— Ты скажи, что это ещё и не дракон, — снова хмыкнул командир баронских дружинников. Этот же охотник, пожав плечами, показал на сгоревший станковый арбалет и сказал:

— Может, и не дракон вовсе, только внешне похож. Этот меньше и выглядит по сравнению с драконами как лесная лань по сравнению с селянским тяжеловозом. Этот дракон разговаривает как человек, а как этот дракон огнём дохнул? Арбалет враз сгорел, словно в него огненная стрела попала. Может ли такое сделать обычный дракон? Драконы огонь не выдыхают и летают медленно и низко. А этот... может, он и не дракон вовсе, а кто-то нам неизвестный. Нет, вы как знаете, а я туда, на тот остров, больше не поеду, не хочу ни сгореть, ни утонуть.

Непострадавшие охотники, помогая своим обожженным товарищам, вернулись в трактир, собираясь там ждать травницу и обещанное ею лечение. Командир баронских дружинников, пробормотав: — Там посмотрим, подозвал одного из своих подчинённых и долго ему что-то говорил, когда тот уехал, тоже пошёл в трактир.

— Я же говорила, не надо было тебе драконом там показываться, баронские дружинники и их командир тобой точно заинтересовались. Они вполне могут сегодня ночью сюда наведаться, — Сели выговаривала Лике. Та, развязывая мешочки, конфискованные у охотников, нюхала и пробовала их содержимое, жмурясь от удовольствия, не сразу обратила внимание на бурчание подруги, а та, посмотрев на разрушенный очаг, посетовала: — Как нам теперь тут ночевать? Очаг разрушили, сено разбросали, что они тут могли искать?

— Что искали, не знаю, деньги они увидели только тогда, когда ты отдала монеты Тувору, так что искали они не деньги. Вряд ли под сеном, да ещё и служащим постелью, можно прятать что-то ценное, ведь спать неудобно будет. Вот и получается, что они разбросали его и развалили наш камин от злости, мол, ничего не нашли, так поваляем всё, до чего дотянемся. Я не удивлюсь, если это устроили дружинники барона, скорее всего, так и было, охотники обычно осторожные, а эти... чувствуют себя хозяевами и стараются это показать при каждом удобном случае. А ещё мне очень не понравилось поведение их командира, похоже, что он задумал какую-то гадость. А где будем ночевать? Вон в той пещерке будет в самый раз, — Лика указала на небольшую пещерку, над той большой, в которой девушки жили до сих пор. Потом очередной раз спросила Сели, не боится ли та её? Когда забрались туда, куда указала Лика (а это сделать было очень нелегко), обнаружили там немного сена. Потом Лика разделась и превратилась в большую кошку, предложив Сели устроиться около неё, что та и сделала после недолгого колебания. Кошка была мягкая и тёплая, Сели, отбросив свои страхи, теснее прижалась к тёплому боку и уснула.

Утром девушки проснулись ещё затемно и отправились в Грисбер, Лика сказала, что время на готовку не надо терять (тем более что печь развалена), позавтракают они в трактире у Тувора, пока кушать будут, позовут Гилберта, а там и за охотников взяться можно будет, заодно и порасспросить их. Как всегда веслом гребла Лика и делала это так активно, что до городка добрались, когда только начало светать. Хоть было ещё рано, но в трактире уже никто не спал, там уже вовсю шла работа, девушек накормили, а пока они ели Малья сбегала за старостой округи.

Радикулит старосты девушки, втирая целебную мазь в четыре руки, вылечили быстро, а потом на двух лавках, поставленных в углу трактира, принялись за лечение всех страждущих. Плату за лечение брали более чем умеренную, это у рыбаков и жителей посёлка, а вот с охотников требовали как полагается, аргументируя это тем, что лечение сложное. Со стороны так оно и смотрелось, ожоги девушки лечили долго и не до конца, вообще-то Лика могла всё сделать быстро, но она натаскивала Сели в умении использовать свои способности работать с силой. У Сели были способности, не такие, как у той подруги Лики, из империи, а гораздо слабее, но этого было вполне достаточно, тем более что она оказалась хорошей ученицей. К обеду девушки закончили, правда, охотников вылечили не до конца, как шепнула Лика подруге:

— Нельзя сразу показывать, на что ты способна, это будет выглядеть очень подозрительно, тем более что мазь кончилась. Будем лечить медленно и основательно, заодно и потренируешься.

Глава 4. Ещё немного о необычных драконах

Лика заявила, что они с Сели устали, поэтому сегодня никого лечить больше не будут. И вот теперь они сидели в углу зала трактира и обедали, слушая при этом разговоры. Вернее, слушала Лика, её слух это позволял делать, Сели просто кушала. Разговоры были разные, но основной темой был дракон и девочка, которую этот дракон принёс из неведомой страны, и как оказалось, он ей подчиняется.

— Это же надо, дракон слушается эту малышку. Ведь ученица нашей травницы, пусть будет ей там лучше чем здесь, хорошая была женщина, вчера говорила, что эта её рыжая подружка ей своего дракона одолжила, чтоб она быстро сюда слетала, — говорил один из рыбаков, второй, которого вчера не было в трактире, возразил:

— Если дракон принадлежит той рыжей, то почему она сегодня на нём не прилетела? Почему они обе приплыли на лодке?

— Ну, откуда я знаю? Может, он не совсем ей принадлежит, может, они просто дружат и дракон иногда этой рыжей помогает. Кто их драконов разберёт, но то, что этот помогает травницам — это факт.

— Травницам? Наша Сели не травница, она только ученица травницы... — начал ещё один рыбак, но его кто-то перебил:

— Похоже, что она эту премудрость вполне освоила, вон как сегодня-то — многих вылечила, да и та вторая не хуже нашей Сели в хворях разбирается, судя по всему, она тоже травница, причём не из последних.

— Да что там травница, бери выше! Похоже, что она даже не травница, а знахарка, у меня вон нога не сгибалась и ныла на погоду. Так она какой-то мазью натерла, что-то пошептала, и я теперь могу... — исцелённый рыбак не стал рассказывать дальше, а просто продемонстрировал эффективность лечения, несколько раз присев и подпрыгнув. Кто-то ему возразил, что такая молодая девушка, почти девочка, не может быть знахаркой, что здесь что-то другое, может быть не совсем хорошее. Этому ворчуну указали на результат действий как рыжей малышки, так и её старшей подруги:

— Ты на что намекаешь? Мол, это ведьма? Дракон её слушает, а она сама неизвестно откуда сюда на драконе прилетела и теперь здесь колдует? Так где же и в чём её колдовство? Вон скольким сегодня помогла, разве ведьма будет людям помогать? Я бы сказал — она знахарка, причём не из последних.

Лика не столько ела, сколько слушала эти разговоры и думала, а не поспешила ли она, показывая свои умения? Не только сама это сделала, но и подругу втянула в эту демонстрацию своих необычных способностей, ведь та, совсем не думая об осторожности, вовсю пользовалась знаниям и умениями, полученными от Лики. Внимательно оглядев зал, Лика отметила, что баронских дружинников всего трое, и стараются они быть как можно незаметнее в отличие от прошлого раза, а было их пятеро, когда девушки начали сеанс лечения, двое куда-то ушли. Лика чуть скривилась, похоже, с минуты на минуту следует ждать гостей, девочка отодвинулась от стола, так чтобы можно было из-за него легко выскочить. Лика оказалась права, двери трактира от сильного удара широко распахнулись, там в ряд стояли пятеро, судя по одежде и нашивками, четверо были дружинниками барона Гриса, пятым был сам барон, стоявший по центру. Лика это поняла по тому, как сразу смолкли разговоры, а Гилберт и Тувор подхватились и выскочили вперёд, низко и часто кланяясь, все остальные посетители встали и тоже поклонились, кто низко, а кто и не очень. Это же хотела сделать и Сели, но Лика её одёрнула, сказав:

— Сиди, не дёргайся, нас оттуда не видно, так что твоего усердия барон не оценит. А судя по выражению лиц, здесь барона очень не любят.

Сели осталась сидеть, вцепившись в столешницу стола, но видно было, что она очень испугалась, и не только она. Тувор так и не разогнулся, застыв в поклоне, барон удовлетворённо кивнул и, похлопав владельца трактира по щеке, спросил у него:

— До меня дошли слухи, что ты разбогател? У тебя даже золотые монеты появились, откуда ты их взял? А может, кого-то ограбил? Признавайся! Монетки покажи, вернее, дай сюда.

Трактирщик, не разгибаясь, попятился к стойке и, вытащив там из какого-то ящика монеты, пересыпал их в подставленную ладонь барона. Вернее, хотел пересыпать, монеты до ладони барона не долетели, их неуловимым движением перехватила Лика (как она это сделала, никто не увидел), непонятно как оказавшаяся между Трувором и бароном, при этом девочка громко сказала:

— Эти монеты Тувору дала я, дала как аванс, он должен нам домик построить, мне и моей подруге. Эти деньги, ваша милость, я честно заработала, — при этих словах Лика хмыкнула, вспомнив эту честную работу — разгром и сожжение монастыря ревнителей. Дальше она говорила очень тихо, почти шептала, но барон услышал её слова: — А тебе, толстому придурку и бездельнику, зарящемуся на чужое добро, если попытаешься забрать мои денежки, нос откушу.

При этих словах побагровевшему и задохнувшемуся от возмущения барону (он побагровел не только от возмущения, но и от натуги, потому что собирался громко закричать, скомандовав своим воинам, чтобы они скрутили эту нахалку) Лика нанесла короткий, незаметный со стороны удар. Отступив на шаг, Лика горестно запричитала:

— Ой-ой-ой, ваша милость, как вам плохо! Нельзя же так перетруждаться, надо заботиться о своём здоровье! А оно у вас очень слабенькое, вам беречься надо, а вы... Ой-ой-ой, у вас же сейчас апоплексический удар случится! Ну вот, что я говорила! Что стоите? Помогите же его милости!

Оседающего барона подхватили его воины, но тот обмяк и закатил глаза. Лика продолжила суетиться и причитать:

— Смотрите, как ему плохо! Дышать тяжело, вон лицо синеть начало! Положите его на лавку, голову чуть приподнимите, подложите под неё что-нибудь, ну хотя бы плащ свёрнутый. Ну чего стоите? Воды принесите!

Лика командовала, но при этом к лежащему барону близко не подходила. Один из баронских дружинников, приподняв его голову, попытался дать своему господину воды, но голова барона безвольно качнулась из стороны в сторону. Тогда дружинник приложил пальцы к шее барона, а потом, достав широкий нож, поднёс к приоткрытым губам своего господина. Почти зеркальное лезвие осталось чистым, дружинник растерянно посмотрел на своих товарищей и встревоженно произнёс:

— Мёртв! Но как же так? Ведь только что был здоров.

— Болезнь, вызывающая апоплексический удар, очень коварна, человек, который ею болен, может и не подозревать насколько. Распознать эту болезнь сумеет только очень опытный лекарь, но это не всегда происходит, иногда это бывает поздно, — авторитетно заявила Лика. Дружинник (это был командир воинов), определивший, что барон умер, попытался спросить у девочки:

— А ты что? Опытный лекарь? Сразу увидела эту болезнь, определила, что она...

— Я не лекарь, я травница и немного знахарка, кое-что умею. Вот спроси у них, — Лика кивнула в сторону охотников, те дружно закивали. Девочка продолжила: — Но должна признаться — я знаю совсем немного и ещё меньше умею, самое необходимое. Ты же видел, я увидела болезнь его милости слишком поздно, когда уже ничего сделать нельзя было. Я ещё очень неопытная, вот поэтому и не могу точно определить болезнь, тем более её вылечить.

Лика развела руками, а потом закрыла лицо, будто в смущении, но при этом внимательно наблюдая за баронскими дружинниками, готовая к любым неожиданностям. Те (не столько воины, сколько их командир) не знали, что делать — их господин мёртв, вроде сам умер, в этом нельзя никого обвинить, даже эту девчонку, мол, увидела какую-то болезнь, но не начала лечить, всё-таки она травница, должна была хоть что-то сделать. А что должна сделать? Как её в чём-то обвинять? Ведь совсем девчонка, что она умеет? К тому же сама призналась, что почти ничего не знает и не умеет. Но виноватого всегда можно найти и обвинить в том, что произошло, а это надо обязательно сделать, ведь нельзя же всё это просто так оставить, хоть кого-то но наказать надо. Вот к этому Лика и готовилась, похоже, командир баронских дружинников определился с виноватым, таким, на которого можно указать как на виновника случившегося, ведь эти девочки сопротивления не окажут. Но на их защиту неожиданно стали охотники, как те, которые уже были вылечены, так и те, лечение которых не было ещё закончено. Один из них, морщась от боли, сказал:

— Она травница, хорошо лечит ожоги и разные раны, но это всё внешнее, а у вашего барона совсем другое, что-то внутреннее, тут действительно лекарь нужен, а недоучившаяся травница. Пускай она занимается тем, что умеет, тем более что у нас раны... — охотник, недоговорив, застонал. Усилие, которое он сделал, произнося эту речь, вызвало у него боль. Этого охотника поддержали его товарищи:

— В чём может быть её вина? В том, что она увидела — ваш барон смертельно болен. Но она не могла ему помочь не потому, что не хотела, просто не умеет. А вот нас она и её подруга могут вылечить. Вот пускай этим занимаются, не надо им мешать!

Командир дружинников растерянно оглянулся, его воинов больше, чем охотников, некоторые из которых ещё и ранены, но по виду местных жителей он понял, что в случае конфликта, то есть драки, преимущество будет не на стороне дружинников. Но всё же отступать он был не намерен, поскольку понимал, что вину в смерти барона могут и на него возложить. Командиру дружинников показалось, что он нашёл выход, вот он важно и сказал:

— О смерти барона, следует доложить графу, он решит — что и как, кто в этом виноват, а кто нет. Я пошлю гонца, а пока мы остаемся здесь, подождём до графского суда.

Лика пожала плечами, мол, её это совсем не касается, и пошла к стойке, за которой стоял Тувор, там она вложила ему в руку пять монет, а тот, уверенный в том, что отдал деньги барону (куда они потом делись — это другой вопрос), удивлённо посмотрев на девочку, шёпотом произнёс:

— Как?

— А вот так, — тоже шёпотом ответила Лика. Трактирщик, спрятав монеты, тихо предупредил Лику:

— Командир баронских дружинников не собирается тебя и Сели выпускать из трактира до приезда графского прокурора, а именно он приедет, умер-то не кто-нибудь, а барон. Прокурор должен будет проверить — не убили ли барона.

— Если я захочу уйти, я уйду и Сели с собой заберу, никто мне не помещает, так что — не волнуйся, — ответила Лика. Трувор кивнул, показывая, что понял, а Лика вернулась к обеспокоенной Сели.

Лика и Сели жили в трактире уже больше двух недель, можно было подумать, что они не могут уйти, потому что их стерегут баронские дружинники, но это было не так. Утром второго дня ни Лику, ни Сели не нашли ни в трактире, ни в его окрестностях. Искали их не только дружинники, но и охотники, которых они лечили, ведь лечение ещё не было закончено, а травницы куда-то пропали! Молодые травницы должны были многим помочь (они этого прямо не обещали, но и не отказывались от этого), а теперь это не могли сделать по вполне понятной причине. Девушек вполне можно было понять: фактически их арестовали и хотят чуть ли не судить, вот они и сбежали. Вот поэтому на дружинников и их командира с утра смотрели косо, а к вечеру это переросло в открытую враждебность. К ночи девушек так и не нашли, к утру тоже, хотя и пытались искать. К обеду следующего дня обстановка ещё больше накалилась, до открытого бунта ещё не дошло, но уже к этому было очень близко. Так бы и произошло, если бы на площади перед таверной не появились обе девушки с большими заплечными корзинами. Обе девушки выглядели очень уставшими, и на вопрос старосты округи, где они были, Лика ответила: