Убить менестреля Часть 1

— А кто! Сказал! Что! Я! Собираюсь! Жить?! — каждое слово он сопровождал точным выстрелом. — Я! Лишь! Собираюсь! Продать! Свою! Жизнь! Подороже!!!

С последним словом Дон превзошёл сам себя — вихрь стрел сорвался с тетивы, накрывая оставшиеся на плаву лодки. Вот их осталось три, две, одна...

Стрелы, летящие к последней лодке, внезапно рассыпались чёрным пеплом. Воздушный кулак, последовавший за ними, бесследно растаял в воздухе.

Дон присмотрелся к лодке повнимательнее. Помимо гребцов, в ней находились две особы, от которых так и веяло потусторонней жутью. Одна из них совершала колдовские пассы, оберегая лодку от атак. А вторая, очень напоминающая обезьянку, скромно пристроилась в углу лодки, и Дон поначалу не принял её во внимание. Но Обезьянку выдал взгляд, украдкой брошенный на город. В этом взгляде горела такая ярость, такая всепоглощающая ненависть и жуткая злоба, что Дон отшатнулся. "Город им сдавать нельзя ни в коем случае" — понял он со всей определённостью.

Колдунья взмахнула рукой, и лодка застыла вместе с водою вокруг.

Обезьянка неторопливо поднялась и с ухмылочкой повернулась к городу.

— Эй, вы! — её голос, усиленный магией, разнёсся далеко вокруг. — Проклятые шовинисты и угнетатели! Кончилось ваше время, и вы заплатите за всё! С угнетением женщин будет покончено, по крайней мере, в этом городе! Мы восстановим равноправие, и шовинисты пожалеют обо всём! Женщины не хуже мужчин, а наоборот — намного лучше! Пришла пора покончить с тысячелетним женским рабством!

— Каким ещё рабством? — не выдержала Ласталайка. — Это ерунда!

— Женщина занимает угнетённое положение в обществе, в центре которого стоит мужчина! Женщины меньше зарабатывают! — провозгласила Обезьянка. — Вас загнали на кухни, заставили выходить замуж и рожать детей! Это недопустимо! Мы добьёмся вашего освобождения и раскрепощения!

— С ума сошла? — поинтересовалась Ласталайка. — Меньше зарабатываем, потому что меньше работаем. А замуж мы выходим добровольно...

— Супружество — это инструмент угнетения! — последовал визгливый ответ. — Ты поддерживаешь мужской шовинизм! Ты, и подобные тебе эльфийские менестрели поют в основном про мужчин, что недопустимо! Пусть поют про женщин или не поют вообще! Смерть им!

Дон придержал за плечо Ласталайку, которая определённо собиралась высказать в ответ нечто совершенно нелицеприятное.

— Кажись, я понял суть их воззрений, — шепнул он ей на ухо. — Обычным способом их не переспорить, поэтому попробуем вот так...

Дон набрал воздух в грудь и громко провозгласил:

— Есть шовинизм, который ещё опаснее!!! Это лингвистический шовинизм! От угнетения страдают те, чьё имя начинается на "Д".

Дон оглядел впавших в ступор атакующих и вдохновенно продолжил:

— Мы, люди, чьё имя начинается на "Д", не только не хуже всех остальных, но даже и лучше. Поэтому у нас должно быть больше прав, ибо нам сильно достаётся в проклятом шовинистическом мире. Буква, с которой мы вынуждены начинать своё имя — не первая, не вторая и даже не третья, а пятая! Нас сознательно отодвинули на пятое место! Более того, мы вынуждены при написании имени начинать его с буквы "Д", мы не можем написать в начале своей фамилии другую букву. Это несправедливо, поэтому надо заставить всех остальных тоже начинать своё имя с буквы "Д".

Дон выдержал паузу, любуясь на результат своих трудов, и снова принялся вещать:

— Нужно обязать менестрелей сочинять специальные баллады для людей, чьё имя начинается на "Д". А от сочинителей других песен требовать, чтобы они в обязательном порядке писали про ущемлённую ныне группу людей. Или даже лучше всем остальным вообще запретить сочинять песни. Более того! Если в балладе нет главного героя, у которого имя начинается с "Д" — судить менестреля! Пусть знают, с кем имеют дело!

Дон откашлялся и вновь заговорил:

— И ещё! Тем, чьё имя начинается на "Д", нужно больше платить! А то как-то мало мы зарабатываем по сравнению с теми, у кого не на "Д" имя. Следует также снять непосильный груз какого-либо труда с наших плеч. Трудиться должны те, у кого имя начинается с другой буквы. Все, у кого чьё имя начинается не на "Д", будут жить в резервациях, потому что мы прогрессивнее, чем они. Или хотя бы дать нам больше прав, чем им. А все, кто со мной не согласен — шовинисты!

Дон гордо обозрел ряды атакующих. У тех не нашлось ничего, что можно было бы возразить. Обезьянка хлопала вытаращенными глазами, и её хитрая мордочка выглядела донельзя глупой. Ласталайка же едва сдерживала смех.

— Превосходно! — хихикнула она. — Они теперь до вечера не опомнятся!

Но Обезьянка уже пришла в себя. На её личике проступило выражение запредельной ярости, с которым она обернулась к осаждающим, столпившимся на берегу, и подала условный знак. После чего обернулась к осаждённым, и Дон с удивлением заметил, что ярость уступила место улыбке предвкушения.

— У тебя неплохо подвешен язык, — провизжала она, обращаясь к Дону. — Но посмотрим, что ты сможешь противопоставить не Слову или Стали, а магии Смерти!

Рядом вздрогнула Ласталайка, не отрывающая остановившегося взора от противоположного берега. Дон проследил за её взором — и его тоже пронзила дрожь.

На противоположном берегу особняком стояли шесть фигур, совершающих магические пассы — и в центре импровизированного шестиугольника росла воронка смерча, чёрного как ночь. И даже при обычном взгляде на изделие магии колдуний начинала кружиться голова и ноги становились ватными.

— Останови его... — прошептала Ласталайка. — Он высасывает жизнь, и если его напустят на город — конец!

Дон живо вообразил себе эту картину — безжизненный город, заполненный лишь мёртвыми телами защитников — и содрогнулся. Непослушная рука нащупала в колчане единственную стрелу, от которой всё равно не было никакого проку — до колдуний было никак не меньше двух полётов стрелы. Что же делать? Полуэльфийка пыталась воздействовать на воду, но у неё не получалось — волны достигали лишь половины человеческого роста в высоту. Обезьянка в лодке злобно захихикала, и Ласталайка в сердцах стукнула кулаком по каменной стене. В ответ на это река плеснула волной в человеческий рост, к тому же недалеко от лодки — и лодка накренилась, черпнула воду бортом и медленно пошла на дно.

Порыв ветра взъерошил волосы Ласталайки, мазнувшие Дона по лицу, и заставил смерч изогнуться, но колдуньи мгновенно восстановили контроль. Однако у Дона уже появилась идея. Наложив стрелу на тетиву, он пустил её в полёт — и тут же ухватил воздушный поток, заставляя его поддерживать стрелу, не давать ей упасть раньше срока и нестись точно в цель. Управление воздухом на таком расстоянии потребовало всех магических ресурсов, но главное — их хватило. Стрела вошла одной из колдуний точно в затылок.

Смерч дёрнулся и разлетелся во все стороны, презрев усилия колдуний его удержать, и обратив их самих в разлетающиеся по ветру хлопья пепла. Дон в оцепенении следил за приближением жалких остатков смерча к городу, но Ласталайка его дёрнула за руку, увлекая под защиту каменного выступа.

— Извини, я... — начал было оправдываться Дон, сознавая, что прижался к ней всё-таки слишком близко — но Ласталайка прервала его извинения, впившись в губы человека долгим поцелуем.

— Но зачем? — ошеломлённо вымолвил Дон, когда долгий поцелуй всё же прервался.

— Разве тебе не понравилось? — лукаво улыбнулась Ласталайка, нежно поглаживая его по щеке — в этот момент она была как никогда похожа на Миралиссу.

— Я этого не говорил, — подмигнул ей Дон. — Но я бы хотел понять...

— Это терапия, — пояснила полуэльфийка. — Нужно как-то заглушить боль в твоём сердце и облегчить твои страдания. Полностью вернуть волю к жизни это тебе не поможет, — Ласталайка сделала паузу и решительно закончила:

— Но на некоторое время — отвлечёт.

И губы человека и эльфийки вновь соприкоснулись — надолго.

— Целуетесь? — раздался позади чей-то неприятный голос.

Дон обернулся, приходя в себя и возвращаясь с небес на землю. Стоящая неподалёку троица бесцеремонно разглядывала их. Центральная фигура — мужчина в дорогой одежде — щёлкнул пальцами, и стоящий слева от него низкорослый крепыш, похожий на гнома, прятавший до того руку за спиной, выволок вперёд уже знакомого паренька. Ласталайка глухо вскрикнула и бросилась было на обидчиков, но стоящий справа сухопарый старик сделал неуловимый жест, и полуэльфийка застыла на бегу, не в силах двинуться.

— Он маг Воздуха! — понял Дон. Но восхищаться собратом по стихии не было времени, равно как и вести с ним беседы. Следовало что-то предпринять. Может, если на этот воздух подействовать вот так...

Дон взмахнул рукой, и воздух отпустил Ласталайку. Та отскочила назад, вскинула руки — и за стеной зашумела вода, бушуя всё громче и громче.

— Ты далеко от своей стихии, — обронил маг, сплетая заклинание, за миг до того, как водяные валы обрушились на них. Но на их пути непреодолимым препятствием встал Воздушный щит — так что до людей не долетело ни единой капельки.

— Что тебе нужно, наместник? — прорычала Ласталайка.

— Сущий пустяк, — меланхолично ответил хорошо одетый наместник. — Мне нужно, чтобы твой муж взял нас на свой корабль и отвёз подальше, — наместник покосился в сторону осаждающих и добавил: — Здесь становится неуютно.

— И вы бросите вверенный вам город? — поразился Дон.

Наместник насмешливо взглянул на него, не удостоив ответом.

— А вы предложите это мужу лично, — сквозь зубы прошипела Ласталайка.

— Уже предложил, — отвесил лёгкий поклон наместник. — Но он не внял, так что сейчас его продолжают уговаривать палачи. А ты можешь помочь ему стать посговорчивее.

Глаза Ласталайки потемнели, руки взметнулись вверх — и стена содрогнулась от мощного удара волны. Улыбка покинула лицо наместника, который поспешно попятился назад. Но второй раз Ласталайка взмахнуть рукой не успела. Маг сжал кулак, и к полуэльфийке устремилась плюющаяся искрами молния.

Дон рванулся ей наперерез, подставляя под удар молнии эльфийский клинок, но было поздно. Удар молнии опрокинул полуэльфийку наземь и лишил сознания. Встретившись с мечом, молния обволокла его искрящейся сетью и принялась впитываться внутрь. Маг от удивления приподнял бровь, сделал усилие, молния стала толще — но клинок продолжал её поглощать столь же успешно.

Вскоре Дону это надоело, да и маг мог подготовить другое заклинание, более разрушительное — поэтому Дон, собрав остатки внутренней энергии, нанёс магу мощный удар Воздушным Кулаком, опрокинув того в беспамятство.

Странно, но наместника это не произвело заметного впечатления — повинуясь его знаку, вперёд двинулся крепыш с огромным и тяжёлым мечом в руке. Меч был явно непрост — намного длиннее и толще собратьев, да и по его лезвию вились гномьи руны. Дону показалось, что он разбирает некоторые из них — интересно, что подразумевает руна "девять"? Но тут крепыш перешёл в атаку — и после этого стало не до размышлений.

Он оказался очень умелым бойцом — этот крепыш, похожий на гнома. Тяжёлый меч метался в его руках с той же непринуждённой лёгкостью, с которой сухой лист кружится на ветру. Защита была отлажена до идеала, Дон не замечал в действиях противника ни малейшей ошибки. Движения были быстры и неожиданны. А самое главное — силы крепышу было не занимать. О жёстком блокировании ударов пришлось забыть — Дону приходилось прикладывать все силы, чтобы суметь хотя бы просто отвести удар в сторону.

Клинки заполнили весь воздух металлическим лязгом. Отведённые удары гномьего меча, приходящиеся в камень под ногами, оставляли глубокие выбоины в прочном камне. Разлетающиеся фонтанами каменные осколки больно жалили руки. Крепыш пытался оттеснить Дона к краю стены, но тот не поддавался, не мог поддаться, не имел права — за ним лежала без сознания девушка, и её следовало сберечь — во что бы то ни стало. Удары сыпались всё чаще, становились всё сильнее, отдаваясь во всём теле противной дрожью. Пот заливал глаза. Но отступить было немыслимо. Хотя долго выстоять против такого противника оказалось немыслимым вдвойне.

После очередного столкновения мечей сведённые судорогой пальцы Дона не удержали клинок — и он, сверкнув на прощание блестящим лезвием, зазвенел прочь по камню. Дон едва увернулся от вражеского меча, едва не пробившего бок — и в следующий момент бросился на колени. Меч крепыша пролетел прямо над головой, взъерошив волосы, поднялся вверх для разящего удара — и застыл.

— Слабоват ты против меня, — добродушно проворчал крепыш. — Не обессудь, ведь мой отец был гномом...

Меч начал опускаться. Дон закрыл глаза.

Раздался громкий металлический звон.

— Не поверишь, но мой отец тоже был гномом, — послышался спокойный голос.

— Грахель! — воскликнул Дон, откатываясь в сторону. Но серьёзной необходимости в этом не было — гном легко удерживал в вытянутой руке свой молот, преградивший путь опускающемуся мечу. Мышцы крепыша вздулись буграми, сам он заревел что-то нечленораздельное, изо всех сил давя меч вниз — но молот гнома даже не шелохнулся.

Тогда крепыш отскочил назад и обрушил на гнома вихрь своих мощных ударов. Но каждый из них натыкался на непроницаемую оборону гнома — и меч всего лишь высекал искры из навершия молота, каждый раз оказывающегося на его пути.

Пока Грахель расправлялся с крепышом, Дон бросился к Ласталайке, помогая ей придти в себя. После энергичной встряски глаза полуэльфийки раскрылись, и она коротко вскрикнула, указывая дланью на наместника. Дон проследил за её взглядом — и замер, не в силах пошевелиться. Грахель, ловким ударом молота опрокинувший своего противника наземь, также застыл в неподвижности. И было из-за чего — наместник поигрывал коротким мечом в опасной близости от горла паренька.

— Отпусти его, — негромко попросила Ласталайка, и в её голосе, несмотря на всю его просительную мягкость, звякнул металл.

— Не раньше, чем стража вас скрутит, — улыбнулся наместник. — Я не советовал бы ко мне приближаться — рука может дрогнуть, сами понимаете...

Гном заскрипел зубами так громко, что наместник болезненно поморщился.

Будь у меня в руках заряженный арбалет, я бы рискнул, — подумал Дон. — Но арбалета нет, а без него не успеть, никак не успеть!

Раздался топот, и на стене появилась стража — мордовороты в железных доспехах с длинными копьями. И их было много — достаточно, чтобы смять сопротивляющуюся троицу одной своей численностью. Дон быстрым прыжком оказался около эльфийского клинка, подхватил его, замахнулся... и в следующее мгновение уже отступал, едва отмахиваясь и уворачиваясь от хищных уколов смертоносных копий.

— Стреляй! — бросил он Ласталайке, ожидая привычного ливня стрел, который бы накрыл нападающих и позволил хотя бы перевести дыхание. Но полуэльфийка почему-то медлила, и Дон раздражённо обернулся к ней: