| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Приступим, братья… и сестры! — Гамилькон повернулся к шахте реактора, увенчанной изображением толстого и мрачного существа, отлитого из блестящего медного сплава, в два человеческих роста, с красными горящими глазами. Существо чем-то напоминало сидящего Будду, которому поклонялись восточные варвары, но даже самый наивный буддист не смог бы их перепутать. (Сам реактор, никелированный купол, укрытый гудящим силовым полем, находился на три яруса ниже). Жрец поклонился идолу и всплеснул руками. — Восславим Баал-Халаля, Отца нашего и господина!
— Восславим Баала! — одновременно откликнулись все карфагеняне и одна лже-ибарзелианка. Это никого не смутило, многие граждане Ибарзели, Дармании, Итикима и других бывших карфагенских колоний до сих пор поклонялись пуническим богам.
— Свет к небесам стремится, Солнце над морем встало, даже скоты и птицы славу поют Баалу!
— Слава Баалу!
— Отец наш, пошли нам благополучный полет и защити в долгом пути через твои бесконечные владения!
— Слава Баалу!
— Баал-Халаль, прими эту жертву! Пусть эта кровь насытит тебя, и да не прольется на этом корабле более не капли крови до нашего возвращения домой!
— Слава Баалу!
Один из помощников протянул жрецу большую белоснежную коробку. Офицер Храмовой Службы опустил в нее руки и извлек содержимое. На свет появился упитанный розовый младенец. Очевидно, ребенка недавно покормили, поэтому он не кричал, а только улыбался и стрелял глазами. Капитан присмотрелся; это была девочка.
— Слава Баалу!!! — в очередной раз воскликнул жрец, и снова ему отвечал многоголосый хор. Идол тем временем претерпел трансформацию. Он медленно распахнул огромную пасть, украшенную двумя рядами острых медных зубов. Из пасти метнулся язык пламени. Жрец поднялся по лестнице, осторожно протянул ребенка и опустил его прямо в рот идола. Едва он успел отдернуть руки, как пасть захлопнулась. Криков никто не услышал. Глаза Баала мигнули, гудение силового поля прекратилось на ничтожную долю секунды, но тут же вернулось в прежний режим.
— Слава Баалу! Он принял нашу жертву!
— Слава Баалу!!!
— А это правда, что гесперийцы приносят в жертву 15-16-летних девственниц? — шепнула Гафни, наклонившись к уху капитана.
— Правда, — кивнул Замабал с гримасой отвращения на лице. — Грязные бессердечные варвары!
* * *
— Cui prodest? — спросил Сервилий Кар, проконсул Антиоха. — Кому выгодна эта война?
Сатрап Гераклий только пожал плечами.
Они сидели в том же кабинете, у экрана, на котором красовался голубой диск Александра. Римлянин явился с очередным визитом вежливости. Несмотря на войну, в Солнечной системе продолжали сохраняться Особые Отношения, выгодные всем участникам конфликта.
Римский проконсул был тридцати пяти лет от роду, ненамного моложе Гераклия. («Странно, — подумал сатрап, — мы покорили звезды, но средняя продолжительность жизни почти не изменилась с античных времен. Наверно, это оборотная сторона фалеры, плата за галактическое могущество…») Его профиль можно было лепить на римских монетах. В остальном его внешность являлась весьма заурядной, как и произносимая речь.
— Я могу понять и объяснить войны, бушевавшие на Земли в докосмическую эру, — продолжал римлянин, — но за что мы воюем теперь? За землю и воду? В Галактике тысячи свободных планет, их должно хватить всем! Так почему в космосе до сих пор не воцарился вечный мир?!
— Почему люди не летают? — ответил македонец. — В чем смысл жизни? Кто виноват и что делать?! — одновременно с последним восклицанием он вдавил одну из многочисленных кнопок на своем столе. — Достаточно. Теперь нас не смогут подслушать, да и увидеть тоже. А те, кто попытаются, увидят — или услышат — лишь ту самую запись годичной давности.
Сервилий Кар улыбнулся и покинул свое кресло; Гераклий поднялся ему навстречу. Они крепко обнялись, их губы нашли друг друга и слились в горячем поцелуе.
— Я так соскучился, — прошептал Гераклий, с трудом оторвавшись от своего гостя.
— Я тоже, — отвечал римский офицер. — Я чуть с ума не сошел! Если бы ты только знал…
— Потом, потом, — сатрап Гефестиона крепко схватил своего друга за руку и увлек за собой, в соседнюю комнату…
...............................
— А давай плюнем на все и сбежим! — предложил Сервилий полчаса спустя.
— Куда? — грустно спросил Гераклий, изучая потолок.
— Вселенная гораздо больше Святой Троицы. Мы можем попросить — и получить — политическое убежище в целой дюжине галактических держав.
— Во время войны? — прошептал Гераклий. — Предательство…
— Слишком громкое слово, — поморщился римлянин. — Я не предлагаю тебе надеть римскую форму и выдать Сенату все секреты Космократии. И я не собираюсь делать ничего подобного. Сдадим посты заместителям, они только рады будут. На фронтах в нас не нуждаются, — как и македонец, проконсул Антиоха получил свой пост после тяжелого ранения, — Солнечная система как-нибудь обойдется без нас.
— Никогда не вернуться на родину… — продолжал размышлять вслух сатрап Гефестиона.
— Что для тебя родина, Гераклий? Безвоздушное пространство объемом в миллион кубических парсеков? Земля? Македония? Этот богами забытый спутник?
— Я родился на космическом корабле, на полпути между Дарманским и Пуническим Космосом, — признался македонец.
— Ты рассказывал мне об этом. Тогда что тебя держит здесь? — Сервилий Кар приподнялся и уперся локтем в подушку. — Или наша любовь для тебя ничего не значит? Неужели ты будешь скучать по этой дурацкой войне?!
— Нет, — отвечал сатрап Гераклий. — Но я буду скучать по тебе.
VI. Memento servitudinem
Аттилий очнулся в клетке. Судя по всему, клетка находилась в трюме корабля, совершенно пустом. (Хотя здесь могли быть и другие отсеки). К запахам он уже начал привыкать, но здесь они нарушали всякие границы добра и зла. Скафандр и оружие у него отобрали, оставив лишь потертую форму, из чего Аттилий сделал вывод, что никто никому больше не доверяет. Подробное изучение клетки показало полное отсутствие дверей и замков. Такое впечатление, что клетку собрали целиком из толстых титановых прутьев, предварительно засунув в нее пленника. Не сразу, но римский офицер опознал эту загадочную конструкцию. Это было гнусное изобретение африканских работорговцев. В таких клетках перевозили несчастных рабов. В молодости Аттилию довелось послужить на военном звездолете, основной задачей которого была охота на работорговцев. Обычно римляне расстреливали на месте весь экипаж, освобождали рабов — и тут же продавали их на ближайшем римском рынке, тем самым поддерживая на плаву экономику Универсальной Республики.
Время от времени ему приносили еду. Молчаливый желтолицый космонавт проталкивал через прутья несколько пакетов и уходил, не реагируя на вопросы и оскорбительные жесты. Примерно раз в сутки через трюм пропускали поток дистилированной воды, который смывал практически все, кроме самого трибуна Аттилия. Когда это случилось в первый раз, римлянин даже подумал, что его собираются утопить. Запахи, впрочем, никуда не исчезали. Аттилий начал подозревать, что такое состояние атмосферы здесь поддерживается искусственно.
Все это время, судя по вибрации, переменам в силе тяжести и прочим побочным эффектам, корабль куда-то двигался. О судьбе своего собственного корабля Аттилий мог только фантазировать. Вот будет здорово, если эти подонки попробуют заглянуть в реактор, подумал он.
Неделю спустя его навестил капитан Дамба. В руках чернокожий бандит держал свернутый в трубку пергамент компьютерной распечатки.
— О вас пишут интересные вещи, трибун Аттилий, — без всяких предисловий заявил капитан.
— Кто? — равнодушно поинтересовался римлянин, сидевший на полу в одном из углов клетки. Мгновение спустя он оживился. — Ушам не верю, на этом корабле умеют разговаривать!
— Вы понимаете пунический язык? — Дамба проигнорировал его последнее восклицание. — Мне бы не хотелось искажать оригинал грубым переводом…
— Понимаю, — кивнул Аттилий.
— «Имя — Клавдий Аттилий Паролон. Звание — старший военный трибун. Космический Флот Универсальной Римской Республики. Командир тяжелой триремы «Гнев Юпитера», бортовой номер XLM-IIIVI». Так… год рождения, прежние должности, награды… это нам сейчас неинтересно… Ага! «После сражения с карфагенской биремой «Лоно Астарты» в системе Альфы Базилеуса такого-то числа текущего года, взят в плен союзниками. С разрешения старшего офицера флотилии, антинаварха Ипсилантиуса, сына Диомеда Кротонского, совершил ритуальное самоубийство. «Гнев Юпитера» с Аттилием на борту был сожжен в солнечной короне. Дело закрыто». А это, — Дамба прокрутил пергамент, — ваше досье из македонской военной разведки. «…совершил ритуальное самоубийство…», — прочитал капитан по-гречески. — Удивительное сходство! А вот и тактическая карточка вашего корабля. «Уничтожен (сгорел) в хромосфере Альфы Базилеуса». Жаль, — Дамба свернул пергамент, — мы не имеем доступа к республиканским архивам. Неужели и там вы числитесь погибшим? Не правда ли странно, через четыре дня после вашей смерти — и уничтожения вашего корабля — вы оба, живые и почти здоровые, попадаетесь нам на глаза? Как вы это можете объяснить?
— Я договорился с Плутоном, — пожал плечами Аттилий. — Отомстить врагам, исполнить предсказание оракула, все такое… Властелин царства мертвых согласился ненадолго отпустить меня в мир живых.
— Я не верю в римских богов, — нахмурился Дамба, — но вряд ли они простят вам подобное кощунство. ПРАВДУ!
— Эти придурки упустили меня, — снова пожал плечами трибун. — Я увел «Гнев Юпитера» прямо из-под их греческих носов. Разумеется, они не хотели выглядеть полными идиотами, и поэтому состряпали лживый доклад о гибели…
— Каким образом? — перебил его Дамба. — Когда мы вас нашли, все ваши двигатели были безнадежно испорчены!
— Вы что-то перепутали, — хладнокровно ответил Аттилий. — Осмотрите корабль еще раз.
— Нет, — покачал головой капитан, — этим займутся пуны. Жаль, мы бы хотели сохранить «Гнев Юпитера», но африканцы готовы поменять его на новенькую бирему дарманской постройки. Лучше, чем ничего.
— Поменять? — переспросил римлянин.
— Да, и вас тоже. Они весьма заинтересовались вашим чудесным спасением, — сообщил Дамба.
— А я-то думал, — Аттилий попытался изобразить презрение, — что вы борец за справедливость, героический защитник человечества от кровожадных инопланетных ящеров! Оказывается, я имел дело с обычным карфагенским шпионом!
— Мне плевать, что вы обо мне думали, — равнодушно ответил капитан «Непреклонного». — Вы отказались принять участие в нашей борьбе. Ваши дурацкие войны нас не интересуют, разбирайтесь с пунийцами сами. — Дамба резко повернулся и покинул трюм. После чего возобновились визиты немого кормильщика и ежедневные водопады. Оставалось только ждать. Дамба не счел нужным рассказать, когда состоится обмен, но вряд ли его будут откладывать до бесконечности.
Несколько дней спустя Аттилий проснулся от сильного толчка. (В трюме постоянного горел свет, поэтому трибун ложился спать, когда ему вздумается. Однажды он не рассчитал и был разбужен очередным водопадом). Еще один толчок… и еще… а этот был особенно сильным, от него, должно быть, содрогнулся весь корабль. Где-то на верхней палубе завопила сирена.
«Стреляют», — понял Аттилий. — «Космос пропитан смертью, берегись — идет звездная война!»
Корабль тряхнуло еще раз. Римлянин впечатался в прутья клетки. Потом снова, но уже в те прутья, что изображали потолок. Потом наступила тишина, отягощенная потерей сознания.
Едва очнувшись, Аттилий понял, что у клетки собралась целая толпа (не менее трех человек, судя по шести ногам), которая его внимательно изучает. Римлянин приподнял глаза и тут же пожалел об этом.
Владельцы ног сняли шлемы своих (снова) необычных скафандров и задумчиво уставились на Аттилия всеми девятью глазами.
«Хреновы инопланетяне», — на какое-то мгновение похолодел трибун, но быстро пришел в себя.
— Кто-нибудь из вас, уродов, говорит на человеческих языках? — поинтересовался Аттилий, медленно поднимаясь с пола.
— Не торопись оскорблять нас, человек, — проскрипело одно из существ на слишком грамотной латыни. Ну и рожи… Да нет, на второй взгляд они вполне симпатичные, куда лучше тех же тарбозавров. Их неведомый создатель взял кусок свежей сырой телятины, вылепил из нее подобие человеческой головы с кошачьими ушами и зачем-то добавил третий глаз в центр переносицы. Глаза… С тяжелыми веками, ресницами и круглыми зрачками. Третий глаз не отличается от нижних. У этого они серые, у этого — зеленые, а у знатока латыни тоже зеленые, кроме правого, он — коричневый. Носы почти человеческие, только очень толстые; и такие же толстые губы. Говоривший пришелец приоткрыл рот; вот зубы у него были совсем человеческие! Белые и прямые, никаких тебе желтых клыков.
Одна проблема: в очень коротком списке встреченных человечеством разумных инопланетных рас такие существа не присутствуют.
— Римский офицер? — проскрипел инопланетный полиглот.
— Так точно. Старший военный трибун Клавдий…
— Прости, ты нам неинтересен.
И ошеломленный Аттилий остался в трюме один. Несколько минут спустя на корабле наступила полная невесомость. Еще через несколько часов, среди прочего мусора, двух трупов и одной человеческой головы, в трюм заплыл атомный баллистер военного образца.
* * *
— Истину вам говорю, — захлебываясь от восторга, говорила молодая патрицианка, — Александр был велик! Он был самый лучший! Он мог победить всех! Нам всем очень повезло, что он умер молодым! Иначе бы вся Галактика сегодня говорила по-гречески!
Слушателей Римской Военной Академии слегка потрясло подобное восхваление одного из самых ярких символов Космократии. Пожалуй, диктатор Мезон мог бы отправить оратора на казнь за такие речи. Но Антония Северина, императрица Римской Республики, будучи национальной героиней, могла многое себе позволить.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
