живот ещё не выпирает. Чем-то на Таниу похожа. Так, наверное, моя бывшая любовница лет пятнадцать или двадцать назад могла выглядеть. И, что самое характерное — на невинную жертву совращения не сильно похожа. Ещё не известно, кто кого в этой парочке соблазнил.

"Значит, ты и есть Мигарими?" — спрашиваю, придавая голосу максимум суровости.

"Да, Сонаваралингатаки" — пищит девица совсем тихо, потупив взор в пол.

"Ты понимаешь, что опозорила весь народ Пеу-Даринги?!" — повышаю голос. Кузина лейтенанта молчит недоумённо и испуганно. А я продолжаю: "Твои предки на Той Стороне сейчас плюются от отвращения! Лечь под грязного тюленелова! Они убивали наших людей! А ты!!!!" — обрываю патетическую речь на полуслове. Переведя дух, говорю: "Свободна. Ведите этого... Ипаля".

Да уж.... Одного взгляда на палеовийца достаточно понять: кто тут коварный соблазнитель, а кто — несчастная жертва.... Интересно, у него хоть женщины до молодой папуаски были? Хотя, вряд ли в момент самого соблазнения кто-то из этой парочки чувствовал себя несчастным.

Долго и пристально разглядываю чужеземца. Тот уже в курсе, кто такой Великий и Ужасный Сонаваралингатаки, потому заметно нервничает под моим взглядом. В принципе, можно понять, почему завязалась дружба между пленным лейтенантом и его тюремщиком, равно как и случившийся роман с Мигарими. Тёмно-кофейного цвета лицо палеовийца не обделено признаками интеллекта. И хоть не по себе парню стоять перед самым жутким типом среди местных дикарей, но старается не показать страха. В общем, приятный молодой человек.

Если честно, даже какую-то жалость к тюленелову ощутил. И тут же начинаю гнать её прочь: прости, мальчик, ты, наверное, хороший, но у меня целая страна, которую нужно готовить к вторжению твоих соотечественников. И вообще, будешь в следующий раз думать, прежде чем кого-нибудь "ипать".

"Ты обесчестил дочь Пеу-Даринги" — мрачно начинаю речь — "За это полагается наказание. И тебе, и беспутной девке". Надо же: похоже, щенок больше боится за подружку, чем за самого себя — вон как дёрнулся когда речь о ней зашла. Значит, от этого и будем танцевать.

"Она отдалась врагу своего народа" — продолжаю — "Оскорбила предков и духов-покровителей" — эффектная пауза для нагнетания обстановки.

-Господин, Мигарими не виновата! — выпалил испуганный палеовиец — Это всё я!

-Похвально — говорю — Что ты, как настоящий мужчина, готов взять всю вину на себя. Вот только подруга твоя сама во всём призналась, что добровольно с тобой блудила. Так что наказывать придётся вас обоих.

-Я готов принять любое наказание, господин, только не трогайте Мигарими! — с горячностью говорит Ипаль.

-Любое, говоришь? — усмехаюсь уголками губ.

-Любое! — подтверждает подлейтенант с мрачной решимостью.

-Вот тебе моё наказание — и добавляю, стараясь выговаривать как можно чётче, пару фраз на вохейском.

Тюленелов смотрит на меня с ужасом. Извини, парень, понимаю, что поступаю с тобой жестоко, и виноват ты только в том, что случайно впутался в политические игрища взрослых дядь. Но у меня целая страна, которую нужно защищать. А у тебя всего лишь любовь-морковь.

-Даю тебе на раздумье времени до завтрашнего рассвета. Не примешь моё предложение, твоя подружка пойдёт на корм крабам. Уведите его.

-Сонаваралингатаки — обращается ко мне Патихики, когда мы остались одни — Ты действительно готов казнить мою сестру, если тюленелов не согласится предать свою страну?

-Да — отвечаю своему лейтенанту. И понимаю в этот момент, что готов в данный момент на всё, вплоть до убийства девчонки, всего-навсего оказавшейся слабой на передок.

И добавляю: "По-хорошему стоит тебя убрать с места начальника тюрьмы. Да заменить некем. Остальные ничем не лучше. Ты-то хоть уже прибрёл какой-никакой опыт. Ну и после своего промаха, надеюсь, будешь впредь осторожнее и ответственнее". Молодой сунуле молчит, виновато насупившись. А я продолжаю: "Скажи спасибо, что Шитферу воспользовался твоей безалаберностью всего лишь, чтобы обрюхатить твою сестру. А если бы он захотел сбежать? Да задумай он такое, не только сам бы бежал, но и всю команду бы освободил. И корабль свой вполне мог бы отбить. Так что принеси жертву духам предков в благодарность за то, что он такой же сопляк, как и ты, и думает только о девках. На будущее: строгость содержания пленных усилить, чтобы тюленеловы не шлялись почти свободно по Тин-Пау и окрестностями. А о повышении в должности можешь забыть на ближайшие пять дождей".

В принципе, лейтенанту этой нотации вкупе с перспективой казни родственницы вполне достаточно. Потому перехожу ко второму пункту: "Давайте тащите сюда Айтота Тари. При допросе разрешаю применять к нему силу, если вздумает запираться".

Старший штурман "Далекоплывущего" был доставлен буквально через пару минут в сопровождении широкоплечего бойца из "макак". Патихики занял обычное "следовательское" место за столом, тюленелова усадили тычком на табуретку напротив, охранник стал у него за спиной. Я же пристроился сбоку на лавке.

"О чём ты, Айтот Тари, говорил четыре дня назад с посланником Повелителя Четырёх Берегов Великого Вохе господином Мудаей-Хитвой, посетившим тебя?" — задаёт первый вопрос лейтенант. Палеовиец долго молчит, потом выдаёт: "Он спрашивал о том, не слишком ли стеснённые условия в тюрьме".

-Это был пятый визит вохейского посла сюда. И четвёртый разговор между вами. И всё время обсуждали только условия, в которых вы здесь содержитесь?

-Ну... не только — осторожно отвечает тюленелов.

-О чём ещё? — не повышая голоса, продолжает выпускник Обители Сынов Достойных Отцов.

Штурман молчит.

"Может быть, о том, чтобы посол передал некое письмо?" — бросает лейтенант в лицо палеовийцу, подавшись вперёд через стол — "Вы с Мудаей-Хитвой думали: дикари глупые, как дети малые. Ошиблись! Все ваши разговоры с послом внимательно слушали люди, знающие вохейский. И нам прекрасно известно, о чём вы там говорили. В том числе и о содержании письма. От тебя, тюленелов, требуется, чтобы ты сейчас повторил, как можно подробнее, о чём шла речь".

Повинуясь моему сигналу, боец-конвойный резким махом руки снёс штурмана с занимаемого им стула, потом рывком поднял палеовийца на ноги и нанёс серию чувствительных, но не очень опасных ударов по корпусу.

"Это, чтобы ты понял, что никто с тобой шутить не будет" — пояснил Патихики пленному — "Ты должен понимать: ты скажешь всё, что нам нужно. И только тебе самому выбирать: начать говорить сейчас и добровольно, и сохранить в целости здоровье, или же заговорить чуть позже, когда ты превратишься в мешок из отбитого мяса и ломаных костей".

-Хорошо — после небольшого раздумья согласился Тари — Спрашивайте, что вам нужно.

-Итак — начал начальник тюрьмы — Кто из вас первым предложил передать палеовийскому представителю в Вохе сведения о "Далекоплывщем-11" и экипаже через Мудаю-Хитву?

-Я — без заминки ответил штурман — Но только после того, как убедился в том, что вохеец готов помочь....

Айтот Тари продолжал говорить, торопливо отвечая на вопросы лейтенанта Патихики, а мои мысли были уже далеко от Тин-Пау. Признаться, этот тюленелов на пару с бывшим гвардейцем сумели меня удивить: первый тем, что едва не преуспел в подаче весточки своим соплеменникам, а второй — лёгкостью, с какой пошёл на предательство в отношении и союзников, и собственной страны. Причём если пленный офицер в своей попытке сообщить домой о судьбе корабля не вызывал у вашего покорного слуги особых отрицательных эмоций, скорее даже наоборот, определённое уважение за находчивость и настойчивость, то Мудая в моих глазах упал ещё ниже. Мало того, что дурак, так ещё и изменник. И, самое занятное, совершенно непонятно — чего этому клоуну не хватало. Ну, это, пожалуй, его личное дело. Меня же теперь интересует, как воспользоваться обнаружившимся предательством господина посла.

В первом приближении план уже сложился: задавить напыщенного вохейского индюка фактами, доказывающими его изменническую деятельность; предложить на выбор — или информация о шашнях с палеовийцами становится известной вышестоящему начальству, или гордый сын рода Хитва начинает работать на благо Великой Пеу-Даринги. Наши друзья Тушхи, конечно, сейчас отнюдь не в фаворе у Повелителя Четырёх Берегов, но уж сообщить кому надо о предателе они сумеют. И если на государственного преступника в своих рядах не прореагирует руководство МИДа, то уж Охрана Царских Печатей точно должна заинтересоваться.

-Значит, письмо должен написать сам Мудая-Хитва? — уточнил между тем Патихики.

-Так точно — ответил Айтот Тари.

-Скажешь вохейцу при следующем его визите в тюрьму, чтобы он принёс это письмо, дабы ты мог посмотреть — вмешался я, моментально очнувшись от дум — Дескать, тебе нужно убедиться, всё ли написано так, как нужно.

А что, зачем нам лишние сложности: организовывать слежку за господином послом, потом думать, как подстроить встречу с ним в устраивающей нас обстановке, то есть без вохейской охраны и лишних свидетелей. И, не попустите предки и духи-покровители, ещё чего доброго, он ведь может успеть послание от имени штурмана отправить адресату — из моих орлов агенты наружного наблюдения такие же, какой из бывшего цбу-шихета конспиратор-заговорщик, а случайности исключать нельзя. Тем более, в таком важном деле. А если этот амк выполнит просьбу палеовийца, то всё получится в лучшем виде: во-первых, Мудая сам принесёт железное доказательство своей изменнической деятельности; во-вторых, внутрь тюрьмы для общения с пленными офицерами его пускают без охраны, которая остаётся в караульной.

Патихики ещё долго мурыжил штурмана-тюленелова, уточняя то одно, то другое. Я меж тем слушал опять вполслуха, раздумывая — а не плюнуть ли мне на идущий допрос ради полдника. Победила ответственность: нечего молодому поколению папуасских кадров дурной пример показывать. В итоге к концу все мысли были только о жратве. Наконец даже юношеский энтузиазм вкупе с желанием реабилитироваться за конфуз с кузиной были побеждены голодом — я отчётливо же слышал урчание пустых утроб как моего орла, так и пленного. Надо на будущее озаботиться нормальным режимом питания выходящего из стен Обители Сынов Достойных Отцов молодняка — ввести на рабочих местах обязательный регламент (для спокойной обстановки, разумеется) с завтраком, обедом и ужином. А то сгорят на работе, а в их воспитание и образование столько трудов вложено. Сами-то по молодости господа кадеты насчёт здоровья не парятся. Вот приходится Сонаваралинге-таки за них думать.

Увы, сразу по окончании допроса приступить к перекусу не удалось. Караульный доложил, что заключённый "Ипалу Хититеру" просит немедленной аудиенции у начальника тюрьмы и "большого господина со светлой кожей". Это он меня так обозначил, что ли?

"Давай, веди его сюда" — несколько раздражённо распоряжаюсь. Жрать хочется, а вместо этого приходится заниматься государственными делами.

"Ну?!" — грозно поинтересовался я у палеовийца, за спиной которого маячит коренастый охранник. Подлейтенант на смеси папуасского, вохейского и своего родного языков медленно, тщательно проговаривая каждое слово, произносит: "Я согласен добровольно рассказать всё, что от меня потребуете, о внутреннем устройстве, экономике, армии, флоте Палеове, а также научить ваших воинов пользоваться нашим оружием в обмен на жизнь и свободу Мигарими".

"Хорошо" — отвечаю — "Список вопросов, на которые нужно ответить, тебе вручат в ближайшее время. А пока присоединишься к тем своим соплеменникам, что уже помогают нам". Немного подумав, добавляю: "С Мигарими своей можете миловаться сколько угодно. Но помни — её судьба в твоих руках".

"Макак" уводит тюленелова в камеру, Патихики собирает свои бумаги, и мы с "господином лейтенантом" идём есть. По пути в столовую, расположенную под навесом в противоположном от тюрьмы краю крепости, я высказываю всё, что думаю по поводу молодых оболтусов, которые губят свои желудки нерегулярным питанием. Подчинённый слушает с выражением покорной обречённости на лице: дескать, старческое брюзжание начальника переживём как-нибудь. Нет, точно нужно составлять для государственных служащих регламент с обязательным временем для приёма пищи. А то знаю я своих папуасов....

Расположились за основательным столом из толстых плах. Хозблок Тин-Пау, в отличие от мархонской Цитадели, находился на некотором возвышении по сравнению с внешнем валом и венчающим его частоколом, так что я мог наслаждаться видом темнеющего на глазах залива и россыпей огоньков, обозначающих прибрежные деревни. Занятый созерцанием умиротворяющего пейзажа как-то упускаю из своего внимания Патихики. А тот, оказывается, и не ест, почитай ничего. Нервничает что ли в компании с Великим и Ужасным Сонаваралингой-таки? Даже не пытаюсь выяснить причину вялого аппетита несомненно, голодного летинату — а то ещё, не попустите духи-покровители, совсем запугаю парнишку. Просто быстрее заканчиваю ужин и оставляю начальника тюрьмы в одиночестве — авось без меня у того проснётся интерес к каше из коя с рыбой.

-И так, почтенный Мудая-Хитва — произнёс я, улыбаясь — Надеюсь, мы друг друга прекрасно поняли?

Настроение у меня самое благодушное. Чего не скажешь о господине после: как-то маловато поводов для расслабленности, когда сидишь в допросной комнате, на высоком и жёстком стуле, вместо низкого диванчика, как это приято у жителей Внутриморья. Это тюленеловы, нахватавшиеся от ирсийцев всякого, уже приспособились к такой мебели. Впрочем, не совсем привычное для вохейца место, на котором приютилась седалищная часть отставного гвардейца, не главная причина, отчего она у моего собеседника играла в какую-то совершенно независимую от владельца игру. Куда сильнее заботило представителя древнего аристократического рода содержимое нашего с ним разговора: не каждый день тебя "припирают к стенке" в связи с твоим обнаружившимся сотрудничеством с врагом отчества. Тот факт, что разоблачили славного Мудаю не соотечественники, а всего лишь союзники-вассалы, утешал наделённого немалыми полномочьями посланника Повелителя Четырёх Берегов мало.

Это для меня все эти заморочки бронзововековых аристократов насчёт чести и потери лица пустой звук: я даже трусом и рогоносцем ради Великого Пеу выставлял себя. Но у настоящего вохейского благородного в четырнадцатом поколении достойным выходом в случае разоблачения предательства будет получить от царского "доставителя последней милости для недостойного" позолоченную удавку, которой полагается самолично себе захлестнуть глотку. Сообщи мы о шашнях отставного цбу-шихета его соотечественникам, так оно бы и случилось — у отпрыска семейства Хитва был бы выбор небогатый: или самоубийство, позволяющее сохранить видимость приличий и выводящее из-под удара родственников (разумеется, в случае, если никто из них непричастен к государственному преступлению сородича); или позорная казнь с весьма возможными осложнениями для клана.

Сейчас же Мудая, из предложенных альтернатив — смерти за измену от соотечественников и новой измены в пользу разоблачивших его варваров — выбрал ещё одно предательство. Легко быть героем перед лицом врага, когда всё ясно и своим, и чужим, а попробуй сохранить остатки мужества, зная, что твоя стойкость обернётся бесчестьем. И хоть сто раз тверди себе, что не собственную шкуру спасал, а честь свою и фамильную — всё равно до конца дней будешь помнить липкий страх и понимать, что ты оказался просто-напросто трусливым дерьмом.

По мне, не очень хорошая основа для вербовки — подловленный на угрозе разоблачения предатель будет сотрудничать из-под палки, думая только о том, чтобы соскочить с крючка, на котором сидит.

Так что радости особой от одержанной победы не испытываю — скорее усталость и брезгливость. Даже злорадствовать над втоптанным в грязь говнюком, который успел за прошедшие два года изрядно помотать мне нервы, не хочется: совсем недавно я мечтал, как скручу Мудаю в бараний рог, припомнив этому придурку всю его трепотню, выставляющую Сонаваралингу-таки в идиотском виде, а теперь эмоций вохейский посол вызывает не больше, чем пойманная крыса, долгое время портившая припасы.

Полномочный представитель Повелителя Четырёх Берегов смотрит на меня исподлобья. Ничего хорошего для меня в его взгляде не читается. Ну, да и ладно — детей с ним мне не крестить. Вохеец с трудом выдавливает: "Да".

-Тогда не смею задерживать тебя, почтенный Мудая-Хитва — с улыбкой произношу фразу — Надеюсь, что мы станем хорошими друзьями. А те недоразумения, что случились в прошлом, будут преданы забвению.

На сём мы расстаёмся.

Особой надежды на плодотворное сотрудничество с послом нет. Разве что этот его дурацкий заговор против меня раскрутить в желательном направлении, чтобы в нужный момент накрыть соучастников и отправить их на оздоровительные принудработы — дорога от Мар-Хона до Тенука построена, теперь на очереди трасса в сторону Бонхо. Хотя даже такую простую роль сему прямолинейному дуболому не поручишь — ведь сто пудов резкой сменой поведения вызовет у своих приятелей-папуасов подозрения.

Да и насчёт переписки с палеовийцами доверия к Мудае нет. Как и к Айтоту Тари. Потому в качестве дезинформатора выступит подлейтенант — уж в лояльности пойманного за причинное место Ипаля сомневаться не стоит. Тот теперь будет стараться не только за страх (из-за подруги), но и за совесть — точнее за карьеру в новом месте жительства. А как подкинуть письмо палеовийское посольство, придумаем. Тем более, что причин для спешки нет — смысл подбрасывать тюленеловам "дезу" имеет только тогда, когда до тех хоть какие-то известия о судьбе пропавшего корабля дойдут.

За неполные полмесяца своей работы на благо Пеу молодой тюленелов успел показать себя весьма ценным кадром. Шитферу сразу же подключился к двум рядовым-тенхорабитам, уже вовсю помогавшим собратьям-оружейникам разбираться с трофейным "железом". По ходу делового общения само собой зашёл разговор про боеприпасы: сначала подлейтенант в общих чертах описал, с какими трудностями придётся столкнуться при попытке запустить производство патронов и снарядов к доставшемуся нам оружию, честно признавшись, что многих подробностей не знает, и потому что-то наверняка упустил; потом Хураб-Цунта, главный наш спец по пороху, посетовал насчёт дефицита селитры и о том, каким неаппетитным способом её добывают, равно как и о "пещерном буме".

И тут палеовиец с ходу выдал целую программу по производству окислителя из вполне доступного сырья: из морской воды выпариваем и очищаем поваренную соль, попутно получаем ряд других соединений, которые могут найти применение в химической промышленности; раствор хлорида натрия подвергаем электролизу при повышенной температуре и получаем хлорат, который затем переводим в перхлорат. Хурап-Цунта задал резонный вопрос: "Откуда взять в таких масштабах электричество?" С самим явлением и теорией тенхорабиты знакомы, в хонских мастерских даже балуются медно-железными батареями с электролитом из смеси уксуса и морской соли, но это же сущий мизер. В учебниках, конечно, и о переменном токе написано, но как его превратить в постоянный, уже непонятно.

Ипаль в ответ принялся набрасывать схему генератора с турбиной, а затем — выпрямителя. Тенхорабиты почесали репы... и загорелись идеей. Хурап-Цутна всё подробно изложил в очередном отчёте, не поленившись подсчитать примерные масштабы производства перхлората. Вот ведь, взрослые вроде люди, а в военные игрушки играть готовы наравне с моими папуасами — разница только в том, что туземцам хочется пострелять, а подчинённым Турвака-Шутмы нравится клепать эти стрелялки.

Вдумчиво прочитав прожект, Великий и Ужасный Сонаваралингатаки оставил от него только рожки да ножки: идея насчёт электроэнергии мне понравилась, а вот милитаристский уклон на фиг. Теперь же генератор идеи про генераторы сидел передо мною и выслушивал генеральную линию, которой ему следовало придерживаться в своём дальнейшем внедренчестве.

"Получать это ваше эле-ке-ти-ри-кесо-то" — коверкая слово на папуасский манер, произношу — "Дело интересное, особенно, если твои рассказы про его мощь правдивы. Но тратить его на оружие глупо. Кто этим оружием пользоваться будет, когда даже в столице или Мар-Хоне читать и писать умеет едва ли один из десяти молодых людей? Да и как ваши турубини и генаратори делать?"

-На "Далекоплывущем есть несколько станков — отвечает палеовиец.

-Это хорошо — говорю — А большой ли генератори на них можно сделать?

-Не очень — честно признаётся подлейтенант — Хотя главная проблема даже не в станках, а в качестве местного железа.

-Вот видишь — киваю головой. И добавляю — Само предложение хорошее. Но стоит много обдумать. С Чирак-Шудаем обсудите насчёт металлов. Как понимаю, будет нужно много "скилнского железа"? И медь очень чистая понадобится?

-Верно.

-А с Турваком-Шутмой придумайте, как с помощью имеющихся на вашем корабле станков сделать новые станки. Ты говорил вроде бы, что на тех, что есть, слишком большие вещи изготовить нельзя?

-Да, на токарном можно обрабатывать детали не длиннее метра и не шире двадцати сантиметров — моё ухо привычно выхватывает в речи Ипаля знакомые слова, заимствованные обитателями Северного архипелага из ирсийского.

То, что тюленеловы применяют знакомую мне метрическую систему измерений, особого удивления, в свете ранее полученной информации, у меня не вызвало. Но немного напрягало: приходилось постоянно следить за речью, дабы в общении с мастеровыми, быстро освоившими "палеовийские" меры длины, веса и прочего, не проколоться относительно своего хорошего знакомства с терминами.

-Тогда займитесь с Чираком и Турваком созданием таких машщини, которые будут делать де-та-ли в рост человека или даже больше — распоряжаюсь.

-Может, лучше всё же пока делать на наших станках оружие, чтобы было чем встретить моих соплеменников? — предложил подлейтенант — Ты уже говорил, Сонаваралингатаки, что нужно выиграть не одну битву, а всю войну. Но если Палеове придёт сюда, первая битва может стать и последней в этой войне.

Совершенно нет желания объяснять сопляку, что та война, к которой я готовлю свой остров, не закончится даже с завоеванием Пеу: если дареои разных племён станут единым народом с более-менее приличным культурным уровнем, чужеземное господство не продержится долго. А чтобы сделать пеуссцев из вэев, тинса, текокцев, сонаев и прочих, оружие почти бесполезно. Тут школы и дороги подойдут. Примером тому Скилн, люди которого восстали против Палеове — насчёт последнего, конечно, просто моё предположение.

Всё это бесполезно сейчас объяснять. Поэтому просто повторяю: "Сначала нужно вырастить тех, кто этим оружием воевать будет".

"Хорошо, шонбе" — тагирийское слово в устах Ипаля звучит куда ближе к оригиналу, чем в произношении папуасов. И когда только успел его усвоить. "Я понял твоё пожелание: заниматься изготовлением новых станков. Но для станков будет нужно электричество. Поэтому всё равно понадобятся генераторы и моторы" — тут недавний военнопленный, видимо, вспомнил что-то и на пару минут задумался. А потом выдал: "Наверное, я также займусь обучением людей, которые будут способны применять станки? Ведь даже среди вохейцев, работающих на тебя, никто не умеет ими пользоваться".

Да, досадное упущение с моей стороны. Новое направление в техническом развитии, безусловно, потребует подготовки кадров. Сам же только что упор сделал на обучение.

-Разумеется — говорю — Только хотел на это указать. И как ты намерен учить моих людей?

-Среди моряков, которые были у меня в подчинении, есть двое, хорошо разбирающие в деле. Я их заберу к себе в помощники. Приставим к каждому по несколько местных, чтобы те помогали и учились. Проявившие интерес и желание станут первыми учениками. Потом сделаем первый станок, самый простой и крепкий, чтобы не сразу сломался при неправильном обращении. На нём ученики и будут постигать мастерство.

-Одобряю — произношу, пожимая плечами: действительно, десять станков, если на них способен работать только один человек, смогут произвести столько же, сколько и один станок при одном работнике. А вот при наличии десяти работников и один станок будет эквивалентен если не десяти станкам, то двум-трём точно.

Но тут же возникает естественный вопрос: "А те двое согласятся работать на станках и обучать моих людей?"

"Думаю, я сумею уговорить их" — отвечает подлейтенант.

-Хорошо. Иди.

Шитферу бодро встаёт со стула и движется к выходу. В дверях он сталкивается с мархонским курьером.

Молча принимаю объёмистый свёрток с бумагами. Дождавшись, пока гонец покинет помещение, вскрываю почту.... Буквально полминуты хватило, чтобы от благодушного настроя, царившего на душе после разговора с палеовийцем-ренегатом, не осталось и следа.

Первый лист оказался подробным отчётом Ньёнгно о болезни, гулявшей последние два месяца среди крупного рогатого скота. В самом начале я не придавал сообщениям "начальника стад" особого значения: подумаешь, то одна, то другая животина сдохла. Но теперь уже нельзя отмахнуться. Происходящее вполне заслуживает название эпидемии1: только за последнюю декаду умерло или было забито больше двух сотен витуков. Учитывая, что всего на Пеу имелось их меньше двух тысяч, потери серьёзные. Тем более, мрёт в основном молодняк — взрослые животины, даже если заболевали, дохли куда реже телят. С одной стороны, конечно, хорошо хоть, что дойных коров и тягловых волов в которых уже немало сил вложено, теряем немного, но с другой, вымирают животины, которые должны через год-другой начать давать приплод.

Благодарение предкам-покровителям, хотя бы для людей коровья болезнь не представляла серьёзной опасности — непосредственно от человека к человеку инфекция почему-то не передавалась, да и у скотины подхватить можно было только, если та уже покрылась лопающимися гнойниками. Пока что из имеющих дело с витуками папуасов заразилось меньше двух десятков, из них всего один умер, остальные отделались несколькими днями высокой температуры и общей слабости.

Впрочем, тагириец не только живописал катастрофу, но и предлагал способы спасти если не всю скотину, то часть: временная приостановка ввоза из Страны Чёрных новых партий КРС — пока там не прекратится мор, запрет на перегон коров и быков с побережья вглубь страны, рассредоточение витуков и ограничение на контакты разных стад друг с другом, ну, и на всякий случай, ограничить общение между людьми из разных деревень, ухаживающими за скотом.

Меры, в общем дельные. Вот только остановить импорт скотины из Тагиры так быстро не получится — пара кораблей наверняка в пути; в портах ждут отправки десятки, если не сотни голов, за которые уже частично заплачено полновесными золотыми — придётся куда-то сбывать уже купленных, теряя в деньгах, а потом ещё разбираться с продавцами, платить неустойки. Причём, в свете эпидемии, перекупщики, перегоняющие витуков с пастбищ в глубине Страны Чёрных на побережье, будут драться за каждый медяк.

Ну ладно, всеми этими деталями пусть занимаются люди Хиштты в Тсонго-Шобе: в том числе на месте решают, что дешевле в итоге в условиях эпидемии — распродать уже закупленную живность себе в убыток "на материке" и заплатить неустойки, или всё же по уже заключённым контрактам доставить молодняк в Мар-Хон, смирившись с падежом половины, если не больше. Или нет — лучше не в главный порт острова, а на побережье Кесу, а оттуда сразу в Верхнее Талу. В тех местах витуков, почитай и нет, так что даже, если скот и заражён, опасности он представлять не будет. Хотя, хрен знает, какие там штаммы бактерий-вирусов на материке бродят — вдруг найдётся среди них такой, что массово передаётся от КРС людям или, не попустите духи-покровители, от человека к человеку. Так что лучше, от греха подальше, вообще прикрыть импорт до конца эпидемии. Несколько сотен золотых невелика потеря по сравнению с тысячами папуасов, умерших в страшных мучениях. Тем более, что шансы поймать заразу выше у жителей наиболее "прогрессивных" местностей: транзитно-торгового Мар-Хона с окрестностями, столицы острова с Текоком, руднично-металлургической зоны, а также Тинсока с Бунсаном, служащих аграрно-сырьевым придатком для всего вышеперечисленного. Что существенно ослабит центральную власть и надолго отсрочит окончательное объединение Пеу. Потому — закрыть ввоз витуков на фиг....

Зову Кутукори и начинаю надиктовывать текст распоряжения о приостановке торговли скотом между Тагирой и Пеу....

1 Вообще-то слово эпидемия применимо только к массовому заболеванию людей. Для животных используется слово "эпизоотия".


Глава вторая


В которой герой осознаёт, что рано или поздно приходится расплачиваться, даже если лично ни в чём не виноват.

Электростанция, если честно, на первый взгляд не впечатляла: состоящий из четырёх частей чугунный кожух чуть больше метра в диаметре, скрывающий медную обмотку; невидимая под бурлящей водой турбинка, соединённая с генератором стальным валом.

Да и начало работы не сопровождалось никакими особыми внешними эффектами. Когда Ипаль Шитферу по моему кивку на правах руководителя проекта опустил рукоятку рубильника, замыкая цепь, проскочили между контактами искры — проскочили и исчезли, едва медные пластины легли в пазы между медными же основаниями. К шуму воды, бьющейся под полом из толстых, "в полбревна", досок, и тарахтенью многосоставной силовой установки прибавился гул проводов и медных обмоток.... И всё.... Спустя несколько секунд я мысленно выдохнул с облегчением — ничего не коротнуло и не заклинило. А молодой палеовиец сделал это и вовсе не мысленно. Довольно забавно было наблюдать, как он перед пуском старательно скрывал нервное напряжение, бормоча под нос что-то — похоже, обрывки молитв, обращённых к божественным покровителям Северного архипелага. По крайней мере, мой слух пару раз улавливал имена Чихамиза и Кояфита, самых главных в том сонмище богов и божков, что призваны, по мнению правящей верхушки тюленеловов, помогать идти Палеове от победы к победе.

Я ободряюще хлопнул Ипаля по плечу: "Отличная работа, мой мальчик". Тот улыбнулся несколько напряжённо, пробормотав на смеси родного языка, вохейского и папуасского: "Мы старались. Только сейчас ещё рано праздновать. Посмотрим пару дней. Сначала здесь буду наблюдать, как работает турбина с генератором, затем пройду по всей линии, до конца. Посмотрю, не греются ли где провода".

Мне остаётся только согласно пожать плечами: коль сам головой отвечает, пусть и смотрит всю систему: отсюда и до распределительной подстанции, а потом и до станков и электроплавильных печей с электролизёрами для рафинирования меди в хозяйстве Чирак-Шудая. Пусть старается и проверяет. Труда-то вложено немало: и в изготовление обмотки с магнитами, и в заготовку соединительного вала с дальнейшей её обработкой в уже готовый вал, и в турбину, в опорные втулки. Да и генераторный зал, чей пол способен выдержать вес всей не столь уж и маленькой установки, тоже отнюдь не тривиальное строение для Пеу-Даринги. "Зал", конечно, громко сказано — просто большая хижина со стенами из брёвен, с крытой деревянной дранкой крышей. А вот пол — другое дело: два десятка вытесанных из камня опор, вогнанных на добрую половину своей высоты в грунт; на них закреплены лаги из тщательно отобранных хвойных деревьев, растущих в Среднем Талу, сверху застелено досками из "каменного дерева". Для подстраховки генератор установлен так, что под его краями четыре каменных столба-опоры.

Места в здании достаточно ещё под пару агрегатов, аналогичных только что запущенному — с таким расчётом и строили, чтобы можно было увеличить мощность первой нашей ГЭС. Даже заранее приготовлены отверстия под них, сейчас надёжно прикрытые щитами из толстых досок, способными выдержать вес человека, и не одного.

Теперь оставалось только надеяться, что годичная работа сотен мастеровых не пойдёт насмарку из какой-нибудь неточности в расчётах или небрежности в изготовлении — возможность зверски казнить виновных в предполагаемой аварии слабое утешение в случае, когда мёрзнущей крысе под хвост будет спущена вся программа модернизации промышленности на пару лет вперёд.

Особых иллюзий я не испытываю — хорошо, если электростанция проработает хотя бы год с той мощностью, которую обещает Ипаль Шитферу. Тогда можно считать, что затея оправдается: этого времени хватит, чтобы электропечи в хозяйстве Чирак-Шудая наплавили достаточно высококачественной стали для изготовления новых турбин и валов, а электролизёры произвели меди чистотой 99,99 на обмотки. Пара самодельных станков, созданных при живом участии изменника-палеовийца, которым предстоит точить да сверлить и день, и ночь, пока не отвалятся лопасти у турбины или не перекосит вал — это уже сугубо попутно и вторично. Главное — металл на силовые установки и провода. Впрочем, не только на них — ещё трансформаторы со стабилизаторами и прочие выпрямители.

Давая год назад "добро" эксперименту по электрификации металлургического района Кесу-Талу, я и не догадывался, во что всё выльется — иначе хрен бы допустил вбухивание целой прорвы ценных ресурсов в столь рискованное предприятие и отрыв уймы рабочих рук от строительства дорог, а квалифицированных кадров (с которыми и так негусто) с медеплавильного и ружейного производства. Но теперь уже поздно. Больше всего процесс напоминал мне сказку про кашу из топора — только роль мяса, крупы и овощей играли бешеные затраты труда на производство высококачественных металлов и их дальнейшую обработку.

Единственное, что утешало: на второй, третий и так далее, энергоблоки траты предстоят чуть ли не на порядок ниже. Во-первых, Ипаль и Ко, набив шишек на опытном образце, решили многие проблемы, неизбежные при создании новой техники "с нуля", и теперь процесс пойдёт быстрее. Во-вторых, под нужды электрификации уже отлажена куча технологических цепочек, можно сказать, целые производства, пусть и мелко— кустарные. Бывший подлейтенант, правда, всё время бурчал насчёт постоянной необходимости обращаться к самым примитивным методам и приёмам, сильно удорожающим изготовление в сравнении с использованием того, что было доступно у него дома.

Пуск состоялся, и высокое начальство в моём лице соизволило покинуть место действия, предоставив персоналу станции — паре тенхорабитов под началом Нихту Токита и полудюжине папуасов — заниматься рутинной работой. "Тонбе Китикеру", как переиначили на туземный манер имя попавшего в нечаянную "медовую ловушку" пленного тюленелова, двинулся вместе с великим и ужасным Сонаваралингой-таки. От плотины ГЭС мы потопали вдоль реки по ведущей вниз грунтовке: Чирак-Шудай в своих владениях предпочитал сразу обустраивать нормальные дороги, по которым грузы можно возить хотя бы на воловьих упряжках.

Возле моста через реку пришлось немного задержаться: он был оккупирован отарой, перегоняемой с побережья в Верхнее Талу. Ага, значит, прибыла очередная партия блеющих "пассажиров". Идея заменить телят овцами принадлежала брату моего "распорядителя стадами", который контролировал экспорт живности из Страны чёрных: дескать, нынешняя коровья болезнь на них не действует, растут быстрее витуков, а шкуры и мясо найдут применение, не говоря уже о шерсти, да и молоко с "бяшек" можно получать, пусть и не в таком количестве, зато сыр вкуснее, чем с бурёнок. Насчёт последнего пункта, я лично с тагирийцем не согласился бы, но на вкус и цвет товарищей, как известно, нет. Ну и в качестве тягловой силы овец не используешь.

Вот и возили их весь прошедший год вместо телят. Кьёшиове сумел договориться с некоторыми продавцами о замене одной живности на другую, а частично просто распродал молодняк витуков на месте и купил на вырученные деньги овец с баранами. Вышло в итоге в пересчёте на голову (с учётом потерь на продаже и выплат компенсаций посредникам) практически один к одному. Тут, правда, следовало понимать, что, с одной стороны, стоимость полугодовалых бычка или телочки и вполне взрослого барана сопоставимы, а с другой, брать приходилось, считай, первых попавшихся "заместителей", в то время как кэрээсин на племя выбирали самых что ни на есть элитных.

Впрочем, нынешний завоз так должен и остаться разовой акцией, на которую пошли от отчаяния. Как только импорт КРС вновь станет возможным, овец возить сразу же прекратим: быки нужны для пахоты и перевозки грузов, да и мест на нашем острове, где бяшкам будет комфортно, не так уж и много — кроме Верхнего Талу, пожалуй, только выделенный Людям Света и Истины северо-восточный край Пеу, да Сонав. В остальных местах для них слишком жарко и влажно. Но обитатели последнего вряд ли станут в ближайшее время овцеводами. Так что пока хватит и этих привезённых четырёх сотен вкупе с теми, которых прихватывали с собой да уже успели развести за последние годы мигранты-тенхорабиты. На теплую одежду нескольким десяткам работающих на холодных верхогорьях настригаем шерсти и сейчас — не так уж там и холодно, шуб и валенок не надо, достаточно штанов и безрукавок. А ко времени, когда счёт занятых на медных рудниках пойдёт уже на многие сотни, "шубоносных" зверюг разведут в достаточном количестве.

Вели себя овцы как конченые бараны: с громким блеяньем толпились на дороге, норовили вырваться из общей кучи и сигануть в сторону, в том числе, и прямо в воду. Хорошо, хоть тенхорабитские старосты определили в перегонщики людей, имеющих какой-никакой опыт в обращении с этими безмозглыми созданиями — в первой партии не уберегли всего пару ягнят, а в последующих обошлись и вовсе без потерь. Вот и теперь троица вохейцев виртуозно управлялась с семью десятками разновозрастных овец. То и дело слышались резкие хлопки бичей, которым вторили окрики, полные шипящих звуков, а отара медленно втягивалась на мост. На той стороне её уже поджидала пятёрка тинса, выделенная в помощь иноземным специалистам. Впрочем, сии "новые ганеои" уже и сами научились неплохо справляться с заморскими зверями.

Теперь "шипбоям" остаётся сопроводить подопечный контингент на пяток километров вверх по склонам, к карантинным загонам. А дальше большинству "бяшек" предстоит распределение по овцеводческим фермам Верхнего Талу, а некоторым и более дальняя дорога в Северный Сонав — в Вохе-По и иные деревни иммигрантов.

Моя охрана рассматривала диковинных заморских зверей с видимым интересом. Я же оглядываю отару с некоторой озабоченностью: много ли из них после выбраковки пойдёт под нож — хотя, конечно, с моей колокольни ценность баранов куда ниже, чем быков, всё равно жалко тратить бешеные деньги на их перевозку, чтобы в конце пути пустить на мясо. Только Ипаль Шитферу смотрел на блеющую массу совершенно равнодушно, вскользь — для палеовийца это просто обычная живность. Что они значат для медной промышленности Пеу, а также, сколько труда и ресурсов вбухано в то, чтобы овцы добрались сюда из Тсонго-Шобе, бывшему подлейтенанту неведомо.

Всё-таки годы начинают брать своё: каких-то пять лет назад нынешнее путешествие от Нового Порта до Рудничного пояса и обратно вообще бы не почувствовал, а сегодня уже устать успел. Хорошо хоть селение с казённым постоялым двором скоро. Причём это был не Мужской дом, служащий у папуасов обычно и гостиницей с харчевней, а специальное заведение, где многочисленные путники могли отдохнуть и подкрепиться — те, кто вынужден топать с побережья вверх либо обратно по надобностям медного хозяйства или иным государственным нуждам, могут сделать это бесплатно, предъявив номерную бляху (за попытку подделать сей удостоверяющий личность жетон предусмотрено пять лет "улагу"), остальные в обмен на энное количество ракушек по утверждённому свыше прейскуранту. А что до Мужского дома — не хрен постоянно напрягать его обитателей толпами постояльцев. В иных деревнях, что стоят не в столь оживлённых местах, сохраняются старые порядки насчёт гостеприимства, но там, где моими стараниями каждый месяц перемещаются сотни человек, волей-неволей приходится обустраивать соответствующую инфраструктуру.

В Мар-Хоне инициативные граждане уже успели открыть пару частных постоялых дворов, вполне себе коммерчески успешных, но в Бунсане и Кесу с Талу гостиничное дело полностью находится в ведении казны — по той причине, что в отличие от морских врат Пеу в этих краях в подобного рода услугах большей частью нуждаются мои подчинённые.

Постоялый двор встретил нас тишиной и пустотой обеденного зала, только за столом возле входа уминала варево из коя со следами свинины троица тинса. Раноре, в последнее время заменивший Гоку в должности начальника моей охраны, повинуясь выработанному за годы службы рефлексу, строго поинтересовался: "Кто такие? Куда направляетесь?" Один из болотных жителей хмуро ответил: "Домой идём. Отработали своё". И в доказательство предъявил лист бумаги с печатью канцелярии Наместника Рудного Края. Суниец тут же стушевался и передал документ мне. Я бегло пробежал корявые строки: писал, конечно, не Длинный, а кто-то из его подчинённых. Всё правильно: эти трое отработали положенное им и теперь возвращаются в своё родное селение под Тин-Пау.

Если на принудработы в северном направлении покорённых тинса и бунса гоняли обычно этапами в десятки человек под конвоем, то обратно им предоставлялась возможность добираться своим ходом: работники из одной и той же партии сплошь и рядом исполняли трудовую повинность за разное время — кто-то быстрее благодаря ударному труду, иные же, наоборот, зарабатывали штрафные дни. А во избежание ненужных никому эксцессов выдавалась бумага, подтверждающая, что такие-то граждане полностью отработали положенный срок. По ней же кормили на казённых постоялых дворах.

В принципе, никто не следил особо — куда направляются "новые ганеои", отдавшие свой трудовой долг. Большинство, разумеется, возвращались домой. Но хватало и тех, кто решался остаться на рудниках или при медеплавильнях. Некоторые же оседали в Мар-Хоне или вообще оказывались в столице острова. "Невозвращенцы" были исключительно проблемой односельчан: "свалившие" продолжали до новой переписи населения числиться по прежнему месту жительства, и все повинности на общины накладывались, в том числе, и с учётом таких "мёртвых душ". Старосты тинса-бунса постоянно донимали моего секретаря жалобами по поводу "подлецов, бросающих сородичей", и слёзно просили вернуть их либо войти в положение и уменьшить обязательные поставки продовольствия. Но "проблемы негров шерифов не волнуют".

Организовать сыск "невозвращенцев" и их депортацию по месту "прописки" не сложно, благо, никто из них не прятался. Ещё проще было бы конвоировать отработавших свою норму до родных селений. Но откуда я возьму лишних людей для этого?! Кроме того, не хочется превращать Пеу-Дарингу в полицейское государство с мелочным контролем за всеми. Ну и ещё пара соображений побуждала меня не препятствовать разбеганию представителей самой низшей страты папуасов: во-первых, оно способствовало перемешиванию населения острова, а во-вторых, уменьшало массу "новых ганеоев" и размывало этот слой. Последнее могло показаться странным, особенно на фоне того, что ваш покорный слуга сам и являлся инициатором порабощения болотного народа. Но тут, увы, практические соображения, кои в своё время и привели к появлению на свет нового класса папуасского общества, вступали в противоречие с вбитой в меня моралью человека двадцатого века, которому рабство противно. Вот я и пытаюсь, одною рукой закабалив бунса-тинса, другою дать части из них лазейку в свободную жизнь. Той же цели служило и прикомандирование освоивших грамоту "болотных червей" писцами при неграмотных начальниках.

Раноре побурчал немного для порядку: дескать, быстрее валите домой, не задерживайтесь нигде. Тинса внимали ему молча, ускорив работу челюстями. Судя по всему, если не весь путь, то ближайшие несколько километров "лимитчики" проделают в ускоренном режиме, спеша исчезнуть из поля зрения высокого начальства. Я, конечно, мог бы осадить чересчур ретивого подчинённого, но не вижу особого смысла: пусть суниец покуражится, заодно демонстрируя служебное рвение. Троица отработавших своё рудокопов закруглилась с обедом и почти сразу же засобиралась в дальнейший путь, на ходу благодаря служанок и поваров. Мой главный телохранитель проводил их пристальным взглядом. Впрочем, выходить из трактира и проверять, в какую сторону "болотные черви" направились, Раноре поленился.

Для Сонаваралинги-таки с сопровождающими нашлись, конечно, блюда и повкусней, чем кой с гомеопатической дозой свиной требухи. С утра все успели проголодаться, и потому с удовольствием уминали варёную "курятину" в специях с хлебом-этешем. Настроение у меня было самое благодушное, и я собрался даже объявить охране и мастеровым полуденный отдых — чем балую окружающих крайне редко.

Когда в обеденный зал ввалился, хлопнув хлипкими дверями, запыхавшийся гонец, никаких нехороших предчувствий не зародилось. А зря.... Посыльный, обнаружив в помещении нашу компанию, как-то резко передумал насчёт еды и питья, а вместо этого направился прямиком ко мне.

-"Пану олени" — извергая "аромат" давно (точнее никогда) нечищеного рта хрипит гонец — Послание от тонбе Ванимуя.

-Давай сюда — командую — Иди, отдыхай.

Что там могло случиться такое, ради чего комендант Мар-Хона посылает курьера ловить меня по дороге, вместо того, чтобы просто приказать передать вести в Новом порту, которого никак не миновать....

Разворачиваю письмо. Ванимуй тут, оказывается, с боку припёка: вручен мне отчёт радиослужбы. Ну, насчёт "службы" сильно сказано — кучка молодёжи под руководством Атойта Удтая, возящейся с корабельной радиостанцией трофейного "Далекоплывущего". Очень аккуратно, кстати, возящейся. Никто не лезет, куда не следует — палеовийский матрос за этим зорко следит. Изучают потихоньку радиодело с электричеством, попутно прослушивая эфир — по преимуществу на используемых флотом тюленеловов волнах. Передавать ничего не передают — по причине того, что самим с собой вести радиопереговоры не получается. Ипаль на пару с Айтотом, правда, в рамках "радиокружка" соорудили примитивную искровую станцию, работающую и на приём, и на передачу, но энтузиазм их учеников быстро сошёл на нет — как-то не впечатляет вместо человеческого голоса ловить треск электрических разрядов и считать "точки-тире".

И вот, нежданно-негаданно всё это баловство принесло плоды. Подопечные Утдая ухитрились двое суток назад поймать чьи-то переговоры. Разумеется, ни слова не поняли, но тенхорабитствующему палеовийцу хватило самого факта такого радиоперехвата, чтобы бросить все дела и неотрывно сидеть возле радиостанции. И уж у него-то проблемы с языком не возникло. Из уловленных обрывков радиодепеш тюленелов быстро понял: пожаловали соплеменники. Что не сулило ничего хорошего. Потому он сразу же доложил Ванимую. Ну а тот в свою очередь тут же приказал отправить письмо с отчётом Айтота Сонаваралинге-таки.

Поймать Утдаю удалось немного — но хватило, чтобы понять, что в сторону Пеу движется соединение палеовийского флота. Расстояние на момент обнаружения можно оценить от тысячи километров или ближе, состав эскадры непонятен, но не меньше трёх судов. Из них — два "Далекоплывущих" (номер восемь и какой-то неустановленный). С остальными кораблями — полная неясность. Но что именно по нашу душу следуют — это точно.

Разумеется, после таких известий послеобеденный отдых отменяется. У самого меня аппетит как-то резко пропадает — с трудом запиваю кислым ягодным морсом уже умятую "курятину", и начинаю подгонять сопровождающих, дабы быстрее закруглялись.

Выбравшись на дорогу, отрываюсь от остальных, таща за собой Ипаля. Мои орлы отстали на полсотни шагов, место открытое — кругом деревенские поля, вдоль дороги кусты низкие, так что подслушать никто не должен. Ввожу экс-подлейтенанта в курс. Тот моментально проникается серьёзностью ситуации.

Да, не вовремя пожаловали тюленеловы с повторным визитом: промышленность в зачаточном состоянии, кремнёвыми ружьями даже "макак" ещё полностью не вооружили; создание полноценной армии только начинается — полгода назад развернули первый цаб "регои-макаки", чуть больше трёх месяцев — второй. Да и через ополчение прогнать успели меньше половины мужского населения твёрдо контролируемых мною племенных областей. Молодёжь, конечно, за последние полтора года практически вся успела пройти месячные курсы обучения военному делу на новый лад, а вот те, кто постарше, затронуты была весьма выборочно.

Давно так не бегал — наверное, с карательной экспедиции в Болотный край. В общем, до Нового Порта добрались мы за полдня. Там уже стоит фошхет Чиншара-Шудо. Впрочем, до отплытия, сказал капитан, почти "стража" — пока погрузят накопившуюся медь. Потому, дабы не терять времени, решаю проинспектировать артиллерийские батареи. Выбираю в качестве объекта проверки восточную, она же "левая" — именно там стоят все снятые с захваченного "Далекоплывущего" орудия и станковые пулемёты. Ипаль следует за мной.

Командующий артиллеристами усатый палеовийский унтер залихватски отдаёт мне честь на флотский манер. Моего спутника он приветствует небрежным кивком головы. Бывший подлейтенант старательно сохраняет каменное выражение лица. Я мысленно ухмыляюсь: отношения между этими двумя, мягко говоря, оставляли желать лучшего.

Когда полгода назад старший наводчик корабельной артиллерии Рикай Тилтак вдруг обратился через своего бывшего непосредственного командира с предложением занять должность инструктора-командира орудийных расчётов, меня сразу же заинтересовали мотивы такого поступка: тенхорабитом этот унтер-офицер не являлся точно, относясь к Людям Света И Истины с плохо скрываемым неодобрением; изменение собственного положения в обмен на сотрудничество, по большом счёту, ему тоже особо не нужно — и так неплохо устроился, обслуживая и потихоньку совершенствуя в оружейных мастерских те станки на ручной тяге, что уже имелись. Потому я устроил ему при посредничестве подлейтенанта форменный допрос.

Усач тридцати с небольшим лет пустился в объяснения насчёт своих политических убеждений. К сожалению, наличных познаний молодого офицера в папуасском и вохейском катастрофически не хватало для нормального изложения взглядов наводчика-артиллериста. А может, дело в отсутствии в этих языках подходящих терминов. Потому гарантии, что понять мне удалось всё точно, совершенно никакой.

В общем и целом, Рикай Тилтак много лет состоял в каком-то запрещённом и тщательно законспирированном пеноде. Название партии состояло из целых шести слов, среди которых мой слух выловил явно ирсийского происхождения "социалистический" и "демократический". Шитферу, когда его бывший подчинённый раскрыл свою партийную принадлежность, прореагировал в стиле "И ты, Брут" — видно, партайгеноссе орудийного наводчика не в такую уж диковинку на Северном архипелаге, хотя у рядового обывателя их программа вызывает недоумение, переходящее в неприязнь.

Намерения палеовийских не то "демократических социалистов", не то "социалистических демократов" насчёт внутреннего устройства государства в общих чертах сводились к установлению "власти народа, а не кучки богатых" и национализации экономики. Во внешней же политике они выступали за прекращение экспансии и предоставление независимости уже захваченным островам. Правда, при этом соратники Тилтака признавали роль Палеове в деле приобщения покорённых народов к прогрессу, и право на самоопределение у них шло в связке с достигнутым уровнем развития колоний и национального самосознания населения. Но уж если где-то начиналось движение за независимость или возникало упорное сопротивление, то "демократические социалисты" должны были помогать "борцам за свободу", вплоть до саботажа и открытой помощи противникам своей страны. Тут между Ипалем и Рикаем вспыхнула натуральная перебранка: подлейтенант вопил о предательстве национальных интересов, унтер в ответ неожиданно запальчиво выдал: "Хоть кто-то должен спасать честь Родины, показывая, что не все палеовийцы мясники и убийцы, строящие своё благополучие на крови других!!!"

Я поинтересовался, почему Тилтак решил помогать нам против соотечественников: ведь Палеове же намного превосходит Пеу по уровню "пырг-хрыша", и, по большому счёту, моих папуасов ещё не одно поколение следует гнать палками к светлому завтра. Унтер ответил, тщательно подбирая слова: "Вы получаете достаточно пырг-хрыша от тенхорабитов. Ровно столько, сколько можете взять. И если способны остановить холуёв Сильномогучих, то вполне заслужите свободу". А потом артиллерист добавил: "Свержение власти Сильномогучих будет благом для Палеове. Сейчас они держатся на том, что постоянные завоевания и грабёж новых земель позволяют бросать подачки простонародью. Если же экспансия застопорится, то недовольство черни сметёт Сильномогучих".

На сём в разговоре двух предателей — одного, угодившего в "медовую ловушку", второго по идейным соображениям — была поставлена точка. Но при нечастых встречах экс-подлейтенант глядел на унтера-пораженца как солдат на вошь. Вот и сейчас Ипаль демонстративно смотрит куда-то мимо Рикая.

-Как продвигается обучение воинов стрельбе из ваших пушек? — интересуюсь у Тилтака после полагающихся приветствий, употребив для обозначения артиллерийских орудий палеовийское слово.

-Плохо — честно отвечает командир-инструктор — Чему-то научить их можно, только расстреляв все снаряды. Когда дело дойдёт до стрельбы, надеюсь только на самого себя. А ваших натаскиваю на поднос припасов, перенос пушек и заряжание.

Вот что мне в этом бронзовокожем усаче нравится, так это его прямота: политесы не разводит, говорит, как оно есть. Впрочем, я и сам знаю, что имеющейся пары сотен снарядов не хватит для обучения артиллерийских расчётов. Потому произношу: "Благодарю за честность. Я и не ожидаю, что вы сможете нанести серьёзный урон врагу". Потом добавляю: "К берегам Пеу идёт флот твоих соотечественников. Через день или два будут здесь".

Тилтак Рикай сразу же подобрался. "Я обещаю сделать всё возможное, чтобы задержать их" — ответил он совершенно буднично, без малейшего пафоса, просто констатируя факт. И почему-то верилось, что этот простоватого вида мужик действительно будет стоять до последнего, даже ценой своей жизни.

"Здесь, в порту, вся надежда на тебя, тюленелов" — говорю палеовийцу, попутно обходя позиции. Всё надёжно прикрыто добрыми четырьмя-пятью слоями корзин с грунтом, для стрельбы оставлено полтора десятка проёмов на уровне пояса. Вдоль защитного вала тянутся деревянные направляющие, по которым относительно легко можно переместить пушку силами имеющейся орудийной прислуги. Батарея бронзовых дульнозарядок прикрыта куда лучше — под земляной присыпкой каменные блоки, да и сверху закрыта частично бревенчатыми настилами под толстым слоем земли. Здесь же так сделать не успели, без нарушения режима секретности — вообще для большинства папуасов этих укреплений не существовало. Не знаю, насколько вся эта конспирация поможет, учитывая возможность тюленеловов воровать ирсийские спутниковые снимки. Да и простой шпионаж я бы не исключал. А уж на папуасскую способность хранить военные и государственные тайны надежды никакой.

Тут Чиншар-Шудо наконец закончил погрузку и пригласил меня со свитой на борт.

В темпе перебегаем по сходням с пирса на корабль. Матросы сноровисто подымают паруса. Мой тайный агент уже успел изучить Мархонский залив вдоль и поперёк, потому рискует плыть ночью. Высаживаемся в полной темноте на чьём-то частном причале практически под Цитаделью — как-то само собой получилось, что подобного рода сооружения начали использоваться для казённых нужд за небольшую мзду владельцам. Пара факелов, предусмотрительно поддерживаемых хозяином деревянных мостков, выхватывает несколько метров освещенного пространства, за пределами которого стоит абсолютная темень. Все сонные — кто мог, вздремнул на борту, но ваш покорный слуга, к примеру, глаз не сомкнул.

Прощаемся с капитаном и экипажем, которым до рассвета теперь можно поспать — всё равно разгрузка начнётся только утром. А сами идём по тёмной и пустынной улице вверх.

Появление Сонаваралинги-таки переполошило обитателей крепости на холме. Я же, отделавшись дежурными приветствиям в адрес руководства "макак", требую к себе Айтота Утдая. Палеовиец находится в здании радиостанции — специально построенной хижине, куда перетащили с "Далекоплывущего" всё оборудование. Это позволило увеличить дальность приёма на сотню километров, хотя и создало дополнительные трудности с обеспечением электроэнергией — на корабле питание радиорубки, как и всего корабля, шло от батарей, подзаряжающихся от дизель-генератора, совмещённого с двигателем, приводящим судно в движение. В итоге несколько аккумуляторов постоянно курсировали между Цитаделью и Тин-Пау. Благо, весили применяемые для питания радиостанции элементы ирсийского производства не так уж и много, и их доставляли с попутными грузами.

Мои энтузиасты электродела активно экспериментировали насчёт самодельных батарей с электродами из меди и железа, в качестве электролита применяя то раствор соли, то укуса, то выцыганивая серную кислоту, получаемую при восстановлении меди из сульфидов считанными литрами. Но успехи выглядели пока что весьма скромными — создаваемых агрегатов на стабильную работу радиостанции не хватало категорически. Надежда оставалась только на запуск ГЭС. Но в этом случае придётся перетаскивать хозяйство Утдая в Промышленную зону Кесу-Талу — на ближайшие годы электрификация чего бы то ни было южнее Нового Порта не предусмотрена.

Тюленелов устало повернулся на шум шагов. Увидев меня с экс-подлейтенантом, тяжело поднялся с пнеобразной табуретки.

"Какие новости?" — на папуасском спросил Ипаль.

"Передачи ловятся всё чётче" — начал на смеси родного и туземного радист — "Кораблей всего три. Это точно. Два разведчика "Далекоплывущих", третий — транспортник с пехотой. Номер части или частей пока узнать не удалось. Но промелькнуло, что колониалы. Несколько часов назад они перебранку по поводу координат устроили. Я посмотрел по картам — не то в пятистах километрах от нас, не то в семистах с лишним, в зависимости от того, чей штурман прав. То есть, сутки у нас в запасе до их появления ещё есть, это точно".

Солдат колониальных войск, значит, по нашу душу послали. Палеовийские ВС делились на флот с авиацией (которые составляли единое целое), "ударные силы", обычную армию, колониальные войска и силы территориальной обороны. Ударные части являлись военной элитой. Армия котировалась чуть ниже, территориалы, куда загребали всех непригодных к службе в "нормальных" частях, стояли на самом низу. У флотских была своя иерархия кораблей и соединений. С колониалами дело же обстояло весьма запутанно: чисто теоретически они по своим задачам являлись полным аналогом территориальной обороны, с поправкой на то, что основной упор не на отражение гипотетического нападения внешнего противника, а на полицейские функции. Но на практике всё зависело от руководства колонии и ситуации на местах. Потому качество таких подразделений находилось в весьма широком диапазоне: где-то только безропотных туземцев бить горазды, а где-то имеющие опыт контрпартизанской борьбы, прекрасно обученные и вооружённые. До "ударников" такие колониалы, конечно, не дотягивают, но с обычной армейщиной вполне сопоставимы, а "скилнские", скорее всего даже превосходят.

-Переговоры никак... — пробую найти походящее слово — Не прячутся? Ну, они говорят открыто, ничего не переиначивая?

-В открытую говорят — отвечает Айтот.

А бывший офицер палеовийского флота поясняет мне: "Шифровать передачи смысла особого нет. Вохейцы и прочие всё равно ничего перехватить не смогут, а от ирсийцев таиться бесполезно — вмиг шифр вскроют. На Западе, насколько я знаю, шифрование радиопереговоров используют — от скилнцев и прочих. Помогает не надолго, пока с Ирса не передадут подобранные таблицы шифрования. Потому колониальные части вынуждены постоянно менять шифры".

Да, уж, командованию тюленеловов ситуацию, схожую с нашей, вообразить трудно — чтобы какие-то дикари сумели перевербовать часть экипажа захваченного корабля и, теперь слушают их.

Раннее утро, сменившее бессонную ночь, не принесло ясности: палеовийская эскадра болталась неизвестно где, причём, как выразился Утдай: "Если судить по изменению мощности сигнала, такое ощущение, что они по кругу ходят". Заблудившиеся "в трёх волнах" "гости" при других обстоятельствах, наверное, повеселили бы. Но сейчас предстоящая встреча заставляла понервничать. В сердцах подумалось даже: "Скорее бы припёрлись, что ли...."

Впрочем, предаваться неприятным мыслям особо некогда: вестовые приносили ответы от командиров ополченческих цабов-батальонов Мар-Хона и ближайшей округи — дескать, приказ получен, храбрые дареои собираются и готовятся дать отпор проклятым чужеземцам; посыльные с оптического телеграфа то и дело доставляли отчёты о принятии сигнала общей тревоги по Береговой и Столичной линиям; иностранные инструкторы бодро рапортовали, что личный состав подразделений "пану макаки" и "регои-макаки" поднят по тревоге, офицеры получили вводную и доводят в данный момент её до бойцов, настрой у всех боевой. Мне бы оптимизм подчинённых....

Итак, что мы имеем. С одной стороны — три корабля тюленеловов, из которых два "Далекоплывущих" вооружены каждый парой лёгких пушек 45-го калибра2 и четырьмя крупнокалиберными пулемётами. Транспортник вряд ли имеет что-нибудь серьёзнее тех же пулемётов. Численность "гостей" с Северного архипелага определить можно только гипотетически: штатный экипаж парусно-дизельных разведчиков шестьдесят четыре человека, но ничто не мешает загнать на верхнюю грузовую палубу пару взводов десанта. Комфорт там будет никакой — даже по сравнению с матросскими кубриками, но неделю-другую выдержат, при условии прогулок на свежем воздухе. Больше, скорее всего, пассажиров взять не получится — нижний трюм разве что для перевозки ссыльных преступников использовать можно (и то, если не жалко), да и продукты нужно где-то хранить, а на втором ярусе пихать солдат как сельдь в бочку никакому вменяемому начальнику в голову не придёт — на пару часов ещё сойдёт, но не на хрен знает, сколько дней же. И дело не в гуманизме командиров — бойцам ведь воевать нужно в месте назначения.

2 Автор знает разницу между сорок пятым калибром и калибром в 45 миллиметров. А вот герой не то не знает, не то позабыл.

С транспортным кораблём тоже не понятно — разброс в количестве пассажиров от сотни до пары-тройки тысяч. Но совсем уж мелкие служат для переброски небольших подразделений на короткие расстояния — скажем, нужно подвезти подкрепление атакованному скилнскими партизанами гарнизону. А гиганта вряд ли бы послали в сопровождении таких убогих скорлупок. Так что, по оценке Ипаля, нижняя граница — полусотня экипажа и батальон "колониалов", а верхняя — под сотню моряков и пара батальонов солдат. Будем пессимистами и предположим, что стоит ожидать почти полуторатысячного вражеского десанта, вооружённого самозарядными винтовками, автоматами и ручными пулемётами.

С нашей же стороны — пять сотен гвардейцев "пану макаки", из которых только треть вооружена кремневыми ружьями, два неполных (чуть больше двухсот человек в каждом) цаба "регои-макаки". Пять десятков трофейных стволов, положенных тем из "старших макак", кто показал наилучшие результаты в освоении вражеского чудо-оружия. Боеприпасов ко всему в обрез — по нескольку десятков патронов. У станковых пулемётов и двух "сорокапяток", снятых с "Далекоплывущего", с боезапасом дело обстояло не лучше. Вдобавок ко всему, эти тяжёлые бандуры хоть какую-то пользу принесут только в случае, если палеовийцы окажутся настолько любезны, что подставятся под огонь прямой наводкой.

Какие планы в головах командиров тюленеловов, мне не ведомо, потому, решая, куда поставить трофейную "артиллерию", я не мудрствуя лукаво, предположил, что "гости" попрутся прямиком на Мар-Хон как самый крупный прибрежный населённый пункт, от которого открыты дороги на столицу и промышленную зону — уж приоритетные цели палеовийцы должны определить либо по ирсийским космическим съёмкам, либо по информации, полученный от своих шпионов во Внутриморье. Оставался, конечно, вариант, что они предпочтут наведаться к захваченному кораблю, который тоже должен быть хорошо заметен на снимках со спутников. Впрочем, на такой подарок со стороны противника я даже не надеялся.

Так что всё тяжёлое вооружение стояло, надёжно укрытое от возможного наблюдения с воздуха, в укреплениях рядом с Новым портом: слева от причалов трофейное, справа — батарея бронзовых пушек. Последние, впрочем, в отличие от снятых с "Далекоплывущего", тайной не являлись — если сорокапятки и пулемёты везли сюда из Тин-Пау в разобранном виде, маскируя среди иного груза, то продукцию Арсенала устанавливали с обычными папуасскими песнями и плясками, причём практически в буквальном смысле.

Ядер и пороха к созданным усилиями команды Турвака-Шутмы "вундервафлям" имеется в обрез — несмотря на форсированную переработку грунта из обиталищ летучих мышей орлами Хчит-Дубала и сотни, если не тысячи "громовых куч", над которыми в поте лица своего трудятся осуждённые за мелкие прегрешения туземцы и чужеземцы.

Три с лишним тысячи бойцов ополченческих цабов Вэйхона, Кесу и Бунсана с Тинсоком вообще можно не учитывать: хорошо, если они не забудут главную вбиваемую в их головы инструкторами и командирами мысль: при столкновении с вооружённым огнестрельным оружием противником не геройствовать и не паниковать, а организованно отступать, дожидаясь момента, когда расслабившегося врага можно достать в ближнем бою. А уж об ополчениях внутренних областей думать буду, когда тюленеловы разделаются с нашими войсками на побережье.

Если честно, при том соотношении сил, каковое вырисовывается по рассказам Ипаля и прочих, самым разумным выходом было бы безоговорочно капитулировать перед палеовийцами. Причём такое решение подсказывает не страх за собственную шкуру — я-то как раз, сидя в Цитадели, имею все шансы ускользнуть в случае разгрома, прихватить Рами с детьми и бежать вплоть до Сонава. А уж туда относительно небольшой экспедиционный отряд, вряд ли доберётся быстро через местность, кишащую отнюдь недружелюбными папуасами.

Нет, сдаться на милость обитателей Северного архипелага я готов из-за нежелания превратить в пепел и руины всё то, что создавалось многие годы. Причём главное — не плавильные печи и мастерские. Куда важнее люди: мастеровые-тенхорабиты, их туземные выученики, воспитанники Обители Сынов Достойных Отцов, сотни подростков и молодых ребят и девчат, успевших пройти через начальные школы, да хотя бы "макаки", прошедшие со мной от Мака-Купо до Мар-Хона.

К сожалению, вариант с капитуляцией совершенно не реален: и милосердия со стороны тюленеловов не дождёшься, и мои подчинённые не поймут столь пораженческого поведения Сонаваралинги-таки. Так что остаётся только заранее готовиться подсчитывать количество убитых и покалеченных, моля Тобу-Нокоре, чтобы счёт шёл на сотни, а не на тысячи.

К обеду командиры ополченческих цабов по всему побережью от Кесу до Тин-Пау отрапортовали: вверенные им части приведены в состояние максимальной боевой готовности. Ну, то есть, дареои и приравненные к оным собрались во всеоружии возле Мужских домов, с недавнего времени выполнявших также и функции военкоматов. Из Мар-Хона и ближайших окрестностей оповестили через посланных гонцов, а более дальние доложили по световому телеграфу.

Мархонские "пану макаки" в сборе были вообще с самого утра, а из столицы должна вот-вот подойти вторая "полусотня" (реально восемь десятков бойцов) "караульно-церемониальной сотни" — под этой вывеской у меня скрывался прообраз папуасского спецназа: самые отборные головорезы, выдрессированные Гоку и заморскими инструкторами-наёмниками, вооружённые поголовно огнестрельным оружием. Именно им предназначалась большая часть трофейных автоматов и винтовок. Довеском к гвардейской элите шли тенукские "регои-макаки" и отобранные добровольцы из числа ополченцев, общим числом в пятьсот сорок человек — Вахаку через вестового получил приказ не увлекаться при сборе подкреплений, но попробуй, останови желающих повоевать с "заморскими чертями" дареоев. Хорошо ещё, что выполняющий обязанности военкома по Текоку гигант, сумел как-то ограничь патриотический порыв сограждан. Да за такое орден ему следует выдать.

Две уже сформированные "сотни" хонских "регоев-макак" и так находились в обустраиваемом "военном городке" в паре километров от Цитадели — пока там имелись сколоченное из жердей и тонких брёвен здание штаба, несколько таких же домов для офицеров, а также два ряда травяных хижин, где располагались новобранцы. Казармы же для рядового состава ещё строились, правда, ударными темпами — если бы не вчерашняя военная тревога, должны были закончить за дней десять или пару недель. Теперь же не знаю, как получится.

Из плохих новостей: Айтот Утдай, неотрывно слушающий радиопереругивание между капитанами кораблей, доложил, что палеовийцы наконец-то ухитрились углядеть макушку горы Со (точнее даже, облачный покров над старым вулканом), и теперь бодро приближаются к нашему острову с северо-запада. Расстояние они сами оценивают в три сотни километров. Не понятно, правда, до чего именно — до берега Пеу или же до обнаруженной вершины. В любом случае, не меньше суток для подготовки к встрече "гостей" ещё есть: "Далекоплывущие" идут не выше пятнадцати километров в час, а скорее ближе к десяти. Даже если предполагать, что упомянутые триста "кэ-мэ" — до горной вершины, двести с хвостиком до берега набирается. Плюс сколько-то у тюленеловов уйдёт на поиск подходящего для высадки места.

За полстражи до темноты в город вошла колонна из столицы: впереди гвардейцы, за ними "регои-макаки", а замыкали движение ополченцы. Шатвиш, наёмник-тузтец, командующий "спецназовцами", а на марше и всей этой сборной солянкой, отрапортовал: вверенный ему отряд прибыл, добрались без потерь и происшествий, готовы приступить к выполнению обязанностей.

Местных ополченцев было решено не трогать, предоставив им ждать чужаков у себя дома. Исключение сделали для мархонских и из Промышленной зоны: часть первых и вторые занимали позиции вокруг Нового Порта. Вновь прибывших же распределили в помощь "макакам" и "регоям-макакам". Ударный кулак нашей армии насчитывал в итоге двенадцать сотен.

Ночь, вторая с получения известий о тюленеловах, тянулась спокойно, хотя напряжение не отпускало ни меня, ни моих подчинённых. И до обеда никаких серьёзных вестей не поступало — только в штатном режиме шли отчёты о перемещениях частей. Айтот почему-то перестал ловить переговоры между кораблями.

У меня уже забрезжила надежда, что палеовийцы опять умудрились потерять Пеу, как прибежал один из помощников радиста, протараторивший: "Чужаки входят в большую бухту. Главный у них идёт первым, остальным приказал плыть за ним". "Большой бухтой" может быть только Мархонский залив — до Тинсокского тюленеловы бы просто не успели добраться.

А чуть позже скатился подросток с сигнальной вышки: три дымящих корабля проходят мимо Вэй-Пау. Ещё через полстражи заявился Ипаль. Он, как оказалось, не поленился забраться к сигнальщикам с биноклем (бывшим некогда собственностью капитана) с целью лично понаблюдать за акваторией залива. Ждать пришлось не очень долго.

"Движутся к Новому порту" — доложил бывший подлейтенант. Угрюмо пожимаю плечами: "Дескать, понял". В общем и целом события пока что развиваются так, как я и предполагал: палеовийцы нацелились прямиком на единственный наш причал, уходящий в море на полтора "перестрела", туда, где глубина дна позволяла швартоваться большим кораблям. Будто для них приготовлено. Запоздало промелькнула мысль: "Может, следовало самому встречать чужаков — вдруг тюленеловы всё-таки пойдут на переговоры". Но теперь уже поздно: пока по суше доберусь туда, "гости" давно уже будут на месте. И что-то подсказывает — ждать спокойно они не станут.

Ничего не оставалось делать, кроме как подняться на сигнальную вышку, дабы оттуда смотреть на происходящее. Шитферу покорно отдает по моему требованию бинокль. Видно не очень — разглядеть можно три корабля, один из которых стоит совсем близко к пирсу, но люди, даже если они и есть где-то там, уже не различимы на фоне серого камня. Какие-то точки в окулярах движутся, но я не уверен, что это не пылинки или просто пятнышки, плавающие перед глазами. "Транспортник серии восемь" — поясняет Ипаль — "Берёт на борт до тысячи пассажиров. Но это на короткие расстояния. Сюда они шли, скорее всего, откуда-то с Южной Тропы. Потому на борту не больше семи сотен".

Сколько не вглядывался в бинокль, ничего заметного моему взору на причале не происходило. От этого утомительного для глаз занятия меня отвлек подросток-сигнальщик: сперва он напрягся, внимательно вперив взгляд в ту же сторону, что и я. Потом паренёк начал что-то бормотать себе под нос, через пару минут выдав: "Тонбе Ванимуй сообщает: чужаки потребовали выдать пленных и покориться. Тонбе Ванимуй отказался, как и велел ему Сонаваралингатаки". К горлу подкатил острый комок: всё, Рубикон перейдён. И опять потянулись минуты выматывающего нервы ожидания.... Как ни странно, палочку-лодку, отошедшую от причала к самому ближнему кораблю, мои глаза углядеть сумели: вот её уже поднимают на палубу. Людей, опять же, не различить.

Затем "Далекоплывущий" по широкой дуге развернулся и сблизился со своим собратом и транспортником.

Начало стрельбы я банальным образом пропустил: только когда на берегу расцвело не меньше десятка разрывов палеовийских снарядов, до меня дошло — война началась. Спустя пару минут последовал ответный огонь береговых батарей: шесть бронзовых пушек выплюнули ядра с небольшим недолетом. Сорокапятки молчали. Во мне зашевелилось подозрение, но было уже поздно что-то исправить.

Следующий залп дульнозарядок частично лёг в цель: половина ядер подняли фонтаны воды между "Далекоплывущими", два упали на палубу ближнего из кораблей-разведчиков, а одно отскочило от носовой надстройки. Увы, даже отсюда было видно, что ущерб минимальный. Артиллеристы тюленеловов, разобравшись, откуда по ним стреляют, быстро перенесли огонь на нашу батарею. Третий залп моих орлов, по-прежнему дружный, получился впустую — палеовийцы отошли на несколько "перестрелов". Дальше же началось избиение первоклассников хулиганом-пэтэушником: из десятка выстрелов с берега ни один не достал "гостей", зато противник безнаказанно утюжил проявившие себя пушечные позиции.

Впрочем, слишком долго тюленеловам развлекаться не дали: наконец-то в дело вступил Рикай Тилтак. Несмотря на то, что под командой социалиста-пораженца в три раза меньше орудий, чем на правой батарее, подарков посылали они практически столько же. Причём, в отличие от дульнозарядок, трофейные пушки отлично доставали вражеские корабли. Правда, попасть унтеру-предателю удалось только с четвёртого выстрела — после двух недолётов и одного перелёта.

Ближний к Тилтаку "Далекоплывущий", получив пару снарядов в борт, переключился на нового противника. Затем к нему присоединился второй. Увы, четыре пушки с опытными расчётами ожидаемо оказались эффективнее всего двух, при которых, к тому же только сам командир-инструктор мог похвастаться сопоставимой с соотечественниками подготовкой. К концу массовой дуэли я банально сбился со счёта, но на восточную батарею вывалили не меньше сотни снарядов, прежде чем она перестала отвечать тюленеловам. В ответ усач с помощниками сумел ещё пяток раз засадить по корпусам кораблей, в основном стараясь бить по своей первой цели, видимо рассудив, что шансов потопить сразу двоих нет никаких, а, сосредоточившись на одном, можно, при везении, пустить того на дно. Увы, боги оказались и в этот раз на стороне тех, чьи пушки чаще и дальше стреляют.

Затем палеовийцы вновь вернулись к обстрелу позиций бронзовых пушек. Здесь им опасаться абсолютно нечего. Оставалось только гадать — батарея молчала, потому что артиллеристы поняли бесполезность занятия, или же там уже некому стрелять в ответ.

Ещё немного, и тюленеловы прекратили обстрел. Транспортник, до этого державшийся поодаль, подруливает к пирсу, и по пристани растекается тёмная масса вражеской пехоты. Тут, неожиданно, даёт о себе знать западная батарея: залп из двух или трёх орудий прямо по причалу. Расстояние не позволяет рассмотреть, насколько эффективен оказался "подарок" моих артиллеристов, но, судя по поднявшему волнению и бурному шевелению кляксы-толпы на набережной, хотя бы часть снарядов нашла цели. Увы, этот "сюрприз" стал прощальным: в ответ "Далекоплывущие" принялись практически в упор утюжить вдруг проявившую себя батарею, и больше оттуда не стреляли.

Палеовийский десант, оправившись от неожиданного артиллерийского удара, и не обращая внимания на рвущиеся всего в нескольких сотнях метров снаряды, начал деловито расползаться по Новому Порту. Впрочем, скоро основная масса высадившейся пехоты несколькими плотными колоннами потянулась прочь из поля моего зрения. Куда именно — оставалось только догадываться. Тамошняя станция оптического телеграфа ожидаемо молчала.


Глава третья


В которой всё кончается не так плохо, как того ожидал герой, но он в очередной раз не разделяет всеобщего ликования.

Потянулись минуты томительного ожидания, складывающиеся в напряжённо-мучительные часы: в Новом Порту ничего не происходило, транспортник тюленеловов стоял впритык к пирсу, "Далекоплывущие" болтались на ленивых волнах рядом с ним; известий от солдат и ополченцев, занявших свои позиции на путях возможного продвижения чужеземцев, не поступало.

Внезапно пришёл сигнал по северной линии оптического телеграфа. Сидящий в паре шагов от меня парнишка-сигнальщик несколько неуверенно, робея от присутствия самого Сонаваралинги-таки, перевёл последовательность коротких и длинных вспышек зеркала: "опасность, враги, вышка шесть". "Номер шесть" у нас на линии, связывающей Цитадель с Рудничной Зоной — это пост на перекрёстке дорог с медных выработок в Новый Порт и из Мар-Хона в Уке-Поу. Оттуда полдня пути до берега Широкой Алуме.

Спустя "полстражи" примчался запыхавшийся гонец от Шатвиша, вручивший мне несколько листов бумаги с кратким(!) отчётом о ситуации, каковой она была часа три назад. Находившиеся в Новом Порту две сотни "макак", сотня "регои-макак" и цаб местных ополченцев при обстреле с моря потеряли меньше десяти человек, во время высадки палеовийской пехоты вслед за артиллерией гвардейцы дали залп из имеющихся кремневых дульнозарядок и пару очередей из выданных трофейных автоматов — и тут же отступили без потерь за склады, отделяющие портово-причальное хозяйство от жилой части посёлка, пользуясь тем, что тюленеловы сосредоточили весь огонь на оживших пушках. Нанесли ли они какой-нибудь урон своей стрельбой, тузтец не знает.

Далее подчинённые Шатвишу бойцы и неушедшее ранее мирное население довольно организованно свалили из Нового Порта: "мирняк" в массе двинулся полями и лесами в сторону ближайших деревень Кесу, комбатанты же отступили вдоль дороги к тому самому перекрёстку с "вышкой шесть". Уцелевшие артиллеристы с обеих батарей также находятся с тузтцем. Тилтак, кстати, жив, и даже невредим. И ухитрился вытащить в тыл оба крупнокалиберных пулемёта с остатками патронов.

Прикрывала отступление полусотня под командой Гоку и ещё одного заморского специалиста — Шильгора. Спустя две трети "стражи" от начала высадки палеовийцев арьергард догнал основные силы: потеряв в двух стычках четырёх человек, мои отборные головорезы ухитрились зарезать чуть ли не десяток врагов и даже захватить пленного. Того быстро взял в оборот Рикай Тилтак, как единственный знающий язык противника.

Унтер-ренегат резюмировал по итогам допроса: "Колониалы с Южной Тропы. Острова Сагой и Чинуль. Пороха из них нюхали даже не все офицеры. Два неполных батальона — всего меньше семисот стволов. Если с умом действовать, то можно отбиться". Увы, тех, у кого есть нужный в предстоящем деле "ум", в моём распоряжении и десятка не набирается.

Также "язык" сообщил, что из разговоров между офицерами получается, что наступать будут на "большую деревню, почти город, в устье реки, а оттуда на столицу этих дикарей". Исходя из этой информации, Шатвиш приказал отходить и готовить позиции вдоль дороги на Мар-Хон.

Ночь прошла спокойно: палеовийские "Далекоплывущие" медленно крейсировали вдоль берега в нескольких "перестрелах" от пирса Нового Порта, лениво обводя окрестности прожекторами; транспортник как приткнулся к причалу, так и оставался на одном месте. Шедшие в сторону столицы Вэйхона тюленеловы, согласно доставленной уже по темноте короткой депеше Шатвиша, расположились в покинутом жителями селении рядом с вышкой номер шесть. В конце же тузтец доложил о намерении под утро "пощупать" захватчиков силами бойцов регулярных частей, используя в качестве проводников ополченцев из местных.

Почти сразу после ознакомления с депешей меня и вырубило. Как ни странно, проспал я практически до самого рассвета, проснувшись уже с первыми лучами светила. Голова, несмотря на минимум семь часов сна, чугунная. Первая мысль была: "Приснилось же всякая муть". Но взгляд на поверхность Мархонского залива с медленно ползущими палеовийскими кораблями сразу же заставил вспомнить несущиеся галопом события последних дней.

От Шатвиша никаких вестей: чем там закончилась ночная попытка атаковать тюленеловов, и была ли она вообще, оставалось только догадываться. Хотелось бы, чтобы чужеземцы сейчас в панике валили к своим кораблям. Но на такой подарок, увы, рассчитывать не следовало.

Во время завтрака заявляется Ипаль и обращает мое внимание на занимаемую им по совместительству с работой в мастерских должность заместителя командира Сто второго ополченческого цаба. И тут же нагло требует отправить его в распоряжения вышеозначенного подразделения. Батальон, сформированный из работников мархонских казённых и частных мануфактур, в том числе и медеплавилен с Арсеналом, по планам обороны должен занять позиции, прикрывающие город с севера, совместно с третьей ротой-сотней Двадцать второго цаба "регои-макаки". Если честно, на текущий момент, эти ополченцы, среди которых немалое количество тех, кто пропустил через свои руки практически всё стоящее на вооружении нашей армии огнестрельное оружие, а работа приручила их к порядку и дисциплине, пожалуй, ничем не хуже отслуживших несколько месяцев солдат-призывников.

Командует мастеровыми, как и положено, один из "пану макаки", Кинуй, переведённый туда из десятников нашего братства по состоянию здоровья. Шитферу же, относящийся по месту службы у Сонаваралинги-таки именно к мастеровым, занимает при экс-десятнике должность заместителя. В очень отдалённых планах моих на каждое формирование ополченцев должен встать выпускник военного отделения Обители Сынов Достойных Отцов, а унтерами при офицере будут отслужившие срочную гвардейцы или армейцы. Но, увы, сейчас приходится импровизировать, назначая командирами отрядов территориальной обороны уходящих на покой "макак", которые вынуждены крутиться в одиночку. Киную на самом деле повезло — и контингент достался весьма понимающий, и зам имеется, причём кадровый военный. Я бы вообще бывшего подлейтенанта поставил комбатом, но у того и так обязанностей выше крыши самого высокого сарая в хозяйстве Чирак-Шудая. Так что молодой палеовиец ограничивался тем, что раз в неделю гонял ополченцев, кто был свободен, разумеется — либо поротно, либо весь цаб.

-Хорошо — говорю — Иди к своим.

-Слушаюсь — отвечает молодой тюленелов.

Конечно, отправлять столь ценного кадра под пули идея так себе. Но с другой стороны, в Сто втором доброй половине бойцов по-хорошему стоит выписать "бронь" с категорическим запретом на участие в боевых действиях. Вот только молодые папуасы и тенхорабиты воспримут подобное как урон своей мужской чести — здесь вам не моя родная ельцинская Россия, где "откосить" от армии норма. А на государственные интересы, требующие беречь набравшихся опыта мастеровых, им всем плевать: главное, не выглядеть в глазах товарищей трусами.

Ипаль моментально, пока Сонаваралингатаки не передумал, испарился — только его и видел. А я, с трудом запихав в себя пару клубней печёного коя, вынужден был вновь предаваться тягостному ожиданию, мрачно взирая с холма на тянущиеся вглубь острова вереницы беженцев: население города было оповещено об опасности и необходимости уходить ещё с вечера, но по темноте мало кто рискнул отправиться в путь. По плану эвакуации они должны двигаться в юго-восточные селения Хона и во внутренние районы Вэя, но куда понесёт моих папуасов на самом деле, оставалось только догадываться....

"Что?" — переспрашиваю гонца, одновременно пробуя читать короткую записку. Как полагается, она от имени Кинуя, хотя и написана кем-то из ополченцев — в Сто втором грамотность практически поголовная. Даже командир цаба способен накарябать собственное имя. Но на этом, правда, его умения и заканчиваются.

-Чужаки в Вабу-Тону — повторяет посыльный, парнишка лет двенадцати — Идёт бой. Сонаваралингатаки — добавляет запоздало.

-Подробнее — приказываю.

Увы, ничего сверх того, что несколькими фразами было обрисовано в записке, подросток сказать не смог: сразу после полудня, то есть, часа полтора или два назад, на окраине лежащего в полусотне "перестрелов" от Цитадели селения появились одетые в серо-зелёную форму люди, в которых Ипаль Шитферу мгновенно опознал соплеменников. Почти сразу же началась стрельба. Юного Сонго, крутившегося возле солдат вместе с остальными воспитанниками местного Мужского дома, "послал с этой бумагой плешивый дядька со шрамом на лбу и без половины левого уха" — внешность Кинуя в описании паренька получилась узнаваемой.

-Можешь отдыхать — говорю мальчишке.

Тут же распоряжаюсь: "Тагор, перекрывайте с оставшимися "пану макаки" и "регои-макаки" переправу через Алуме". Ополченцев и вторую роту армейцев я мысленно похоронил. И, похоже, уже нужно сматываться в сторону Тенука, готовить эвакуацию таками с детьми в Сонав.

Впрочем, пока можно не торопиться: уйти окольными тропами всегда успею, а тюленеловы отнюдь не сверхчеловеки, способные неутомимо маршировать сутками напролёт, разгоняя ссаными тряпками толпы папуасов — вчера за полдня, например, прошли всего-навсего несчастных десять километров от Нового Порта до дорожной развилки. Сегодня, допустим, доберутся до северного берега Алуме, до вечера, надеюсь, провозятся с форсированием реки.

Проклятье, Ипаль утащил бинокль, и теперь в попытках разглядеть, что происходит возле Вабу-Тону, приходится довольствоваться собственными глазами. Теперь, когда было ясно, куда смотреть и чего ждать, сразу же обнаружилось несколько столбов дыма над хижинами обороняемой деревни — с дальнего конца, даже с сигнальной вышки не видимого за гребнем холма. А на обращённой в сторону Мар-Хона окраине селения идёт какое-то шевеление, мало различимое невооружённым глазом: скорее всего, уходят женщины с детьми и старики. Чисто теоретически, ещё два дня назад все старосты и вожди в зоне возможных боевых действий (то есть от Тин-Пау до северного Кесу) получили распоряжение готовить некомбатантов к эвакуации, а вчера, когда стало ясно направление движения чужаков, во все деревни вдоль дороги от Нового Порта до Мар-Хона и от Мар-Хона до Тенука разослали гонцов, передавших мою настоятельную рекомендацию уводить людей с пути тюленеловов. Но как обычно, папуасы начинают шевелиться в самый последний момент.

Напряжённо всматриваюсь в направлении Вабу-Тону: количество пожаров быстро нарастает — в невидимой отсюда северной стороне их уже столько, что в воздухе стоит сплошная завеса дыма. Ага, теперь начинает гореть и в южной половине селения.

"Сонаваралингатаки" — отвлекает меня от созерцания картины разрушения воин-"макака" — "Корабли чужаков пошли от Нового Порта к устью Алуме и плюются дымом и огнём".

Подымаюсь на сигнальную вышку: так и есть, палеовийские "Далекоплывущие" медленно движутся вдоль береговой линии, изредка посылая снаряды куда-то в район дороги, связывающей Новый Порт с Мар-Хоном. Впрочем, проползя по зыби залива несколько километров, чужеземцы застопорили машины, продолжая, однако, обстреливать понятную только им цель. Так они простояли добрых пол-"стражи". А потом вдруг резко повернули, прекратив огонь, и быстро двинулись обратно к причалам с одиноко торчащим транспортником.

От гадания на тему "что же значат все эти телодвижения" меня отвлек гонец от Кинуя. Разворачиваю очередной лист бумаги: отставник-"макака" рапортует о блестящей победе. Подробностей немного: на окраину Вабу-Тону ворвался отряд чужеземцев, по которому сразу же открыли огонь из имеющихся в распоряжении его бойцов кремневых ружей, затем сошлись с тюленеловами в рукопашную. Ну а дальше бой перетёк в достаточно хаотичную свалку, расползшуюся практически на всё селение. Некоторое количество палеовийцев вырвалось из ставшей ловушкой деревни и разбежалось по окрестностям — их сейчас преследуют несколько групп добровольцев. На момент составления рапорта уничтожено девяносто два врага, два десятка взято в плен. Наши потери: убито тридцать шесть "регоев-макак" и сто пятнадцать ополченцев, тяжело ранено — девять и сорок семь. Также погибло около двадцати мирных жителей. Выгорело полсотни хижин, ещё десяток продолжает гореть, но новых пожаров нет, а полыхающие успешно тушатся.

Как-то даже не верится в столь убедительную викторию. Но оснований сомневаться в написанном нет — это на словах папуасы могут весьма вольно обходиться как с числом побитых и пленённых врагов, так и с собственными потерями, а вот на бумагу, заносить предпочитают информацию сугубо правдивую. Что вполне объяснимо: письмо туземцы наделяют магическими свойствами, а с колдовством шутки плохи.

"Идём в Вабу-Тону" — командую своим телохранителям. Пара "макак", исправно повторяющая за мною все перемещения по Цитадели, согласно пожимает плечами.

На переправе к нам присоединяется Тагор с десятком бойцов — известие о победе уже успело распространиться, но последний приказ никто не отменял, и почти четыре сотни папуасов по-прежнему торчат вдоль берега. Правда, многие уже расслабились: сидят кучками, жуют смолу да ведут неспешные беседы. Только "пану макаки", подчиняясь вбитой годами службы дисциплине, не поддались общему настрою — большая часть их отдыхает, конечно, но караульные исправно наблюдают за противоположным берегом. Тузтец напоследок отдаёт несколько коротких распоряжений насчёт бдительности.

Вблизи учинённый воюющими сторонами разгром не такой уж и сильный — на пути от окраины селения к Мужскому дому попалось только две сгоревших хижины. Впрочем, в центре деревни следов недавнего боя оказалось намного больше: на северный конец уходила, причудливо извиваясь, длинная выгоревшая полоса, в стенах местного центра образования и просвещения зияли огромные дыры вырванной соломы. Деревянные опорные столбы испещрены отметинами пуль.

Вдоль правой стены на голой земле лежали в несколько рядов тела убитых — палеовийцы в грязно-зелёной форме, наши солдаты-регуляры в серой, из некрашеной ткани, ополченцы в папуасских набедренных повязках и робах мануфактурных рабочих.

Кинуй нашёлся тут же: весь перевязанный, но вполне себе живой и даже бодрый. Командующий "регои-макаками" молоденький летинату, выпустившийся из Обители Сынов Достойных Отцов полгода назад, был не менее бодр, чем бывалый воин, и, в отличие от него, даже практически не ранен.

А вот Ипаль Шитферу оказался очень плох: очередь из автомата соплеменника превратила его живот в кровавое месиво. Бывший подлейтенант смотрел вверх мутными, невидящими глазами. По левой щеке, обращённой ко мне, катились не то капельки пота, не то слезинки. Помочь молодому палеовийцу я ничем не мог: ни вохейская, ни тем более папуасская медицина подобные ранения не лечили.

Пожилой ополченец-вохеец, ухаживающий за раненными, заметив, направление моего взгляда, сказал: "Не жилец. Ему сонного отвара дали, чтобы не мучался. Но всё равно видно, что больно". В голове ничего, кроме досады: жаль, конечно, молодого тюленелова, но это относится скорее к преждевременной порче полезного инструмента, а не к живому человеку.

Пленные палеовийцы сидели на корточках рядом с трупами своих менее удачливых товарищей под надзором десятка "макак". Особого интереса они не представляли, куда более занимали меня подробности столь неожиданной победы. Кинуй и летинату Ванугоку поспешили удовлетворить любопытство Сонаваралинги-таки.

Ожидая чужеземцев, командиры договорились, в нарушение всех распоряжений и наставлений, что огнестрел регуляры Ванугоку передадут ополченцам — что вполне обоснованно, учитывая намного лучшее с ним знакомство мастеровых с оружейных мануфактур в сравнении с прослужившими всего несколько месяцев солдатами. В общем, когда тюленеловы несколько неожиданно ворвались в селение, встретил их довольно меткий ружейный огонь. Ну а после пары залпов дело перешло в рукопашную, рассыпавшуюся на кучу мелких стычек. Здесь уже в основном пришлось поработать солдатам — орудовать копьями, кинжалами и боевыми топорами большинство папуасов училось в Мужских домах или у опытных родственников. Впрочем, ополченцы от них не отставали.

В ближнем бою превосходство туземцев в численности в итоге перевесило наличие огнестрела у палеовийцев: тюленеловы успевали сделать всего пару-тройку выстрелов, а потом их рубили скопом в морскую капусту. В этом кровавом веселье отличился Ипаль. Собрав под руку пару десятков ополченцев и армейцев, он принялся методично выбивать мелкие группы врагов — бойцы топорами и копьями прикончили первую кучку одетых в серо-зелёную форму чужаков, а затем экс-подлейтенант из трофейных автоматов стал выкашивать следующих одиночных противников и мелкие группы, пока тех отвлекала группа поддержки с холодным оружием.

Оставалось только гадать, почему палеовийцы действовали столь идиотским образом, в нарушение собственного армейского устава и элементарного здравого смысла впёршись в деревню: им достаточно было просто чуть задержаться, не доходя до окраины селения, выслать разведку, которая бы быстро установила наличие противника, а уже потом с расстояния в три-четыре "перестрела" методично выкашивать птенцов (на орлов ребятишки не тянут пока) Ванугоку и подопечных Кинуя. При подобной тактике наши потери возросли бы в несколько раз, а у тюленеловов упали до нуля. Увы, спросить пленных пока не представляется возможным: единственный знающий язык Северного архипелага без сознания при смерти, а среди двадцати захваченных солдат-колониалов не обнаружилось ни одного понимающего вохейский.

В общем, благодаря неосторожности нападавших, победа осталась за защитниками Вабу-Тону. Размен одного вооружённого скорострельным нарезным оружием на двух с "холодняком" или мушкетом совсем недурной результат. Ипаль, кстати, по словам сопровождавших палеовийца папуасов, словил очередь в живот уже на излёте боя, от какого-то испуганного недомерка, который после выстрела бросил автомат и поднял руки. Того, мстя за импровизированного командира, бойцы, разумеется, прибили тут же на месте.

Возле местного Мужского дома толпа немалая: оставленные в селении "регои-макаки", добрая половина ополченцев из Сто второго цаба, местные — не то не убежавшие при известии о злобных пришельцах, не то успевшие вернуться, прознав каким-то образом об исчезновении опасности. Как-то само собой мой визит перерастает в санкционированный задним числом митинг с Сонаваралингой-таки в роли главного ведущего.

"Славные сыны Пеу-Даринги!" — начинаю громко выкрикивать свою речь, тут же понимая, что среди слушателей не один десяток принадлежит отнюдь не к коренному населению острова. Но никаких звучных и более-менее коротких обозначений для тузтских наёмников и тенхорабитов самых разных национальностей на ум не приходит, потому продолжаю, как ни в чём ни бывало: "Ваша храбрость и твёрдость духа одолели ужасное оружие чужеземцев! Духи Предков взимают на вас с Той Стороны с гордостью и одобрением! Мы одержали славную победу, достойную великих мужей прежних времён!"

Разоряюсь ещё минут десять, постепенно от праздника победы переходя к суровым будням и необходимости добить проклятых тюленеловов, утопить их в море, а также к тому, что нечего расслабляться до окончательного разгрома и изгнания врага с нашей земли. Публика правильно поняла посыл: Кинуй с Ванугоку отдали несколько коротких распоряжений, и десятники-отделенные и полусотники-взводные принялись командовать. Вскоре на центральной площади Вабу-Тону остались только часовые, сторожащие пленных, да раненные и медперсонал.

Гонец от Шатвиша браво рапортовал. А чего не иметь бодрый и подтянутый вид, коль сообщаешь начальству приятные известия: противник очистил дорогу Мар-Хон — Рудники, минимум до уже знакомой по предыдущим депешам "вышки номер шесть"; в плен взяли, в дополнение к захваченным в Вабу-Тону, четыре десятка палеовийцев, убитых врагов командующий сводными силами тузтец насчитал больше сотни, а по окрестным полям и перелескам продолжают находить и уничтожать всё новых тюленеловов из числа разбежавшихся. В письме же, написанным туземным адъютантом иноземного специалиста, содержалось подробное описание прошедшего боя и некоторых предшествующих ему событий.

Ночная попытка "пощупать" агрессоров окончилась безуспешно: Гоку во главе семи десятков отобранных добровольцев и проводников из жителей селения подошёл почти вплотную к расположению пришёльцев, но те оказались предусмотрительными и соорудили примитивную охранную сигнализацию из каких-то навешанных жестянок. Я предположил про себя, что, скорее всего, в дело пошли консервные банки из походных армейских рационов — поллитровые цилиндры вполне привычного землянину двадцатого века вида мне доводилось лицезреть и среди захваченных с "Далекоплывущим" трофеев.

Поднятый неосторожными бойцами лязг перебудил палеовийцев, и те начали палить в тёмну ночь, как в копеечку. Потерь у нас, в общем-то, не было — "макаки", преобладающие среди участников ночной вылазки, неплохо натренированы на разного рода ситуации при боестолкновениях с вооружённым огнестрелом противником. Потому они попадали наземь и отползли на безопасное расстояние. Несколько задетых по касательной пулями и получивших синяки — вот и всё.

Единственный плюс в неудачном ночном нападении, пожалуй, что тюленеловам не удалось толком выспаться. Ну, по крайней мере, Шатвиш на это надеялся. Как там обстояло на самом деле, оставалось только догадываться. А вот большинству наших бойцов удалось перед грядущим боем неплохо отдохнуть — прямо на позициях, занятых по обе стороны мархонской дороги.

Учитывая, что палеовийцы начали выдвигаться в сторону Мар-Хона чуть ли не через "полстражи" после рассвета, мои папуасы успели и поспать, и подготовиться к встрече "гостей".

Шли чужеземцы тремя отрядами: передовой в сотню штыков, основной больше трёх сотен и замыкающий также около сотни. И в самом удобном, по мнению Рикая Тилтака, с которым вынужден был согласиться командир-тузтец, марширующих и накрыли пулемётным огнём с холма по правую руку от дороги. Унтер-изменник пропустил головной отряд противника, а зарядил длинными очередями по главным силам своих соплеменников. Не доверяя помощникам из туземцев и вохейцев, он стрелял исключительно сам — сперва из одного пулемёта, а когда у того в ленте закончились патроны, из второго. Аккомпанировали Рикаю десятка полтора автоматов и винтовок.

Эффект превзошёл самые смелые ожидания Рикая с Шатвишем: потери палеовийцев от огня Тилтака оказались не такими уж и большими, зато паника получилась знатная. Часть солдат из основного отряда побежали по направлению движения колонны, устроив переполох среди авангарда — в конце концов, командир передового охранения, видимо, сумел восстановить в рядах подчинённых дисциплину, но, занявшись наведением порядка и видя опасность "сзади", позабыл об элементарной разведке показавшегося спасительным скопления хижин впереди. Так, по крайней мере, я объяснил себе безалаберность, с какой палеовийцы вломились в Вабу-Тону.

Некоторое количество вражеских бойцов разбежалось по кустарнику слева от дороги, где их взяли в оборот подошедшие папуасы — ополченцы из местных, разбавленные парой десятков "макак". Впрочем, большая часть тюленеловов залегла в оросительных канавах на примыкающем к грунтовке поле. И довольно быстро очухалась: по крайней мере, когда пулемёт Рикая замолчал, и более семи сотен папуасов атаковали чужаков врукопашную, среди палеовийцев нашлось не так уж и мало тех, кто оказался способен вести по ним огонь. А поскольку бежать пришлось больше двух "перестрелов" по практически открытому пространству, то атака захлебнулась: кто погиб, кто повернул назад, кто залёг, не рискуя высунуться.

Исключение составили бойцы под командованием Гоку: когда огонь тюленеловов стал совсем уж невыносимым, подчинённые неугомонного бонкийца прижались к земле, но продолжали ползти вперёд. Их примеру последовал кое-кто из лежащих поблизости "макак" и солдат. Добравшись до дороги, разведчики и примкнувшие к ним вскочили и с диким рёвом бросились на не ожидавших такого палеовийцев. Увы, слишком мало их было, и отчаянная попытка нескольких десятков дареоев не переломила хода боя. Здраво оценив ситуацию, Гоку рявкнул: "Режем, кого встречаем на пути, и уходим!" Резня в канавах длилась считанные минуты: отправив по Тропе Духов два или три десятка тюленеловов и потеряв с дюжину своих, "макаки" скрылись в зарослях на краю поля.

После провала атаки наступило непродолжительное затишье, нарушаемое редкими очередями и одиночными выстрелами с обеих сторон. Но постепенно огонь со стороны засевших по канавам палеовийских колониалов по зарослям усилился. Палили они довольно бестолково, но на папуасов, да и на заморских наёмников, и такая стрельба действовала угнетающе. Так что никто и не помышлял о наступлении.

Так продолжалось где-то с четверть "стражи", а затем чужеземцы развернули пару каких-то штуковин, которые начали посылать рвущиеся снаряды "очень далеко". Что тюленеловы применили, я мог только догадываться — но точно не пушки, моим орлам знакомые. Писарь, фиксировавший отчёт вышестоящему начальству, указал, видимо под диктовку Тилтака, слово из языка Северного архипелага, ничего мне не сказавшее. Так что это могли быть и какие-то ракетные установки, и миномёты, и гранатомёты.

Палеовийцы обстреливали поля и заросли в радиусе десяти-двадцати "перестрелов" довольно долго. Сопровождалось всё это противным свистом летящих снарядов. К концу сего представления мои орлы не то что об атаке на врага забыли, но и вообще не думали ни о чём, кроме как выбраться живыми из передряги — хотя реальные потери среди наших бойцов от обстрела оказались в итоге невелики.

Затем тюленеловы прекратили стрельбу, свернули своё грозное оружие и потянулись на север. Рикай и те из папуасов, кто очухался после наступления относительной тишины, могли наблюдать, как одни чужаки чуть ли не тумаками выгоняют из укрытий других и заставляют их двигаться в сторону развилки, возле которой они ночевали. На саму дорогу кроме тащивших свои не то ракеты, не то миномёты мало кто рисковал выползать — так и перебегали где по канавам, где едва ли не ползком по посадкам коя.

Когда хвост вражеской колонны уполз довольно далеко от места, где их застал обстрел, со стороны моря полетели артиллерийские снаряды с "Далекоплывущих". Прочитав это место в отчёте, я понял, наконец, куда и зачем моряки стреляли. Похоже, у высадившихся палеовийцев имелась с собой минимум одна радиостанция, по которой и вызвали огонь на подмогу. Впрочем, от этого огневого прикрытия "макаки" и прочие урона понесли ещё меньше, чем от ракет-мин. Падали снаряды с весьма серьёзным разбросом — судя по всему, район, который требовалось накрыть, на кораблях представляли весьма приблизительно, а корректировать стрельбу отходящие колониалы не то не умели, не то просто о таких мелочах не думали, спеша убраться из опасной зоны.

Когда артобстрел кончился, Шатвиш послал дозоры проследить, докуда будут отступать тюленеловы. На сегодня чужеземцы ограничились Хапани, то есть, деревни возле той самой "шестой вышки". В отличие от предыдущей стоянки здесь, когда палеовийцы ограничились "сигнализацией" из консервных банок, теперь их солдаты усердно рыли окопы и вырубали все кусты, на которые хватало рук. Это мало радовало — не попустите предки, вздумают закрепиться на занятом куске нашей территории и, будут ждать подкреплений с чем-нибудь более основательным, нежели ручные пулемёты и пара каких-то переносных "пукалок".

Впрочем, следующий день успокоил меня — поредевшие батальоны колониальной пехоты покинули Хапани, напоследок предав огню хижины селения, и направились к Новому Порту. Спустя примерно четверть "стражи" после ухода основных сил туда же поспешил и палеовийский арьергард. Папуасы внимательно следили за всеми эволюциями противника, но никаких активных действий не предпринимали, выполняя моё распоряжение не атаковать отступающих тюленеловов — я решил, что незачем напрасно губить своих людей, коль проклятые чужеземцы проваливают восвояси.

В Новом Порту палеовийцы задержались ненадолго — судя по начавшимся пожарам, там они тоже решили "поиграть в Герострата". Это я уже мог наблюдать воочию с вышки Цитадели — и клубы дыма, и поток людей-мурашей с пирсов на корабли.

Транспортник отчалил от причала последним. Почти сразу же на набережной и среди складских строений принялись вспухать облака взрывов. Вот сволочи, заминировали. Оставалось только надеяться, что среди посетивших наш остров тюленеловов не найдётся слишком уж профессиональных подрывников, и ущерб будет минимальным.

Палеовийцы пошли к выходу из Мархонского залива по широкой дуге, посылая по ходу движения снаряды и пулемётные очереди в сторону берега. Зря они боеприпас старались не тратить, обстреливая видимые с моря сооружения: для начала на прощание досталось складам Нового Порта, не оставили без внимания чужеземцы и хижины Мар-Хона. Когда смертоносные прощальные "подарки" полетели в сторону Цитадели, я решил, было, от греха подальше убраться со своего наблюдательного пункта, но, вспомнив о дальности стрельбы корабельных "сорокапяток", сообразил, что опасности никакой нет: до линии прибоя отсюда добрых два десятка "перестрелов", ещё примерно столько же — протяжённость мелководья, на которое "далекоплывущие" не заплывут даже в прилив.

На лежащем в устье Алуме городе тюленеловы надолго не задержались, перейдя к обстрелу начинающихся дальше по берегу деревень. Постепенно корабли сливались с мерцающей поверхностью залива, терялись в свечении погружающегося в море светила. А мне даже не верилось, что и в этот раз всё обошлось.

До темноты поступали довольно однообразные сообщения с сигнальных вышек линии Мар-Хон — Вэй-По: чужеземцы стреляют, иногда снаряды что-то разрушают, есть раненные и убитые. Я воспринимал доклады совершенно спокойно: на фоне сотен уже убитых "макак" и мастеровых, а также учинённого палеовийцами напоследок "фейерверка" на причалах и вокруг, текущие единичные жертвы среди папуасов — просто досадная мелочь, а разносимые взрывами хижины — сущая ерунда.

Из Нового Порта предварительный отчёт о масштабах учиненных отступающим врагом разрушений пришёл уже в темноте: каменные "быки" основания пирса практически не пострадали, но бревенчатый настил сильно разрушен; склады превращены в груды битого кирпича и щепок, жилища тамошних обитателей выгорели практически полностью. В общем — всё не так уж и плохо.

Голова шла кругом: представители широких народных масс теребили — когда же начнём праздновать блестящую победу; Ванимуй, Чирак-Шудай и прочие продолжали бомбардировать перечислением разрушенного и поломанного; пятёрка знающих палеовийский воспитанников Обители Сынов Достойных Отцов, приданная в помощь Рикаю Тилтаку и прочим "нашим" тюленеловам, заваливала меня килограммами материалов допросов пленных. В общем, каждому было нужно донести до Сонаваралинги чрезвычайно нужную, по его мнению, информацию. А мне хотелось послать всех подальше и побыть хотя бы пару дней в одиночестве или в компании Рами, выпить пару чаш вохейского вина, отдохнуть и выспаться.

На душе было как-то... пусто, что ли.... Папуасы и иностранные специалисты радовались одержанной победе над столь грозным противником; настроение у публики приподнятое — можно сказать, в воздухе витало всеобщее предвкушение праздника. А мысли вашего покорного слуги блуждали где-то между желанием забить на всё, скрупулёзным подсчитыванием причинённого и гаданием на тему: "Какими силами палеовийцы явятся в следующий раз". Совершенно непраздничный настрой.

Увы, приходилось, скрепя сердце и мысленно скрипя зубами, позволить Совету Солидных и Разумных Мужей готовить предстоящее общенациональное торжество. Обошлись они, впрочем, своими силами: практически без участия Сонаваралинги-таки обсудили (вмешаться мне пришлось только один раз, дабы сбить накал начинавшей перерастать в ссору полемики между текокцами и мархонцами вокруг того, где проводить основные торжества — в столице или в главном порту страны) программу празднования, сами же распределили, кто за что отвечает.

Шатвиша, Тагора и Гоку назначили ответственными за военный парад, Ванимуй с Кинумирегуем взяли на себя организацию пиршественного угощения в Мар-Хоне и Тенуке соответственно, Чирак-Шудай и старосты городских концов отвечают за обеспечение массовки на шествии, которое пойдёт вслед за марширующими военными. Один я на этом празднике жизни выполняю функцию "свадебного генерала". Хотя мои подопечные Великого и Ужасного Сонаваралингу-таки и в "свадебные генералиссимусы" возвести готовы.

Праздник, можно сказать, прошёл мимо моего сознания: я на автомате толкал потребные моменту речи на "торжественном языке", закидывал в рот жареное мясо и печёный кой, заливая угощения вином и брагой. А в голове в это время щёлкали счёты, суммирующие урон Новому Порту, да крутились цитаты из протоколов допросов пленных палеовийских офицеров (каковых в руки орлов Шатвиша попало целых два).

В общем, нам в очередной раз повезло: артиллерийскую стрельбу из трофейных "сорокапяток" командиры тюленеловов отнесли на счёт скилнцев, которые кроме участия в обучении вохейских частей "нового строя" успели отметиться по всему Западному архипелагу и, по непроверенным данным, даже на Островах Пути. Потому применение чересчур совершенного для дикарей на задворках мира оружия визитёры объяснили самым простым для себя образом. А обстрел колонны из пулемётов и автоматов только укрепил "гостей" в этой мысли. В итоге, командовавший палеовийским десантом "надмайор", чьё имя наши писцы перенесли на бумагу как "Унас Тичу", приказал отступать. Причём, догадываюсь, отходить распорядился, боясь панического бегства вверенных ему солдат. И понять этого Тичу можно: колониалы с Сагоя и Чинуля доселе, самое большее, имели дело с бунтующими плантационными рабами, всё оружие которых — ножи да мотыги с лопатами. А тут равный противник....

Наконец, торжества позади, и можно просто побыть наедине с Рами.

Лежу на набитом овечьей шерстью матрасе, тэми приникла головой к моему плечу. За травяными стенами моей мархонской хижины глухая ночь, наполненная щебетанием птиц. Хорошо и спокойно. Было. Пока моя неофициальная супруга не заговорила.

-Ралинга, чужаки ведь ещё вернутся? — задала она вопрос.

-Не знаю. Я бы на их месте приплыл ещё раз с большими силами — машинально пожимаю плечами. Выходит, при навалившейся на меня Рами, плохо.

Врать нет желания, но горькой правдой потчевать моего бесёнка хочется ещё меньше. Хотя тэми всё прекрасно понимает и так.

-Значит, они придут снова — спокойно говорит она — Сколько у нас есть времени?

-Мало. Хорошо, если год или два — отвечаю честно.

-Плохо — говорит подруга — мы не увидим, как вырастут наши сыновья, Кахилуу и Каноку. И не дадим им той мудрости, кою родители обязаны дать детям....

В голосе Солнцеликой и Духами Хранимой столько тоски и обречённости.... Я обнимаю её, выдавливая из себя слова утешения — фальшивые и нелепые. Потому что мне и самому понятно: повторный визит палеовийцев — всего лишь вопрос времени.


Глава четвёртая


В которой текущие проблемы не дают герою слишком много думать о бедах грядущих.

"Посему Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками Раминаганива со всем почтением оповещает своего уважаемого старшего брата, Повелителя Четырёх Берегов Вохе, правителя Южной Гряды, Телмы и Буктула, покровителя Шхишшхета, Тоута и Хтилтоша..." — я ещё минут пять перечисляю острова, в той или иной мере подконтрольные Тишпшок-Шшивою. Толмач из молодых мархонских мигрантов-тенхорабитов бодро переводит.

Господин вохейский посол слушает меня с кислой миной: а чего играть в дипломатию, здесь все свои. И о сути сегодняшнего мероприятия ему уже известно.

"Милостью богов её воины отразили вторжение чужеземцев с дальнего края Морей и Земель, многих из них истребив, а иных взяв в плен" — перехожу, наконец, к содержательной части своей речи — "В знак глубокого почтения Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками посылает своему уважаемому Старшему Брату пленённых тюленеловов и чужеземное оружие".

Мудая-Хитва угрюмо кивает: ему прекрасно известно, что попавших в наши руки палеовийцев намного больше тех восьми, которых передают вохейцам, да и оружия досталось не десяток ржавых автоматов и пистолетов (это просто ужас, до какого состояния колониалы доводят вверенное им армейское имущество — ну, словно какие-то дикари).

Впрочем, мрачное настроение чужеземного аристократа объясняется не ничтожным количеством передаваемых для вышестоящего начальства трофеев. Всё дело во второй части моей речи. К которой я сейчас и перехожу: "Что до попытки чужеземцев ввести в заблуждение Солнцеликую и Духами Хранимую типулу-таками, будто бы её уважаемый и почитаемый Старший Брат Тишпшок-Шшивой отказывается от своих обязательств по защите Пеу перед лицом врагов, то наша повелительница нисколько не сомневается, что это подлая клевета, на которую тюленеловы пошли, дабы смутить народ Пеу".

Я распинаюсь ещё долго насчёт нерушимой дружбы между правителями наших островов и про всестороннее почтение к Повелителю Четырёх Берегов со стороны его "младшей сестры". Но все эти словеса никого в заблуждение не вводят, и Мудае со спутниками ясно: поскольку вохейцы мало того, что оставили нас одних разбираться с тюленеловами, так ещё им и официальный документ с отказом от сюзеренитета над нашим островом выдали, то отныне правительница Пеу вполне может считать себя свободной от каких-либо обязательств по отношению к Тишпшок-Шшивою и его наследникам. Дипломатические отношения, впрочем, разрывать никто не собирается, равно, как и прекращать взаимовыгодную торговлю. Да и формальный вассалитет пусть сохраняется — мне лично все эти бронзововековые политесы по барабану. Вот только отныне все эти словеса о "почтительной младшей сестре" и "старшем брате" становятся просто пустым сотрясанием воздуха.

Мудаю, разумеется, подобный поворот не может радовать — кому нравится сообщать вышестоящему начальству, что оно обгадилось.... Но поделать ничего он не может: с приснопамятным "отказным" письмом от вохейского МИДа за подписью целого Держателя Печатей с незнакомым мне именем ознакомились все более-менее значимые чины в посольстве. Свиток, вручённый Ванимую адъютантом командующего карательной экспедицией палеовийского надмайора, подданные Повелителя Четырёх Берегов изучили тщательно, чуть ли не на вкус пергамент попробовали — и в частном порядке вынуждены были согласиться, что документ вроде бы подлинный. А постоянное официальное подчёркивание с моей стороны, что мы уверенны в фальшивом характере пресловутого послания, звучало откровенной издёвкой. И это тоже все понимали.

Впрочем, наши "старшие братья" не совсем идиоты, и не обойдётся у вохейцев без очередного дела об измене — хотя бы для сохранения лица монарха. Чует моё сердце, полетят в канцелярии иноземных дел головы — вряд ли трусливое решение сдать Пеу тюленеловам прошло мимо самого Тишпшок-Шшивоя, но отвечать в итоге, скорее всего, будет неизвестный мне Держатель Печатей, подставившийся с автографом. Ну, и стоящие за ним семейства благородных пощиплют — без этого, если судить по разборкам вокруг металлургического комбината, на Четырёх Берегах никак.

Господи посол со свитой удалились. Я мысленно выдохнул.... Кутукори сказал: "Тонбе Кума-Тика от имени всех заморских торговцев передал, что они готовы поговорить с Сонаваралингой-таки".

"Пошли на берег кого-нибудь. Пусть приходят после наступления темноты" — распоряжаюсь коротко. Разговор с вохейскими купцами обещает быть долгим и трудным, так что лучше вести его по вечерней прохладе — нынешний сухой сезон выдался действительно сухим и жарким, так что посреди дня голова совсем не соображает.

-Что ещё? — спрашиваю своего секретаря.

-Напоминаю Сонаваралинге-таки, что он выразил желание побеседовать со своим сыном Темануем. Юный Темануй прибыл из Мужского Дома и ожидает приёма — шпарит тинса "торжественной речью".

-Пусть заходит — говорю "по-простому", в диссонанс с "высоким" настроем секретаря. Надо будет выделить время, побеседовать с ним на предмет того, чтобы поменьше этих витиеватостей употреблял, по крайней мере, наедине и в рабочей обстановке. А то достаёт, честное слово — будто мало мне "торжественной речи" на заседаниях наших Солидных и Разумных.

Темануй-молодой вошёл, потупясь в пол. "Звал, отец?" — пропищал он.

-Да, звал, сын — отвечаю. После чего многозначительно замолкаю, пристально разглядывая нашего с Таниу отпрыска. Потом задаю вопрос — "Ты знаешь, почему я позвал тебя?"

Темануй мотает отрицающе головой.

"Последнее время наставники Обители Сынов Достойных Отцов постоянно говорят мне, что среди тех, кто называет себя твоими друзьями, сын мой, есть такие, кто из лести называют тебя будущим властителем Пеу. Правда ли это?"

-Да — буркнул Темануй.

-Слова эти лживы — стараюсь произносить как можно жёстче — Правят нашей страной потомки Пилапи Великого и Старого. И власть над Пеу переходит внутри этого дома. Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками Раминаганива единственная уцелевшая из отпрысков Пилапи, и её сыну Каноку, твоему сводному брату, суждено стать в будущем типулу-таки Пеу-Даринги. Да, она рожает детей от меня, Сонаваралинги-таки, но в них течёт кровь Пилапи Великого, и только поэтому они будут иметь право на престол Пеу. Тебе же, Темануй, суждено стать верной опорой своим родичам-правителям.

Делаю небольшую паузу, глотаю тёплой воды, и продолжаю: "Не знаю и знать не хочу, от кого твои приятели набрались этих льстивых и ложных слов, но учителя в Обители уже получили распоряжение разъяснить им, что они не правы". Ага, всеми доступными бронзововековой педагогике средствами — вплоть до розог из лиан.

Насчёт того, что "знать не желаю", я, конечно, слукавил: сотрудникам Пятого Стола личной канцелярии Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками было поручено аккуратно выяснить, кто из взрослых сородичей темануевых друзей-приятелей или старших учеников додумался до откровенно изменнических мыслей. Если честно, надежды больше на папуасскую неспособность к конспирации, нежели на профессионализм моих "чекистов" — трудно ожидать успехов на ниве выявления внутренних врагов от мигранта-тенхорабита, не успевшего всерьёз вникнуть в местные расклады, да пары молодых тинса из "лояльных". Конечно, Кутна-Набал имел дома на Шишхете какой-никакой опыт работы в некоем подобии службы безопасности местного благороднорожденного, но со спецификой туземных дел ему ещё долго осваиваться. Некоторую помощь на первых порах новичку оказывал Чинчар-Шудо, но тот в основном работал по побережью и чужеземцам — как по внутриморцам, так и по тагирийцам. Во внутренних же районах и он агентурой практически не располагал.

-Ладно, иди — заканчиваю читать нотацию — Надеюсь, мне удалось достучаться до твоего разума, сын?

-Да, отец — отвечает Темануй несколько угрюмо.

-Пусть духи предков хранят тебя — произношу стандартное туземное прощание.

-Благодарю, отец. И тебя пусть хранят духи предков.

Плетёная перегородка, заменяющая привычную земную дверь, ещё дрожала, когда в голове опять стрельнула предательская мысль: а на хрена стараться, мудрить с воспитанием потомков и наследников, когда через год или два всё это уже не будет иметь значения. Вновь привиделись хищные очертания палеовийских кораблей: десять, двадцать — вряд ли в следующий раз тюленеловы станут скупиться.

Оставшись в одиночестве, стараюсь переключиться на менее неприятные темы. Если честно, воспитание своего самого старшего отпрыска я самым банальным образом упустил. Попадался на глаза мне он не очень часто, до семи лет находясь всё время где-то рядом с Таниу, с которой у меня отношения оставались сугубо деловыми. И вообще, складывалось впечатление, что бывшая подруга старалась поменьше напоминать о наших былых отношениях и общем ребёнке. А мне по большому счёту между государственными делами даже на Комадариниву с Каноку да Касумаринивой времени удавалось выделить всего ничего. В итоге я по большому счёту не воспринимал его как свою кровь. Умом понимал, конечно, а душой — нет.

Вот после отправки Темануя в главный Мужской дом страны пришлось волей-неволей вникать в процесс его воспитания — из-за пошедших от наставников нехороших сигналов.

От проблемы отцов и детей мысли мои перешли к планам государственного устройства. Идею назвать зародыши будущих министерств "Столами" с безликими номерами я позаимствовал из какой-то читанной в прошлой жизни фантастической книжки, где очень могущественную и вездесущую спецслужбу именовали просто и без затей "Восьмым департаментом". Задумка понравилась и была воплощена в жизнь с той лишь поправкой, что незнакомое папуасам слово сменено на обозначение предмета интерьера. Правда, за отсутствием в быту моих подопечных до недавнего времени данной мебели, термин позаимствовали из вохейского — так что слово в итоге оказалось заграничным, как и полагается всему, связанному с прогрессом и цивилизацией.

Процесс, конечно, в самом начале: худо-бедно функционирует только Первый Стол, отвечающий за церемониальную часть. Я бы с превеликим удовольствием забил на все принятые в бронзовом веке ритуалы, но, увы, не поймут ни заморские партнёры, ни мои собственные подчинённые. Потому пришлось начинать, по вохейскому примеру, с министерства дворцовых церемоний. Впрочем, человека двадцатого века из меня хрен вытравишь до конца, и я спихнул туда же и Обитель Сынов Достойных Отцов — чтобы хоть чем-нибудь полезным загрузить. А заодно — и дворцовое хозяйство.

Второй стол должен заниматься внешней политикой и внешней же торговлей, а также курированием каботажного плавания вдоль Пеу. Ну и разведкой с контрразведкой: Чинчар-Шудо числился как раз по этой части, примём в обеих своих ипостасях — как явной, так и тайной.

Третий стол отвечает за вооружённые силы — от "макак" до местных ополченцев и будущих резервистов. И, внезапно... — за Мужские дома и начальные школы. Столь странное, на первый взгляд, совмещение функций объясняется просто: во-первых, первичная военная подготовка идёт как раз в Мужских домах, а во-вторых, одним из главных условий зачисления в "регои-макаки", наряду с отличным состоянием здоровья и предварительным прохождением службы в ополчении, является умение писать, читать и совершать четыре математических действия.

Четвёртый стол совмещает функции полиции и надзора за благоустройством и санитарным состоянием. Пятый, как уже говорилось, отвечает за госбезопасность. Шестой — это финансы, промышленность, геологоразведка и сельское хозяйство. На этом пока что всё. В перспективе, конечно, планировались самостоятельные министерства образования, науки, финансов, экономики, промышленности и прочих. Но перспектива эта весьма отдалённая. А в свете ожидаемого повторного визита палеовийцев — весьма туманная.

Думалось о государственных делах легко и плавно. Настолько легко, что вырвавший меня из дремоты шум за дверью вызвал только досаду. Окончательно выбираясь из полусна, пробую понять, с кем это Кутукори столь эмоционально спорит, оберегая покой своего босса. Причём накал спора мало-помалу усиливается. Наконец, узнаю голос оппонента моего секретаря — Хчит-Дубал. Рывком подымаю тело из кресла и подхожу к перегородке из бамбуковых дощечек, сдвигая её в бок. Спор мигом прекращается. "Проходи, Хчит" — говорю молодому вохейцу. Тот не заставляет себя ждать и вваливается в мой кабинет — как был, с небольшим, но довольно увесистым, мешком в руках.

Свою ношу главный специалист всего Пеу по сбору селитры гордо водружает на край рабочего стола, аккуратно сдвигая несколько стопок документов ближе к центру. Я усаживаюсь обратно в кресло, от которого несколько минут назад оторвался благодаря визитёру. Ему же указываю коротким взмахом руки на ряд стульев сбоку, не столь удобных, как моё сидение, но тоже ничего — как-никак продукция одной из нескольких мебельных мастерских, основанных тенхорабитами.

"Говори" — распоряжаюсь. Юный Дубал с торжественным выражением лица дёргает за шнур, стягивающий горловину мешка, и вытаскивает несколько камней и отблёскивающих сероватым слитков: "Вот".

-И что это? — вежливо интересуюсь, глядя на посетителя. Парень заметно повзрослел за ту пару лет, что мы с ним знакомы: ещё совсем недавно наблюдал подростка, а теперь уже усы с бородой пробиваются. Габаритами же обещает догнать папашу Дуака.

-Серебро — гордо произносит тот на вохейском.

-В монетах оно выглядит как-то иначе — замечаю несколько скептически.

-Здесь оно не чистое, конечно — соглашается со мною Хчит-Дубал.

"Вот это — руда" — он проводит ладонью, отделяя несколько кусков с острыми сколами и подталкивая их в мою сторону. "А вот это — сплав серебра со свинцом. Здесь его от четверти до половины. Точнее пусть скажет почтенный Чирак-Шудай".

-А сколько же серебра в руде? — задаю вполне закономерный вопрос.

-Немного, конечно — вохеец улыбается — Так его всегда мало. Здесь, может быть, несколько процентов. Свинца раз в десять больше.

-Жила большая? Кто ещё знает? — сыплю вопросами один за другим.

-Я находил куски породы на протяжении трёх с лишним "перестрелов". Не сплошняком, правда, а через десять-двадцать локтей, в одном месте почти "полперестрела" только обычные камни попадались. Но глубоко я не копал, считай, с поверхности только собирал. А в трёх местах, где делали ямы, хотя бы по два-три куска серебряной руды выкапывали.

Я пробую прикинуть: допустим, площадь месторождения треть километра на десять метров, толщина, ну, пусть будет метр. Итого три тысячи кубов. Если в них хотя бы один процент серебра содержится, то три тысячи тонн породы дадут... тридцать тонн драгоценного металла. Да если удастся извлечь хотя бы половину этого количества.... Ладно, размечтался.

-Кто знает? — повторяю.

-Двое моих товарищей, с которыми вместе ходили. Отец. И пятеро из совета старейшин.

-Где находится?

-К востоку от Вохе-По, почти на самой границе земли рана. Но эти места им не нужны.

-Отправляйся с рудой и выплавленным металлом к Чирак-Шудаю. Пусть он посмотрит. Вместе подумаете, как лучше дело поставить.

-Старейшины велели мне сказать, что они хотят три доли из десяти от полученного серебра — сказал Хчит.

-Это всей общине Света и Истины острова или только Вохе-По? — уточняю.

-Нашему селению — отвечает юный Дубал.

-Вам довольно будет и одной десятой.

-Мы же сами будем заниматься выплавкой — в голосе моего собеседника прорезается лёгкая укоризна.

-Тогда пятнадцать долей из ста — выдвигаю встречное предложение — Всё равно придётся посылать на будущий рудник подсобных работников из Тинсока. Откуда в Вохе-По лишние руки?

-Я передам старейшинам твои условия, Сонаваралингатаки — пожимает плечами молодой тенхорабит.

-Я сам переговорю с ними — успокаиваю Хчита — Но сначала ты отнесёшь свою добычу Чираку. Через несколько дней после тебя я нанесу визит на Рудники. К тому времени, думаю, вы уже выплавите чистое серебро. Потом вместе с нашим главным мастером и его помощниками-рудознатцами направитесь в Вохе-По, чтобы оценить жилу и наметить порядок работ. Я прибуду туда тогда, когда получу от Чирак-Шудая оценку месторождения и расчёты по потребному для начала работы количеству людей и инструментов.

-Хорошо, Сонаваралингатаки — пожимает плечами вохеец — Не смею больше отнимать твоё время.

Последние слова он говорит, сгребая обратно в свою котомку предъявленные образцы.

-До встречи, мой юный друг — произношу на прощание.

-До встречи, Сонаваралингатаки.

После ухода молодого тенхорабита дремотное настроение как рукой сняло. Перспективы открываются многообещающие. Всех проблем, конечно, не решишь — их никогда полностью не решишь с помощью волшебной палочки или мешка с монетами.

Но даже самая главная неприятность, в виде грядущего повторного визита тюленеловов, теперь выглядела именно как техническая задача: сколько можно на добытое серебро пригласить иностранных наёмников, в том числе и из уже подготовленных скилнцами вохейцев, можно ли договориться с чиновниками, ведающими вооружением в канцелярии Повелителя Четырёх Берегов, о поставках огнестрельного оружия. По сведениям, коими располагают тенхорабиты, в царских арсеналах уже начали делать что-то казнозарядное и довольно скорострельное, нечета нынешним нашим дульнозарядным мушкетам. Патроны, как понимаю, пока идут из Ирса через повстанцев Западных островов, но мастера, собранные на мануфактурах, при активной помощи тех же скилнцев активно над проблемой боеприпасов работают.

Думаю, что есть ненулевые шансы договориться с вохейцами и об оружии, и о бойцах: вряд ли в окружении Тишпшок-Шшивоя откажутся втихаря подгадить палеовийцам, особенно после того, как мы продемонстрировали (причём уже второй раз) способность противостоять грозному противнику. Да я бы на месте военачальников нашего Старшего Брата обоими руками ухватился за возможность на деле опробовать обученных и вооружённых "по-новому" солдат в боях как раз с теми, против кого эти дорогие "игрушки" готовили. А уж если за испытание в условиях, приближенных к боевым, ещё и заплатят....

Переговоры, разумеется, будут вестись не через нашего дорогого господина посланника: Мудаю после всех его деяний ни во что серьёзное посвящать не стоит. Но начальнику охраны и новому посольскому секретарю, присланному взамен назначенного козлом отпущения Тхурвы-Шурыма, в ближайшее время наше видение проблемы будет озвучено. А на той стороне переменчивой водной глади, отделяющей Мар-Хон от Шущим-Вохе, начнут подготовку к соглашению о помощи совершенно незнакомые мне люди из числа "друзей Света и Истины".

Соображения государственной пользы да ещё с обещанием звонкой монеты за действия, направленные к этой самой государственной пользе, должны сработать. Особенно, учитывая, что немалая часть презренного, но, тем не менее, драгоценного, металла окажется в кошельках тех, кто эти державные интересы обязан блюсти. Это уж как пить дать. Ну и ладно, мне как-то не с руки осуждать порядки, царящие в чужих странах, особенно, если ими можно воспользоваться, в конечном счёте, к взаимной выгоде — лучше уже я потрачу несколько килограмм или даже центнер серебра, зато сберегу тысячи папуасских жизней.

В общем, всем будет хорошо: мы получаем возможность в очередной раз отбиться от тюленеловов; вохейские военные — полигон для реальной проверки "новых бойцов"; Повелитель Четырёх Берегов — случай проучить настырных выскочек-варваров без риска нарваться на "обратку", восстановить свою подмоченную репутацию в глазах "любящей младшей сестры", да ещё денег на этом заработать; чиновники, отвечающие за принятие решений — улучшить своё финансовое положение.

Единственно, кому плохо — это палеовийцам. Хотя, если встать на точку зрения Рикая Тилтака, военное поражение пойдёт местным полугегемонам на пользу — коль экспансия обитателей Тюленьих островов приостановится, то правящая олигархия больше не сможет подкупать простой народ подачками из трофеев, и либо будет свергнута, либо перенаправит рабочие руки с производства пушек и боевых кораблей на ширпотреб и еду. В итоге запросто может обеспечить гражданам лучшую жизнь — причём без двухсоттысячной армии и многочисленных трупов из бунтующих колоний. Впрочем, это всё в теории. А на практике тамошние Сильномогучие мужи запросто могут ещё сильнее раскрутить милитаристскую машину — при поголовной поддержке плебса. Да и революция тоже обычно как-то к всеобщему благоденствию не приводит. В земной истории примеров и того, и того хватало. Впрочем, что там будет у тюленеловов, меня не очень волнует — справиться бы с очередным их визитом.

Хотя вести Тилтаку его пропаганду среди пленных соотечественников я не препятствую: главное для нас отбиться, а если в Палеове от этого случится революция, пусть она будет социалисту-демократу-революционеру приятным бонусом.

Успехи у унтер-ренегата, правда, довольно скромные: из семи десятков попавших в наши руки колониалов завербовать в "борцы с империализмом" на данный момент удалось всего троих. Причём только одного можно отнести к сторонникам революции и социализма — второй оказался тенхорабитом, а третий и вовсе сорейским монархистом-националистом. Как ни странно, до сих пор находились сторонники восстановления на троне потомков свергнутого Солека, несмотря на то, что сыновья бежавшего в Ирс царя публично отказались от каких бы то ни было прав на престол — за себя и своё потомство. Но поборников реставрации сие как-то особо не волновало. Самое смешное — монархисты в тамошних политических реалиях проходили по разряду чуть ли не революционных сил. По крайней мере, однопартийцы Рикая сотрудничали с ними, пожалуй, с большей охотой, нежели с либералами.

Ладно, коль поспать уже не удастся, займёмся письмами подданных моей невенчанной супруги в её личную канцелярию. Чисто теоретически, знакомиться с ними должна сама типулу-таками. Но Рами предпочитает спихивать эпистолярный жанр на своего верного Сонаваралингу, оставляя себе еженедельный личный приём жалобщиков и прожектёров — там, конечно, дело она имеет с прошедшими предварительную фильтрацию, дабы отсечь совсем уж полных неадекватов и всякую мелочёвку.

Зову Кутукори.

"Давай письма" — приказываю секретарю.

Тот покорно, понимая, что послеобеденный отдых накрылся медным тазом, начинает читать первое из обращений граждан.

Большая часть посланий не представляла собой особого интереса: коллективные жалобы соседних селений друг на друга по земельным спорам и иным претензиям, многочисленные просьбы прислать учителей, обвинения в злокозненном колдовстве. Впору создавать Министерство магии, хотя лучше бы Комитет по борьбе с суевериями — и наделить его чрезвычайными полномочиями. Вот только народ не поймёт.... Министерство, не министерство, а особое подразделение полиции точно понадобится — которое, чую, будет не самым последним в будущем МВД. Ещё бы грамотную политику выработать в этом направлении: чтобы, с одной стороны, огульно обвинённых во вредоносном чародействе спасать, а с другой, публику успокаивать.

А вот это интересно: некий Тикотулу из Текока обращается к Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками с просьбой провести монаршей рукой обряд "Наложения запрещающих чар" на нажитое данным дареоем имущество. Какой это папуас, решивший прибегнуть к правительственной защите собственности от жаждущих каменновековой справедливости родственников, друзей, соседей и прочих? Ага, четвёртый.... Первым был Тихто, отделившийся от своего вохейского компаньона и основавший собственную ткацкую мануфактуру. Ну а попутно бывший заложник подмял под себя добрую половину торговли тканями местного производства, открыв лавки в Мар-Хоне, Тенуке, на Рудниках и в Хопо-Ласу, где продавал как свою продукцию, так и чужую.

Увы, у туземцев, полных пережитков первобытнообщинного коммунизма, богатство ближнего своего вызывало только одну мысль: "Чего не делишься?" И потому любой, выделяющийся из общего папуасского фона, рисковал заполучить в гости ораву любителей халявы, которых он обязан, согласно традициям, кормить, поить и развлекать — пока тем не надоест. В таких условиях ни о каком бизнесе и развитии производства и речи не может идти — попробуй, накопи излишки и запланируй что-то, когда в любой момент могут заявиться желающие пожить на дармовщину и спустят всё, что было создано непосильным трудом. А попытки воспрепятствовать разграблению честно нажитого имущества окончатся тем, что восстановишь против себя родню и соседей, заработав репутацию скряги и нехорошего человека. И всё равно вряд ли избежишь "раскулачивания" на местный манер: не хочешь добровольно и с улыбками расставаться с излишками, обворуют или ограбят уже откровенно, без соблюдения приличий.

Находились, конечно, индивиды, которые догадывались собрать личную свиту, призванную оградить от излишне назойливых "гостей", но в результате они просто кормили вместо неопределённого круга дармоедов группу прихлебателей. Да и односельчан и родственников всё равно следовало подкармливать хоть изредка — в противном случае "зазнавшегося жлоба" могли и "проучить", собравшись всей деревней и даже не одной, если уж слишком мозолил глаза своим богатством, и никакая свита не помогла бы. В общем, примерно так и становились среди папуасов "сильными мужами", конвертируя богатство в уважение окружающих. Были, конечно, попытки компенсировать расходы на поддержание статуса эксплуатацией соседей (под видом благотворительности — типа, я тебе помогаю едой или вещами, а ты мне потом поможешь с уходом за посадками корнеплодов) или грабежом. Но с первым вариантом проблема в присущей подданным типулу необязательности — кто-то, может и отработает "помощь", а кто-то и "забудет". А для второго возможности были весьма ограничены, особенно после объединения Пеу под властью Дома Пилапи. На военную добычу надежда была только границе с рана, сувана и тинса-бунса. Да и то до недавнего времени.

В итоге исторически на острове сложилось, что некоторые возможности по личному обогащению имели только племенные вожди-таки и деревенские старосты, во всю использующие служебное положение и постоянно путая личный карман с общественным. Под их же эгидой было возможно создавать хоть какое-то производство. Но, разумеется, самим мастерам или управленцам доставались при этом сущие крохи от создаваемого. Судьба Понапе, лучшего горшечника во всём нижнем Бонко, который практически дарил львиную долю своих изделий старосте Бон-Хо в обмен на довольно скромное продуктовое снабжение, или моя собственная эпопея с организацией медеплавильни — тому наглядные примеры.

Да и ваш покорный слуга первые мануфактуры на западе Пеу создавал именно как принадлежащие типулу-таками, что надёжно защищало от явного раскулачивания, хотя и не избавляло от проблемы "несунов". И только "понаехавшие" тенхорабиты начали основывать частные производства — уважение к частной собственности у них существовало, несмотря на некоторые уравнительные, почти коммунистические, "закидоны", и никто не мешал друг другу честно обогащаться. Поползновения папуасов же в отношении чужаков останавливали как покровительство заморским пришельцам со стороны властей, так и сама чуждость переселенцев, живущих по своим обычаям.

Первые предприниматели-туземцы стали появляться именно среди тех, кто чаще всего контактировал с Людьми Света и Истины. Сначала, подобно Тихто, они выступали компаньонами чужеземцев там, где требовалось разбираться в местных реалиях, а потом некоторые стали отделяться и вести торговлю или нехитрое ремесленное производство самостоятельно. "Разводы" деловых партнёров проходили, как правило, относительно мирно и безболезненно. Тенхорабиты желание папуасских компаньонов уйти в самостоятельное плавание уважали, кроме того, Шонек дополнительно ещё спустил своей пастве ЦУ в паре проповедей насчёт содействия развитию предпринимательского духа среди обитателей Пеу. Разумеется, к последнему и Сонаваралингатаки руку приложил: после первых дошедших до меня слухов о местных коммерсантах, взращенных иноземными гостями, я решил, что сему должно всячески способствовать на всех уровнях. Ну и поговорил с Вестником, сделав основной упор на важности для пырг-хрыша не только производства и торговли, но и местных кадров, кои будут этим заниматься. А то нынешнее всевозрастающее господство в протопромышленности и всём, что с ней связано, некоренной национальности может в будущем вызвать сильные проблемы — как бы вохейцы не превратились в замкнутую торгово-ремесленную касту, снимающую все сливки с прогресса, а туземное большинство так и осталось бы коснеть в прежней дикости, обрабатывая свои корнеплоды палками-копалками. Отсюда и до межнациональной розни недалеко. Старый тенхорабит мои объяснения на смеси двух языков понял и нашёл вполне обоснованными. Потому и дал подопечным мирянам недвусмысленные инструкции насчёт режима содействия и помощи туземным предпринимательским кадрам.

В принципе, вохейские переселенцы и без этого вели дела как друг с другом, так и с местными, честно: "кидать" у них не принято по религиозным убеждениям, да и локтями друг друга отталкивать и идти по чужим головам тоже не приветствовалось. Конфликты на почве бизнеса и в тенхорабитской общине, и с внешним окружением, случались крайне редко и разрешались обычно судом старейшин. Не знаю в чём дело.... То ли до нас добирались самые упёртые в своей вере, предписывающей "мир и дружбу", то ли просто небольшой пока ещё кучке ремесленников и связывающих их с потребителями торговцев нет нужды жёстко конкурировать за покупателей, как это принято было на Земле или в иных местах этого мира: немалую часть продукции мелких мастерских и мануфактур потребляет государство, а оставшегося не хватает, чтобы покрыть спрос папуасов, который постоянно растёт — туземцы быстро "расчухивают" новые товары, и с удовольствием начинают ими пользоваться. Те же легкие ткани из хлопка подданные типулу-таками вполне оценили, и вид папуаса в юбке вроде вохейской, некоем подобии шорт, рубашки или накидке совсем не редкость, по крайней мере, в Хоне с Вэем и столице.

Ну и, разумеется, проблема защиты собственности папуасских коммерсантов от соплеменников-"коммунистов" тут же встала в полный рост: пара первых же отделившихся от своих тенхорабитских партнёров туземцев была доведена сородичами, жаждущими общения и халявного угощения, до общего местного знаменателя.

Ознакомившись с данными вопиющими фактами, я крепко задумался. Первое побуждение — брать бизнесменов в свои клиенты (в древнеримском смысле слова), собственность которых находится под защитой Сонаваралинги-таки — я сразу же отмёл. Это ж прямая дорога к какой-то азиатчине, когда верховный правитель собственник всего и вся. На хрен такое счастье надо. Я сторонник либеральных ценностей. Потом долго размышлял, как же защитить немногочисленных предпринимателей Пеу из титульной нации от поборников равенства. В итоге не придумал ничего, кроме как разработать специальную магическую процедуру, коя превращала имущество в запретное для окружающих: действовать табу переставало только после уплаты установленного владельцем количества ракушек или пластинок меди, в последнее время введённых в качестве денежных средств. Один из бизнесменов-папуасов попросил ещё поставить дополнительную защиту от проедания собственности — чтобы использовать её только в качестве "средств производства", а жить на прибыль. Ну почему бы нет.... И Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками спокойно наложила добавочные ограничительные чары — работы на пару лишних минут, а человеку спокойнее.... Тем более, не бесплатно же стараемся — за наведение защиты от любителей дармовщины полагается солидный "подарок". Чётких тарифов, правда, нет, но никто из уже обратившихся не скупился, прекрасно понимая свою выгоду и учитывая высокий статус персоны, обряд проводящей.

Данную обязанность я решил спихнуть на Рами, как единственную носительницу всей харизмы и магической мощи Дома Пилапи. Благо, пока что просящих о монаршей милости единицы. Вот в дальнейшем, когда желающих оградить своё имущество от разграбления станет намного больше, нужно будет что-то придумывать. Придётся, наверное, создавать особую коллегию шаманов-"табуировщиков", оформляющих права частной собственности и следящих за их соблюдением, да делегировать этим ребятам от верховной правительницы магические и юридические полномочия по совершению соответствующих обрядов. Ну и предусмотреть заранее наказания для нарушителей — даже если предположить, что папуасы будут и впредь свято верить в силу колдовских обрядов, то исключить появление нелегальных специалистов по снятию государственных чар нельзя. Человеки существа изобретательные, а по части посягательств на чужое имущество, равно как и обхода препятствий на пути к оному — особенно.

"Чем этот Тикотулу занимается?" — спрашиваю своего секретаря. Кутукори на минуту задумывается перед ответом: "Он хороший мастер по строительству деревянных жилищ и изготовлению мебели. Под его рукой ходит десяток помощников. Люди несколько месяцев готовы ждать, пока до них очередь дойдёт".

-Обычно же строят сами — несколько недоверчиво уточняю.

-Ну, это кто по-старому довольствуется, стены из веток и травы плетёт. А Тикотулу у вохейцев выучился из столбов и брёвен строить. Те, кто может позволить себе отдать за работу десять корзин коя или свинью, его зовут.

-Что, столько он берёт за дом? — расценки, на мой взгляд, низкие.

-Я точно не знаю — признаётся тинса — За сколько сговорится. Но меньше, чем за десять корзин коя, не соглашается.

-Ладно, оповести Тикотулу, что Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками Раминаганива снизошла к его просьбе и проведёт просимый обряд. О времени его оповестят дополнительно. Давай следующее послание — приказываю.

За стенами моего кабинета стемнело, кипа писем из рук Кутукори перекочевала в корзину "Прочитанное". Рутина не мешала прокручивать в голове предстоящую беседу с чужеземными купцами: я механически выдавал секретарю тексты ответов по жалобам на беспредел соседей или "сильных мужей", злокозненное колдовство с перечнем подозреваемых, чередуя их со стандартными отписками на просьбы побыстрее направить учителя в очередной папуасский Мухосранск.

Служанка принесла деревянное блюдо, на котором стояла миска с "куриной" похлёбкой и лежала пара лепёшек из этеша. Предлагаю молодому тинса разделить ужин. Тот скромно отламывает кусок ещё тёплой выпечки, старательно жуя. За трапезой и проходит время до появления вохейских торговцев.

Их сегодня всего трое, самых стойких бойцов в конкурентной борьбе, не прекративших плавать к берегам Пеу, несмотря на резкое падение прибыли от денежных ракушек и развитие нашего собственного флота: сокращение маржи между ценами покупки и продажи тонопу они компенсировали участием в перевозках тенхорабитских мигрантов и телят, а кто-то даже успел срубить деньжат на перепродаже олова. В общем, передо мной сейчас сидели на стульях свои люди, связанные кучей взаимовыгодных дел с властями острова и тенхорабитами — как местными, так и внутриморскими.

Традиционный обмен любезностями под разбавленное вино с успевшими остыть лепёшками, и я перехожу к делу.

"Как Вам уже известно, на Пеу неурожай баки и коя. Голод острову не грозит, но во избежание волнений и беспорядков среди подданных, типулу-таками велела мне приобрести некоторое количество этеша в заморских странах. Наши люди на островах Внутриморья уже закупают зерно. Для его доставки нужны будут корабли. Принадлежащие Морской Компании Пеу суда, к сожалению, были отправлены в разные места по торговым нуждам до того, как стало известно о неурожае. Вернутся наши шухоны только в конце сухого сезона. Потому Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками поручила мне договориться с уважаемыми гостями Пеу о найме их кораблей по обычным расценкам".

В своей речи я, мягко говоря, немного покривил душой относительно масштабов неурожая: на самом деле, затянувшаяся засуха, конца которой не видно, во многих местах ставит под вопрос урожай баки вообще, а коя по всем прикидкам удастся собрать чуть ли не вполовину от среднего — на увлажняемых участках. А на "сухих полях", обычно засаживаемых только в сезон дождей, нынче хорошо, если сладкого корнеплода получится выкопать столько же, сколько посадили. По всем моим расчётам, даже если сейчас начать экономить прошлогодние остатки, в некоторых селениях продовольствия хватит только на срок от трёх до пяти месяцев. Учитывая, что баки, составляющий добрую половину папуасского пищевого рациона, растёт не менее восьми месяцев, угроза голода на самом деле вполне реальна. Перестроить же туземный сельхоз на вызревающий за сто дней кой в столь короткий срок малореально — хотя бы потому, что у папуасов нет достаточного количества посевного материала. Да и не факт, что сушь закончится по графику.

Но о реальном размахе грядущего пушистого полярного лиса вохейским купцам знать незачем — а, то чего доброго, вздумают задрать цену фрахта. Также незачем знать, что корабли Морской Компании Пеу уже загружаются в Тсонго-Шобе зерном тамошних злаковых или даже плывут с ним домой. Оловянная компания была переименована в связи с диверсификацией деятельности: теперь кроме весьма скромных объёмов перепродажи чибаллы в Страну чёрных, мы сами перевозили денежные ракушки на Икутну, обратно доставляя мигрантов-тенхорабитов и всякие высокотехнологичные товары, нужные в хозяйстве Чирак-Шудая. А с прошлого года в числе экспортных товаров к тонопу добавилась медь.

В этот сезон, правда, пришлось оставить предназначенную для Внутриморья медь на складах в Новом порту. Зато я решил выгрести практически всё олово, оставив нашим металлургам самый минимум, без которого совсем не обойтись, а остальное направить в Тагиру. На вырученные от его продажи деньги как раз и было куплено зерно в Тсонго-Шобе — лучше уж чуть притормозить с программой индустриализации, зато спасти от голодной смерти, в том числе и промышленные кадры, чем потом хоронить своих мастеровых. По той же причине не доставленными остались со складов ирсийского посольства три тысячи учебников — пусть уж школяры во вновь открываемых школах будут заниматься вдвоём-втроём по одному букварю, зато с голоду не умрут.

Если в Стране чёрных продовольствие закупалось за наличную монету, то на островах Шщукабы в ход шли расписки под гарантии меняльных домов, связанных с тенхорабитами — ибо такой массы денег у нас просто-напросто не было. Не знаю, сколько лет потом будем рассчитываться и сколько в итоге переплатим процентов.... За перевозку как от мест закупки до Цхолтума, так и с Икутны до Мар-Хона тоже придётся платить заёмными. Впрочем, некоторое количество "повелителей" удастся выручить за медь, которая при нормальном течении дел должна была уйти покупателям в начале навигации. А повезут её вохейские торговцы — не так уж и много приготовлено на экспорт, корабли не перегрузят.

Узнав о предлагаемом способе оплаты, господа капитаны тут же выразили озабоченность по поводу перспектив получения ими своих денег. "Мы нисколько не подвергаем сомнению честность Сонаваралинги-таки, в которой однократно имели возможность убедиться" — за всех высказался Кушма-Чикка — "Но нас беспокоит неопределённость в отношениях между Пеу и Палеове. И мы опасаемся, что может сложиться так, что Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками Раминаганива не сможет исполнить свои обязательства перед нами".

Ну что ж, к такому повороту я готовился.

-Думаю, гарантий вот этих людей уважаемым господам будет достаточно? — задаю риторический вопрос, протягивая торговцу несколько листов пергамента с кучей печатей, как оттиснутых на самом документе, так и вислых. По идеи говоря, распискам на Шутир-Шуфу и Шущим-Вохе полагается быть на руках Хиштты, который находится, как обычно, не то на Тоуте, не то в Вохе. Но мы с ним сочли, что для более успешных переговоров с иноземными купцами имеет смысл продемонстрировать контрагентам гарантии платёжеспособности властей Пеу-Даринги.

-Пожалуй, да, достаточно — внимательно изучив платёжные обязательства солидной меняльной конторы, говорит Кушма-Чикка. Его коллеги согласно пожимают плечами.

Я мысленно перевожу дух: и без того платить придётся конские проценты, так ещё не хватало терять четверть суммы на обналичке. Благодарение предкам-покровителям, этого удалось только что избежать, убедив вохейских купцов принять к оплате расписки. При закупке этеша во Внутриморье, к счастью, таких проблем не возникало: мелкие оптовики, через чьи руки проходила основная масса товарного зерна, как-то не связывали уважаемого торговца Хиштту с варварским островом где-то на отшибе, обитатели которого разозлили могущественных тюленеловов.

Ещё добрую половину "стражи" идёт обсуждение всех нюансов фрахта. Сегодня я обхожусь без консультантов из числа тенхорабитов — дело уже знакомое, не раз и не два приходилось договариваться с заморскими негоциантами о транспортных услугах. Договор сейчас подготовим, а завтра мархонские старейшины Людей Света и Истины его посмотрят и поправят в случае чего. И Чиншар-Шудо как раз вернётся из Тин-Пау и тоже проверит.

Когда торговые гости ушли, мне тут же в голову пришла мысль: а ведь имея на руках серебро с открытого месторождения, можно попробовать провернуть небольшую махинацию с нашим долгом. Нужно только уведомить широкие купеческие круги о связях Хиштты и Ко с ожидающим палеовийского вторжения островом Пеу. Разумеется, делать это следует после того, как будут произведены все закупки зерна, и последний корабль с ним отчалит от берегов Икутны. А потом скупить через подставных лиц за наличные подешевевшие расписки.

И тут же сам себя одёргиваю: какие к чертям морским махинации, когда в любой момент заявятся эти самые тюленеловы. Хотя с другой стороны — ожидание новой карательной экспедиции может и затянуться, давая хоть и призрачный, но шанс на подготовку к отражению. И тогда платёжеспособность и обязательность в исполнении взятых обязательств будут нам только в плюс, расширяя окно возможностей. Так что дам я распоряжение Хиштте. Письму доверять такие планы, конечно, ни в коем разе нельзя, потому все инструкции глава внутриморского филиала Морской Компании Пеу получит от меня лично — для чего затребую его с отчётом о проделанной работе в Мар-Хон. Торопиться всё равно некуда: срок погашения займа наступает через два с лишним года. Так что в следующий навигационный сезон и устроить огласку нелицеприятной правды будет ещё не поздно.

Глаз мой зацепился на одинокий лист плотной белой бумаги, выделяющийся на фоне пергаментов и сероватой продукции местных бумажных мануфактур. Ответ из ирсийского посольства на моё пространное послание с изложением конфликта с палеовийцами и просьбу вмешаться — в обмен власти Пеу готовы отдать себя под полный протекторат могущественного западного государства. Увы, от нас отмахнулись, как от надоедливой мухи. "Посольство Республики Ирс уведомляет Солнцеликую и Духами Хранимую типулу-таками Раминаганиву, что вмешательство во взаимоотношения между независимыми государствами противоречит принципам, которыми Республика Ирс руководствуется во внешней политике. Также упомянутым принципам противоречит предложение принятия вассалитета со стороны Пеу по отношению к Республике Ирс. Потому народ Республики Ирс в лице своего правительства вынужден отказаться от данного предложения властей Пеу".

Я конечно, не очень и надеялся, скажем, на то, что ирсийцы пришлют для нашей защиты хотя бы самый задрипанный корабль. Но уж рявкнуть на тюленеловов, чтобы те отстали от Пеу, им ничего бы не стоило. Ну, нет же, дескать "принципы" не позволяют.

Со скилнцами, к сожалению, тоже ничего пока не выходит — тенхорабиты работают, по моей просьбе, с инструкторами, дрессирующими вохейских военных, но никакого ответного шевеления со стороны этих "чегевар" нет. Причём, по некоторым признакам — дело, скорее всего, в скептическом отношении посланцев "Острова Свободы" к Учению Света и Истины. Начинаю уже думать, а не командировать ли на переговоры с ними Рикая Тилтака — вдруг революционер-социалист-демократ окажется пламенным борцам за независимость ближе, чем религиозные фанатики.

От бед неопределённого будущего мысли вновь скакнули к несчастьям, которые более чётко определены во времени. Закупается не менее двухсот тысяч мер зерна. Вместимость шухонов шесть-семь тысяч "мер", из которых на полезный груз в лучшем случае приходится чуть больше половины. То есть один корабль доставит три тысячи "мер". Следовательно, нужно будет около семидесяти рейсов. Между Тсонго-Шобе и Тин-Пау четыре судна Морской Компании смогут обернуться в оба конца дважды, при сильном везении, если дожди задержатся, то и три. Кроме того, в портах Страны Чёрных люди Хиштты должны нанять ещё несколько кораблей для транспортировки. Ну, об этом станет известно через несколько дней. Вохейские торговцы как раз к тому времени подготовятся к плаванию на Южную гряду, и с ними уйдёт точная информация об объёмах зерна, которые нужно будет доставить с севера, и потребном для этого количества кораблей. По предварительным прикидкам, когда я в экстренном порядке послал эмиссаров по всем доступным направлениям, закупки делились примерно поровну между Внутриморьем и прибрежными провинциями Тагиры. Но как там получится на самом деле, только Морскому Владыке ведомо.

В принципе, если этеша будет закуплено больше запланированных двухсот тысяч "мер", ничего страшного, особенно теперь, со своим серебром: излишки пустим на семена. Я и раньше предпринимал кое-какие меры по диверсификации нашего сельского хозяйства, чересчур завязанного на корнеплоды, а теперь же по моей команде молодняк из числа учащихся и выпускников Обители принялся за разработку подробной программы по борьбе с монокультурным земледелием. Немедленно, в течение пары лет после нормализации ситуации с урожаем, предполагалось, серьёзно потеснить баки коем. Сейчас даже на западе острова сладкий корнеплод обеспечивает не больше трети рациона типичной туземной семьи. Исключение составляют, пожалуй, тинса-бунса и новые поселения на осушенных болотах, контролируемые непосредственно "пану макаки" и типулу-таками — здесь быстрее растущий овощ успешно отвоёвывает всё новые площади. Причина, разумеется, в фискальных усилиях — попавшим в передовой отряд прогресса папуасам приходилось поневоле вертеться, в том числе и заменять долго зреющий баки коем, который при желании можно было за год и три раза посадить и вырастить. Впрочем, до такого ударничества мало кто доходил, ограничиваясь двумя урожаями.

Кстати, нынешняя засуха по сладкому корнеплоду ударила меньше, чем по "морковке". Впрочем, что именно из растительности капризная стихия угробит, заранее не угадаешь, потому в перспективе туземцы станут делить площади под посевы примерно поровну между коем, баки и зерновыми, добавляя к ним уже знакомые вохейские бобовые, а также бананы с местной "хлебной пальмой".

Бананы, в отличие от этеша, выращиваемого по-прежнему в основном мигрантами-тенхорабитами, у папуасов распространение получили. Причём в обеих своих разновидностях: и тагирийской, и разведённой из переданных ирсийцами сортовых саженцев. Последние, пожалуй, были и вкуснее, и урожайнее первых, но материала для разведения было маловато — только тот, что был в достопамятном контейнере. А из "Страны чёрных" новые отводки везли постоянно. Так что сейчас натуральная очередь сформировалась из желающих завести в хозяйстве ирсийские бананы. Ну, пускай и дальше на Пеу сосуществуют оба сорта — в рамках всё той же диверсификации сельхоза.

Что до зерновых, то их предстоит внедрять весьма жёсткими мерами: раздаваться этеш будет нуждающимся не просто так, а с требованием вернуть выданное в течение ближайших трёх лет в двойном количестве. Где его брать будут, в общем-то, дело личное — захотят, пусть меняют у выращивающих зерно вохейцев на родные корнеплоды, захотят — сами посадят и соберут. На последнее и надежда: если нужда заставит заняться возделыванием новой культуры, чтобы рассчитаться с типулу-таками, то начнут и для себя его в пищу готовить. Так потихоньку и втянутся. Кстати, именно исходя из этих своих планов, я и сделал упор на закупки в Тагире: тамошняя кимва всяко лучше подходит к влажному климату наиболее населённых районов Пеу, чем вохейские злаки — на северо-востоке, конечно, они дают неплохие урожаи, но в окрестностях Тенука и Мар-Хона из трёх видов худо-бедно "идёт" только один.

Лучше бы, конечно, разводить три сорта кимвы из ирсийской посылки, но на всех папуасов, которых предстояло "облагодетельствовать" "гуманитарной помощью", уже выращенных и собранных нескольких десятков "мер" маловато будет — пока подарок с Западного материка рос исключительно на полях типулу. Только в этом году должны были начаться первые посадки высокоурожайных сортов в нескольких деревнях-колониях на осушенных болотах и в хозяйствах обосновавшихся в столице и морской гавани тенхорабитов — последним в знак особого расположения посевной материал выдавался буквально горстями. Остальным же придётся обходиться тагирийским зерном.

Ещё хуже обстояло дело со "странной кукурузой" — растением, образующим мелкие початки, похожие на кукурузные, но растущие густыми пучками. Зёрна же были довольно крупными, с горошину. Если честно, в прежней своей жизни пробовать американский злак мне не доводилось, да и видел я его только на картинках, потому не могу сказать, имеет ли "странная кукуруза" какое-нибудь отношение к индейскому маису. В посылке его было совсем мало, да и разводить неизвестную культуру, пусть и имея подробные письменные инструкции, несколько проблематично. В итоге на данный момент в наличие имелась всего пара "мер" ребристых зёрен желтоватого цвета.

Я бы не был Сонаваралингой-таки, Великим и Ужасным, если бы кроме аграрно-технологической выгоды в виде диверсификации папуасского сельхоза не сумел найти в грядущем неурожае решение кое-каких политических проблем. Раздаваться заморский этеш будет не всем подряд: в первую очередь его получат подконтрольные типулу-таками области. Бунсан с Тинсоком, в общем-то, нуждаются даже не в "гуманитарке", а просто в ослаблении налогового бремени — и его они на ближайшее полугодие получат. А Рудники, столичные с мархонскими мануфактуры будут кормиться импортным зерном, равно как и армия с гвардией. Вэю, Хону, Кесу, Талу, Текоку и Ласунгу помощь будет оказана. Будет она, конечно, избирательной — список селений, "сильные мужи" которых безусловно лояльны правительнице, уже составлен. Остальным — в той степени, чтобы не вымерли от голода. Ну и Сонаву, конечно, поможем безоговорочно.

И в других землях острова зерно станет моим оружием: достанется оно только тем, на кого можно рассчитывать в качестве агентов центра в предстоящем установлении полного контроля над Пеу. Узким кругом в лице Рамикуитаки, Ванимуя, Шонека и вашего покорного слуги уже не раз и не два обсуждали, кому из "сильных мужей" Кехета, Сунуле, Кане, Темуле и Тесу суждено сохранить и преумножить влияние, а кому обратиться в ничтожество, возможно вместе со своими подданными. Как ни странно это звучит, но наиболее полной картиной владел Вестник — разумеется, через своих воспитанников.

Не знаю, мучился ли старый тоутец угрызениями совести — внешне необходимость соучаствовать в организации направленного голодомора у него никак не проявлялось. Напрямую же спросить у меня язык не поворачивался. Мне и самому-то не по себе становилось от взятой на себя ноши определять — кому жить, а кому умирать. И слабым оправданием служит тот факт, что закупаемого зерна не хватит прокормить все триста тысяч папуасов, а закупаемые двести тысяч "мер" — это верхний предел, на который хватило доверия ростовщиков Внутриморья. Хиштта в своих письмах весьма прозрачно намекал, что выданные ему ссуды — это даже большего того максимума, на который мы могли рассчитывать на фоне грядущего палеовийского вторжения.

А вот насчёт Бонко я лично ещё не определился. С одной стороны, мне не нужно чрезмерное усиление какой-либо из местных сил в столь отдалённой от Западной равнины части острова. Руки дотуда дойдут у меня нескоро, если вообще дойдут. Но с другой, Такумал в глазах моих орлов по прежнему являлся "олени востока" братства "пану макаки", то есть одним из своих. Кроме того, там оставалось столько людей, что-либо значивших в моей жизни....


Глава пятая


В которой герой посещает места, памятные ему по былым годам, а потом получает обнадёживающие известия на фоне сообщений о неприятном.

Да, тенхорабитский анклав на сонавском побережье впечатляет. Особенно, если знаешь, что всего пять лет назад здесь не было ничего, кроме голых камней, перемежающихся с разреженными зарослями кустарника, да нечастых очагов зелени возле совсем уж редких ключей и ручьёв.

Главное селение мигрантов из Внутриморья совсем не напоминало то скопление неказистых хижин-времянок, которое я наблюдал в прошлое моё посещение этих мест. Теперь оно тянулось двумя параллельными улицами, соединёнными несколькими перемычками-переулками. С возвышения, на котором находился административный центр вохейского поселения — молитвенный зал, служащий также и для общинных собраний по разным поводам, школа, лекарский дом, управа — всё как на ладони. На задах участков разбиты огороды и молодые ещё сады. Навскидку — соток по двадцать-тридцать на двор. Планировка идеально прямая; дома из кирпича, по большей части двухэтажные, смотрят наружу открытыми фасадами. На восточном краю селения с десяток строящихся особняков в разной степени готовности: от фундамента до уже настилаемой крыши. Рядом с пристанью отдельным красно-коричневым прямоугольником выделяется барак для вновь прибывших — так же построенный "не-по-вохейски". Меня весьма удивило отступление от архитектурных канонов Внутриморья, где жилища отгораживались от внешнего мира глухими высокими стенами с одной-двумя дверьми, и даже не всегда с узкими окнами-бойницами на верхних этажах. Я не преминул поинтересоваться у Курот-Набала, который выступал гидом в ознакомительной экскурсии, относительно столь радикальных новаций в облике зданий.

"На Вохе или Тоуте каждая семья сама по себе. Отдельно ведётся хозяйство. Отец семейства является полноправным владыкой над своими домочадцами. И не принято посягать на власть глав семей. Потому и дом — это крепость для семьи. В случае нападения в его стенах можно отсидеться и отбиться, если повезёт" — охотно объяснил староста Вохе-По — "В родных местах наши братья вынуждены были подстраиваться под общепринятые правила, в том числе и в строительстве жилищ. Тем более что часто они доставались от дедов и прадедов. Но на новом месте мы решили, что нужно устраивать наши селения и дома по-новому. Наша община — одна большая семья. Идущим Путём Света и Истины незачем отгораживаться от своих соседей глухими стенами. Кроме того, мы признаём власть отцов семейств над женщинами и детьми только до того предела, за которым она не превращается в тиранию и насилие. Каждый участник общины, достигший определённого возраста и доказавший делом свою взрослость, имеет право высказываться на собраниях. И женщинам такое право дано. Решают, конечно, главы семей. Но решают они во благо всех — от мала до велика. И, разумеется, жены и дети могут обратиться к соседям или суду общины, в случае если хозяин дома притесняет их. А открытость наших жилищ не позволяет прятать мерзость за глухими стенами. Что до защиты от внешнего нападения, то стараниями типулу-таками Раминаганивы и Сонаваралинги-таки жителям Ухрат-Ума не грозит опасность от ближайших соседей".

"Но, тем не менее, стену, ограждающую ваше селение, строите" — замечаю я.

В отличие от идеальной геометрической планировки жилых кварталов, защитный периметр представлял собой ломаную линию, сообразно с рельефом местности то почти вплотную приближаясь к застроенной части Вохе-По, то уходя вдоль овражных откосов на десятки перестрелов от жилья. Впрочем, большая его часть была на данный момент только намечена. Лишь восточную сторону селения — от моря до верхушки невысокого бугра почти напротив "административного" квартала — можно считать уже прикрытой.

"Покровительство со стороны правителей страны не защищает полностью от лихих людей" — отвечает Курот-Набал — "Вот и решили огородить Ухрат-Ум. От небольшой шайки достаточно: скорее даже не преградить путь внутрь, а затруднить уйти с награбленным. Если же под этими стенами появятся такие враги, которые смогут сломить ту защиту, что способны выставить жители, то это будет означать, что и вся земля Пеу ими будет покорена, и никакие стены здесь не помогут.

Мой взор цепляется на медленно вращающиеся лопасти ветряков: несколько штук на морском берегу, ещё пара на южной стороне селения. "Это и есть те самые солеварни, в которых всё делают ветер и солнце?" — киваю в их сторону.

-Да — отвечает тенхорабитский голова — Сейчас работают только три ветряных машщини. Одну чинят, а ещё одну до конца не доделали.

-А те для чего? — спрашиваю, показывая на юг.

-Та, что ближе к стене — качает воду из тех вон прудов в сады — поясняет пожилой вохеец, протягивая руку в направление блестящих водой впадин между холмами — А стоящая в центре мелет муку из этеша. Только в эти дни молоть нечего, урожай через луну будет.

-С нашим заказом справитесь? — имею в виду поставку большой партии соли для заготовки рыбы.

-Должны — пожал плечами Курот-Набал.

Живя на острове, грехом было бы не попытаться предотвратить наступающий голод с помощью даров моря. Потому я сразу же, как только замаячила перспектива бешеного неурожая, принялся за организацию рыболовных артелей по всему западному побережью Пеу. Задействовал, в том числе, и Рохоке, который благодаря дружбе с самим Сонаваралингой-таки успел превратиться в главу целой команды рыболовов и охотников на морского зверя. Вот только славный добытчик местных моржетюленей жестоко меня разочаровал: добыть-то можно хоть тысячу гиликуму, и к ним вдобавок сто сотен корзин разнообразной рыбы, но вся эта гигантская груда еды пропадёт — конечно, нынешний год выдался на удивление сухим, но даже высушивание на солнце не гарантирует сохранности хотя бы одну луну. Коптить наловленное — тоже не выход, столько дров не наготовишься. Короче, нужна соль.

В прежние годы её выпаривали кустарным способом по всему побережью — в небольших количествах, достаточных для собственного потребления и немного на обмен. Исключение составляли ванка, западные соседи бонкийцев. На мелководьях залива, по берегам которого они обитали, было удобно добывать соль: достаточно отгородить кусок затопляемый во время прилива, чтобы через пару-тройку дней на этом месте черпать рассол, который можно использовать и в жидком виде, подливая в пищу. Для бартерных же сделок рапу выпаривали до кристаллического состояния. Опытные мастера своего дела добивались того, что продукт совсем не горчил. Впрочем, многие папуасы даже находили в горечи свою прелесть.

Но для предстоящей большой путины не хватило бы ни местного производства, ни завозимой от ванка. Хорошо хоть тенхорабиты уже два года как наладили выпаривание и очистку соли практически в промышленных масштабах. До сего момента, правда, солеварни Вохе-По не работали и в половину мощности: мигранты в избытке обеспечивали собственные нужды, при необходимости легко выполняли заказы Чирак-Шудая для нужд нашего химпрома, продавали во внутренние земли Пеу, но всё равно ветряные насосы качали морскую воду на обустроенные "солевые поля" только несколько месяцев в году.

Необходимость масштабных рыбозаготовок заставила работать ветряки круглосуточно. Вот один и не выдержал. Будем надеяться, что и дальше ломаться они будут всё так же редко, как и сейчас.

Вообще обосновавшиеся на отшибе тенхорабиты, поняв масштаб грядущей беды, выразили горячее желание помочь, по мере своих сил: никто не забыл, что именно Сонаваралингатаки пригласил несколько лет назад сюда их, гонимых на родине, да и первые дни мигрантов на новом месте и корзины сладкого коя, приносимые мархонцами, помнят.

Сто "мер" зерна, которые после обсуждения на сходе готовы предоставить жители Вохе-По, конечно, капля в море. Это скорее чисто символический жест: на имеющееся население своего анклава Люди Света и Истины производят продовольствия в избытке, но всегда учитывают необходимость поддержки новых переселенцев. В этом году, например, ещё одиннадцать семей прибыло — поток беженцев из Внутриморья никогда не иссякает полностью: то очередной всплеск антитенхорабитских погромов, то у уже обосновавшихся на Пеу находятся очередные родственники, прослышавшие о земле обетованной где-то на юге. Насчет "обетованной", это на полном серьёзе: слухи о лежащем в полуденных морях острове с дружелюбными туземцами и молочными реками с кисельными берегами уже гуляют по всей Шщукабе. Ничего удивительного, что последние два года среди мигрантов стали попадаться не только паства Шонека, но и поклоняющиеся старым богам. Сами тенхорабиты к иноверцам относятся вполне спокойно, насильно в свою веру никого перекрещивают, обряды языческие отправлять позволяют. По большему счёту, среди самих Идущих Путём Света и Истины хватает тех, кто на всякий случай старается уважить богов, к покровительству которых прибегали их отцы и деды. В конечном счёте, Первый Вестник не запрещал чтить старые обычаи, а крестьянский здравый смысл говорит, что Творец Всего Сущего, разумеется, всемогущ и всеблаг, но у него хватает и забот великих, а насчёт всякой мелочи, вроде урожая или сохранности скотьего молодняка, можно попросить и тех, кто испокон веков за это отвечал.

Вот с солью тенхорабитская помощь просто неоценима. Жители Вохе-По уже начали поставлять её своим западным соседям — сунуле и живущим на побережье Талу гарам. Следующие партии пойдут в Мар-Хон, а оттуда уже по всему побережью Пеу от Кесу до Тинсока. А как только первые фошхеты с солью пристанут в Новом Порту, сразу же в море выйдут сотни лодок — и обычных папуасских долблёнок, и баркасов вохейского типа. Ну а пока команда Рохоке добывает столько рыбы и моржетюленей, сколько можно скормить работающим на рудниках и казённых мануфактурах, плюс немного идёт в обмен на корнеплоды, которые в свою очередь откладываются в резервный фонд — не удивлюсь, если потом эти же самые клубни будут выдаваться в качестве "гуманитарной помощи" тем же самым людям, что сейчас меняют их на рыбу.

Серебряная жила ничем не выделялась на фоне окружающей "пустой" земли — ну кроме того её участка, где копошилась людская масса, отблескивающая потными коричневыми телами.

"Откуда столько народу?" — спрашиваю у Чирак-Шудая. Тот недоумённо смотрит на меня: главный металлург сам же согласился на обсуждениях в узком кругу, что нет смысла посылать на помощь тенхорабитам в первое время много народу — во-первых, гнать людей через весь остров достаточно накладно, во-вторых, ещё накладнее снабжать их продовольствием. Потому сюда отправили всего полсотни тинса-бунса — на такое количество лишних ртов как раз вполне хватает зерна в амбарах Вохе-По, и лучше уж пусть обещанные мне сто "мер" этеша съедят работники серебряного рудника, вместо того, чтобы везти его на медные разработки или в Тенук.

За Чирака отвечает Курот-Набал: "Помнишь, Сонаваралинга-таки, мы недавно доносили до ушей типулу-таками о попытке восточных соседей Ухрат-Ума поживиться за наш счёт?" Я пожимаю плечами: "Дескать, припоминаю что-то такое".

"Мы тогда старались никого не убивать — ещё кровников нам не хватало. Но в плен полдюжины захватили. Ну и заставили этих рана отработать вместо выкупа. Декаду всего, мы же не звери. Кормили как своих работников" — продолжил тенхорабитский голова — "Потом отпустили восвояси. Вот после того случая они постоянно приходят к Ухрат-Уму: поодиночке или небольшими ватажками. Мы их не трогаем, следим только, чтобы чего-нибудь не стащили и по полям не лазили. Если нужно, пользуемся их помощью, когда нужны дополнительные руки. Когда этеш убирали последний раз, десятка три пришло. Кормим рана, сколько в них влезет. И с собой дали рыбы вяленой да зерна, объяснили, как этеш выращивать и как из него кашу да лепёшки готовить. Не знаю, пойдёт ли это им впрок. Так-то земля возле озера, где большая часть рана обитает, подходит для этеша лучше, чем под эти ваши клубни. Но много ли они поняли и тем более запомнили.... Нам их даже жалко — твой наместник, Сонаваралинга-таки, не стрижёт, а скорее шкуру снимает".

Я мрачно слушаю. Увы, степень моего контроля над Бонко близка к нулю: Такумал, конечно, судя по всему, искренне полагает, что служит типулу-таками верой и правдой, но фактически его деятельность ведёт к созданию независимого от Тенука политического и экономического центра. Самое идиотское, с точки зрения государственных интересов, мне нужно всячески поддерживать старину Панхи и береговых сонаев с Нижним Бонхо, но тогда Сонаваралингу-таки не поймут собственные старые сподвижники, на которых по-прежнему держится формирующаяся армия, да и в гражданском управлении хватает "макак".

"А когда почтенный Чирак-Шудай сказал, что месторождение серебра достаточно большое и богатое, и есть смысл его разрабатывать, мы подумали про рана. Тут после жатвы две семейные пары попросились остаться. Рабочие руки лишними не бывают — то на солеварне нужна помощь, то овец стричь, да и за скотом пригляд требуется" — продолжил глава Вохе-По — "Ну, мы им и определили кусок земли у родника рядом с полями, чтобы они могли себе дома построить и коя посадить. И под этеш им с краю пару пиу распахали, когда всей деревне участки под посев готовили. Зерна дали, разумеется. Каменщики наши помогли им жилища сложить из сушёного кирпича. В Ухрат-Ум их пускаем, конечно, только, когда нужда есть в работниках — нечего высматривать здесь всё. Нет к рана доверия до конца. Те из твоих сородичей, Сонаваралинга-таки, которые с запада острова с нашими сюда иногда приходят, люди в большинстве надёжные, веру нашу приняли: Кесутону с женой на Приморской улице себе дом построил, на солеварне работает; за Толо мой двоюродный брат, Хубас-Набал, младшую дочку выдал в прошлом году, Иру и Хонеа живут у меня, по хозяйству помогают. А эти...." Курот-Набал красноречиво замолчал. После паузы вновь принялся рассказывать: "Значит, когда начали копать серебряную руду, совет старейшин и решил позвать рана. Уже прижившимся об это сказали. Туроки, тот из чужаков, что помоложе, пошёл на озеро. Дней десять тому назад с ним пришли два десятка человек — некоторые сразу с жёнами и детьми, а большинство одинокие. Мы им место для поселения выделили там же, где и первым оставшимся: земля под кой ещё найдётся, а этешем накормим. И до сих пор приходят то в одиночку, то сразу ватажками".

Я стою и молча думаю. Может, оно и к лучшему, что такумаловы данники побежали сюда: меньше рабочих рук будет под контролем слишком самостоятельного "олени востока". А ведь процесс запросто способен пойти по нарастающей — тем рана, что останутся в своих деревнях у озера Ранео, придётся отдуваться за ушедших, потому как сидящие в Мака-Купо "макаки" не станут снижать обязательные поставки корнеплодов, а поскольку никому не хочется платить больше, а дорога в Вохе-По уже протоптана, то поток переселенцев только усилится. Ну а тенхорабиты же применение понаехавшим папуасам найдут: не на разработке серебряной жилы, так в солеварнях, не в солеварнях, так на строительстве стены или расширении оросительных систем.

Последние, кстати, отдельная песня: для начала мигранты методично обустроили для своих нужд доступные родники и ручьи в радиусе доброго десятка километров, местами просто убрав потоки воды в керамические трубы или в канавы, закрытые сверху камнем, чтобы уменьшить бесполезное испарение; попутно устроили рядом с деревней три глубоких пруда, куда собиралась дождевая вода с окрестных холмов. А сейчас в полусотне перестрелов от Вохе-По, у нового поселения (в котором пока только три дома) сооружают огромные емкости на десятки тонн каждая для сбора осадков: стены из высушенной и затем по возможности обожжённой глины, выведенные арками потолки из каменных и керамических блоков, скреплённые раствором, заведённом на смеси жжёной извести и толчёной лавы.

А в планах, по словам Курот-Набала, переделать солеварни, чтобы помимо хлорида натрия с магнезией ещё и пресную воду получать — подумать только, на одну часть соли приходится тридцать частей жидкости! Пока что местных умельцев сдерживают бешеные расходы на изменение технологической схемы процесса. Сейчас черпаки, присоединённые к ветрякам, просто льют морскую воду в желоба, по которым она подаётся на тянущиеся многие "перестрелы" выварочные поля; работникам нужно только периодически переключать с помощью деревянных заслонок поток с одного участка на другой по мере их заполнения до определенного уровня, а затем, по достижении должной крепости, слить рассол через расположенное с противоположной стороны от загрузочного хода отверстие, откуда полуфабрикат идёт на окончательную очистку. После чего остаётся только выскрести осадок, состоящий в основном из смеси поваренной соли и всяких иных хлоридов да сульфатов и грязи — его также пускают в дальнейшую переработку, перекристаллизацией убирая механические примеси и разделяя хлорид натрия, сульфат магния и т.д. Несмотря на долговременность и непредсказуемость процесса, занимающего, в зависимости от температуры, интенсивности солнечного света и незапланированных дождей, иной раз до десяти дней, в получении полупродуктов — рассола и "серой соли" — основные трудозатраты приходятся на выгрузку выпавшего грязесолевого осадка да ремонт ветряных установок и поддержание в порядке выварочных полей с канавами и трубами. Ну и, разумеется, нужно следить, чтобы вовремя заметить неисправности оборудования или попадание крупного мусора. А так большую часть работы делают ветер и солнце.

Если же озадачиться получением попутно с солью пресной воды, то нужно кардинально переделывать всю технологию: требуются какие-то емкости, в которых будет вывариваться рассол, и каким-то способом будут удаляться пары и где-то собираться в конденсат. Причём, как понимаю, сразу же снижается эффективность процесса — сейчас-то выпаривание идёт на открытом воздухе, а если делать это в закрытом объёме, то без дополнительного подвода энергии для нагревания не обойтись. Учитывая, что на Пеу единственно возможный источник таковой — древесина, становится весьма грустно. Курот-Набал, правда, когда я озвучил свои соображения, ответил: "Нет, дровами никто у нас котлы выпарительные греть не собирается. Всё то же солнце будет работать". И дальше пояснил, что жители Ухрат-Ума планируют заказать в казённых медеплавильнях полированные медные листы, чтобы сделать из них нечто вроде системы зеркал, концентрирующих солнечный свет на емкости, в которой будет упариваться рассол: повсюду успевающий Хчит-Дубал уже провёл серию опытов с применением полудюжины бронзовых блюд, позаимствованных из общественной трапезной, и миниатюрной установки, состоящей из нескольких керамических деталей. И эксперименты показали принципиальную осуществимость процесса. Правда, нужно будет решить проблему масштабирования технологии до промышленных объёмов. Но уж с этим-то Люди Света и Истины должны справиться. Некоторые сомнения оставались только по поводу соотношения затрат и выгоды — потому старейшины Ухрат-Ума и не торопятся.

Нет, всё-таки тенхорабиты при всей своей честности и благонравии, делающих их надёжными до железобетонности партнёрами, в чём-то остаются вохейцами до мозга и костей. Но если при переговорах с иноземными купцами или представителями Повелителя Четырёх Берегов эти национальные черты можно вовсю использовать в интересах Пеу, то торговаться с Людьми Света и Истины, когда находишься с оными по разные стороны стола, удовольствие ниже среднего. И даже Чирак-Шудай с Шивоем в качестве моей группы поддержки мало уравновешивали десяток урхатумских старейшин в родных стенах.

"Доставка продовольствия на присылаемых из западной части Пеу работников дело довольно затратное. И разумеется, лучше обеспечивать их провизией с полей Ухрат-Ума" — соглашаюсь я — "Но это не повод увеличивать долю жителей Вохе-По в доходах от серебра сразу до четверти. Тем более, не забывайте, на чьей земле вы живёте". Последняя фраза прозвучала неожиданно резко даже для меня самого.

-Хорошо. Мы согласны на одну пятую — с готовностью пошёл на уступку Курот-Набал, обменявшись взглядами со своими коллегами.

-Не больше пятнадцать из ста — продолжаю стоять на своём.

-Восемнадцать из ста — уступает хитрый жук.

-Шестнадцать — прибавляю один процент. В принципе, можно и ещё немного набавить: если обитатели Ухрат-Ума возьмут на себя полное продовольственное обеспечение занятых на серебряном месторождении рабочих, то увеличение их доли на пару пунктов от предлагаемых изначально оправдано.

-Сонаваралингатаки, имей совесть — укоризненно говорит глава совета старейшин — Нам кормить шесть десятков лишних едоков. И это только для начала. Когда дело пойдёт во всю, по словам почтенного Чирак-Шудая потребуется почти две сотни работников.

-Семнадцать — выдыхаю.

-Хорошо — делано удручённо соглашается Курот-Набал.

В любом случае, выторгованная местными тенхорабитами уступка в два процента от стоимости реализованного металла второй степени благородства с лихвой перекроет все их расходы по прокорму как долбящих и таскающих камень чернорабочих, так и мастеров, очищающих серебряно-свинцовую руду от пустой породы и плавящих из неё готовые продукты.

Чирак после осмотра месторождения откомандировал сюда полтора десятка своих подчинённых: и вохейцев, и папуасов. Работа, конечно, в самом начале: пока что удалось только отладить разделение кусков, содержащих нужный компонент, от балласта, плавка же идёт со скрипом. Ну, в принципе, сплав металлов получается, но, по словам нашего главного металлурга, ещё придётся повозиться с отладкой как собственно режима восстановления, так и отделения серебра от свинца.

К сегодняшнему дню накопилось несколько стопок металлических "блинов" разнообразного размера и состава, но драгметалла чище восьмидесяти процентов ещё не выплавляли. Впрочем, старина Шудай полон оптимизма и обещает через пару-тройку месяцев товарный продукт. "Ты только подумай хорошенько Сонаваралингатаки, как поступить дальше: менять серебро в слитках или же чеканить собственную монету. Я бы второе выбрал. Только по размеру и форме чтобы "чинвы" повторяли. А то "тилихи" тагирийские во внешней торговле никто не уважает" — говорил мне мастер. Причём совершенно серьёзно. Я, послушав торговцев и тенхорабитов, склонялся к тому же: монета в любом случае котируется выше куска драгоценного металла того же веса. Конечно, неизвестные ранее деньги будут вызывать подозрения у торговцев и менял, но доверие к пеусской валюте — вопрос времени; главное, держать в монетах содержание серебра на изначальном уровне, чтобы не повторить печальную судьбу имперских "тилихов".

Шивой бодро чиркает пером по бумаге, правя текст договора по ходу моего общения со старейшинами Ухрат-Ума. А мы от торга вокруг распределения прибыли переходим к дальнейшим спорным моментам совместного проекта. К счастью, всё остальное таким же упорным перетягиванием каната не сопровождается: количество рабочих на руднике и в плавильных мастерских, их питание, обеспечение инструментом, строительство жилья и т.д. и т.п. обсуждается довольно мирно и быстро. Ученик Шонека только успевает исправлять и дополнять "болванку" договора: местные тенхорабиты с привлечёнными рана расширяют площади под зерновые, там, где позволяет увлажнение, сажают кой; власти Пеу со своей стороны передают им десять волов для вспашки и три взрослые тёлки; за срыв продовольственного обеспечения рудничных рабочих жителями Ухрат-Ума, буде оный потребует поставок провианта с запада острова, их доля снижается с семнадцати до пятнадцати процентов....

Сонав мало изменился с того времени, когда я в компании местных подростков лазил по каменистым пустошам в поисках кусков малахита: серо-жёлтые склоны с тускло-зелёными пятнами хвойников, голубой овал озера Со в сочном кольце полей, в пяти местах прерывающемся вставками деревень.

Стоящий за моей спиной Хчит-Дубал, выступавший проводником в путешествии от Вохе-По до внутреннего Сонава, прокомментировал: "Сколько раз ни смотрю вот так вниз с перевала, всё равно всегда дух захватывает". Ничего не отвечаю, ограничиваясь пожатием плеч, и начинаю молча спускаться вслед за "макаками", сопровождавшими меня в нынешнем путешествии на восток Пеу: ведущая вниз тропа крутая, а я ещё не отдохнул толком после последнего отрезка подъёма, так что нужно беречь дыхание, не отвлекаясь на лишние разговоры — это молодые могут позволить себе разговоры на столь непростом маршруте, а в моем возрасте приходится, стиснув зубы, хватать ртом воздух и надеяться, что не сильно осрамишься перед спутниками.

У подножья стены кратера устраиваем привал, наскоро перекусив копчёным мясом и сушёным коем, и молодой и неугомонный тенхорабит уверенно ведёт наш отряд дальше, к берегам озера и жилым местам. А вот и первое отличие от прежних времён: то и дело встречающиеся разработки медной руды — выкопанные в случайном порядке ямы разной формы и глубины, следы костров, мусор, неизбежно сопровождающий стоянки хомо сапиенсов, в независимости от эпох. Разумеется, здесь не было консервных банок или бумаги с пластмассой — преобладали куски лубяной ткани, объедки да служившие в качестве ложек-вилок-тарелок деревянные щепки, обломки веток и крупные листья. Насчёт соблюдения порядка и чистоты местные копатели руды не заморачивались, мусоря повсюду вокруг стоянок. Чирак-Шудая на них нет. Наш главный металлург и руководитель тяжелой промышленности своих подчинённых в хвост и в гриву гоняет за подобное свинство — так что в промышленной зоне Кесу-Талу повсюду царит образцовый порядок. Хотя, с другой стороны, органика за несколько лет полностью разложится, вернувшись в природный круговорот вещества — это вам не пластмасса моего родного мира.

Кроме разработок медной руды очень быстро нахожу ещё одно отличие от прежнего Сонава — раньше приходилось постоянно обходить или перепрыгивать торчащие там и тут камни, теперь же можно более-менее сносно перемещаться по натоптанным и худо-бедно расчищенным тропам. В мой первый визит к родичам в Тено-Кане, помнится, были только проторенный путь к южному краю кратера, ведущий в Бонко, да ещё один — на юго-запад, к "Текокским воротам", которые правильнее называть было бы "Огокскими", потому как через то ущелье выходили в земли огов, а уже оттуда через Кехет шла дорога в Текок. Ну, и тропинки между деревнями и по полям.

Благодаря проторенной тропе до заката успели добраться до лежащего на северном берегу Со селения Топу. Местные обитатели, разумеется, удивились целой ораве гостей, пришедшей с не совсем привычной стороны: Хчит со товарищи, взявший в привычку бродить по горам, уже приручил сонаев к тому, что через самую высокую стену кратера могут пожаловать визитёры, но не четыре же десятка человек сразу.

Впрочем, удивление не помешало хозяевам проявлять гостеприимство, быстро ставшее совершенно искренним, когда им было объявлено, что в подарок деревня получит несколько шерстяных безрукавок, аналогичных тем, в коих щеголяли мои "макаки" и вызвавшиеся сопровождать нас молодые тенхорабиты. Здесь уже наслышаны про "вохейское полотно из ворса овец", в котором тепло на самой большой высоте в горах. И через Кано до меня регулярно доходят намёки, что неплохо было бы моим сонайским родичам получить такой замечательный материал.

До глубокой ночи в Мужском доме Топу не стихают разговоры: парочка сонаев из нашего отряда, найдя среди принимающей стороны старых знакомых, быстро завязывает беседу, представляя остальных своих товарищей, затем местные уроженцы и сопровождающие меня "макаки" по папуасскому обычаю выясняют общих друзей-приятелей, и хозяева начинают неторопливо пересказывать ту часть их биографий, что пришлась на родные края, а гости продолжают описывать столичный период бытия персонажей сегодняшнего обсуждения.

Мы с Хчитом и парой десятников-"макак" сидим в обществе местных "уважаемых мужей", возглавляемых старостой деревни Тибурегуем. Остальные мои спутники с уважаемыми сонайскими отцами семейств разбились на десяток компаний. Сидим, жуём смолу, потягиваем папуасскую брагу, закусываем копчёной рыбой и печёной свининой с коем. Молодой вохеец как само собой разумеющееся воспринимает то, что его допустили в круг самых уважаемых людей из числа присутствующих. Впрочем, если уж парень к Сонаваралинге-таки вхож, чего старосте Топу нос от парня воротить.

После перемывания косточек Кано и прочим сонаям из моего окружения, разговор сворачивает на дела местные и окрестные. Тибурегуй жалуется, что мало в Бонко меди выплавляют — настолько мало, что последние два год в Топу больше металлических предметов попадает из Текока, нежели от южных соседей. И достаются они чуть ли не дешевле бонкийских. Единственная причина, по которой меновая торговля с Такумалом до сих пор жива — это то, что предложить обитателям Горы, по большому счёту, в ответ нечего, кроме малахита, так нужного внизу. Вот так всё и крутится: вниз руда — вверх готовые изделия и немного меди для переработки.

Если честно, мне было всё это даже обидно слушать.... По идее говоря, Сонав связан с Бонко только жиденьким ручейком обмена руды на металл, и местные "сильные мужи" с удовольствием променяют его на более щедрые поставки из столицы; но здешние суровые места дают очень малый избыток сельхозпродукции, который можно пускать на обмен, вдобавок, расстояние в какие-то несчастные сто с небольшим километров делают любую торговлю крайне невыгодным предприятием. Скудность берегов Со — вещь очевидная, не зря же молодёжь отсюда постоянно уходит в столицу на службу правителям Пеу. Экспорт людей — единственное более-менее доходное дело, хорошо выходящее у моих сородичей.

А как хорошо было бы: привязать сонаев к Тенуку обеспечением дешёвыми металлическими изделиями, таким образом превратить копание руды для Бонко в экономически неоправданное дело, лишить моего "олени востока" единственного источника сырья для собственной металлургии, и тем самым поставить жирный крест на перспективе превращения зоны влияния Такумала во второй центр силы на Пеу. Ну а потом уже привязывать мою "малую родину" к контролируемым центральной властью землям торговыми связями — подобно тому, как сейчас это происходит потихоньку с племенными областями Западной равнины.

Хотя.... Допустим, в Сонаве не хватает продовольствия для обмена на промышленные товары. Зато здесь есть руда. Для начала направить сюда бригаду рудознатцев, чтобы хорошенько облазили всё: от деревенских околиц до стен кратера. Самого Чирак-Шудая, конечно, гонять не буду — и возраст уже у него не тот, и дел хватает в Рудничной зоне Кесу-Талу. Так что пусть главный мой металлург отберёт ребят потолковее. И если запасов сырья для выплавки меди окажется достаточно — организовать второй центр металлургии под руководством наших специалистов с поставками сюда продовольствия и угля. Ну, или везти из Сонава руду в Кехет, где её плавить. Надо считать, что выгоднее.... Совсем хорошо, коль найдут ещё и серебро — драгоценных металлов мало не бывает. Пусть и на его поиск настраиваются.

Но это все, увы, отдалённая перспектива. Для начала нужно тот же Кехет под себя подмять. А работа там только начинается: первые выпускники Обители Сынов Достойных Отцов, которых я счёл возможным отпустить к родным очагам, только в прошлом сухом сезоне появились при дворе Помонитаки, с ними же пришла группа учителей для открывающихся в главных селениях земли школ.

В Тено-Кане нас уже ждали — пока мы с утра собирались в путь, староста Тибурегуй успел послать гонца к моим родственникам, и визит Сонаваралинги-таки со свитой не стал для них неожиданностью.

Площадь возле Мужского дома заполнена до краев — добрая сотня жителей Топу решила составить компанию мне компанию, и, похоже, подтянулся народ из Хима-Кане и Тосо-Поу — если, конечно, мне память не изменяет, и я действительно в толпе встречающих засёк знакомые лица из соседних деревень.

Здесь встреча не в пример более бурная, нежели в Топу: я в Тено-Кане, можно считать, родной, а родившиеся и выросшие тут Комани, Согохи и Патумуй — тем паче. Если "у соседей" приём был на уровне "пришли чуваки, с которыми ссориться чревато, среди них знакомые, принесли много интересного, новостей три короба притащили", то "дома" выглядело как "свой парень Сонаваралингатаки явился, давненько его не было, а это братья-племянники-дядья: вон как заматерели, прибарахлились, большими людьми в Тенуке стали, жаль Гоку и Кано с ними нет, те, по слухам, и вовсе в немалых чинах ходят в столице".

А вот и дед Темануй, с трудом переставляющий ноги, ведомый под руки двумя парнишками. Правнуки, кажется. При виде старого вояки в глазах предательски защипало: сильно сдал он за прошедшие годы. Целую череду походов, битв, потерянных соратников и утраченных иллюзий назад, в Бон-Хо, ничего ещё не знающего о мире, в который попал, Ралингу-Соная, тогда ещё без намертво приклеившегося к имени дополнения "таки", украшал татуировками крепкий старикан. Теперь же передо мною стоял ветхий дед, одной ногой стоящий на Тропе Духов.

Впрочем, Темануй, при всей своей дряхлости, пребывал в здравом уме, да и зрение, хоть и потеряло прежнюю остроту, полностью старому хрычу не отказывало, в отличие от большинства его сверстников.

"Ралинга, мальчик мой" — прошамкал дед — "Как я рад вновь тебя видеть". Присутствующие деликатно сделали вид, что не заметил грубого обрезания имени Великого и Ужасного Сонаваралинги-таки до исходного подросткового. Мне же сейчас было вообще по барабану столь вопиющее нарушение папуасского этикета. Темануй, хлюпая носом, приобнял меня за плечи.... В общем, ближайшие минут десять прошли в пускании скупых мужских слёз дуэтом, коему аккомпанировало немало присутствующих. Когда мы с дедом Темануем прорыдались, я принялся украдкой оглядываться: не слишком ли нелепо всё это выглядит в глазах собравшегося народа. Но жители Тено-Кане и гости выражали полное понимание и одобрение столь бурному проявлению чувств.

В начавшейся гулянке, увы, мой "крёстный" участия не принимал: посидел для порядку, проглотил немного растёртого в кашу коя, да и удалился в сторону своего дома, поддерживаемый с двух сторон правнуками. Проводив Темануя взглядом, Кутинумуй, самый старший из сыновей старика, сам уже весь седой, с высушенным горным солнцем до морщин лицом, промолвил философски: "Не протянет долго отец. Совсем плох стал. Последний дождь всё талдычит, что скоро к предкам уходить надо будет. Это сегодня он при тебе молодцом держался. Отец частенько про тебя, Сонаваралингатаки, вспоминал — дескать, как ты там, в Тенуке". После речи Кутинумуя повисла неловкая тишина. И сын славного Темануя добавил: "Давайте веселиться друзья! Давно наш родич Сонаваралингатаки не гостил в Тено-Кане!"

"Кумо-По..." — повторяю за Патумуем. "Говоришь, отсюда до Тенука дневной переход остался?" "Ага, пану олени" — согласился сонай.

Со вчерашнего дня наш отряд с примкнувшими по дороге попутчиками шёл по текокской земле. И уже вторые сутки под ногами был утоптанный грунт дороги, прокладываемой от столицы острова к административному центру Кехета. Вот ещё одно дело, которое я сделал в нынешнем вояже — собственными пятками проверил качество покрытия. Вроде бы ничего — относительно ровная поверхность, усыпанная мелкой щебёнкой или гравием. Конечно, босым папуасским ногам второй вариант дорожного покрытия куда приятнее первого, но окатанных природой камней на всю длину трассы не хватало, потому частенько в ход шла дроблёная порода подходящих для этого кондиций. Да по большему счёту, дальше нескольких километров доставлять материал для отсыпки полотна при доступных нам технологиях было весьма накладно, так что строители обходились подручным, точнее подножным сырьём, активно выковыривая из земли в радиусе нескольких "перестрелов" все булыжники и обломки, пригодные для укрепления дорожного полотна. Добываемый на месте камень был крайне неоднородным и по составу и размеру. Да и трудящаяся на строительстве трассы публика весьма разношёрстная: тут и дорабатывающие свои срока "улагу" по политическим делам минувших дней, и приговорённые на год-полгода мелкие воришки с дебоширами, и бунса-тинса, набираемые в рамках возложенных на них обязательных работ, и местные жители. Участие последних, правда, было сугубо добровольным. И общины сами определяли на сходах: отряжать народ для работ на проходящей мимо них трассе общегосударственного значения или нет. Самое забавное, не всегда решение "за" обуславливалось тем, что они считали данное начинание центральной власти полезным для себя — обитатели иных деревень помогали в строительстве дороги ради того, чтобы быстрее избавиться от соседства с оравой чужаков не самого спокойного и благочинного нрава. Впрочем, мне всё равно, что побуждало папуасов добровольно и с песнями да плясками долбить грунт, кидать землю и таскать камни — осознание грядущих выгод от шоссе или же желание поскорее вытолкать строительный табор к соседям. Главное — результат. А он был таков: на данный момент добрая треть трассы Тенук — Кехе-Хопо была проложена силами обитателей окрестных селений.

А вашему покорному слуге только и оставалось в очередной раз размышлять над причудами человеческого сознания: суеверия помогают внедрять гигиену и охранять частную собственность, милитаризм толкает вперёд распространение грамотности, неприязнь к чужакам побуждает бесплатно работать на государственной стройке.

Тенук встретил нас лёгким дождиком — очень лёгким для переходного от сухого сезона к дождливому.... И слишком быстро закончившимся.... И сонная тишина середины дня.... Стража, впрочем, худо-бедно бдела: пара караульных на Восточной заставе наличествовала и даже не спала. Про себя отмечаю, что дрессировка папуасов начинает давать плоды: лет пять назад на посту в лучшем случае дрыхли бы без задних ног, а в худшем — при отсутствии явной угрозы нападения, вообще расползлись бы по домам.

При виде Великого и Ужасного Сонаварлинги-таки дремотно-расслабленное состояние с текокских регоев как рукой сняло: стражник, что постарше, чего-то негромко шепнул молодому напарнику, и тот припустил куда-то в сторону королевской резиденции; а сам старшой принялся тарабанить: дескать так и растак, регои Кинуми и Толоху несут караульную службу, за время дежурства происшествий не было.

-Типулу-таками в столице? — спрашиваю, дождавшись завершения рапорта.

-А где ей ещё быть? — удивился регой — Ты, Сонаваралинга-таки, на восток отправился, а Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками осталась дома. Вот если бы ты в Мар-Хоне был, то она, за тобой туда последовала. Тут недалеко же. А по всему востоку Пеу странствовать, это же страну без присмотра бросить....

-Молодого послал оповестить правительницу о нашем возвращении?

-Ага — пожал плечами Кинуми.

-Вольно — командую ему — Неси службу дальше.

А наша компания топает в центр столицы.

Толоху успел поставить весь королевский квартал на уши, и меня встречал весёлый бардак: куда-то тащили визжащих свиней, женщины и дети лихорадочно убирали мусор с площади, отделяющей резиденцию типулу от хижин рядовых обитателей Тенука. И только Рами с детьми и выглядывающая из-за её спины дамская свита выглядели островком спокойствия во всём этом хаосе. При этом моя дражайшая вторая половина ухитрялась отдавать распоряжения, внося толику упорядоченности в происходящее.

Виснуть на моей шее, как бывало прежде, тэми не стала: затруднительно это сделать, когда на руках годовалая Касумаринива, а с боков к ней льнут Каноку с Комадаринивой. Так что я сам приобнимаю Рами.

"Значит, торговцы говорят, что Ирс объявил войну тюленеловам?" — переспрашиваю чисто машинально....

Новостей собравшиеся сейчас под навесом члены Совета Солидных и Разумных Мужей (те из них, что находились в столице, разумеется) на меня вывалили воз и маленькую тележку. Но все местные большие успехи и превосходящие их числом маленькие проблемы казались мелочью на фоне одного единственного известия с дальнего края Земель-И-Морей. Вполне возможно, если бы обитатели Пеу не пообщались с самоназначенными "хозяевами Океана" непосредственно со вполне осязаемыми результатами, факт объявления войны кандидату в гегемоны со стороны самого могущественного и загадочного государства Ихемы вызвал бы у меня сугубо теоретический интерес. Но осознание того, что недавний визит гостей с Тюленьих островов отнюдь не последний, заставляют обращать внимание на любое шевеление вокруг Палеове.

Информации пока негусто: месяц назад утром в Цхолтум, где загружался зерном Кушма-Чикка, прибыл курьерский корабль, доставивший наместнику Икутны секретное послание, и уже к четвёртой "страже" все заинтересованные лица в городе знали — Ирс выдвинул Совету Сильномогучих Мужей ультиматум. Содержание его до непосвящённых дошло в самом общем виде — но речь шла минимум о выводе войск тюленеловов со всех островов Западного архипелага и предоставлении тамошним народам независимости. О реакции Сильномогучих Мужей, равно как и о том, началась ли собственно война, вохейский торговец ничего сказать не мог: на следующий день он, получив разрешение таможни, отчалил в сторону Пеу. И пять суток назад пристал к берегу возле Вохе-По, где пополнил запасы воды и продолжил путь, теперь уже ввиду суши.

Учитывая черепашьи скорости распространения информации по Хшувумушще, за прошедший месяц могло произойти всё что угодно, вплоть до полного разгрома палеовийцев. Впрочем, на такой шикарный подарок я не рассчитываю: достаточно и того, что в ближайшее время тюленеловам будет не до далёкого острова, обитатели которого дважды умудрились их оскорбить.

-Этих двух вообще лучше убрать из числа тех, кому направить помощь — авторитетно заявил Шонек, указывая на пару имён сильных мужей из "темулийской" части списка.

-Почему? — задаю резонный вопрос.

"Первый, Ваторерегуй, конечно, противник Урурекутаки, но он сам метит на место правителя Темуле, основывая свои притязания на том, что он праправнук Тимты, основателя властвующего ныне рода, и многие "сильные мужи" готовы Ваторерегуя поддержать, если власть нынешнего таки серьёзно ослабнет. И доведись ему сместить Урурекутаки, Ваторерегуй подчиняться типулу в той мере, в какой нужно тебе, Сонаваралингатаки, не станет.

А второй, Когу — один лучших друзей Ваторерегуя, готовый того поддержать в любом начинании. Без этих двоих остальные "сильные мужи" Темуле будут поддерживать Урурекутаки, либо, если правитель страны погибнет в случившейся из-за неурожая смуте, указанного типулу-таками преемника. Потому они должны или ослабнуть наравне с таки, или сгинуть вслед за ним".

Мне оставалось только в очередной раз удивляться осведомлённости Вестника о внутренних делах папуасских племенных княжеств. Списки по большей части составляли его же ученики, деля элиту родных краёв на лояльных местным таки, оппозиционеров и придерживающихся нейтралитета. По Текоку, Вэйхону Ласунгу, Кесу, Талу и Тинсоку с Бунсаном добавлялись мои собственные соображения и мнения членов Совета Разумных и Солидных Мужей.

Ребятишки всех раскладов не знали, потому могли в чём-то ошибиться. Но старый тенхорабит исправно поправлял огрехи своих подопечных — за сегодняшнее длинное и довольно напряжённое совещание в узком кругу, на котором определялось, кто из туземцев вытянет счастливый билет в лотерее островных политических интриг, уже пятый или шестой раз. Ещё парочку критических замечаний выдал Чиншар-Шудо. Но с ним-то понятно: кому как не капитану-каботажнику, круглый год, если позволяет погода, мотающемуся вдоль берегов Пеу, знать ситуацию по всем приморским деревням. Особенно, учитывая, что второй работой бывшего "берегового пастуха", на показ не выставляемой, как раз и является сбор информации.

По раскладам в Кехете свою лепту внёс Рамикуитаки. Он же и про внутренние дела огов кое-что смог пояснить. Вкупе с рассказанным Чиншаром-Шудо вывод один: предоставить этих дикарей, выглядевших таковыми даже на фоне остальных папуасов, самим себе. Чем меньше их останется, тем лучше — там вообще не на кого опереться в наших централизаторских начинаниях. Вообще, непонятно, почему жители Огока считались верными подданными сидящих в Тенуке типулу, в отличие от рана, сувана и тинса с бунса. Никаких проявлений этого никто мне предъявить не мог: ладно, в виде дани правителям острова не отправляют ни одного клубня баки, ну так и сонаи тоже ничего не платят, но мои сородичи хотя бы в набеги на соседей не ходят, да и молодняк свой исправно отправляют в регои при потомках Пилапи.

Единственно, что в оправдание огам можно сказать — ввиду изолированности территории, соседей они доставали редко, кроме разве что тинса. Но последние до недавних пор находились не под властью типулу, так что периодические нападения на Тинсок можно списать на то, что оги ещё не успели привыкнуть к тому, что теперь Болотный край лояльная центру земля.

Задача, конечно, не самая простая: распределить выгружаемое в Мар-Хоне и Тин-Пау зерно по конкретным общинам, причём учитывая не только степень лояльности местной элиты Тенуку, но и то, насколько близка та или иная деревня к реальному голоду. Кроме того, приходилось брать в расчёт и расстояние, а также возможные проблемы с транспортировкой в случае начала дождей. Пока погода оставалась непривычно сухой: редкие и непродолжительные ливни на фоне в целом безоблачных дней. Но что будет, если количество выпадающих осадков вернётся к норме.... Грядущие картины застрявших в грязи возов с этешем так и стояли перед моими глазами. Но с другой стороны, неизвестно, как пойдёт доставка новых партий продовольствия морем — начнутся обычные для сезона шторма, и накроется навигация медным тазом. Потому приходилось решать сложную логистическую задачу с множеством переменных, которые могут измениться в любой момент

Пока, впрочем, всё шло как по маслу: пять первых кораблей (два с Икутны и три из "Страны чёрных"), экстренно разгрузившись, после небольших ремонтных работ и пополнения запасов продовольствия и воды отплыли за новой партией груза. Ещё четыре судна стоят на разгрузке. Начало довольно оптимистическое: больше десяти процентов зерна уже доставлено, ещё пять шухонов на подходе — по крайней мере, капитаны уже ушедших судов утверждали, что те должны были загрузиться и выйти через полмесяца после них. А пять или шесть кораблей в это время уже принимают на борт зерно в Цхолтуме или Тсонго-Шобе.

Наконец, совещание, порядком меня вымотавшее, закончилось: список достойных "гуманитарной помощи" определён, очередность её доставки "на места" вчерне также определена — более точно будем решать уже, исходя из погоды и темпов выгрузки этеша в портах острова.

Казалось, можно отдохнуть. А хрен-то там.

-Сонаваралингатаки, к тебе Айтот Утдай — произносит Кутукори, робко сунув голову в дверной проём.

-Пусти — отвечаю. Вряд ли наш главный радист будет беспокоить меня по пустякам.

Да, ерундой обрывки радиопереговоров тюленелов, которые тенхорабит-палеовиец последние несколько месяцев добросовестно записывает, назвать трудно. Правда, лучше бы он вовсе не приносил свои записи. С другой стороны, чего прятать голову в песок.

Именно начальник радиослужбы первым сообщил: оказывается, потерпевшие неудачу в попытке покарать моих папуасов колониалы не убрались к себе домой на Сагой с Чинулем, а решили попытать счастье на островах Иханары, что лежат к западу от Пеу. И даже преуспели. По крайней мере, на данный момент они уже закрепились на самом южном из больших островов, Венве, умело используя межплеменную рознь среди туземцев — часть местных племён палеовийцы взяли в союзники, а остальных при помощи "друзей" превратили в рабов, которые теперь ударно трудятся на строительстве порта и дорог в стратегические точки острова, попутно снабжая новых хозяев продовольствием.

Позднее это же подтвердил капитан одного из наших шухонов, изредка плавающих к Иханаре для обмена ракушек-тонопу и жемчуга на железные и медные ножи с топорами и прочими изделиями металлообрабатывающих мануфактур. Новости по островам расходились быстро, и Хурак-Чикна услышал довольно много интересных подробностей: от методов, которые палеовийцы применяли для приведения к покорности обитателей (впрочем, здесь ничего нового не обнаружилось) и перечня селений, разорённых в процессе, до того, что на Венве начали завозить плантационных работников и надсмотрщиков над ними откуда-то с Островов Пути.

Утдай из радиопереговоров в свою очередь выяснил, что рабочие принадлежат к какой-то низшей касте, а надсмотрщики — некие привилегированные "тойки", которых тюленеловы использовали для надзора над пашущими на плантациях и управления на низших гражданских должностях и привлекли в качестве рядовых и унтеров во вспомогательные военные подразделения. Ну и заодно эти "тойки" составляли основную массу кустарей-ремесленников и мелких торговцев на некоторых островах Южной гряды.

Как мне пояснил Айтот, руководство тюленеловов в колониях широко применяло принцип "разделяй и властвуй", наделяя различные группы коренного населения разными правами и обязанностями, добавляя к ним переселенцев с других подвластных территорий, ставя их то ниже местных, то выше. В итоге получалась целая иерархическая лестница, в которой одни угнетаемые помогали угнетать и эксплуатировать других угнетаемых, стоящих ещё ниже в созданном тюленеловами табеле о рангах. В общем, примерно как у меня, когда вэйхонские ганеои помогают держать в повиновении тинса-бунса, а среди последних объявленные лояльными и получившие некоторые послабления участвуют в гноблении менее удачливых соплеменников.

До недавнего времени палеовийский тенхорабит пересказывал мне содержимое редких и коротких передач стационарной радиостанции, из которых он только и смог понять, что его соотечественники закрепились на Иханаре, худо-бедно что-то там делают и к ним периодически поступают военные подкрепления и переселенцы. Ну и заодно, что распоряжается на Венве наш старый знакомый надмайор Унас Тичу. Выяснилось последнее чуть ли не случайно — из одного резкого выступления тамошнего командира, видимо в ответ на выволочку от начальства. В нём надмайор довольно красочно, хотя и по-солдатски прямо, выдал, что ему уже все равно: один раз он обделался "с этими дикарями" и уже получил по полной, дальше этой дыры всё равно не пошлют, а снять не снимут, потому как заменить не кем, ибо хрен найдут другого такого же идиота.

Но где-то недели три назад интенсивность переговоров резко возросла. Причём основным содержанием их стали препирательства между губернатором Венве и его вышестоящим начальством на Южной тропе. Господин Тичу активно отказывался отправлять солдат обратно на Сагой, откуда они должны следовать на запад, пополняя части, готовящиеся к войне с ирсийцами. В качестве оправдания он приводил недостаточность сил для удержания в повиновении туземцев на острове. Чего надмайору на это говорил неведомый мне большой чин с Островов Пути, оставалось неизвестным: трофейная радиостанция, бывшая в нашем распоряжении, худо-бедно ловила передачи с Иханары, но ответы из центра мощность приёмника с "Далекоплывущего" услышать не позволяла.

А шесть дней назад вдруг всё прекратилось: надмайор за это время только пару раз выходил в эфир, причём больше спрашивал о ситуации на театре военных действий, а на неслышимые Айтоту ответы начальства прореагировал только фразой: "Вот видите, послал бы я своих ребят, их бы точно также ирсийцы на корм рыбам отправили". На следующий день же выдал в ответ на неизвестного содержания сообщение с Южной гряды: "Теперь все обделались, не только я". К чему это относилось, оставалось только догадываться, но, похоже, дела у тюленеловов обстоят очень хреново.


Глава шестая


В которой герой отдыхает, читая описание чужих проблем.

За окном дождь: шуршит по траве и пальмовым листьям строений, сооружённых "по старинке"; дробно молотит по черепичным крышам "вохейских" зданий. Настроение у меня самое что ни на есть умиротворённое, даже льющаяся который день с неба вода не действует угнетающе, как бывало в прежние годы. Потому что идущие по обычному местному графику ливни означают — не за горами новый урожай корнеплодов, который наполнит хранилища по всему Пеу корзинами баки и коя. И, значит, голодовка останется в прошлом. Папуасы уже вовсю копают сладкие клубни, похожие чем-то на картофель. По-хорошему, кою расти больше месяца, но голод не тётка, и многим приходится есть недорощенные корнеплоды. Ничего, в ближайшие полгода ситуация с выращиванием продовольствия выправится окончательно (если будет на то воля богов и предков-покровителей), и подданным Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками не придётся больше решать текущие проблемы с едой в ущерб будущим урожаям.

Не все, конечно, пережили прошлый трудный год: висящая на стене карта острова, перерисованная с трофейных палеовийских, до сих пор обновляется — красным цветом помечаются районы с убылью населения, зелёным, наоборот, где число проживающих подросло. Серо-голубым отмечены местности, в которых этот показатель не сильно изменился. Впрочем, хватает ещё и белых пятен на склеенном из нескольких десятков небольших листов бумаги прямоугольнике — особенно в правой половине, где восток Пеу. При желании можно сравнить открытую каждому карту со сложенной в несколько раз и сейчас лежащей среди бумаг на столе — на той отмечены деревни и их объединения подлежащие поддержке и такие, которым не полагалось ни грамма помощи. Но особой необходимости в этом нет. Сличал я обе карты пару дней назад, так что ничего сильно не изменилось: практически все территории в зеленой зоне и более семидесяти в серо-голубой совпадают с теми, которые ещё в преддверии голода были признаны заслуживающими спасения. Ну а красными, соответственно, в основном оказались предоставленные самим себе.

Насчёт Бонко статистки, разумеется, нет, и, скорее всего, не будет. Но три шухона зерна, которые я всё же отправил на свою малую родину, разгрузились в Береговом Сонаве, откуда помощь "от самого пану олени" растащили по нижнему Бонко. Совсем немного попало в столицу области, Хау-По, ещё меньше — в Мака-Купо, к Такумалу и его "восточным пану макаки". Ну а Панхи, соперничающему как с союзом сонаев и низинных деревень, так и с моими бывшими соратниками и контролируемым ими Тонкутаки, не досталось вообще ничего. В общем, сама логистика привела к тому, что и на востоке острова "гуманитарный" этеш послужил орудием моей централизаторской политики: не столь избирательно, конечно, как на Западной равнине, но всё равно немного ослабив слишком усилившегося "олени востока".

От карты рука невольно тянется к толстому тому в обложке из какого-то синтетического материала. "Краткое изложение хода войны между Ирсом и Палеове, а также событий, ей предшествующих". На вохейском. К сожалению — "высоким" письмом, в котором я разбираюсь, мягко говоря, не очень. Так что Тагору с Шонеком пришлось тратить время для перевода сего документа на папуасский. Ну а в программу обучения воспитанников "Обители Сынов Достойных Отцов" было внесено изучение не только "народного" варианта вохейского слогового алфавита, но и его древней разновидности. Не сильно надеюсь на поголовное освоение всеми учащимися двух с лишним тысяч наиболее ходовых иероглифов, но если хотя бы пара выучеников с каждого потока будет разбираться в главном дипломатическом языке Внутриморья, и то хорошо.

Венчает обложку при этом пятиконечная звезда, вокруг которой латиницей выполнена ранее не встречавшаяся надпись: "RESPUBLIKA IKARIYA". Те же самые новые слова я обнаружил и в стандартной "шапке", обязательной для всех бумаг ирсийского происхождения, будь то сопроводительное письмо посольства или учебник папуасского языка, выпущенный в загадочных "Шбитых Бизонах" — в скобках после традиционного "RESPUBLIKA IRS". Тенхорабитским агентам было, разумеется, дано поручение разузнать, что за "Икария" такая.

Ну, то, что обитатели Заокраиного Запада между собой так обозначают свою страну или государство, это понятно. Земное происхождение слова тоже сомнению не подлежит. И первая ассоциация, которая в моей голове возникла, тоже была однозначной. Ну что ещё может прийти на ум человеку, до семнадцати лет жившему в стране под названием СССР, где на уроках обществоведения в мозги учеников вдалбливали про "три источника и три составляющих научного социализма". Разумеется, книга какого-то социалиста-утописта, про эту самую "Икарию".

Был уже разгар перестроечного "веселья", содержимое советских учебников никто из десяти— или одиннадцатиклассников всерьёз не воспринимал, но наш историк-обществовед, дядька старой, "коммунистической" закалки, до последнего заставлял зубрить целые абзацы "Обществоведения" и пересказывать у доски. Портить аттестат мне лично не хотелось. Вот и запомнились всякие Сен-Симоны, Фурье и Оуэны. Теперь, правда, уже и не припомню, кто из них троих про ту "Икарию" написал.1

Ну да ладно, какой именно утопист сочинил так и непрочитанную мною книжку, дело десятое. Тем более, что коммунистами на Заокраином Западе вроде бы не пахнет: палеовийцы поголовно трындели о "торгашах", которые больше о собственной выгоде думают, нежели о том, чтобы облагодетельствовать диковатых соседей, в том числе и без их согласия. У меня скорее ассоциации с современными европейскими демократиями возникают: капитализм с человеческим лицом, гражданские права и свободы, взаимовыгодная торговля с соседями.

Тем более что название "Икария" может происходить и напрямую от персонажа греческого мифа, который на солнце захотел полететь. А уж, отчего жители Заокраиного Запада вздумали так назвать своё государство, объяснений может быть выше крыши. Вот почему обитатели Ирса ранее не использовали "внутреннее" название при внешних контактах, довольно странно. Хотя, вполне возможно, мне оно просто не попадалось на глаза — не так уж и много я видел оттуда бумаг.

1Роман "Путешествие в Икарию" написал не Сен-Симон, не Фурье и не Оуэн, а Этьен Кабе.

Из краткой выжимки, составленной Вестником, следовало, что, вся политика, проводимая Сильномогучими Мужами с момента образования Союза Палеове, являлась по сути медленной, но верной дорогой к той взбучке, которую ирсийцы-икарийцы при посильной помощи "чегевар" с Западного Архипелага устроили тюленеловам совсем недавно.

В первой части труда, предоставленного всем желающим посольством Заокраиного Запада, излагалась предыстория конфликта: хронология захвата палеовийцами островных царств, соседствующих с Ирсом; отношения завоевателей к покорённому населению, первые восстания против чужеземного господства; контакты лидеров повстанцев, пока ещё малочисленных, с западным материком; медленное изменение отношения к "чегеварам" со стороны официальных властей Икарии.

Здесь эволюция была довольно интересной. Сначала полное отстранение и даже уголовное преследование собственных граждан, помогавших повстанцам по личной инициативе. И только постепенно власти Ирса отменили сначала запреты на участие частных лиц в "гуманитарной деятельности", а затем приняли несколько поправок в собственный уголовный кодекс, благодаря которым участие в боевых действиях против палеовийцев в составе "вооружённый формирований, ведущих борьбу за освобождение народов от иноземной оккупации" перестало быть преступлением. Если оно "не сопровождалось преступлениями против мирных граждан".

При этом официальная Икария продолжала торговать и "мирно сосуществовать" с Палеове, а помощью "национально-освободительному движению" занималась некая "Ассоциация помощи порабощённым народам" — организация сугубо добровольная, созданная по личной инициативе граждан, озабоченных судьбами обитателей Западного архипелага, стенающих под пятой тюленеловов. Таких озабоченных насчитывалось год назад более двух миллионов человек. Когда я увидел цифру, то задумался: много это или мало. Население Ирса, согласно трофейным справочникам с "Далекоплывущего", исчислялось десятками миллионов. Впрочем, после ознакомления с деятельностью "Ассоциации..." вопрос отпал сам собой. Оказывается, эти два миллиона с лишним не просто формально числились, а все поголовно участвовали в "непосредственной практической деятельности" — одни доставали медикаменты, продовольствие, военное снаряжение, другие перевозили всё это в "освобождённые зоны" на островах, третьи работали в тех же "освобождённых зонах", четвёртые воевали в отрядах "национально-освободительных фронтов".

Как я понял, перелом в общественном мнении Икарии произошёл после высадки на Скилне пёстрой компании во главе с троюродным дядей последнего скилнского царя Синулагуном и создания первой "освобождённой зоны". В отряде царского родича хватало кроме ирсийцев и давних мигрантов-островитян из числа реформаторов-неудачников также и "свежих" беженцев от палеовийских "милостей". Ну а на месте к ним стали стекаться озлобленные на новых хозяев крестьяне и рабочие с плантаций. Причём наплыв желающих поквитаться с тюленеловами и накал ненависти были таковы, что посланные колониальными властями армейские части, разумеется, устроили не имеющим боевого опыта революционерам и сочувствующим кровавую баню, но осталось немало тех, кто уцелел и сумел уйти в горы — вот из этих спасшихся и получивших боевое крещение и стали формироваться отряды Фронта Национально Освобождения Скилна, набиравшиеся боевого опыта, и постепенно очищающие внутренние районы острова от чужеземных захватчиков.

К тому времени, когда "освобождённые зоны" на юго-востоке Скилна слились в немалых размеров пятно (на карте в "Кратком изложении..." закрашенное красным цветом), "Ассоциация помощи порабощённым народам" уже превратилась из небольшой группы энтузиастов в разветвлённую организацию, способную как продавить постепенную отмену запрета на гуманитарную помощь островитянам, так и организовать производство всего потребного и создать систему транспортировки грузов и специалистов для Свободного Скилна.

Ещё одним поворотным моментом в деятельности друзей островных "чегевар" стало так называемое дело "Ремера-Иванова". Граждане, давшие делу название, похитили со складов резерва некоей "восьмой территориальной бригады", в которой и служили, более тысячи автоматов, два миллиона патронов к ним, сорок миномётов и двадцать гранатомётов с зарядами — чтобы передать оружие скилнским повстанцам. Далеко увезти уворованное, правда, не удалось. Иванов с Ремером, а также их помощники, общим числом двадцать человек, были задержаны. Суд же над ними ожидаемо превратился в пропагандистскую акцию за снятие всех запретов и ограничений на помощь "угнетённым народам".

В итоге главные обвиняемые получили полгода тюрьмы (которые уже отсидели, пока шло разбирательство) и были уволены из армии. Остальные же (в том числе и солдаты, непосредственно охранявшие склады) вообще отделались условными сроками. А власти вынуждены были провести референдум относительно отношения к "национально-освободительной борьбе". По итогам которого большинство населения Ирса высказалось за право частных лиц помогать оной "любыми способами, которые не ущемляют права граждан Икарии, не участвующих в данной деятельности, и не подрывающими основы политического и экономического строя Икарии". В том числе "Ассоциация помощи порабощённым народам" получила право закупать оружие и военное снаряжение у производящих его предприятий — под контролем государственных органов, следящих "за целевым использованием заказанного". Произошло данное судьбоносное событие семь лет назад.

Примерно тогда же в Ирсе-Икарии взяли верх сторонники полного запрета на торговлю с Палеове. Впрочем, подошли к этому вопросу ирсийцы весьма вдумчиво: методично расширяя у себя производство тех товаров, которые закупались у тюленеловов, в той же степени снижая их ввоз с Северного архипелага. Ну и, разумеется, по мере сокращения импорта из Палеове, уменьшали экспорт своих товаров туда.

Цифры, упомянутые в книге, я просмотрел с интересом, в рамках получения хоть какой-то информации об экономике Заокраиного Запада. Например — триста восемьдесят тысяч тонн рыбы и морепродуктов ("в пересчёте на сырой вес"), поставляемых тюленеловами, составляли примерно десять процентов всего ирсийского потребления. А вот на сорок тысяч тонн палеовийской баранины приходились мизерные три десятых процента съедаемого обитателями западного материка мяса.

Я попробовал прикинуть душевое потребление икарийцами рыбы с мясом: население Ирса, согласно палеовийскому справочнику десятилетней давности, было семьдесят миллионов. Если динамика прироста числа жителей Заокраиного Запада осталась прежней, теперь их должно быть... под сто миллионов. Интересно, каким образом они ухитряются так резво размножаться? Страна вроде бы весьма развитая а, значит, рождаемость должна у них быть низкой. Разве что принять на веру слова пленных тюленеловов про немалую иммиграцию из родного для ирсийцев мира. Но рассказы офицеров колониальных войск попахивали какой-то мистикой: дескать, чтобы попасть "сюда", ирсийцам нужно умереть "там". Подробностей торчащие в своих гарнизонах вояки не знали — в официальной пропаганде Северного архипелага данный вопрос по не вполне понятной причине никак не затрагивался, и ограждаемым от контактов с Ирсом подданным Сильномогучих Мужей приходилось довольствоваться только слухами, вероятнее всего, сильно искажёнными. Впрочем, обстоятельства моего собственного появления на Ихеме заставляют думать, что во всей этой мути с воскрешениями есть доля правды. Правда, оставалось непонятным — почему тогда лично я очутился у ставших для меня родными папуасов, а не на Заокраином Западе.

Поскольку судить да рядить можно до бесконечности, возвращаюсь к рациону ирсийцев. Для ровного счёта пусть будет их сто миллионов. Тогда каждый съедает в год по тридцать семь килограмм рыбы и сто тридцать кило мяса. А что, неплохо — в день, если сложить всё вместе, почти полкило выходит. Причём на всех — от грудных младенцев до стариков с вегетарианцами. Тот же самый трофейный справочник гордо сообщает о том, что в Союзе Палеове "в двадцать первом году Единения" потребление "мяса и рыбы" на душу населения достигло целых шестидесяти пяти килограмм. Умалчивая, однако, сколько приходится в этих "шестидесяти пяти килограммах" на каждую позицию, равно как и то, сколько мяса с рыбой едят обитатели палеовийских колоний, откуда, насколько я понял, в метрополию поставляется немалая доля продовольствия. Ну и такой интересный вопрос — какая доля производимого вывозилась до недавнего времени в Ирс. Ну, можно грубо прикинуть — палеовийцев десять лет назад было миллиона четыре, если все эти "души" умножить на полагающееся им мясорыбное довольствие, получаем двести шестьдесят тысяч тонн. А к западным соседям шло в полтора раза больше. В общем, экспорт не такой уж и "голодный" — никто из пленных тюленеловов не упоминал о смертях знакомых или родственников от недоедания, хотя на то, что до армии приходилось вместо мяса налегать на рыбу, жаловались из опрошенных рядовых многие. Ага, а сейчас, в условиях прекращения торговли, палеовийские бедняки, наверное, вообще смотреть на селедку с треской не могут без тошноты....

Ирсийцы кстати, не поленились указать и источники замещения морепродуктов: сто пятьдесят тысяч тонн с Гигурута (то есть истинных Тюленьих островов), сорок — со Свободного Скилна (с перспективой увеличения до ста — ста двадцати тысяч тонн), остальное собственное производство. Вопрос вызывала, правда, способность находящихся в состоянии войны и полублокады "освобождённых зон" обеспечить безопасное рыболовство. Но нашлось разъяснение: оказывается, скилнские рыбаки будут работать в территориальных водах Гигурута и Ирса, где и сдавать товар покупателям. А то, что они оставят себе, доставят до "острова свободы" на икарийских кораблях.

Остальные цифры, касающиеся палеовийского экспорта — сотни тысяч тонн стали в чушках и прокате, миллионы тонн железорудного концентрата, гигантские объёмы нефти и газа, аммиака, азотной кислоты и селитры — я тоже изучал внимательно, пытаясь определить собственное производство и потребление всего этого на Заокраином Западе. Величины выходили солидными, но много это или мало, понять было трудно: ясно, что полкило мяса-рыбы в день немало даже по меркам самых богатых земных стран, но ирсийские полторы тонны железа на человека или палеовийские четыре центнера мне ничего не говорили. Так что гадание о смысле всего этого обилия цифр шло весьма вяло.

А вот кое-какие иные моменты, упомянутые вскользь, наоборот, будоражили воображение. Например, некие "воздушные фабрики", продукцией которых частично заменялись палеовийские нефть с газом. Подобное словосочетание должно скорее ассоциироваться с какими-то предприятиями по наработке атмосферы — скажем, на лишённой оной планете, в рамках её терраформирования. Но в упомянутом контексте речь шла, походу, о связывании определённых компонентов воздуха для получения... вот чего только. Впрочем, коль замещают в экономике они добычу углеводородов, то и получаться на этих "фабриках" должны те же самые углеводороды. Но то ли я успел за долгие годы пребывания среди папуасов забыть химию, то ли технологии мне не знакомые. В общем, моя память категорически буксовала. Нет, теоретически я мог представить, что ирсийцы освоили нечто вроде промышленного фотосинтеза, и, черпая из воздуха углекислый газ, получают сахара, но как их переработать хотя бы в метан без лишнего геморроя, это уже за гранью моих представлений о химии и технологии.

Неделю назад, при первом ознакомлении с эти местом пересказа, не выдержав, я затребовал для консультации Чирака-Шудая. Тот просветил: да, есть способ перевода углекислого газа и воды в органику, катализаторы — сложные комплексы, требующие весьма развитой химии, ирсийцы получили технологию от инопланетян-"элу". В учебниках, имеющихся у моего главного по промышленной части, процессу отведена всего пара страниц — со схемами установок и уравнениями реакций. Если верить скупым уравнениям, там много чего можно получать — не только глюкозу, как при фотосинтезе, но и другие несложные органические соединения, типа метана и его гомологов. Ну и упомянуто, что "элу" запустили несколько "воздушных фабрик", которые поначалу практически полностью перекрывали потребности Ирса в топливе и химическом сырье. Но позднее, когда население западного материка возросло, всё равно пришлось обращаться к углю и нефти с газом. А в дальнейшем эти фабрики начали постепенно выходить из строя — как я понял, главная проблема была в катализаторах, синтез которых икарийцы не потянули.

Допрошенные палеовийские офицеры же утверждали, что некоторое время тому назад учёные Заокраиного Запада сумели решить проблему с капризными комплексами, и на Ирсе реанимировали две из четырёх "воздушных фабрик", ещё подлежащих восстановлению, а также намеревались строить новые. И вроде бы даже начали их вводить в работу. Сильномогучие Мужи вели переговоры о приобретении технологии, но тут как раз дело пошло к обострению отношений и икарийскому эмбарго.

Столь же основательной, как и перестройка экономики с заменой палеовийских товаров собственными, была подготовка жителей Западного материка к войне: наработка боеприпасов (автоматов, пулемётов и пушек с танками у ирсийцев, как я понял, и так хватало), строительство новых военных кораблей — двух авианосцев, в дополнение к имеющемуся ранее единственному, и кораблей сопровождения к ним. Причём авианосцы были не чета имеющимся у тюленеловов недоразумениям, несущим не более десятка чего-то на уровне взлетающих с воды и туда же садящихся "кукурузников" на поплавках (перед взлётом самолёты приходилось с помощью специального оборудования опускать с палубы на воду, а потом так же принимать обратно). Икарийские корабли на картинках походили на привычные мне земные авианосцы. Если на палубе первого из них, построенного достаточно давно, размещалось всего два десятка истребителей, то новые несли сразу по сорок крылатых машин.

И уже наклепав кораблей с самолётами, а потом обучив моряков и лётчиков, ирсийцы выдвинули Сильномогучим Мужам ультиматум: предоставить народам Западного архипелага право самим определить судьбу своих стран, для чего провести под наблюдением представителей Ирса свободное волеизъявление, которое и ответит на вопрос — хотят ли скилнцы с кельбекцами жить под властью Палеове или нет. И получили ожидаемый отказ.

То ли элита Северного архипелага действительно рассчитывала, что "трусливые торгаши", какими рисовали ирсийцев на "политинформациях" штатные пропагандисты, побоятся напасть на храбрых и стойких сынов Сореэ и Эрехеэ, то ли правящей олигархии просто некуда было деваться — именно владение Южным архипелагом с кучей ценных ресурсов и десятью миллионами рабов, пашущих на Великое Палеове, обеспечивало, вкупе с позаимствованными у западных соседей технологиями, господство над местным "Земноморьем". Острова Пути, контроль тюленеловов над которыми икарийцы пока не оспаривали, и население куда меньшее имеют, и ничем серьёзным из ископаемых похвастаться не могут. Но в итоге Совет Сильномогучих Мужей гордо ответил отказом.

Дальнейшее в изложении ирсийцев выглядело как монотонная и последовательная работа. Их флот быстро перерезал сообщение между Северным и Западным архипелагами, потом принялся методично "нейтрализовывать" все палеовийские военные корабли в ставших для тех запретными водах. И уже добившись полного господства на море, они стали очищать от тюленеловов один за другим острова.

Скилн, правда, от палеовийцев освободили практически сразу же после официального начала военных действий. Что было нетрудно при наличии плацдарма в добрую треть острова. Куда и перебросили четыре "штурмовых бригады" и несколько вспомогательных подразделений общей численностью в шестнадцать с половиной тысяч. Вместе с тридцатитысячной Национально-освободительной Армией Скилна и партизанскими отрядами этого хватило, чтобы в трехдневный срок разгромить находящиеся там подразделения колониальной пехоты и "ударные" части. Итог — икарийцы с "чегеварами" потеряли около двухсот убитыми и столько же раненными, уничтожив свыше двух тысяч тюленеловов, а сорок тысяч взяв в плен. Также погибло семьсот мирных жителей.

С остальными островами Западного архипелага провозились ещё три месяца. Причём, как я понимаю, ирсийцы больше времени тратили на переброску своих войск, нежели на собственно боевые действия. Местами гарнизоны тюленеловов натурально ждали появления противника, чтобы побыстрей сдаться — учитывая ту ненависть, которую коренное население испытывало к поработителям, ничего удивительного.

Ну а потом настала очередь палеовийской метрополии: удары с авианосцев по военно-морским базам Сореэ и Эрехеэ (в ходе которых перетоплены остававшиеся у Сильномогучих Мужей корабли) и всему прочему, что имело отношение к силовым структурам Северного архипелага; по административным объектам и кварталам аристократии. Промышленные предприятия и транспортную инфраструктуру ирсийцы при этом старались не трогать. Почему — стало ясно через несколько страниц.

Завершающей фазой военной операции стала высадка десанта в столичной агломерации Сореэ. Основную массу контингента составили скилнцы — под общим руководством своих старших партнёров и символической поддержке коллег из других "освободительных фронтов".

Захват главного индустриального района и транспортного узла Северного архипелага, причём не самими икарийцами, а "чегеварами", имеющими к тюленеловам длинный счёт, заставил "Сильномогучих" пойти на переговоры. Прямо в тексте об этом не говорилось, но похоже палеовийцы готовы были согласиться на оккупацию регулярными войсками с цивилизованного Западного материка, лишь бы избежать перспективы общения со своими недавними рабами.

В итоге ирсийцы любезно согласились на частичную замену в оккупационном контингенте своих союзников на собственные войска, а оставшихся друзей обещали контролировать во избежание "инцидентов в отношении граждан Палеове". Впрочем, времени для безобразий над мирными жителями у скилнцев и прочих оставалось немного, ибо обитатели Западного архипелага получили от "старших братьев" карт-бланш на вывоз промышленного оборудования с занятой территории — в рамках "компенсации за годы угнетения и унижения". Чем бойцы "освободительных фронтов" и занялись, привлекая на добровольно-принудительной основе оказавшихся под рукой тюленеловов для демонтажа трофеев и их перевозки в порты. Масштабы репарационного грабежа впечатляли: от одних только трёхсот с лишним крупных заводов по планам победителей должны остаться голые стены. Некие "мелкие предприятия и мастерские" же в тексте вообще указаны были без счёта.

Кое-какая информация о вывозимых палеовийских "машщини" пошла практически вместе с первыми подробностями (нередко искажёнными и перевранными, как можно судить теперь, после знакомства с версией непосредственных виновников благих для всего Земноморья вестей) о преподанном полугегемонам уроке: тенхорабитские агенты в вохейских властных кругах сообщали о предложениях со стороны скилнцев насчёт продажи трофейных станков (в комплекте с умеющими обращаться с ними рабочими). Но всё это было весьма неопределённо, на уровне смутных слухов....

Делаю себе зарубку в памяти: проработать вопрос о возможности приобретения трофейного оборудования. Не надеясь на память, тут же звоню в колокольчик, которым обзавёлся совсем недавно, вызывая Кутукори, и надиктовываю черновик письма Чирак-Шудаю, где вкратце обрисовываю открывающиеся перспективы и прошу накидать примерный перечень "машщини", кои нужны нашей промышленности. Вряд ли удастся выцыганить у Старшего Брата нашей Солнцеликой и Духами Хранимой повелительницы слишком много, но попытка не пытка. Следом за посланием к главному металлургу диктую наброски письма Хиштте и обращения к Тишпшок-Шшивою. Последнее, разумеется, потребует жёсткого редактирования со стороны Тагора и Шонека, чтобы соответствовать всем правилам бронзововековой дипломатической переписки, ну и предварительного зондирования почвы по тенхорабитским каналам — во избежание неловкости, когда Младшая и Почтительная Сестра попросит больше, чем "старший родственник" готов дать. И вообще — сначала следует выяснить, насколько слухи о распродаже трофеев соответствуют действительности и согласны ли делиться вохейцы в принципе. А то уж совсем неудобно получится, если типулу-таками попросит у Повелителя Четырёх Берегов то, чего не то что просить нельзя, а вообще не существует.

Так, а это что такое? Тагор выделил кусок, по его мнению, представляющий особый интерес.... "В общей сложности за всё время деятельности Ассоциации помощи порабощённым народам свыше сорока пяти тысяч её членов работали на островах Западного архипелага". И тут же тузтец указывает, что численность войск, задействованных Ирсом для разгрома Палеове, составила около ста восьмидесяти тысяч человек, из которых непосредственно в боевых действиях участвовали около семидесяти тысяч. Следовательно, в "штурмовых" частях могло быть больше половины солдат и офицеров, уже имевших боевой опыт. Ну, допустим, из указанных сорока пяти тысяч активистов не все воевали. Скорее даже, военных среди них было меньше половины. Так что "тренировавшихся" на Скилне у ирсийцев вряд ли было больше трети от общего состава. А скорее всего и того меньше.

Но точные цифры ерунда. Куда важнее вывод, сделанный экс-наёмником из данного места в описании икарийско-палеовийского конфликта: чтобы армия была боеспособна в реальном столкновении с противником, она должна предварительно успеть повоевать; но война вещь дорогая, особенно если идёт на своей территории; следовательно, нужно давать возможность нашим "макакам" и "регоям-макакам" повоевать за пределами Пеу. Выход тузтец видел в участии папуасских отрядов в качестве наёмников в каких-нибудь конфликтах во Внутриморье или на Дисе.

Рациональное зерно в предложении Тагора было — икарийцы, формально не воюя, по всей видимости, прогнали через Скилн столько солдат и офицеров, что их хватило на костяк ударных сил, достаточных для разгрома тюленеловов. Конечно, официально "чегеварам" помогали участники приснопамятной Ассоциации, но сомнительно, чтобы там обошлось без государства — особенно после того, как власти Ирса взяли курс на силовое решение "проблемы Западного архипелага".

Правда, идея с наёмничеством показалась мне "не очень". Другое дело — помогать союзникам, хотя бы тому же Повелителю Четырёх Берегов. Например, батальон-цаб гвардейцев и столько же армейцев, с ротацией, допустим, трети или четверти состава раз в полгода или год. Впрочем, и численность "контингента", и порядок замены рядовых с офицерами, равно как и прочие нюансы, определим после обсуждения с командованием наших ВС. Да и начинать нужно, конечно, не с двух батальонов, а с одной роты — набить шишек на планировании и отправке небольшого подразделения, чтобы при увеличении масштабов операций мои штабисты (которых, кстати, ещё и нет как таковых) уже имели хоть какой-никакой опыт.

Положа руку на сердце, отправка папуасов на какую-нибудь ненужную Даринге бойню, с которой вернутся не все, вызывала в моей душе острое неприятие. Но другого выбора не вижу: или хоть сколько-то тренировать военных в конфликтах вдали от дома, получая неизбежные "двухсотые", или иметь совершенно непроверенную в реальном деле армию. Довольно печальный опыт отражения карательной экспедиции тюленеловов, собранной, мягко говоря, из не самых крутых вояк, вполне наглядно продемонстрировал, чего стоят солдаты и офицеры, ни разу не стрелявшие в живого врага. Лучше уж пойти на гибель некоторого количества военных подальше от родных берегов, чем получить потом куда большие потери тех же самых комбатантов и мирняка на своей земле. Главное, в качестве тренировочного полигона выбрать такую территорию, откуда не приплывут потом с ответным визитом. Следовательно, лучше всего своих орлов посылать на маленькую и наверняка для кого-то победоносную войну куда-нибудь на материк или в Узкие моря, а во внутриморские разборки не встревать.

С некоторым сожалением отодвигаю от себя продукт ирсийской полиграфии и краткий его пересказ. Отдохнул, и дальше за работу. Беру первую бумагу из стопки, подготовленной Кутукори. Что у нас там....

Ага, отчёт Чирак-Шудая: первые две четверти серебра чистотой 99% выплавлены и ждут дальнейшей переработки, попутно получено свыше сорока четвертей свинца; расходы.... М-да, затраты человеко-часов, ушедших на производство угля и продовольствия для рабочих рудника, равно как и время, потраченное на собственно серебряное производство, впечатляют — радует только, что, по словам нашего министра промышленности, технология уже отработана, и в дальнейшем драгметалл будет обходиться куда дешевле.

На производстве меди и железа без сюрпризов. Точнее, сюрприз один, и довольно приятный — последние изыскания на юге Кесу позволяют говорить, что запасы железняка оказались раза в два, а то и в три, больше, чем предполагалось ранее. Так что при нынешних темпах роста нашей чугунолитейной и сталеплавильной промышленности сырья для неё хватит на пару пятилеток.

Длинную портянку о технологических изысканиях, связанных с использованием в металлургии горючих газов, образующихся при выжигании древесного угля, я просмотрел мельком — не было ни времени, ни желания переводить в уме вохейско-папуасскую терминологию в земную, да и нарисованная схема комплекса, соединяющего угольное производство с металлургическим, мало о чём мне говорила. Достаточно и общего вывода: благодаря улавливанию и сжиганию газообразных продуктов пиролиза древесины расход угля можно снизить на одну десятую. Учитывая, что уже в ближайшее время придётся завозить древесный уголь с материка, данная инновация весьма полезна. Бонусом идёт увеличение выхода жижки, которая тоже служит источником ряда нужных в промышленном хозяйстве веществ. Потому размашисто ставлю на отчёте Чирак-Шудая резолюцию: "Продолжить изыскания, составить перечень необходимого для перевода выжигания всего угля на такой способ".

Следующим шёл рапорт Патихики о беспорядках среди пленных палеовийцев, случившихся несколько дней назад: если две первые массовые драки между тюленеловами удалось пресечь силами охраны лагеря, то третью пришлось разгонять с привлечением бойцов тинскокского ополченческого цаба. В ходе допросов участников и свидетелей из числа "контингента" выявлены зачинщики и наиболее активные действующие лица, а также причины, заставившие пленных вдруг мутузить друг друга.

С последними оказалось всё просто до банальности: запертые в бараке палеовийцы от нечего делать принялись выяснять, кто из них виноват в разгроме и позорном пленении, а кто является истинным патриотом Великого Палеове. И вполне естественно, что народ разбился в процессе разбирательств по происхождению: сорейцы отдельно от эрехейцев. Ну а предателей и врагов отечества начали искать среди выходцев с других островов. Деятельность Тилтака Рикая по вербовке среди пленных тех, кто готов работать на Пеу, как ни странно, на нарастание нервозности практически не повлияла: хватило и присущего хомо сапиенсам стремления найти виновника своих бед на фоне необходимости видеть постоянно одни и те же лица.

Неожиданно вспоминаю про кузину Патихики, она же вдова подлейтенанта Ипаля Шитферу. Нехорошо как-то получается: пацан не так уж и мало успел за короткий срок сделать на благо Пеу-Даринги, и погиб геройски, защищая свою новую родину от соплеменников. А у меня из головы вылетела Мигарими с их ребенком. Сразу же после гибели Ипаля, конечно, подумалось, что, мол, надо потерявшую мужа девчонку с годовалым сыном как-то поддержать. Но потом закрутился с делами и не вспоминал о ней. А наш главный по военнопленным насчёт двоюродной сестры не заикался, не знаю уж по каким причинам — может, стесняется беспокоить Великого и Ужасного Сонаваралингу по пустякам, может, не рискует напоминать вышестоящему начальству в моём лице о своём упущении, пусть и довольно давнем, да и обернувшемся в итоге удачно.

Распоряжаюсь Кутукори: "Пиши: летинату Патихики надлежит явиться пред очи Сонаваралинги-таки в ближайшие три дня для подробного личного рассказа о том, как обстоят дела с пленными тюленеловами". Заодно и про его кузину выясню: где она и, как у неё дела обстоят. А уж после этого подумаю над пенсионом для Мигарими и ребёнка. Сына, по достижении возраста, разумеется, определю в Обитель Сынов Достойных Отцов: вряд ли среди знавших павшего смертью храбрых Ипаля найдётся кто-нибудь, способный сказать, что тот человек недостойный. И вообще, надо разработать соответствующий закон, о государственной помощи семьям тех, кто погиб, на защите Пеу-Даринги: хотя бы сладким "картофелем" за казённый счёт детишек обеспечивать и давать возможность им получить образование. Детей знати и офицеров в школу для отпрысков вождей, а тех, кто попроще — в стихийно сформировавшееся её подразделение, готовящее кадры низшего уровня.

Вот только за чей счёт проявлять такую щедрость? Обучающихся в Обители кормят по большому счёту родственники, отправляющие кровиночкам десятками корзины коя с баки и пригоняющие на убой свиней; будущие унтеры и младшие писцы, ряды коих пополнялись из самых разных источников (от заложников из Болотного Края и сирот до сыновей мануфактурных рабочих) частично живут на казённых харчах, частично же их подкармливают "Сыны Достойных Отцов" — как-то само собой стало нормой, когда почти каждый наследник таки или "сильного мужа" брал под покровительство небольшую группу учеников "простонародных" классов, делясь с ним посылками из дома, защищая от других воспитанников и помогая в учёбе (последнее, впрочем, зачастую работало в обе стороны, или даже, наоборот, кто-нибудь из "свиты" вынужден был "подтягивать" своего "патрона").

Шонек с Тагором и прочими преподавателями, среди коих за последние годы прибавилось мигрантов из Внутриморья, на создание подобного рода клиентел смотрели сквозь пальцы. В своё время в узком кругу мы довольно долго и эмоционально обсуждали возможные проблемы, последующие в будущем от такого вот прикармливания вышестоящими нижестоящих с младых ногтей, но в итоге сошлись, что ничего страшного не случится: на общем фоне типичного папуасского кумовства и семейственности это не выглядит чем-то ужасающим, ну а в крайнем случае ничто не мешает в последующем услать друзей-прихлебателей служить подальше от "протобоссов". Для пущего же контроля и надзора фиксировать все эти компашки и заносить в картотеку зарождающимся спецслужбам на заметку.

Но если пропитание воспитанников "школы помощников" можно свалить на "Сынов Достойных Отцов", то тех, кто будет учиться за казённый счёт в самой "Обители", ни в коем случае нельзя будет ставить в зависимое положение от "мажоров". Значит, придётся озаботиться о полном их гособеспечении. И искать для этого где-то средства.

А налогообложение регулярное у нас на Пеу в зачаточном состоянии — единственный постоянный налог, распространяющийся на всё население Западной Равнины, это одна ракушка тонопу с папуасского носа. Что сущий мизер. Ну ладно, остаётся надеяться на доходы с казённых предприятий и "Оловянной компании", да на весьма непостоянные поступления типа "благодарностей" правительнице острова от начинающих туземных бизнесменов за проведение обрядов по наложению табу на частную собственность от желающих халявы родичей и соседей. Сегодня, например, аж целых два прошения на имя типулу-таками с просьбой наложить на нажитое имущество защищающие от разграбления чары. Последнее время, кстати, подобные обращения от представителей нарождающейся папуасской буржуазии становятся уже в порядке вещей — по пять-шесть штук в месяц. Хозяин гончарной мастерской и владелец двух рыболовных лодок с ничего не говорящими мне именами (оба из деревни в паре десятков перестрелов к югу от Мар-Хона), конечно, вряд ли "отблагодарят" за наложение магической защиты большим, нежели стопка корявых горшков или десяток связок копчёной рыбы, так что даже дополнительные калории, потраченные Солнцеликой и её свитой на пешее путешествие за город, скорее всего, скомпенсировать не удастся, но тут главное — демонстрация готовности властей стоять на страже частной собственности. А бюджет пополнять будем за счёт крупных бизнесменов. Ещё бы превратить данную одноразовую плату в регулярную, типа налога на ведение своего дела. Кстати, надо подумать, как провернуть подобную трансформацию. Пока, к сожалению, на ум ничего не приходит.


Глава седьмая


В которой герой получает возможность взглянуть на себя и свою деятельность со стороны.

"В Вохе, пока я ждал начала судоходного сезона, попутно собирал сведения о Пеу и приморских провинциях Тагиры в дополнение к тем, что имелись в моём распоряжении до начала сего путешествия. Как обычно были они весьма разноречивы: мне сообщили, что правительница Пеу является верным вассалом Повелителя Четырёх Берегов; что правящий Пеу Сонаваралингатаки сохраняя внешнее почтение к Тишпшок-Шшивою, совершенно перестал считаться с вохейцами и даже стал привечать тюленеловов, которые, не то поступают к нему на службу, не то ведут себя в его стране как у себя дома; наконец, что на Пеу всем заправляют тенхорабиты, а правитель или правительница острова являются не более чем ширмой, за которой приверженцы этой религии творят, что хотят....

Поскольку в любом, даже самом нелепом, слухе может оказаться крупица правды, я всё оставшееся до начала навигации время прилежно запоминал и записывал всё услышанное, стараясь разобраться в том, насколько тот или иной источник заслуживает доверия. Например, почтенный Тшур-Хапой, любезно согласившийся взять меня в качестве пассажира от Шущим-Вохе до главного порта Пеу, города Мар-Хон, безусловно, заслуживает доверия, когда говорит о палеовийских кораблях, последние годы загружающихся на Пеу медными слитками, равно как и о тенхорабитах среди советников тамошних правителей. Но и господин Тубук-Шугнал, служащий старшим писцом при начальнике стола приношений и отправлений при Управе иноземных дел, утверждающий, что за пределами Шщукабы у Повелителя Четырёх Берегов нет более преданных вассалов, нежели правительница Пеу, тоже говорил это не на пустом месте.

<....> Морские ворота Пеу встретили меня равнодушным лицом таможенника, вохейский которого был просто ужасен. Впрочем, наверное, то же самое он мог сказать о моём владении этим языком.<....>.

<....> К счастью, здесь уже имеются постоялые дворы, один из которых я по рекомендации почтенного Тшур-Хапоя и выбрал. Комната была чуть больше стоящего в ней лежака, зато цена за постой и еду в вохейских чинвах просто смешная: нигде, даже в рыбацких деревнях на моём родном побережье, ночлег и кормёжка не стоят так дёшево. А купец ещё сказал, что в Мар-Хоне, как и во всяком портовом городе, провиант дорогой, и он, подобно другим торговцам, предпочитает брать продовольствие на обратный путь либо у агентов местного правителя, либо покупать в деревнях на южном берегу залива, в глубине которого и стоит порт.

Тшур-Хапой же перед дорогой дал мне в дополнение весьма ценный совет: избавиться от медной монеты, как укрийской, так и вохейской. По его словам, на Пеу серебро можно обменять на медные деньги более выгодно, нежели на островах Шщукабы. И действительно, за один чинв в Мар-Хоне дают двести двадцать пеусских "топири", которые по весу раза в полтора больше вохейских тебиков. Ничего удивительного в этом нет, учитывая богатые медные месторождения на острове. Впрочем, даже дешёвая туземная медная монета по укрийским и тем более по вохейским меркам очень дорога по сравнению с продуктами и нехитрыми изделиями местных мастеров. Исключение, пожалуй, составляют металлические вещи и ткани — на первые цены сопоставимы с укрийскими, и существенно выше, чем на вохейское железо, а вторые стоят примерно на вохейском уровне, хотя и дешевле, нежели у нас.

<....> Обитающее издревле на острове население весьма близко друг другу по языку, образу жизни и способам ведения хозяйства, несмотря на то, что согласно преданиям они переселялись с некоей старой прародины несколькими волнами. Названия племён следующие: вэи, хоны, текоке, ласу, талу, гары, кесу, кане, тесу, темуле, сунуле, кехете, оги, тинса, бунса, сонава, бонко, суне, ванка, рана, сувана.

До недавнего времени основной пищей обитателей Пеу служили корнеплоды — баки и кой, возделываемые каменными или деревянными орудиями, весьма убогими, но, учитывая мягкость и плодородие обрабатываемых почв, даже такой непритязательный способ земледелия давал достаточно продуктов, чтобы прокормить многочисленное население. Около двадцати лет назад на острове жило около трёхсот тысяч человек, сейчас же население Пеу приближается к четырёмстам тысячам.

Такое серьёзное увеличение численности произошло в незначительной степени за счёт миграции извне (о чём ниже), но гораздо существеннее повлияло применение медных, бронзовых и железных орудий местного производства, широкое строительство осушительных и оросительных сооружений, а также использование для пахоты витуков (примечание переводчика: "в тексте использовано странное обозначение KRS, по словам называющего себя Лимпором — написано ирсийскими буквами"). Ранее на острове знали из домашних животных только свиней. За годы правления Сонаваралинги же развели витуков — как в качестве тяглового скота, так и для молока и мяса; а также овец и йуклов (примечание переводчика: "так в тексте обозначены кури"). Последних разводят ныне повсеместно, держа в клетках или позволяя ходить свободно. Овец же разводят только на прохладных лугах земли Верхнее Талу, что лежит на северо-западе острова, а также в некоторых сравнительно засушливых местах востока Пеу.

В последние годы корнеплоды начинают уступать в туземном рационе место этешу и бобам. Кроме того, во множестве стали выращивать бананы. Особенно сильно новые виды растительной пищи потеснили кой и баки в западной части острова, в которой власть центрального правительства наиболее крепка.

Ни одно из перечисленных племён не составляет даже относительного большинства. Но ласу, текоке, кехете, талу, кане и тесу, составляющие половину от населения острова, образуют довольно тесную совокупность — по крайней мере, несмотря на существующие различия между ними, они уже несколько поколений ощущают себя, в противоположность остальным племенам, почти одним народом, и иногда соседи их даже именуют по имени главного племени текокцами. Отчасти это объясняется общностью происхождения от потомков первой волны заселения острова, отчасти достаточно компактной (примечание переводчика: "употреблено палеовийское слово ирсийского происхождения") областью проживания — на так называемой Западной равнине, в её внутренней части. Живущие на побережье Западной равнины вэи с хонами, принадлежа ко второй волне заселения Пеу, традиционно противопоставляют себя вышеперечисленным племенам внутренних областей. И на протяжении двух или даже трёх веков эти два царства соперничали за господство над западной половиной острова.

Остальные же племена Пеу, не образуют чего-то целого, обычно воспринимаются по отдельности. Например, кесу, сонава, суне и оги, также, согласно преданиям, приплывшие в первой волне поселенцев, своего родства не ощущают. И если кесу по традиции считаются племенем, наиболее близким текокскому союзу, то для прочих же текокцы столь же чужды, как и жители Вэйхона.

Бунса, ванка и бонко (схожесть названий намекает, что когда-то они вообще были одним племенем), прибывшие на остров во второй волне вместе с вэями и хонами, ныне вообще имеют самое смутное представление о своём былом родстве с последними и друг с другом.

Сонавы, сумевшие завоевать почти весь остров и давшие ему правящую и поныне династию, полагают себя неким высшим народом и держатся несколько особняком, хотя постоянно вступают в браки с аристократией (примечание переводчика: "использовано вохейское слово") иных племён. А суне, состоявшие с ними в родстве, являются данниками-ганеоями бонко и теперь ближе по языку к последним.

Племена третьей волн заселения — гары, сунуле и темуле — вообще мало схожи. Последние испытали сильное влияние обитателей Западной равнины, по соседству с которыми поселились, а два первых живут наособицу, хотя и признают уже почти сто лет власть правителей сонайского происхождения, что сидят в столице Текока.

Тинса, происхождение которых весьма туманное (их полагают и потомками самых первых поселенцев на острове, и племенем второй или третьей волны) гораздо ближе к бунса. Оги, считающиеся первопоселенцами, народ достаточно дикий, но при этом признающий власть типулу-таками.

Наконец, рана и сувана, прибывшие на Пеу последними, между собой враждовали до недавнего времени едва ли не больше, чем с бонко и сонавами<....>

<....>Из того роста населения, что происходил в правление нынешней типулу-таками, четыре пятых пришлось на Западную равнину — как внутреннюю, так и Вэйхон. Что довольно сильно изменило ситуацию: роль ядра государства выросла, значение окраин уменьшилось<....>

<....>Из иноземцев на острове самыми многочисленными являются тенхорабиты из Внутриморья — в основном, конечно вохейцы, но хватает выходцев и с прочих островов. Небольшое количество кабиршанцев держится вместе с остальными единоверцами. К ним же можно причислить и нескольких выходцев из горных земель к востоку от Кабирши и даже пару вангров из числа рабов, купленных тенхорабитами и по принятому среди людей этой веры получивших свободу. Общее число таких переселенцев из-за моря и их потомков свыше четырёх тысяч человек. В отрезанном горами северо-восточном углу острова есть несколько поселений, где тенхорабиты составляют большинство. Та местность по причине своей сухости туземцами никогда не населялась, но вохейцам такой климат (примечание переводчика: "использовано палеовийское слово ирсийского происхождения") для ведения хозяйства вполне подходящий. Впрочем, немало тенхорабитов осело на западе Пеу, занимаясь ремеслом и торговлей или работая на принадлежащих правителям острова мануфактурах.

Тагирийские "чёрные", вторые после внутриморцев по численности среди иноземцев, не составляют какой-то обособленной общины: некоторое количество невольников, которых приобретали в качестве ремесленников или мастеров по уходу за покупаемым в Тагире скотом, быстро вливались в туземное общество; бежавшие от преследования властей тамошние тенхорабиты, как правило, присоединялись к единоверцам из иных мест; торговцы из имперских приморских городов же не очень многочисленны, да и постоянно на Пеу из них проживают считанные единицы. То же самое можно сказать и о вохейских купцах. Разве что среди последних немало "Идущих Путём Света и Истины", как себя любят называть тенхорабиты.

Также здесь проживает некоторое количество выходцев с Иханары. Данный архипелаг лежит к западу от Пеу, являясь, в общем-то, ближайшей к нему землёй. Населяющие острова Иханары племена родственны обитателям Пеу. Есть даже предположение, что именно там находилась легендарная прародина, с которой прибыли предки пеусцев. Последние годы туда плавают торговцы с Пеу, выменивая медные и железные изделия на лес и ракушки тонопу, кои затем перепродаются в Тагиру. Древесина же идёт по большей части на строительство кораблей.

Палеовийцы представлены, во-первых, небольшой группой тех пленных, кто не захотел возвращаться на родину после подписания между Палеове и Пеу договора о мире и возвращении захваченных в плен с обеих сторон; а во-вторых, геологами и специалистами на медеплавильных заводах, которые работают здесь по заключённому шесть лет назад соглашению о совместной разработке богатых месторождений меди в Верхнем Талу. Численность отказавшихся вернуться домой неизвестна, и вообще обеими сторонами по молчаливому согласию считается, что таковых людей нет. Но вряд ли речь может идти более чем о дюжине человек, успевших жениться на местных женщинах и приобрести определённое положение в туземном обществе. Вторых же около тридцати. Они не покидают определённого им для работы района, и весьма ограничены в своём общении с жителями Пеу. Власти острова рассматривают всех приглашённых специалистов как возможных палеовийских соглядатаев и держат их под постоянным надзором. Вообще, если бы не большие выгоды, проистекающие от увеличения производительности рудников и медеплавильных заводов благодаря палеовийцам, туземцы бы с превеликим удовольствием выдворили бы всех их из страны.

Моих земляков, насколько я понял, здесь вообще нет, но зато имеется несколько тузтцев, которых правители острова пригласили для создания и обучения армии. С одним из них мне довелось свести весьма полезное знакомство <....>

<....> Пожалуй, знакомство с этим человеком можно считать одной из самых больших моих удач на этом острове. Шихахгор провёл на Пеу почти двадцать лет, начав с простого наёмника и став, в конце концов, немалым местным чином. Заниматься при том ему приходилось очень разными делами: от обучения туземных воинов биться правильным строем до преподавания собранным в стенах некоего "Дома для сынов достойных отцов" отпрыскам островной знати".

Только теперь до меня доходит, что этот самый "Шихахгор", знакомство с которым укрийский путешественник с таким восторгом описывал на протяжении нескольких абзацев, не кто иной, как мой верный товарищ Тагор. Проскальзываю описание подробностей знакомства Лимпора и бывшего "дикого гуся".

Ага, довольно забавный пассаж: "Правительницей Пеу является Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками Раминаганива. Сонаваралингатаки при ней играет роль главного советника (в скобках переводчиком добавлено: в тексте употреблено палеовийское "Первый министр"), а также является отцом всех четверых детей правительницы, в том числе и наследника Каноку. Несмотря на большую роль, которую Сонаваралинги-таки играет в управлении страной, в общении с чужеземными послами, равно как и во всех официальных церемониях, он всегда держится в тени типулу-таками. И даже в частных разговорах с чужеземцами вроде Тшур-Хапоя, кои понимают, кто истинный хозяин в стране, он то и дело подчёркивает, что всего лишь верный слуга верховной правительницы Пеу.

У таки Сонаваралинги кроме детей от правительницы острова есть ещё старший сын от некоей знатной женщины из приморской провинции, который, однако, не имеет никаких прав на трон типулу<....>

<....> в общем, как это ни странно, все услышанные в Вохе версии имеют долю правды. Сонаваралингатаки действительно имеет огромную власть. Но типулу-таками не бесправная марионетка — это скорее пара соратников. Разумеется, когда на плечи Раминаганивы был водружён плащ из перьев птицы топири, являющийся на Пеу атрибутом царской власти (примечание переводчика: "употреблено вохейское слово, имеющее отношение к правлению"), она в силу молодости не имела навыков управления страной. И потому её сразу же окружала группа советников из числа местной аристократии (примечание переводчика: "использовано вохейское слово"). Сонаваралинги первоначально среди них не было — его отослали прочь от юной правительницы, назначив наместником земли Вэйхон, центром которой и является главный порт Пеу, Мар-Хон. Спустя примерно полгода Сонаваралинга составил заговор, поддержанный самой типулу-таками, и разогнал прежних её приближённых, вместо них учредив Совет Солидных и Разумных Мужей, состав которого за прошедшие годы существенно изменился: одни мужи уступили свои места сыновьям или иным младшим родичам, иных сменили назначенные правительницей люди. Правитель Вэйхона же в этом Совете был за главного.

Мой главный информатор (примечание переводчика: "палеовийское слово") никогда не был одним из этих "Солидных и Разумных Мужей", но Сонаваралинга, считавший Шихахгора одним из своих ближайших друзей и соратников, нередко делился с ним подробностями происходящего на Совете. Кроме того, не раз и не два тузтец общался с Сонаваралингой и правительницей в узком кругу. И он имеет все основания утверждать, что тот с самого начала старался вовлекать типулу-таками в дела государственного управления. Более того, Сонаваралинга решительно боролся с любыми попытками среди Разумных и Солидных Мужей, ограничить властные права юной правительницы, какими бы благими намерениями подобные поползновения не оправдывались. По мнению Шихахгора, вся власть самого Сонаваралинги с первых дней пребывания его в ближнем кругу царицы (примечание переводчика: "вохейское слово 'царь' с палеовийским окончанием женской формы") Раминаганивы основывалась сугубо на его личных качествах как человека деятельного и преданного повелительнице, не стремящегося к личной власти.

О последнем говорит и то, что Сонаваралинга вовсе не желал становиться фаворитом и неофициальным (примечание переводчика: "палеовийское слово") супругом правительницы — о чем не раз говорил Шихахгору в беседах наедине. Первоначально Сонаваралинга совместно с правителем племени Ласу, который приходится Раминаганиве родным дядей по матери, намеревались найти ей супруга из числа молодых аристократов Пеу. А любовниками они стали по инициативе самой правительницы. Так что случай типулу-таками и её советника весьма сильно выбивается из ряда тех повествований, коих полна история разных стран, когда полководец или вельможа силой или угрозой силы брал в супруги дочь или сестру погибшего правителя, дабы браком придать видимость законности захвату власти.

Тем более, что эти двое, по мнению Шихахгора, действительно любят друг друга. Со временем, конечно, былая страсть уступила место взаимному уважению и ощущению нужности друг другу. Впрочем, мой "почти земляк" склонен считать, что если со стороны правительницы имело место действительно влечение, то Сонаваралинга, будучи намного старше её, вначале относился к типулу-таками скорее как младшей родственнице. Именно этим и объясняется первоначальное намерение найти достойного мужа для Раминаганивы<....>

<....>Мой друг Шихахгор познакомился с Сонаваралингой в то время, когда тот уже был довольно известным человеком. Потому о прошлом этого человека рассказывал только со слов самого Сонаваралинги или тех, кто его знал ранее. Мне лично, впрочем, не довелось встретить никого, кто бы мог похвалиться знакомством с первым после типулу-таками лицом в государстве в его ранние годы, то того, как он попал в окружение правительницы. Сие не удивительно, учитывая, что родом Сонаваралингатаки с востока Пеу. Даже сейчас, когда вдоль берегов острова плавают многочисленные суда, перевозящие грузы и пассажиров, а от Мар-Хона далеко на восток пролегает дорога, по которой способна проехать повозка, запряжённая .... (примечание переводчика: "вероятно, имелись в виду быки, но слово употреблено ни укрийское или тузтское, ни вохейское, ни палеовийское, ни кабиршанское, ни тагирийское"), выходцы из земли Бонко, не столь уж часты в западной чести Пеу<....>

<....>Ралинга означает на языке Пеу корень какого-то местного растения. Мать его была из племени береговых сонаев, а отец неизвестный вохейский мореход, чей корабль останавливался в тех краях для пополнения запасов воды и пищи. Потому у правителя весьма светлая для туземцев кожа. Поскольку после гибели родного селения он жил среди людей племени бонко, те прозвали его, по имени племени, Ралинга-Сонай, или Сонаваралинга. Полное же своё имя он получил, когда стал правителем, то есть, таки, земли Вэйхон<....>

<....>Впрочем, злые языки говорят, что Сонаваралингатаки не полностью оправился от испытанного им в том катаклизме ужаса: память к нему вернулась не полностью, да и косноязычия своего он полностью не избыл. Но зато понемногу приобрёл Сонаваралинга славу опасного колдуна, способного убивать щелчком пальцев и вынимать души из тел<....>

<....>Мой друг Шихахгор, однако, считает всё это приписываемое супругу правительницы колдовское могущество россказнями суеверных дикарей, а Сонаваралингу просто неглупым человеком, лишённым многих предрассудков своего народа. Возможно, это как раз и связано с тем, что во взрослом возрасте он потерял память и вынужден был учиться всему заново, с чистого листа (примечание переводчика: "употреблено палеовийское выражение, которое, по словам тюленеловов, является дословным переводом с ирсийского"). И именно потому Сонаваралинга легко впитывал всё то новое, что узнавал сперва от вохейцев, а потом и иных чужеземцев — будь то Шихахгор или пленные палеовийские моряки и солдаты.<....>

<....>Бытующая среди туземцев версия, будто бы Сонаваралинге идею выплавки меди из местной руды подсказали духи, разумеется, просто легенда, сочинённая им самим или кем-то из приближённых, дабы в очередной раз поддержать репутацию великого колдуна. Шихахгору Сонаваралинга, правда, рассказывал историю про то, как случайно выплавил первый кусочек меди, когда "возвращал на место" "забранную" им самим душу некоего Бонкупаре, который после этого стал его верным слугой. Но и это, конечно, вряд ли соответствует действительности. Вероятнее всего, данную мысль подсказал ему кто-то из вохейцев-тенхорабитов, бывших в окружении Раминаганивы, когда та бежала после гибели своего отца в Бонко. Живущие в тех краях часто используют куски содержащего медь "сонайского камня" в качестве украшений и амулетов из-за его красивого голубовато-зелёного цвета. И, скорее всего, кто-то из вохейцев опознал в "сонайском камне" медную руду. А Сонаваралинга оказался тем из туземцев, кто смог воспользоваться подсказкой чужеземцев".

Я усмехнулся, столкнувшись со столь занятной версией моего "изобретения металлургии": этот Лимпор, судя и по иным его высказываниям насчёт "невежества" и "суеверий", относился к немногочисленным бронзововековым рационалистам. И в соответствии со своими взглядами сделал вполне логичный, по его мнению, вывод.

"Впрочем, описывая личность действительного правителя Пеу-Даринги, я немного отвлёкся от внешней и внутренней политики (примечание переводчика: "употреблено палеовийское слово ирсийского происхождения") острова.

Итак, официально, в переписке с вохейскими чиновниками и в беседах с посланниками правителя Вохе, Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками Раминаганива по-прежнему именует себя "Почтительной и Любящей Младшей Сестрой Повелителя Четырёх Берегов Тишпшок-Шшивоя". Но на этом весь вохейский сюзеренитет в отношении Пеу и заканчивается: из трёх послов от "Старшего Брата", успевших за эти без малого двадцать лет перебывать при дворе правительницы, никто не имел совершенно никакого влияния на внутренние дела острова. Более того, самый первый посланник, господин Мудая-Хитва, больше занимался снабжением Сонаваралинги сведениями о происходящем в вохейских властных кругах, нежели оповещением своих начальников о том, что творится на Пеу.

О шпионаже Мудаи-Хитвы в пользу хозяев острова, впрочем, услышал я не от моего друга, а от неких местных людей благородного происхождения, настроенных оппозиционно (примечание переводчика: "употреблено палеовийское слово ирсийского происхождения") к Сонаваралинге.

Вообще, неофициальный супруг правительницы не пользуется особой любовью аристократии: отчасти из зависти, что Солнцеликая и Духами Хранимая предпочла его более достойным мужам, отчасти же из-за привычки Сонаваралинги возвышать и приближать к себе людей низкого происхождения и чужеземцев в ущерб представителям старинных знатных семейств. Впрочем, благородные уже давно оставили попытки свергнуть колдуна-полукровку — после того, как несколько заговоров провалились, а их участники отправились строить дороги, что ныне связывают главные центры острова. Как это ни странно, но таки Сонаваралинга не отличается чрезмерной жестокостью: врагов своих он предпочитает не казнить, а отправлять на тяжёлые работы, в том числе на сооружение дорог и строительство каналов для орошения и осушения земель. Некоторое число из приговорённых к "улагу", как подобное наказание называется на языке Пеу, конечно гибло от тяжёлого труда и болезней, но те, кто отбыл назначенный срок, могли вернуться в родные края и жить как прежде — по крайней мере, никто из моих туземных собеседников не мог вспомнить ни одного из подвернутых "улагу", кого по приказу Сонаваралинги преследовали в дальнейшем — при условии, конечно, отсутствия враждебных к супругу правительницы действий.

Более того, по словам Шихахгора, ненавидимый многими "колдун", наоборот, временами вынужден был выступать в защиту своих врагов перед типулу-таками, требовавшей их крови. Что совершенно противоположно официальному образу Раминаганивы как доброй и милосердной повелительницы, а Сонаваралинги как сурового и зачастую жестокого человека.

Впрочем, дело не в каком-то чрезмерном человеколюбии Первого министра, а в его прагматизме (примечание переводчика: "употреблено палеовийское слово ирсийского происхождения"). Как говорил неоднократно Сонаваралинга моему тузтскому другу: если перебить всех мешающих делать пырг-хрыш благородных, то вообще не останется тех, кто будет помогать типулу-таками управлять страной и нести воинскую службу".

А чувак неплохо работает (точнее, работал): сумел вытянуть из моего "дикого гуся" довольно эксклюзивную информацию. Конечно, государственной тайной некоторая горячность Солнцеликой и Духами Хранимой, вовсе не является. Особенно учитывая, что во время моего плавания в Вохе тэми оторвалась по полной, и задержись я там ещё на навигационный сезон, от текокской элиты остались бы рожки да ножки. Ну, или же те, до кого ещё не добрались Вахаку с Кирхитом, спасая свои головы, избавились бы от потерявшей берега правительницы с её приближёнными-палачами.

"О тенхорабитском влиянии в Пеу. Здесь всё весьма непросто. Ни Раминаганива, ни Сонаваралинга последователями данной религии не являются. Среди пеусской знати, за некоторыми исключениями, же отношение к тенхорабитам весьма настороженное или даже враждебное.

Но при этом Сонаваралинга привечает тенхорабитских беженцев, спасающихся от гонений в странах Внутриморья. Немало ремесленников и большинство торговцев в городах Пеу — как раз такие переселенцы. Также тенхорабиты в огромном числе работают на принадлежащих царице рудниках и мануфактурах, которые и составляют основу богатства и могущества типулу-таками. Кроме того, на незаселённой прежде северо-восточной оконечности острова выходцам из Внутриморья была дана земля для поселения. Сейчас там уже пять селений, где живёт в общей сложности больше тысячи семей — как собственно переселенцы-тенхорабиты, так и туземцы, многие из которых приняли их веру.

Простонародье же довольно охотно "встаёт на Путь Света и Истины". Особенно много таких среди работников принадлежащих правительнице мастерских — там тенхорабиты составляют большинство. Другая группа населения Пеу, часто принимающая эту религию — обитатели так называемого Болотного Края — земли, которую правители острова покорили самой последней. После завоевания живущих в тех местах тинса и бунса обложили большой постоянной данью и обязали выделять людей на тяжёлые работы за пределами родных мест. В то же время на осушенные (в том числе и руками коренных жителей) земли в Болотном Краю переселяли людей низшей касты "гане" из разных областей Пеу. Делалось это, как не трудно догадаться, чтобы создать в недавно покорённой стране слой населения, на который правители острова могут положиться. И само собой получилось так, что это разноплеменное население стало принимать тенхорабизм, дабы вера объединяла их.

Когда первые тенхорабиты получили право поселиться на востоке острова, правительница (разумеется, решение принимал Сонаваралинга) назначила им, как и местным ганеоям, небольшую подать плодами земледелия и изделиями ремесла. Но в отличие от последних, тенхорабиты получили возможность служить в качестве воинов у типулу-таками так же, как и люди высшей касты, дареои.

При переселении ганеоев в Болотный Край они должны были платить подати в таком же размере, как и на прежнем месте жительства, но подобно тенхорабитам приобрели право служить в войске. По мнению некоторых это обстоятельство также способствовало переходу переселенцев в новую веру — ибо, поскольку их права и обязанности перед типулу-таками не отличались от тенхорабитских, то и с точки зрения властей не было никаких причин препятствовать принятию ими Пути Света и Истины.

Скоро и среди коренных обитателей Болотного Края стали появляться такие, кто принимал заморскую веру, чтобы избежать повышенной дани и получить право быть воинами. Сначала тенхорабизм принимали тинса и бунса, которых забирали для работ на царских промыслах и в мастерских. Сонаваралинга, как мне пояснил Шихахгор, не препятствовал сему, полагая, что чужеземные мастера в свою религиозную общину принимают людей дельных, которые заслуживают улучшения положения и облегчения участи. Наглядный пример для остальных подневольных работников, побуждающий их трудиться лучше и не думать о злоумышлениях против власти, с точки зрения Первого Министра, перевешивал потерю от уменьшения выплачиваемой дани.

А со временем в эту религию стали переходить и те тинса с бунса, что оставались в своих селениях. Впрочем, очень часто таким людям из-за неприязни односельчан приходится перебираться в деревни переселенцев. Хотя в последние годы случается и обратное, когда тенхорабиты, оказавшись в большинстве, выживают своих односельчан-язычников".

Машинально кривлю лицо.... Укриец (или "укриец"?) невольно наступил на больную мозоль: последнее время происходящее в Болотном Краю, мягко говоря, мне не нравится. Когда около десяти лет назад тинса и бунса начали принимать тенхорабизм вслед за живущими по соседству переселенцами-ганеоями из внутренних областей, я не ожидал от этого серьёзных проблем. Гораздо больше тогда меня беспокоила перспектива межплеменных столкновений как между пришлыми и коренными жителями, так и среди пёстрых по происхождению поселенцев.

Но по странному выверту судьбы конфликтов на межнациональной почве было не больше, чем в прочих местах Пеу, где соприкасались разные племенные группы. А вот религиозная рознь неожиданно выходила на первый план. Десятки драк, с увечьями и убийствами — это только за последние три "дождя". Губернаторам, то и дело сменяющимся в Тин-Пау, приходится постоянно думать, как быть: с одной стороны нужно вершить правосудие, дабы "болотные черви" знали, кто здесь хозяин, но с другой, разбираться как следует и наказывать кого попало приходится с оглядкой на "общественное мнение", то есть на тех же тинса-бунса, только что дубасивших друг друга как заклятые друзья, дабы не вызвать новую вспышку насилия. Ну а потом всё это вываливают на бедного Сонаваралингу-таки.

В итоге за последний год пришлось дважды вмешиваться лично мне, организовывая операции по "разведению сторон" с привлечением подразделений "пану макаки" и "регои-макаки". Сводилось всё это к простому выселению из деревни той религиозной группы, что по проведённому среди жителей опросу оставалась в меньшинстве. Оба раза таковыми оказывались приверженцы традиционных верований. Чтобы избавить папуасов даже от мыслей о дальнейшем продолжении драк из-за поклонения не тем богам, переселяли подальше от родных пенат. Первый раз четырём сотням бунса пришлось перебраться на самый восток Тинсока, где как раз были осушены две полосы болотной земли общей площадью полтысячи пиу. Во второй же раз язычников вообще отправили в деревню в нескольких километрах от Тенука, которая порядком обезлюдела по причине ухода народа на столичные мануфактуры. Таких "полунаселённых" пунктов вокруг столицы не один и не два, да и процесс начался пятнадцать лет назад. В общем и целом сокращение земледельческого населения шло рука об руку с распространением волов в качестве тягловой силы и улучшением агротехники, так что валовой сбор корнеплодов и активно внедряемых зерновых в Текоке даже вырос. Ну а ради сохранения гражданского мира пришлось немного потеснить немногочисленных "фермеров" — два десятка семей текокцев, всё ещё остававшихся в Вуму-Хо, получили землю в нескольких километрах восточнее, а тинса загнали на освободившуюся территорию.

Две депортации религиозных меньшинств одна за другой заставили притушить взаимное недовольство — особенно после того, как по всем деревням Тинсока прошлись глашатаи, озвучившие волю Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками: в случае массовых драк, грозящих перерасти в смертоубийства, та группа населения, которая окажется в меньшинстве, будет выселена в течение суток с тем имуществом, что сможет забрать с собой. Причём в тексте, читаемом вестниками, отдельным пунктом сообщалось: наша правительница добра к подданным, но если переселять придётся тысячи человек, удобной земли на всех может и не хватить. Никому не хотелось отправиться за тридевять земель от родных очагов, тем более в какие-нибудь бесплодные пустоши, так что папуасы притихли в своём религиозном рвении. Вопрос — надолго ли.

"<....> здесь власти Пеу-Даринги добросовестно скопировали палеовийцев" — ага, это про наши вооружённые силы — "С той поправкой, что все планы Пеу на случай большой войны носят сугубо оборонительный характер. Соответственно, в отличие от Палеове, основной упор делается на сухопутные войска. Но главный принцип такой же, как на Северном архипелаге, то есть трёхступенчатая структура: местное ополчение (на местном языке — "даре-гуна"), в котором состоят все взрослые мужчины и даже часть женщин, армия ("регои-макаки"), в которую призывается часть мужчин в возрасте от двадцати лет, и гвардия ("пану макаки"), численность которой ограничена ударно-гвардейским цабом (батальоном) (примечание переводчика: "стоящее в скобках слово ирсийского происхождения, но применяется палеовийцами, а в последнее время и вохейцами, у последних служит для обозначения подразделений "новой армии", в противовес цабам традиционных войск") и так называемой "особой церемониально-караульной сотней". Последняя своему названию соответствует лишь в малой степени. Около пятидесяти бойцов этой сотни стоят в парадных караулах возле резиденции типулу-таками, сопровождают правительницу в её путешествиях по стране, а также участвуют в торжественных парадах. А ещё полторы или две сотни воинов занимаются действительной охраной правительницы с семьёй либо находятся в постоянной готовности на случай, если нужны "деликатные действия". То есть, по сути большая часть "караульно-церемониальной сотни" является подразделением специального назначения. Вероятнее всего, эта самая подготовленная и боеспособная часть армии Пеу.

Ударно-гвардейский цаб по своей структуре является батальоном из четырёх рот и взвода управления. Общая численность — около 450 человек. Служба в гвардии продолжается шесть лет. Ещё шесть лет отслужившие числятся в гвардейском резерве. По истечению этого срока их переводят в резервистов армии. Впрочем, часть рядовых и многие унтер-офицеры служат и сверх определённого им срока. Ежегодное пополнение обеих гвардейских частей осуществляется из числа солдат армейских цабов, отслуживших не менее чем полгода. Отбор в гвардию весьма строгий, желающих попасть туда всегда в разы больше имеющихся мест.

Вооружены гвардейцы автоматами, винтовками и пистолетами палеовийского производства — из числа трофейного оружия, что было продано Федерацией Западного Архипелага вохейцам семь лет назад при сокращении вооружённых сил. Из тяжёлого вооружения имеются крупнокалиберные пулемёты и миномёты.

По мобилизационным планам в случае войны на основе имеющегося батальона должно быть развёрнуто два гвардейских цаба численностью около 500 человек каждый. Пополнение примерно поровну должно быть набрано из резервистов-гвардейцев и старослужащих армейских частей.

Армия, называемая "регои-макаки" состоит из трёх стрелковых линейно-строевых батальонов и одного инженерно-сапёрного численностью триста человек каждый, а также артиллерийского батальона, включающего в себя две батареи сорокапятимилиметровых пушек и одну — семидесятипятимилиметровых. Все батареи — четырёхпушечные, перемещаются с помощью ослов или волов. Три четверти солдат составляют служащие по призыву. Остальные — сверхсрочники. Срок службы по призыву — один год. Призывают в армию около четверти молодых людей, принадлежащих к касте в возрасте двадцати — двадцати двух лет. Учитывая довольно высокий престиж воинской службы, на призывных пунктах всегда есть из кого выбирать. Кроме дареоев в армию также берут тенхорабитов и тех из ганеоев, что были переселены в правление Сонаваралинги на новые земли, а также детей постоянных работников принадлежащих правительнице Пеу мануфактур.

На вооружении армии стоят в основном всё те же трофейные палеовийские винтовки и небольшое количество автоматов. Артиллеристы и сапёры вооружены по большей части вохейскими гладкоствольными ружьями, переделанными из кремнёвых в казнозарядные.

В случае войны, в соответствие с мобилизационными планами, каждый батальон, за исключением артиллерийского, должен быть развёрнут в три батальона численностью около 350 человек.

Через ополчение проходят практически все мужчины и часть женщин в возрасте от шестнадцати до двадцати лет. Хотя желающие могут участвовать в сборах и тренировках и в старшем возрасте. Что делают чуть ли не все числящиеся в ополчении — разве что с возрастом большинство, обременённое семьями и прочими заботами, пропускает год или два. Но, в общем и целом лет до тридцати туземцы по возможности отдают время воинской службе.

Около тридцати цабов и полтора десятка отдельных сотен (в редкозаселённых местностях, где мужчин соответствующего возраста не хватает на целый батальон) созданы по территориальному принципу. Начиная с шестнадцатилетнего возраста в течение четырёх лет участники ополчения проводят по месяцу на сборах, где учатся владеть оружием, строить оборонительные сооружения и действовать слаженно в составе подразделения. Командиром такого территориального ополченческого цаба является выпускник мархонского военного училища в чине лейтенанта или вышедший в отставку десятник или полусотник гвардии или армии (по сути — это местные унтер-офицеры), становящийся в таком случае подлейтенантом. Для молодых офицеров данное назначение служит обычно ступенькой в карьере — через два-три года командования цабом или сотней они переводятся с присвоением следующего звания в "пану макаки" или "регои-макаки". Столь быстрое продвижение по службе связано с постоянным, хотя и медленным, увеличением армии при крайне небольшом числе ежегодно заканчивающих военное училище. Для отставников же, наоборот, это потолок карьерного роста. В качестве инструкторов и помощников командиров в ополчение привлекают отслуживших в регулярной армии либо тех же унтер-офицеров-оставников.

Финансирование ополчения в основном возложено на местные общины. В этом одна из особенностей Пеу. Центральное правительство собирает со всех подданных только небольшую подушную подать, которую по традиции платят ракушками тонопу. С тех, кто занимается торговлей или использует наёмный труд, взимаются несколько видов налогов. Мигранты-тенхорабиты и ганеои платят постоянную годовую подать — первые в размере одной пятой, вторые одной десятой своего обычного дохода, устанавливаемого раз в пять лет. Как правило, продовольствием или иным плодами труда, но иногда, по договорённости с Сонаваралингой, медными либо серебряными деньгами. Но в любом случае все налоги с подданных (за исключением находящихся в более тяжёлом положении обитателей Болотного Края) составляют малую часть государственных расходов. Гораздо больше правительница с супругом получают от принадлежащих им предприятий и внешней торговли, в том числе и от пошлин с иноземных торговцев. И все эти средства, кроме небольшой (в сравнении с общей величиной доходов) суммы на содержание семейства и двора типулу-таками идут в казну Пеу, откуда финансируется как армия с государственным управлением, так и весь пырг-хрыш, как именуют здесь вслед за тенхорабитами начинания в области развития ремёсел, наук и образования с медициной (примечание переводчика: "для обозначения лекарского дела использовано палеовийское слово ирсийского происхождения").

Но расходы на местное ополчение власти, пользуясь престижем воинского ремесла у жителей Пеу, почти полностью перепоручили общинам (деревенским или городских концов). Из казны типулу-таками выплачивается небольшое жалование туземной медной монетой командиру цаба. Также столица выдаёт некоторое количество огнестрельного оружия для обучения ополченцев. Местные власти же обязаны обеспечивать офицера (примечание переводчика: "использовано палеовийское слово") жильём и продовольствием. Ну а его помощники — "сотники" и унтер-офицеры — содержатся полностью за счёт общины. Если командиры батальонов назначаются из столицы, и чаще всего чужаки, то остальной кадровый состав состоит по большей части из местных.

Постоянный состав ополченческих частей не велик: в местностях, где основное занятие жителей сельское хозяйство, это только командир да несколько (в зависимости от размера подразделения в развёрнутом состоянии и зажиточности населения — от трёх до десяти человек) младших офицеров и унтеров. А молодёжь от шестнадцати до двадцати лет и добровольцы старших возрастов собираются на месячные сборы в свободное от сезонных работ время — обычно сразу же после посадки баки и коя, которые до сих пор служат основной пищей населению Пеу. Впрочем, почти всегда находятся люди, которые крутятся в батальоне и вне времени общего сбора, выполняя роль бесплатных помощников, заодно получая возможность усиленной подготовки.

В промышленных же округах, где люди не так строго привязаны к природным сезонам, обычно всех обязанных проходить службу разбивают на относительно небольшие группы, которые обучаются воинскому делу в течение почти всего года с перерывами на туземные праздники.

Всего, по тем сведениям, что мне удалось собрать, ополчение первой очереди, то есть люди в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет, а также отслужившие в регулярной армии в возрасте до сорока лет, составляет около семи тысяч человек (это не считая резервистов регулярных частей, которых насчитывается ещё около трёх тысяч). Ещё более десяти тысяч относятся ко второй очереди — это шестнадцати— восемнадцатилетние, а также те не служившие в армии, кто старше двадцати пяти. Из ополченцев первой очереди в случае необходимости должно набираться пополнение в армейские части.

Военный флот Пеу не очень велик: кроме палеовийского разведывательного корабля, захват которого послужил поводом для неудачной интервенции на остров, он состоит из двух парусно-паровых судов и двух чисто паровых катеров береговой обороны. Численность экипажей около двухсот человек. Ещё столько же в резерве. Срок службы во флоте шесть лет, как и в гвардии. К флоту же относятся батареи береговой обороны, прикрывающие Мар-Хон. Всего установлено двадцать орудий — двенадцать калибром семьдесят пять миллиметра и восемь стомилиметровых. Пушки вохейского производства, снятые в Вохе с вооружения после перевооружения пятилетней давности. Около пятидесяти артиллеристов служат, как и все флотские, по шесть лет. Вспомогательный персонал батарей составляют ополченцы цабов, относящихся к Мар-Хону и ближайшим селениям.

Кроме состояния здоровья ещё одним обязательным условием приёма на военную службу является грамотность призывников — они должны самостоятельно заполнить воинский формуляр. Благодаря этому начальное образование в размере двух классов, расходы на которое возложены опять же на общины, распространено среди дареоев повсеместно. Даже в деревнях совсем уж диких огов ныне открыты школы.

На Западной равнине и прочих землях, где власть типулу-таками наиболее крепка, некоторые общины устанавливают и четырёхлетнее образование. А у тенхорабитов северо-востока и в поселениях и кварталах промышленных рабочих оно охватывает почти всех детей. Школ более высокой, третьей, ступени всего две — в Тенуке и Мар-Хоне. Но в мануфактурных посёлках Талу и Кесу немало подростков продолжает обучение в технических училищах. Такие же заведения имеются в столице и главном порту страны. Все три ступени до недавнего времени тянулись семь лет, а с прошлого года восемь. В училищах обучаются, включая и начальную школу, от шести до восьми, как говорят на Пеу, "дождей".

Сельскохозяйственное и Лекарское училища расположены в Тенуке, а в Мар-Хоне действует учительское. Там же находится Обитель Сынов Достойных Отцов, готовящая гражданских чиновников и военных. Среди туземцев данное заведение считается самым престижным — попасть туда большая честь для каждого молодого человека. Первоначально в эту "школу вождей" брали исключительно сыновей знатных людей со всего Пеу. Причём начальной грамоте первых учеников обучали сразу в стенах Обители. При ней же создавались зародыши всех училищ, ныне существующих самостоятельно. Теперь же воспитанником сего учреждения может стать и простолюдин, если кто-либо из его родителей совершил нечто выдающееся во имя Даринги. Достаточно много там детей погибших за пределами острова военных, даже рядовых. Поступление в Обитель Сынов Достойных Отцов последние пять лет идёт на основе экзаменов, призванных подтвердить некоторый объём начальных знаний.

В течение же ближайших четырёх лет власти намерены сделать обязательным для учёбы в этом престижнейшем заведении, а также в лекарском, учительском и сельскохозяйственном училищах предварительное окончание школы третьей ступени. В следующем году планируется открыть Высшее техническое училище, призванное готовить из числа наиболее способных выпускников рабочих училищ некое подобие инженеров (примечание переводчика: "употреблено палеовийское слово ирсийского происхождения") для промышленности.

В общем и целом, забота Сонаваралинги-таки об образовании подданных своей супруги просто удивительна. Как сказал мне Шихахгор, этот муж больше гордится не победой над палеовийцами, не созданной армией, весьма неплохой при сравнении с дальними и ближними соседями, и даже не промышленностью или новыми сельскохозяйственными культурами, введёнными в использование при его участии, а именно образованием — как всеобщим начальным, так и более высокими ступенями. И переживает, что слишком медленно движется дело".

Что ж, господин Лимпор достаточно подробно выяснил много чего о нашей армии — от структуры и мобилизационных планов до численности мирного и военного времени. Интересно, кто такой разговорчивый ему попался? Надо дать задание ребятишкам из Второго Стола поискать говоруна среди круга общения заморского путешественника. Если они сами, конечно, ещё об этом не подумали.

Насчёт того, что наша военная доктрина скопирована с палеовийской, здесь "укриец", конечно, ошибается. Авторство сугубо моё. Исходил же я из весьма очевидных вещей: вооружённые силы для обороны острова нам нужны; средств для всеобщей призывной армии нет, в том числе и по причине отсутствия системы налогообложения; поэтому придётся довольствоваться силами территориальной обороны, где будут служить все мужчины, с уровнем подготовки бойцов, который возможен "в домашних условиях" при наличных офицерских кадрах; в той мере, в какой будут позволять финансы, формировать полноценные армейские батальоны; на базе "макак" создать гвардию, которая будет вооружена и обучена лучше всех, а выслуживших своё гвардейцев направлять либо сверхсрочниками в армию, либо в качестве сержантов-инструкторов в территориальные батальоны. Хотя, конечно, пленные тюленеловы, в первую очередь Рикай Тилтак, поучаствовали в создании вооружённых сил Пеу-Даринги.

Впрочем, как и с выплавкой меди, не сильно обижаюсь, что какой-то заезжий шпион приписывает разработку принципов нашей военной системы не мне любимому, а палеовийским ренегатам: пусть и дальше чужеземцы считают Сонаваралингу-таки дикарём, умело применяющим на практике где-то виданное или слышанное. За славой ваш скромный слуга не гонится.

А созданной системой образования я могу без преувеличения гордиться — всего поколение назад у папуасов не было никакой письменности, а теперь среди тех, кто моложе двадцати пяти, три четверти умеют читать и писать, пусть и с ошибками, и совершать четыре математических действия.

Ага, Лимпор и до этого докопался: "<....> но правители Пеу не упускают случаев проверить своих солдат (примечание переводчика: "употреблено палеовийское слово ирсийского происхождения") в деле. В первую очередь, конечно, стоит упомянуть участие пеуссцев в войнах между вассалами Тагиры и Кабирши на стороне последней. Поводом для выбора за кого воевать, насколько я понимаю, послужил сохраняющийся видимый сюзеренитет Вохе над Пеу-Дарингой. А Повелитель Четырёх Берегов сейчас союзник Любимого Сына Потрясателя Земной Тверди. То, что воевали не тагирийцы с кабиршанцами непосредственно, а их союзники, позволили Сонаваралинге-таки и Раминаганиве сохранить хорошие отношения с наместниками "Страны чёрных", торговля с которой имеет немалое значение для Пеу.

Общая численность подданных типулу-таками, участвовавших в тамошних войнах, никогда не превышала полутысячи человек. Всего же в пустынях Закумдала побывало от двух до трёх тысяч человек. Количество погибших же не превысило две сотни. По договорённостям содержание сводного цаба полностью брали на себя сначала цари Тубы, а позднее Утанты. Боеприпасы и часть оружия поставляли вохейцы.

Ещё в Вохе, собирая сведения о моём нынешнем местопребывании, я слышал несколько раз от знающих людей, что роль пеуссцев в тех войнах была весьма высока — некоторые вообще считали, что именно островитяне обеспечили разгром зумзак-уноев, от которого те так и не смогли оправиться.

Но кроме не скрываемой и всем известной помощи Тубе и Утанте пеуссцы отметились на Иханаре, где воевали, а возможно и продолжают это делать, на стороне непокорившихся палеовийцам племён северной части архипелага. В отличие от войн на Дисе, там они действовали очень осторожно. Численность успевших побывать на соседних островах военных Даринги мне установить не удалось даже приблизительно. Но счёт должен идти на сотни солдат и офицеров. Всех, кто воевал или до сих пор воюет против тюленеловов, официально считают добровольцами, делающими это вне службы в регулярных войсках. Администрация Палеовийской Иханары вынуждена делать вид, что верит этому, поскольку из-за значения пеусской меди для промышленности Островов Пути обострение отношений между странами не выгодно обеим сторонам".

Ага, примерно так всё и обстояло. Предприятие, если не считать ста семидесяти шести трупов папуасов, было, в общем и целом, для Пеу-Даринги прибыльным: боеприпасами, частично стрелковым оружием и большей частью тяжёлого сводный цаб снабжали вохейцы, и сами пославшие полуторатысячный экспедиционный отряд; продовольствием обеспечивали тубцы и утантцы. От кабиршанцев казна острова ещё и по паре чинвов в год за каждого бойца получала. А за погибших — по три "землетряса".

Насчёт решающей роли моих орлов в победе Тубы над конфедерацией зумзак-уноев вохейские информаторы Лимпора несколько преувеличили, конечно, хотя не так уж и сильно: правда, главная заслуга была не в боевых качествах папуасских солдат, а в страхе противника перед чуваками, дважды победившими жутких тюленеловов. Батальон не совсем полного состава — полторы сотни гвардейцев и двести армейцев — ещё толком не освоился на отведённом ему участке театра военных действий, когда упомянутые унои попёрли напролом.

Согласно позднейшей реконструкции событий, основанной как на свидетельствах участников боя с нашей стороны, так и на показаниях пленных, зумзак-унои просто хотели прощупать оборону противника. Но неожиданно атака полутысячи всадников на обычных для тех мест безгорбых верблюдах обернулась гибелью доброй половины атаковавших, и смятыми порядками шедшей следом пехоты — причём последняя больше пострадала от собственной дромадерии, нежели от контратаки приданного батальону капитана Логурикапи полуцаба тубских всадников.

На следующий день по всей вражеской армии, стоявшей лагерем в одном или двух дневных переходах от позиций моих папуасов, расползся слух, что им противостоят те самые островитяне, что дважды били самих палеовийцев. И небольшая разведывательная вылазка роты гвардейцев при поддержке сотни союзных дромадеристов вызвала паническое бегство зумзак-уноев. Чем и воспользовались подтянувшиеся верблюжьи подразделения тубской армии. Преследование бегущего врага продолжалось несколько дней — и если многим всадникам спастись удалось, то пехоту выбили практически в ноль.

На этом, в сущности, в первую военную кампанию участие экспедиционного батальона и закончилось. Потом было всякое: и новые громкие победы, и поражения, и потери. Войны в полосе пустынь и полупустынь между Кабиршей и Тагирой шли не прекращаясь. Да и сейчас идут. Но наше участие в них последние четыре года практически сведено только к деятельности офицеров-советников: и так там успело побывать свыше трёх тысяч военных Пеу-Даринги. Необходимый минимум боевого опыта наши бойцы получают и на Иханаре.

У западных соседей, конечно, действовать приходится с оглядкой, и число командированных никогда не превышает полсотни одновременно. И большую часть расходов нести вынуждены мы сами. Да и характер боевых действий совсем иной — больше "малая война", практически партизанщина. Впрочем, случись конфликт с Палеове, при перенесении его на нашу территорию, придётся воевать скорее именно так. Опять же, местные природные условия ближе пеусским, нежели пустыни Эдиса. Ну и тормозить захват островов Иханары тюленеловами для безопасности Даринги куда важнее, чем помогать отодвинуть границы вассальных Кабирше мелких царств на несколько десятков километров к югу или востоку.

"<....> о земледелии Пеу я уже вкратце упоминал выше. Если же писать об экономике (примечание переводчика: "употреблён палеовийский термин ирсийского происхождения") более подробно, то общее число семейных хозяйств, составляющих основу экономической жизни острова, приближается к семидесяти тысячам. Из них только одна или две тысячи полностью не зависят от сельского труда. Остальные же можно условно разделить на три группы. Первая, числом около десяти тысяч, относится к тем, кто большую часть своего дохода получает от ремесла, торговли, оказания каких-либо услуг либо от работы на принадлежащих правителям предприятиях. С ними же тесно связаны чиновники, военные, учителя с лекарями и прочие — очень часто одни члены семьи заняты торговлей, владеют мастерской или работают на царских мануфактурах, а другие служат в полиции или армии либо преподают в школах. Данный слой постоянно увеличивается в размерах. Хотя часть продовольствия своих нужд они по-прежнему выращивают сами на собственных полях.

Следующая группа — это занятые земледелием, скотоводством или рыбной ловлей на продажу или обмен. На западе острова в той или иной степени торгуют выращенным почти все хозяйства. Но массово хозяйства, производящие продовольствие на обмен в значительных количествах, распространены в Вэйхоне, Болотном крае, окрестностях столицы и в землях к северу неё. Последние, соседствуя с районом медных и железных рудников и металлургических заводов, служат для промышленных поселений Талу и Кесу основным источником продовольствия. Но даже в местностях, где товарное производство развилось в наибольшей мере, вряд ли больше трети хозяйств продаёт половину или более плодов своего труда.

А семь десятых населения Пеу связано с рынком в очень малой мере. Хотя двадцать лет назад и этого не было: земледелие было основным занятием подавляющего большинства жителей острова, исключение составляли правители, таки и типулу, немногочисленные их дружинники, именуемые регоями, да совсем уж редкие особо умелые ремесленники. Даже жрецы местных богов и управители селений хотя бы частично вынуждены были заниматься сельским трудом. Так что нынешнее состояние Пеу, когда одна седьмая часть населения лишь в малой степени занимается земледелием, весьма серьёзный шаг вперёд.

Достигнуто сиё в первую очередь применением быков для пахоты: в Тинсоке и Бунсане две трети земли обрабатываются с помощью скота, в Вэйхоне — почти половина, в Текоке и Рудничном крае — больше трети. В остальных землях Западной равнины с помощью мотыг возделывается по-прежнему не меньше трех четвертей полей. А в Сонаве и Бонко витуки до сих пор применяются единично. Оги и ванка же вообще их не используют.

Во-вторых, сыграло значительное вытеснение баки коем, а корнеплодов в целом — злаками, бобовыми и бананами. Плоды последнего растения, не требовательного к уходу, в сравнении с иными культурами, в некоторых местностях теперь составляют до одной пятой рациона (примечание переводчика: "употреблено палеовийское слово ирсийского происхождения") крестьян. Как сказал мне Шихахгор, увеличение разнообразия выращиваемых в хозяйствах туземного населения растений — одна из главных забот Сонаваралинги-таки в последние десять лет. Его правительство прилагает немало усилий, чтобы не повторился Голодный Год десятилетней давности, вызванный засухой. Тогда умерли тысячи обитателей острова. И смертей было бы больше, если бы не закупки зерна в Тагире и Внутриморье.

С тех пор таких сильных неурожаев не случалось. В том числе и благодаря тому, что теперь корнеплоды составляют, по крайней мере, на западе острова, всего половину туземного рациона. Кроме того, свою роль сыграло и повсеместное строительство и ирригационных сооружений и улучшение существовавших ранее, позволяющих регулировать орошение полей.

В-третьих, после Голодного Года на Пеу усиленно развивается морской промысел. Как это ни удивительно, но, живя на острове, подданные типулу-таками Раминаганивы в очень малой мере пользовались дарами окружающих вод: разумеется, обитатели прибрежных селений издавна собирали морскую живность на мелководьях и ловили рыбу с берега и с лодок-однодеревок, но даже на побережьях всё это было побочным занятием. Главная причина, скорее всего, в убогости местных судов и несовершенстве средств навигации, из-за чего опасно удаляться вне видимости берегов. Также свою роль играла недостаточно развитая торговля между приморскими и внутренними землями острова, вследствие чего большая часть улова потреблялась на месте.

Как сказал Шихахгор, фошхеты и большие лодки для рыбной ловли, позволяющие уходить далеко в море, начали строить здесь за два или три года до памятной всем засухи — разумеется, как и всем новым, занимались судостроением мигранты из Внутриморья. Но в то время морскому промыслу не придавали серьёзного значения. Угроза голода заставила уделить ему больше внимания властей. Сонаваралинга затеял строительство целой флотилии новых судов, которая стала ловить рыбу на отмелях, начинающихся в сорока километрах (примечание переводчика: "употреблена ирсийская мера длины") к западу от Пеу. Места те представляют весьма богатые угодья, даже при нынешнем размахе промысла неисчерпаемые.

Позднее к лову рыбы на мелководьях между Пеу и Иханарой подключилось несколько товариществ тенхорабитов и туземцев. Ныне туда в навигационный сезон отплывает свыше ста фошхетов, которые успевают совершить два или даже три плавания. А почти полтысячи не таких крупных судов добывают рыбу в водах на расстоянии не больше одного или двух дней пути от берегов родного острова — здесь места, конечно, не столь изобильные, но это возмещается тем, что меньше затраты на дорогу.

Часть улова реализуется в Мар-Хоне и окрестностях в свежем виде, но в основном подвергается засолке или копчению для доставки во внутренние области страны. Добываемое принадлежащими правителям Пеу кораблями идёт целиком на казённые нужды: в рацион солдат с гвардейцами, в пайки чиновников, на питание рабочих мастерских и рудников, а также в качестве дополнения "от типулу-таками" к жалованию школьных учителей, которых содержат местные общины. Частные же рыболовные товарищества нередко немалую долю своего улова продают той же казне, а оставшееся реализуют на рынках городов. Стоит рыба недорого, потому с каждым годом население покупает её всё больше — как живую, так и приготовленную. Общий улов в прошлый сезон составил, по приблизительным оценкам, свыше пятидесяти тысяч бочек, вмещающих четыре вохейских "меры". Впрочем, в это количество, скорее всего, не включается рыба, которую добывают жители прибрежных селений для собственного пропитания.

Также достаточно доступна, даже самым бедным жителям Пеу, птица нескольких пород. Местные пернатые не разводятся, по неизвестным мне причинам, но зато широко распространены, благодаря своей неприхотливости и быстрому росту, завезённые тенхорабитскими беженцами йуклы. Свинина же нечастный гость на столе большинства туземцев — обычно её едят только по праздникам. Ну а говядина вообще пища самых богатых пеуссцев. Молоко в сыром виде здесь пить почему-то не принято" — на этом месте я невольно усмехаюсь, вспомнив, как едва не потравил своих соратников, устроив им дегустацию парного молока — "Зато туземцы научились изготовлять сметану, творог, сыры и масло, считающиеся теперь у них весьма изысканной едой. А образующуюся сыворотку пускают на корм свиньям или тем же коровам<....>

<....> Продовольствие, изымаемое в виде налогов у податного сословия, хранится на казённых складах, откуда идёт на пропитание государственных служащих, военных и работников царских предприятий. Подати собираются по преимуществу зерном, в сравнении с корнеплодами лучше хранящимся. Что побуждает туземцев заменять кой и баки на своих полях этешем, С этих же складов проводится раздача припасов населению при неурожаях. Впрочем, в последнее время ничего подобного печально памятному Голодному году не повторялось — имели случаи гибели посевов в отдельных местностях острова, последствия которых сглаживались поставками из царских запасов. Помощь сия обычно возмездна — люди должны вернуть столько, сколько взяли. Выдают обычно опять же зерно, и возвратить обязаны его же. Из-за этого земледельцам приходится сеять зерновые, чем достигается одна из целей Сонаваралинга в деле производства провизии<....>

<....>Промышленность Пеу представлена, кроме принадлежащих семейству типулу-таками рудников и мануфактур, множеством мелких частных мастерских. Основным местным товаром, известным за пределами острова, разумеется, является медь, производство которой неуклонно растёт вместе с вывозом. При предыдущих правителях и в первые годы правления Раминаганивы большую роль имели ракушки-тонопу, и ныне вывозимые в тагирийскую "Страну чёрных", но их цена в общей стоимости пеусского экспорта (примечание переводчика: "использовано палеовийское слово ирсийского происхождения") ничтожна.

Ещё пять лет назад примерно треть меди выплавлялась на медеплавильнях, принадлежащих независимым от царицы производителям. Самое старое производство в земле Бонко из их числа было не очень большим и давало крайне дорогой металл, конкурируя с заводами запада острова исключительно благодаря расстоянию. А вот предприятия, принадлежащие тенхорабитской общине Мар-Хона и правителю Ласунга Рамикуитаки соперничали с царскими весьма достойно.

После проведённой с палеовийским участием модернизации (хотя правильнее говорить о строительстве с нуля новых заводов на месте старых) предприятия типулу-таками производят подавляющую массу меди. А доля их конкурентов сократилась до одной пятой, несмотря на то, что те тоже нарастили выплавку. Исключение составили медеплавильни Бонко, теперь только перерабатывающие металл, доставляемый с запада острова в слитках.

В настоящее время вывозится больше половины выплавляемой на Пеу меди. Подавляющая часть — на Южную тропу, а меньшая — в прибрежные земли Тагиры и на Иханару (как в её палеовийскую половину, так и в свободную). В палеовийские колонии везут по большей части необработанный металл в слитках, в иные места же продают и готовые изделия, в том числе и бронзовые. Кроме того, на экспорт в Палеове идёт обогащённая руда. Насколько я смог понять из обмолвок своих собеседников, основная причина, по которой Сонаваралинга решился на торговлю концентратом вместо готовой меди, кроме нехватки на острове угля, заключается также в нежелании губить отходами природу Пеу. Уголь же ныне почти полностью ввозится из тагирийской "Страны чёрных". Местного древесного, на котором выплавлялась медь в первые годы, на острове сейчас выжигается совсем мало. А собственных месторождений ископаемого не имеется, за исключением пары совсем небольших и весьма скверного качества, для металлургии непригодного.

Вся бронза делается с использованием привозного олова. Раньше выплавляли медь с примесью мышьяка, которая по своим свойствам не сильно уступает оловянной бронзе. По давней договорённости между Пеу и Вохе пеуссцы имеют право покупать в Кабирше определённое количество чибаллы для собственных нужд. С этой привилегией связан скандал с перепродажей олова через Пеу в Тагиру. Будто бы шайка нечистых на руку купцов и их местных пособников за спиной Сонаваралинги занималась такой торговлей больше двух лет. В сие трудно поверить, учитывая то, насколько он вникает во все торговые дела. Но прямых доказательств причастности первых лиц острова к этому мошенничеству с оловом нет, потому, по общепринятой версии, ни типулу-таками, ни её супруг ничего не знали.

Железо, выплавляемое на царском заводе, в отличие от меди, идёт в основном на внутренние нужды. Хотя готовые изделия в не таком уж и малом количестве отправляются в Тагиру и на Иханару и даже на Южную гряду, несмотря на невысокое качество в сравнении даже с вохейским, не говоря уже о палеовийском.

По преимуществу используют для литья чугун местной выделки, меньшую часть которого переделывают в сталь и мягкое железо, идущие на орудия и разную утварь. Для оружия же и сложных механизмов ("примечание переводчика: "употреблено палеовийское слово ирсийского происхождения") частично закупают металл за границей. Одно время в Текоке, Вэйхоне и Бунсане делали кричное железо из болотной руды, но за последние годы имеющиеся в деревнях кузнецы забросили это занятие и полностью перешли на переработку заводского. Для удобства мелких мастерских, обеспечивающих несложными орудиями население, сталь и мягкое железо изготовляют в виде прутков и полос от двух до десяти килограмм (примечание переводчика: "употреблена ирсийская мера веса, применяемая и в Палеове"). Уголь кустари выжигают сами, хотя в Мар-Хоне в привычку входит привозной из Тагиры.

Небольшое серебряное месторождение даёт около тонны благородного металла в год. Из него чеканится "пеусский чинв", по форме и весу повторяющий вохейский. Только небольшое количество выпускаемых местным монетным двором денег обращается на самом острове. Основное количество же идёт на покрытие торгового дефицита: несмотря на большой вывоз меди и изделий из неё и железа, их стоимости не хватает на покупку разного рода сложных механизмов, которые местная промышленность ещё не освоила, некоторых видов сырья (например, олова и угля), а также скота, ввоз коего на Пеу весьма велик. Кроме того, добываемым здесь серебром отчасти оплачивается переселение на остров тенхорабитов, полностью не прекращающееся никогда. Ну и, разумеется, из этого же источника финансируется в немалой степени армия и военный флот. Попутно с серебром выплавляется немало свинца и некоторое количество цинка, идущие на нужды местной промышленности. Свинец отчасти продаётся в другие страны.

Если готовые изделия из металла разрешено вывозить и частным лицам, то необработанную медь и руду экспортирует исключительно Морская компания Пеу, основным пайщиком которой является царская семья. Эта же компания контролирует и большую часть международных перевозок, доставляя в обе стороны подавляющую долю грузов и пассажиров. Каботажное плавание вдоль берегов острова же примерно поровну разделено между Морской компанией и множеством мелких судовладельцев<....>

<....>Кроме металлургии на царских заводах налажен выпуск некоторых химических веществ, в том числе серной кислоты. Частные заводы делают кирпич и выжигают известь и местную разновидность цемента. Но подобное производство ограничено нехваткой топлива: привозное дорого, а собственные залежи бурого угля ничтожны по сравнению с потребностями в строительных материалах. Леса же находятся под защитой властей и вырубке подлежат в очень малых размерах. Даже на строительство кораблей деревья в правление Сонаваралинги пускают очень осторожно. Большие корабли все заказывают в Вохе и Тоуте. Мелкие, вроде фошхетов, строят и на Пеу, но брёвна на них с каждым годом всё больше везут из Тагиры или с Иханары".

Да, что сказать... весьма наблюдательный и склонный к анализу молодой человек. И при том весьма общительный: список выявленных оперативниками Второго Стола контактов подозрительного чужестранца насчитывает без малого три сотни. Не все, конечно, стали для него источниками информации о нашем острове — хватает торговцев и ремесленников, услугами которых Лимпор пользовался. Да и несколько девиц нескромного поведения вряд ли сообщали предполагаемому шпиону какие-то особо важные сведения. Впрочем, умелый человек и у шлюх способен выяснить пару-тройку нюансов о жизни Пеу.

Ну да ладно, пусть молодёжь трясёт всех болтунов, попавшихся на пути "укрийца". Мне же пора взглянуть на столь занимательного типа, вызвавшего мой нешуточный интерес при заочном знакомстве. Тем более, что "государственные хлопоты и заботы", последнее время заставившие меня немало понервничать, удалось немного разгрести. Витиевато изложение младшим писарем Второго Стола Тубук-Набалом соображений о возможной связи "разоблачённого шпиона" с недавним авралом всех силовых ведомств Пеу-Даринги в моём намерении поглядеть на этого Лимпора играет десятую роль: ну не мог чувак, пробывший на острове меньше года стоять за мятежом, который созревал минимум два "дождя", тем более, что из числа путчистов-неудачников общался он всего с полудюжиной мелких сошек, причём в присутствии кучи постороннего народа и в разное время.

По теории вероятности, учитывая, что в заговор, вылившийся в выступление двух рот тринадцатого стрелкового линейно-строевого цаба и части столичного ополчения, вовлечены были сотни тенукских дареоев, столь общительный иностранец просто обязан был с кем-то из будущих заговорщиков пересечься. Если и говорить о какой-то связи, то уж только о той, что в ходе следствия по подавленному мятежу подозрительный иностранец просто не мог не попасть в поле зрения моих спецслужб. Что и случилось. Причём внимание на него обратили сразу в двух ведомствах — и в политическом отделе полиции, и в контрразведке. Но ребята из Второго Стола оказались в итоге оперативнее.


Глава восьмая


В которой герой осознаёт собственное серьёзное педагогическое упущение, под влиянием чувств совершает политическую ошибку, а затем предаётся мрачным мыслям по поводу вредителей со шпионами и их поиска в ближайшем окружении.

Увы, в тот же день посмотреть на пойманного ребятами из Второго Стола шпиона не удалось — как раз их коллеги-конкуренты из политической полиции закончили первую волну допросов участников мятежа. И старший писец Кодики, временно исполняющий обязанности тамошнего столоначальника вместо Кутны-Набала, лежащего сейчас с раненой в ходе наведения порядка ногой, принёс экстракт из выбитых у вожаков путча сведений.

"Щенок!" — невольно ругнулся я по-русски, бегло пробежав пару листов суммирующих показания. Сразу из головы вылетело недовольство совершенно дубовой манерой изложения дареоя-ласу и проистекающее отсюда раздражение по поводу его начальника, словившего пулю (геройствовать тому захотелось, вместо выполнения рутинных служебных обязанностей).

-Кодики ушёл? — кричу Кутукори сквозь перегородку.

-Нет, он ещё здесь — отвечает мой секретарь.

-Пусть войдёт.

Временно исполняющий обязанности "Столоначальника номер пять" немедленно вернулся.

-Его задержали? — спрашиваю старшего писца.

-Разумеется, вместе со всеми выявленными злоумышленниками — пожимает плечами "врио".

-Пусть доставят сюда... — начинаю отдавать распоряжение — Хотя нет, лучше я сам прибуду. Через "полстражи". Пусть приготовят к допросу.

Назначенного мною времени, в общем-то, и хватило, чтобы добраться неспешным шагом до здания столичной тюрьмы, куда согнали тех, кого можно отнести к верхушке мятежников: офицеров, унтеров и активистов из числа гражданских. Рядовых двух злополучных рот и ополченцев — общим числом в шесть с лишним сотен — загнали на тенукский стадион, где по будням тренировались местные спортсмены-любители, по утрам гоняли на ОФП солдат расквартированных в городе и окрестностях частей и бойцов тенукских ополченческих цабов, да изредка устраивались соревнования по папуасским и вохейским разновидностям спорта или чего-то на него похожего.

Два полукруга трибун из основательных досок и брёвен, разрываемые всего парой выходов, позволяли относительно легко превратить объект соцкультбыта в импровизированный концлагерь: охрана из столичных полицейских и гвардейцев разместилась поверху трибун, а проходы перекрыли наскоро сколоченными воротами. Арестованные же сидели или лежали, скучившись ближе к центру, на большом овале травы, местами вытоптанной до голой земли. Удобства подлежащих проверке потенциально неблагонадёжных элементов, которым предстояло жариться на солнце и мокнуть под дождём, никого не волновали — пусть скажут спасибо, что дают воду и обеспечивают кормёжку жидкой кашей два раза в день, да выводят партиями по десять-пятнадцать человек для оправки физиологических потребностей. Некоторые, не дождавшись своей очереди, гадили по краям, ближе к беговым дорожкам. Охрана смотрела на это сквозь пальцы. Кахилурегуи коему по должности пришлось взять на себя организацию первого на Пеу подобного заведения, столкнувшись с проблемой антисанитарии в пункте временного размещения подозреваемых, тут же бросился ко мне: дескать, как быть, засрут же всё. На что я ответил: "Как загадят, так и уберут. Когда начнёте разгонять этот зверинец, пусть последние из задержанных вывозят дерьмо на ближайшие громовые кучи".

Но сейчас мой путь лежал мимо стадиона-концлагеря, к скромной кирпичной двухэтажке. Охрана на входе пропускает меня без вопросов — Сонаваралингу-таки каждая собака в Тенуке знает. Начальник смены так же молча сопровождает до допросной. Темануй-молодой уже там, сидит на прикреплённой к стене скамье. На наше появление мой первенец отреагировал равнодушно, только чуть приподнял понуро висящую голову. Не говоря ни слова, сажусь за стол. Дежурный тюремщик оставляет нас одних. Несколько минут играем в молчанку, потом командую: "Иди сюда. Садись". Тот послушно встаёт и делает несколько шагов к столу.

"Значит, ты поддался на льстивые уговоры" — говорю, с трудом подбирая слова. Сын молча пожимает плечами: дескать, как видишь....

-И что мне с тобой теперь делать? — вопрос совершенно риторический. Понятно что.

-Я не собираюсь оправдываться — резко отвечает мой отпрыск.

-Даже так? — стараюсь придать голосу ироничности — Значит, решил поиграть в героя, восставшего против тирана и готового идти на смерть за своё праведное дело? Как твои приятели пели на ваших сборищах: "Нужно освободить Пеу-Дарингу от власти безумца-полукровки, наводнившего страну чужеземцами, возвышающего грязных ганеоев и попирающего старинные свободы дареоев"? Или, может быть, вот это: "Только кровь проклятого узурпатора, подчинившего своей колдовской воле типулу-таками, спасёт страну дареоев"? Хотя тебе кое-кто и такое в уши вливал: "Сын Сонаваралинги-таки заслуживает большего, чем стать подручным своего сводного брата". А ты, сопляк, уши и развесил. Хотя всему этому сброду, главное, самим добраться до власти. А таких, как ты, падких на лесть, они просто используют в своих целях. Да если бы их мятеж закончился удачно, от тебя бы рано или поздно избавились. Думаешь, всем этим "сынам славных и достойных отцов" хотелось делиться властью с каким-то внебрачным сыном какого-то полубезумного полукровки? Они хотели воспользоваться даже не тобой, а твоим именем, точнее даже не твоим, а моим, причём, против меня самого!

Темануй молчит. Судя по его лицу, он хочет что-то сказать — отчаянное и пафосное, наверное. Как те речи, что велись на собраниях "Союза истинных дареоев". Вряд ли узнаю что-нибудь новое. Но если хочет говорить, пусть говорит. Смотрю на отпрыска, стараясь "давить" его взглядом. Сопляк дерзко, как ему кажется, а на самом деле довольно смешно и нелепо, глядит в ответ. Духи покровители, как он похож в этот момент на Таниу.... Ага, начал толкать речь. Да уж, чему, а риторике в Обители Сынов Достойных Отцов учат хорошо.

Ничего нового, как и предполагалось, я не услышал: стандартный набор из арсенала "истинных дареоев". Но надо отдать должное, Темануй-молодой всю эту высокопарщину "торжественной речью" не повторяет по заученному, а добросовестно излагает своими словами. Стало быть, принял идеи революционеров-реакционеров всерьёз и всей душой.... Как говорится, ум есть, да дураку достался....

Слушаю с невозмутимым лицом: старинные дареойские права и свободы... незыблемые папуасские ценности... быдло ганеойское должно знать своё место... чужеземцев вон... нечего заигрывать со всякими заморскими чужаками... Пеу-Даринга — самая великая страна в мире... выкинуть тюленеловов с Иханары... Правители Пеу должны быть на равных с царями Вохе, Кабирши и Тагиры... Нужно показать всем соседям силу дареойского оружия....

Спорить никакого желания нет. Потому просто говорю: "Я достаточно тебя выслушал. Прощай... сын". Последнее слово звучит чуть ли не как ругательство. Темануй от неожиданности замолкает. Встаю из-за стола и, не оборачиваясь, выхожу из допросной.

Всё тот же начальник смены провожает меня до выхода из тюрьмы. Видя моё настроение, вопросами не донимает. Улица за дверью встречает порывами ветра и тяжёлыми каплями дождя, бьющими по лицу и телу — со стороны Мар-Хона идёт темная туча. На душе у меня столь же мрачно — пусть я практически и не принимал участия в воспитании старшего отпрыска, пусть был он для меня отрезанным ломтём, но сейчас, когда вдруг встал вопрос, что же с ним теперь делать, было не по себе.

По большому счёту, выбора особого нет: живой Темануй, сын Сонаваралинги-таки, будет проблемой для дома Пилапи Старого. Всегда найдутся граждане, которые по разным причинам готовы будут воспользоваться им как знаменем борьбы против правящей династии. В какой-нибудь стране с более древними монархическими традициями и въевшимся в подкорку аристократии уважением к законам и установлениям, пожалуй, бастарда мужа королевы можно было бы и не учитывать, но только не на Пеу с нашими пережитками военной демократии и первобытного коммунизма. Ну, пока я жив, конечно, неприятностей ожидать не стоит, но вечных людей не бывает. Причём нет никаких гарантий, что со мной не случится чего-нибудь в самый неподходящий момент. А уж тогда сами духи-покровители велят всяким обиженным, недооценённым и просто полагающим, что правители ведут страну не туда, собираться вокруг сына того самого Сонаваралинги. Так что....

Бежать, пытаясь опередить натиск стихии бесполезно, потому просто иду, покорно подставившись под хлёсткие струи дождя и "преодолевая вброд" потоки воды, стекающие с гравия улиц в дренажные канавы. Полностью вымокнув до последней нитки набедренной повязки, добираюсь до дворца типулу. Кутукори, обнаружив босса в столь неподобающем для Великого и Ужасного Сонаваралинги-таки виде, тут же "принимается принимать меры": откуда-то появляются сухая повязка и накидка, а с дворцовой кухни доставляют чашку горячего травяного отвара. Потом секретарь занимается орлами из караульно-церемониальной сотни, сопровождавшими меня до тюрьмы и обратно — им достаётся своя порция согревающего напитка.

За узкими окнами-бойницами, меж тем, уже смеркалось. Так что, работать предстоит при свете заправленных пальмовым маслом ламп. И только сейчас вспоминаю о задержанном загадочном иностранце, которого планировал навестить в течение дня. Но сейчас, по темноте, топать до штаб-квартиры Второго Стола, где и сидит арестованный Лимпор — не самая хорошая идея. Сотрудники папуасских силовых структур все и так из-за путча на взводе, не хватало ещё спровоцировать панику с убитыми и покалеченными, заявившись под двери офиса контрразведки на ночь глядя. Лучше уж завтра поутру посмотрю на взаправдашнего шпиона.

Совершенно не спится — обнаружившийся в числе заговорщиков Темануй здорово накрутил нервы. Пробую читать очередную "аналитическую записку", на этот раз от писца Пятого Стола Вахотуни о заграничных контактах мятежников. Имя совершенно ничего не говорит — прошли времена, когда я лично знал каждого государственного служащего и работника казённых мануфактур. О, духи-покровители: ещё один искатель "жидо-массонов" и "иностранной закулисы". И этот сотрудник политической полиции приплёл к заговору пойманного шпиона. А вот Тагора трогать ему не стоило....

Надо же, до чего фантазия на почве служебного рвения у людей разыгрывается: дескать, мой верный соратник не много не мало — тщательно замаскированный резидент укрийской разведки, внедрённый в окружение Сонаваралинги-таки в ходе хитроумным образом спланированной операции. А Лимпор — связной из "центра". Хренова туча несостыковок — например, кто мог догадаться двадцать лет назад, что дикое даже по меркам переходного от бронзового к железному веку периода захолустье превратится в самостоятельного, пусть и не самого сильного, игрока на местной политической арене, или откуда было знать, что некий дикарский предводитель станет принцем-консортом и премьер-министром при своей царственной супруге — горе-следователя совершенно не смущает. В общем, Вахотуни, не видать тебе повышения в ближайшие годы, как собственных ушей — и даже не за попытку подкопаться под старого моего соратника, а за тупость, продемонстрированную в ходе оной. Размашисто пишу резолюцию: "Бред. Автора доклада проверить на вменяемость".

Впрочем, тут же подумалось: конечно, скромный писец идиот, но ахинею свою он вполне мог сочинить, выполняя указание вышестоящего начальства, решившего таким образом подсидеть иностранца, по мнению иных из коренных папуасов, незаслуженно пользующегося расположением Сонаваралинги-таки. Ну, либо чувак радеет за кого-нибудь из родственников или друзей-приятелей, кому приглянулось место директора Обители Сынов Достойных Отцов, которое тузтец занимает уже третий год, после того, как Вестник Шонек ушёл на покой. Надо будет натравить ребят из Второго стола на коллег из Пятого — пусть проверят этого Вахотуни. Зря что ли спецслужбы мои отчасти дублируют друг друга и иногда даже мешают — как получилось с предполагаемым шпионом-укрийцем, из-за которого едва не передрались политическая полиция с контрразведкой.

Последнее время какие-то нехорошие шевеления происходят вокруг. И дело не в разгромленном мятеже — здесь-то всё более-менее понятно. Конечно, заговор зрел давно, втянуто в него оказалось немало народу, а спецслужбы сработали не очень оперативно, но, однако ж, именно начавшиеся аресты попавших в поле зрения "кровавой гыбни" мелких сошек заставили вожаков "истинных дареоев" засуетиться и вывести сторонников на улицы раньше времени. В итоге им пришлось действовать экспромтом, на ходу меняя план "восстания". Так что окончилось всё относительно благополучно: две с лишним сотни убитых и выгоревшая местами восточная половина столицы, где примкнувшие к мятежу ополченцы вздумали отбиваться от верных нам частей, не столь уж и великая плата за подавление путча.

Нет, куда хреновее постоянные интриги и взаимные подсиживания среди тех, кого трудно заподозрить в нелояльности. И в прежние годы, конечно, окружение постоянно грызлось за влияние на Сонаваралингу-таки: пришедшие со мной из Бонко недолюбливали текокцев и веэйхонцев, последние отвечали им тем же, да и друг к другу относились не лучше, полноправные дареои — норовили обгадить бывших ганеоев-сунийцев, все вместе взятые — выдвинувшихся "в люди" "болотных червей" из числа заложников. Ну и про тенхорабитов — как заезжих, так и местного розливу, не забывают.

Но пока вся государственная машина была размером "с велосипед", то есть, я мог проконтролировать деятельность каждого подчинённого лично, их вялотекущая взаимная грызня не сильно мешала и напрягала, а скорее смешила. Последнее же время ситуация поменялась кардинально — далеко не все находились в зоне моей прямой видимости, и оценивать работу целого цаба чиновников теперь зачастую приходилось по отзывам коллег и начальства. Ага, в том числе и разбираясь в кляузах или откровенных доносах, пытаясь определить — где сугубо деловая характеристика профессиональных качеств, а где, наоборот, очернение добросовестного работника со стороны желающих его отодвинуть. Так недолго и до паранойи доиграться, когда начнёшь везде видеть подковёрную борьбу вместо деятельности на благо государства, то есть меня с Раминаганивой.

А ведь пятнадцать лет назад казалось — стоит только вырастить новое, накачанное идеями "пырг-хрыша", поколение управленцев на смену папуасским регоям с "сильными мужами", и всё будет замечательно. Размечтался.... Кумовщина и клановость цвели среди воспитанников Обители Сынов Достойных Мужей не менее, чем среди их отцов и старших братьев. Да и выученики "школы помощников" от своих патронов отставали несильно, если вообще уступали им в этом. То, что у "племени молодого незнакомого" большую, чем у прежнего поколения, роль играло не родство, а принадлежность к сложившимся в годы учёбы группам, утешало не сильно. И даже картотека Второго Стола, где все связи чиновников тщательно фиксировались, помогала только отчасти. Ибо заполняли карточки живые люди, да и при нынешних размерах управленческих структур и жутком кадровом голоде раскидать по должностям спевшиеся компашки так, чтобы их участники никак не пересекались и не помогали друг другу, было просто не реально. Вот и Вахотуни может копать под Тагора ради кого-нибудь из однокашников, что ныне трудятся на ниве просвещения....

Утро началось с коллективного визита "младшего поколения дома Пилапи" — как оповестил меня "торжественной речью" Кутукори. Наше с Рами потомство явилось в полном составе: Каноку с Комадаринивой, за ними Касумаринива, держащая за руку Кахилуу-младшего. Вообще-то старшие должны были бы находиться в обители Сынов Достойных Отцов, но сейчас "школа вождей" закрыта — в связи с последними событиями и проверками преподавательского состава и старших учеников на предмет причастности к заговору.

Все одеты "по-палеовийски" — т.е. в рубашки и штаны. Сам-то я уже как-то привык за двадцать лет к набедренной повязке, да и положение "опоры престола" и второго лица в государстве обязывает носить традиционные папуасские одеяния. Молодёжь же следует новомодным веяниям. Наследник одет в форму ученика Обители, застёгнутую под самую горловину; старшенькая же наша открытым воротом демонстрирует некоторую независимость нрава.

"Приветствую вас, дети мои" — говорю, пробуя сообразить, чем обязан такому вниманию от отпрысков.

"Приветствую тебя, отец" — чуть ли не хором ответили дети.

И Каноку сразу же переходит к делу: "Отец, во дворце говорят, что нашего брата Темануя задержали по подозрению в сочувствии мятежникам".

-Которое он сам подтвердил — мой ответ звучит несколько резко — Вы пришли просить за него?

Все четверо пожимают плечами: да, так и есть.

-Вас Таниу послала?

-Нет, мы сами — отвечает на этот раз Комадаринива. Для достаточно патриархального папуасского социума моя старшенькая обладает довольно независимым характером: не зря же в детских забавах и проказах она верховодила и над наследником престола, и над сводным братом. Одежда — лёгкая рубашка и штаны, ставшие последнее время чуть ли не обязательным атрибутом всякого прогрессивно мыслящего обитателя Пеу — лишний подчёркивают стремление к независимости — Отец, прости его!

На глазах дочери слёзы.

-Темануй примкнул к мятежникам, которые намеревались использовать его для своих грязных целей — говорю, слегка раздражаясь: сопляки со своими родственными чувствами лезут туда, где нужен голый расчёт и радение о государственной пользе — За такое полагается смерть.

Когда-то я радовался, что мои дети от правительницы воспринимают сына от любовницы как своего полноправного брата. Особенно, если вспомнить, как резались за власть наследники Пилапи Молодого и Великого. Теперь же их тесная дружба, выходит боком. Да я же в их глазах буду выглядеть конченым чудовищем. Если руководствоваться государственными соображениями, паршивца казнить нужно, но, видя насупившегося, чтобы не расплакаться, Каноку и начавших реветь Коми и Касу, неожиданно понимаю, что не смогу.... А вот и шестилетний Кахилуу к сёстрам присоединяется....

"Прекратили!" — рявкаю изо всех сил — "Если вы думаете, что своими слезами предо мной поможете брату-мятежнику, то ошибаетесь!" Вру, конечно. Непедагогично и нехорошо, врать детям, но по-другому не получается.

Комадаринива вновь открывает рот. На глазах слёзы, голос дрожит, но шпарит "торжественной речью": дескать, родная кровь, плоть от плоти, он же ещё молодой и неразумный. Разливалась соловьём старшенькая минут пятнадцать, если не больше — к концу, обнаружив, что её не прерывают, более-менее успокоилась и свой спич в поддержку сводного брата закончила совсем уж на патетической ноте, которая меня неожиданно рассмешила.

"Судьбу молодого Темануя будет решать суд из видных мужей. Как и всех остальных мятежников" — отвечаю, стараясь придать голосу твёрдость. Что не так уж и легко после того, как Коми невольно вызвала мою улыбку. И в итоге завершаю совсем уж тихо: "Но что бы не решил суд, типулу-таками вправе изменить его решение. Идите. А ты, Каноку, останься".

Оставшись вдвоём, я говорю будущему престолонаследнику: "Сын мой, рано или поздно тебе предстоит править Пеу-Дарингой. Мы с матерью не вечны. И очень часто придётся переступать через себя, делая то, чего не хочется. Или выбирать между плохим и ужасным. Такова доля правителя. Определение судьбы Темануя это тебе наглядный пример непростого выбора: во благо страны его следовало бы убить, но смогу ли я взять на себя кровь собственного сына. Думаешь, мне сейчас не тяжело?"

Каноку смотрит на меня мрачно. Всё-таки есть у них со сводным братом что-то общее. "Ты оставишь его в живых?" — наконец спрашивает сын.

"Оставлю" — говорю — "Может быть, это глупо с государственной точки зрения. Но как я после этого буду смотреть вам в глаза".

"Спасибо, отец" — лицо Каноку оживляется. Духи-покровители, за кого же меня принимают родные дети.... Неужели у Сонаваралинги-таки действительно такая жуткая репутация, что даже они не сомневались в моей способности отправить на казнь собственного ребёнка.

"Только у меня одно условие" — добавляю веско — "Никому об этом не говорить. О судьбе Темануя объявит ваша мать, типулу-таками Раминаганива. Ибо это в её власти. Я же всего лишь тот, кто исполняет волю правительницы".

-Отец, хотя бы с нами не надо — улыбнулся Каноку — Мы-то знаем, кто на самом деле правит.

-Иди — выпроваживаю отпрыска энергичным взмахом руки.

Да, с наследником нам с Рами не очень повезло: ну не тянет старший из сыновей на будущего правителя острова, хоть ты тресни. Нет, Каноку, конечно, парень сообразительный, шустрый и крепенький, но отсутствует в нём что-то, неуловимое, делающее человека вождём, за которым безоговорочно пойдут люди. Комадаринива, пожалуй, на троне была бы уместнее. Тем более, и прецедент женщины-типулу уже имеется.

Но, увы, озаботившись в своё время политической стабильностью, я на том же памятном всепапуасском съезде, где "сильные мужи" со всего острова дали присягу верности Солнцеликой и Духами Хранимой и Дому Пилапи — за себя и своих людей, продавил попутно закон о престолонаследии, где прописан чёткий порядок наследования трона от отца к старшему из живых сыновей. Если нет сыновей — к брату правителя, и только в случае отсутствия у умершего типулу и братьев, и сыновей очередь доходит до сестёр или дочерей.

Хотя, может быть, я слишком строг к Каноку. В конце концов, отроку всего пятнадцать "дождей", и самое серьёзное испытание в его жизни — это отрывание от мамкиной набедренной повязки в десять лет и отправка на учёбу в Обитель Сынов Достойных Отцов. Гоняли наставники наследника трона, конечно, по полной, безо всякого снисхождения, точнее даже, наоборот, именно статус заставлял преподавателей спрашивать строже, чем с иных учеников. Но одно дело — интенсивные занятия чтением, счётом, письмом, вохейским и палеовийским языками и историей с географией, перемежающиеся физическими упражнениями и обучением военному делу, а совсем другое — в десять лет потерять отца, бежать с небольшой кучкой сторонников на другой конец острова, кормясь в пути непонятно чем; многие месяцы пребывать в неизвестности относительно своей дальнейшей судьбы, надеясь только на доброе расположение чужих дяденек, видящих в тебе лишь способ достижения своих целей; смотреть на кровь и смерть; рискнуть на авантюру с военным походом ради свержения родственника-братоубийцы; и всё это только для того, чтобы оказаться в окружении каменновековых интриганов, иные из которых причастны к смерти отца.

Это раньше в пятнадцать папуас уже считался взрослым, способным отвечать за свои слова и поступки. Ныне же, по крайней мере, в относительно окультуренных местах Пеу, детство с отрочеством начинает удлиняться — обратная сторона пырг-хрыша.... Глядишь, годам к двадцати отпрыск наберётся жизненного опыта, набьёт первых шишек. Он и сейчас далеко не дурак — например, в отличие от сводного брата, не столь подвержен чужому влиянию и, на лесть совершенно не падок.

Тем более что править будет, опираясь на советников — в конце концов, мы с Рами не гнушаемся выслушать Солидных и Разумных Мужей, прежде чем принять то или иное решение. Да и останется Каноку один ещё нескоро: я вроде бы в ближайшее время помирать не собираюсь, Солнцеликая и Духами Хранимая тем более, учитывая, что потомки Пилапи отличались долгожительством.

Вот странно — как только принял решение оставить Темануя-молодого в живых, на душе сразу же стало легче. Понимаю, что с точки зрения долгосрочных последствий для страны не самый правильный выбор, но почему-то мир перестал казаться мрачным. Даже на вновь начавшийся дождь с ветром теперь я смотрел с позиции "у природы нет плохой погоды". Единственное, что опять посещение штаб-квартиры Второго Стола придётся перенести на завтра, по всей видимости: ливень закончится уже ночью. Потому с чистой совестью и лёгким сердцем пододвигаю к себе "рабочую" стопку бумаг.

Списки задержанных путчистов и активно сочувствующих: составленные армейской контрразведкой, Вторым и Пятым столами. Военных, разумеется, больше занимают "изменники" в собственных рядах. А вот политическая полиция и ловцы иностранных шпионов шерстили всех подряд. Все три документа в силу понятных причин чуть ли не на две три трети дублируют друг друга. Правда, Кодики подошёл к составлению сводки основательнее своих коллег-конкурентов: кроме имён, возраста и места жительства арестованных указывал образование и чем каждый зарабатывает на жизнь. Разброс по всем параметрам огромный, так что с налёта нарисовать портрет типичного врага реформ и прогресса не получается. Хотя, пожалуй, одну группу из числа нелояльных подданных исключить можно с весьма высокой вероятностью — тенхорабитов среди задержанных не видно.

Связанная с подавленным путчем текучка закончилась, пошли более "мирные" документы. Сперва отчёт о санитарном состоянии столичных кварталов: да, внедрение порядка и мер гигиены по-прежнему среди папуасов идёт со скрипом. Хотя в сравнение с тем, что творилось десятилетие назад, конечно, прогресс на лицо.

Затем справка о внешнеторговой деятельности за последние три месяца.... Экспорт меди и руды стабильно растёт, вместе с ценами; вывоз готовых изделий из металлов также показывает неплохую динамику, хотя здесь картина не столь однозначная — конкуренция со стороны дешёвого вохейского железа сильно сократила продажи продукции Казённых мануфактур на Южной гряде, но выручают рынки Страны чёрных и Иханары. Приморские провинции Тагиры для торговых агентов Повелителя Четырёх Берегов закрыты из-за накопившихся политических разногласий, которые в последнее время толкают самую могущественную континентальную империю в объятия палеовийцев. А к нашим западным соседям вохейцы не лезут, помня негласное соглашение с тюленеловами, по которому те не трогают государства Восточного архипелага, пока тамошние обитатели не проявляют излишней активности за пределами Внутриморья.

А вот это уже предмет для гордости: продано три малые паровые машины мархонского производства, пригодных для установки на шухоны — две вохейским покупателям, одна тагирийским, ещё три поставлены на чужеземные суда на нашей казённой верфи. Если честно, не мешало бы оснащать паровыми двигателями собственные корабли, но, увы, пырг-хрыш требует денег, потому — "сами не используем, но вывезем". Хорошо хоть, недоедать ради этого подданным типулу-таками не приходится.

Производство небольших паровых машин на экспорт оказывается весьма выгодным делом — несложная в обслуживании и ремонте техника неожиданно начинает пользоваться спросом в только начавших догонять промышленных лидеров Ихемы странах востока. Палеовийцы таким "неэффективным старьём" не занимаются — они сумели восстановить после десятилетней давности "репарационного" разграбления заводов многие промышленные цепочки, в том числе и по двигателям внутреннего сгорания. Собственными силами у тюленеловов выходит, конечно, не так хорошо, как с использованием ирсийских станков и комплектующих, но в любом случае, даже самые неэффективные и капризные дизели и "полудизели" тамошнего производства выигрывают у паровиков. Вохейцы же, находясь примерно в одинаковых стартовых условиях с нами, по первости не заморачивались "мелочью" — царские мануфактуры начали с огромных агрегатов для Флота Внешнего Моря и собранных на стальных шпангоутах торговых кораблей. Сейчас они, правда, озаботились паровыми машинами для железных дорог. Если на первых двух ветках — обслуживающей металлургический комбинат и связывающей тамошнюю зону со столицей — работали электровозы ирсийского производства, то с расширением железнодорожной сети стало банально не хватать электроэнергии — новые ГЭС ещё только строились, а их потребители уже были расписаны на несколько лет вперёд. Так что подданным Повелителя Четырёх Берегов пришлось заняться маломощными паровиками. Но они практически все уходили на нужды царской промышленности. В то время как последнее время появился спрос со стороны частных лиц. Вот на этот рынок и пришли мы. Жаль, конечно, что возможности Казённых мануфактур Мар-Хона невелики, и приходится постоянно выбирать — делать "корабельные" паровые машины на экспорт или же для нашего рудничного хозяйства и узкоколеек, опутавших жидкой сетью промзону на границе Кесу и Талу. Ну а пока платформы с рудой и углём тягают больше волы, нежели пыхтящие символы прогресса.

Что там у нас дальше.... Невольно кривлю рот в раздражении. Очередное эпистолярное проявление грызни различных фракций промышленных деятелей вокруг мощностей гидроэлектростанций: несколько лет назад к творению геройски погибшего Ипаля Шитферу прибавился каскад небольших ГЭС, поставленных палеовийцами в рамках модернизации добычи и переработки меди, а совсем недавно и первенец папуасской энергетики был модернизирован, увеличив выработку киловатт в два с лишним раза. Увы, все эти не столь уж и великие мощности без остатка поглощались промышленностью — вот на этой почве и шли нешуточные баталии между рудокопами, оружейниками и металлургами.

Правда, до обвинений заведующего распределением электроэнергии Чирака-Шудая во вредительских замыслах дело ранее не доходило. Потому перечитываю письмо некоего Туки, старшего мастера (сиречь, заместителя руководителя) рудника номер пять, с самого сначала. Имя автора говорит мне немного — из молодого поколения, чей переход от детства под мамкиной набедренной повязкой к отрочеству в Мужском доме пришёлся на годы первого этапа индустриализации и внедрения грамотности в Вэйхоне и столице; по племенной принадлежности, если ничего не путаю, вэй; образование получил в мархонской начальной школе и техническом училище при рудниках; должность свою занял, предварительно пройдя путь от рядового вольнонаёмного работника до начальника смены, два года назад; со стороны вышестоящего начальства (то есть, того же Чирака, на которого Туки жалуется) характеризуется положительно; не состоял, не привлекался.

С фантазией, на взгляд землянина XX века, у уважаемого старшего мастера не очень: например, мог бы придумать не абстрактное и потому совершенно необъяснимое "вредительство", а работу на тагирийскую разведку. Хотя нет, вохейская лучше подходит — как-никак наш министр промышленности, обделяя электроэнергией рудники в пользу металлургов и машиностроителей, действует против интересов наших палеовийских партнёров. А их главные противники кто? Правильно — подданные Повелителя Четырёх Берегов. А наместник Страны чёрных сейчас, наоборот, дружит с тюленеловами.

Представляю себя в роли Иосифа Виссарионовича, передающего "письмо трудящегося" в соответствующие органы для "разработки" "вредительской группы Чирака-Шудая", а затем дающего отмашку публичному процессу по образу достопамятных судилищ 30-х годов, и не могу сдержать улыбки. И тут же понимаю, что ничего смешного нет — хорошо я, зная печальный опыт сталинской борьбы с "врагами народа", брошу бумагу в "отстойник". А будь на моём месте натуральный папуас, верящий в магическую силу письменного слова? Палеовийский опыт охоты на "ирсийских агентов" и устроенная вохейцами истерия с поиском виноватых в проблемах с промышленностью наглядно показывают, как оно может обернуться....

Проклятие, а ведь все эти борцы со шпионами, копающие под Тагора, и ищущие "вредителей" мастера искренне уверены в том, что пишут. Меня аж озноб пробил от такой простой и очевидной мысли. Мало нам охоты на ведьм и колдунов в буквальном смысле, так ещё то же самое маячит и в переносном....

Зову Кутукори и говорю: "Записывай". Секретарь садится за противоположный край стола с пером наизготовку.

"Исполняющему обязанности начальника пятого стола старшему писцу Кодики. От Сонаваралинги-таки, Глаз, Ушей и Уст Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы. Допросить Туки, старшего мастера медного рудника номер пять, по поводу содержащихся в его письме обвинений достопочтенного Чирака-Шудая. Выяснить, по чьему наущению Туки возводит поклёп на верного подданного Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы. Выявленных сообщников Туки не задерживать до моего распоряжения. В отношении самого Туки никаких мер не принимать, свободы не ограничивать, опять же до моего распоряжения. О результатах расследования доложить лично мне. Точка".

Кутукори вопросительно смотрит на меня, ожидая дальнейших указаний. А я думаю: давать или не давать хода делу — запустить репрессивную машину или же бросить жалобу рудничного мастера в отстойник вместе с моей резолюцией по ней. Но, в конце концов, решаюсь — достали меня уже сегодня доносы со стороны непонятно кого на людей, на которых держится Пеу. Если подопечные Кодики проявят непомерную резвость в раскручивании заговора, всегда успею их одёрнуть, зато пример этого Туки, надеюсь, послужит наукой другим искателям "врагов народа".

"Отправить в Пятый Стол вместе с прочими бумагами. Приложить вот это послание" — протягиваю своему секретарю лист сероватой бумаги с каракулями вэя. Кутукори пожимает плечами, приобщая "улику" к записанному им под мою диктовку распоряжению на имя Кодики.

Настроение совсем ни к чёрту. Беру в руки "экстракт" из дела арестованного "шпиона". Список изъятых вещей: сменная одежда, в том числе штаны и рубашки "палеовийского типа" (приобретённые уже здесь, как следует из описания, так что совершенно ни о чём не говорит); предметы личной гигиены (в том числе и зубная щётка из свиной щетины — а вот это уже интересно, местные как-то насчёт чистки зубов не заморачиваются); денежные средства общей суммой около ста сорока вохейских "повелителей" (сумма немаленькая, но далеко небеспредельная, учитывая, допустим, что один только проезд от Шущим-Вохе до Мар-Хона стоит в пределах пятнадцати золотых, а этот "Лимпор" вроде бы намерен от нас отправиться ещё и в Тагиру, а оттуда ему предстоит возвращаться на родину, где бы она не находилась); четыре тетради с записями частично на укрийском, частично на вохейском с большим количеством слов из палеовийского и какого-то неизвестного специалистам Второго Стола языка; писчие принадлежности — пустые тетради (частной тоутской мануфактуры), связка перьев, пузырьки с чернилами, несколько шариковых ручек и грифельных карандашей (тоже ничего особенного — тюленеловы пользуются и тем, и тем, как собственного производства, так и ирсийского, да и обитатели Заокраиного Запада иногда поставляют сии изделия во Внутриморье в рамках своих гуманитарных программ); две расписки вохейской меняльной конторы семейства Мишка (дальние родственники того самого купца и пирата, который открыл Пеу) на получение денежных средств в Тсонго-Шобе — одна на двести "повелителей", вторая на триста сорок (а вот это уже серьёзно — и сама сумма, и особенно то, что абы кому бронзововековые менялы и ростовщики подобного рода документы не выдают, всегда требуется поручительство вызывающих доверие лиц). Чиркаю на месте в описи: "Выяснить, по чьим рекомендациям Лимпор получил расписки на Тагиру".

Что там дальше: оружие — короткий меч (длина лезвия сорок пять сантиметров), стальной, типичная вохейская штамповка, освоенная царскими арсеналами последние годы наряду с лопатами, вилами, мотыгами и прочим сельхозинвентарём; бронзовый кинжал укрийского типа, с длиной клинка около двадцати сантиметров; свинцовый кастет; набор трав и лекарственных снадобий, несколько пачек таблеток (может быть уликой, а может, и нет — например, аспирин, активированный уголь и перекись водорода палеовийского производства во Внутриморье достаточно распространённые, хотя и дорогие, товары, да и иные, более сложные препараты, в том числе и ирсийские, не такая уж и экзотика); три непонятных предмета в пластмассовых, судя по расплывчатому и неопределённому описанию следователя, корпусах (размер — "с наконечник охотничьего дротика"). Последнее — точно нужно посмотреть. Это уж определённо что-то нерядовое.

Далее.... Описание внешности задержанного: возраст около тридцати лет; кожа смуглая "несколько темнее обычного вохейца, но светлее жителя Пеу", "но при этом обликом похож на полукровку" (какого?); рост метр шестьдесят шесть сантиметров, сложения среднего; волосы курчавые, (в протоколе указано: "их вид средний между таковым у жителей Пеу и Вохе"), чёрные; "руки, ноги целые, все пальцы в наличии". На теле шрамы — несколько полученных в детстве или подростковом возрасте, в основном мелкие; два — от проникающих ран, полученных несколько лет назад; одиннадцать крупных и средних — порезы, возможно, следы пыток, нанесённые примерно в одно время с проникающими ранениями. Зубы — слева внизу три удалённых, гнилых нет.

С последним пунктом интересно — у меня уже шести зубов нет, парочка ноет, а у подозрительного иностранца с ними полный порядок. Причём трёх недостающих он мог лишиться тогда же, когда обзавёлся и пыточными шрамами. Может, у этого Лимпора и пломбы имеются? Увы, мои папуасские кадры, работавшие с задержанным, вряд ли способны обнаружить следы подобного лечения.

Результаты первичного допроса.... "Назвался, как и ранее, Лимпором. Заявляет, что уроженец укрийского города Тигны, что на западном побережье этого острова. После смерти родителей дом и землю наследовали старшие братья, а ему досталась, по завещанию отца, доля в судовых перевозках из Тигны на близлежащие острова. Имуществом управляют братья, а он решил отправиться в путешествие. На укрийском говорит свободно. Установить неприсущий жителям Укрии акцент невозможно ввиду отсутствия среди служащих Второго Стола людей, досконально знающих сей язык. Необычную для укрийца внешность" — ага, среди тамошних обитателей даже блондины попадаются — "Объясняет тем, что среди его предков в пятом и шестом поколении есть обитатели одного из островов Северной Тропы, где существовала до недавнего времени укрийская колония".

Легенда, если это, конечно, легенда, проработана неплохо: одно из самых северных из относящихся к цивилизованному миру Востока государств действительно имело свои владения на Островах Пути, пока тюленеловы не дотянули свои загребущие руки дотуда, и в портах на западному берегу Укрии попадаются весьма тёмнокожие персонажи. По словам Тагора, они и в его родном Тузте встречаются, правда, намного реже.

"Причиной своего посещения Пеу назвал любопытство. Конечной целью путешествия, по его собственным словам, являются приморские провинции Тагирийской империи, откуда он намерен вернуться в Вохе и затем в родной город. Хотя не исключил и посещение высокогорных областей Тагиры. На вопрос об изобилии слов палеовийского происхождения в его путевых записях от ответа уклонился. Также отказался отвечать на вопросы касательно происхождения лекарств и назначения трёх непонятных предметов. Согласно распоряжению тонбе полного писца, столоначальника Логури, пытки к задержанному не применялись до его особого приказания, которое не поступило". Тут же примечание самого Логури: "Применение пыток счёл нецелесообразным до предварительного выяснения, чей именно лазутчик назвавшийся Лимпором чужеземец, во избежание недоразумений с его хозяевами". Столоначальник пишет несколько витиевато, но, по сути, правильно — нам лишние проблемы с теми, на кого работает попавшийся шпион, не нужно. Кто бы за ним не стоял, лучше всего вернуть чувака на место в целости и сохранности, а не по частям.

Рассеянно чешу за ухом острием пера... Кто же ты такой, назвавшийся укрийцем Лимпором? Вряд ли тот, за кого себя пытаешься выдать... Вариантов не так уж и много. Государства Внутриморья и Тагиру можно сразу же отбросить: тамошние спецслужбы, в каком бы виде они не существовали на данный момент, действуют проще, направляя своих подданных на Пеу под видом тенхорабитских переселенцев и торговцев. Тот же Второй Стол (в основном подопечные Чиншара-Шудо, но иногда и сотрудники, работающие внутри острова) периодически таких "засланцев" вычисляют и некоторых даже заставляют работать на нас, но сомневаюсь, что им удаётся "отфильтровать" всех. Совсем уж далёкие страны по берегам Узких Морей и в глубине Эдиса можно вообще отбросить — как по причине отсутствия интереса тамошних царей к далёкому острову в южных морях, так и потому что у этих шпионов не будет ни ручек с карандашами, ни непонятных пластмассовых штучек. Остаются только Палеове, Ирс и молодые "демократии" Западного архипелага.

Впрочем, учитывая упрямое нежелание обитателей Икарии лезть в дела за пределами своей территории, этих тоже можно было бы исключить. Хотя неизвестного назначения приборы как раз на Западный материк могут и указывать. Скилнцам и прочим, пожалуй, у нас делать особо нечего — этих интересуют больше сам Северный архипелаг и колонии тюленеловов на Островах Пути, где "чегевары" пробуют поддерживать местных "борцов за свободу" и "революционеров".

Остаются сами палеовийцы. Но и им проще было бы внедрить шпиона под видом беглеца с Иханары, которых не так уж и мало в Мар-Хоне и Тенуке. Хотя, конечно, тюленелова, выдающего себя за тамошнего выходца, могут случайно разоблачить "земляки". Так что безопаснее для агента действительно выдать себя за обитателя каких-нибудь далёких краёв, на Пеу не способного попасть даже теоретически. Однако и в этом случае логичнее "сочинить" жителя одного из Островов Пути, нежели укрийца. Тем более что среди тамошних коллаборационистов и подходящие кадры наверняка найти не сильная проблема, тогда даже придумывать особо ничего нужно. И все несообразности легко и просто объясняются... Слова из языка Северного архипелага в записях — так в школах из туземцев как раз и готовят пусть второразрядных, но тюленеловов, да и вообще можно писать на палеовийском — грамотный раб и должен писать на языке господ; лекарства и ручки с карандашами — стащил у бывших хозяев; непонятная пластмассовая "хрень" — аналогично. Правда, немаленькую сумму денег у бедной жертвы колониального угнетения объяснить было бы трудновато. Но можно придумать историю с каким-нибудь кладом, хищением при побеге или удачно раскрученным бизнесом. Хотя, опять же расписки солидного меняльного дома из Внутриморья тогда будут выглядеть несколько странно.

В общем, ничего не понятно... Кто, откуда, зачем, почему, и в чьих интересах.... Остаётся надеяться, что при личной встрече с гражданином шпионом удастся получить ответы хотя бы на часть вопросов.


Глава девятая


В которой герой узнаёт, что его персона пользуется некоторой популярностью за пределами Пеу, более того, в определённых кругах он является кумиром.

Молча сижу и пристально смотрю на арестованного: довольно молодой, лет двадцать пять или тридцать, кожа цвета "кофе с молоком", но в облике присутствуют некоторые черты, навевающие мысли о родстве с обитателями Пеу или Иханары. Пожалуй, за выходца с Островов Пути его бы я принял — там как раз жуткая мешанина из групп, антропологически близких к моим папуасам, и выходцев из Внутриморья. И встретить что на Южной тропе, что на Северной, по уверению Тагора и Шонека, можно людей самого разного облика — от светлокожих блондинов до неотличимых от подданных Солнцеликой и Духами Хранимой.

Одет Лимпор в шорты и рубашку из небеленого полотна. Как понимаю, те самые, которые купил по прибытии на наш остров в мархонской лавке, принадлежащей почтенному негоцианту Тикхо.

Сидит, изредка встречаясь со мной взглядом, но тут же отводит глаза, продолжая рассматривать стены. Видно, что гражданину шпиону любопытно, что это за новый персонаж по его душу пожаловал, но первым разговор не начинает — в общем, вежливый молодой человек.

Сбоку от нас сидит переводчик: Уруборе, молодой бонкиец из числа недавних выпускников Обители Сынов Достойных Отцов, распределённый служить в тот самый Второй Стол, сотрудники которого вычислили подозрительного чужеземца.

Наконец, нарушаю затянувшееся молчание: "Тебя, почтенный, зовут Лимпор?" По-вохейски, разумеется. Чужеземец, пожимая плечами, отвечает: "Да". И тут же добавляет: "С кем имею честь беседовать?" Сопровождая это несколько насторожённой улыбкой.

"Меня зовут Сонаваралингатаки" — представляюсь, опуская "глаза", "уста" и прочее. Арестант смотрит на меня пристально, словно пытается как можно тщательнее зафиксировать в памяти облик второго лица в государстве, куда начальство направило его шпионить. Для составления отчёта руководству, наверное.

"В чём тебя обвиняют, уважаемый, мне повторять нужды нет?" — спрашиваю.

-Меня подозревают в том, что я лазутчик одной из иноземных держав — Лимпор, или как там его, улыбается.

-И что ты можешь сказать на это?

-Сыск в вашем государстве работает неплохо — вежливо отвечает подозрительный укриец.

Гляжу на него, собираясь с мыслями, затем спрашиваю просто и безо всяких изысков: "Это признание в том, что ты действительно чужеземный лазутчик?"

-Будем считать, что да — опять улыбка.

-Жалобы или нарекания на обращение со стороны тех, кто тебя задержал, допрашивал и караулил есть?

-Да, в общем-то, нет — несколько растерянно звучит в ответ.

-Отлично — улыбаюсь немного натянуто. Вот собеседник мой делает это вполне естественно — Не буду разводить церемонии. И продолжаю "официальным" тоном: "Пеу-Даринге не нужны лишние сложности в отношениях с Союзом Палеове. И потому мы готовы немедленно оповестить вашего посла о задержании палеовийского подданного. И передать тебя властям Палеове в ближайшее время. Со всеми извинениями".

Какой угодно реакции ожидал от Лимпора, но только не смеха. Точнее, даже, ржача. Чего я такого весёлого сказал, интересно. Псевдоукриец, просмеявшись и успокоившись, извиняющим тоном пояснил, глядя на моё недоумение: "Прошу прощения, уважаемый Сонаваралингатаки, я не хотел оскорбить тебя. Просто шутка вышла весьма забавная: человек, который был кумиром моей юности, предлагает отправить меня на верную смерть".

-Значит, ты не тюленелов? — уточняю на автомате, вычленив из ответа арестованного самое главное. А потом, когда до меня дошёл смысл всей фразы целиком, озадаченно чешу затылок, внимательно разглядывая непонятно чьего шпиона.

-Кто я такой, весьма непростой вопрос — ответил тот, успокоившись окончательно — Но работаю я на Ирс.

Да, я попал пальцем в небо....

-И чем же наш дикий край мира так заинтересовал самую могущественную державу Ихемы? — задаю резонный вопрос, и тут же, спохватившись, добавляю — И как понимать твои слова про "кумира юности"?

-Я постараюсь удовлетворить любопытство любезных хозяев — сказал Лимпор — Но прежде хотелось бы договориться об условиях, на которых меня будут согласны вернуть Ирсу.

Смотрю на агента Заокраиного Запада, ожидая продолжения, которое не заставило себя ждать.

"У моих работодателей принято заботится о своих людях. И тех, кто подобно мне попадается, стараются выручать из неприятностей. Сиё обстоятельство — главная причина, почему я так легко сознаюсь. Это касается как полноправных ирсийцев, так и выполняющих их поручения чужеземцев, вроде меня".

-Дальше — подталкиваю господина шпиона, замолкшего на миг.

-Своих людей на Ирсе ценят и готовы даже выкупать их — несколько замявшись, добавил псевдоукриец.

-Похвальная забота о подданных — пожимаю плечами — Но не создаёт ли это сложности для деятельности ирсийцев за рубежами их страны: если постоянно платить за захваченных соотечественников, обязательно найдутся предприимчивые люди, которые станут на этом зарабатывать?

-Ну, в первую очередь, это касается воинов и особенно таких, как я, лазутчиков и соглядатаев — охотно поясняет арестант — Всё же мы действуем в интересах Ирса и зачастую во вред стране, о которой собираем сведения. Причём пребываем под чужими личинами. Потому справедливо заплатить хозяевам в случае разоблачения. Выдаваемые нашим разведчикам предписания прямо говорят: если тебя поймали, то постарайся сразу же сказать о своей принадлежности к Ирсу. Что до мирных подданных, то ирсийцы уже приучили всех, что трогать их чревато. Впрочем, зачастую считается незазорным выплатить некоторый выкуп, если захваченных жителей Ирса возвращают в целостности и сохранности: иногда наших людей заносит в такие места, где про ирсийцев ничего не слышали. Ну не убивать же местных за то, что они обращаются с гостями из неизвестной страны так, как привыкли обращаться с чужаками.

-А ты на Пеу с какой целью прибыл? — интересуюсь из чистого любопытства — Вредить и злоумышлять?

-Нет — арестант вновь оскалился во все имеющиеся зубы — Я должен был только собирать сведения о вашей стране. На Ирсе известно про вашу дружбу с тенхорабитами, а также, что здешние правители всерьёз озаботились просвещением подданных. Ну и то, что вы дважды смогли победить палеовийцев. Вот это всё и заинтересовало.

-Значит, ты не ирсиец?

-Нет. Но, если речь зайдёт о плате за мою жизнь, никто не будет делать различия между урождённым икарийцем и мною — заверяет меня шпион.

-И откуда ты родом?

-Это долгая история.

-Хорошо — говорю, немного подумав — Что потребовать от властей Ирса в качестве выкупа за тебя, мы обсудим с Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками.

-Насколько я могу судить по тому, что слышал об уважаемом Сонаваралинге-таки как до появления на Пеу, так и здесь, речь не пойдёт о золоте или иных ценящихся в Хшувумушще вещах? — улыбается арестант.

-Об этом позже — отвечаю задумчиво. И тут же спохватываюсь — Лимпор, как понимаю, не настоящее имя? И как же к тебе тогда обращаться?

-Лучше оставим моё нынешнее имя. Во избежание у вас проблем с палеовийцами.

-Ладно, это сущая мелочь — согласно пожимаю плечами. И повторяю заданный ранее вопрос — Давай лучше объясни, как я оказался в чьих-то кумирах.

-Для этого придётся пересказать, хотя бы вкратце, историю моей жизни.

-Если только вкратце — говорю — У меня сегодня есть немного времени.

-Хорошо — пожимает плечами шпион-разведчик....

Да, вопрос с национальностью моего собеседника, оказался непростым.

Его отец был из укрийско-туземных метисов с одного из Островов Пути. Именно такие полукровки и образовывали господствующую верхушку на родном острове Лимпора. Последние века два тот участок Северной Тропы находился в сфере влияния Укрии: фактории, колонии-полисы, зависимые или союзные княжества, правители и знать которых заключали браки с выходцами с востока. Лимпорова отчизна являлась формально суверенным государством — несколько десятков сельских общин, подчиняющихся правителю самого крупного портового поселения со смешанным населением из местных, укрийцев и полукровок. Причём папаша мог гордиться тем, что в его жилах аж семь восьмых крови "высшей расы". Ну а мать же была практически из чистокровных туземцев, пусть и относящихся к аналогу папуасских дареоев или палеовийских хультов. Хотя в тех краях чистота происхождения вещь весьма условная — при внимательном рассмотрении генеалогического древа какой-нибудь укриец в десятом или пятом поколении запросто среди прародителей найтись мог.

Отец принадлежал к аристократии среднего уровня — череда славных предков, восходящих к одному из "первой дюжины" (как именовали ближайших соратников укрийского основателя столицы княжества), взявшему в жёны дочь туземного вождя; периодические браки с выходцами из метрополии или более-менее чистокровными "белыми" из числа местных. Правда, в седьмом или шестом поколении родство со стоящими у истоков государства героями седых времён пошло по женской линии, потому семейство относилось ко второму эшелону благородных: вассальные обязательства по отношению к старшей ветви рода, полсотни семей свободных общинников в вассалах-"клиентах" (из таких и была родительница моего собеседника), поместье в дне пути от столицы, пара небольших деревень данников при нём.

В общем, брак выходил неравным, соответственно, и положение матушки Лимпора и его самого было незавидным: сын не то третьей жены, не то вообще наложницы. От двух первых супружниц, через коих закреплялись связи с семействами точно таких же благородных, папаша имел целый выводок законных наследников. Самое большее, что светило будущему шпиону — служить на подхвате у братьев по отцу.

Захват палеовийцами острова прошёл как-то мимо семилетнего Лимпора: панические пересказы обитательницами женской половины дома слухов об ужасных и непобедимых чужаках в железных кораблях; отец, пинками и криками погоняющий старших сыновей и слуг-рабов, чтобы быстрее вооружались и собирались на помощь князю; уходящий по пыльной дороге отряд домочадцев и ополченцев-крестьян во главе с хозяином; повисший над поместьем женский вой спустя три дня, когда с побережья вернулась жалкая кучка уцелевших в устроенной тюленеловами бойне.

Потом напряжённое ожидание жутких варваров, получивших заёмную силу от демонов с далёкого Запада.... И некоторое даже разочарование, когда страшные и ужасные палеовийцы, которыми пугали детей, оказались обыкновенными дядьками, цветом кожи мало отличающимися от населения острова. Подумаешь, вместо туник носят штаны и рубахи, так это ерунда — вон, вангры с Лодиса, по рассказам бывавших там, тоже так одеваются. Ну и вооружены не мечами, а плюющимися огнём жезлами.

В поместье разместился небольшой отряд чужеземцев во главе с дослужившимся до лейтенанта унтером из хультов. Его "ударной бригаде номер восемь" был поручен захват группы островов, в который входил и родной лимпоров. Больше пятнадцати лет он воевал за Палеове, пройдя с десяток кампаний, заработав кучу ранений, наград и офицерский чин. Пока, наконец, начальство не сочло, что крови во славу Союза и во благо Сильномогучих Мужей крестьянским сыном пролито достаточно. И из "ударников" перевело в "колониалы", попутно наделив ставшим бесхозным имением. За компанию с офицером в отставку отправили и пару десятков ветеранов его же роты, ставших костяком формирующегося полка колониальной пехоты.

Обо всех этих подробностях, впрочем, Лимпор узнал значительно позже. Пока же он только видел, что на мужской половине дома обосновался незнакомый дядька со своими людьми. В жизни большинства обитательниц женской половины особых изменений на первых порах не последовало: разве что распоряжались хозяйством теперь не старшие жёны пропавшего господина, низведённые до положения служанок, а сами чужаки, гонявшие обитателей виллы, не делая различия, между экс-хозяйками и прислугой.

Будущему агенту Заокраиного Запада, пожалуй, смена хозяина имения даже на пользу пошла: те из единокровных братьев от благородных мамаш, что раньше постоянно гнобили сына "худородной", теперь притихли и оставили его в покое; а ещё у тюленеловов были такие вкусные вещи как сладкие батончики и ещё более сладкое тягучее молоко в огромных жестяных банках, которыми они иногда угощали детвору. Кроме того, иной раз, под настроение, позволяли поглядеть и даже потрогать бьющие огнём жезлы и прочие железки, коих у палеовийцев было предостаточно.

Причём к Лимпору новый хозяин, а вслед за ним и его бойцы, относился лучше, чем к прочим. Что и не удивительно, учитывая, что командир палеовийцев обратил внимание на мать будущего шпиона — со вполне наглядными последствиями в виде быстро растущего живота.

Надо отдать должное офицеру-тюленелову — тот, обнаружив беременность "трофейной" любовницы, быстренько организовал заключение брака по палеовийскому законодательству. Более того, официально усыновил Лимпора и его младшую сестру. И в дальнейшем не делил детей на родных и приёмных.

В общем, благодаря странному выверту судьбы мой собеседник получил статус намного выше того, который ему светил без иноземного вторжения: отчим в иерархии колонии уверенно входил в первую двадцатку — командир полка колониальной пехоты, владелец сотен гектар земли, обрабатываемой туземцами, палеовийцами-отставниками, а также переселенцами с островов Западного архипелага. Последних вывозили в рамках политики ассимиляции и перемешивания населения завоёванных территорий. Впрочем, до получения из покоренных более-менее однородной массы было пока ещё далеко — даже сейчас перемещённые, в лучшем случае, формировали средние ступени сословно-кастовой пирамиды, а их относительная лояльность Союзу Палеове основывалась на противопоставлении местным, чьей землёй они наделялись по воле колониальной администрации.

Начальная и средняя школа для детей колонистов-палеовийцев прошли у Лимпора без особых забот: новые знания схватывал он на лету, быстро выучив, в дополнение к укрийскому и местному, язык новых хозяев; со сверстниками тоже проблем не было. В последнем ничего удивительного — добрая половина одноклассников принадлежала к полукровкам. Его отчим был не одинок в своей судьбе: многие обзаводились жёнами из покорённых и завоёванных народов. Потому происхождение родительниц учащихся было весьма пёстрым — проще, наверное, перечислить, кого среди них не попадалось. На этом фоне приёмный сын местного полковника ничем не выделялся.

А вот в старших классах....

"Мы всё равно чувствовали себя людьми второго сорта. Я и мои товарищи по школе. И видели вокруг много несправедливости. И многие взрослые позволяли себе невосторженные высказывания о Сильномогучих Мужах и проводимой ими политике" — пояснил Лимпор — "И подпольная организация для освобождения ставшего нашим домом острова от палеовийского господства была просто неизбежна".

Выслушивая подробности деятельности подпольщиков, даже не знаю, от чего охреневать больше: от того, что затеяли все эти взрослые игры (а планировали они не много не мало — вооружённое восстание, освобождение острова от власти Палеове и построение справедливого, по своему разумению, общества) пацаны тринадцати-шестнадцати лет, от того ли, что все они поголовно принадлежали к местным "лучшим семействам" или же от совершенной бредовости идеи устроить революцию в колонии, где несколько тысяч палеовийцев и выходцев с Кельбека и Тойна держали контроль над многократно их превосходящими в численности туземцами только благодаря поддержке метрополии.

Почти два года всё не выходило за рамки небольших кружков, участники которых зачастую даже и не догадывались о единомышленниках, собирающихся буквально в двух шагах. Пока не случилась неудачная карательная экспедиция на Пеу. "Все увидели, что слуг Жирных Котов можно бить, причём для этого не обязательно получать помощь от Икарии" — говорил Лимпор, горячась — "Для нас тот унизительный разгром колониалов с Чинуля стал настоящим праздником и примером для подражания! Имя Сонаваралинги звучало на всех тайных собраниях!" Вот так, сам того совершенно не зная и не подозревая, ваш покорный слуга и стал кумиром решительно настроенной молодёжи на далёких от Пеу-Даринги островах.

Увы, эйфория и нарастание радикальных настроений сослужили юным революционерам плохую службу: в подпольные группы вступало всё больше народу, теперь не только "креолы", но и туземцы. В общем, из этих кружков не успела сложиться более-менее оформленная организация, когда пошли аресты.

Лимпора задержали в училище (так я перевёл для себя палеовийское слово, означающее что-то среднее между техникумом и ВУЗом) — три агента "Безопасности Родины" вошли в аудиторию прямо посреди лекции и надели на него наручники.

-Шрамы на теле тогда получил? — спрашиваю, вспомнив строчку из протокола осмотра шпиона.

-Да — кивнул головой тот — "Беры" накрыли многих. Но очень боялись, что кто-то выскользнул из расставленных сетей. Поэтому в средствах не стеснялись, не взирая на положение родителей. Не буду врать, что держался как герой. Я тогда сдал всех, кого знал или хотя бы догадывался. В умении работать "мясникам" не откажешь — лицо Лимпора скривилось в горестной гримасе: куда девался прежний ироничный и улыбчивый собеседник.

-Не знаю, как бы вёл себя в таких обстоятельствах я сам — утешаю ирсийского агента — Мне, наверное, повезло, и подобного опыта не имею. А что с твоей семьёй было после твоего ареста?

-Отца сразу же выпнули в отставку со всех должностей. Хорошо, хоть офицерского пенсиона и поместья не лишили. Братьев отчислили из кадетского корпуса. У сестры, самой старшей, помолвка расстроилась. Младших сестрёнок в школе травить стали. Мать слегла. И через полгода умерла. Но отец меня ни в чём не винил. Он просто сказал: "Каждый выбирает свою судьбу сам. Если таков твой выбор — я уважаю его".

-Тебе разрешили встречаться с родными?

-Связей отца только и хватило, чтобы устроить одно свидание со мной.

-А на Ирс каким образом ты попал?

-Мне и моим товарищам помогли бежать члены местной организации Палеовийской Народной Революционной Партии Социалистической Демократии: среди охранников тюрьмы оказались их сторонники. Всё было просто: напоили водой со снотворным, тех, кто не сочувствовал социал-демократам, открыли камеры и вывели нас наружу. Потом помогли спрятаться среди плантационных рабочих. Весьма поучительный опыт жизни среди тех, кого мы просто не учитывали в своих планах. Иногда мне даже кажется, что эти два неполных месяца на полях и в бараках были специально устроены нам для избавления от юношеских иллюзий — Лимпор усмехнулся одними губами и продолжил — Большую часть освобождённых вместе со мной я с ночи побега не видел. Меня же переправили сначала в метрополию под видом законтрактованного рабочего на военный завод: в промышленности постоянно требуются неквалифицированные "руки", туда последнее время гребут не только из чаимов, но и худо-бедно понимающими язык обитателями колоний не брезгуют. А потом в экипаже рыболовецкого судна я оказался в нейтральных водах, где меня пересадили на ирсийский траулер.

-А как же внутренняя стража и эта ваша... "Безопасность Родины"? — надо же, а соратники Рикая Тилтака, оказывается, прыткие ребята.

-Законтрактованных считают по головам, документы выправляют только в метрополии. По бумагам, они, конечно, законтрактованные, но на деле часто ловят тех, кого могут, иногда начальство на плантациях продаёт рабочих, списывая их в умерших, иной раз хозяева продают рабов, правда, рабов самих по себе мало, "руки" государству нужны, потому обычно население колоний записывают в "казённых дортов" — охотно пояснил агент Заокраиного Запада — Люди, которые прятали и переправляли меня с товарищами, нас не посвящали в подробности, но я краем уха слышал, что у агентов-вербовщиков в порядке вещей украсть, в случае смерти или пропажи уже учтённого законтрактованного, первого попавшегося дорта или какого бродягу, чтобы цифры сошлись. А иногда и лишних неучтённых добавляют, которых за счёт казны или Жирных Котов поставляют заказчикам, тем же "котам", только другим. Или, скажем, могут списать часть этапной команды в покойники, если с капитаном корабля и начальством на пунктах промежуточного пребывания договорятся, и продать кому-нибудь. В общем, прятать листья лучше всего в лесу.... Если где-то кто-то и обратил внимание на непорядок в документах, на фоне творящихся безобразий, это такая мелочь.

И с моим проникновением на траулер то же самое: люди работают по чужим документам, люди работают без документов, люди работают с фальшивыми документами — жить-то и зарабатывать как-то надо. Я даже и не знаю, как меня объяснили капитану, который согласился взять на борт. Мне сказали: поменьше говорить. Вот я и старался, отвечал только: "да, нет, хорошо, сделаю...." А в море и совсем просто: когда мы сошлись борт о борт с ирсийцем, им рыбу выгрузили из сети, которую только что зачерпнули, а икарийские товары таскали вручную. Тот парень, что меня вёл, начиная с порта, сказал "Пойдём". Мы перешли с ним на палубу ирсийского корабля, где меня сразу же увели вниз и спрятали в каюте.

-А что, палеовийцы с ирсийцами часто вот так, без ведома властей, торгуют? — интересуюсь чисто из любопытства — И часто таких предприимчивых ловят? И чем им это грозит?

-Рыбаки промышляют подобным нередко. Многие специально заходят в места, которые закреплены для ловли за ирсийцами. Владельцы кораблей чаще всего в курсе и имеют с этого свою долю. Попадаются обычно те, кто с пограничниками делиться не желает. Хотя иногда устраивают очередную кампанию по борьбе с контрабандистами. Тогда гребут всех подряд. Ну, или руками пограничников конкурентов убирают. За контрабанду могут до десяти лет тюрьмы дать. Мелким сошкам, конечно, пара лет светит, а вот организаторам по полной иногда достаётся.

-Палеовийцы кроме рыбы что ещё менять могут? И на что в основном свои товары меняют?

-Ирсийцы только рыбу или каких-нибудь крабов с креветками и берут — охотно ответил Лимпор — Первое время им топливо для судов предлагать пытались, но те оказывались: дескать, с палеовийским только двигатели губить. Деньги давать вообще бесполезно. А покупают много чего.... Всякие бытовые вещи, которые до эмбарго свободно в магазинах у нас лежали, а теперь пропали. Лекарства всевозможные. Я слышал, что военные пробуют закупать через контрабандистов электронику и кое-какие детали для оружейной промышленности, но там счёт идёт буквально по штукам. А на более масштабные поставки никто из ирсийских рыбаков не рискует: если на торговлю бытовой мелочёвкой власти Ирса смотрят сквозь пальцы, а лекарства идут в Палеове чуть ли не с их ведома, то за всё, что связано с армией и флотом, могут спросить по полной.

-Хорошо — возвращаюсь к главной теме нашего разговора — Дальше что с тобой было?

-Несколько дней провёл на траулере — ответил мой собеседник — А потом меня высадили в Южном Порту и передали людям из... — он запнулся — В вохейском нет слова, точно передающего название заведения, куда я попал.

-Назови его по-ирсийски, а потом попробуй объяснить, чем они занимаются — предлагаю агенту Заокраиного Запада.

-Хорошо. На их собственном языке это называется "Институт исследования Океана имени Батца" — последние слова Лимпор произнёс старательно и чётко.

Сказать, что прозвучавшее совершенно по-русски название учреждения стало какой-то неожиданностью, нельзя. Информации об Ирсе за последние лет десять собралось не так уж и мало, в том числе и шапки официальных документов и выходные данные книг и учебников, из которых следовало, что говорят на западном материке на каком-то славянском языке, весьма сильно похожем на мой родной.

-И что означает это название? — интересуюсь.

Следует неуклюжая попытка перевода. Пять минут наводящих вопросов и уточнений позволяют выяснить, что у обитателей Заокраиного Запада несколько отличное от привычного мне по Земле представление о том, чем же должен заниматься институт.

Нет, наукой там тоже занимались. И даже, наверное, в основном ей. Но в дополнение к научным исследованиям (причём самым разным — от гидрологии до антропологии) этот "Институт Океана" отвечал за шпионаж за пределами Ирса. У тамошних военных, конечно, была собственная разведка, но она по большей части занималась узкоспециальными вопросами: какая палеовийская часть противостоит тому или иному подразделению скилнских партизан, сколько в ней человек, чем вооружены, каково расположение позиций.

Институт же собирал информацию об экономическом, промышленном и военном потенциале Северного Архипелага и прочих островных, и не только, стран. А также о демографии, политическом устройстве, состоянии умов элиты и рядовых подданных.

Вот и Лимпору, после некоторого отдыха, сопровождающегося непринуждёнными беседами с сотрудниками в штатском о его жизни на родном острове, предложили потрудиться на благо приютившей его страны в качестве "работника полевой антропологической службы". Так, оказывается, ирсийцы именовали своих разведчиков-нелегалов.

О собственно Палеове и колониях тюленеловов икарийцы знали практически всё. После Войны за Западный архипелаг контакты между двумя государствами были возобновлены, пусть и не в прежних масштабах, но и их хватало для вербовки агентов среди подданных Союза или внедрения разведчиков с Ирса. Впрочем, последних, несмотря на относительную простоту переброски (коль мой собеседник без особых проблем проскользнул через тамошний "железный занавес", то и обратная процедура должна проходить с такой же лёгкостью), равно как и наличия целой армии из числа мигрантов и беженцев, знакомых с тамошними реалиями, практически не использовали — достаточно было и подданных Сильномогучих Мужей, причём, зачастую весьма высокопоставленных, готовых сотрудничать из идейных соображений или коммерческого расчёта.

А вот весь остальной мир являлся огромным белым пятном — разве что местами чуть раскрашенным. Ирсийские экспедиции, конечно, за многие десятилетия успели пересечь планету в разных направлениях и даже неоднократно. Информации собрано море. Но это были крупицы в масштабах Ихемы — в лучшем случае охватывались считанные километры вдоль маршрутов. А что там, в стороне, оставалось только догадываться или полагаться на рассказы встречных жителей.

"Понимаешь, Сонаваралинга-таки" — говорил Лимпор — "Ирсийцев просто не хватает на весь мир. Они даже свой материк до конца не освоили за неполный век, который прошёл со времени своего появления на Ихеме. Их первые годы была жалкая горстка, оторванная от своего родного мира. Потом, при помощи элу они научились принимать с Шемли новых поселенцев. Но проходить по дороге между мирами могут только люди: ни животные, ни неодушевлённые предметы не переносятся. Потому на разведку мест за пределами Ирса получается выделять не так уж и много сил.

Кроме того, у ирсийцев есть разные мнения насчёт нужности и полезности исследований за пределами их собственных земель. Большинство считает, что следует осваивать и обустраивать материк, а Хшувумушщу предоставить саму себе. Для того, чтобы палеовийцев поставить на место и выкинуть тех с Западного архипелага, они ещё готовы были пошевелиться, но уже до тех же Островов Пути или тем более до Внутриморья им нет особого дела".

-А правда, что с Семли, родного мира ирсийцев, можно попасть на Ихему, только умерев? — прерываю шпиона, дабы задать давно мучающий меня вопрос.

-Да, так оно и есть — подтверждает тот.

-Получается, что наш мир для них это Мир Духов?

-Нет. Никаких духов — чересчур резко отвечает Лимпор — Это такой же шар, вращающийся вокруг своей звезды. Есть тропинка оттуда сюда, устроенная неизвестным, но весьма могущественным народом. Куда делись создатели этого пути, и каковы были их цели, непонятно. На Ирсе мудрецы об этом много рассуждали, но так и не пришли к какому-то единому мнению. Элу, которые прилетели на межзвездном корабле, смогли нащупать эту тропинку и слегка приоткрыть дорогу. Но их знаний хватило только на то, чтобы переносить тех, кто погиб насильственной смертью на Шемле: был убит, покончил с собой или стал жертвой несчастного случая. Точнее, как мне объяснили, дело даже не в недостатке знаний, а в том, что только на перенос умерших хватает энергии (агент Заокраиного Запада употребил земное слово, используемое палеовийцами и тенхорабитами), доступной людям Ирса. Элу в своих опытах над тропой и расчётах установили, что для переноса человека, не умершего там, или неживого предмета понадобится энергия целой звезды. Таковы ограничения, наложенные создателями тропы. Ещё больше нужно её, чтобы перенести что-либо с Ихемы на Шемлю. Учёные Ирса надеются, что когда-нибудь смогут разгадать все тайны, связанные с тропой, и убрать эти преграды, наладив связь с родным миром в обе стороны — самостоятельно или же с помощью элу, которые рано или поздно прилетят вслед за первым их кораблём.

-Это всё интересно, но давай лучше вернёмся к твоей работе на Ирс — решаю, после недолгого раздумья, оставить пока в покое инопланетян-элу, тропу между Землёй и Ихемой с её таинственными создателями и странными ограничениями на функционирование.

-Я, конечно, согласился — отвечает шпион — Около года заняла подготовка: вместе с куратором сочиняли безупречную историю моей "прошлой жизни", одновременно я обновлял своё знание укрийского и вохейского, а также слушал лекции по всему, связанному с жизнью Внутриморья — в речи агента Заокраиного Запада проскальзывало всё больше палеовийских и ирсийских слов. Если вначале нашей беседы каждая знакомая из прошлой жизни лексема заставляла меня внутренне напрягаться, а изредка даже приходилось, дабы не выдать себя, интересоваться её значением, то теперь я уже махнул на всё рукой: в крайнем случае, буду в глазах Лимпора выглядеть дикарём, который из гордости не переспрашивает, когда слышит что-то непонятное.

"Для начала мне предстояло поработать на Укрии. Выбрали Тигны. Большой город: свыше шести тысяч полноправных граждан, хозяев семейств, не считая чужеземцев, вольноотпущенников, слуг и рабов. Имел колонии на Северной Тропе. После палеовийского завоевания Островов Пути некоторые жители тигнских владений бежали в метрополию, в том числе и всевозможные полукровки. Так что я не должен был там сильно выделяться. Прибыл туда под видом беглеца от власти тюленеловов. Выдал себя за сына аристократа, погибшего при захвате родного острова" — агент Заокраиного Запада усмехнулся — "В общем, говорил чистую правду. А что я прежде своего появления на Укрии успел пожить в Икарии, так об этом никто и не спрашивал. Мне ни врать не приходилось, ни изображать из себя кого-то.

Год прожил на Укрии, заводил знакомства среди местных благородных мужей, даже нашёл дальнюю родню по отцу. Если честно, самое трудное оказалось привыкнуть к отсутствию привычных с детства вещей, которые ценишь только, когда их потеряешь.

А потом получил приказ отправиться через Вохе и Икутну на Пеу, а затем в тагирийскую "Страну чёрных". Теперь я должен был выдавать себя за укрийца из Тигн, имеющего в предках обитателей Северной Тропы".

Да, смешно вышло: готовили чувака, легенду ему тщательно прорабатывали, но всё оказалось бесполезным против папуасских контрразведчиков: старательных, но мало знающих о подробностях жизни на далёком северном острове. Под подозрение сразу двух спецслужб чужеземец попал именно из-за того, что его внешность несколько не совпадала с представлениями туземцев об укрийцах.

Я бросил взгляд на оконное отверстие под потолком: солнечные лучи уже перестали заглядывать в него. Значит, времени прошло довольно много. Пора и закругляться. Тем более, что ещё предстоит сегодня же вечером обсудить с Шонеком, Тагором и Рами предложение попавшегося шпиона насчёт выкупа.

"Вынужден попрощаться, уважаемый Лимпор" — говорю с видимым сожалением — "У меня, как верного слуги Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками, много дел. Но, думаю, смогу выделить и в дальнейшем некоторое время на общение с тобой. Что до твоего нынешнего положения, то можешь считать себя гостем нашей правительницы. Распоряжения на этот счёт я отдам в ближайшее время. Про выкуп получишь ответ, как только мы с типулу-таками его обсудим". С этими словами встаю из-за стола. Агент Заокраиного Запада отвечает: "Рад знакомству, почтенный Сонаваралингатаки". "Взаимно, уважаемый" — на прощание улыбаюсь "палеовийскому полуукрийцу".

Выйдя из допросной ищу глазами начальника Второго Стола Логури — тот сидит, зарывшись в бумаги, за столом в углу общего кабинета. Вообще, конечно, контрразведка служба весьма небольшая и бедная: три комнаты для работы плюс пара каморок для содержания задержанных.

"Логури" — обращаюсь к нему — "Арестованному Лимпору вернуть все его вещи, кроме оружия. Разрешаю прогулки в сопровождении твоих людей. И вообще, относитесь к нему как ... к гостю".

-Слушаюсь, Сонаваралингатаки — пожимает плечами начальник Второго Стола.

-В ближайшие дни его у вас заберут — добавляю — Самолично им буду заниматься.

В ответ вновь пожимание плечами.


Глава десятая


В которой герой занимается тем, что хотелось сделать намного раньше, попутно в очередной раз убеждаясь, что отбросов нет, а есть кадры.

"И так, уважаемый Хогутаки" — одобряюще улыбаюсь своему собеседнику — "Мне удалось убедить типулу-таками, и она готова помочь тебе. Завтра Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками Раминаганива объявит Кихумую, сыну Помонитаки, именующему себя таки Кехета, своё недовольство по поводу его связей с участниками недавнего мятежа. И выразит пожелание "сильным мужам" земли, приглашённым в Тенук, видеть именно тебя во главе вашей страны. Кехет будет твоим".

Сидящий напротив меня претендент на обещающую стать вакантной должность подобострастно скалит полугнилые зубы. Если честно, нынешний таки Кехета, старший сын прежнего правителя, мне лично намного симпатичнее этого ушлёпка, по недоразумению являющегося двоюродным братом покойного Помонитаки. Да и причастность Кихумуя к подавленному месяц назад путчу весьма сомнительная — сейчас у любого из папуасской элиты если не родные сыновья, то племянники или двоюродных братья уж точно, успели пройти через Обитель Сынов Достойных Отцов и теперь занимают немалые чины в Тенуке. Так что ничего удивительного, если кто-то из них да оказался среди мятежников. Но, увы, в политике нет места личным симпатиям и антипатиям: если есть возможность заменить сильного и самостоятельного таки на слизняка вроде Хогу, думающего только о жратве, выпивке и совокуплении (не делая при этом особого различия между полами), то в интересах централизации Пеу-Даринги это стоит сделать.

А поскольку Кехет на Западной равнине самое крупное из племенных княжеств, чьи правители до сих пор сохраняют остатки былой независимости по отношению к текокским типулу, то операция по смене таки сама собой напрашивается.

Аккуратно сложенная Кутукори стопка бумаг: доклады, составленные по итогам кехетской компании офицерами армии, гвардии и специалистами спецслужб. Всего четырнадцать заполненных от руки отчётов за авторством непосредственных участников событий.

Беру самый верхний рапорт из стопки: четыре листа, склеенных левыми уголками клеем на муке, автор "олени-капутану" первого цаба "пану макаки Ласукапи. Герой войны на материке изложил всё по-военному сухо и строго по делу: исходная диспозиция вверенных его командованию армейского двадцать второго и собственного первого гвардейского батальонов, маршруты движения обоих частей от текокско-кехетской границы к столице области, потери — боевые и небоевые. Первые исчисляются тремя раненными при входе в Кулете-Пау, вторые на порядок больше, включая двух умерших от желудочно-кишечной инфекции, а также погибшего и трех тяжелораненых при случайном подрыве гранаты в результате неосторожного обращения с боеприпасами, остальные же случаи менее трагичные.

Предпоследняя страница повествовала о занятии Кулете-Пау, на последней же шёл подробный разбор ошибок и выявленных проблем. Здесь, на первый взгляд, Ласукапи занимался самобичеванием: ну какие можно выявить недочёты при проведении четырёхдневной армейской операции в совершенно тепличных условиях, при отсутствии сопротивления со стороны потенциального противника, причём, когда планы составлены ещё три года назад и многократно проверены, а все этапы по отдельности детально отработаны на учениях — как батальонного уровня, так и во взаимодействии армии и гвардии со специалистами Второго и Пятого столов. Ведь не "автономные боевые действия" на Иханаре и не полунаёмничество на материке, где тщательно составленные планы летели к Повелителю акул, как только доходило дело до их практического осуществления, и офицерам с солдатами приходилось на ходу корректировать и импровизировать.

Но это действительно "на первый взгляд". Пожалуй, соглашусь с "олени-капутану" — если уж случилась возможность провести идеальную по "внешним" условиям войсковую операцию, то следует рассматривать её итоги максимально придирчиво, ибо выявленные проблемы и недостатки здесь уж точно не спишешь на непредсказуемые действия противника, а, следовательно, их однозначно требуется искать в низкой выучке или дисциплине рядовых либо же в небрежности или недостатке знаний и навыков у офицеров с унтерами. Ну, или же дело в плохой работе штабистов, оные планы составлявших — то ли что-то не то напланировали, то ли планы сверстали идеальные, вот только требующие таких же идеальных людей. Так что следует устроить подробный "разбор полётов" с участием всего высшего офицерского состава. Впрочем, это позже. Сейчас же следует "ковать деньги, не отходя от кассы".

Потому просматриваю отчёты остальных участников операции, особое внимание уделяя последнему, составленному заместителем начальника Пятого стола старшим писцом Котимуем: из двадцати восьми представителей кехетской правящей верхушки, указанных в "трёхсоставном списке" задержано, при содействии армейцев, и вывезено в Тенук шесть человек из первой части списка, один "исчез в неустановленном направлении"; три упомянутых во второй части "пропали без вести" (то есть, были ликвидированы находящимися под руководством Котимуя специалистами по "деликатным операциям" из силовой группы Пятого стола), четвёртый сумел добраться до самого Хогутаки, коим был принят со всеми возможными почестями (то есть, уничтожить в ближайшее время ускользнувшего от моих "рыцарей плаща и кинжала" "сильного мужа" не удастся); из оставшихся восемнадцати, числившихся наиболее преданными Кихумую-таки, пятеро были схвачены людьми нового правителя, шестеро арестованы и переданы ему моими военными или Пятым столом, двое погибли при сопротивлении, а остальные опять же "исчезли в неустановленном направлении". Причём из одиннадцати, оказавшихся во власти Хогутаки, в момент составления отчёта в живых оставалось только четверо.

Итого.... Из наиболее влиятельных сторонников отстранённого от власти кехетского таки половина убита, четырёх, скорее всего, ожидает та же участь, ещё пятеро где-то прячутся, кого-то из них, возможно, достанут желающие выслужиться перед нашим ставленником. Причём никто не может сказать, что их кровь лежит на Солнцеликой и Духами Хранимой или Сонаваралинге-таки — не зря все инструкции, выданные командовавшим в ходе операции офицерам, предписывали по возможности избегать кровопролития в отношении людей Кихумуя-таки, а ограничиваться их задержанием и передачей новой власти.

Из самых толковых и деятельных кехетцев, на которых новый правитель мог бы опереться, выжил только один. Скорее всего, в ближайшее же время вокруг Хогутаки соберётся немалая толпа желающих "порулить", и среди них по закону больших чисел найдутся и нормальные управленцы. Но погоды такие делать не будут: основную массу местных кадров в окружении нашего ставленника составят всякие лизоблюды и приспособленцы. А костяк вновь создаваемого государственного аппарата в самом восточном из княжеств Западной равнины составят либо кехетские по происхождению воспитанники Обители Сынов Достойных Отцов, либо простолюдины из других областей острова. Первые займут руководящие места, вторые образуют среднее управленческое звено. Ну а вывезенные в столицу граждане послужат Пеу-Даринге за пределами своей малой родины.

Откинувшись в кресле, любуюсь на висящую на стене кабинета карту Пеу с раскрашенными в контрастные цвета племенными княжествами. Для наглядности, по идее, нужно одной краской залить практически весь запад острова, кроме "аппендикса", состоящего из Сунуле и Темуле — последних областей, где местным таки ещё оставлены прежние, времён Пилапи Молодого и Великого, права и вольности вассалов текокских типулу. Остальная Западная Равнина с окрестностями уже включена в состав с каждым годом укрепляющейся державы — может быть не так надёжно, как мне хотелось бы, но, в любом случае, никому из былых правителей не снилась нынешняя степень контроля над половиной территории и двумя третями населения Пеу.

По большому счёту, теперь на очереди Бонко — Темуле с Сунуле, окружённые лояльными Тенуку землями и связанные с соседями регулярной торговлей да обслуживанием транзита из тенхорабитского анклава на запад и обратно, никуда не денутся. А, учитывая, что тамошний элитарный молодняк массово отправляется в Обитель Сынов Достойных Отцов, полное подчинение этой глуши — вопрос исключительно времени.

Сонав же, по традиции поставляющий в столицу крепких парней, ранее служивших регоями при типулу, а ныне пополняющих ряды гвардии "пану макаки", и так достаточно привязан к центру. А после устранения или сглаживания взрывами нескольких мешающих скал и выступов на дороге из долины Со на Западную равнину связь с древней родиной верховных правителей острова стала куда легче — чем сразу же принялись пользоваться торговцы "снизу", наводнившие сонайские деревни металлическими изделиями и прочей продукцией ремесленных мастерских и мануфактур. Обратно же коробейники тащили богатую медную руду, которую по большей части сдавали на принадлежащие типулу-таками плавильные предприятия. Сущие крохи сырья, правда, меняли на еду в приграничных с Сонавом селениях Кехета и Тесу, где нашлись умельцы, выплавляющие не очень изящные, но вполне добротные ножи, топоры и нехитрые украшения с использованием местного древесного угля. Я смотрел на эту стихийную самодеятельность сквозь пальцы: масштабы на фоне крупнотоннажного производства в Талу и Кесу совершенно смешные, так что и опасения за сохранность местных лесов, пережигаемых на топливо, не было, да и конкуренцию принадлежавшим типулу-таками предприятиям тамошние кустари составляли чисто символическую. Зато польза в виде приобщения народа к металлургии и продукции оной налицо. А когда и в эти глухие окраины дотянутся нормальные дороги, то туда придут и мануфактурные товары, вытесняя изделия местных ремесленников. А массовый спрос на металлические ножи и прочее у кехетцев и тесу к тому времени уже разовьётся.

Что до Огока и Ванка, то эти не очень большие племенные земли, не имеющие единых правителей, можно оставить и на "закуску", подобно Темуле и Сунуле, после окончательного решения бонкийского вопроса. Впрочем, торопиться и с моей официальной родиной не стоит — сначала следует дождаться, пока созреют экономические предпосылки для успешных военно-политических действий. Пока что сделаны только первые шаги, которые, впрочем, сразу же дали результаты: улучшение дороги из Сонава на Западную равнину практически свело к нулю обмен медной рудой и готовым металлом между горцами и бонкийцами — куда проще и выгоднее стало отправлять сырьё на запад, чем на юг, то же самое касалось и товаров "снизу"; а развитие каботажного плавания вдоль берегов Пеу привело к тому, что продукция мархонских металлообрабатывающих мануфактур серьёзно потеснила изделия мастерской Атакануя, да и та теперь больше занималась переработкой слитков, привозимых с запада, нежели выплавкой собственной меди. В общем, то, о чём я задумался впервые больше десяти лет назад, осуществилось. Причём мне даже не пришлось ничего самому предпринимать, всё произошло само собой.

С воспитанием в нужном духе бонкийской элиты, в рамках подготовки "пятой колонны", к сожалению, получалось не очень — своих отпрысков в Обитель Сынов Достойных Отцов тамошние "сильные мужи", конечно, изредка посылали, но большая часть выпускников предпочитали оставаться на западе острова, а не возвращаться домой.

Ну и ладно, всё равно устанавливать полный контроль над Бонко планирую не раньше, чем будет проложена полноценная дорога через Нижний Огок до самого Хау-По. Причём не просто проложена, но и земли вдоль неё заселены. Пока же трасса ушла всего на девять километров к востоку от берегов Малой Алуме из нужных сорока пяти или пятидесяти. А деревня там стоит всего одна — ровно на кехетско-огокской границе. Заселённая всяким сбродом, приговорённым к высылке из столицы и Мар-Хона. Дальше же колонизацию пока приостановили. Но, надеюсь, что в следующем году наконец-то сумею уговорить общины огов разрешить чужакам селиться на этих совершенно неиспользуемых хозяевами землях. А как только согласие обитателей Огока получим, так сразу же организуем переселение нескольких сотен тинса и бунса — там как раз на фоне расширяющегося использования быков для пахоты начинает образовываться избыточное население. Ну, избыточное — с точки зрения экономической эффективности. До настоящего перенаселения в Болотном крае ещё далеко, просто в условиях, когда больше половины земли пашется, а не перекапывается вручную, держать на той площади прежнее количество занятых в земледелии папуасов несколько расточительно. Сами-то они себя чувствуют в массе своей вполне комфортно — в условиях разветвлённых родственных связей у туземцев и общинной собственности на землю увеличение продуктивности сельского хозяйства более-менее равномерно, за вычетом изымаемого в пользу государства прибавочного продукта, распространялось на всех жителей. Но мне нужно, чтобы они не балду пинали, а работали хотя бы по восемь часов в день. Как будет проходить это переселение — добровольцами, которым в качестве морковки посулят перевод из ганеоев в "платящие дань дареои", или же ссылаемыми очередными бунтовщиками либо участниками межрелигиозных конфликтов — время покажет. И как раз примерно в районе, где обрывается сейчас трасса, и поставим первую такую переселенческую деревню — чтобы уже, используя её как базу, дальше тянуть путь на восток.

Впрочем, неизвестно ещё, что случится раньше — дорога с нанизанными на неё селениями дотянется до берегов Боо, или же освоенные тенхорабитами земли на севере Сонава соприкоснутся с владениями "олени востока". Последние годы обитатели Вохе-По, среди которых собственно выходцев из Внутриморья уже только половина, довольно бодро ведут экспансию в сторону земель рана: как вдоль склонов вулкана Со к свинцово-серебряному руднику, так и по морскому берегу. Селятся в тех краях размашисто, хуторами на две-три семьи, цепляясь за каждый мало-мальски серьёзный источник воды — возле текущих с горы ручейков, пробуривая многометровые скважины до найденных методом тыка водяных пластов, на побережье сооружая солнечные опреснители, попутно вырабатывающие соль. И повсюду, где только можно, ставятся глиняные цистерны и роются пруды, куда собирается дождевая вода с десятков или даже сотен окрестных гектаров. Ну и, разумеется, не забывают строить закрытые водоводы. Мне только и остаётся в ходе редких своих визитов наблюдать, как с каждым годом постепенно покрываются зеленью садов и полей этеша всё новые площади — в радиусе добрых пяти или шести километров от Ухрат-Ума уже и не найдёшь сплошного куска пустынной земли больше десятка пиу.

Но ещё быстрее, чем тенхорабиты и присоединившиеся движутся на юг, на север перебираются рана: уже две их деревни с сотнями обитателей каждая выросли у подножья Со, посёлок образовался при серебряном руднике, и даже в главном селении Людей Света и Истины появился целый квартал беглецов от "милостей" Такумала. Процедура по интеграции таких переселенцев у жителей Вохе-По стандартная: выделяют пару-тройку пиу земли на едока, дают семенной материал этеша и корнеплодов, немного сельхозинвентаря, пашут быками участок, дают время на посадку, помогают со строительством жилья, а потом новосёлам предстоит до первого своего урожая на новом месте отрабатывать потраченное на них либо на руднике, либо на ремонте или строительстве ирригационных сооружений. Кормят тенхорабиты при этом от пуза и взрослых, и детей. Ну а дальше уже рана самим выбирать: или мотыжить выделенные куски земли, отдавая десятину, или же работать "на серебре" да ремонте запруд, правда, теперь за солидное по папуасским меркам вознаграждение, намного превышающее в "корнеплодном эквиваленте" то, что можно получить, ковыряясь на своём огороде.

"Олени востока", разумеется, бегство данников совсем не радовало. Но старейшины в Ухрат-Уме его посланников с требованиями вернуть "подлецов и мятежников" вежливо слали к Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками, под чьей властью тенхорабиты находятся. А Рами же устами Сонаваралинги-таки в свою очередь советовала не драть с "новых ганеоев" по три шкуры, тогда, дескать, рана и не будут утекать на север. Мне-то давать подобные рекомендации легко. Вот только Такумалу следовать им затруднительно, мягко говоря — внутрибонкийские расклады требовали содержания внушительной дружины, на прокорм которой и уходило без остатка всё изъятое и у суне, и у рана с сувана. Уменьшить же поборы значило сократить содержание воинов. Что сразу же обернулось бы недовольством — собравшиеся в Мака-Купо головорезы или начали бы разбегаться, или бы нашли более щедрого к участникам славного братства "пану макаки" предводителя. Мой бывший подчинённый мог бы попытаться решить проблему, устранив два других центра силы — коалицию старейшин Нижнего Бонко с береговыми сонаями и старину Панхи. Но здесь он неожиданно столкнулся с тем, что его соперники за гегемонию над берегами Боо за последние годы неплохо вооружились благодаря поставкам относительно дешёвого металлического оружия из мархонских мастерских.

Кроме того, в Береговом Сонаве появился свой кузнец, умеющий плавить железо из болотной руды, и уже успевший обзавестись учениками и подмастерьями. Сей мастер, разумеется, не сам собой завёлся, а благодаря стараниям орлят из Второго Стола, провернувших целую спецоперацию, увенчавшуюся тем, что бедолаге Вотому пришлось бежать из Тин-Пау на первом попавшемся корабле. Которым "случайно" оказался фошхет Чиншара-Шудо, столь же "случайно" шедший на восток острова. Действительно случайным оказалось только попадание кузнеца в сонайское Текеме, а не в Бон-Хо, как планировалось. Впрочем, и бронзовые топоры с мечами, а также металл в слитках или прутках старине Панхи и прочим сепаратистам местного розлива также доставались не просто так — огам и ванка, живущим ближе к нам, на душу населения перепадало "почему-то" несравненно меньше, чем бонкийцам.

Размышления стратегического характера были грубо прерваны Кутукори, напомнившим, что сегодня, с началом третьей "стражи", состоится судебное заседание по первой группе мятежников. Сухо благодарю своего секретаря и отрываюсь от кресла — предстоит проделать путь от моего рабочего кабинета в переднюю часть дворца.

Обычно в этом зале проходят Большие приёмы, коих типулу-таками устраивает три или четыре за год. Форма сего мероприятия стандартная: по заранее согласованным спискам удостоившиеся высокой чести лицезреть Солнцеликую и Духами Хранимую запускаются в помещение с установленным троном и сидениями для ближайших советников. Когда соберутся все приглашённые, выходит Рами с членами Совета Солидных и Разумных Мужей. Обязательным присутствие всех почтенных советников не является — хотя и желательно. По команде распорядителя-церемониймейстера гости подходят к правительнице.

А вот дальше всё протекает в весьма свободной форме: одного типулу-таками может наградить или выразить своё благоволение, другому высказать монаршую немилость или "пожелание" насчёт недопустимости тех или иных поступков, третьему сообщить о каком-нибудь поручении или назначении на должность. Иные же приглашаются для озвучивания лично повелительнице своих просьб или жалоб — как правило, касающихся общественных дел.

Сегодняшнее мероприятие в чём-то сродни Большому приёму, правда приглашённым как-то мало радости от внимания Солнцеликой и Духами Хранимой.

Я оказался последним из занявших своё место членов трибунала, ну, кроме Рами, конечно: выработанный за последнее десятилетие придворный этикет требовал, чтобы правительница появлялась на заседаниях и приёмах последней. Что вполне логично — нечего владычице Пеу ждать кого-либо из своих подданных.

Сажусь справа от рабочего кресло-трона типулу-таками. По другую руку от Солнцеликой и Духами Хранимой расположились Кинумирегуй и Рамикуитаки. Рядом со мной же сидит, вытянув до сих пор окончательно не долеченную ногу, начальник Пятого Стола Кутна-Набал.

Рами прошествовала на своё место почти сразу же после меня — благо я только прошёл в зал заседаний через открытую галерею, где тэми сидела со своей женской свитой. В принципе, ничто, кроме требований церемониала не мешало нам выйти в зал приёмов и вместе.

Секретарь, прошлогодний выпускник "школы помощников" при Обители Сынов Достойных Отцов, объявляет первого подсудимого: "Токоре сын Тигурегуя!" Пара гвардейцев вводит названного мятежника. Заглядываю в подготовленный для почтенных заседателей "экстракт" из "судебного дела номер 051-02". Делаю это, впрочем, сугубо машинально: материалы на подсудимых "второго порядка", то есть среднего звена — ротных и взводных командиров, выведших подразделения по сигналу из штаба "Истинных дареоев", поддержавших мятеж офицеров ополчения, руководителей групп поддержки из числа штатских и прочих — мною уже просмотрены. И сроки каждому из заговорщиков уже предварительно определены. Это с самой верхушкой тайного общества ещё предстоит поработать, дабы окончательно разобраться во всех нюансах взаимоотношений внутри сего аристократического сборища и нащупать ниточки, ведущие наружу — к не участвовавшим в событиях активно "сильным мужам" и в представительства иноземных держав.

Кутна-Набал зачитывает мотивировочную часть. Вохейский акцент почти не мешает воспринимать информацию: лейтенант армейской роты, в заговор вовлечён больше года назад, действовал из идейных соображений, всей душой приняв идеи общества "Истинных дареоев" по возврату к старым традициям кастового строя и исконным папуасским ценностям. Если разобраться, весь традиционализм с ностальгией по добрым стародавним временам у заговорщиков сугубо поверхностные, по сути же они точно так же, как и я, выступают за дальнейшие реформы и модернизацию. Единственное, что бенефициарами от пырг-хрыша должна быть только военная верхушка дареоев, а не все (точнее большинство, потому как проигравшие и под моим руководством образуются в немалом числе) обитатели Пеу.

В общем и целом "Истинные дареои" в случае своей победы намеревались действовать в палеовийском духе, затеяв внешнюю экспансию, для чего и нужна им промышленная модернизация с централизацией государства и созданием слоя грамотных людей. Правда, среди них не было единства по вопросу — в союзе с кем играть в милитаризм. Хватало как сторонников продолжения ориентации на Вохе, так и смены политического вектора в пользу тюленеловов. Потому я был склонен полагать заговор скорее внутренней папуасской инициативой, а не результатом деятельности неких внешних сил, как считал, например, тот же Кутна-Набал.

Начальник Пятого стола меж тем перешёл от предыстории непосредственно к роли Токоре в событиях тех трёх бурных дней, когда поборники кастовости решили сказать своё веское слово: командовал своей ротой и отрядом примкнувших ополченцев-территориалов, пытался арестовать командира своего цаба, к заговору непричастного — неудачно, тот сумел со своим адъютантом и солдатами караула засесть в здании штаба батальона и в течение почти полной "стражи" отбивать атаки путчистов; после этого провала Токоре оставался в расположении части до вечера, а затем, когда верные нам подразделения начали теснить мятежников, отступил во главе подчинённых ему солдат в дареойские кварталы столицы, где участвовал в безнадёжной обороне от наступающих со всех сторон "пану макаки" и "регои-макаки"; сдался в плен на второй день боёв.

Наконец, результирующая часть: подсудимый Токоре сын Тигурегуя виновен в преступлениях по таким-то статьям Раздела три (посягательства на основы государственного устройства) Уложения о преступлениях, предлагается приговорить подсудимого к году тюремного заключения и девяти годам "улагу" с правом пересмотра сроков и строгости наказания через пять лет.

Как и следовало ожидать, все пятеро участников высокого трибунала утвердили приговор. Несколько странно, наверное, с точки зрения господствующего на моей родной Земле принципа разделения властей, когда судьбу подсудимых решают те же самые люди, которые и вели расследование их действий. Но, увы, приходилось работать с тем, что есть.

Если собственно уголовный кодекс Пеу-Даринги моими личными стараниями получился приближенным к земным аналогам (как я их сам понимаю), с поправками на местные реалии, заставившие, допустим, ввести раздел о колдовстве или разрешить в ряде случаев судебные поединки (единственного, чего удалось добиться, так это только запрета на дуэли с летальным исходом), то судебная система, как и государственный аппарат в целом, была в процессе становления. Например, судей, независимых и беспристрастных, как таковых не существовало: решения о наказании принимали либо те же самые полицейские или иные силовики, проводившие расследование преступления, либо же местные старосты или общинные сходы. Хотя в Тенуке, Мар-Хоне и в промышленной зоне Кесу-Талу, стихийно начали складываться некие аналоги судов присяжных: из числа уважаемых отцов семейств и справных хозяев местными властями создавались коллегии, насчитывающие от пяти до одиннадцати человек, участники которых и должны были разбираться в виновности или невиновности подсудимых.

В остальных же местностях оставалось только надеяться на то, что постепенно функции судей возьмут на себя чиновники, уполномоченные самой типулу-таками регистрировать частную собственность и многочисленные сделки, связанные с ней и торгово-промышленными делами. Пока таких "носителей королевской благодати", призванных совершать обряды, защищающие, именем правительницы, от "обобществления" имущество папуасских предпринимателей, имелось лишь восемь человек на весь остров. Из них шестеро трудились, буквально без продыху, в самых развитых частях державы, и оставшиеся двое были отправлены в Ласунг и Тинсок, где необходимость в подобных специалистах была не столь острой, но всё же ощутимой. Больше, увы, пока найти подходящих людей не получалось — требовались кадры мало того, что компетентные, так ещё и исключительной для папуасского социума беспристрастности и отсутствия клановости.

Наверное, если бы можно было почтенных "воспринимателей мощи типулу-таками" рекрутировать из числа мигрантов-тенхорабитов или принявших веру Света и Истины туземцев, то, оголив другие направления, институт судей-регистраторов удалось бы создать. Но, увы, я решил не рисковать, и выбирал только тех папуасов, которые сами искренне верили в переходящую на них от Солнцеликой и Духами Хранимой благодать — так оно вернее получаться должно, когда искренне верят в магическую силу оформляемых бумаг не только обращающиеся за защитой своей собственности, но и сами чиновники, эту защиту ставящие, ибо большинство моих подопечных ни фига не лицедеи.

И куда же отправим Токоре? Выбор не очень богат: промышленная зона Талу-Кесу или строительство дороги в сторону Сонава. И скорее всего бывшего лейтенанта ждёт работа на свежем воздухе предгорий, нежели вредный труд в медеплавильном цехе: во-первых, надо исключить контакты осуждённых мятежников с любыми подданными Союза Палеове, во-вторых, сейчас, когда переговоры со старейшинами огов далеки от завершения, трасса к горам является из дорожных проектов, пожалуй, самым актуальным. Как только сумеем уговорить обитателей Огока разрешить селиться чужакам в пустой части их земель, то с сонавской трассы сразу же переключимся на путь в сторону Бонко. Ну а пока пусть собранные в дорожно-строительных бригадах осужденные работают на благо Пеу-Даринги там, где есть фронт работ. Даже если успеют заменить нормальной дорогой, пригодной для телег, хотя бы половину протяжённости нынешней тропы, соединяющей кехетский административный центр Кулете-Пау с Текокскими воротами Сонава, и то хорошо — всяко путь оттуда на Западную равнину станет немного легче.

Закончилось заседание высокого королевского суда глубоко затемень — гонг на входе во дворец правительницы как раз отбил четвёртую "стражу", когда последний из подсудимых получил свою "десятку" исправительных работ. И вроде бы приговоры были уже предварительно вынесены, а сегодня их только зачитывали, но я лично успел довольно сильно вымотаться. Положительно, юридическое крючкотворство не для меня: так, пожалуй, скоро реально начну ненавидеть проклятых путчистов, из-за которых вынужден кучу времени сперва тратить на разбор поставляемых Вторым и Пятым Столами бумаг, а потом ещё и на сидение в трибунале. А у меня, между прочим, настоящий ирсийский шпион, за которого нужно вытрясти с его работодателей выкуп. Чего затребовать у лимпорова начальства за живого и здорового, и даже немного набравшего вес, подчинённого, придумалось за всеми оперативно-следственными заботами, совсем недавно, теперь же нужно вертящуюся в голове мысль сформулировать, и выяснить у нашего гостя, не слишком ли многого я хочу.

Кутна-Набал с помощниками собирают папки с делами приговорённых, Кинумирегуй и Рамикуитаки по-быстрому попрощались и уже отправились восвояси. Рами же задерживается возле меня, игриво стреляя глазками и прикасаясь прикрытыми тонкой тканью бёдрами к моей правой ноге. За годы совместной жизни я уже успел её изучить, так что сомнений никаких: повелительница Пеу-Даринги недвусмысленно намекает своему верному Сонаваринге-таки насчёт совместного времяпровождения.

Если честно, как-то даже немного совестно стало. Из-за этих проклятых путчистов тэми уделяю совсем мало времени, а ведь супруга моя — женщина в самом что ни на есть соку: четыре беременности с родами практически никак не сказались ни на фигуре, ни на темпераменте. Добираться до покоев типулу-таками терпежа уже не было, причём не только у меня. Проклятые сотрудники Пятого стола же никак не уходили: оба помощника Кутны-Набала, перепутав какие-то бумаги, теперь принялись их перебирать и раскладывать по нужным папкам. Так что мы с Рами не сговариваясь, ломанули на тот самый балкон, где таками сидела в ожидании начала суда.

Соображать я смог только, когда кровь вновь стала поступать в мозг в прежнем количестве. Мы валялись на полу, освещённые медленно ползущей к горизонту луной. Тэми, довольно вытянувшись, прижималась ко мне.

"Я вчера с Таниу говорила. Про Каноку" — нарушила Рами молчание — "Она просила, передать благодарность за сына. И обещала сделать всё, чтобы тот больше не доставлял нам неприятностей". Нашла, о чём напомнить. Никакого желания вести разговоры о паршивце, который заставил меня поступить вопреки государственным интересам, нет. Потому запечатываю губы Солнцеликой и Духами Хранимой глубоким поцелуем. И понимаю, что кровь опять начинает оттекать от головы в район паха....

Сказать, что ночь была проведена совершенно бесполезно с точки зрения дел государственных, нельзя: я всё же не робот-терминатор, да и Рами не настолько сдвинута на сексе, чтобы только об оном и думать. Так что правительница Пеу-Даринги успела обсудить со своим премьер-министром ряд важных вопросов: от перестановок среди столичных регоев и первых кадровых решений в только что занятом Кехете до строительства дорог в восточном направлении и допустимости расширения палеовийского присутствия в экономике нашего острова. Да и занятия, временами непредсказуемо прерывающие деловой обмен мнениями, хотя и несколько вымотали физически, зато явно способствовали укреплению душевного покоя и комфорта. Моего — точно. Импровизированное совещание завершилось незадолго до рассвета, но, проснувшись ещё до наступления полуденной жары, я, тем не менее, был бодр и полон сил. Чего со мной не случалось уже несколько недель. Да и тэми уковыляла на свою сторону дворца весьма довольная жизнью, несмотря на сонное состояние.

"Я понял тебя, почтенный Кубо-Хитва" — стараюсь придать голосу спокойный, даже ленивый тон — "Уважаемый и почитаемый Старший Брат нашей Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы, Повелитель Четырёх Берегов Тишпшок-Шшивой, да пребудет с ними обоими благословение и милость богов, требует полного удаления из пределов Пеу-Даринги подданных Союза Палеове".

-Да, именно так — важно пожимает плечами текущий вохейский посол.

-Мы услышали тебя — говорю. Тэми согласно приподнимает и тут же опускает плечи и следом коротким взмахом руки в сторону выхода даёт знать, что аудиенция окончена. Представитель могущественного союзника покидает Малый зал, напоследок отвесив пару поклонов.

"Что скажешь, Ралинга?" — раздражённо повернулась ко мне тэми — "Слишком много от нас хотят?"

"Наглецы" — соглашаюсь с ней — "Прекрасно ведь знают, что без палеовийцев мы добывали бы в десять раз меньше меди. Причём самим же вохейцам часть этой меди и идёт".

От ночного умиротворения и следа не осталось: на фоне очередного обострения отношений между тюленеловами и Внутриморьем вохейский посол передал чуть ли не ультиматум с требованием прервать все контакты между Пеу и Палеове. Сам-то Тишпшок-Шшивой свою торговлю с полугегемоном сворачивать не спешит, вместо этого заставляя вводить эмбарго союзников и вассалов.

Причём это желание нагадить обитателям Северного архипелага оборачивается прежде всего против нас: всякая шщукабская мелочь вроде Тоута или Тирата с тюленеловами практически не торгует, кабиршанцы и так на фоне непрекращающихся войн своих вассалов с тагирийскими перестали продавать олово и медь союзным Империи палеовийцам.

Вообще, новости приходят всё более тревожные: вохейцы за последние годы наклепали современного, по меркам бронзового века, оружия, настроили кораблей по типу "Далекоплывущих", более-менее обучили, благодаря понаехавшим с Западного архипелага инструкторам, офицеров и рядовых. И теперь жаждут отомстить проклятым тюленеловам. А те, немного оклемавшись от устроенной ирсийцами порки, настроены потерянное на Западе возместить на Востоке. Так что Земноморье уверенно идёт к войне.

Причём палеовийцы после разгрома поумерили былую спесь, перестали переть буром, и даже начали искать союзников. Вон с тагирийцами сумели договориться, благо делить островному "киту" и континентальному "слону" нечего. И теперь вооружают и обучают армию Страны чёрных. Как понимаю — из расчёта, что та навалится на Кабиршу, пока сами тюленеловы будут разбираться с Вохе, Укрией Тузтом и более мелкими царствами Внутриморья.

Губернатор Иханары через своих представителей уже намекал насчёт присоединения к этому союзу и Пеу. Но Солнцеликая и Духами Хранимая с моей подачи упорно игнорировала все поползновения палеовийцев. Точно также безуспешны оставались все попытки не очень многочисленных поклонников Северного архипелага среди военных и чиновников убедить правительницу, что дружба с тюленеловами выгоднее, чем с вохейцами.

Если честно, я лично бы предпочёл бы остаться в стороне от грядущего кровавого пиршества. Ну, так ведь мои папуасы не дадут же отсидеться в нейтралах. Если среди "капитанов" промышленности и торговли, находились ещё те, кто полагал, что лучше посмотреть на будущую войну со стороны, то армия и флот целиком состояли из милитаристов. Причём большинство склонялось к выполнению союзнических обязательств по отношению к Вохе. Сие совсем неудивительно, учитывая, что в "тренировочных" боевых действиях моим воякам приходится сталкиваться с тюленеловами — либо прямо, как на Иханаре, либо косвенно, как на материке. Вот и рассматривали их априори в качестве главного противника. Так что моё стремление обеспечить боевой опыт вооружённым силам обернулось против меня же.

Вообще, хреново видеть, как мир уверенно катится к войне, которая обещает захлестнуть почти всё Земноморье. И даже на правильную сторону, коль не удаётся уклониться от грядущего веселья, встать не получается. Лично я трезво оцениваю ситуацию, и понимаю, что Палеове, несмотря на поражение и устроенный государствами Западного архипелага репарационный грабёж, всё равно сильнее коалиции восточных царств — и это не учитывая присоединившейся Тагиры. Причём в первую очередь сила эта даже не в сохраняющемся промышленном превосходстве тюленеловов, а в том, что у них уже второе поколение живёт в индустриальном обществе, в отличие от вохейцев, которые только делают первые шаги в этом направлении. Учесть хотя бы то быстрое восстановление экономики, которое палеовийцы показали после разгрома и вывоза оборудования многих заводов. И столь же быстрое строительство нового военного флота — пусть в основном всё те же "Далекоплывущие", зато в немалом количестве.

Понимаю, если бы в коалицию против тюленеловов удалось бы втянуть Запад — тогда их шансы на победу были бы близки к нулю. Но даже Федерация Западного Архипелага, довольно рыхлое объединение бывших палеовийских колоний, где мало кто испытывает к недавним хозяевам тёплые чувства, провозгласила нейтралитет. Что уж говорить об Ирсе. В советниках у вохейцев ведь не посланцы своих государства, а те, кто у себя на Скилне или Тойне не нашёл применения в мирной жизни.

Всё это, не раз уже обдуманное, промелькнуло в голове за считанные секунды.

"И каков будет наш ответ моему уважаемому и почитаемому старшему брату?" — спросила Рами, с иронией выделив наименование вохейского монарха, каким она обязана того величать в официальных разговорах — "Сказать, что они слишком многого от нас требуют?"

"Примерно так и ответим. Ну и напомним, что немалое количество добываемой благодаря помощи тюленеловов меди получает твой старший брат" — соглашаюсь с супругой — "В должных выражениях и со всей почтительностью это напишут парни из Первого Стола". Как-то само собой получилось, что именно отвечающее за дворцовые церемонии ведомство стало вести и официальную переписку с иноземными державами. Хотя вроде бы логичнее было бы повесить её на Второй Стол

Мне же почему-то вспомнился анекдот про начинающего дипломата, только что из МГИМО, которому начальник делает замечание по поводу ноты протеста на недружественные действия какого-то государства: "`в рот' пишется раздельно".


Глава одиннадцатая


В которой герой называет свою цену за голову шпиона и ведёт с ним беседы о загадочной стране Ирс.

Лимпор закончил читать последнюю, третью, страницу с условиями своего выкупа. Похоже, Сонаваралингатаки сумел в очередной раз изрядно удивить агента Заокраиного запада. Растерянность он прячет за своей обычной, полной обаяния, улыбкой, но я за полтора месяца общения с ирсийским шпионом уже неплохо изучил его.

-Признаться, готов был ко всему. Но такого я даже не ожидал — наконец, выдаёт псевдоукриец.

-А чего же ожидал почтенный Лимпор? — действительно интересно, как тот мою скромную персону воспринимает, и до чего я, по его мнению, могу додуматься в своём стремлении к пырг-хрышу на подведомственной территории.

-Ну, что тонбе Сонаваралингатаки не опустится до такой глупости, как золото с серебром, никаких сомнений не было — мой "гость" вежливо оскалился — И даже оружие ты вряд ли потребовал бы.

Насчёт оружия Лимпор прав на все сто процентов, возможно, даже не подозревая об этом: трофейной палеовийской стрелковки, попавшей к нам с Западного архипелага через вохейцев, в данный момент хватает на два гвардейских цаба с лишним. И к ним миномётов с крупнокалиберными пулёмётами. Дульнозарядных кремневых ружей из царских арсеналов обменяли на медь столько, что вооружить можно добрый десяток батальонов линейной пехоты. Учитывая, что по более-менее реалистичным мобилизационным планам, которые не подразумевают вражеской оккупации и угробленной экономики, в случае угрозы войны наши ВС развёртываются до трёх цабов "пану макаки" и девяти — "регои-макаки", то имеющегося оружия как раз хватает. И ещё остаётся, с учётом собственного производства, больше тысячи "фузей" для ополченцев.

С оружием у Пеу-Даринги в данный момент настолько хорошо, что четыре года назад наш ВПК вообще прекратил клепать кремнёвки, сосредоточившись на ремонте и модернизации уже имеющихся, а также на разработке и опытном производстве винтовок под палеовийский патронный стандарт, ставший на Ихеме международным.

Ну, и выпуск боеприпасов ребята Турвака-Шутмы отлаживают. В своё время целая комиссия из числа ответственных за те или иные направления промышленности, усиленная согласившимися сотрудничать пленными тюленеловами, долго решала, какое оборудование в обмен на наши товары выторговывать из "нарепарированого" скилнцами на Северном архипелаге и сбагренного ими вохейцам. Задачу я поставил довольно чёткую: приоритет уделить производству или хотя бы переоснащению патронов — что толку в винтовках с автоматами, если стрелять из них нечем. Успехи на этом поприще пока, правда, весьма скромные: часть отстрелянных гильз, отбраковывая вручную, удавалось использовать для новых патронов, но собственного изготовления капсюли получались весьма ненадёжные.

Так что в боеприпасах для гвардии приходилось надеяться только на вохейцев, уже наладивших производство патронов самых ходовых калибров. Потому игры интернационального по происхождению молодняка в оружейных конструкторов меня волновали мало. Куда больше интересно "производство средств производства", то есть развитие собственного станочного парка, с помощью которого в перспективе можно будет делать что угодно — хотя бы те же линии по снаряжению патронов и снарядов. Вот на эти цели совершенно не жалко ни серебра с сонавского рудника, ни денег, которые приносит торговля медной рудой, металлическим ширпотребом и паровыми машинами. Причём я с одинаковой лёгкостью визирую траты и на покупку специальных сплавов или деталей с узлами, которые папуасская промышленность ещё не освоила, и на приглашение вохейских или палеовийских специалистов либо на обучение и стажировку наших мастеровых заграницей. Увы, с поиском квалифицированных кадров и зарубежными поездками своих как-то не очень — грамотных инженеров и мастеров все стараются у себя держать, да и чужаков пускать к своим секретам никто не любит.

-Вот только не знаю, как уважаемый Сонаваралингатаки представляет себе процедуру моего выкупа Последнее слово Лимпор выделил особо.

-Мы готовы к тому, что переговоры могут затянуться — успокаиваю его — Что до твоего положения, то можешь с сего дня считать себя послом Ирса при дворе Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы.

Беседа сегодняшняя протекает на пустой — никого кроме нас двоих за низким "вохейским" столиком — террасе второго этажа, выходящей во внутренний двор дворца правительницы Пеу-Даринги.

-Но только я не имею никаких полномочий. И вообще, у меня даже гражданства Республики нет — вполне резонно добавляет наш почётный пленник, между делом отхлёбывая холодного ягодного отвара, поставленного только что на стол служанкой.

-Значит, сойдёмся на том, что ты просто посланник, прибывший на Пеу для ведения предварительных переговоров об условиях, на которых наши страны установят дипломатические и торговые отношения. Предложения Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы ты только что прочитал. Каков будет, по твоему мнению, ответ ирсийских властей?

-Вопрос торговли для Ирса в первую очередь вопрос выгоды — отвечает Лимпор, задумчиво вертя в руках скрученный в трубочку текстом "Предложений Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Пеу-Даринги Раминаганивы Верховному Исполнительному Комитету Республики Коммун Ирса по обмену посольствами и установлению торговых отношений между нашими странами" — Пеу слишком далеко от Западного материка. И вашей стране по большому счёту нечего предложить для торговли. А тем из ирсийцев, кто готов помогать из иных соображений, хватает сейчас Западной Федерации.

-С помощью палеовийцев мы увеличили добычу медной руды за последние пять лет более чем в десять раз. Небольшие, по ирсийским меркам, вложения позволят добывать ещё больше. А получив от Ирса большие рыболовные суда, мы можем таким же образом нарастить вылов рыбы. Если доставлять в Ирс наши товары слишком дорого из-за расстояния, можно отправлять их во Внутриморье, Страну чёрных или на Западный архипелаг. Ирс же будет поставлять на Пеу машщини, а получать за них плату от вохейцев, кабиршанцев или скилнцев.

-А что Ирсу могут дать страны Внутриморья?

-Золото и серебро им же нужно для изготовления некоторых машщини? — отвечаю вопросом на вопрос — Груз дорогой, перевозка даже на такие далёкие расстояния может оправдать цену.

-Наверное — соглашается Лимпор.

"Я уже дал распоряжение письмоводителям Второго и Шестого Столов готовить предложения касательно торговли: как непосредственно между Пеу и Ирсом, так и при посредничестве иных стран". И о программах обучения инженеров и рабочих — как приглашёнными специалистами на месте, так на Заокраином Западе — тоже не забыл в своём поручении работникам внешнеполитического и промышленного ведомств. О чём тут же сообщаю псевдоукрийцу.

Видимо запас удивления у того уже был исчерпан, потому он всего лишь несколько задумчиво спросил, выдержав паузу: "Тонбе Сонаваралингатаки не опасается вызванного ирсийским влиянием брожения умов и происходящих от него нестроений, схожих с теми, что имели место на Западном архипелаге и в Палеове?"

-Хороший вопрос — отвечаю — Я много думал об этом. Не боюсь. Умы жителей Пеу и так всё время правления типулу-таками Раминаганивы постоянно смущаются исходящими от чужеземцев веяниями. Сомневаюсь, что мысли, которые люди Ирса могут принести сюда, окажутся для душ дареоев разрушительнее, нежели проповеди тенхорабитов, вохейское торгашество или видимая военная мощь палеовийцев, прельщающая иных.

-Я бы так не сказал — возразил Лимпор — Первый Вестник Света и Истины, конечно, кое-что почерпнул у ирсийцев в части братства всех людей. Но вохейцы и палеовийцы несут совсем иные мысли и примеры поступков, нежели Коммуна — шпион одно из слов, которыми обитатели Заокраиного Запада обозначали свою страну, выговаривал довольно своеобразно, но мне уже доводилось слышать его в наших разговорах, так что переспрашивать не пришлось.

-А здесь главное не что именно идёт и откуда, а то, что с Ирса приходит столь же необычное и непривычное для людей Пеу, как и из Внутриморья или с Тюленьих островов — пробую довести свои мысли до собеседника — Из разных стран идут разные веяния, но в любом случае, подданные Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы с ними ранее не сталкивались.

Ответа я не дождался, потому возвращаюсь к идее установления дипломатических и торговых отношений между Ирсом и Пеу-Дарингой: "Если власти Ко-му-ни не заинтересуются моим предложением, можно ли надеяться на то, что кто-то из её подданных захотят с нами иметь дела в частном порядке? Со Скилном же долго работала только эта ваша Ассоциация помощи? А государство присоединилось к помощи и торговле позже".

-Здесь вот какое дело — несколько неуверенно начал Лимпор — В Коммуне государство, в общем-то, и состоит из подобных ассоциаций. Та, что была создана для помощи народам Западного архипелага, довольно крупная по числу участников, но есть множество таких, в которых состоит больше людей. Институт исследования Океана, по сути, такая же ассоциация. Есть объединения совсем маленькие — из нескольких человек, есть огромные, в которых состоит чуть ли не каждый взрослый житель. Причем один человек может состоять хоть в сотне ассоциаций.

-Погоди — пробую переварить вываленную на меня информацию — А как все эти ассоциации ухитряются договариваться? Кто-то же должен каким-то образом учитывать и примирять их интересы, если они не совпадают или противоположны? Есть же правительство и какие-то представители правительства на местах?

-Власть на Ирсе образуется снизу вверх — начал объяснять псевдоукриец.

-Это как? Нижестоящие указывают вышестоящим, что тем делать? — кажется, я окончательно запутался — Или у них, как в иных городах Укрии и Тузта, всё решают собрания народа? Только мне трудно представить такое собрание, способное что-то решить, на огромную страну....

-Мне трудно объяснить — честно признаётся шпион — В вохейском некоторых слов нет.

Разговор наш протекал на смеси вохейского, палеовийского и языка Пеу. Но Лимпор до сих пор не очень хорошо владел папуасским, у меня же оставляли желать лучшего навыки разговорной речи тюленеловов. "Да и хрен с конспирацией" — отчаянно пронеслось в голове.

-Ты хорошо знаешь ирсийский язык? — уточняю у собеседника.

-Ну, почти всё понимаю и устно, и письменно, хотя сам говорю с ошибками.

-Что я сейчас тебе говорю, понятно? — спрашиваю на русском. Вроде бы получилось нормально, учитывая, сколько лет на родном языке ничего, кроме матов и ругательств не произносил.

Лимпор смотрит ошарашено.

-Д-да... — даже заикаться, бедный, начал.

-Да, это мой родной язык — охотно поясняю своему собеседнику по-русски — Но к Ирсу я не имею никакого отношения. Просто прими как данность. Я сам не знаю, каким образом оказался на Пеу. Оказался, и всё.

-А ведь я мог бы и догадаться — справившись с первым шоком, сказал агент Заокраиного Запада — Для дикаря ты, тонбе Сонаваралингатаки, понимал слишком много из того, что я говорил. Но я как-то не обращал на эту странность внимания, относя на твою природную сообразительность. И как к тебе теперь обращаться?

-Называй меня по-прежнему Сонаваралингатаки — отвечаю — Так проще будет. Я уже давно привык к своему нынешнему имени.

-Хорошо — мой собеседник ухмыляется — Забавно: два человека называют друг друга не настоящими именами, отлично зная об этом.

-Вернёмся к устройству общества Ирса — предлагаю нашему "гостю" — Как они сами называют свой строй? Капитализм, рынок, социализм, демократия?

-Коммунизм — получаю в ответ.

Теперь настала моя очередь "зависнуть".

-Какой коммунизм? — переспрашиваю и, вспомнив советскую ещё школу, добавляю — От каждого по способностям, каждому по потребностям?

-Нет. Это будет при развитом коммунизме — машинально, как мне показалось, возражает Лимпор — А пока, "от каждого по способностям, каждому по труду".

-Так это не коммунизм, а социализм? — пробую донести до собеседника очевидную для меня мысль.

-Ирсийцы называют свой строй низшей ступенью коммунизма.

-Почему?

-Наверное, потому что считают его коммунизмом — ага, "сепулька — смотри сепулькарий, сепулькарий — смотри сепулька".

-Хорошо — решаю прекратить терминологический спор — Пусть будет коммунизм. Как организовано правление на Ирсе? Правит партия?

-У них этих партий десятки, насколько я могу судить — отвечает Лимпор несколько недоумённо.

-И все коммунистические? — спрашиваю на автомате, а сам думаю: "Хрень какая-то".

-Не знаю, я этой стороной жизни Ирса не очень интересовался. В основном общался с людьми, связанными с Институтом Батца. Несколько партий, которые на Съезды Представителей Коммун своих членов отправляют, в названии слово "коммунистическая" или "коммунисты" имеют. Но не могу ручаться за все.

-Ладно — не очень знаком Лимпор с внутренней политикой Западного материка, ну и пусть — Правительство как выбирают или назначают?

-У них оно называется Верховным Исполнительным Комитетом при Общеирсийском Съезде Уполномоченных Представителей Коммун. Съезд его и назначает.

-Съезд это парламент?

-Можно и так сказать. Хотя считается, что от парламента он принципиально отличается. Парламент прямо избирают. А на общий Съезд посылают своих представителей Съезды очагов верхнего уровня или соответствующих им коммун. Это вроде провинций Вохе или земель племён на Пеу. Съезды коммун верхнего уровня же состоят из делегатов от Съездов очагов второго или третьего уровня. И только в очагах первого уровня Советы может избирать население. Но и то не по месту жительства, а внутри ассоциаций.

-То есть, получается ступенчатая система выборов — после переваривания информации уточняю я — Граждане выбирают Советы ассоциаций, а те уже выбирают вышестоящие Советы. А они в свою очередь — те Советы, что ещё выше?

-Граждане выбирают только низовые Советы. А уже члены этих Советов выбирают делегатов на Съезды Уполномоченных Представителей. И делегатов этих могут в любой момент отозвать или заменить на других. Равно как и Советы первого уровня могут быть переизбраны в любой момент.

-Система выходит очень нестабильная? — такой вывод напрашивается сам собой.

-Насколько я знаю, нет. Довольно устойчивая.

-Ты говорил про "очаги" и "коммуны". Это одно и то же или нет?

-Очагами в Ирсе называют то, что в других землях именовали бы деревнями или городами. Понятие скорее географическое. А коммуна — административное. Но там нет городов как в Вохе или Палеове. Некоторые Очаги первого и второго уровня напоминают небольшие городки или деревни, но большинство Очагов второго, и все Очаги третьего и четвёртого — скорее некие сети из Очагов низших уровней. Почти нигде нет большого центра, вокруг которого сосредоточены меньшие города или селения. Например, Южный Порт, где расположен Институт Батца, это Очаг четвёртого уровня, с населением свыше двух миллионов, состоит из десятка Очагов третьего уровня, которые, в свою очередь состоят из почти сотни Очагов второго, а Очагов первого уровня там почти полторы тысячи. Органы управления Южным Портом же разбросаны по разным Очагам.

-А сколько человек всего проживает в Республике Ирса?

-В восемьдесят девятом году Коммуны в ней жило больше восьмидесяти шести миллионов. Не считая тех туземцев, которые живут на неконтролируемых территориях.

-А коммуны всегда совпадают с Очагами или необязательно?

-Очаги существуют четырёх уровней, а коммуны — пяти. Но не все Очаги объединяются в очаги четвёртого уровня. Там, где население редкое, верхний уровень Очагов — третий или даже второй. А у коммун самый верхний уровень — это уже аналог провинций. Коммуны первого уровня совпадают с Очагами. И второго тоже. А вот коммуны третьего уровня могут включать в себя и изолированные Очаги первого уровня. Коммуны четвёртого уровня могут состоять из одного соответствующего Очага, как Южный или Северный Порт, а могут объединять ряд далеко разбросанных Очагов второго-третьего уровней. А коммуны пятого уровня могут включать в себя напрямую Очаги со второго по четвёртый уровень — опять же, в зависимости от густоты Очагов. Вокруг Культурного залива, например, где высокая плотность заселения, все пять коммун высшего уровня, делятся в основном на Очаги-четыре, а Очаги третьего ранга напрямую в них входят в виде исключений. А на Фронтире тамошние Коммуны-пять состоят по большей части из Очагов-два и три.

-Что за Культурный залив? — задаю сам собой напрашивающийся вопрос.

-Вот он — Лимпор раскладывает карту Ихемы и тычет в язык водной поверхности между двадцатым и тридцатым градусами северной широты, глубоко вдающийся в берег Ирса — Здесь до прихода Коммуны жили самые развитые племена материка и находились колонии царств Западного архипелага. Коренного населения до сих пор больше, чем в остальных частях Ирса. По природным условиям одно из лучших мест на всём континенте. С этими землями конкурировать может только Поволжье.

-А это где? — уточняю.

Лимпор охотно показывает пальцем на длинную ленту реки, берущую начало где-то в верхних широтах и впадающую в упомянутый залив. "В нижнем течении зимы, почитай что, нет, как и на берегах Культурного залива. В среднем течении снег лежит от силы месяц-другой. Чем северней, тем, конечно, климат всё более суровый. Но там и не живет почти никто. К северу от реки Большая постоянного населения почти нет. По левому берегу Волги лес, по правому — степи. Рядом с Культурным заливом — влажные и теплые. Похоже на..." Мой гость-шпион запнулся, потом добавил, тщательно выговаривая: "Пампасы".

Я киваю: дескать, понял. Потом спрашиваю: "А Фронтир где?"

"Это территории, пограничные с неконтролируемыми ирсийцами землями континента. Сейчас граница проходит вот так" — палец псевдоукрийца провёл ломаную линию наискосок Ирса: от точки на западном побережье материка на одной широте с Культурным заливом до восточного берега в районе экватора.

-Это всё, конечно, интересно, но вернёмся к устройству государства Ирса. Государство-то там есть? — уточняю на всякий случай — Или у них, как и положено при коммунизме, государство уже отменили?

-Есть — успокаивает меня Лимпор.

-Итак, имеется Верховный Исполнительный Комитет. Есть Съезд Уполномоченных Представителей Коммун. Чем занимается и тот, и другой?

-Съезд принимает законы, утверждает планы развития, назначает членов Исполнительного Комитета, проверяет его работу. А Исполнительный Комитет обеспечивает выполнение планов вместе с комитетами местных коммун.

-Что такое эти "планы"? — на ум мне приходит сразу же советское прошлое, пришедшееся на детство и довольно беззаботные перестроечные подростковые годы. До 85-го года и в телевизоре, и в школе постоянно говорили о необходимости их выполнения, всякие там "планы партии — планы народа" и прочее. При Горбачёве как-то постепенно и незаметно перешли к обсасыванию "неэффективности административно-командной системы". Начало рыночной анархии, правда, оказалось не лучше проклятого "совка" с его планированием. Но я самые "весёлые" годы проучился на химфаке, сидя на родительской шее, а когда устроился криминалистом в областное УВД, всё как-то "устаканилось" — по крайней мере, цены уже не росли так бешено, как в начале 90-х.

-Я не очень разбираюсь, как работает экономика Ирса — несколько виновато отвечает Лимпор.

-Если у них коммунизм, то собственность на заводы и прочее государственная? — задаю наводящий вопрос, решив, что с экономикой Заокраиного Запада лучше разбираться именно в таком режиме: я спрашиваю, шпион отвечает.

-Кажется, нет. Или да... — псевдоукриец задумался — Распоряжаются всем работники предприятий вместе с руководством Очагов. Небольшие предприятия подчиняются Очагам первого или второго уровня. А крупные — высшим Очагам или Коммунам. Некоторые вообще напрямую ВИКу. Но есть ещё собственность ассоциаций. Хотя они, конечно, тоже как-то свою деятельность увязывают с местными властями. Только не знаю как.

-Хорошо — раз мой собеседник не может сказать о принципах тамошней экономики, пытаюсь зайти с другой стороны — Как сильно различаются зарплаты жителей Ирса в зависимости от занимаемых должностей и места работы? И много ли можно купить товаров на среднюю зарплату ирсийца?

-А у них нет денег — ответ Лимпора меня озадачивает. Неужели всё-таки коммунизм?

-У них что, каждый берёт столько товаров, сколько хочет?

-Нет — мотает головой агент Заокраиного Запада.

-То есть, деньги есть?

-Нет.

-Но как они без денег определяют, кто сколько заработал?

-По отработанному времени — машинально, как мне показалось, отвечает шпион и замолкает.

После паузы продолжает: "Вообще, у них странная для обитателей иных стран система. В теории, чтобы что-нибудь получить из общественного производства, вместо того, чтобы идти в лавку или на рынок, каждый человек, живущий в Республике, должен сначала сделать заявку на этот предмет в ближайшем центре распределения — это что-то вроде лавки или рынка. Центр распределения передаёт сведения о заказанном человеком..." — Лимпор на минуту запнулся — в "В отделы планирования Очагов или Коммун. Если вещь можно сделать в том Очаге, где он живёт, то передают на соответствующее предприятие. Если нет — из местного отдела планирования передают в отдел планирования вышестоящего Очага, а уже оттуда на предприятие, которое может произвести нужное. Планы и составляют по этим заявкам".

Да, странная система. Нет, у нас, на Пеу нередко ремесленники работают на заказ. Но так это на рынке, ограниченном размером деревни или городского квартала. Вдобавок ко всему, большинство из них, неважно, папуасов или мигрантов-тенхорабитов, имеют огороды. Но чтобы такое работало в масштабах немалой страны....

Лимпор между тем продолжил: "Но это в теории. На практике же в Ирсе значительную часть еды и немало той же одежды и разных мелочей производят, как там говорят, "беззаявочно" или "самотёком". На складах всегда есть остатки такого самотёка, из которого можно выбрать что-то подходящее. Но в центрах распределения всегда просят давать оценку самотёку: хороший ли продукт, качественная ли вещь, будешь ли в ближайшее время заказывать или советовать друзьям и знакомым. Иногда представители предприятий-изготовителей напрямую спрашивают — но они обычно, если что-нибудь трудоёмкое берешь или редкое, что делается малой партией. На основе таких опросов определяют — нужно ли производить те или иные вещи и сколько примерно производить. Многих, особенно мигрантов, неважно, с Земли или с других стран Ихемы, такое раздражает. Хотя родившиеся на Земле говорили мне, что в сравнении с назойливостью, с какой капиталисты на Земле призывают покупать свои товары, это сущая ерунда. А выросшие в Коммуне к подобным опросам относятся спокойно. Немало таких, которые подробные отзывы пишут на приобретаемое, с перечислением положительных и отрицательных сторон. А предприятия в своей работе эти отзывы стараются учитывать. На Ирсе, конечно, конкуренции, в ходе которой предприятие может разориться, нет, но если спрос на его продукцию снижается, то людей оттуда переводят на другие, в том числе и на те, которые делают то же самое, если у них есть спрос и нужны новые работники".

"Я не понял, есть конкуренция или нет?"— уточняю — "По твоим словам выходит, если предприятие работает настолько плохо, что его продукцию никто не берёт, его вообще могут закрыть? А те, которые делают нужные и качественные товары, наоборот, расширяют рынок сбыта?"

-Это не такая конкуренция, как при рынке и капитализме — чувствуется, что Лимпор пытается рассказывать о том, что знает довольно поверхностно. Вот сейчас, похоже, выдаёт некое выражение, которые тамошние работники культполитпросвета в голову вложили.

-И чем одно от другого отличаются? Ирсийская конкуренция за покупателей от капиталистической?

-Ну, при капитализме, в том числе и в Палеове, главное, прибыль. Если прибыль падает, а тем более, когда получаются убытки, предприятие закрывается. У ирсийцев же главное — удовлетворения потребностей людей. Руководители предприятий вообще о прибыли не думают. Для них главное — произвести товары, точнее предметы. В Коммуне всегда говорят, что производят не товары, а нужные людям вещи.

-То есть, если предприятие работает в убыток, но его продукция будет пользоваться спросом, оно не закроется? А кто убытки компенсирует?

-Как я понял, на Ирсе вообще нет убытков или прибылей. Предприятие производит свою продукцию. На каждую её единицу затрачивается определённое количество рабочего времени. Правда, считается всё время, начиная от сырья в земле... Например на ваших медных рудниках: центнер руды добывает один человек за день, допустим, что это так. Потом пять человек из этой руды за день выплавляют десять килограмм меди, а четверо делают за день из этого металла десять топоров. То есть, в итоге десять топоров делают за день делают десять человек. Тогда один топор будет стоить один рабочий день".

-Допустим — киваю головой — Принцип понятен.

-И в Ирсе человеку, которому понадобился бы медный топор, пришлось бы отработать рабочий день на производстве тех вещей, которые нужны производителям медных топоров. Например, в сельском хозяйстве.

-Так, подожди — прерываю Лимпора — Получается, что там деньгами служит время?

-Ирсийцы говорят, что, наоборот, в обществе, где существует товары, время превращается в деньги. Искажённая форма рабочего времени, затрачиваемого на производство товара. Ну, или иррациональная. А приведение к рабочему времени — это нахождение того рационального, что существует в деньгах как форме общественной связи.

Какой-то философией потянуло: форма, содержание, прочая муть. Меня же, как человека практичного и приземлённого интересуют вещи сугубо практические.

-Допустим, количество получаемых человеком товаров зависит от времени, которое он работает. Но люди же работают с разной скоростью? Получается, что час работы лентяя и неумехи будет равен часу работы нормального человека?

-В Ирсе в основном работают с помощью машин, которые и задают темп работы. А там, где всё ещё используется ручной труд, всегда есть нормы выработки.

-Понятно, чтобы получить пайку нужно отработать свою норму — вырывается у меня. Псевдоукриец, как ни странно, понял всю фразу правильно, даже про "пайку".

-Если ты, Сонаваралингатаки, хотел сказать, что на Ирсе существует принудительный труд, то это не так. Каждый сам определяет: работать много, чтобы больше потреблять, или же, наоборот, меньше работать, ограничивая свои потребности, но при этом освобождая своё время для отдыха или каких-нибудь своих занятий.

-Получается: приходи на работу, когда хочешь, уходи, когда хочешь?

-Если ты заказал нужное для тебя, то должен отработать столько времени, сколько необходимо на его производство. Но если в следующем месяце ты заказал меньше, то и работать будешь меньше. Я общался с человеком, который работал в общественном производстве меньше ста часов в год. Он жил в своём доме, выращивал еду на огороде, а извне получал только одежду и инструменты, необходимые для возделывания земли и поддержания жилья в порядке. Это крайний случай, но много тех, кто старается работать поменьше, чтобы заниматься любимым делом. Хотя и тех, кто наоборот, работает много, хватает. Причём не обязательно ради потребления. В Институте, например, поголовно энтузиасты работают. Для таких "барщина", мне кажется, скорее необходимый отдых от бумаг, которым они могут пренебречь.

Ну вот, теперь ещё и "барщина" какая-то. Впрочем, нескольких уточняющих вопросов позволили установить, что это всего-навсего жаргонное обозначение обязательного минимума, который должен отработать в производстве материальных благ каждый, не занятый в оном. В общем, что вроде поездок на "картошку" времён моего школьного детства. И отношение у многих к такой отработке соответствующее — как к отдыху от основной деятельности.

От "барщины" беседа неожиданно вырулила на "главный принцип" ирсийского общества. После получасовых расспросов и уточнений удалось прийти примерно к такой формулировке: "Житель Ирса может претендовать только на такой объём производимых в общественном производстве благ, который производится трудом усреднённого работника этого самого общественного производства".

Затем как-то само собой выяснился механизм "примирения" весьма противоречивых, зачастую противоположных, интересов ассоциаций: в общем-то, поскольку каждый человек в Ирсе распоряжаться имел право, в соответствие с "главным принципом", только самим собой и своим рабочим и свободным временем, решалось всё выбором людей, на что тратить это самое время. Не обязательно, конечно, напрямую. Например, если ты интересуешься изучением космоса, и готов ради этого отработать несколько десятков часов, то своё время можешь потратить как на строительство обсерватории или создание телескопа, так и на производство продовольствия или одежды для тех, кто строит обсерваторию или собирает оборудование для неё.

Ну, то есть, это теоретически, конечно, дело добровольное, на что тратить свои время и силы. На практике всегда есть некий перечень "общественно необходимых затрат труда", в которых каждый член общества обязан участвовать: на образование, медицину, общественный порядок и безопасность, содержание детей и стариков с инвалидами. Причём, если идея пенсий по старости и инвалидности для меня была очевидной, то подобное же пособие для детей вызвало некоторое недоумение. В моём мире по большому счёту кормить, одевать и так далее потомство было исключительно обязанностью родителей — детские пособия скорее выглядели издевательством, нежели реальной помощью. У ирсийцев же, как можно было понять из объяснений Лимпора, содержание подрастающего поколения возлагалось на "всех трудоспособных членов общества". Выглядело это как необходимость тратить часть общего рабочего времени на производство детских вещей и продовольствия для "мелких". Шпион не знал всех подробностей, как работала система обеспечения, но вроде бы рассчитано было так, что родители могли заказывать на определённое количество "человеко-часов" каждый месяц одежду, игрушки, продукты и прочее, необходимое чадам. И количество выделяемого на каждого ребёнка было достаточно, с учётом возраста, чтобы тот был одет и накормлен. Теоретическая возможность получить что-то на самих себя из "детского фонда", конечно, была, но "пространство для манёвра" в сравнении с денежными выплатами куда уже. Тем более, если возникало подозрение, что взрослые чего-то "химичат" с детскими пособиями, то органы опеки могли ввести "режим наблюдения", по которому контролировалось, чтобы детские вещи доставались именно этому ребёнку, а не менялись на что-то нужное родителям. Обосновывалась же всеобщая обязанность содержать детей просто: сейчас взрослые кормят ребятишек, а когда они вырастут, то будут точно так же кормить ставших стариками нынешних взрослых.

Впрочем, несмотря на обязательность многих трат, каждый член общества Ирса в принципе мог участвовать в определении того, на что пустить своё рабочее время: государственный "бюджет", смысл которого был в распределении тратящихся на общественные нужды сотен миллионов человеко-часов между образованием, медициной, управлением, обороной с общественным порядком и прочими сферами, всегда широко обсуждался, и каждый гражданин имел право заявить, ради чего он готов "отрабатывать барщину". Причём можно выдавать свои пожелания с разбивкой по разным направлениям. А высказанное должно учитываться, в том числе и путём суммирования пожеланий граждан. Единственное, что не все обитатели Ирса столь осознанно подходили к вопросу: хватало и тех, кто воспринимал "барщину" именно как некую обязанность, а не результат своего собственного выбора. Кроме "активистов" и "пофигистов" ирсийцы делились на отбывающих повинность "от и до", и тратящих лишнее время на то, что они считают важным для себя. Кто в Ассоциации космических исследований, кто в обществе защитников животных. Кстати, приснопамятная "Ассоциация помощи угнетённым народам", деятельность которой, вышедшая на государственный уровень, косвенным образом спасла наш Пеу от повторной карательной экспедиции тюленеловов, тоже ведь начиналась как объединение небольшой кучки активистов, тративших часть своего время на разную деятельность для поддержки борющихся с палеовийцами "чегевар".

На мой вопрос, стоило ли городить весь этот огород с определением всего и вся через время вместо денег, Лимпор только пожал вполне по-земному плечами и ответил: "Ирсийцы не жалуются. Вообще недовольных таким устройством общества мало, насколько я могу судить". Коль собеседник мой помянул про возможных недовольных, у меня сразу же возник вопрос о всякого рода инициативных и предприимчивых гражданах, которые на Земле устраивали разные собственные бизнесы. Уж таким точно на Ирсе некомфортно. Псевдоукриец сначала не понял, чего хочет выяснить тонбе Сонаваралингатаки. Но в конце концов до него дошло. Но, опять же, толком шпион ничего не знал, кроме вытекающего из "главного принципа" ирсийского общества закона, согласно которому, даже если кто-то на Заокраином Западе каким-то образом сможет заполучить в свою частную собственность "свечной заводик", прибыль из этого не получит. По простой причине, что работники на таком заводике должны получать эквивалент всего произведённого продукта за вычетом идущего на общественные нужды. А собственнику полагается в самом лучшем случае компенсация за амортизацию оборудования. Так что смысла в накоплении капитала нет.

Однако ж, в Ирсе существовала довольно разработанная система поощрения для изобретателей, рационализаторов и прочих, кто двигает прогресс в технике и технологиях. В виде дополнительных человеко-часов, продукт которых можно потреблять, не работая в производстве, так сказать, за "былые заслуги". Логика простая: если человек придумал или внедрил что-то, что позволяет тратить на производство, скажем, колбасы, в два раза меньше времени, чем раньше, благодаря чему теперь всю нужную ирсийцам колбасу делают не за сто тысяч часов, а всего за пятьдесят тысяч, то почему бы не дать возможность такому гражданину получить тысячу или две часов "в подарок", коль благодаря ему удаётся экономить куда больше времени.

Чисто теоретически, если изобретательный индивид смог получить за свою полезную для общества деятельность очень много человеко-часов, то ничто не мешало ему заказать на них хоть целый завод и назвать именем себя любимого. В принципе, желающий поиграть в капиталиста даже имел право вполне официально и законно стать директором по своей инициативе построенного предприятия, если его продукция кому-то нужна. Для этого только следовало разместить информацию о предполагаемых "товарах" на местных "досках объявлений" или в соответствующих разделах общенациональной информационной сети — а если появляются потребители, то, разумеется, должны быть и те, кто заказанное будет производить.

Впрочем, вся эта бурная деятельность в итоге могла принести такому вот организатору нового предприятия разве что моральное удовлетворение: никакой законной прибыли с "собственного бизнеса" получить невозможно, а вознаграждение за выполнение управленческих функций на Ирсе не может превышать двух-трёх "зарплат", то есть фонда потребления "усреднённого работника".

Когда Лимпор обронил ненароком о некоем неравенстве доходов ирсийцев, я тут же начал вытягивать из него подробности. Но, как и почти обо всём остальном, познания псевдоукрийца в этом вопросе являли смесь запомненных им фраз из учебника по тамошнему "Обществоведению" и случайно услышанного или увиденного. Официальная ирсийская идеология существующее неравенство (причём в сравнении, как с Землёй, так и Палеове и прочими странами Ихемы весьма невысокое) при делёжке общественного пирога постулировала как "дань", которую остальные члены общества платят занятым управлении производством и обществом. При этом "дурным тоном" считался слишком высокий коэффициент, на который умножалось рабочее время начальника в сравнении с рабочим временем "простого" работника. Настолько, что на многих предприятиях внутренние уставы никакого различия в доходах руководства и рабочего "у станка" не допускали.

Кстати говоря, столь же молчаливо осуждаемым окружающими и "обществом в целом" было единоличное использование всего вознаграждения за изобретения или рацпредложения: хорошим тоном считалось протратить эти "часы" совместно с теми же коллегами по работе, соседями или "всеми людьми доброй воли". Когда агент Заокраиного Запада излагал мне данный момент, сразу же вспомнился милый папуасский обычай "доить" экономически успешного соплеменника "всем колхозом", столь мешающий развитию предпринимательства среди подданных типулу-таками.

Ещё более "крутым" и правильным считалось гордо отказаться от положенного вознаграждения — либо аннулировав "наградное время" (как несколько непонятно пояснил Лимпор, в сущности, это означает, что человек делится им со всем обществом), либо же пожертвовать его на что-то нужное — обустройство детской площадки, например. По идее говоря, когда человек за свой счёт заказывает строительство завода, то это такое же пожертвование на полезное для других людей дело.

Тут меня неожиданно посетила мысль: а ведь, при формальном равенстве всех ирсийцев, по факту получается, что среди них есть те, кто "более равен". Просто люди там делятся не на бедных или богатых, а на тех, кто может распределять по разным видам работ время "одного человека", которое тратится на удовлетворение его собственных потребностей, и тех, кто имеет право распоряжаться рабочим временем многих сотен или даже тысяч человек — причём не потому, что является начальником, а потому, что ему "должно общество". Пробую донести своё открытие до своего собеседника. Но тот, похоже, не понимает, чего меня это так взбудоражило: то ли для него само собой разумеется, то ли, наоборот, Лимпор не понимает всей "механики".

Зато псевдоукриец позабавил историей про одного "идейного капиталиста". Об обстоятельствах смерти, приведшей того в Ирс, брошюра? из которой шпион и ознакомился с данным курьёзом, умалчивала. Вдобавок ко всему малознакомый с земными реалиями воспитанник палеовийской гимназии не смог объяснить, откуда именно родом был покойный владелец собственного бизнеса, возмущённый до глубины души "проклятыми коммунистами", не дающими развернуться его предпринимательскому таланту и заново осуществить "американскую мечту".

Поработав несколько лет на "коммуняк" и "сколотив первоначальный капитал" благодаря недюжинной способности рационализировать рабочее пространство и оптимизировать довольно рутинные и тривиальные процессы в ходе производства, сей господин решается "открыть своё собственное дело". Будучи прагматиком и циником, он действует сугубо в рамках ирсийского законодательства: пользуясь "наградными часами" заказывает в соответствующих НИИ проект завода по производству газированных напитков, разработку рецептуры, собирает команду из походящих, по его мнению, людей, с которыми сталкивался за годы жизни в Коммуне, проводит настоящую рекламную кампанию. Запускает предприятие, налаживает выпуск доброй дюжины наименований газировки, пользовавшейся бешеным спросом, особенно у тех, кто с Земли помнил о "Кока-коле" и "Пепси". И снова накапливает просто фантастическое количество "часов", которыми имеет право распоряжаться по своему усмотрению. Настолько большое, что их хватает на строительство нескольких новых заводов "колы" в разных частях Ирса. Старость сей гражданин встретил в роли создателя настоящего многоотраслевого концерна из трёх десятков предприятий, обладателя кучи медалей и орденов за "заслуги перед обществом", вдобавок ко всему, активного "спонсора" научных исследований. При этом он гордился тем, что утёр нос "проклятым комми", "показав, на что способен настоящий предприниматель".

Пожалуй, если бы рассказанное об экономическом устройстве Ирса мне довелось послушать лет двадцать назад, до попадания на Пеу и всех перипетий, что случались на моём пути от деревенского сумасшедшего до премьер-министра Великой Даринги, я бы покрутил пальцем у виска: дескать, какой только ерунды "эти коммуняки" не напридумывают. Но опыт, сперва организации медеплавильной промышленности и ирригационных работ в Бонко, а потом и куда более масштабных проектов, охватывавших целые племенные области, когда приходилось перемешать сотни и даже тысячи работников из Вэйхона в Бунсан, а из Тинсока в Талу и Мар-Хон, в общем-то, говорил, что по сути, ничего, кроме людей с их умениями и знаниями нет. А более совершенные или мощные орудия, которые удавалось дать папуасам, помогали освободить столь нужные для "пырг-хрыша" "рабочие руки" от ковыряния полей коя и баки деревянными палками. И всё управление экономикой сводилось, в итоге, к тому, чтобы направлять, иной раз пинками, высвободившихся из сельского хозяйства в промышленность и прочие сферы деятельности.

Беседа о стране Ирс настолько затянула меня, что я с некоторым неудовольствием пожал плечами, когда Кутукори, с виноватым видом пролепетал, что "Сонаваралингатаки велел напомнить ему о встрече с тонбе Пагукусуме, который уже ожидает..."

-Увы, уважаемый Лимпор, приходится прервать столь интересную и познавательную беседу — произношу с искренним сожалением, вставая из-за стола — Дела.

Последнее слово прозвучало у меня чуть ли не извинительно. Агент Заокраиного Запада понимающе улыбается, кивая головой.

Шеф столичной полиции, ожидал возле моего рабочего кабинета. Это с ирсийским шпионом разговоры после превращения его из арестованного в гостя Солнцеликой и Духами Хранимой протекают в непринуждённой обстановке. Чиновников же приходится принимать сугубо по-деловому.

В отличие от своего предшественника на этом посту, сотника текокских регоев Кахилурегуи, явившийся на доклад капутану принадлежал к новому поколению, прошедшему Обитель Сынов Достойных Отцов. Служба рядовым, а затем десятником в "пану макаки", и пребывание на должности второго помощника начальника городской стражи, по мнению Шонека, который курировал до недавних пор наше "кадровое управление" позволила оценить деловые качества отпрыска семейства потомственных столичных регоев достаточно высоко, чтобы рекомендовать того в заместители к Кахилурегуи. Выбор тенхорабитского Вестника оказался весьма удачен, и уже через два года Пагукусуме тянул на себе практически полное руководство ловлей преступников в одном из самых проблемных в криминальном плане городов острова. Формальный же начальник со спокойной душой занимался тем, что у него хорошо получалось — а именно, возглавлял периодические облавы на окраинах. Ещё через три года бравого сотника, помнившего ещё Пилапи Великого, аккуратно оттерли от всех полицейских дел, назначив командиром существующего сугубо формально соединения из всех трёх столичных ополченческих батальонов-цабов — вроде бы повысили человека в должности, придав ему в подчинение полторы тысячи человек в военное время, а по сути, превратили в "свадебного генерала". Ну, мне, чтобы не обидеть хорошего человека, лишней должности не жалко — в конечном счёте, не его вина, что уже не соответствует требованиям времени. Молодые лейтенанты, командующие батальонами тенукского ополчения, справлялись с обязанностями по первичному военному обучению и без заслуженного ветерана, но должную долю почтения к осколку старой эпохи проявляли. Причём мне даже не пришлось проводить с ними разъяснительную работу на этот счёт — минимальное уважение к возрасту у папуасского молодняка никуда не девалось, а старику Кахилурегуи хватало ума понимать границы своей некомпетентности и устарелости знаний с умениями в новых условиях и не лезть в работу командиров цабов и их помощников, довольствуясь принятием парадов и участием в пирушках офицеров и унтеров, где всегда пользовался вниманием публики со своими рассказами о былых, практически легендарных, временах.

Ну а Пагукусуме, став официальным шефом столичного УВД, продолжил превращение городской стражи Тенука в хоть что-то похожее на американскую полицию или российскую милицию: кроме умеющих орудовать дубинками и мечами регоев, какие-никакие детективы, способные искать улики и использовать их для поиска преступников, в штате появились практически вместе с выпускником Обители Сынов Достойных Отцов, но теперь им в помощь в архивах стали накапливаться толстые папки с информацией на обитателей криминальных углов города; да и с осведомителями из числа уголовной и околоуголовной публики работа пошла более вдумчивая и деликатная — наряду с прежним мордобитием, путём которого выколачивалась информация, применялись и иные способы развязывать языки у уличной шпаны и скупщиков краденного, а связи стукачей с органами правопорядка теперь старались оставлять втайне от их "коллег".

Шеф столичной полиции опыт общения с Сонаваралингой-таки уже имел, потому стразу переходит к делу, ограничившись коротким, по папуасским меркам, приветствием — вот за это я люблю молодёжь, что она начинает мало-помалу откровенно забивать на старые туземные ритуалы. Говорил же Пагукусуме о вещах не очень приятных. Впрочем, иного от начальника подобной структуры и не ожидалось.

По идее говоря, информация, которую сейчас выдавал капитан, должна была поступить мне от политического отделения полиции или контрразведки, а отнюдь не от ведомства, больше занятого наведением порядка в трущобах и ловлей уголовников. Но, однако ж, об очередной проблеме узнаю от Пагукусуме, а не от Кутны-Набала.

Офицер, закончив говорить, выжидающе смотрит на меня: "Дескать, что делать будем?" И получает в ответ: "Спасибо, капутану Пагукусуме, за службу. Можешь идти. Я буду думать". А чего ещё можно в такой ситуации сказать.... Главный столичный полицейский покидает мой кабинет в сильном недоумении.

Мне же вдруг стало даже смешно: как от озадаченности молодого капитана, по мнению которого следовало немедленно кого-то хватать и наказывать, проявленным Сонаваралингой-таки равнодушием, так и от обнаружения оппозиции "слева" практически одновременно с мятежом консервативных элементов. А как ещё квалифицировать обнаруженных Пагукусуме радикальных тенхорабитов-"воителей", массово вербующих, оказывается, неофитов среди тенукских ремесленников и обитателей трущоб; имеющих уже пару своих молельных домов, отдельных от единоверцев более традиционного толка; и даже проникших в столичное ополчение на младшие офицерские и унтерские должности. Например, в сохранившем полную лояльность во время путча "Истинных дареоев" Сто двадцать седьмом цабе двумя сотнями из трёх командовали "воители".

Если честно, когда только начиналось моё сотрудничество с Идущими По Пути Света и Истины, я как-то не придавал значения периодическим выпадам Шонека в адрес неких Ревнителей и Воителей, которые Вестник допускал в своих рассказах о внутренней тенхорабитской "кухне". Чуть позже стало понятно, что монолитное единство представителей этой религии таковым кажется только для сугубо поверхностного наблюдателя, а на самом деле среди тенхорабитов до фига течений и толков. Старый тоутец, правда, для всех них был авторитетом, и пока у Шонека хватало сил, все эти разногласия в общине выходцев из Внутриморья проходили у меня где-то на уровне споров "остро— и тупоконечников". Но в последнее время дед серьёзно сдал, больше времени проводя в Среднем Талу, хвойные рощи которого оказались самым благоприятным местом во всём Пеу для его здоровья. Равного же Вестнику по авторитету для всех без исключения Людей Света и Истины среди переселившихся на наш остров не нашлось. Вот и полезли Ревнители с Воителями из щелей. Впрочем, первые, сторонники соблюдения целой кучи заповедей и ограничений, достающие более умеренных единоверцев постоянными нападками за уступки язычеству, были по большому счёту головной болью собственно тенхорабитской общины. Ну, разве что старина Хошчай-Кхшунар одно время пытался достучаться до душ туземцев пламенными проповедями, переходящими в обличительные речи, на улицах Мар-Хона, по итогам которых благодарные слушатели частенько стучали ему по физиономии. А вот исповедуемые вторыми уравнительные идеи в духе "казарменного коммунизма" вкупе с готовностью эти идеи претворять в жизнь любыми методами вплоть до грубой силы пришлись по душе многим папуасам.

По большому счёту, поборники Света и Истины даже в самых "тенхорабитских" районах острова по-прежнему в меньшинстве, а уж на фоне аграрно-архаичного окружения очагов прогресса их вообще мизер. На данный момент заморскую религию исповедует от силы пять процентов туземного населения. Причём в эти проценты входят все: от упоротых Ревнителей до тех, кто раз в полгода появляется в молельном доме или участвует в шествиях на День Провозглашения Вести. Однако из земной истории я прекрасно помнил, что сплочённое меньшинство запросто может навязать свою волю аморфному большинству.

С другой стороны — предъявить Воителям то и нечего. Собственные места для молитв и собраний организуют — так у нас свобода вероисповедования полная. В ополчение попадают на командные должности — так отслужившие в армии и хорошо себя там зарекомендовавшие. Коммунизм свой уравнительный практикуют исключительно в рамках своей общины. Заговоров вроде бы не плетут — по крайней мере, внедрённые к ним Пагукусуме информаторы ни о чём подобном не сообщали. О столкновениях столичных молодёжных банд, придерживающихся "воительской" идеологии с такими же объединениями, сколоченных по месту рождения или случайному подбору участников — сексоты сообщали. О патрулировании "своих" кварталов группами, вооружёнными дубинками и ножами,— тоже. Даже о конфликтах с умеренными тенхорабитами и то была информация. А о какой бы то ни было агитации за свержение монархии — никаких упоминаний. В общем — чуть ли не идеальные подданные. Но чует моё сердце, будут ещё с этой публикой проблемы.

 
↓ Содержание ↓
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх